maxroud — Ты Был велик 7. Цинь Шихуанди

                                                                        Ты Был велик

        Данное произведение написано на основе подлинных исторических фактов. Тридцать шесть имён, известных всем и каждому. Тридцать шесть судеб, с которыми связаны судьбы миллиардов обычных людей. Последние часы жизни самых значимых персон в человеческой истории, их деяния и свершения, их воспоминания и мечты. Тридцать шесть коротких рассказов, в которых целая жизнь пролетает за мгновения. Правители, воины, люди искусства, ученые. Это дань им всем, поскольку в истории не остаётся случайных людей, а тем, кто в ней остался, важно, чтобы их помнили.    

            Часть седьмая. Император Цинь Шихуанди (259 — 210 гг. до н.э.)

       Махнув рукой евнуху, приведшему к нему девушку, император сам закрыл за ней дверь, а затем, обернувшись, некоторое время молча смотрел, как она стоит посреди покоев, в неловком волнении перебирая складки своего халата.

   —    Как тебя зовут? — наконец спросил он, одновременно делая несколько шагов вперед. — Садись за стол, не стесняйся.

   —    Джия, — ответила она.

   —    Джия? — переспросил император. — Ну что же, имя вполне соответствует твоей внешности — ты действительно очень красивая.

   —    Спасибо, господин. Мне сесть на скамью или в кресло?

   —    В кресло. А я сяду в другое, напротив. Сейчас мне хочется видеть твоё лицо. Хочешь есть? Вот курица, вот рыба, а вот рамбутан, вишня, личжи — самые полезные ягоды на свете. Их нельзя есть помногу, но если есть по чашке каждый день, то здоровье станет несокрушимым. Вот как у меня, например. Знаешь, сколько мне лет?

       Девушка покачала головой:

   —    Нет, мой господин.

   —    А как ты думаешь?

   —    Н-не... не знаю.

   —    Я приказываю тебе отвечать на мои вопросы четко! — глаза императора, и без того неширокие от природы, превратились в две узкие щелки, но он быстро подавил в себе вспышку гнева и вновь повторил свой вопрос, стараясь говорить как можно мягче. — Так сколько же мне лет, Джия?

   —    Тридцать пять? — неуверенно произнесла она, потупив взор.

        Цинь Шихуан явно понравился такой ответ. На лице появилась довольная улыбка.

   —    Тридцать пять! — воскликнул он, одновременно разводя руками. — Мне сорок восемь, Джия! Я очень давно начал следить за своим здоровьем, и однажды нашел путь если не к бессмертию, то к очень и очень долгой жизни. Вот ты сколько хочешь прожить? Помни, что я попросил отвечать мне сразу.

   —    Не знаю, — вновь повторила девушка и пожала плечами. — лет до сорока пяти было бы неплохо.

   —    Согласен. Зачем женщине старость?! — император кивнул. — А сейчас тебе сколько... позволь, угадаю... шестнадцать?

   —    Семнадцать, мой господин.

   —    Вот видишь, ты тоже выглядишь моложе своих лет. Но я хочу открыть тебе маленький секрет, Джия. Первое — проживёшь ты ровно столько, сколько будет угодно мне, а второе — если со мной что-либо случится, то тебя, равно как и всех других моих наложниц, похоронят вместе со мной. Ты видела мою гробницу?

   —    Один раз, мой господин.

   —    И как? Кстати, разрешаю сегодня звать меня на «ты». Не забудь, — Цинь Шихуан строго поднял вверх палец,— только сегодня, но сегодня только на «ты». Снова скажешь «мой господин» — огорчусь.

   —    Как скажете...Ой!... Как скажешь.

