Я взглянул на часы. Наконец рабочий день закончился. Выплеснув остатки остывшего чая в странный, едва живой цветок, я собрал свои вещи и вышел, закрыв кабинет. Коридор был пуст. Пользуясь тем, что все начальство разъехалось — кто в командировку, кто в отпуск, — все мои сотрудники заканчивали работу раньше положенного часа. И только я оставался до последнего. Не знаю, зачем я это делал… Возможно, просто не хотелось возвращаться в свою холодную одинокую холостяцкую квартиру. Возможно, не хотелось видеть ехидные лица моих сотрудников, которые считают, что я достиг чего-то в фирме только благодаря своему старшему брату. А возможно мне просто нравилось, я сам не понимал, когда толпа людей, спешащих домой со своих работ, уносит меня в неизвестном направлении, заставляя отвлечься от всего на свете, забыть о своей жизни. Не знаю. Знаю только то, что я к своим 24 годам безрассудно и откровенно полюбил одиночество.
Говорят, одиночество — болезнь больших городов. Возможно. В огромном мегаполисе потерять себя намного проще, чем в маленьком городке. Ты тонешь в обилии информации, пустых мыслях, обрывках чувств, рекламных плакатах и бесконечном мельтешении лиц.
Круговорот чужих эмоций захватил меня и понес в сторону остановки. На секунду замерев, я подумал, что сегодня народу особенно много и по городу будут пробки. А находиться в переполненном автобусе, вдыхая запах пота, дешевых духов и алкоголя я сегодня не в настроении. Хотя, о чем это я?.. Мое настроение не меняется уже почти год. Меланхолия поглотила меня сразу после выпуска из института — меня перестало интересовать мое будущее, стало без разницы, на что я буду жить и буду ли жить вообще. Тогда брат действительно спас меня, устроив на какую-то ничтожную должность в своей компании. Благодаря безразличию и отсутствию интереса к жизни я погружался в работу полностью и многого достиг. Сотрудники этого не оценили. Ну, на их мнение мне плевать так же, как и на весь мир в целом.
На трамвайной остановке народу было почти вдвое меньше, чем на автобусной. Не зная, куда девать взгляд, дожидаясь свой трамвай, я стал разглядывать прохожих. Какая-то бабулька с огромными сумками ругала своего непоседливого внука, который то и дело вертелся в поисках чего-нибудь интересного; девушка, с обворожительно длинными вьющимися волосами, влюбленными глазами смотрела на парня, который сердито разговаривал с кем-то по телефону; мальчишка, лет 17, с невероятно большими изумрудными глазами. Заметив, что я смотрю на него, он почему-то смутился и отвел взгляд в сторону. И еще много-много пестрых, размытых фигур людей.
В лицо мне ударил запах дорогих сигарет. Я повернул голову в поисках источника отвратительного дыма — рядом стоял мужчина лет сорока по-деловому одетый, с зачесанными назад черно-серебристыми волосами.
— О, простите, — негромко извинился он, увидев мое недовольное лицо. На горизонте показался мой трамвай, и мужчина, не докурив, бросил сигарету под ноги.
Сигаретный дым — это то, что раздражает меня всегда. Не понимаю, как люди могут им наслаждаться?.. В свои 15 я пробовал курить, и у меня остались неприятные воспоминания. Позже выяснилось, что у меня астма, которую почему-то раньше обнаружить не могло наше гуманное лечащее общество.
В трамвае было душно, но, благо, народу было не так много, как я рассчитывал увидеть. Я взялся за поручень и приготовился ехать. Ехать бесконечно долго, куда-нибудь к черту на кулички, наслаждаясь особой романтикой дальней дороги!..
Краем глаза я заметил ту девушку остановки. Ее кудри болтались как-то печально, и пышные ресницы часто порхали, отбрасывая едва уловимую тень на щеки. Похоже, ее молодой человек так и не уделил ей должного внимания перед разлукой.
Чуть поодаль, промелькнул тот паренек, с зелеными как августовская листва глазами. Он снова смущенно глянул на меня и отвернулся, уставившись в окно. Хм, возможно, он гей и я, обладатель потрясающей внешности, по словам моего брата, ему приглянулся.
