Станислав К — Приключения Алины Строговой: Ужас из глубины веков.

Я, умирая, вспомню это:

И снега хруст, и сабель лязг,

И шапка набекрень надета,

И из-под пряди хитрый глаз.

И сами мы тогда не знали,

Чего хотели от Земли:

Не то ее завоевали,

Не то освобождать пришли.

Елена Хаецкая

Интерлюдия I.

    Давным-давно, а может быть и совсем недавно, в сказочном королевстве или в реальном мире на краю маленького городка в маленькой уютной харчевне за большим дубовым стволом в кругу старых добрых друзей и началась эта история. Причем, как любая хорошая история она началась с одного, на первый взгляд незначительного слова. А это незначительное, а для нашей истории основополагающее слово, было сказано миловидной девушкой с коротко подстриженными белокурыми волосами.

И звали эту девушку Ксения, а для друзей просто Ксюша и фамилия у нее была загадочная, восточная. Словно подчиняясь какой-то необъяснимой прихоти судьбы,    Запад и Восток сошлись при рождении этого симпатичного человека, найдя в ней свое гармоничное сочетание. Произнося ее, катая на языке, словно сладкий леденец, перед вашим взором предстанут безмерные степи с тихим шелестом высокой травы, далекие минареты синими призраками, появлявшиеся в розовом рассветном небе, неспешные, как и вся жизнь на Востоке, караваны невозмутимых верблюдов.

Ксюшей Ахметовой звалась она и определенные люди, в определенных местах услыхав это имя, начинали мелко дрожать, а их широко раскрытые глаза наполнялись безотчетным страхом. В этом нет ничего удивительного. Ведь девушка была из грозного братства Вольных Стрелков. А их знали многие и многие боялись. Да и было за что! Где появлялись эти лихие всадника, там рекой лилась кровь их врагов. А Ксения Ахметова в этом братстве далеко не последняя. Отважный воин, хитроумный разведчик, меткий стрелок — это все она, хрупкая на первый взгляд девчонка.

Но, давайте, пока оставим описание деяний грозного братства и не менее грозной Ксении и вернемся к тем ее памятным словам, которые только что слетели с ее острого, словно сабельный клинок, язычка.

— Не верю! Чтобы вы там не говорили, а я все равно не верю! Не верю тебе, вот и все!

Хохот потряс закопченные своды харчевни. Столь неуемное чувство восторга сопровождали разнузданное улюлюканье, разбойничий лихой свист и грохот от ударов десятка увесистых пивных кеглей о дубовые доски длинного стола.

Кузьма Никитич, хозяин сего достойного заведения — маленький широкозадый мужик с давно наметившейся лысиной и длинными печально свисавшими книзу черными, как смоль, усами, беспокойно поглядел на громкоголосую ватагу за угловым столом. Причем на Стрелков глядел не только трусоватый корчмарь, а и вся разношерстная публика, что собиралась в «Кабанью ногу» с близлежащих сел и хуторов.

А те себе и в ус не дули. Знай себе, пьют да балагурят. А то и другое делали они нарочито громко и весело. Что с них возьмешь? Такой они уже люд — пограничный, лихой … Для них каждый день может быть последний, вот и живут они его на полную — широко и безоглядно. Чего только не рассказывают о Вольных Стрелках у веселого комелька. Говорят, пришли они с далеких восточных степей, с того дивного загадочного края, что лежит за великими синими горами, глубокими озерами, непроходимыми вечнозелеными лесами и упирается своими покатыми сопками в волшебные земли чужедальнего Катая, а граничит с могучей заморской империей — Ниппон.

Расселись Вольные Стрелки за большим дубовым столом, который занял своим мощным много килограммовым телом весь угол корчмы. Человек десять уместились на широких деревянных лавах с обеих сторон длинного стола, остальная разгульная братия подпирала собой стену, расположившись за спинами своих товарищей в загадочном полумраке угла. Печально одинокая лампочка тускло освещая просторный зал корчмы, не столько разгоняла тьму, сколько толерантно способствовала ее собиранию по углам, где и разместились не нашедши себе место за столом Стрелки. Лишь изредка алые огоньки вспыхивали во тьме, освещая суровые молодые лица, не лишенные, впрочем, определенной привлекательности. Таинственные алые огоньки — это неспешно дымящиеся сигары и трубки Стрелков.

Одеты Вольные Стрелки тоже примечательно. Все в куртках из дубленой кожи, ремни да портупеи. Бриджи синие или цвета хаки заправлены в высокие мягкие кавалерийские сапоги или новомодные иностранные краги. На поясе у каждого Стрелка, будь то мужчина или женщина, разместились кожаная кобура и длинная кавалерийская сабля, которая раз, да и стукнет гулко по деревянному полу, словно напоминая о том, что ее обладатель не только на разухабистый кутеж горазд. Головы у Стрелков в основном непокрыты, лишь у некоторых из них на голове замудрено намотанная чалма, почему-то сразу ассоциирующаяся с крутыми горами Афганистана или тучными полями далекой Индии.

Короче говоря, вид у громкоголосой ватаги такой, что даже если бы они сидели в корчме тихо, словно напуганные матерым котом мыши на них все равно бы косились заинтригованные чудными незнакомцами простые обыватели. Самые трусливые из поселян уже удрали из «Кабаньей ноги», благодаря Богу за то, что так легко сумели избежать столь явно намечающихся неприятностей.

— Не веришь? Хм! Ничего себе!

Симпатичная черноглазая девушка возмущенно надула губки. Звали ее Минерва Жилина. Вся в черном, от блестящих кавалерийских сапог до интригующей чалмы, прятавшей волосы цвета вороного крыла, эта девушка могла поразить любого даже самого прожженного скептика. У Минервы бледное кругленькое личико, алые, словно кровь, губки бантиком и задорно вздернутый носик.

Сейчас Минерва обижена. По нахмуренным черным бровкам и поджатым устам можно даже сказать, казачка не на шутку рассержена.

— Это что же выходит? Мой дед — враль? — не унимается чернобровая Жилина.

— Не знаю, кем там был твой почтенный предок, а в историю про упырей да призраков все равно не верю. Враки это все!

— Ну, знаешь, — Минерва возмущенно надула губки. — Подруга еще называется.

— Да, я тебе друг, но вранью верить не буду,— не осталась в долгу смешливая Ксюша.

— Сократ мне друг, но истина дороже, — ухмыляясь, вставил свое слово высокий розовощекий парень.

— Верно, Роман. Хотя я и не мечу на лавры Платона, но твоя цитата как раз к теме.

— Та ты что, Ксения, совсем не веришь в сверхъестественные силы?

Все Вольные Стрелки вмиг повернулись на этот голос. Спокойный, выдержанный, можно даже сказать несколько холодный и в то же время нежный, мягкий, по-кошачьи чарующий и завораживающий одновременно. Удивительный голос, странный, необычный и в то же время в чем-то свой, родной. Услышав этот голос, вы его никогда не забудете, впрочем, как и обладательницу этого голоса.

Кузьма Никитич не смог сдержать приглушенного вздоха восхищения. В этом он был далеко не одинок. Большинство посетителей «Кабаньей ноги» мужеского пола повернули голову, чтобы посмотреть на выступившую из тени красавицу.

Да! … Алина Строгова была настоящей красавицей. Высокая, стройная, с целой копной пепельных волос, что подобно нимбу окружали удивительное в своей неземной красоте лицо: тонкие черты лица, нежные губы, ровный прямой нос, узкие росчерки темных бровей. Но самые удивительные в Алине это ее чудные глаза, смотрящие на мир из-под длинных черных бровей. Эти глаза могли быть зелеными и карими, голубыми, словно южное море, и темными, словно грозовая туча.

Одета Алина просто, но со вкусом. Одним словом элегантно. Черный приталенный жакет дополняют того же цвета узкие бриджи и высокие мягко похрустывающие при движении краги. Оружия не видно, если не считать тонкого прямого стека, что с ленцой похлопывает по крутому бедру. Однако это не означает, что его вовсе нет. Оружие не то, что у всех на виду, а то, что появляется в нужный момент и … решает любой спор …

От Никитича не укрылось, что Вольные Стрелки при появлении среброволосой красавицы заметно подобрались, приняв благочинный и пристойный вид. Смех и гам, как по волшебству, прекратились. Разудалая ватага с неподдельным уважением воззрилась на Алину Строгову. Видать, эта холодная красотка не последняя среди грозного братства.

Тот самый розовощекий великан, что остроумно поддерживал Ксению позаимствованными у классиков цитатами, подхватился, как ужаленный, со своего места. Вид у Романа Крутогора стал каким-то пришибленным и подобострастным.

— Алина …

— А! Спасибо, Роман, — легко кивнув Стрелку, Алина грациозно уместилась на только что освобожденном месте.

Уперев локти в дубовые доски стола, и сложив ладони вместе, Строгова не мигая, уставилась на несколько оробевшую Ксюшу Ахметову. Странные глаза Алины заставили Ксению вздрогнуть. На какую-то долю секунды девушке показалось, что в этих волшебно зеленых глазах она увидела свое испуганное отражение. Маленькую, слабую и до икоты напуганную девчонку, которая словно тонет в чарах сине-зеленого моря. В этот миг Ксюша Ахметова была готова поверить во все те небылицы, которые распускались в среде Вольных Стрелков, про эту странную красавицу неведомо откуда пришедшую и неведомо куда направляющуюся.

— Так, что ты там говорила о всякой нечисти, испокон веку терзающей род человеческий?

— Э … — сглотнув, Ксюша с надеждой обвела молящим взором своих лихих сотоварищей. Однако поддержки она там не нашла. Вольные Стрелки тупо уставились вниз, внезапно заинтересовавшись материалом, из которого давным-давно изготовили этот неподъемный стол.

— Не верю я в нее! Все это глупые и донельзя дремучие суеверия! — наконец набравшись смелости, заявила Ахметова, от волнения несколько повысив свой звонкий голосок.

— Не стоит так кричать. Я не убью тебя за твой здоровый скепсис, — слабо улыбнулась Алина. — Поверь, в свое время я была такой же самоуверенной особой, как и ты сейчас. В тот час мне казалось, что все зло в этом мире исходит только от людей и победить его можно, вовремя нажав на курок …

— А что, разве не так?

— Милая Ксюша, если бы это было так, то я бы не испытала того древнего ужаса с которым столкнулась в ту памятную весну в глухих Малопольских лесах …

— Малопольских лесах? Но, там вроде как сражались наши части в самом начале войны …

— Да, ты права. Вольные Стрелки сражались там ровно четыре года назад. Я расскажу тебе и твоим веселым друзьям о тех днях и … надеюсь, что после услышанного вы уясните себе, что в мире подчас властвуют таинственные силы, темные и страшные, пришедшие к нам из глубины веков. Столкновения с ними грозят не только смертью вашего молодого, здорового тела, но порой и бессмертного духа …

Ужас из глубины веков.

Страх — самое древнее и сильное из человеческих чувств, а самый древний и самый сильный страх — страх неведомого.

Г.Ф. Лавкрафт

Когда кровавое безумие Великой войны окутало весь мир, я служила вестовой в Первой ударной армии генерала Быкова. В первые дни войны мы сумели существенно продвинуться вглубь территории Двуединой монархии, всего лишь за месяц, заняв практически всю территорию Малопольского воеводства.

Однако с первыми днями зимы ситуация коренным образом изменилась. Ранее битых нами австрийцев заменила прекрасно вышколенная немецкая пехота. А немец, сами знаете, солдат злой! Его спустя рукава на авось не возьмешь. В этом скоро убедились не только наши солдаты, но и самоуверенные генералы.

Бой следовал за боем. Зима сменилась ранней весной. Удача окончательно отвернулась от нас. Почти каждый заканчивался для армии Империи огромными потерями и спешным отступлением. Лишь железная воля и талант все еще позволяли Быкову не допустить превращения отступления в бегство.

Краков был потерян. Нас оттесняли к поросшим непроходимыми лесами Карпатам.

Потерпев страшное поражение у живописного городка Новы-Сонч, наши войска отступали к Грыбуву, где по приказу генерала Быкова спешно возводились полевые укрепления. Зная о намерениях Быкова, немецкий генерал Вольф Зейдлиц всеми силами пытался этому помешать. Немецкие гусары и уланы непрерывно терзали наши уставшие колоны, за день, унося на тот свет более сотни жизней.

Телефонная связь отсутствовала напрочь. Поэтому моя должность в эти дни стала фантастически востребована. Быков посылал меня в Грыбув и обратно по несколько раз за день. Для моей защиты был выделен десяток кубанцев под началом урядника Данилы Дикого. Это был молодой темноволосый великан с улыбчивым румяным лицом.

За те дни совместной службы мы сдружились с Данилой и его смелыми, веселыми людьми. Не раз мы спасали жизни друг другу, превращаясь из сослуживцев в надежных фронтовых товарищей. Поэтому ни я, ни они не боялись опасных грязевых дорог в прикарпатских лесах.

