Вертитесь, Гоголь, вертитесь, или Ночь накануне

   Хамоватый ушастый нетопырь Максимка залетел в хату и, уцепившись когтями за притолоку, стал прислушиваться к голосам внизу.

   Хата наполнялась невиданными существами, которые в простонародье испокон веков именовались нечистью. Кого тут только не было — косматые, рогатые, лягатые, с рыбьими глазами и чешуйчатыми хвостами. Любой человек, вдруг забредший сюда, тотчас же попятился бы назад, истово кладя кресты.

   Приближалась купальная ночь, и сходка в кособокой хате в самой чащобе леса должна была окончательно решить вопрос: как отвадить людей безграмотно писать по Гоголю…

   Посреди хаты на высоком табурете сидело нечто корневищеобразное и зловонное.

   — Пропустите! Пропустите! Мне к главному надобно! — раздался хрипловатый голос со стороны замшелой двери.

   Сквозь толпу пробиралось длинноволосое существо, покрытое лохматой рыжей шерстью. Глаза его безумно горели, огромный горб возвышался над кудлатой головой; костлявые пальцы крепко держали деревянную табакерку. По толпе пробежал шумок:

— Кто это такой?

— Кажись, племянник Вия.

— Квазимодо!

— Хэллбой!

— Молчааать! — харкнул туберкузезной мокротой в толпу беснующихся Вий. — Кто таков?

   При ближайшем рассмотрении горб оказался туристическим рюкзаком, а табакерка — ipadом.

   — Никитка я… Создатель… Создатель Страны Авторнетии. Три года и 12 лет шел к вам, питался грибами да пил воду ключевую, ибо на гонорары писательские много не побалуешься. Истёр 7 пар ботинок горных, 2 пары лыж и одни ласты. Горе горькое приключилося у меня, Виюшко. Просочилися в Авторнетию думы вольныя, погань америкосовская да санкции. Загнивает исконно славянская Страна Авторнетия-я-а-а!

   — Вот же ж #...! Знаю, знаю Страну Авторнетию! — лопаясь гнойными фурункулами, Вий обнял рыжебородого странника. — Уважаем мы вас, поэтов да писателей. Всем нам своевременно икается да попёрдывается, когда вы нас вспоминаете добрым, а кого и недобрым, словом. А уж Николай Васильевич как вертится, как вертится — никакого вертилятора не надобно! Что за беда у тебя случилася, Никитушка?

   — Не томи! — заверещали носатые шишиги, пробираясь потными ладошками под никиткин ватник.

   — Да вот, появились извращенцы в Авторнетии… И каких только нет! Зайкина и Миленка лесбиянками стали, Июнька и Абрикоска — тоже. Хам и Кофачка онанизмом прилюдно занимаются. Элька, Ленка, Дашка, Принцесска шведскую семью образовали. Бляшум — Мичурин хренов — всё каких-то чудовищ выводит — то человека без головы в позе лотоса, то клыкоглазого стощупа. Бреди и Джонни — ну это всё ясно. Дионисий Реликтовый и Афоня тоже недавно в дуэли друг другу в любви признавались. Кузнец Пошлёпкин — это жесть: если вы видели кузнецов в немецких фильмах, то понимаете, о чем я. Ева Никола и Аврорка — это про проституток пишут и сами такие. Почитайте Янку Белку — наркоманка! Дёма — садомазохист. Малая Алиска — бесноватая. А недавно Михрютка-датчанин появился, так у него очень редкая разновидность духовной прелести… Спасать надо страну Авторнетию. В классику возвращать!

   Нежить внимала откровениям рыжебородого с распахнутыми рылами и клювами — у кого что было. Второй раз за ночь по хате прошелся свист негодования:

— Не желаем мы, чтобы писали про нас эти извращенцы! Тем более на турниры!! И тем более — печатались!!!

   — Молчааать! — Вий немного распух и стал покрываться трупными гнилостными пятнами.

   — А есть ли хоть кто-то нормальный?

   — Да, есть один. Иванушка Шут. Ни клят, ни мят. На провокации не ведется, на резьбу по дереву контрсанкциями отвечает. Характер стойкий, сибирский. На все руки мастер. На бабалайке играет. Стихи пишет. Дурачок, в общем, что с него взять.