       Император усмехнулся:

   —    Скажу называть меня Чжэн. Между прочим — это моё настоящее имя. Так меня называла только мама, а остальные говорили имя полностью — Ин Чжэн. Кстати, она тоже была у моего отца наложницей, как и ты. Её звали Чжао. Да-а, были времена! — Император вдруг задумался, а затем весело хлопнул себя по коленям. — Давай, ешь! Бери всё, что хочешь, на меня не смотри. Ты хочешь есть — я знаю. Я всегда приказываю не кормить женщин, которых приводят сюда. Люблю смотреть, как жадно едят голодные, ну а потом, пища, только что принятая, разливает по организму тепло и делает человека мягче. Ешь-ешь, Джия! Начни с курицы.

   —    А ты? — спросила она, с хрустом отламывая себе сочное крылышко. — Ты не голоден?

   —    Пожалуй, немного голоден. Но я съем только вот эту рыбку, а потом мы вместе приступим к фруктам. А кстати, мы не закончили разговор о моей гробнице — ну так как она тебе? Ты ешь давай: жуй и говори.

   —    Она шикарная, — ответила Джия, одновременно выплёвывая на тарелку маленькую косточку. — Нас отправляли гулять за город и показали это божественное место.

       Цинь Шихуан громко рассмеялся.

   —    Да, место великолепное, но я туда всё равно не тороплюсь! Между прочим, там, под землёй, уже готова настоящая армия, которая не только будет вечно охранять меня, но и при случае может выйти на поверхность, чтобы навести в стране порядок. Восемь тысяч сто воинов, сделанных из наилучшего терракота! Лошади, колесницы! Все при оружии, все в боевых доспехах! Вместе с ними я буду править и в загробном мире, но править вечно! Семьсот тысяч человек строило это великолепие на протяжении 28 лет и только недавно основные работы были окончены. Я очень рад, Джия, что тебе там понравилось. Ведь и тебе предстоит упокоиться там вместе со мной — для наложниц там тоже выделен особый уголок, совсем рядом с главным залом. Вас у меня сорок восемь штук, но тесно не будет — обещаю.

   —    Спасибо! — девушка благодарно кивнула. — Но лучше — живите вечно!

       Император вздохнул:

   —    Я стараюсь. Вон там, — он указал рукой на небольшой шкафчик возле огромного ложа, — там хранятся драгоценные пилюли, продлевающие жизнь на десятки лет. Все умрут, но я буду жить, а моя династия и вовсе просуществует десять тысяч лет! Я собрал Китай воедино, сделал его могучей державой, и во всех моих потомках будет течь моя кровь, дающая им силу и мудрость. Но пилюли... эти пилюли только мои! Их сделал один искусный врач, который и сейчас вовсю работает, но вдали от людей. Он работает только для меня и он один знает секрет изготовления этого лекарства. Одна пилюля в неделю и вот мне уже не пятьдесят лет, а тридцать пять, как ты тонко подметила! Знаешь, сколько стоят эти пилюли?

       Джия пожала плечами:

   —    Откуда же мне знать.

   —    Каждая — как две лошади! — Цинь Шихуан хитро подмигнул девушке. — Но на самом деле они бесценны, как бесценна и моя жизнь!

   —    Твоя жизнь — это самое святое, что есть у твоих подданных, — поддакнула Джия, с аппетитом приступая к тушеному тунцу.

       Император с довольным видом кивнул:

   —    Правильно! А вот раньше был такой мыслитель, которого звали Конфуций, так вот он утверждал, что жизнь каждого человека в принципе стоит одинаково.

   —    Дурак какой-то! — Джия хихикнула. — Кого и с кем он сравнивал?

   —    А он не сравнивал, он всех уравнивал. Говорил, что человек — это то, что он создал из себя сам, и не более. Опасные измышления для слабых умов, надо сказать. Именно поэтому я однажды приказал схватить всех его последователей и закопать живыми в землю. Четыреста шестьдесят смутьянов набралось, но зато после этого в стране никто не мутит воду и все мои подданные довольны и спокойно работают. Пятьдесят миллионов китайцев получили мир и много риса. Я приказал сжечь все книги в стране, кроме медицинских, астрологических и книг о сельском хозяйстве. Я приказал собрать все оружие у наших князей и переплавить его на колокола и великолепные статуи. Оружие должно быть лишь у солдат, у моих солдат.