Местные жители бедных польских деревень отчего-то испытывали перед этими темными мрачными лесами дикий, животный ужас. Сколько я и мои спутники не расспрашивали испуганных поселян они так и не смогли дать нам вразумительный ответ, лишь затравленно лопоча:

— Зло … Дьябел …виедьжма …    

Не смотря на весь наш сарказм и скептицизм, подобные речи заставляли мурашки бегать по нашим спинам. Двигаясь по сумеречному лесу, мы тревожно оглядывались по сторонам. Безотчетный страх охватывал нас всякий раз, когда мы въезжали под темными своды местных лесов. Внезапный треск ветки или же заунывный звериный вой шевелили наши волосы на затылке, а от странных криков в листве деревьев тревожно замирало сердце.

И все же молодость и огрубевшие в горниле войны души делали нас дерзкими и беззаботными. Стоило нам оказаться в рядах нашей армии, мы смеялись над своими недавними страхами, бездумно шутя над крестьянскими суевериями.

Лишь Данило Дикий набожно крестясь, бурчал в смоляные усы:

— Хто их знае, бисовых ляхив, можэ и правду говорять.

Маленький уездный городок Грыбув стал нашим последним прибежищем. В ставке, как впрочем, и сам генерал Быков, прекрасно понимали, сдавать город немцам никак нельзя. Город стоял на пересечении железнодорожных путей. Из него можно было контролировать целый отрезок Южной Малопольской ЖД, не давая тем самым немцам развить наступление в направлении крупного города Крыница-Здруй. В последнем разместились переполненные госпитали и обозы нашей изрядно потрепанной армии.

В тот роковой день ничто не сулило неприятностей. Если, конечно, не считать того, что мы с недавних пор ежечасно подвергались налетам немецкой авиации и надоедливой осадной артиллерии. С мерзким завыванием мортирные бомбы проносились в воздухе, неся смерть несчастным жителям Грыбува. За две недели непрекращающейся бомбардировки    города я лютой ненавистью возненавидела эту, как называли ее солдаты, «воющую смерть».

Меня и Данилу вызвали в штаб уже где-то ближе к обеду. Шедший с утра холодный мартовский дождь наконец-то прекратился, и сквозь сизые неприветливые тучи робко проглянуло весеннее озорное солнышко. Почему то вид ярко желтого диска в пасмурных небесах вселил в меня ничем неподкрепленную уверенность в благоприятном исходе нашей далеко непростой ситуации.

И о чудо!

Я не ошиблась. Обычно хмурое лицо генерала Быкова разгладилось и в суровых, словно льдинки айсберга, глазах появился робкий огонек надежды. Из Горлицы к нам шел сам прославленный генерал Тер-Гукасов — герой войн с османлисами.

— Вестовой Тер-Гукасова доносит, что к завтрашнему утру его части будут у Грыбува. Однако я хочу предложить ему не идти к нам напрямую, а отклонившись несколько к югу, ударить в правый фланг Зейдлицу со стороны Флерынки при нашей отвлекающей атаке в центр позиций неприятеля.

К сожалению, телефонная связь до сих пор не налажена. Поэтому я снова нуждаюсь в ваших услугах, старший стрелок Строгова, — при последних словах генерал Быков слабо улыбнулся своими бледными губами.

Ехать нам предстояло в тыл, поэтому Дикий решил сократить мой охранный отряд до трех человек, не считая самого бравого урядника. Оседлав быстроногих скакунов, мы поскакали на восток, оставляя залитый алым заревом заката Грыбув за своими спинами. В тот час мы еще не ждали, что видим отважных бойцов генерала Быкова в последний раз. Не пройдет и пару часов, а немецкое наступление ознаменует собой начало конца гарнизона Грыбува. Генерал Быков погибнет в самом начале сражения, сраженный безжалостной снайперской пулей.

Я вместе с Данилой решила скакать по дороге прямо до Ропы а, оттуда не останавливаясь до самой Горлице. Неприятельские разъезды так далеко не заезжали, поэтому бояться обнаглевших немецких улан не стоило.

Последние отсветы угасающего дня скрылись за горизонтом. На Малопольское воеводство пала тьма. Лес превратился в безмолвных черных исполинов, что глухой стеной мрачно обступили нас.

— Бисова тыша, — поежился один из казаков моего эскорта, — хоч бы якась подлюка верескнула.

— Це, правда, Дмытро. Тыхо, мов у домовыни , — воровато оглядываясь, отозвался долговязый худой казак по имени Иван.

— Закройте пельки! Шельмецы! — Данило грозно сдвинул черные кустистые брови. — Без вас якось тяжко на души. Неспокийно.

Я лишь молча зыркнула на сотоварищей. Неестественная тишина и мне действовала на нервы. Даже таинственные скрипы и вопли здешних лесов были привычные, чем эта поистине могильная тишина. Единственно, что меня успокаивало, так это с каждой минутой приближающаяся Ропа, а там имперский небольшой охранный отряд.

До Ропы оставались не больше десяти минут, когда взошла большая серебристая луна. В ту же минуту перед нами выросли пятеро всадников в высоких стальных касках. Мне хватило одного взгляда, чтобы понять перед нами проклятые немецкие уланы.

— Alarm! Kosaken!

Загрохотали выстрелы. Дико заржали кони. Один из казаков, кажется Иван, молча, уткнулся в гриву своего чалого. В прихотливом свете луны я увидела окровавленное лицо казака и чудовищный черный провал выбитого глаза. В немецкой среде оказался отличный стрелок …

Я недолго оставалась в долгу.

Сорвав с плеча короткоствольный кавалерийский карабин, я не целясь, выстрелила. Истошное ржание вражеского коня и смачное немецкое ругательство стали самым настоящим бальзамом для моей души. Один из улан не сумел удержаться на раненном животном и грохнулся в вязкую жижу грязевой дороги.

Второй мой выстрел вышиб несчастному немцу мозги. Я кровожадно усмехнулась. Око за око, зуб за зуб — таков жестокий девиз Вольных Стрелков. Грохот выстрелов и ржание лошадей оглушали меня, но особо не пугали. Вновь вскинуть карабин, прицелиться, выстрелить. Согласитесь, не мудреная наука.

— Отступаем! — зычно крикнул Данило. — До лису!

Пришпорив свою быстроногую кобылу, я помчалась за тремя пригнувшимися к самым гривам своих скакунов всадниками. С мерзким завыванием пули проносились мимо нас, с чавкающим звуком впиваясь в многовековые тела черных исполинов леса. Я и мои товарищи, ловко разворачиваясь в седлах, огрызались одиночными выстрелами.

Какое-то неведомое чувство заставило меня присмотреться к зловещей черноте безмолвного леса. В тот же миг я почувствовала, как холодные щупальца страха мерзко обвили мою душу. Весь подлесок шевелился, словно только что развороченный гигантский муравейник.

Десятки темных фигур в шлемах — тазах не спеша выдвигались нам навстречу. Кайзеровская пехота! Вот почему уланы не препятствовали нам в выборе маршрута для бегства. Мы, словно затравленные звери, неслись в расставленные хитроумным охотником сетки.

В тот миг меня охватил самый настоящий страх. Не надо было быть великим стратегом, чтобы понять, если немцы уже подле Ропы, то несчастная армия генерала Быкова полностью окружена. Зная, что имперский генерал пошлет вестовых за помощью, немцы расставили многочисленные заслоны на предполагаемых путях следования неприятеля.

Оцепенение ужаса спасло меня.

Дружный залп немецких ружей заглушил лихорадочные приказы урядника. Дмытро и еще один казак вывалились с седел. Причем последний сделал это так неудачно, что перепуганное неистовым ревом залпового огня животное еще долго носились по малопольским дорогам, волоча за собой запутавшееся в стременах тело несчастного казака.

Моя славная кобылка тоже перепугалась не на шутку. Встав на дыбы, она едва не скинула меня наземь. Лишь многолетние тренировки и напряжение всех сил помогли мне удержаться в седле.

— Алино! Уходь влево. Хамылем! — дико заорал чудом уцелевший Данило.

Мой затылок обожгло адским огнем. Все помутилось перед моими глазами и последним, что я увидела, прежде чем окунуться в спасительную черноту беспамятства было неумолимо приближающуюся ко мне гриву моей Зорьки.

XXX

Длинные сучковатые ветви больно хлестали меня по лицу, превращали одежду в лохмотья, не давали бежать вперед. Толстые, словно силовые кабели, корни лезли под ноги, буквально обвиваясь вокруг моих лодыжек. Казалось черный лес полный зловещих туманов, всерьез вознамерился не дать мне ускользнуть от безликого зла, что гаденько хихикая, кралось за мной по пятам.

Очень холодно. Словно в морозилке. Холод пробирает до костей. Я знала, кто источник этого пронзающей насквозь стужи. Безликое зло с алыми, словно далекие негостеприимные костры, глазами.

Я бежала сквозь липкий мерзкий на вкус туман, что настойчиво лез в глаза, рот и нос. Черные тени метались вокруг, протягивая ко мне призрачные руки. Безумный хохот и вой преследовали меня с тех самых пор, как я очутилась под зловещей сенью черного леса. Когда это было, я не знала. Мне казалось, что я нахожусь в этом кошмарной туманной мгле многие годы, целые столетия …

Тихое, ненавязчивое шуршание …

Оно близко!

Безликое зло, идущее за мной по пятам. От него не спастись. Не убежать. Лишь титаническим усилием воли я сумела подавить истерический вопль готовый сорваться с моих посиневших от холода губ.

Снова бег. Дикий, безумный бег. Никогда в жизни я так еще не бегала как в том туманном лесу. Мои ноги практически не касались вязкой земли. Я скорее летела по воздуху, чем бежала по негостеприимной почве страшной чащи из ночного кошмара.

Но как бы я не бежала, как ни напрягала уставшее до адской боли тело, мой невидимый преследователь отставал от меня всего лишь на один шаг. Снова прыжок. Проклятый корень стальными тисками обвил мою лодыжку, сильно дернув на себя.

Охнув, я ничком рухнула в болотную жижу, что с мерзким чавканьем накрыла меня с головой. При падении острые голые ветки в кровь расцарапали мое лицо и тело, превратив и так порванную одежду в жалкие лохмотья.

Вынырнув из адской клоаки, я жадно вдохнула ледяной воздух. В горле мгновенно защипало. Воздух стал еще холоднее. По крайней мере, мне так казалось в ту минуту. Странно …

Хотя …

Мерзкий смешок вызвал во мне волну всепоглощающего ужаса. Против своей воли я обернулась. Во мне смешались два странных противоречащих друг другу чувства. Любопытство и животный страх. Первое, как вы поняли, победило.

Неестественно бледное лицо наклонилось ко мне. Шея повернута под странным углом. Некогда светлые, почти седые, волосы свалялись в омерзительный колтун. Бледные губы раздвинулись в злорадной усмешке, обнажая неестественно длинные острые зубы. Горящие алым заревом нездешних светил глаза зловеще впились в меня, желая пожрать на месте.

Передо мной стоял мертвец!

Жуткое порождение ночного кошмара. Но в тот миг я закричала не только поэтому. Безумный крик вырвался из меня, оглашая безмолвный лес от края до края. Я продолжала кричать и кричать, захлебываясь собственным криком, так как предо мной глумливо ухмыляясь, стоял мой собственный труп! …

XXX

— Алино! Алино! — донеслось откуда-то издалека. — Що з тобою?

Меня заметно дернуло. Потом еще раз. Я стала раскачиваться в разные стороны, словно тряпичная марионетка, расплескивая вокруг себе дурно пахнущую болотную жижу. А мой начавший уже разлагаться труп все так же безучастно ухмылялся, повторяя мои движения в какой-то гаденькой гротескной манере.

Все еще крича, я вскочила на постели, безумными глазами глядя в зловещую пустоту. В первые секунды пробуждения я не могла сообразить, где собственно нахожусь. Яркий дневной свет слепил вашу покорную слугу, подобно фарам грузовика во тьме непроглядной ночи. Какие-то расплывчатые тени скакали перед моими глазами, взрывая мозг нестерпимой болью.

Рухнув на что-то мягкое, я вновь закрыла глаза. В голове гудело. Глаза нестерпимо резало, словно перед этим я самозабвенно освобождала от многочисленных «одежек» целый мешок лука. Откуда–то изнутри к горлу подкатывалась кислая тошнотворная мерзость.

— Алино, — знакомый голос звучал встревожено. — Алино. Сестрица, що з нею?

— Не волнуйтесь, пан урядник. Это обычные последствия контузии. Через пару дней все пройдет.

Говорит женщина. На польском.

Однако я была так утомлена кошмарным видением и болезненным пробуждением, что просто не смогла повторно открыть глаза. Понемногу боль отступила, и я вновь погрузилась в тревожный мир сновидений.

Я просыпалась еще несколько раз. И вновь меня окружали неизвестные мне мужчина и женщина. Первый беспокоился о моем здоровье, женщина же постоянно его успокаивала, указывая на позитивный прогресс в моем скверном самочувствии.

