«2 октября 199* года. Меня зовут Эдмунд Гим, я — владелец мотеля «Дубовый лист» на семнадцатой миле шестьдесят шестого шоссе. Я хочу признаться…»
Раздался щелчок, старинные часы с кукушкой ожили, чтобы отмерить час. От неожиданности рука мужчины дрогнула, на листе появилась уродливая кривая линия. Мистер Гим чертыхнулся, промокнул рукавом вспотевший лоб и поднял взгляд на мерцающие мониторы — на камерах слежения было пусто.
Мужчина залепетал пересохшими губами, взгляд сам собой скользнул на изображение девятого номера. Хаос, царивший в комнате, был подобен картине безумного художника: сбитый в кучу матрас приоткрывал металлическую сетку кровати, на спинке которой висел окровавленный наручник; ковёр под кроватью алел довольно внушительным пятном, от него до двери вели чёткие следы ботинок, а так же неровные красные полосы; по кофейным обоям в дикой пляске разбегались разного размера капли цвета спелой вишни; переломанная мебель и осколки стекла покрывали все горизонтальные поверхности. Мистер Гим заскулил, когда в памяти всплыл безжалостный чёрный взгляд из-под кустистых бровей, от страха и отвращения в глазах владельца мотеля, блеснули слёзы.
Год назад, когда миссис Гим ещё готова была терпеть странности мужа, на пороге мотеля впервые появился мистер Смит «из девятого». Эдмунд жадно впился взглядом в добродушно улыбающегося гостя, но когда увидел отражение собственной постной физиономии в зеркальных очках смуглого мужчины, сразу углубился в журнал записей. Не было ничего необычного в том, что постоялец назвался Смитом. Мотель располагался в глуши, у разбитой трассы, до ближайшего города в обе стороны нужно было гнать несколько часов, и потом, хозяин весьма терпеливо относился к любым причудам клиентов.
«Дубовый лист» достался Эдмунду от деда, который ещё помнил расцвет Кентвилля, изрытого угольными шахтами. Но такие городки нередко пустели, когда из недр больше нечего было вытянуть. Несколько несчастных случаев, пожар в шахте, остановка финансирования — и вот, шестьдесят шестое шоссе медленно покрывалось трещинами, объездная трасса, огибающая лес к югу от заброшенного города, приняла на себя поток машин, а мотель оказался не у дел. Посетители всё же появлялись, три-четыре в месяц, но большинство из них не были случайно проезжающими путешественниками. Они ценили уединённость мотеля и молчаливую покорность его владельца. Трое постоянных клиентов представлялись именем «Смит».
Идея установить камеры слежения у Эдмунда появилась благодаря одному из случайных туристов, который спросил, разрешена ли в номерах видеосъёмка. Идея тайного проникновения в чужие судьбы настолько сильно всколыхнула безразличного ко всему, духовно бедного мистера Гима, что он тут же взялся за установку. Уже тогда, когда эта мысль зажгла в глазах сутулого лысеющего мужчины огонь, Эльма Гим испытала внутреннее неудобство. Ну а когда однажды застала мужа на чердаке со стопкой пикантных фотографий, которые он заботливо выудил из отснятого материала, закатила Эдмунду большой скандал.
Буквально через неделю Эльма исчезла из жизни мистера Гима вместе с одним из постоянных Смитов. Эдмунд совершенно не расстроился этому обстоятельству. Мужчина бережно систематизировал и составлял кассеты и фотоальбомы в книжный шкаф на чердаке, а широкий портняжный стол Эльмы приспособил под мониторы, за которыми проводил бОльшую часть времени.
Смит «из девятого» всегда соблюдал одному ему понятный ритуал, этим он отличался от других постояльцев, которые приезжали в «Дубовый лист» со своими любовницами, любовниками и подельниками. Сначала мистер Смит наглухо закрывал окна, двери, затем включал вентилятор, завешивал стены и застилал пол полиэтиленом, расставлял по периметру свежие цветы в вазах, заводил старинный патефон, а после часами слушал его, попивая виски и разговаривая с фотографией в красивой рамке. К слову, всё это он проделывал в своих зеркальных очках, мистер Гим тогда думал, что под ними спрятано какое-то уродство.
Под утро мистер Смит просыпался, и тут с ним наступала перемена. Он начинал яростно метаться по комнате, разбивал вазы о стены, растаптывал цветы, рвал их руками и зубами, пока в полиэтиленовой комнатке не оставалось ни единого целого цветка. Затем мужчина приходил в себя, тщательно прибирался, осколки и обрывки засовывал в привезённые с собой чёрные мешки, и исчезал, оставляя комнату в её первозданном виде.
Дважды в месяц мистер Смит навещал «Дубовый лист», и почти год мистер Гим видел на записях одну и ту же картину, пока однажды смуглый мужчина не явился в сопровождении худощавой темноволосой проститутки.
