ПОСВЯЩЕТСЯ ТЕМ, КТО НАДЕЯЛСЯ И НЕ ПОЛУЧИЛ. В ЖИЗНИ ВСЕГДА ТАК ПОКУПАЮТ ДРУГИХ, А НЕ ВАС.
Как стать Предателем? Легко! Достаточно ляпнуть что-нибудь в подходящее время, в нужном месте. И тут же проклянут, облают, засудят. Короче возникнут проблемы из-за очевидного отсутствия любви к Родине…
Все начинают завидовать! В душах добропорядочных граждан вскипает праведное негодование: «Опередил-таки, подлец! Урвал свое счастье! А мы-то еще стеснялись, сомневались!» Застрочат пулеметные очереди косых взглядов. Заухает шрапнель матерной брани. «Жируешь скотина! Тра-та-та-та! Совесть продал! Бух-ма! Бах-ма! Перемать-ух…» Уф!
Прервусь, на время. Не потому, что устал или слов не хватает. Поделиться захотелось …опытом. Прости, Господи! Ведь, как выяснилось, базар-то ни о чем. Потому, как… НЕ ПЛАТЯТ! Знаю. Сейчас же в клевете обвините. Опять, мол, пытаешься выкрутиться, изгадить мечту, отнять у людей надежду… Но уверяю. Сегодня в сказку о добрых буржуинах, раздающих направо и налево «бочки варенья и корзины печенья», верят только «отъявленные патриоты». Ну, вроде тех, что спалили Москву лет двести назад, и продолжают рыскать в поисках подобных заработков. Понимаю и не виню их.
Трудно прожить на средства, выделяемые властью за любовь к Отчизне. Невыносимо на пустой желудок спать ложиться. Хоть только во сне и отдыхаешь душой, видя все очарование измены... «И в сонных глубинах Мы видели город, Где алых рубинов Возносятся горы». Да, спросите хоть Сноудена... Стал бы он работать, коли нужды, не было? И продолжал бы разоблачать, коли определенно сказали: «Будя, получил уже!» Ах, молодость! Романтика! Пустые ожидания … Добро бы только свои жадничали. Всюду одно и то же. Выслушать готовы. А, когда приходит очередь «алаверды», Бог знает, что напридумают. Или жадны без меры, или народных денежек самим не хватает…
С чего добровольцам-то платить? Тьфу, ты! Опять Сноудена помянуть хотел. И то, правда, не от хорошей жизни парень в Россию сбежал... Кабы раньше-то знал, что так все сложится... Ни в жисть бы не решился. Странные люди, в разведках сидят, о реальности никакого представления не имеют. А выйдут, за порог своих «цру» и… надежды гаснут, как кладбищенские свечки. Меня-то, в отличие от американского паренька, к секретам не подпускали. Хотя, ежели поразмыслить, в стране, где все из них состоит, вляпаться в государственную тайну, что в твою коровью «лепешку». Одну ногу вытянул, другой увяз. Отмылся… Поскользнулся и… опять по шею в ней родимой.
Извини, Читатель! Не суди сироту строго… Об остальных ценностях Родина раньше позаботилась. Деньги обратились прошлогодним снегом. Дома, земли, души, кто мог, на себя переписал. А Светлое Будущее отодвинули так далеко, что прежде, чем достичь, помереть надобно. Потому и помчался на Ближний Восток, в Страну, где, по мнению многих, только этим и занимаются. Неспроста же ОНА, со слов тех же «патриотов», правит Миром.
Примчался, увидел… Форменное безумие. Один секретный агент на… ВСЕХ. При такой экономии не разгуляешься. (Где же милые сердцу чиновники с недобрым взглядом? Такие серенькие, с бегающими глазками… копошащиеся в документах… шуршащие бумажками… проверяющие на вкус, запах и цвет твои права на новую жизнь?) Меня из страны-Титаника раз в сто больше служилого народа провожало. Потому наш, видавший виды человек, тратил на столь незначительное препятствие минут пять. И тут же забывал «архангела-привратника», стыдливо топтавшегося на дороге к райским кущам.
А он тосковал. Понимал: врут. Знал: нет невиновных, есть плохо допрошенные. Да, где ж на всех время-то найдешь? Чтобы от души, да, с пристрастием. За сверхурочную работу не платят. Бюджетных средства только на стул и стол хватает. А дыба? А «испанский сапог»? «Железная дева», гаррота? Как мимо пройти?
Не в моих правилах ближнего в беде оставлять! На, бери! Видел, участвовал… Спрашивай! Честность и открытость, господа, необходимы даже тогда, когда продаешь самое дорогое из того, что осталось. Иначе, это не коммерция, а беспредел. Устроился поудобнее. (Торопиться некуда). Спросил кофе. И бесстрашно взглянул в глаза… Судьбе.
Доверительный разговор не клеился. Какие там тара-бары? Только успевай, записывать. Понятно и у меня вопросы возникли. Пытался намекнуть: там, в паспорте — одна рутина, но если интересно… я бы мог… ЧТОБЫ ПОТОМ…
«Что потом?» — безучастно поинтересовался скучающий экзекутор. И получил в ответ простодушную улыбку. «Будто сами не понимаете, — говорила она. — Работа в обмен на информацию».