И вот на третий день моего странного существования между сном и явью, ранним солнечным утром я открыла глаза, и мир предстал передо мною во всем своем многоцветном великолепии.

Я лежала в большой светлой комнате. Солнечные зайчики весело бродили по завешанной старинными гобеленами стене. Оглядевшись, я не смогла сдержать вздоха удивления. Неизвестное мне помещение никак не походило на больничную палату. Скорее это был роскошный покой избалованной принцессы.

Я лежала на гигантской кровати под искусно обшитым золотой нитью шелковым балдахином. Многочисленные одеяла, как и длинная до щиколоток белоснежная рубаха, надетая на мне чуть ли не похрустывали от свежести и чистоты.

Все стены, как я отметила ранее, были завешаны дорогими гобеленами и огромными на пол стены картинами. Гобелены в основном изображали сцены кровавой охоты и разнузданных пиршеств. Правда, в основном на арабскую тематику. Бородатые мужчины в причудливо намотанных на голову чалмах преследовали с луками в руках отчаянно удирающих косуль и яростно огрызающихся львов.

Вакхические забавы со щедро льющимся вином и обнаженными одалисками вызвали у меня ассоциации скорее с древними Вавилоном и Ассирией с их жестокостью и развратом, чем со строгим мусульманским Востоком.

Однако мое внимание привлекли не так гобелены, как гигантские картины. Особенно одна из них. Дико бились темно зеленые волны о неприветливые черные скалы. Изувеченные остовы нескольких гигантских кораблей медленно исчезали в бездне моря. Весь берег был усеян практически обнаженными изувеченными телами матросов и пассажиров несчастливых кораблей.

На краю самого крутого утеса, повернувшись спиной к зрителю, замерла грациозная женская фигура, чей соблазнительный стан был сокрыт пуританским платьем черного цвета. Яростный ветер развевал темную фату, словно гигантские крылья цвета ночи за спиной у таинственной незнакомки.

Все в ней говорило о каком-то невысказанном тайном чувстве. Страшном и зловещем. Непроизвольно я испытала хладное дуновение тревоги. Вся поза незнакомки в черном дышала спокойствием и … удовлетворением.

Мастерство художника поражало. Картина оживала просто на глазах. Мне казалось, что я слышу грохот разбивающихся волн, пронзительный свист ветра и чувствую на губах соленый привкус моря. По фигуре зловещей незнакомки пробегала чувственная дрожь, нечестивая жизнь разливалась в доселе мертвом теле. Еще секунда и … она повернет свою голову. Ее страшная красота ослепит меня, а пронзительные черные глаза мигом выпьют мою трепещущую душу …

Дверь в комнату с грохотом распахнулась.

В комнату ожесточенно споря, вошли два человека. Ими оказались грациозная миловидная женщина в платье медицинской сестры и мой давешний знакомец Данило Дикий. Казак был одет в свою неизменную темно синюю черкеску с посеребренными газырями. Высокие кавалерийские сапоги были начищены до кристального блеска. В своих больших мозолистых ладонях казак нервно сжимал зловеще сверкавший в утренних солнечных лучах черный хлыст.

Лицо казака раскраснелось, еще более выделяя страшно белевший шрам, что пересекал всю щеку с левой стороны. Раньше его не было. Шрам — подарок Дикому от меткой немецкой пехоты.

Хотя оба говорили на своих родных языках и кубанский казак, и польская медсестра прекрасно понимали друг дружку. Как вы, наверное, догадались, спор шел о моей скромной персоне. Данило поддавал сомнению практику моего лечения, полька же всячески его защищала, указывая на его благотворное влияние. Слушая разноязыкое пререкание, я не смогла сдержать улыбку. Вот значит, чьи возбужденные голоса слышала я всю неделю. Можно было и так догадаться.

— Алино! — восторженно воскликнул казак, бросаясь ко мне. — Ты поправилась!

— Более или менее, — хмыкнула я, с трудом освобождаясь от медвежьих объятий Данилы.

Медсестра с улыбкой подошла ко мне.

— Как вы себя чувствуете, паненко?

— Так себе … Правда, голова побаливает, — поморщившись, я притронулась к перебинтованной голове.

— Неудивительно, вы получили довольно таки серьезное ранение в голову. Вам повезло, что пуля прошла по касательной, задев лишь волосы да кожу на вашем затылке.

— Усю неделю провалялась, что твой мрець , — усмехнулся Данило.

— Так это что получается, я пролежала без чувств целую неделю?!!

— Рана була дюже серьезная. Перши три дня тэбэ трусыло, мов у лихорадци. Я вже думал, що скончаешься.

— Как видишь, я еще жива, — криво усмехнулась я. — Однако, мне хотелось бы знать, что это за удивительное место?

— Это монастырь женского ордена святой Ламии, а я сестра Эльжбета. Ранее здесь был замок графини Юлии Кемински — основательницы нашего ордена. Перед смертью она завещала все свое имущество нам, в том числе и замок в Малопольских лесах.

— Ламии? Странно … Я никогда не слышала о нем.

— Ничего удивительного, — белозубо улыбнулась сестра Эльжбета. — Наш орден не так стар, хотя … имеет славную историю, уходящую в глубину веков … Живем мы уединенно и пытаемся, по возможности, не встревать в дела внешнего мира. Расположение Лесного замка этому несказанно способствует.

— Это ведь вы меня выходили? — я пристально поглядела в яркие глаза черноглазой полячки.

— Получается, что так, — хмыкнула монашка. — Пан Дикий привез вас поздней ночью в прошлый понедельник. Мать настоятельница сразу прислала меня к вам.

— Спасибо! Вы спасли мне жизнь!

— Бросьте. Мы скорее мешали вам выздоравливать. Возможно, вы слышали наши с паном Диким голоса у своего ложа, — сестра озорно улыбнулась, отчего на ее румяных щечках выступили умилительные ямочки.

— Вообще-то да. Вы особо не таились.

Я не смогла сдержать улыбку, когда увидела, что при виде ослепительной улыбки прелестной монашки глаза казака вспыхнули. Так-так. Кажись наш доблестный рубака втюрился в Эльжбету по самое не хочу.

Я и сама, что греха таить, с первых же минут знакомства с красавицей полячкой почувствовала к ней необъяснимую симпатию. Видя ее милое личико, яркие черные глаза, алый чувственный рот и ладненькую фигурку я не могла не залюбоваться таким совершенным Божьим созданием.

Эльжбета просто не может быть плохим, злым и испорченным человеком. Она могла бы стать мне прекрасным другом. В тот миг я была в этом просто уверена. Меня даже не удивило, почему у скромной монашки такое сильное сексуальное обаяние. Последнее даже не пришло мне в голову.

С того дня я стала быстро идти на поправку. Вскоре я уже сняла повязку, с угрюмой миной ощупывая продолговатый багровый шрам на затылке. Шальная немецкая пуля и вправду прошла по касательной, вырвав мне клок волос вместе с мясом. Будь стрелок более метким, а луна ярче — на той дороге у маленького городка Ропы я нашла бы свою смерть!

Неприятной неожиданностью стало отсутствие личного оружия. Моя портупея с ножнами сабли и кобурой нагана бесследно исчезла. Несколько раздосадованная данным открытием, я отправилась на поиски сестры Эльжбеты, с которой у меня к тому времени сложились вполне дружеские отношения.

— Увы, — развела руками соблазнительная монашка, — на территории монастыря запрещено ношения любого оружия. Таковы правила установленные нашей преподобной матерью-настоятельницей.

Но, не волнуйтесь, — быстро добавила Эльжбета, увидев мою кислую мину, — ваше оружие в полной сохранности. Как только вы поправитесь и соберетесь уйти из монастыря, мы в тот же миг вернем вам ваше богомерзкое оружие.

Делать нечего, пришлось удовлетвориться таким объяснением. Как говорится, в чужой монастырь со своим уставом не лезь. В моем случае данная пословица приобрела особый смысл.

В эти дни я на своем опыте убедилась, что устать можно даже от безделья. Безуспешно борясь с тягостным бездействием, я стала исследовать мое временное обиталище. Перво-наперво я осмотрела старинный замок рода Кемински, чья последняя представительница основала сей гостеприимный орден со странным названием.

Замок и вправду был достоин самой тщательной экскурсии.

Сказать, что он был необычен, значит, ничего не сказать. Казалось, неизвестный создатель сего чуда пытался смешать в своем творении сразу несколько архитектурный стилей. Мрачные башни готики, утонченные купола и арки барокко, полуразрушенные статуи эротичного стиля рококо.

Правда, нужно отметить, что дворец графини Юлии, несмотря на все усилия сестер ордена Ламии находился в довольно таки запущенном состоянии. Многие окна были лишены стекол и рам, зияя мрачно насыщенной чернотой, словно пасти неведомых чудовищ. Крыша купола центральной части замка змеилась уродливыми трещинами. Лепнина во многих местах давно отбилась, превратившись в заросшую мхом груду гипса на земле.

В самом центре леса, окруженный черной стеной могучих деревьев, стоял этот величественный памятник людскому тщеславию. Дворец был обращен своим торцом на восток и разделен на три крыла. В южном крыле жили немногочисленные монашки, что все, как на подбор, оказались писаными красавицами. По центру располагались комнаты раненных солдат и офицеров. Северное же крыло замка представляло собой печальное зрелище упадка и разрушения. Неумолимая рука времени больше всего коснулась именно его. Там, разумеется, никто не жил.

Позади захиревшего дворца находились полуразвалившиеся служебные постройки. Там, в старой мрачной конюшне Данило поместил своего гигантского черного жеребца и мою белогривую Зорьку.

Запущенное родовое гнездо захиревшего семейства стояло в центре давно одичавшего сада. Давно не расчищаемая дорога вела через запущенный сад с обезображенными статуями к маленькому покрытому тиной озерцу, где разделялась на две нехоженые тропинки. Обе исчезали в непроходимых дебрях прикарпатских чащоб.

Северная тропа вела к Ропе. Именно по ней к замку прибыл Данило, ведя за уздцы лошадь с бесчувственной наездницей в седле. Южная тропа, исчезая в лесу, тянулась, по словам Эльжбеты, до самых отрогов Карпатских гор.

Кроме созерцания красот малопольского ландшафта и архитектуры запущенного дворца, я занялась тем, что познакомилась с остальными «посетителями» орденского приюта. Всего раненных было десять, но как сказал мне Данило, раньше их было на два человека больше. Именно дюжину пациентов он и застал в замке, вступая под гулкие своды замка со мной на руках. Правда, двое несчастных умерли от ран в те дни, когда я металась в беспамятстве на своем роскошном ложе. Сестры милосердия собственноручно похоронили усопших на крохотном монастырском кладбище за замком.

Большинство раненных солдат и офицеров являлось осколками некогда славной армии генерала Быкова. Было тут и двое солдат из дальней разведки спешащего на помощь осажденным в Грыбуве генерала Тер-Гукасова. Собственно офицеров в данной компании было всего лишь трое: казачий урядник Дикий, угрюмый поручик латышских стрелков Вилхелмс Лацис и, собственно, я сама.

Если, как правило, в имперской армии вестовые — солдаты или же унтер-офицеры, то в моем случае все обстояло по-другому. Вольные Стрелки, к которым имела честь относиться и я, в основном не имеют четкого разделения на воинские звания. Это, как вы знаете, несмотря на определенную чехарду и неразбериху в субординации неплохо сказывается в режиме активных партизанских действий. В среде Стрелков от старшего командира и до последнего кавалериста каждый может в трудную минуту принять на себя командование и с честью исполнить возложенную на него задачу или же … сложить голову … В связи со всем вышесказанным, мой чин в среде Вольных Стрелков примерно соответствовал общевойсковому званию того же поручика.

Кроме трех офицеров, монастырь располагал семью солдатами с ранениями разной тяжести. Четверо пехотинцев из армий Быкова и Тер-Гукасова да еще три гренадера — высоких, крепких парней. Ну, по крайней мере, такими они были до ранения. Одному из гренадер, Петру Усову, оторвало левую руку по локоть. Несчастный парень постоянно носил безобразную культу на перевязи, баюкая ее, что твоя мать ребенка.

Первое, что меня поразило при знакомстве с пациентами благочестивых сестер ордена Ламии, так это их нездоровый, какой-то помятый вид. Кроме меня и Дикого, все военнослужащие были бледны и худы. И это при очень даже не плохой кормежке, которой нас потчевали монашки три раза в день. У одного из гренадер не только имелись в наличии фиолетовые, почти черные круги под глубоко запавшими глазами, так еще кости выпирали по всему изможденному телу, превращая некогда здорового румяного парня в ходячий скелет. Нормально выглядели только я и Данило Дикий.