   —    Как ты велик! — от изумления Джия перестала жевать и небольшой кусочек рыбы выпал у неё изо рта, что почему-то доставило Цинь Шихуану даже большее удовольствие, чем восклицание его юной наложницы. Некоторое время он молчал, пристально осматривая девушку, которая теперь нимало не смущалась императорского внимания, а затем, проведя рукой по вспотевшему лбу, спросил:

   —    Ты сколько живешь во дворце? Я не помню — месяц или два?

   —    Три месяца почти, — ответила она, поливая остатки рыбы молодым соевым соусом. — Меня забрали сюда сразу после того, как вы проезжали наш городок, а отец...

   —    Я знаю! — отрезал император. — Твой отец получил за тебя хорошие деньги. Да-а, вот летит время! Три месяца! Но я, девочка моя, постоянно езжу по стране, посещаю все провинции с инспекциями, посещаю монастыри, где говорю богам о своих свершениях. Я помню, что лишь мельком увидел тебя, но тут же понял, что ты должна стать моей наложницей. С первого взгляда, понимаешь?! А потом я поехал в сторону Тайшаня, а затем к морю, где как-то вдруг совершенно оторвался от всех своих неусыпных забот о стране. Море — штука опасная. Если ты там не работаешь, то отдыхаешь, а этот отдых совершенно забирает остальные мысли, кроме как о самом отдыхе. Да-а... Ну и как тебе живется во дворце? Никто не обижает?

        Джия пожала плечами:

   —    А кто меня может обидеть, если я ваша наложница? Ваша собственность свята для всех.

   —    А Эпан что говорит? Этот дворец назван её именем, как-никак, и она моя любимая женщина. Её мнение для меня не пустой звук.

   —    Эпан всегда помогает, учит, даёт советы. Сегодня она сама вымыла меня, прежде чем направить к вам. Эпан хорошая.

       Цинь Шихуан усмехнулся:

   —    Я знаю. Ну что же... раздевайся.

   —    Здесь?! — Джия удивлённо посмотрела на него. — Мы не пройдём на ложе?

   —    Успеем ещё. Снимай одежду!

       Девушка покорно встала и одним движением сняв халатик, осталась перед Цинь Шихуаном совершенно обнажённой.

   —    Повернись! — повелительно сказал он после минутного молчания, во время которого жадно рассматривал её тело. — Ммм... неплохо! Да, я не ошибся в своём выборе!

       Он встал, обошёл вокруг стола, и, приблизившись к Джии, мягко провёл рукой по её груди, медленно опуская руку всё ниже, задержался там на мгновение, а затем с шумом выдохнул:

   —    Хорошо!

       Затем Цинь Шихуан тоже снял с себя одежду, взял девушку за руку и, подведя к огромному золотому зеркалу, в котором они отражались в полный рост, спросил:

   —    Я толстый?

   —    Нет, — она встала совсем близко и немного наклонила голову, — ты красивый!

   —    Одно другому не мешает. Ты такая маленькая по сравнению со мной... я нравлюсь тебе?

   —    Ты божественен, госопдин!

   —    Да?! — Цинь Шихуан ещё раз глянул в зеркало, а затем, внезапно схватив девушку за шею, повернул к себе спиной и резко наклонил. — А теперь — кричи! Я люблю, когда кричат....

       Через десять минут оба вновь сидели за столом. Одежда так и осталась лежать на полу, к тому же теперь они переместились на большую мягкую скамью, где император с удовольствием вытянулся, положив толстые ноги на бедра Джии.

   —    Ешь вишню! — Цинь Шихуан кивнул на вазы с фруктами. — Смотри, сколько крови у тебя, а вишня очень полезна для такого. Кстати, вот подстели под себя эту простынку, чтобы не испачкать обивку. Тебе не было больно?

   —    Она покачала головой:

   —    Нет, нисколько. Очень приятно... хотя...

   —    А? — император прищурился. — Что «хотя»?

