Александр Шипицын — Добрый генерал

Очень он по душе офицерам пришелся. Рассказывали, что на проводах предыдущего генерала, выпив изрядно, он гитару в руки взял и вначале песни Высоцкого, а потом и вовсе блатные запел. Чем и покорил души офицеров, которых и хлебом не корми, дай только врезать хорошенько да песняка подавить.

И он к офицерам отлично относился. Даже на самого что ни на есть лейтенанта ни наорет и на гауптвахту не посадит, даже если тот верхнюю пуговицу у шинели не застегнет. Правда, почему-то потом комендант, бледный и трясущийся, этого лейтенанта лично в кутузку упаковывал. И не слушал, что генерал на лейтенанта даже не орал.

Командиры полков и частей при нем, правда, поскучнели. Но тем никак не угодишь. То летчики у них плохие, то начальство недоброе.

Товарищ мой дежурство по части нес. Заходит генерал Караулов к нему в дежурку. Он конечно:

— Полк, смирно! Товарищ генерал-майор, в полку за время моего дежурства происшествий не случилось, — так далее.

Рассказывает, генерал с ним за ручку и сразу говорит:

— Ты у меня молодец, я уж вижу, службу знаешь. А как у нас это? А как то? А этот где? А эти куда? И когда будут? И что на стоянке?

Друг мой отвечает, прямо от зубов отскакивает. И что характерно, четко так, по военному. Генералу даже понравилось. Опять руку пожал.

— Служи, — говорит. –— Орел! Ух, молодец, какой!! Прямо горжусь, да и только.

А друг мой, плечи расправил: «Рад стараться, то есть служу, мол, там кому надо!» Генерал его и по плечу похлопал.

— Ых! Герой! — и вышел.

А через полчаса бегут в казарму командир полка с начальником штаба. Бледные оба, как флаг про капитуляцию. Командир его, дружка моего, за грудки, начштаба за плечо. И трясут его по сложной волнообразной траектории. Был бы грушей, не то, что плоды, сучья бы отвалились. И в один голос орут:

— Что ты ему, негодяй сказал? Что ты сказал?

— Да нормально ему сказал, — проблеял дружок мой. — Он меня похвалил даже. Молодец, говорит, орел. С такими офицерами мы всех победим. Служи, говорит дальше.

— Это он тебе, дураку, так сказал. А с меня и начальника штаба шкуру вместе с мездрой снял за тебя. Что ты ему тут наговорил?

— Да я и не упомню всего. Спрашивал, где вы? Я и сказал, что в штабе. Не говорить же мне ему, что вы с планшетистками у пожарников в сауне.

— Цыц! Ты…, ну ладно, разберемся.

Но больше командир с дружком моим не разбирался.

А в другой раз уже я оперативным дежурным полка заступил. У оперативного дежурного 17 стендов развешано. Все виды обстановок отражают. Воздушную, нави-гационную, космическую, морскую, наземную, метеорологическую, радиационно-химическую, орнитологическую. Самолетный состав полка, состав полка по экипажам, уровень подготовки каждого экипажа, политико-моральное состояние и еще всякой хрени до матери, до…. Да пусть их там хоть сотня будет, если бы они нас не касались. Так нет же, всех их надо было наизусть знать. И на утреннем докладе командиру полка оперативный дежурный указкой в стенды тыкать мог, а вот подсматривать — ни-ни. Все наизусть, на память. И Боже упаси ошибиться где, и это после бессонной ночи.

Вот и мне повезло. За час до доклада командиру приходит наш добрый генерал. Я ему конечно: «Штаб, смирно! Товарищ генерал…» Он ручкой так: «Вольно, вольно».

— Ты мне, сынок, лучше воздушную обстановку доложи. И метеорологическую, и прочие виды… Давай, давай!

Я к стендам боком встал, сам не гляжу, а указкой в нужные места тычу и бодро так:

— Метеорологическая обстановка нашего района полетов обуславливается…. и дальше по тексту

Все стенды до единого он прослушал, ни одного не пропустил, не перебил ни разу, а после слов: «Оперативный дежурный 330-го морского ракетоносного авиационного полка доклад окончил» он чуть не зааплодировал, как будто песню в исполнении Кобзона Иосифа прослушал:

— Ну, молодец, капитан! Как ты хорошо все доложил. Особенно это место: « …в настоящее время в полку экипажей боеготовых по уровню первого класса»…Молодец! Просто молодец!

— Служу Советскому Союзу!

— Ну, служи, сынок, служи, а я пошел. Дела, понимаешь, дела…

— Штаб, смирно!

— Вольно, вольно дорогой!

Я, весь в предвкушении награды, кинулся в комнату оперативного дежурного. Там разрывался главный телефон. Звонил командир.

— Оперативный дежурный капитан… Да, слушаю, товарищ командир. Да, был, товарищ полковник. Нет, наоборот похвалил…. Молодец, говорит. Да я ко всему готов. Есть!

Что-то голос у командира безрадостный. Да и у меня личность вытянулась. А тут прапорщик — диспетчер полка, что каждый день здесь службу несет:

— Да вы, товарищ капитан, не расстраивайтесь. Это каждый раз, как генерал сюда заходит, у оперативных дежурных потом одни неприятности. Генерал их хвалит, а командира потом дерет. А командир потом оперу выдает. Так что готовьтесь. У нас банка с вазелином вон в той тумбочке стоит.

Я настолько ошалел, что в тумбочку заглянул. А прапор смеется:

— Вот-вот, все туда заглядывают.

Через полчаса влетают командир и начальник штаба. Я дверь к себе предусмотрительно на шпингалет закрыл и они оба только перед стеклом, что отгораживает оперативного дежурного от общего зала, подпрыгивали. Когда лицо командира стало красным, а уже не бордово-красным, и начальник штаба чуть порозовел и подрыгивать стал на высоту не более полуметра, за сердце хватаючись, я рискнул откинуть шпингалет. Затем подал команду и строевым шагом подошел к командиру:

— Штаб, смирно! Товарищ полковник за…, — он только рукой махнул и на стул опустился.

— Рассказывай, что ты ему тут наплел? — голос у командира был слабый и томный. Ему уже было все равно. Начальник штаба беззвучно рыдал в углу, вытирая нос об бархатные шторы.

Три года Караулов нами командовал. А потом в баньке перегрелся как-то раз. А на другой день летать надумал. В воздухе ему плохо стало. Правый летчик самолет посадил. А генерал прямо возле люка помер. Командиры полков быстро приехали. Говорят, креститься начали. И когда веру Христову приняли, ведь везде говорили, что атеисты?