Странная бледность и худоба заставили меня встревожиться. Какой-то тихий колокольчик звенел и звенел в глубине моей души, омрачая яркие солнечные дни вступившей в свои законные права весны. Я уже видела подобные симптомы у несчастных жителей одной африканской деревни. До смерти перепуганные ашанти шептали у ярко горевших костров о демоне … Пришельце из зловещих джунглей, наполненных таинственной и жестокой жизнью. Трясущиеся от страха негры называли злобную тварь Асанбосам.

Хитроумный монстр, по их примитивным представлениям живет на дереве, откуда и нападает на нечего не подозревавших людей. Асанбосам жестоко играя со своей несчастной жертвой, кусает ее палец, чтобы выпить из человека кровь до капли. Затем пожирает ее плоть …

— Да это никак вампир, — не без иронии заметила я тогда, считая все услышанное пустой болтовней невежественных людей. — Успокойтесь, друзья мои, вампиров не существует. Это всего лишь страшная сказка для детей. Думаю, ваших крестьян убивает кровожадный лев или леопард.

— Вы так думаете, белая госпожа? — морщинистое лицо шамана Кумаси напряглось. Черные глаза пытливо уставились на меня. — Позвольте дать вам один совет. Прошу, только не обижайтесь.

Ваша ирония от незнания. Вы живете в простом мире белых людей, забывших ужас древнего мира. Но это не значит, что он забыл вас. Он все еще живет на этой земле. Появившись на заре времен, он люто ненавидит людей и всегда и везде готов вредить им, чем только сможешь. Старое, как мир, зло прячется в черных джунглях юга, где малярийные болота и гнилые реки отравляют воздух, источая трупный яд разложения.

   Бойтесь его. Древний ужас всегда начеку, всегда готов нанести удар первым. Даже самое, на первый взгляд, незначительное событие в вашей простой, размеренной жизни может оказаться происками настолько древних и ужасных сил, чьи имена я боюсь даже произнести всуе.

Тогда я не поверила старому шаману. А как я еще могла поступить? Ашанти за тот месяц, что я провела у них, поведали мне массу занимательных историй и страшных сказок. Самой страшной из них, пожалуй, была леденящая душу, история о древних временах, когда землями ашанти правила жестокая Белая колдунья, чьи ужасные легионы состояли из просто невообразимых тварей.

Но вот за много миль от африканской деревушки, слова Кумаси вновь воскресли в моей голове. Страх овладел мной. Страшный, дикий, иррациональный. Страх пришедший с глубины веков.

   Однако радость возрождающейся природы начисто сметали тревожные, темные мысли. Я стала часто гулять по не такому уж и мрачному парку, тем более моими неизменными спутниками стали Данило и латыш Вилхелмс Лацис. На деле сумрачный прибалт оказался компанейским парнем, знавшем сотни очень смешных, правда, не вполне приличных анекдотов. Некоторые из них до сих пор заставляют меня смеяться до слез.

Вообще, то веселое времечко, проведенное в странном монастыре, осталось в моей памяти, как исключительно светлый и беззаботный отрезок моей жизни. Сестры из монастыря просили нас не выходить за пределы замка, так как, по их словам, лес был полон бандитов и морально опустившихся дезертиров. Гуляя по саду, мы втроем строили планы, как после окончательного выздоровления отправимся на поиски своей армии.

Больше всего тяготился вынужденным сидением в монастыре, мой кубанский друг. Даниле до смерти надоело торчать здесь, изнывая от тягостного безделья. Табу на оружие, не давал лихому казаку даже размяться во дворе, фехтуя либо со мной, либо с весельчаков Вилхемсом.

Я тоже скучала по моей элегантной шпаге, однако, в отличие от казака не металась по своей комнате, словно загнанный зверь в клетке. Странный замок-монастырь несказанно привлекал меня. Его длинные коридоры, высокие потолки, огромные залы, стрельчатые окна и таинственные лестницы, ведущие в подвал, заставляли мое сердце учащенно биться. Мое разыгравшееся воображение рисовало картины былой роскоши и великолепия данного дворца. Нарядные высокомерные дамы, горделивые кавалеры, чарующие волны венского вальса и разудалая мазурка — все это, как живое представало перед моим зачарованным взором.

В одну из таких прогулок я стала свидетельницей забавного, но в то же время донельзя странного и неприличного инцидента. Шорох одежд и напряженное пыхтение заставили мое чертово любопытство, разыграться не на шутку.

Крадучись я пошла на звук. Что же я увидела? Прильнувшую к широкой груди казака монашку. Как вы уже, наверное, поняли, это была сестра Эльжбета, а роль пылкого любовника исполнял ни кто иной, как мой старый знакомый казак Данило Дикий.

Казак покрывал страстными поцелуями шею и полуобнаженную грудь любвеобильной монашки. Его сильные широкие ладони нежно поглаживали бархатистое бедро Эльжбеты, прижимая трепетное тело любовницы к шершавой стене замка — монастыря.

Неожиданно сестра повернула голову и пристально уставилась на меня. Увидев мое неприкрытое изумление и смущение, Эльжбета широко улыбнулась, маняще проведя волнующим язычком по алым губкам.

Не зная, куда деваться от смущения, я поспешила прочь. Щеки предательски пылали, словно у школьницы подростка подсмотревшей за мужиками в бане. Злясь на себя, я быстро зашагала по гулким пустым коридорам. Однако перед глазами все еще стояла расхристанная монашка с распутно манящим телом.

Бродя по безмолвным залам и коридорам дворца, я обнаружила нечто странное. В замке начисто отсутствовали все необходимые атрибуты христианского храма. Я не смогла найти не только ни одной иконы, но даже простенького деревянного креста.

Зато диковинок чуть ли не со всех стран востока тут было хоть отбавляй. Шитые золотой нитью персидские ковры, утонченные вазы далекого Катая, инкрустированное золотом и драгоценными каменьями оружие Кавказа и далекой Аравии.

Однако больше всего в замке Кемински было статуй. Маленькие и большие, красивые и уродливые, почти целые и наполовину разбитые. Единственное, что их объединяло, так это возраст. От древних изваяний исходила непередаваемая аура сотен и сотен лет существование на этой древней Земле. Целый музей статуй, что подобно недобрым часовым застыли вдоль стен мрачных коридоров и пустых залов. Скромные познания в истории и культуре позволили мне сделать вывод — большинство древних статуй родом из страны великих пирамид.

Египет …

Ветер странствий заносил меня в ту древнюю страну, где тайны прошлого надежно сокрыты под невообразимой толщей песка и камня. Пресыщенный турист из Европы или Америки видит лишь верхушку айсберга, зачарованно взирая на циклопические памятники царям минувших эпох. Ему не дано увидеть ту бездну столетий, те таинственные знаки, служащие ключами к дверям, ведущим в неизведанные, полные первобытного ужаса миры.

Египет, чье истинное название Та-кемет видел многих тщеславных захватчиков. Греки звали его Айгюптос, самоуверенные римляне — Эгиптус. Но не перед кем он не раскрыл свои мрачные тайны. Гигантские некрополи пирамид, загадочный безликий страж — величественный сфинкс, страшные истории арабов о древнем зле, затаившемся в сокрытых от глаз людских подземных городах под пирамидами. Суеверные арабы за золотую монетку взахлеб рассказывали мне о тайных и зловещих ритуалах под пирамидами, которые проводятся, и по сей день, о чудовищных мумиях, что вечно скребут острыми когтями крышки своих величественных саркофагов и о не спящих во тьме.

Тогда я воспринимала эти истории с едва сдерживаемой улыбкой, теперь же бродя по сумрачным коридорам молчаливого монастыря и разглядывая каким-то чудом сохранившиеся до наших дней древние статуи, я непроизвольно ежилась, словно от порыва ледяного ветра, вспоминая россказни арабских купцов на шумном восточном базаре.

Безмолвные каменные изваяния бесстрастно взирали на посмевшего вторгнуться в их владения жалкого человечишку. Глядя на странных существ с головами зверей и птиц, но с телами взрослых мужчин и женщин я испытала чувство какой-то затаенной гадливости. Что-то было неправильное в них, противоречащее всем законом природы и самого бытия. Создавалось впечатление, что передо мной существа из другого мира, где властвуют страшные и темные силы.

Двигаясь по коридору из египетских статуй, я и не заметила, как оказалась перед гигантской деревянной дверью. Мастерство резчика просто изумляло. К своему глубочайшему изумлению я обнаружила, что неизвестный мастер изобразил тот же сюжет, что и на таинственной картине в моей комнате.

Буря, останки кораблей, растерзанные тела несчастных пассажиров на каменистом бреге и зловещий силуэт женщины на скале. Однако теперь она не просто стояла на краю отвесного утеса, с нечестивым удовлетворением взирая на гибель злополучных моряков. Ее голова была запрокинута в немом смехе злого торжества, пряди иссиня черных волос разметались по лицу, оставив открытыми только большой чувственный рот, руки воздеты вверх в каком-то богомерзком молебне, а черная фата, словно саван окутала всю грациозную фигурку,

Повинуясь необъяснимому наитию, я прикоснулась к тяжелой ручки двери, выполненной в виде головы сказочного чудовища угрожающе оскалившего зубастую пасть. К моему величайшему изумлению дверь с тихим скрипом открылась, словно приглашая меня войти.

Передо мной предстал некогда роскошный бальный зал. Однако обломки некогда дорогой мебели и толстый слой пыли подсказывали мне, им не пользовались самое меньшее лет двадцать. Значит, гуляя по дворцу, я очутилась в нежилом северном крыле.

Большое стрельчатое окно было небрежно прикрыто толстыми поеденными молью портьерами. Тоненький лучик уходящего дня слабо освещал большое помещение. Но даже его хватило, чтобы понять, зал, если не считать обломков мебели, пуст. Лишь на противоположной к открытой мною двери стене висел черный в полумраке силуэт большой картины.

Кроме мастерски изукрашенной двери, зал имел еще один выход. В дальнем конце весьма просторного помещения, зиял непроглядной чернотой таинственный ход. Рядом с ходом к стене была прислонена треснутая дверь, своими размерами не уступающая входной. Скорее всего, давно несмазанные петли заржавели и чтобы проникнуть в покрытый непроглядным мраком коридор, сестрам пришлось снять дверь с петель. Слабые женские руки не удержали тяжести дубовой двери и та, произведя дикий грохот, рухнула наземь.

Вполне удовлетворившись подобным объяснением, я непроизвольно крадучись направилась к отвратительному черному зеву. Чем ближе я подбиралась к нему, тем все больше он мне не нравился. Что греха таить, он меня просто пугал.

Подойдя к самому входу, я остановилась. В этот миг я остро пожалела, что не имею под рукой электрического фонарика. Или на худой конец примитивного факела. Так как без них, сколько я не всматривалась во тьму хода, так и не смогла ничего различить. У меня сложилось не вполне логичное убеждение, что передо мной кроме этой самой тьмы и нет ничего вовсе. Космическая пустота …

Любопытство гнало меня вперед, но все больше дававший о себе знать страх призывал бежать из этой комнаты во весь дух. Черный проем пугал меня своей неестественностью. Казалось невозможным соседство этакой образины и некогда красивого бального зала. В нем было что-то необъяснимо пугающее, как будто я ненароком прикоснулась к тайне, которую знать мне вовсе не следует.

Напрягая слух, я прислушалась. Секунду царила поистине гробовая тишина. Да, именно с зевом могилы все больше и больше ассоциировался у меня этот проход. Потом волосы у меня зашевелились на затылке. Я отчетливо услышала чей-то звонкий мелодичный смех и шаркающую походку множества ног.

Я похолодела. Нет! Этого просто не может быть! Сестра Эльжбета сама говорила, в данном крыле никто не живет. Тогда откуда же этот чудесный и в то же время пугающий смех? В то миг я решила, что схожу с ума. Обливаясь потом, я вновь прислушалась. Нет. Никаких звуков. Ни малейшего шороха. Лишь давящая на нервы тишина.

Наверное, это последствия раны в затылок. Успокаивая саму себя, я на негнущихся ногах стало отступать от пугающего меня хода. И тут я совершила совершенно безумный поступок. Вместо того, чтобы бежать во весь дух из жуткой комнаты, я бросилась к отяжелевшим от многолетнего слоя пыли древним портьерам.

С мерзким треском древняя материя разорвалась на части, впустив в бальный зал кровавый багрянец заката. Я огляделась по сторонам и …. не смогла сдержать испуганного вскрика. На меня насмешливо уставились горящие алым огнем злые глаза.

Только спустя пару секунд я с облегчением поняла — на меня смотрят глаза с картины, чьи черные контуры я видела в зловещем полумраке бального зала. Но если бы вы знали, что за картина то была! Нигде и никогда я больше не видела столь искусно выполненного портрета. Казалось, изображенная на нем прекрасная женщина жива и я смотрю на нее сквозь волшебное зеркало, открывающее дорогу в мир фантазий и грез.

Красота незнакомки воистину поражала.