   —    Немного было больно.

   —    Это хорошо! — он довольно кивнул. — Я люблю именно эти моменты, когда делаю больно. Но кричала ты так, словно я в тебя кинжал воткнул! Молодец!

   —    Значит, тебе понравилось?

   —    Нормально, — Цинь Шихуан кивнул. — Ешь вишню, а я пока отдышусь — что ни говори, а я всё-таки толстый!

   —    Красивый!

    —    И красивый тоже.

       Через некоторое время, закончив ужин, они переместились на кровать. Выполненное из красного сандалового дерева, огромное роскошное ложе с балдахином позволяло расположиться сколько угодно вольготно, но император приказал Джии лечь совсем рядом, чтобы время от времени она могла поддерживать в нём мужской интерес к её присутствию и, одновременно, греть его своим телом. Для простой девушки, привыкшей, как и все китайцы, спать на полу, мягкая кровать показалась самым волшебным местом на земле, и она истово выполняла все пожелания своего господина, лишь бы ему было с ней хорошо и он не прогнал её до самого утра. Впрочем, довольный её старанием, Цинь Шихуан и не собирался этого делать. Когда он, удовлетворившись и устав, немного отстранил от себя Джию, это означало лишь то, что теперь она может отдохнуть.

   —    Не проголодалась? — император глазами указал на стол. — Смотри, там ещё много еды.

   —    Нет. Спасибо за заботу.... Чжен. Я сыта, но если бы даже ничего до этого не ела, то одно нахождение рядом с тобой насытило бы меня на много дней вперёд.

       Цинь Шихуан хмыкнул:

   —    Я забочусь о каждом своём подданном. Каждый китаец должен знать, что император неусыпно печётся о его благе и радоваться этому. Ты тоже радуешься — я это вижу, и мне это нравится. Утром тебе завернут всю оставшуюся еду с собой, а ещё я подарю тебе вот того маленького золотого тигрёнка.

   —    Спасибо! Теперь и у меня будет твой подарок, как и у остальных твоих женщин!

   —    Ты заслужила его, как и они, — сказал он. — Ну что, не хочешь спать?

   —    Не знаю... а ты?

   —    Немного.

   —    Расскажи мне о себе, — Джия, до этого лежавшая на спине, повернулась к императору лицом и осторожно погладила его по груди. — Расскажи, как ты стал таким великим?

   —    Захотел — и стал! — Цинь Шихуан широко зевнул. — Сначала мне пришлось доказать окружающим меня людям, что то, что я задумал, совершенно необходимо, вполне выполнимо и принесёт всем славу. После этого я завоевал все шесть государств, которые, враждовав между собой, лишь вредили китайскому народу, а завоевав, я объединил всю страну воедино, сделав её величайшей империей.

   —    Как они назывались, это государства? — спросила Джия.

   —    Так же, как и сейчас называются некоторые наши провинции: Хан, Вэй, Чу, Чжао, Янь, Ци. А вообще, я разбил Поднебесную сразу на 36 областей, и у каждой свой начальник, свой генерал и государственный инспектор, преданный лично мне.

   —    А их правители не хотели сами объединиться? Это ведь лучше для всех.

   —    Конечно, не хотели, — Цинь Шихуан усмехнулся, но наивность девушки ему нравилась. — Кто захочет, чтобы у него отняли кормушку? А потом, они воевали между собой целых двести пятьдесят лет, нанося китайцам лишь ущерб.

   —    И что ты сделал?