За окном начали мелькать остановки, деревья, дома и чужие жизни. Мне всегда казалось, что я несусь по жизни точно так же — все проходит мимо, я ни на чем не задерживаюсь. Что меня задерживало в этом мире? Пожалуй, непреодолимая тяга к романтике. Романтике не в том пошлом смысле, который вкладывает в это слово современная молодежь, и не в том ванильно-небрежном, который принято связывать с непонятным мне до сих пор словом «любовь». Нет. Романтика в ощущениях, в мимолетных наслаждениях, в тех мелких радостях жизни, которые мы обычно не учитываем, разглагольствуя о счастье человечества. Романтика в тех кадрах, которые оставляет в памяти мой подсознательный фотоаппарат: в изящном кошачьем прыжке, опадении лепестков недавно распустившегося цветка, который еще секунду назад был на пике своей красоты, в удивленном вздохе юноши, не ожидавшего резких перемен в своей жизни, в волнительных взглядах пленительной красоты девушек и еще много-много всего, бесконечно много!.. Это то, что держит меня все еще в этой колее безудержного и бесполезного бурления ненужных эмоций и сотен громких слов.
— А чем вам мелочь не нравится? Тоже ведь деньги! — прорвал туман в моей голове пронзительный голос контролерши.
Я не удержался от тихого смеха. Какая ирония и кощунство одновременно!.. Жизнь расплачивается со мной мелочью. Теми же деньгами, по сути, что и с другими, только другие предпочитают купюры побольше. Они бросаются такими громкими словами как «счастье», «любовь», «благополучие»… не может им жизнь столько дать, вот и лезут вон из кожи. А я собираю мелочь. И нисколько не страдаю от этого. Тоже ведь деньги.
Стало прохладно. Только сейчас я заметил, что количество людей в трамвае значительно уменьшилось. Где-то вышел тот зеленоглазый мальчик, думаю, бросив перед этим грустный взгляд в мою сторону; куда-то исчез мужчина, который любит дорогие сигареты…Только девушка осталась, правда, теперь она сидела у окна и напряженно вглядывалась в переливающиеся мелькающие краски.
Не знаю, что на меня нашло, но…
— Домой направляетесь?
Девушка удивленно подняла на меня глаза и ее веерки ресниц мелко задрожали.
— Нет…
Вопрос «А куда?» прозвучал бы сейчас невероятно глупо, да и мне правда неинтересен был на него ответ. Если человек захочет, он сам покажет вам изнанку своей души, если нет — то и смысла нет лезть, только лишний раз на ложь натыкаться.
— Я еду Куда-нибудь, — она чуть улыбнулась.
— Какая интересная станция, — заметил я и едва заметно улыбнулся в ответ. — Я присяду?
— Да, конечно, — девушка подвинулась, правда, скорее из вежливости, так как места было предостаточно для меня. — Знаете, иногда так хочется уехать в никуда. И ехать долго-долго. Просто ехать. Не сожалея ни о чем и ни о ком. Не думая о том, что мелькает по ту сторону стекла. Обогнать свои мысли, в конце концов. Уехать туда, где ничего нет. Совсем-совсем ничего! Вы представляете себе такое место?
Ее темные, почти черные глаза впились мне в лицо, словно выискивая ту таинственную станцию.
— Вполне, — я наблюдал за ее реакцией, как она ловила каждое мое слово. — Я знаю, где такая станция. Я очень часто там бываю. Хотите, вместе съездим?
Ее и без того огромные глаза расширились еще больше. Ресницы волнительно запорхали.
— Это возможно? Я очень… очень-очень хочу! — она схватила меня за руку. Ее тонкие пальчики, явно предназначенные для искусства, и, скорее всего, именно для музыки, сжали мне ладонь.
— Конечно. Нет ничего невозможного. Мы сами придумываем себе границы наших возможностей, а потом боимся их перешагнуть, не представляя, что за ними. Неизвестность — вот что пугает людей сильнее, чем чтобы то ни было. Болезни, теракты, природные катаклизмы, катастрофы…в основе страха к ним заложена неизвестность. Преодолев этот страх, мы, пожалуй, сможем разрушить рамки невозможного. Ты не боишься зайти за границу невозможного?
Девушка на секунду задумалась, опустив взгляд. Затем резко встрепенулась, взмахнув своими роскошными кудрями и заглянула мне в самую душу.
— Да, не боюсь.
Я мягко улыбнулся.