Художник изобразил красотку подле высокого стрельчатого окна в час заката, когда алое зарево угасавшего дня смешалось с торжествующе клубящимися серыми тенями наступавшей ночи. Красные верховья далеких гор и черные массивы близкого леса ясно говорили мне, незнакомку рисовали где-то в этом замке. Красавица была одета в неописуемой красоты бальное платье красного цвета. По его фасону я определила, что поразительный портрет был нарисован где-то примерно в середине прошлого века.

Я испытала странные и даже порой несовместимые чувства восхищения и омерзения, зачарованно разглядывая прекрасную незнакомку. Ее красота казалась исполненной какой-то нездешней неги и чувственности. Черные, как смоль, волосы, бледная почти прозрачная кожа цвета слоновой кости, алые, словно кровь, чувственные губы и эти странные, пугающие глаза — загадочно миндалевидной формы, черные, словно глухая ночь, где изредка вспыхивали багрянцем зарницы далеких костров. Все в ней говорило о страстном Юге, где томные красотки на балконах внимают сладостным звукам серенады.

Стоило мне только раз взглянуть на красавицу с портрета, как во мне созрела странная уверенность: демоническая женщина на скале и краса дальнего Юга — одно лицо. Это пугало и в тоже время завораживало. Мне хотелось смотреть и смотреть на чудесный портрет и никогда не отрывать от него взора. Алые глаза, казалось, гипнотизировали меня. Я, как будто, наяву слышала прекрасный хрустальный смех и ласковый шепот:

— Алина … Алина … Не бойся меня … Не уходи … Я твой друг … Побудь со мной … хотя бы минуту … час … день … вечность …    

— Алина? Цо ты ту робишь?

Сказать, что я в тот момент испугалась, значит ничего сказать! Вскрикнув, я прямо подскочила на месте, резко разворачиваясь на голос за спиной. Предо мной стояла улыбающееся сестра Эльжбета.

— Ну и шуточки у вас, сестра! Будь при мне мой маузер, вы бы уже лежали на этом хладном полу с аккуратной дырочкой во лбу.

Монашка маняще рассмеялась.

— Пустое, пани Алина. Пустое, — Эльжбета посмотрела за мою спину. — Я вижу, вы увлеклись созерцанием портрета нашей благодетельницы — графини Юлии Кемински.

— Графини Юлии? Так это и есть создательница вашего ордена святой …

— Ламии, — с милой улыбкой подсказала Эльжбета. — Да. Это именно она. Я, кажется, вам не говорила, графиня была настоящая красавица. Она вскружила немало голов при дворах европейских монархов.

Монашка заговорщицки хихикнула.

— А … почему у нее такие странные глаза?

— Глаза? — Эльжбета удивленно уставилась на меня.

— Да, глаза. У нее они почему-то кра …

Повернувшись к картине, я осеклась. Зловещий алый закат скрылся за темными громадами гор, и теперь бальный зал окутывали таинственной пеленой фиолетовые сумерки. Со стена на меня смотрели обычные черные глаза.

— Так что там с глазами графини Юлии? — вкрадчиво поинтересовалась монашка.

— Нет, — мотнула я головой, словно отгоняя дурное наваждение, — показалось, наверное … — Вы какая-то бледная, — Эльжбета обеспокоенно взглянула на вашу покорную слугу, — Это все последствия тяжелейшего ранения. Боюсь, я рано разрешила вам вставать с постели и бродить по пыльным коридорам нашего монастыря.

— Не волнуйтесь, сестра. Со мной все в порядке. Просто, тут все такое древнее, загадочное, можно даже сказать зловещее ….

— Что вы имеете в виду?

На какую-то долю секунду мне показалось, что голос вечно улыбчивой фривольной монашки изменился до неузнаваемости. В нем появились доселе неведомые мне неприятные нотки подозрительности и чего-то весьма схожего с плохо скрытой угрозой.

— Этот черный, как ночь, ход, — я указала на ужасный зев в конце залы. — Вам не кажется, что в нем есть нечто зловещее?

Эльжбета повернула свою хорошенькую головку и пристально уставилась на таинственный ход. Насупив брови, монашка замерла, словно прекрасная статуя, изображающая собой внимание и настороженность.

— О, да, — голос Эльжбеты звучал глухо и таинственно. — Это и вправду зловещий ход. И знаете, — она серьезно взглянула мне в лицо, — там и вправду обитают жуткие чудовища. Это вечно голодные гигантские крысы и любопытные черношерстные кроты …

Монашка звонко расхохоталась. Я в недоумении уставилась на нее, но уже через пару секунд присоединилась к ней. В этот момент мои недавние страхи и чудовищные подозрения показались мне смешными и донельзя нелепыми.

— И все же вам пора в свою комнату, — отсмеявшись, уже серьезно сказала Эльжбета. — Ночной замок не место для юной пани. Особенно, если она недавно встала с постели. Во тьме вы вполне можете обрушить на себя одну из этих богомерзких восточных статуй, а то еще хуже — упасть с крутых местных лестниц.

Согласившись с монашкой, мы поспешили с уже почти ставшего темным бального зала. Когда мы двигались вдоль египетских статуй, мне на секунду показалось, что я видела за одной бледное мужское лицо. Хотя я посчитала мое необъяснимое видение лишь замысловатой игрой света и тени, но в тот миг, когда я увидела прятавшегося за статуей человека, могла поклясться на Библии, что за спиной древнего изваяния притаился поручик латышских стрелков Вилхелмс Лацис.

XXX

Простившись с Эльжбетой у дверей своей комнаты, я вошла в уютную опочивальню. Каково же было мое изумление, когда я увидела на своем туалетном столике маленький деревянный крест на простенькой веревке.

Заинтригованная столь неожиданным даром от неизвестного поклонника, я взяла распятие в руки. Первое впечатление меня не обмануло. Крестик был самый простой, такой можно купить за целковый в любой церквушке. Железная фигурка распятого Христа ярко блеснула в тусклом свете керосиновой лампы.    

Однако что-то словно нашептывало мне: «Одень меня. Одень меня …». Я с каким-то суеверным страхом уставилась на крестик. Что бы это значило? Воровато оглядевшись, я быстро надела его на себя, почувствовав необъяснимое душевное спокойствие.

Я уже собиралась ложиться, когда в дверь моей комнаты тихонько постучали. На пороге стояла улыбающееся сестра Эльжбета с богато изукрашенным графином в руках. Пройдя в мою комнату, монашка поставила графин на маленький туалетный столик.

— Я принесла вам успокоительного отвара. Хороший сон — залог быстрейшего выздоровления.

Налив, ароматно пахнущий травяной чай в мою чашку, Эльжбета с улыбкой протянула ее мне. Кивнув в знак признательности, я с наслаждением понюхала чудный напиток. Ароматное облачко все еще вилось над моей чашкой.

— Что это за травы?

— Специальные. Прикарпатский букет прошлогодней весны.

Отпив чаю, я блаженно улыбнулась. Приятная теплота вмиг разлилась по моему телу. Откинувшись на спинку кресла, я с ленцой потянулась. Страшно захотелось закрыть вмиг отяжелевшие веки и отдаться на милость томным волнам Морфея.

— Ах, Алина! Как жалко, что ты скоро уедешь. Покинешь свою добрую подругу Эльжбету. Я так привязалась к тебе. Поверь, я полюбила тебя с первого взгляда. Да! Да! Именно тебя, а не этого грубого мужлана Данилу. Фи! Дикий казак! Моя бы воля, ты бы оставалась здесь вечно … Навсегда … Со мной …

   Продолжая улыбаться, Эльжбета приблизилась ко мне. Ее узкие нежные ручки, словно бархат, провели по моим щекам. Кончики пальцев задержались на моих губах, спустились на подбородок, игриво пробежали по шее. Я глупо улыбнулась, как-то отстраненно понимая, что предаюсь с распутной монашкой не вполне естественным ласкам.

Но как это не странно меня это не пугало. Не было даже отвращения. В тот миг я могла лицезреть лишь необъяснимо прекрасное лицо монашки. Ее выразительные черные глаза призывно смеялись, а беспутные пальчики спускались все ниже, лаская чувственную выемку ключицы. В тот миг Эльжбета была для меня всем миром, и я с восторгом погружалась в этот мир с головой.

И вдруг все изменилось …

Ноготок монашки коснулся маленького деревянного крестика на моей груди. Я вздрогнула, как будто меня обдало ледяным ветром. Он принес сладостный запах Эльжбеты, но то был не аромат луговых цветов, а приторность трупного разложения. Я ошеломленно взглянула на монашку и не смогла не вскрикнуть. Правда, вместо крика я выдала лишь слабенький полузадушенный хрип.

Вместо прекрасной девы передо мной стояло омерзительное существо. Глядя на пожелтевшую кожу, плотно обтягивающую череп и жалкие спутанные в клубок остатки некогда черных волос я сразу вспомнила мой давешний сон, где меня преследовал мой собственный труп.

Подле меня, ощерившись в гнусной улыбочке, кружилась отвратительная мумия, живущая противоестественной жизнью в светлом мире живых. Алые, словно далекие нечестивые огни, глаза с торжеством взирали на меня. Пожелтевшие губы, раздвинутые в пошлой улыбочке, обнажали острые звериные клыки.

Меня обуял дикий животный ужас.

Я попыталась вскочить, но тело не слушалось меня. Оно стало каким-то ватным, неживым. Руки и ноги были мне более не подвластны. В тот миг я была похожа на жалкую тряпичную куклу, что безвольно развалилась в старом полинялом кресле.

— Ведьма … Ты отравила меня … — с трудом ворочая онемевшим языком, прошептала я.

— Отравила? — Эльжбета хрипло закаркала. Вот чем в действительности являлся ее музыкальный смех. — Нет. Ты ошибаешься, милая Алина. Я лишь дала тебе успокоительного чаю. Он ведь очень полезен для здоровья.

Лже-монашка вновь мерзко расхохоталась.

Увидев отвращение на моем лице, она с поистине дьявольской невинностью в голосе спросила:

— Что я теперь тебе не нравлюсь? Ну что ж не беда! Во всем виноват этот проклятый крестик на твоей шее, — зло прошипела Эльжбета, яростно полыхнув алыми буркалами. — Но ничего. Это мы сейчас исправим.

Зашипев, словно рассерженная кошка, она схватила своими когтистыми лапами за крестик и резко дернула на себя. Простая веревка с тихим хлопком порвалась, и деревянный крестик остался в руках мерзкой твари. В тот же миг пыльный склеп, заваленный трухлявой мебелью, вновь превратился в уютную антикварную спаленку. А мерзкая мумия со зловеще горевшими глазами — в прекрасную черноглазую девушку.

Вы можете мне не поверить, посчитав, что я находилась под действием дурман-травы, но я готова поклясться всем, что мне свято в этом мире, руки Эльжбеты задымились, словно она держала не простой маленький крестик, а самок меньшее раскаленную жаровню.

Вскрикнув, она с ненавистью бросила крестик в дальний угол моей комнаты. Подбежав к месту падения оберега, Эльжбета со злобой стала крошить его своими ботинками. И лишь когда от моего крестика остались одни щепки, лже-монахиня удовлетворенно хмыкнула.

И хотя магия этого проклятого места вновь вернулась, Эльжбета уже не казалась мне той милой шалуньей, что за несколько минут до этого. Передо мной бесновалось коварное и циничное зло, прикрывавшееся иллюзорной красотой. Лишь сила простенького крестика сумела разрушить гибельное наваждение. Осознав все это, я поняла, почему в мнимом монастыре я не видела ни одного распятия или же даже самой маленькой иконы. В логове зла нет места Христу.

— Ну, как я тебе? — повернулась ко мне ухмыляющаяся Эльжбета. — Снова молода и красива?

— Что это за богомерзкий гадюшник? — превозмогая страх, выдавила из себя я.

— Дворец «прекрасной в смерти» — божественной Нитокрис, которую местные примитивы знали, как графиню Юлию Кемински и, трусясь от страха в своих хибарах называли «Клята ведьжмэ! Чорна панна!»

О! Графиня приучила их к порядку. Жалких людишек. Никчемных существ, которые были хуже навозных червей. Трусливые выродки боялись мою госпожу и ее грозную свиту. Они даже носа в этот лес сунуть не смели. Лишь молились своему богу да трусились под одеялом, прося его отвратить наши стопы от их лачуг. Но он им не помогал, — Эльжбета торжествующе улыбнулась, — моя госпожа всегда оставалась сыта …

Однако ваше племя день ото дня становилось хитрее и изворотливее. Оно уже не так слепо шло на заклание, как в славные былые деньки. Презренные хуторяне научились бороться с нами и даже убили нескольких моих сестер.

С тех пор моя госпожа и мы живым в этом разваливающемся замке, заманивая одиноких путников под гостеприимный кров монастыря. С началом вашей, так называемой, Великой Войны, число наших клиентов заметно возросло. Знаешь, люди идут к нам, словно глупые насекомые, летящие на огонек свечи.

Мое лицо перекосилось от гнева. Напрягая все силы, я дернулась всем телом. Но добилась лишь слабого шевеления пальцев на правой руке. От собственного бессилия я расплакалась. Увидав мои слезы, медленно катящиеся по щекам, Эльжбета вновь рассмеялась.