В тот день он не улыбался. Заплатив как обычно, молча потащил развязную барышню в девятый номер. Мистер Гим бросил все дела и помчался на «смотровой чердак». Лишь только зайдя в комнату, девка, было, хотела всё взять в свои руки, но мистер Смит властным движением усадил её на кровать и стал исполнять свой ритуал. Мистер Гим с замиранием сердца прилип к экрану, ему показалось даже, что он стал дышать через раз. Было понятно, что женщина испугалась, она несколько раз пыталась уйти, но всякий раз мистер Смит что-то объяснял ей и усаживал обратно. А когда она попыталась закурить, он ударил её и запер в ванной, после чего спокойно доделал всё как нужно, завёл патефон. Затем Смит приказал женщине раздеться и отправиться на кровать, на обычное место фотографии в рамке. Она подчинилась, некоторое время мужчина просто смотрел, как она ласкает себя, но затем всё же присоединился. Мистер Гим разочарованно отлип от экрана и почесал лысую макушку. Он испытал что-то вроде своеобразного разочарования в своём клиенте. Его необычность подогревала интерес Эдмунда, но теперь, когда он превратился в обыкновенного посетителя с проституткой, пусть и с весьма интересным антуражем исполнения, мистеру Гиму даже расхотелось глядеть продолжение. Мужчина запер чердак и спустился хлопотать по хозяйству.
После полуночи Эдмунд уселся в приёмной, включил древний шипящий приёмник на джазовую волну, и стал разгадывать кроссворд.
— Папаня, закурить не найдётся? — раздался надтреснутый голос проститутки.
Мужчина стянул с носа очки, холодным взглядом окинул девку, и молча протянул зажигалку.
Пальцы жрицы любви заметно подрагивали, а на лице сияло радостное облегчение. Она глубоко затянулась и покачала головой:
— Ну и козёл этот садовник… ты тут поаккуратней с ним, он какой-то маньяк.
— Садовник? — рассеянно спросил мистер Гим.
Видимо, в глазах его мелькнула заинтересованность, поскольку проститутка широко улыбнулась и затараторила полушёпотом:
— Ну да, он нажрался там и всю свою историю мне выложил. Что работает в каком-то богатом доме садовником, ему даже не платят за это, он просто любит цветочки… ха! Цветочки и хозяйку дома. Она вся такая прынцесса, слушает эти… пластинки, гуляет по саду, как привидение, а он, — девка снова затянулась и с наслаждением выдохнула едкий дым, — он всё боялся к ней подойти. Ну типа… нужен ей такой вот чмошник, сечёшь? Её даже зовут по-цветочному — Нарцисса!
Мистер Гим отложил кроссворды и тоже закурил.
— Ну и что дальше? Не томи! — раздражённо пробубнил мужчина и замахал рукой, когда девка замолчала и сбегала к двери поглядеть, не идёт ли кто.
— Короче, он сегодня ей во всём признался, — проститутка засмеялась тихонько, похожим на змеиное шипение смехом.
Эдмунд замер, понимая, что история его клиента гораздо интереснее и глубже, чем он мог предположить.
— Ну, она его и послала, — торжество отразилось на размалёванном лице женщины.
— А очки? Он снимал очки при тебе? — спохватился мистер Гим.
— Неа, — весело гоготнула девица, потушила сигарету о столешницу и направилась к выходу, — да мне фиолетово на такое. Надо делать ноги, пока он не понял, что к чему. Бывай, папаша.
Женщина растворилась в ночи, а мистер Гим снова отправился на чердак. Свет в номере девка не погасила, мистер Смит спал, а воздух, который вентилятор гонял по кругу, шевелил яркие головки цветов в вазах.
На следующее утро комната под номером девять оказалась пуста, мистер Смит остался верен себе — ничто не выдавало его присутствие в «Дубовом листе».
С того дня прошёл месяц. 1 октября около полуночи к мотелю подкатил старенький пикап мистера Смита. Мужчина снова оказался не один, его лицо было угрюмым и серым. Мистер Гим почтенно кивнул и вручил гостю ключи от девятого номера. Проститутка была другая, но внешне очень похожая на предыдущую.
Когда посетители удалились, Эдмунд некоторое время размышлял о том, стоит ли подниматься на чердак, но любопытство, всё же, взяло верх.
Девка эта оказалась гораздо послушней предыдущей. Она безропотно отправилась в ванную и дождалась, пока Смит подготовит обстановку. На этот раз мужчина привёз бутылку шампанского и высокие хрустальные бокалы. Цветов было больше обычного, букеты отличались пышностью.
Обнажённая женщина вышла из ванной и уселась на кровать, приняв соблазнительную позу. Мистер Смит подошёл к ней и взял за руку, затем извлёк из кармана брюк наручники и пристегнул жрицу любви к спинке кровати. Мистер Гим поцокал и утёр слюну с подбородка.
