Срыв

— Да это даже не наркотик, её в 60-е все курили, даже беременные....

— Да тебя с первого раза и не зацепит ….

— Так быстро не привыкают...

— Ну ты же не по вене, значит не наркоман...

— Струсил, да глянь, вон даже девчонки...

— Это не сигареты, в любой момент можешь бросить....

   И знаете, как-то так незаметно, начиная с малого, изначально по выходным, в качестве баловства, за компанию, но определенный процент отравы в его организме стал константой. Чудовищной субстанцией с опасной способностью развиваться, превращая все окружающее, дорогое и важное в его жизни, в примитивный инстинкт поиска дозы. Совершенно неожиданно для самого себя, он вдруг стал наркоманом, и нет никакого другого слова, которое могло бы лучше его охарактеризовать.

    Из института поперли, на работу не брали, друзья бросили. Забавно, все ушло, а зависимость осталась. Скандалы с матерью, которая вкалывала на двух работах и практически его содержала, стали настолько привычны, что само понятие, вдумайтесь — понятие того что он кричит на мать, совершенно стёрлось, утратило чудовищную ясность и стало обычным делом:

— Отстань от меня! Почему ты во всем винишь меня, я не наркоман, просто сейчас у меня.... да кому я объясняю.... ты не понимаешь меня!

— Костя!!! Посмотри на себя!!! Посмотри что ты наделал! У тебя даже цвет глаз изменился, ты худой, серого цвета! Ты просто теряешь человеческий облик!

— Много ты понимаешь, я нормальный человек!

— Ты уже перестал им быть, Костя! Посмотри перед кем ты пресмыкаешься, перед людьми в капюшонах, которые прячут там свои бесстыжие лица, с заторможенной речью и нервными движениями! Это? Это, твои новые друзья у которых ты вымаливаешь дозу, давая им обещание которые не можешь выполнить! Ты отдал им бабушкин медальон, как тебе не стыдно, она в тебе души не чаяла!

— Перестань орать!!! Я верну его! Сказал же!

— Ничего ты не вернешь, хоть сейчас не ври! Ты потерял совесть, потерял гордость! У тебя больше ничего нет!

Неожиданно мама сильно побледнела, её неестественно шатнуло влево, и ударившись плечом о стенку шкафа, она стала хватать ртом воздух и оседать на пол.

В этот же самый момент Костю сильно ломало, произошедшее ввело его в ступор, он понял что даже не знает как вызвать скорую. Ума хватило на то, чтобы добежать до соседки, которая, собственно, и спасла его мать.

   Вот именно здесь, я думаю, стоит сказать, что Костя любил свою мать, каким бы странным и спорным вам это не казалось. По крайней мере он искренне верил в то, что он любит маму, а это уже что-то. Он не был человеком конченным, как мне кажется. Слабым — да, безвольным — да. Наркоманом...... да.

После инсульта мама восстанавливалась два года. И эти два года изменили всё. С трудом, но Костя завязал с наркотиками, он вдруг понял, что кроме матери у него никого больше нет, совсем никого. Он устроился работать охранником и вот что странно, его новые знакомые, которые в силу своей простоты и непричастности к «творческой элите», оказались очень хорошими, и именно они помогли ему и с подработкой и с деньгами на лекарство для мамы. Странно? А по мне так вполне естественный парадокс.

    Мама поправилась, полностью восстановилась речь, она стала ходить, а к концу третьего года снова вышла на работу. О том что было никто не вспоминал, все было забыто, затёрто добром и раскаянием, словно плохой набросок импортной резинкой.            После стольких лет тревоги и горя, мама была счастлива. Костю повысили в должности, он научился довольствоваться малым, денег стало больше, проблем меньше, появилась хорошая девушка и казалось, что жизнь, как говорится, налаживается. Но я хотел бы рассказать вам один случай, который произошел с Костей спустя два года.

   Он сорвался. Нет, до героина и шприца дело не дошло, просто встретив однажды в клубе своих старых приятелей, он сначала здорово накурился, а потом нанюхался амфитаминов. Домой он пришел под утро, практически трезвым, но нереально «бодрым» и с совершенно ошалевшими глазами.

    Когда его увидела мать, то от бессилия заплакала. Она слишком хорошо знала и ненавидела этот взгляд. Мама рыдала практически беззвучно, но так горько, что Костя понял, еще совсем немного и произойдет что-то непоправимое, ужасное и настолько страшное, что невозможно будет даже пережить. Он стал уверять мать в том, что он ничего не употреблял кроме спиртного, что он просто не спал всю ночь, что в клубе было очень накурено и так далее.

    Понимал ли Костя, как нелепо выглядят все его «отмазки» в глазах матери, которая видит не глазами, но сердцем? Наверное понимал, но продолжал врать. А маме так безумно хотелось ему верить, что собрав в себе все силы и положась на то, что у её сына еще остались остатки совести, она подвела его к иконе Константина Великого и тихо сказала:

— Не клянись, просто перекрестись и скажи мне перед ликом этого святого, что ты не делал этого.

   Костя прекрасно понимал, что если он скажет сейчас правду, то мама не переживет второго инсульта, а если и переживет, то уже никогда его не простит. Но еще он знал, что мама была человеком очень верующим и что вот так ей солгать, будет чудовищно-страшным, отвратительным предательством по отношению к самому дорогу человеку на свете. Костя и сам верил в Бога, он не бы частым прихожанином церкви, но с недавних пор он начал молится и делал это искренне. Жаль что в тот день, в клубе, когда ему протянули «косяк», он совершенно забыл о Боге и не вспомнил о Матери.

    В какой-то момент, он даже подумал — это же не Иисус... я потом исповедаюсь... но от этой мысли эму стало так невыносимо стыдно, что у него стали неметь пальцы. Посмотрев на лик Константина Равноапостольного, а потом заглянув в полные боли и надежды глаза мамы, Костя перекрестился и сказал:

— Я не делал этого.

    Не знаю. Я честно не могу сказать был ли Костя подлецом, так солгав. Мне трудно ответить был ли Костя после этого хорошим сыном или сыном плохим. Имел ли он право на такую страшную ложь... Не знаю. Не судите да не судимы будете. Вот только я боюсь, что он был и остается наркоманом, который при первой же удобной возможности сможет снова забыть о матери или как уже бывало однажды, сможет снова найти себе одно из удобных оправданий — это даже не наркотик... с первого раза не привыкают.... да ее все курят.... если не по вене значит не наркоман... ну, или что-то еще. Я думаю именно так и будет, но я бы очень хотел ошибаться.

   А еще я знаю, что в моем рассказе оказалось так много страшных слов — боль, горе, ложь, обман, чудовищный, отвратительный, ужасный, предательство, отрава, наркоман... Почему? Я думаю понятно.

Да минует вас чаша сия...