— Ладно … Пора заканчивать этот бессмысленный разговор. Айя! — крикнула она в полуоткрытую дверь. — Наша любопытная гостья готова предстать перед нашей божественной госпожой.

В комнату тихо вошла другая с позволения сказать монашка. Правда, до этого я знала ее под несколько иным именем. Ее мраморное красивое лицо было перекошено злобой и подозрительностью. Она с плохо скрываемым отвращением поглядела на меня.

— Ты уверена, что она достаточно одурманена, Залика? Эти люди всегда готовы выкинуть непредвиденный фортель.

— Успокойся, Айя! Ты же меня знаешь. Я никогда не делаю дело на половину, — усмехнулась Залика. — Иди сюда и помоги мне поднять эту тяжелую дуру. Нужно поторопиться, я и так задержалась здесь, чеша с ней языком. А мне ли тебе говорить, почтенная сестра, госпожа не любит ждать.

Угрюмо кивнув, Айя подошла ко мне. Вместе с Эльжбетой — Заликой они легко подхватив меня под руки, рывком поставили на ноги. Не говоря более ни слова лже — монашки быстро потащили мое безвольное тело прочь из комнаты.

XXX

Наш безумный путь в недра проклятого дворца я помню плохо. Два чудовища в людском обличье быстро тащили меня под руки по безлюдным коридорам мнимого монастыря. Лже-монашки быстро тащили меня все вперед и вперед. Казалось, окружающая нас тьма им совсем не помеха. Глаза тварей горели, словно факелы, в ночной тьме.

Меня страшно мутило. Голова раскалывалась. Перед глазами плясали красные искры. Волочившиеся по каменному полу носки моих сапог издавали неприятный шуршащий звук, словно за нами ползли адские сонмища змей.

Как-то раз Айя прошипела что-то своей товарке на неизвестном мне языке. Лже— монашки остановились. Залика обернулась, пристально глядя назад, в угольно черный коридор. С трудом приподняв голову, я различила бледный овал лица мнимой подруги. На нем отразились смешанные чувства раздражения и злобы.

Покачав головой, Залика что-то тихо ответила Айе. Меня вновь потащили вперед. Даже сквозь туман отравления, я с ужасом узнала маршрут нашего молчаливого шествия. По обе стороны от нас застыли гротескные изваяния египетских богов. В данном коридоре было заметно светлее. Откуда-то пробивался слабый лунный свет. Но от этого лучше не становилось. В призрачном сиянии Луны мерзкие статуи оживали, кланяясь и гримасничая нам в след.

И вот мы уже перед гигантской дверью.

О, ужас!

Лунное серебро оживило удивительную резьбу. Грозно ревут разбивающиеся о скалы гигантские волны, надсадно трещат тонущие корабли, дико кричать и стонут тонущие люди. А женщина в черном платье дико и восторженно хохочет, а ее фата окружает миниатюрную фигурку темным саваном смерти.

Гигантская дверь бесшумно растворяется.

Наш путь лежит в черный зев зловещего хода. Я хочу закричать, но тело до сих пор не слушается меня. Лишь крупные градины поты мерзко выступают на воспаленном челе. Безмолвные чудовища тянут меня все дальше, в самое сердце древнего зла.

Меня ждет удивительное открытие. В коридоре можно видеть. Где-то далеко впереди слабо горит далекий огонек. Когда я первый раз заглядывала в черный зев, его там не было. Но огонь не радует меня. В его тусклом свете есть что-то омерзительное, неправильное и омерзительное в одночасье.

Мы шли все дальше и дальше. Все время вниз и вниз. Однажды мне показалось, что я вижу вход в небольшую комнату. Вся она от пола до потолка была заставлена разнообразным оружием, временные рамки которого варьировались от ста до двухсот лет. Мушкеты, древние наполеоновские винтовки, шпаги и сабли, маузеры и «трехлинейки». Вот куда делось наше оружие! Снесено сюда мерзкими сестрами.

Вдоль стен коридора в определенной геометрической последовательности установлены факелы, горящие трупным зеленым светом. В их могильном свете вырисовываются жуткие контуры древних саркофагов.

Заглянув в полумрак открытого гроба, я едва не лишилась разума. В ошметках гнуснейшего вида савана шевелились ужасные останки угловатой мумии. Ее отвратительная пасть открывалась в беззвучном крике, а длинные когти безостановочно скребли по камню его посмертной обители.

Поняв, что теряю рассудок, я зажмурилась. Свет усилился. Даже сквозь опущенные веки он больно резал мои воспаленные слезящиеся глаза. Я услышала приглушенный ропот десятка голосов. Все они говорили на неведомом мне гортанном языке. Почему-то у меня сложилось твердое убеждение, что твари из преисподней говорят на древнем языке фараонов.

Залика и Айя отпустили меня, и я грузно рухнула на колени. Я не удержавшись упала на руки. В голове зашумело, во рту появился мерзкий кисловатый привкус. Меня вырвало прямо на пол, что вызвал дикий взрыв нечестивого хохота.

Однако сие безудержное веселье продолжалось не долго. Чей-то властный голос резко сказал непонятное мне слово. Приказ по интонации поняла я. Голос принадлежит женщине. Воцарилась поистине гробовая тишина. Лишь где-то в отдалении мерзко шлепали чьи-то босые ступни и заискивающе скулила неизвестная мне тварь.

Снова заговорил властный голос. Ему ответила Залика. Потом что-то добавила Айя. В зале возбужденно зашушукались. Невидимая мне начальница снова сказала что-то резкое, оборвав лихорадочный лепет собравшейся толпы монстров. Хотя я не понимала речи чудовищ, я уловила одно постоянно повторяющее слово «Линар». Оно произносилось зловещим шепотом с чувством злобы и страха.

— Открой глаза, рабыня! Госпожа хочет поговорить с тобой! — прошипела мне в ухо За — лика.

Я, с трудом разлепив веки, открыла глаза. Сначала пелена слез не давала мне разглядеть зал, но вот когда в глазах прояснилось, я не смогла сдержать крик животного ужаса. В первые секунды мне показалось, что я попала в преисподнюю и меня окружают богомерзкие демоны.

На меня глумливо улыбаясь, смотрели жуткие образины. В гигантском зале столпились отвратительные полуистлевшие мумии разных форм и степени разложения. У многих мужчин и женщин отсутствовала какая-либо часть тела, а то и пол тела. Такие монстры опирались на передние руки, волоча обрубок своего тела в куче грязного тряпья и пожелтевших клочков кожи. Были и такие, что не имели лица или целой головы. Это, правда, не мешало им тыкать в меня скрюченными пальцами с длинными и очень острыми загнутыми когтями. Человеческий образ в этом сонмище чудовищ сохраняли лишь лже-сестры из лже-монастыря.

— Посмотри на меня, рабыня, — гулко разнесся под высокими сводами властный женский голос. — Я хочу поговорить с тобой.

Я обернулась на голос и вновь не смогла сдержать испуганного вскрика. На искусственно созданном возвышении стояло гигантское кресло, не уступающее своими размерами и роскошью королевскому трону. В нем вальяжно развалившись, сидела женщина с портрета в запущенном бальном зале. Даже одежда была та же — изысканное бальное платье середины прошлого века. Ее прекрасное бледное лицо в обрамлении короны угольно черных волос бесстрастно взирало на меня. Демонические черные глаза с презрением разглядывали коленопреклоненную рабу пред ее воображаемым троном. Вот алые, словно кровь, губы дрогнули в кривой улыбке, что так не вязалась с ее ослепительной красотой:

— Да … — протянула женщина с портрета, которую ужасные мумии называли «божественной Нитокрис», — я узнаю черты твоего лица. Те же волосы, те же глаза, та же любознательная душонка, — демоница отчетливо скрипнула зубами, — что у тех давешних варваров, сокрушивших мою тысячелетнюю империю …

В зале негодующе зашумели. Кто-то злобно зарычал. Я скосила глаза и не смогла скрыть омерзения. Подле трона у ног графини сидело на корточках существо, словно вышедшее прямиком из ночного кошмара.

Отдаленно похожее на человека оно было все покрыто густой черной шерстью. Под два метра ростом тварь обладала непропорционально длинными мускулистыми ногами. На руках и ногах у монстра имелись длинные кривые когти устрашающих размеров. Горящие адским красным огнем глаза недобро уставились на меня. Но самым страшным в чудовище были его длинные острые отливающие сталью клыки. Злобно рыча, он продемонстрировал весь свой устрашающий ротовой арсенал. Графиня Юлия изредка почесывала дьявольскую тварь за ушами, словно подле ее ног лежал обычный породистый пес, а не это выходец из темных глубин истории человечества.

Вдруг меня пронзила ужасная в своей простоте мысль. Я знала эту тварь! Знала эту омерзительную морду, где ужасным образом смешались черты человека и животного. Передо мной находился никто иной, как зловещий африканский вампир — Асанбосам. Вспоминая пророческие слова шамана Кумаси, я в ужасе задрожала.

Недавнее очищение кишечника принесло мне некоторое облегчение. По всему телу распространилась резкая колющая боль. Однако теперь я могла хоть и с трудом, но пошевелить пальцами рук и ног. Собрав все имеющие у меня силы в тугой нервный кулак, я спросила:

— Кто вы такая? Что за тварь?

— Я? Разве вы не знаете? — губы Нитокрис вновь разошлись в улыбке без радости. — Я графиня Юлия Кемински, хотя … в разных странах и в разные времена меня знали под разными именами …

Древние иудеи называли меня Лилит, чванливые эллины — Ламией и Гекатой, грубые латиняне — Эмпузой. Последователи Единого Бога в своих мрачных монастырях — дьяволицей и вампиршей, а жители этих земель — упырицей или стригой.

Хотя моя история древнее этих жалких стран и народов. Я очень долго живу на этой земле. Я видела, как из пучин морских появился первый континент людей — доисторическая Лемурия, я видела, как сыны человеческие победили ужасных Царей Драконов и воцарились в этом мире. Я была уже в те времена, когда загадочная раса инопланетных существ еще не построила таинственный город Иб, а люди Сарната еще не появились в землях Мнара.

Я ходила по прекрасным аллеям Валузии, внимала чудесным звукам арф в Грондаре и скакала на быстроногих жеребцах Зарфхаана. Потом я и мои сподвижники захватили власть в легендарной Атлантиде, что лежала далеко за морем. О! То были времена великих свершений и великой крови! — глаза Нитокрис затуманились. — Мои верные слуги доставляли ко мне во дворец, что стоял на самой высокой горе острова, сотни рабов. Сотни и сотни …. Одних я обращала в своих слуг, и они становились покорны моей воле, творя бесчинства по всему миру. Других я их убивала, и кровь этих животных в людском обличии насыщала меня. Я пила ее реками и жила вечно … Вечно …

Но потом пришли они. Варвары с востока! Ты на них чем-то схожа, жалкая рабыня, — вампирша с нескрываемой злобой поглядела на меня. — Такие же светлокожие и светловолосые дикари, как ты! Они приплыли на длинных лодках. Практически голые, но с вострыми железными мечами и копьями в мускулистых руках.

Проклятые варвары подняли темнокожих жителей Убара, трудящихся на полях и в портах Атлантиды, на мятеж и сообща они уничтожили всех моих верных слуг. Всех до одного. Однако я им отмстила, — губы графини дрогнули в недоброй усмешке. — Страшно отомстила. Я открыла гигантские шлюзы, и … Атлантиду поглотили морские пучины. Единицы моих врагов спасли свои жалкие жизни в тот славный день.

Едва уцелев, я направилась на юг. Юг, где черные дикари плясали под звуки своих тамтамов и поклонялись примитивным речным божествам. Вскоре я уже стала их королевой, белой госпожой, силой и хитростью подчинив их примитивный разум моим прихотям и желаниям. Мои знания в тайных и темных науках к тому времени несказанно возросли, и я создала новую армию своих слуг. Последнего выжившего из них ты можешь лицезреть у моих ног, — Нитокрис с нежностью погладила мерзкого Асонбосама по колючей шерсти.

Однако удача вновь покинула меня. Вожди и шаманы всех черных племен объединились в небывалый до сего момента союз. Гигантское войско темнокожих воинов двинулось к границам моего царства. Вновь полилась кровь моих слуг. Я снова была вынуждена бежать из влажных джунглей далекого Юга.

Мои новым прибежищем стала страна Та-кемет, которую вы зовете римским словом Египет. Тамошние жрецы были восхищены моими тайными знаниями. Я показала им крупицы истинного мастерства, научив бальзамировать своих покойников. Мои многовековые знания помогли аборигенам освоить основы математики и геометрии. С их помощью жители «Черной земли» возвели гигантские некрополи, позволив мне в их спасительном мраке воплощать далеко идущие замыслы. Меня стали называть «прекрасной в смерти». Мне поклонялись и мои деяния обожествлялись. В этой древней стране смерти я взяла себе новое имя — Найтикерт или же Нитокрис.        