Судя по презрительной гримасе, коктейль непринужденности и продажности, так и не был признан благородным напитком, хоть на лице собеседника и застыла неразрешимая дилемма.
«Провокатор или идиот? — задумался он. Непонимание откликнулось изжогой. — Господи! Только этого не хватало!» Протестующий взмах руки попытался похоронить надежду о сотрудничестве. А официальный тон положить конец встречи с добровольцем-коллаборационистом.
«Имелись ли у вас связи с КГБ…»— прозвучал вопрос, уже одной интонацией подсказывающий возмущение столь противоестественным контактом. Увы, ожидания испуга, отрицания, а вместе с ними и быстрого завершения надоевшей процедуры, не увенчались успехом.
«А как же?!» — торопливо ответил я. Собеседник поперхнулся. Пламя изжоги вспыхнув с новой силой, усложнилось кашлем, головной болью и доселе неиспытанными ощущениями в хитросплетениях кишечника. Превозмогая муки, он обреченно взялся за перо, и стал медленно погружаться в очередную трясину предательства...
Сочувствие и Человечность потребовали от меня пропустить детство и период возмужания. Но боюсь, именно это образовало некий вакуум недопонимания. Отчего покаянные признания оказались превратно истолкованы. Лишь постоянное упоминание сакральной аббревиатуры из трех букв («KGB», «KGB», «KGB») заставляли дознавателя с неусыпным вниманием следить за историей человеческого падения, но так и не уловить в ней назидательной составляющей.
Вряд ли, ему доводилось встречаться с чем-либо подобным. Застывшие и округлившиеся глаза не лгут. Впрочем, судите сами. Может, и вы кой — чему не поверите.
«Сохранить в тайне дела и мысли, в те непростые времена, — начал я, — позволяла древнеславянская письменность, кириллица, усложненная келейно-смысловыми оборотами… (восхищения нашей конспирологией не последовало; окаменелый взгляд разведчика продолжал упираться в стену)... …
Лексикон пестрел кличками лошадей, отрабатывающих свой хлеб, в прокате Московского ипподрома… (опять гробовое молчание, скорбное лицо приобрело восковой оттенок)… …
Перечисление кличек во всех падежах и наклонениях позволяло отвлечь внимание читателя от основного содержания письма, отправленного обычной почтой другу (назовем его Алексашкой). Пока тот отдыхал на Южном берегу Крыма в санаторий Комитета Государственной Безопасности (!)...»
При упоминании этого ведомства дознаватель привычно икнул. Но цитату из письма воспринял спокойно: «…рысак Варнак из седьмого денника бьет копытом перед «Серой Падалью» из шестого… а та отказывается ходить под седлом и недоуздком… о тебе помнят и шлют поклоны…»
Надеюсь, вы не подумали, будто вас заставляют читать полную чушь? Вопрошающая же сторона не отреагировала никак. Зато приятель, помнится, возвратившись из отпуска, раньше времени, повел себя совершенно иначе. Лицо его покрывала благородная бледность. То ли загар не приставал, то ли преждевременно сошел от прочтения посланий, которыми и он и запустил в меня по приезду…
Всех выслали до окончания отпуска. Переписка… надо же… просматривалась! Сначала проверяющий увлекся коллизией, возникшей между Варнаком и «Серой Падалью», а потом, осознав всю тщетность усилий стареющего рысака, с горя запил. Ведь сам пребывал в схожей ситуации. Санаторий закрыли. Там без перлюстрации никак…
Забегая вперед, скажу. Спецагент так и не понял причины расформирования лечебно-профилактической единицы советских спецслужб. Приводить же слова, услышанные от безвременно вернувшегося товарища, не стал. Свои неудовольствия мы также выражали на древнеславянском языке. А он не отличался ни корректностью, ни сдержанностью.
«Отношения наладились», — успокоил я контрразведчика, и … перешел к новой теме. В самом начале, на бесцветном лице, точь-точь, как у моего друга после отдыха, не отразилось ничего. Правда, минуту спустя, на его лбу выступила легкая испарина. История-то касалось президента Афганистана. О том, что приезд Первого лица дружественной страны, где в то время пребывал ограниченный контингент советских войск, держался в строжайшей тайне, пришлось сообщить сразу.
Интрига на лицо! Собеседник оживился. Насколько это возможно при перебоях сердца, коликах в желудке и простонал: «…а Алексашка?»
«Не, — замотал головой я. — Только президент и… президент». Ну, как еще объяснишь? В Москву одновременно приехали два президента. Из помянутого Афганистана и… Туркменской академии наук. Мне поручили взять интервью у второго.
Текст, понятно, был готов. Оставалась только подпись. Секретность прибытия первого Президента, (надеюсь, вы не запутались) оставалась государственной тайной. Поэтому в центр столицы нагнали видимо невидимо милиции и совершенно одинаково одетых агентов. Те и другие ходили строем, изображали толпу.