Дальше мы ехали молча. Она все так же держала меня за руку, сжимая мои пальцы. Иногда поглядывала в окно. Мы ждали чуда. Того самого, которое хоть раз в жизни случается с каждым человеком. Того неповторимого, незабываемого. И я знал, что оно случится. Та станция — это не выдумка. Кто-то назовет ее побегом из реальности, кто-то — побегом от себя. Она не является ни тем, ни другим. Это станция, где тайны прекращают быть тайнами, а мечты перестают существовать. Это Нигде. Это Никогда. Это место, куда каждый человек на нашей планете хотел хотя бы раз попасть. Это то, что не существует, но не существовать не может. Наша новорожденная душа, где еще нет пошлых принципов, смелых взглядов, чужих мнений и бесконечных мыслей. Мыслей!..
Вагон погрузился в темноту. Ее пальцы сильней стиснули мне руку.
— Скоро выходим. — шепнул я, неожиданно для себя вдохнув тонкий аромат лилий от ее волос.
— Так просто?.. — в темноте едва различим был блеск ее глаз.
— Ты же поверила в чудо. Не побоялась ступить в неизвестность. Порой, этого вполне достаточно.
Наконец мы вырвались из густой тьмы, словно выехали из какого-то тоннеля, и вагон озарился светом. Свет был повсюду, как в солнечный полдень, но его источник обнаружить было невозможно. Вагон трамвая был пуст. Мы ехали одни. Ни пассажиров, ни даже контролера. За окном больше не мельтешили краски, только молочный туман танцевал свой медленный танец, посвященный бесконечному безмолвию.
Несильный толчок — и мы остановились.
— Выходим, — я подал руку своей спутнице.
И мы вышли Нигде. Или Никуда. Или Никогда. У этой станции разные названия…
Двери трамвая закрылись и он уехал. Мы остались стоять посреди пустоты. Туман рассеялся сразу, как только почувствовал присутствие человека.
Мы стояли на остановке. Такой же, как в центре города или на его окраине. Но за ней ничего не было. Не было и перед ней. И по бокам. Нигде ничего не было. Нас окружало необъятное море, глубиной не больше двадцати сантиметров. На дне — белый-белый песок. Отовсюду свет и голубое небо.
— Ты сюда хотела? — спросил я, не выпуская руки девушки.
— Даа…— едва слышно прошептала она, оглядываясь вокруг. Вдруг она выскользнула, нервно сбросила туфли на высоком каблуке и сбежала с остановки, с плеском врываясь в безмолвие. Ее звонкий хохот раздался в пустоте и зазвучал в каждом кубометре тишины.
Я сел на лавочку на остановке. Я бывал здесь не раз, и понимаю, что этим сказочным миром лучше наслаждаться пассивно. Здесь не мучают тяжелые мысли, здесь нет желаний, тайн, мечты здесь — только звук, который скоро потонет в солоноватой воде.
Я блаженно закрыл глаза и погрузился в неизвестность.
Не знаю, сколько времени прошло — время здесь не имеет власти, но я очнулся от чьих-то прикосновений.
— Спасибо тебе, — девушка склонилась надо мной так низко, что я ощущал ее дыхание на своей коже. Ее глаза смотрели так глубоко в меня, что я на секунду испугался — вдруг она увидит, то, что не следовало бы?.. Но потом я вспомнил, что мне нечего прятать и успокоился.
Я лишь улыбнулся ей в ответ.
— Я ведь даже не знаю, как тебя зовут…— шепнула она чуть разочарованно.
— А оно надо? — спросил я, добавляя в голос немного цинизма.
Она звонко рассмеялась.
— Не хочешь представляться — тогда я сама тебя назову! Сейчас мы Нигде, мы Никогда…а ты будешь — Никто!
Меня это позабавило, и я невольно засмеялся. Действительно, есть ли более подходящее мне имя? С той жизнью, которой я живу, это имя, пожалуй, наиболее удачный вариант.
— Мне нравится, — сказал я, улыбаясь ее задорным глазам. — Что ты будешь делать дальше?
— Останусь здесь. — ответила она без промедлений. — Я не хочу возвращаться… Меня там ничего не держит.
— Напрасно ты так, — заметил я. — Однако дело твое. Ты можешь вернуться в любой момент. Надо только подождать свой трамвай.
— Спасибо.
Я поднялся и посмотрел на железную дорогу, по которой укатил наш трамвай. Вот, на горизонте сверкнули стекла, и послышался плеск воды.
— А я поеду. Мне кажется, мне еще есть что ловить в своей жизни. Она мне нравится.
Девушка мило улыбнулась. Я не удержался и слегка коснулся ее губ своими. В ответ она сделал то же самое. Больше мы не прощались.
Двери трамвая открылись и я, не оборачиваясь, зашел в вагончик. Пора продолжать жить.