   —    Я их всех казнил. Их, и всех их родственников до третьего колена. Зато в империи наступил порядок. Люди работают, радуются жизни, смеются. Работа теперь есть у всех и для каждого. Я построил Великую Китайскую стену, защитившую страну от набегов гуннов-уйгуров, построил великий канал Линцюй, и теперь, когда наши реки соединены, по всей стране процветает судоходство. Я построил тысячи километров великолепных дорог, которые развили торговлю до небывалых масштабов. Я построил сотни храмов и дворцов. Я, это всё я! Я сделал в стране единую письменность и единую систему измерений, которые удобны для каждого моего подданного. Я разгромил монгольских кочевников и присоединил к Китаю их земли. Я издал единый закон, и пусть в нём почти за каждое нарушение одна расплата — смерть, но мой народ одобряет такой подход. На стройках умерло два или четыре миллиона человечков, но это были сплошь преступники, пленные или слабаки. Туда им и дорога. Да и они, кстати, умирали с радостью, потому что я даровал им возможность потрудиться во славу империи, а умереть ради императора — это высшее наслаждение для любого моего подданного.

   —    Это великолепно! — всхлипнув, Джия вытерла подступившую слезу. — Я тоже готова умереть ради тебя. Хоть сейчас... когда прикажешь. Ты такой великий человек.... нет, ты не человек, ты-бог!

       Цинь Шихуан улыбнулся и погладил девушку по голове:

   —    Ты пока не умирай, дождись хотя бы утра! А я действительно бог, бог для всех людей. Я хочу прожить до двухсот лет и обязательно проживу, потому что все мои желания — это закон, а моя династия будет вечно править Поднебесной Империей, которую я основал. Что же касается настоящей божественности, то.... эх, ну я-то знаю, что мне до этого далеко. Я иногда болею, я потею, я хожу в туалет — разве богам это свойственно? Представь себе картину: бог на ночном горшке!

   —    Ну и что? — Джия с самым непосредственным видом пожала плечами. — Мы же не видели богов и не знаем, что они там делают.

   —    Ладно! — Цинь Шихуан со смехом отмахнулся. — Закончим эту тему! Давай спать, Джия. Я завтра уезжаю в очередную инспекцию по стране, а спать в колеснице не очень удобно, тем более что я еду работать. Спи, девочка.

   —    Ты не прогонишь меня?

   —    Нет.

   —    Я имею ввиду не сегодня, а вообще.

   —    Нет. Сегодня ты стала моей настоящей женой. Станешь старой и не родишь мне сына — отдам тебя какому-нибудь министру, а пока ты моя.

   —    А ты меня не хочешь взять с собой в поездку?

   —    Нет, со мной поедет Эпан и ещё три другие женщины. Вернусь, и тогда ты вновь придёшь ко мне. Спи.

       Наутро, едва забрезжил рассвет, император проснулся. Потянувшись, он бросил взгляд на Джию, которая тихо спала рядом подложив ладошки под голову, и резко дёрнул за верёвку, ведущую к звонку в соседней со спальней комнате. Через несколько секунд дверь покоев отворилась и из неё появился огромный евнух при полном боевом вооружении. Остановившись на пороге, он вопросительно глянул на императора, который, сбросив с кровати одеяло, легонько толкнул Джию в плечо:

   —    Вставай!

   —    А? — спросонья она не сразу поняла, что происходит. — Утро?

   —    Да, — император встал, и, ничуть не стесняясь вошедшего, не одеваясь, прошелся по комнате, с удовольствием проводя ногами по леопардовым шкурам, покрывавшим пол. — Боджинг проводит тебя. Да, и подарок свой не забудь!

   —    Он подошёл к столу, схватил с двух сторон скатерть и ловко упаковал в образовавшийся кулек остатки еды.

   —    И это возьми! Съешь, это получено из моих рук!

   —    Спасибо... мой господин. Я...

   —    Иди-иди! — Цинь Шихуан повелительно махнул ей рукой и повернувшись спиной, направился к окну. — Боджинг, сопроводи девушку до её комнаты. Хотя нет, постой... а ты, Джия, ступай, подожди в коридоре.

       Когда девушка вышла, император подошел к евнуху, осмотрел его с головы до ног и задумчиво произнёс:

   —    Наверное, всё же стоит её убить.

   —    Что случилось, господин? Она не старалась вам угодить? — удивился тот.

   —    Старалась... и я старался... даже слишком. Возможно, я слишком много ей сказал. Многознание вредно, Боджинг.