Прежде чем пойти заводить патефон, садовник вручил проститутке бутылку с шампанским, бокалы поставил на тумбочку рядом с кроватью. В следующий момент произошло сразу несколько событий. Первое — женщина, не справившись с пробкой, отправила её в полёт, прямо в панель, которая, располагаясь над кроватью, загораживала от глаз посетителей систему слежения. Панель с хрустом отвалилась, обнажив камеру и ворох проводов. Второе — обернувшийся на звук мистер Смит медленно снял очки и поглядел прямо на мерцающий красный огонёк под потолком.
Эдмунд на несколько мгновений забыл, как дышать. Он отпрянул от экрана, не в силах оторвать взгляд от мистера Смита. Нет, лицо его не искажало уродство, но взгляд, чёрный и злой, как сто чертей, прожёг мистера Гима даже сквозь объектив камеры. А когда на лице мужчины ко всему появилась та самая добродушная улыбка, которой он впервые встретился с Эдмундом, хозяину мотеля захотелось оказаться очень далеко, желательно — на другом континенте.
— Дьявол… дьявол… — бормотал мистер Гим, истово крестясь.
Мистер Смит действовал очень спокойно. Он сказал что-то женщине на кровати, и та забилась в истерике, пытаясь снять наручник. Мужчина сорвал со стен полиэтилен, сгрёб в угол, туда же запнул патефон. Проститутка кричала и пыталась вырвать руку из оков. Она уронила бутылку, бокалы, осколки брызнули по полу во все стороны. Смит, тем временем, методично разносил мебель о стены комнаты, а когда ломать стало уже нечего, достал пистолет и выстрелил в женщину несколько раз.
Грохота выстрелов мистер Гим не слышал, но они болью отдались в его груди, будто бы на самом деле предназначались ему. В этот момент мужчина осознал, что подглядывать за клиентами было не слишком хорошей идеей, он понял, что зашёл слишком далеко в своём тайном хобби.
Когда Смит выскользнул из номера, Эдмунд кинулся к двери и заперся на засов. Нужно было что-то делать, вызвать полицию, но телефон на чердак мистер Гим не провёл. Как назло, в мотеле, кроме Смита и его мёртвой проститутки, посетителей больше не было. Когда внизу громко хлопнула дверь, Эдмунд обратился в слух. Сердце больно колотилось, норовя выпрыгнуть из грудной клетки, потные ладони прижимались к прохладному окрашенному дереву двери, на ворот рубашки с оглушительным, как казалось мистеру Гиму, стуком падали капли пота. На камерах объявился мистер Смит. Он методично обшаривал комнату за комнатой, заглядывая везде, где только можно было, в поисках аппаратуры. В последнюю очередь мужчина поднялся на чердак. Мистер Гим хотел бесшумно отступить вглубь убежища, но непослушные ноги нашли на полу банку из-под пива, которая с хрустом обняла ботинок. Эдмунд испуганно всхлипнул и повалился на пол.
— Так вот вы где, — раздался из-за двери патокой льющийся голос, — никуда не уходите, я скоро приду за вами.
Мистер Гим не мог выдавить ни звука, только громко, отчаянно дышал. А за дверью, тем временем, раздалось шуршание, постукивание, скрип — и она оказалась заблокированной. Когда шаги убийцы затихли, Эдмунд предпринял отчаянную попытку пробить себе путь к спасению, но она оказалась неудачной. А оконце на чердаке было таким маленьким, что туда пролезла бы разве что голова мистера Гима.
— Сам себя загнал в ловушку, — простонал мужчина, хватаясь за грудь.
Через некоторое время мистер Смит объявился в девятом номере. Он отстегнул от кровати мёртвую женщину, дотащил за руки до двери, затем взвалил на плечо и вышел на улицу.
Кукушка выпрыгнула из часов и проголосила один раз. Мистер Гим жалобно вскрикнул, чертыхнулся и схватился за грудь. На листе с признанием появилась кривая линия.
Мужчина пытался придумать, как и что написать на листке. Как обвинить человека в убийстве, не зная его имени? Мистер Смит в зеркальных очках? Садовник из какого-то богатого дома, где живёт некая Нарцисса?
Мистер Гим перечитал то, что успел набросать и вздрогнул — на лестнице раздались шаги. Эдмунд бросил карандаш и кинулся в дальний угол коморки, за шкаф. Ему хотелось стать мышью, чтобы прошмыгнуть в щель под крышей, только бы никогда больше не видеть чёрных глаз мистера Смита. Хозяин мотеля в суете позабыл о том, что отодвинул засов, когда пытался спастись бегством.
Раздался скрежет, скрип и стук, несколько мгновений показались мистеру Гиму вечностью, а затем дверь чердака распахнулась. На пороге стоял улыбающийся мужчина. Тяжёлый взгляд окинул коморку.
— А теперь, мой дорогой хозяин, мы поговорим.