Виктор резко встал с кровати. Движения были дёргаными, руки тряслись. Он больше не мог этого терпеть, он уезжает.
Телефон зазвонил и мужчина поднял трубку:
— Виктор, почему не на рабочем месте?
— Пишите заявление об увольнении, вы меня больше не увидите.
— Опять?!
В офисе сразу же стало неспокойно. Начальник был не в силах сдержать эмоции: "Меня достал этот псих! Каждый месяц чуть что — сразу увольнение! Пошёл к чёрту!"
Виктор собрал рюкзак, остаток позавчерашнего аванса и вышел из дома.
Не понятно, как, но в нём сочетались и решительность со свободолюбием, и абсолютная неспособность самостоятельно что-то решать. Взять, например, историю из далёкой юности, когда он всю старшую школу пытался выяснить, на кого же он хочет учиться, и в итоге пошёл в армию. В конце концов он отучился на юриста и сразу же попал в этот злополучный офис. Он столько раз пытался выбраться из своей, пусть и удобной, но такой невыносимой жизни, что и не счесть. Но каждый раз всё заканчивалось возвращением в кабинет и объяснительной запиской начальству. Столько раз он уже писал эти "...по причине неисправности транспортного средства", "...из-за плохого самочувствия", "...по семейным обстоятельствам" и, самое частое, "...по причине нервного срыва".
Но теперь не будет никаких отговорок. Со стороны казалось, что Виктор в себе уверен, но, на самом деле, в его голове билась главная мысль: "Пожалуйста, только не в этот раз."
Одним движением он закидывает вещи в багажник, и вот он уже мчится по МКАДу, а потом по Ярославскому шоссе.
Виктор был предельно сосредоточен. Он следил за дорогой так, как будто впервые сел за руль. Сердце билось об грудную клетку. "А как же девушка?", "А как же отец?" — все эти мысли посетят его позже, а пока он объезжал другие автомобили один за одним и всё ждал, когда же он окажется на шоссе в одиночестве.
Прошёл час, а мысли всё никак не успокаивались. Телефонный звонок вдруг разрушил гробовую тишину, царившую в машине с момента её отъезда:
— Привет, милый, ты где?
Это была его девушка. Она только что вернулась из института домой и ожидала увидеть там Виктора.
— Я уехал. Домой не жди. Езжай к маме.
— В смысле? Ты хочешь расстаться?
В сердце вдруг что-то укололо. Дышать стало трудно. Он не мог сказать ни слова.
— Витя, ответь! Почему ты опять молчишь?
Её голос задрожал. Она старалась не заплакать.
— Извини меня.
Он хотел сказать ещё что-то, но не смог подобрать нужных слов. Он столько раз за пять лет отношений слышал этот глупый вопрос, но всё время отвечал: "Нет, не хочу." Его пугала неизвестность. Его пугало одиночество. Его пугали другие женщины.
Он бросил трубку. Она больше не звонила. Всё кончилось.
Виктор был зол на себя. Эта злость наполняла его всё больше и больше, и вот она переросла в пронзающий душу крик. Он кричал так громко, как только мог. Он ненавидел себя за то, что всё разрушил. Поток самых мерзких выражений полился у него изо рта. Он не мог сдержать гнев на себя.
Снова звонок. Это был отец:
— Витя, что ты затеял? Мне звонила Марина, сказала, что ты её бросил.
— Да, мы расстались.
— А обо мне ты подумал? Когда мне теперь от тебя внуков ждать? Тебе уже двадцать семь, возьмись за ум!
— Всё хорошо, пап, я просто переезжаю в другой город. Позвоню, когда доберусь.
— Так, если ты сейчас же перед Мариной не извинишься, то ты мне больше не сын!
— Пап, я сам как-нибудь разберусь, хорошо?
Его отец бросил трубку. В машине опять стало тихо. Виктор заплакал. Зачем он всё это сделал? Теперь он совсем один. Он только что причинил боль двум самым близким людям в его жизни. И, скорее всего, он больше не увидит ни одного из них.
Виктор уже однажды чувствовал что-то подобное. В начальной школе, по неведомой ему причине, все в классе вдруг стали его травить. Его обзывали, обливали водой, отнимали портфель, иногда били. Он не мог никому об этом сказать, потому что знал, что тогда ко всем прочим обзывательствам добавится ещё и "стукач". И вот сейчас он опять один. Ему некому рассказать о своей боли, не к кому прийти. И самый большой его страх снова стал реальностью.
День уже подходил к концу, а Виктор всё ехал. Его глаза слепило закатное солнце. На дороге наконец стало пусто.