   —    Задушить её или отрубить голову? — спокойно спросил тот.

   —    Ладно! — император вдруг махнул рукой. — Пусть живёт! Если станет известно, что она болтает о том, что услышала, то тогда казним её за длинный язык в назидание остальным. А если будет молчать, что скорее всего, потому что она весьма глупа, то пусть себе живёт. Только не надо её ко мне приводить, пока её не исполнится восемнадцать. Если у неё будет ребёнок, то пусть она сама немного окрепнет перед этим. Мне нужны здоровые наследники, Боджинг. Всё, ты можешь идти.

    ПОСТСКРИПТУМ

       Император Цинь Шихуан умер в возрасте сорока восьми лет, совершая очередную инспекционную поездку по стране. Считается, что он отравился теми самыми пилюлями для бессмертия, в которых содержалась ртуть, но есть мнение, что императора, в последние годы ставшего особенно кровожадным и непредсказуемым, отравили придворные. Также возможно, что его убила одна из наложниц, вонзившая длинную спицу спящему императору в ухо. Всё возможно.

        После смерти Цинь Шихуана, получившего посмертное имя Шихуанди, придворные, чтобы решить вопрос о наследнике, еще несколько недель возили мертвеца по стране, отгоняя трупный запах обозом с рыбой, который следовал рядом. Его переодевали, писали от его имени письма и указы, пока наконец не объявили народу о смерти императора. Наследником, вопреки воле Цинь Шихуанди, стал не старший сын Фу Су, а младший — Ху хай. Императора похоронили с невероятными почестями, соорудив над его могилой настоящую рукотворную гору, и вместе с ним скрылись под землёй тысячи его терракотовых воинов, драгоценности, все его наложницы, не успевшие родить детей, которых, как и несколько сотен рабочих, запечатывавших гробницу, закопали прямо живыми. Они пробыли под землёй более двух тысяч лет, и только в 1974 году гробница была найдена.

       Как всегда, после излишне жесткого правления, и сильного, излишне амбициозного властителя, что суть одно и то же, на смену приходит человек слабый, а потом начинается смута и передел власти. Не прошло и трёх лет, как династия Цинь, рассчитывавшая править вечно, перестала существовать. Страна вступила в новую эпоху гражданских войн, все наследники и родственники Цинь Шихуанди были убиты, но единый Китай, основанный им, всё же сохранился, на века сохранилась вся построенная система управления, а титул императора, принятый им однажды, использовался властителями Поднебесной до 1912 года.        

        Цинь Шихуанди остался в памяти потомков личностью незаурядной и крайне противоречивой. С одной стороны, он многое сделал для страны, но при этом никогда не считался с потерями и расходами. Непрерывные стройки по всей стране неизбежно породили тяжелейшие налоги, людям платили мало, казнили за малейшие нарушения, не считаясь ни с какими заслугами, вследствие чего росло недовольство подобным правлением. Тысячи и тысячи людей встали в армию крестьянина Лю Бана, который на гребне народного недовольства, вскоре и стал императором, основавшим новую династию Хань. Легизм, то есть мировоззрение, основанное на слепой власти закона над человечностью, когда каждый чиновник, угодный императору, трактовал эти законы в свою пользу, уничтожил Цинь Шихуанди, но, к сожалению, не уничтожил свои принципы, что впоследствии часто являлось (и является до сих пор), основой больших войн и потрясений. История, несмотря на то, что в ней всё уже было, никогда ничему не учила людей, коим застилает глаза власть, богатство и вседозволенность. Люди больше всего на свете любят есть, причём, желательно много и вкусно, а величие страны, которое зиждется лишь на желаниях одного человека, забывшего, что необходимо не только брать, но и давать, долго не кормит, и необходимые перемены, если их не проводят сверху, лавиной приходят снизу.

                                                                               К    О    Н    Е    Ц

                                                                                                                                                Сочи, январь 2016 г.

Продолжение: Николай 1 Романов.