На их фоне выделялся только ваш автор, решивший совместить утреннюю пробежку с работой. Старый тренировочный костюм и кеды на красной подошве, сильно контрастировали с прилично одетой и молчаливой публикой. Не далеко от памятника Дзержинскому меня остановили двое. И на вопрос «куда это я так разбежался?» пришлось дать честный ответ: «У меня встреча с Президентом»...
«Каким?» — заинтересовался вновь пробудившийся дознаватель . «Тьфу! — возмутился я. — Туркменским!» «А Афганским?» — непонимающе прошептал он. Я лишь безнадежно махнул рукой.
Те двое тоже не поняли. Но разоблачение, отразилось в их глазах тоской и тревогой: «Как хорошо начинался день. Вместо душных кабинетов, прогулка по центру столицы. Магазины. Мороженное за казенный счет… И на тебе! Все раскрыто! Операция провалена!» Честное признание, сделало свое дело.
Дорогие, темно-серые костюмы стали походить на мою спортивную форму. Дрожащие руки полезли в сокровенные места, где спецслужбы обычно хранят оружие. «Сейчас пристрелят!— мелькнуло в голове. — Посреди любимого города…»
Золотые времена стояли на дворе, дорогой читатель. Вместо пистолетов мне предъявили лишь удостоверения... Случаются же, иногда, и приятные неожиданности.
«Могли бы не стараться», — понимающе улыбнулся я. И, пользуясь моментом, сунул им текст неопубликованного интервью: «Передайте, президенту. Пусть подпишет». Еще минуту назад на фоне импортных джерси, белоснежных рубашек и галстуков, моя фигура выглядела жалко и убого. Теперь же превосходство стало очевидным. Кем была вся эта темно-серая масса? Мелкая сошка! Невзрачный же бомж, золушка подворотен, внезапно преобразился в Особу, имеющую доступ к Самому, хоть и к… Туркменскому…
В России все непредвиденное кончается НЕМОЙ СЦЕНОЙ…если верить Николаю Васильевичу Гоголю. В чем я и убедился на собственном примере. Понятно, вызвали спецмашину. И отвезли домой! «Черт его знает!» — видать, подумали они. Но связываться не решились. Может спортсмен... А может, как в школьных учебниках, «по именному повелению … требует вас, сей же час к себе».
Контрразведчик сочувственно вздохнул. Вряд ли он читал «Ревизора». Но даже до него дошло: жизнь должна быть именно такой, полная неожиданностей, красок, событий. А тут сидишь, бумажки переворачиваешь. Пропади все пропадом! «Все?» — вкрадчиво поинтересовался он.
«А вас только КГБ интересует?» — разочарованно потупился я. «????!!!!» Это не знаки препинания, а выражение лица бедняги, когда мои губы и язык стали издавать курлыканье, временами переходящее в грозное рычание: «ГР… ГР… ГРУ-У-У-У!»…
Есть предел всякому падению. Случается, когда совершенно полное ничтожество осознает: «Дальше нельзя! Даже предательство немыслимо! СОВЕСТЬ! СОВЕСТЬ… она рано или поздно восстанет и призовет к ответу…» И все же…
Просить за привезенную из какой-то Аргентины ондатровую шубу семь тысяч рублей (!). Неслыханно! Друг называется. Его туда шпионить отправили! А, он с шубой вернулся. С кого снял-то? Уж точно, не купили! Заплатил, конечно, но (гневно): «Получи же проценты, товариСЧЪ!»
Потому-то, подозрительная операция и стала достоянием ГЛАСТНОСТИ… Помнится, говорили… Она вошла в учебники всех разведшкол мира. Вот, мол, как следует финансировать тайную деятельность, минуя бюджетную волокиту и недостаток средств... Услышанные откровения ураганом разметали старые, отжившие представления… И открыли новые, будоражащие разум перспективы: погони, президенты, шубы, и, как результат, безбедное существование секретных служб. Их оснащение передовой техникой: дыбой, «испанскими сапогами» всех размеров, гарротами…
«Адреса, телефоны, явки …», — надрывно забубнил допроситель, пуская слюни.
«Конечно, — соглашался я, — но сначала, контракт и зарплата».
Вы, верно, подумали: «Вот он предатель! Источник всех наших бед! Пишет и не краснеет. Подлец!»
Ну, зачем же так? Краснею! Когда ж вспоминаю, чем все кончилось, становлюсь, белым от ужаса, словно скатерть! Господи! Как они мелочны и скадерны! Зачем симулировать помешательство? Всего-то рассказал о своей жизни… А в ответ… неестественный тоскливый взгляд. Заплетающийся истерикой язык… Путаница в президентах, событиях, кличках лошадей… Ведь все же так просто и понятно…
Да, эта, невесть откуда появившаяся, скорая помощь. Санитары... Поди, объясни им: «Не договорились пока. Подождите… еще четверть часа и уломаю».
Так, о чем, бишь, мы? А… не платят! Увы, дамы и господа! Убедились? Нет такой хитрости, на которые не пойдут «спецслужбы», дабы отвертеться и не платить, сея дурман пустых надежд на поле Чудес в стране… Да, в любой стране, где вырастаем мы, простаки-патриоты.