Лунетта — Шесть Дней

Рассказ

День первый. Воскресенье. 24.12

Тихо шурша ногами по больничному полу, моя мама медленно уходила домой. К моему младшему брату, уютной постели, любви, ласке… домой…

Поцеловав меня на прощанье, она сказала:

— Я люблю тебя, будь умницей, не плачь.

Вспомнив эти несколько слов, я вздохнул и вновь посмотрел на больничные часы, висящие в холле. Стрелки часов будто замерли, время остановилось. По моим внутренним ощущениям, я сижу здесь не меньше двух веков, а за мной все не идут и часы не двигаются.

Уютнее устроившись на видавшем виды старом кожаном кресле, я принялся внимательно разглядывать больничный холл.

Это был отгороженный матовым стеклом кусок коридора, в котором стоял стол с сидевшей за ним медсестрой, парой древних шкафов с книгами и цветами в плетеных горшках. И конечно кресла для ожидания, в одном из которых и сидел я. Тут в мою ослабленную ожиданием голову полезли вялые мысли…

«Интересно, почему во всех больницах, такие огромные цветы? »

«А куда девается земля, когда копают метро?»

«На кого надо учиться, что бы сочинять стихи в открытках?»

Все это и еще многое другое не раз приходило мне в голову, когда я долгими вечерами лежал в реа… в палате с миллионом трубок и пикающих приборов... Это слово, не смотря на мою не плохую (ох, задавака я) осведомленность, я никак не мог приручить. Наверно, это психологическое.

Тут поток моих мыслей прервался. Санитар усадил рядом со мной долговязого парня с усталыми глазами. На вид ему было не больше 15, хотя кто знает? Судя по его серой внешности (точно, как у меня) он был чем — то серьезно болен. Может у него малярия или рак, или…. Хм. Я задумался. Больше никакие смертельные болезни не приходили мне в голову. Их список в моей голове был чрезвычайно краток. Я не интересовался ими. Моей мне было вполне достаточно. Вообще тайком наблюдать за людьми, это мое маленькое хобби, я стараюсь делать это по возможности не заметно, а потом строить теории. Холмс мой любимый персонаж. Вот, например, этот парень — футболка не новая, но очень чистая, поглажена. Выглядит он усталым, но сидит прямо, волосы аккуратно зачесаны назад, не давняя стрижка. Что это мне говорит? Что он следит за собой лучше, чем я! Тут я чуть не расхохотался в голос. Кажется это отличная шутка.

Прервав свои размышления, я взглянул на часы. Что ж, Шерлок убил мне несколько минут. Славно. Моя мимолетная улыбка увяла. Я вздохнул, все равно, мой первый день в аду слишком долог.

Вдруг, словно прочитав мои мысли, толстая медсестра, зайдя в наш холл, глядя на меня, спросила:

— Даниил Гордеев?

Пришлось сознаться и кивнуть головой.

— Иди за мной. Будешь в 15 палате. У нас тут нехватка мест, поэтому, пока будет обследование, полежишь с девчонками.

Я лишь вздохнул, бывало и хуже.

— Кровать у окна. Скоро обед, постарайся не опоздать, — протараторила свою скороговорку медсестра.

Открыв передо мною дверь, она не стала ждать, когда я соизволю зайти и, втолкнула меня вовнутрь.

Тут же в меня впились три пары глаз. Я робко поздоровался и поплелся к единственно свободной кровати, справа, у окна. Что бы я делал, без этой невероятно нужной подсказки?! Четыре кровати, три из них заняты. Какую выбрать? Вопрос на миллион.

К обеду я успел разложить все вещи по местам. Сколько же всего можно положить в пакет! Моя мама просто мастер все складывать, свертывать и запихивать!

Столовая в этой больнице была просто огромная, в ней с легкостью помещалось человек сто, если не больше. Мой глазомер начинал страдать при таком количестве народа. Все они ужасно шумели, создавалось некоторое ощущение базара.

Оглядевшись по сторонам, на одной из стен, я заметил волка и зайца из детского мультика «Ну, погоди!». Очень мило.

Сев за стол, я уверовал в бесконечность этого дня. Но одна из моих любимых поговорок гласит, что ничего не длится вечно. Это придало мне сил.

На обед давали суп. Хмуро посмотрев в это месиво называемое супом, я смело отодвинул тарелку. Никто в этом мире не умеет готовить приличный суп, кроме моей мамы, поэтому я ем его только дома, остальные, не понятные повара, кладут туда неизвестно что, например, там всегда можно найти нечто называемое мясом, то бишь хрящи, сухожилия, жир..., то, что по ошибке называют тушенкой. Вздохнув очередной раз (скоро у меня голова закружится от переизбытка кислорода, столько вздохов за один день!) я принялся жевать хлеб. Компот. Хлеб. Что может быть лучше, (эти два продукта бывают чрезвычайно съедобны, и я был невероятно рад их увидеть, а так же съесть). Перекусив, я слегка голодный поплелся в палату. Ужасный день!

Открыв дверь, я с удивлением увидел там еще одного голодающего. Перехватив мой взгляд, она спросила:

-Как суп?

-Гадость. Ненавижу мясо. Иногда я подумываю, не стать ли мне вегетарианцем? — я картинно задумался.

Она улыбнулась. Я тоже.

— Я Аня. А ты?

-Даниил.

-Красивое имя.

Я почувствовал, что заливаюсь краской. На «воле» мне редко предоставлялась возможность вот так вот не принужденно болтать с девчонкой. Не обходимо наверстывать упущенное.

— Первый день здесь? — снова спросила она.

— Ага.

— А я вчера приехала.… Как-то здесь не уютно. Ты не находишь?

Ее лицо вдруг осунулось, мне даже показалось, что она побледнела.

— Пожалуй. Но это, же больница, я стараюсь не обращать внимания. Привык как-то… — я судорожно пытался придумать что-нибудь ободряющее, но почему-то ничего не приходило в голову. Эммм, как нормальные люди, строят диалог?

— Ты уже был на химиотерапии?— спросила она, нервно накручивая локон на свои тонкие изящные пальцы. Беглый осмотр показал, что она тоже ухаживает за собой лучше, чем я. Лучше, чем тот парень. О чем нам это говорит? Она девчонка! (я мысленно улыбнулся). Из обеспеченной семьи. Что делает здесь? А не в дорогой частной клинике? Возможно родители в разводе. Или это остатки былой роскоши, в голосе не слышно надменных ноток, возможно просто любящие родители? Единственный ребенок? Тяжелая болезнь? Возможно все это сразу.

— Ага. У меня их была уйма, я так хорошо выгляжу из-за ремиссии болезни. Через несколько дней должна быть пересадка костного мозга. Я очень надеюсь на это, во всяком случае, — отшутился я.

— Сочувствую.

Улыбнувшись, я лег на кровать и отвернулся к стене. Всю жизнь я слышу разговоры о болезни, уже хочется чего–то нового. Поспать, что ли? В палату постепенно начали возвращаться остальные ее обитатели. Зажмурив глаза и свернувшись калачиком, я попытался заснуть — как не парадоксально, получилось.