Я создала целые легионы кровососущих мумий, чьи черные души до скончания веков будут преданы мне. Однако, как я не таилась во тьме, любопытные рабы все же узнали, чем я занимаюсь в действительности. Люди ужаснулись плодов рук моих. Царь и его армия выступили против меня, но я предупрежденная заранее моими глазами и ушами при дворе, вновь ускользнула от цепких человеческих рук.

С тех пор я более не задерживалась дольше, чем на пару десятков лет в одной стране. Я объездила весь мир, побывала в самых его потаенных уголках. Я видела легендарного Хуан-ди — Желтого императора Востока, присутствовала на роскошных в своем разврате пирах Валтасара, лицезрела вход победоносного Александра и его непобедимого воинства в ворота Вавилона.

Я даже видела вашего Христа. Хотя в тот момент даже не подозревала, что именно его последователи станут самыми яростными моими и моих детей врагами. Со временем христиане научились распознавать таких, как я. Они создали тайный орден, ставший со временем известный, как Тамплиеры. Да! Именно тамплиеры, — увидев удивление в моих глазах, подтвердила бессмертная тварь.

Ты, что же думаешь, этот орден был создан во времена первого Крестового похода? Ха! Глубокое заблуждение! Просто эти воины Христа взяли себе новое имя. Хотя существовали до этого многие столетия. Они — мои самые страшные враги! Мне пришлось немало потрудиться, чтобы избавиться от них. И лишь когда запылали костры и эти фанатичные воины отдали души своему богу, я вздохнула спокойнее.

Я вновь оказалась в Египте. Спрятавшись под пирамидами, я в потаенных залах продолжила свои опыты. Там я со своими самыми верными соратниками пребывали до тех пор, пока под звуки «Марсельезы» на эту древнюю землю не ступила нога заносчивого корсиканца — Наполеона Бонапарта!

Мои чары не оскудели за столетия, проведенные во мраке пирамид. Пообещав власть над всем миром этому французскому генералу, я добилась разрешения снарядить три корабля с египетскими древностями и волшебными артефактами. Корабли должны были прибыть во Францию, где я должна была ждать прибытия этого надменного выскочки.

Ха! Моей силы хватило на то, чтобы корабли французов сбились с намеченного курса и встретили свою судьбу на острых скалах Греции. Тайно проникнув в эту бедную страну, я построила данный замок, в подвалах которого могла вновь продолжить свои изыскания. Для утоления моего и моих слуг голода хватало и одиноких путников, одураченных гостеприимностью монастыря святой Ламии. С началом войны немало глупых вояк нашли здесь свою смерть, умерев «от ран» при чуткой заботе добросердечных сестричек.

В зале полном мерзких чудовищ захихикали.

— Однако, проклятые тамплиеры не были искоренены под корень, как я поначалу думала, — прервав гнусный смех властным взмахом узкой белоснежной кисти, продолжила Нитокрис. — Их последователи до сих пор разыскивают меня. И что-то мне подсказывает, недалек тот час, когда они все же найдут меня. Поначалу я думала, что их ищейкой являешься ты, но теперь вижу, что ошибалась. А в моем положении ошибка равнозначна гибели. Посему скоро я покину сей гостеприимный край, что так долго, и безропотно окармливал нас. Но прежде чем это произойдет, я позволю себе маленькую прихоть — ты и твои глупые друзья послужат нам славным прощальным обедом!

Я видела Н’Гонга полюбил тебя … с первого взгляда … В связи с этим я не откажу своему любимцу в скромном развлечении.

Нитокрис повернулась к жуткому африканскому вампиру. Мерзкий Асанбосам обнажил клыки в торжествующем ухмылке. Он понимал свою демоническую хозяйку с полуслова. Шерсть на загривке Н’Гонги вздыбилась, словно у гигантского дьявольского пса. Обильная бурая слюна медленно стекала по гротескной физиономии.

Зная, что сейчас произойдет, я инстинктивно напряглась. Все мои силы были собраны в единый кулак. Где-то в глубине подсознания я понимала, эту битву мне не выиграть. Но и просто так сдаваться я не собиралась. Я поборюсь за свою жизнь в … последний раз.

— Убей ее! — резко крикнула многолетняя вампирша, указывая на меня.

Асанбосам издав дичайший вопль, прыгнул.

Его гигантское мускулистое тело распрямилось в прыжке. Пасть оскалена, когти нацелены мне в глотку. Я медленно отвела правую ногу назад. Еще секунда и … я прыгну навстречу монстру. Пусть лучше так принять свою смерть. В борьбе.

Ба-бах!

Н’Гонга жалобно заверещал и с грохотом рухнул прямо передо мной. Не успела я, и охнуть, как тело африканской нежити превратилось в горку праха. В зале зашумели. Вопли и дикий вой наполнил гигантский зал.

Я медленно повернула голову.

У входа в зал с дымящимся пистолетом в руке стоял Вилхелмс Лацис. Позади поручика латышских стрелков застыли таинственные тени.    Даже одного взгляда было достаточно, чтобы понять, поручик изменился. Более того он стал совсем другим человеком. Холодные светлые глаза смотрели на мир с каким-то непонятным выражением. У меня сложилось странное впечатление, что Вилхелмс испытывает сразу и удовлетворение и что-то сродни омерзению. Его необычное преображение напугало меня не меньше чем страшная правда монастыря в лесу.

— Линар! Ты! — вскрикнула графиня Юлия, вскакивая со своего роскошного кресла.

— Да, Нитокрис, это я, — губы Лациса дрогнули в слабой улыбке. — Согласись, в нынешней игре ты с самого начала дала маху …

— Проклятый убийца, — прошипела вампирша. Гнев исказил ее прекрасные черты, сделав их в миг отвратительными. — Вы все же нашли меня. Через столько лет …

— Ты права. Нам пришлось повозиться с тобой и твоей сатанинской сворой. Вынужден признать, ты неплохо умеешь заметать следы. Если бы не Агнесса, мы бы тебя еще долго искали.

— Трепливая сучка! Надо было свернуть ей шею лет двести назад … Впрочем, — графиня вновь приняла безмятежный вид. — Это ничего не значит. Тебе не справиться со всеми нами в одиночку, линар.

Лже-монашки вместе с отвратительными мумиями сделали шаг навстречу Вилхелмсу. Они более не выли и не кривлялись глумливо. С молчаливой угрозой адские полчища приближались к поручику. Нитокрис торжествующе расхохоталась.

— А я и не одинок, — усмехнулся Лацис. — Огонь!

Из-за спины таинственного латыша выступили пациенты зловещей лечебницы. Особенно выделялся своим геркулесовым сложением Данило Дикий. Он и еще двое солдат были вооружены смертоносными германскими огнеметами «Векс». Остальные шестеро солдат сжимали в руках родные «трехлинейки» и наступательные гранаты. Даже раненный Петр Усов крепко сжимал в правой руке устрашающих размеров «маузер». На поясе у казака покоилась неизменная шашка.

— Нет! Назад! — дико закричала Нитокрис, вмиг сообразив, что задумал Лацис сотоварищами.

Но было уже поздно. Безжалостные огненные языки, вырвавшиеся из черных жерл ручных огнеметов, превращали вампирское воинство в горящий дико орущий факел. Кинутые в самую гущу безумно вопящих врагов гранаты довершали начатое огнеметами уничтожение мерзких тварей.

XXX

— Держи! — крикнул Данило, кидая мне ножны с моей шпагой.

Поймав на лету любимое оружие, я благодарно улыбнулась казаку. В ответ тот важно кивнул. Рассмеявшись, я обнажила оружие. Недавний страх бесследно исчез. Я оказалась в родной мне стихии боя. Тем более в этот раз я занялась богоугодным делом, рубя оживших мертвецов направо и налево.

Моя сабля крутилась в руке, словно ужаленная. Остро оточенное лезвие с легкостью рубило давно иссохшую плоть, отсекало сморщенные конечности и разрубало мерзкие головы, как перезревшие арбузы. То, что не могла добить моя шпага, довершали немецкие огнеметы и каблуки моих подкованных сапог. Кинувшейся на меня Айе я, отрубила обе руки. Удар сапога швырнул дико орущую тварь на жгучее пламя огнемета.

Вот путь Даниле заслонила его давняя полюбовница Залика — Эльжбета. Некогда прекрасное лицо перекосилось в нечеловечьей ненависти, а длинные изящные пальцы превратились в когти хищной птицы. Зашипев, Эльжбета бросилась на казака, метя своими когтями ему в шею.

Отбросивший к тому времени огнемет, Данило закричав во всю мощь своих легких, рубанул с плеча. Голова Залики полетела в сторону, успев напоследок хищно лязгнуть зубами. Не прошло и минуты, как некогда прекрасное тело лже-монашки превратилось в жуткий остов, рассыпавшийся бурым песком прямо на глазах у пораженного казака.

Вилхелмс продолжая метко стрелять в беснующуюся орду, все ближе и ближе продвигался к трону верховной вампирши. Та тоже не сидела, сложа руки. Уже два солдата лежало у ее ног, превратившись в выжатых, словно лимон, мумий. Горла солдат были разорваны самым зверским образом, а кровь высосана до остатка. Это подтвержал мерзкий вид графини. Лицо и нарядное платье чудовища было залито темно алой жидкостью

Латыш выстрелил.

Нетокрис с непостижимой скоростью сумела увернуться. Пуля лишь чиркнула по стене. Вилхелмс снова вскинул руку со своим длинноствольным револьвером. Но выстрелить уже не успела. Совершив головокружительный прыжок, вампирша оказалась подле поручика. Один взмах когтистой руки — и Вилхелмс болезненно вскрикнув, отлетел к стене. Его револьвер переломившись надвое, рухнул на пол.

Захохотав, Нитокрис бросилась к нему, с чудовищной силой раскидывая ставших у нее на пути горящих мумий. Но добраться до латыша она не успела. Оказавшийся перед ней гренадер Петр Усов всадил в обманчиво прекрасное тело с десяток пуль из своего «маузера».

Вампиршу откинуло назад. Но она, ловко перевернувшись в воздухе, вновь коснулась земли своими ногами. Зарычав, словно дикий зверь, она бросилась к однорукому солдату. Выбив из его рук «маузер», она одним движением оторвала несчастному голову, отшвырнув ее в дальний угол гигантского зала. Оцепенев от ужаса, я наблюдала, как обливаясь кровью, безголовое тело тяжко рухнуло на пол.

С трудом взяв себя в руки, я заставила себя оглядеться. Мной вновь завладел дикий липкий страх. Почти все раненные солдаты, кроме яростно отбивающегося казака были повержены дико визжащей ордой кровососущих мумий. Ближайшего солдата прямо на моих глазах разорвали на куски.

— Алина! Алина!

Я обернулась на голос. Вилхелмс прижимая к груди явно сломанную руку, полз полу в тщетной надежде спастись от преследовавшей его жутко ухмыляющейся вампирши.

— Алина! Отруби ей голову. Это единственный наш шанс!

Нитокрис резко повернула голову в мою сторону. В ее лице не осталось ничего человеческого. Рот ощерился в недоброй улыбке, обнажив длинные цвета слоновой кости клыки. В этот миг я поверила россказням вампирши о ее богатом жизненном опыте и о неестественно длинной жизни. Такая тварь просто не могла появиться среди людей. Кто бы ее ни сотворил, это точно был не наш Господь Бог!

— А! Да это же наша среброголовая раба!

— Будь ты проклята, дьяволица! — хрипло выкрикнула я, бросаясь вперед.

Захохотав, Нитокрис прыгнула ко мне. Ее носки легко оторвались от каменного пола, а гибкое тело в ошметках древнего платья превратилось в туго натянутую пружину. В этот миг графиня превратилась в идеальную машину убийства.

Но у меня не было времени восхищаться ее дикой красотой. Мир для меня замедлил свое безумное движение. Я не видела охваченный огнем зал и мечущихся по нему отвратительных чудовищ, не видела дико орущего Данилу и стонущего Вилхелмса или как там его на самом деле зовут, я даже не видела черную тень многовековой вампирши, что полная злого триумфа нависла надо мной.

Перед моими глазами встали картины давно минувших дней. Маленькая светловолосая девочка, играет с милым рыжим котенком на скотном дворе ее дома. Котенок блаженно урчит и щурит раскосые желтые глаза. Девчонка подросток лихо взмахивает на спину молодой кобылки, лишь чудом удерживаясь на коне без седла и упряжи. Молодое животное пахнет сеном и потом. Но девчонка не морщит носик. Этот запах бескрайних восточных степей — ее дома. Статная молодая женщина скачет на длинноногом жеребце, выхватывает из ножен в руке острую саблю. Десятки верховых вокруг повторяют ее немудреное движение. Воздух сотрясает троекратное «Ура». Лихая кавалерийская атака. Женщина не боится серых вражеских цепей и огненных всполохов многочисленных выстрелов. Они среди старых добрых друзей. Среди своих.

И поэтому я вложила все свои силы до капли в этот удар. Пусть маленькие девочки играют с котятами, подростки проказничают на лугу, а в люди знают, что вокруг них их братья, товарищи и просто такие же самые люди, как и они. Не хорошие и не плохие. А именно люди, что живут в светлом, веселом мире живых, а не во вселенной древнего мрака и ужаса.

Ярко сверкнуло лезвие моей сабли.

Никогда более я не слышала столь дикого вопля, в котором сочетались безграничная злоба и запредельный ужас. Яркая вспышка ослепила меня. Меня обдало ледяным дыханием иного мира, иной Вселенной. Непрекращающийся вопль достиг своего апогея и мгновенно замолчал. Холодный ветер невиданных глубин вскользь коснулся меня в последний раз своим пронзительным дыханием и исчез вслед за древним злом, что наконец-то нашло свою смерть.

Интерлюдия II.

К собственному стыду Кузьма Никитич — уважаемый хозяин не менее уважаемого заведения с, несомненно, уважаемым названием «Кабанья нога» почувствовал, как его жирные коленки мелко дрожат. Поначалу медленный рассказ среброволосой красавицы в конец превратился в ужасную бойню. Почему-то ни у трусоватого хозяина, ни у одного из собравшихся в харчевне посетителей даже и мысли шальной не мелькнуло усомниться в словах Алины Строговой.

— Господь милосердный, — Ксюша Ахметова набожно перекрестилась. — Ужас, то какой! Неужели это правда?

— Что хотите, то и думайте, — усмехнулась Алина, потягиваясь с грацией дикой кошки. — Возможно, все вами услышанное лишь сотрясение мозга и горячечный бред. Рану то я получила серьезную. Еще миллиметр и мои мозги украсили бы собой малопольские столетние дубы …

— Алина, расскажи, что же было дальше? Ты убила мерзкую тварь? — выразительные глаза Ксении возбужденно зажглись.

— Кто положил тебе на столик крестик? Это был Вилхелмс или Данило? — поинтересовалась Минерва Жилина.

— А кто был на самом деле этот Вилхелмс Лацис? И почему упырица назвала его «линаром»? Это, что его настоящее имя или профессия? — подключился к обсуждению истории Роман Крутогор.

Окружавшие Алину Вольные Стрелки возбужденно загомонили.

— Тише. Не все сразу, — подняла руки вверх улыбающаяся молодая женщина. — Я и так всю ночь развлекала вас досужими россказнями. Дайте хоть языку отдохнуть, — налив себе темно алого вина, Алина залпом осушила кубок.

Эй! Никитич, доброе у тебя вино. Какого года?

— Девятисотого. Вино, как вы изволили заметить, и вправду преотличное. Сам закупал. Госпожа Строгова, — хозяин харчевни смущенно поглядел на ухмыляющуюся красотку, — окажите нам всем милость, расскажите ваши страсти до конца то. Страх как хочется узнать, чем же дело кончилось. Просим, — он показал рукой на согласно закивавших посетителей.

— Ну ладно … Только, чур, кратко. Вон, глядите, — Алина указала на сереющее небо за грязным, давно не мытым стеклом. — Рассвет уж на носу. А поутру нас ждет дальняя дорога. Задержимся, Карташ нас здорового заругает. Кого и в звании понизить может.

Вольные Стрелки заметно притихли. Но глаза молодых людей с мольбой уставились на своенравную рассказчицу. Хмыкнув, Алина Строгова откинулась на спинку кресла и продолжила свой рассказ:

— Графиня Юлия или Нитокрис, уж не знаю, как даже эту тварь и назвать то, была мною в ту ночь повержена. От вампирши не осталось даже кучки пепла, как от ее злобных изделий. Мне кажется, Нитокрис засосал в себя тот неизведанный мир или иное пространство, откуда она, собственно, и появилась в незапамятные времена на нашей Земле. Надеюсь, мы больше о ней не услышим. Она и так достаточно набедокурила за те тысячелетия, что прожила среди людей.

Как только Нитокрис исчезла, ее армия оживших мумий в тот же час превратилась в горстку праха. А зловещий замок стал разрушаться на глазах. Я и Данило, подхватив латышского поручика под руки, кинулись прочь из этих проклятых залов и зловещих туннелей.

Стоило нам оказаться на улице, как замок, графини Кемински рассыпался, словно карточный домик. От него не осталось даже фундамента. Только темное пятно среди буйной весенней травы. Мы втроем да еще несколько лошадей, среди которых была и моя верная Зорька.

В ту ночь мы победили древнее зло, как потом рассказал мне и казаку Вилхелмс, но заплатили за это, дорогую цену. Девять храбрых парней из войск Империи сложили свои головы в мрачном подземелье ради того, чтобы раз и навсегда покончить с хитроумной дьяволицей.

Минерва права, именно Лацис подложил мне простенький деревянный крестик. Он сразу понял, что графиня и ее свора приняли меня за него. Зная, чем все это завершится, он и положил мне свой крестик на мой туалетный столик. Он должен был развеять колдовской туман, что застилал мне глаза и показать обитателей замка в их истинном облике. С чем, как вы знаете, крестик отменно справился.

Коварная Эльжбета или же Заликаи вправду обладала нечистым даром совращения. Сначала она буквально околдовала несчастного казака. Потом принялась за вашу покорную слугу. Лишь нежданный подарок Вилхелмса спас меня от мерзкого грехопадения.

Не спрашивайте, кем на самом деле был поручик латышских стрелков Вилхелмс Лацис. Этого я не знаю, и по сей день. Он не рассказывал нам о себе. Упомянул лишь и то вскользь, что его орден испокон веку борется с порождениями ночи, а графиня Юлия была самым кровожадным и хитроумным из них. Так, что я, к сожалению, не смогу ответить на твой вопрос, Роман, что же такое этот самый загадочный «линар». Возможно, это его настоящее имя или же звание в древнем ордене мракоборцев. Не ведаю. Знаю лишь одно — «прекрасная в смерти» и ее чудовища боялись пуще смерти людей носящих это странное прозвище.

На прощание загадочный латыш напутствовал нас словами, которые тебе, Ксюша, будут, как мне кажется, весьма полезны. С трудом сдерживая коня, Вилхелмс сказал:

«То, что с нами произошло, может показаться чудовищным и нереальным. Но знайте, в нашем мире испокон веков властвуют силы, который не подаются ни логике, ни здравому рассудку. Бойтесь ночной темноты и зловещих теней. В них подчас скрываются ужасы, почище любого детского кошмара.

Неведомое всегда присутствовало в мире живых, становясь его мрачной тенью. Чаще всего оно не встревает в обыденную жизнь смертных и те продолжают пребывать в наивной уверенности, что живут в простом и понятном мире. Но когда же древнее зло вторгается в их жизнь, расслабленные обыватели легко становятся его безропотными жертвами.

Поэтому вам следует смотреть на мир, как на причудливый калейдоскоп добра и зла. Но знайте, порой и тренированный взгляд не отличит одно от другого. Зло хитро и коварно. Оно может принимать разные формы и личины. Разоблачить зло сможет лишь отважное и любящее сердце. Над ним, как и над вашей бессмертной душой, оно не властно. Ибо даже крохотный лучик любви и дружбы развеивает самый темный и вязкий мрак!»

XXX

Алое зарево расползлось на все темно синие небо, предзнаменуя собой наступление нового дня. Подобно былинным богатырям, в кровавых отсветах зари выезжали попарно Вольные Стрелки. Слабо трепетали флажки на длинных копьях и искусно приколотые к высоким тюрбанам перья.

Впереди безмолвной статуей на длинноногой кобыле ехала Алина Строгова. За ней двигался Роман Крутогор, сжимающий в крепких руках тихо шелестящее знамя Вольных Стрелков. В ярких лучах рассвета оно казалось почти черным, как и сами фигуры молчаливых конников.

Словно на параде проезжали они мимо вышедшего их проводить Кузьмы Никитича. Мужик, закурив папиросу, задумчиво смотрел им вслед. Вот мимо него проехал последний стрелок. Им оказалась веселая щебетунья Ксюша Ахметова. Ловко развернувшись в седле, она задорно подмигнула оторопевшему хозяину харчевни, послав напоследок воздушный поцелуй.

Улыбаясь, Кузьма покачал головой. Вот ведь чертовка! Кинув в сторону успевшую обжечь ему, пальцы папиросу, коренастый мужичок направился к «Кабаньей ноге». Вдруг резко развернувшись, он поглядел в след удаляющейся длинной змее верховых. Алое зарево почти поглотило их, оставив на горизонте лишь тоненькую черную полосу.

— Славные ребята! — усмехнулся Кузьма Никитич. — Все же здорово, что среди нас еще живут подобные молодцы!

Более не оглядываясь, он пошагал к себе.

Наступал новый день.

Послесловие.

Дорогой читатель!

Позволь мне в первых строках этого короткого эпилога выразить благодарность всем моим родным и друзьям, без которых данный рассказ никогда не был бы завершен. Также хочу выразить свою признательность известнейшим авторам в жанре «хорора» и «фентези». Без их замечательного творчества я вряд ли додумался бы до написания сего произведения. Отдельная благодарность создателям прославленной серии “Warhammer”, чьи идеи тоже сыграли не последнюю роль в задумке этого рассказа.

Хочу сразу отметить, что вину за все ошибки, которые я волей или неволей совершил за время написания данного произведения, я беру исключительно на себя. Сразу говорю, что любые совпадения с действительностью случайны, так как я не задавался целью написать историческое полотно. Поэтому не ищете, если буде у вас возникнет такое желание, в энциклопедиях информацию о генерале Быкове или же Вольных Стрелках. Ни первого, ни вторых никогда не было в Малопольских лесах в разгар Первой мировой войны. Впрочем, и самих Вольных Стрелков в русской армии никогда не было.

Сам выдуманный мною конфликт Империи с Германией не что иное, как боевые действия на Восточном фронте во времена «Великой войны», как называют эту мировую бойню на Западе. Гибель армии генерала Быкова в Малопольском воеводстве калька с трагических событий, приведших к краху 2-й армии генерала Самсонова в 1914 году.

Имя Нитокрис я в первую очередь взял с произведений Г.Ф. Лавкрафта, чья цитата украшает мое скромное произведение. К ним же я часто ссылаюсь по ходу рассказа, упоминая таинственный город Иб или людей Сарната, что еще не появились в землях Мнара. Здесь же вскользь упоминаются Лемурия, Валузия, Грондар, Зарфхаан и, конечно же, легендарная Атлантида. Все вышеперечисленные страны были созданы гением таких американских фантастов, как Роберт Говард и Лин Картер.

Нитокрис (или же Нейтикерт), как женщина — правительница Древнего Египта весьма спорная личность. Считается, что она правила Египтом с 2152 по 2150 год до н.э. Хотя ряд современных египтологов считает, что Нитокрис — выдуманный персонаж, чье существование в мире живых долгое время поддерживалось простой лингвистической ошибкой при переводе памятников египетской старины. Но, как бы там ни было, а Нитокрис прочно вошла в сознание людей, как образ легендарной правительницы, чья хитроумная жестокая месть стоила жизни многим современникам. Г.Ф. Лавкрафт изобразил Нитокрис повелительницей восставших мумий и живых мертвецов, что вечно бродят в земных недрах под пирамидой Хеопса. Я же дал это легендарное имя вечной упырице, занимавшейся богопротивными опытами в своих гнусных лабораториях под великими египетскими пирамидами.

Асанбосам или же африканский вампир и в самом деле имеет место быть в фольклоре местных племен. Его далеко нелицеприятный образ я попытался отобразить на страницах моего рассказа. Правда, я сделал его и таких, как он, лишь полу разумными изделиями Белой колдуньи, как тогда звалась хитроумная вампирша. Любопытный читатель может спросить, почему же от одного выстрела Вилхелмса Лациса чудовищный Асанбосам отправился к своим праотцам? Если у него они были, конечно. Ну … Наверное, последователь легендарных тамплиеров стрелял не простыми пулями. Возможно, серебряными. Кстати, гонения этого прославленного рыцарского ордена я объяснил кознями Нитокрис, таким образом, избавившейся от вековечных врагов чужими руками.

Все перечисленные в рассказе польские города в действительности существуют. А вот Южной Малопольской ЖД, боюсь, никогда не существовало. Так же, как дремучих лесов под черной сенью Карпатских гор.

Разговор между славными кубанцами лично моя импровизация. К сожалению, я недостаточно знаком с кубанской балачкой , поэтому брал за основу украинский язык восточной части страны. Так, что настоящие кубанцы скорее всего найдут много неточностей и ошибок. Мой просчет. Это замечание относится и к другим языкам. Все допущенные в них ошибки — моя вина.

На этом, позвольте, завершить сей труд. И если читатель дошел до этих строк, я буду несказанно рад. Нет, я не шучу. Это самая что ни на есть правда.

С уважением, ваш автор.

P.S. Вольные Стрелки сначала носили совершенно другое название.