   Вий приподнялся на костяном хвосте над табуретом /раздался звук, как будто мелком скребли по стеклянной школьной доске/ :

   — Есть одно средство! Если мы хотим вернуться к исконно русским корням — надобно действовать по классике. Мир людей спасёт любовь! В ночь Ивана Купала, когда зацветет папоротник, авторнетовцы выйдут на гуляния, и чтобы извращенское проклятие пало, нужен поцелуй. Да не какой-нибудь, а по классике! Чтобы девушка поцеловала парня.

   — Какая девушка? — запузырился зеленый водяной сок из-под дощатых половиц.

   — С кем Иванушка турнир ведет?

   — С Миленушкой…

   — Вот пущай и поцелуются! А мы чем можем — поможем. Не дадим Стране Авторнетии зачахнуть под иноземными лжеверованиями!

   — Я лесбиянка! Понятно? И никого целовать не буду! — Миленка цыкнула на домовёнка Дарю.

   — Ты дурында! — настаивал на своём домовенок.

   — ДурынДа не я, а Дашка Д. Все её так и называют. Не приставай ко мне со своими просьбами!

   — Миленушка! Ну, один разок. Ванька даже топором побреется и зубы углём почистит.

   — Не буду! Кариес у меня!

   — А мы мышку позовем. Она тебе новый зубик даст. А ты Ивану дашь…

   — Сгинь, нечистый! — Миленка кинула в домовенка валенком. Тот, обидевшись, открыл за печкой дальневосточный портал и исчез где-то на ФГУП «Почта Россеи».

   Миленка присела у большого ноутбука и замечталась:

   — Что людям вздумалось расславлять, будто я хороша? Что тут хорошего? Чуть-чуть стихов, чуть-чуть комментов. Эх, с кем бы замутить? С Настюшкой Коколосовой? С Иринкой Бобцовой? С Нюшей Нейм? Или по новеньким пройтись? Лада Дожжя очень даже ничего, КатюшкаМ, Мила Налив… Эх, и кому же я такая распрекрасная в черевичках на голое тело достанусь?

   В Ночь на Ивана Купала парни и девки вышли в ночной чат. Костры решили жечь по Гоголю. Главным костровым назначили Огнеозёрского за созвучность фамилии. Сергей Длиннопалец притащил на сожжение собрание своих сочинений в 10 печатных томах, щербатая Элька Чернявка, ко всеобщей радости, — триста флэшек и жесткий диск. Июнька и Оська добавили в огонь свои картинки и лубки. Кузнец Пошлёпкин с молодецким криком «фсё фтопку!» удалил весь компромат на себя.

   Играть в жмурки, горелки, гори-гори-ясно соглашались не все: пары складывались или в голубые рубахи или в розовые сарафаны. Набожный Яшков отказался играть в ручеёк и, спрятавшись за сосну, просматривал «Жития святых отроковиц» с картинками, и периодически дергал себя за штанину.

   В спелых зарослях болотной клюквы стояли Реликтовый, Орлан и зловещая тишина.

— Кажется, кто-то здох.— Снял шапку Дионисий Реликтовый.

— Неважно, — грустно вздохнул Андрейко Орлан.

— Не грустите! Вы же воспитанные люди! — вставила свои пять копеек, пробегающая мимо, щербатая Элька.

   Люмпенюшка и Рэд затянули заунывную «Хали-гали паратрупер». Кирюшка Хвост пустился в пляс: сначала дал гопака, потом мазурку, потом нижний брейк и, наконец, успокоился в вальсе в объятиях комментатора Дионисия Ветрова. Абрикоска начала водить хороводы, но запуталась в трёх абрикосинах. Там под лопухами и заснула.

   Олеган создавал себе настроение заморским кальвадосом и сигарами. Вместе с Ванькой ВсеВрединым они настраивались искать папоротник на старом хохлятском кладбище, не зная легенды, что на нём можно отхватить старых хохлятских люлей от старого хохлятского сторожа — начпрода.

   Девки стали плести венки и чушь. Оливкия Ферзь сплела гнездо. Глупая Аня связала себе растаманскую шапку. Анна Блэк не смогла связать и двух слов. Зойка Зайкина сплела венок из дурмана и белены. В этом венке ее три дня спустя видели на подходе к Финляндии…

Ближе к полночи развеселая толпа авторнетовцев разбрелась по лесам да болотам в поисках заветного цветка папоротника.

   Иванушка Шут и представить себе не мог, кого он встретит по дороге.

   — Слышь, Вано! Сюда иди! — из зарослей валежника ему навстречу вышел здоровенный Упырь. — Сюда иди, говорю! Дело есть! Не хочу я, чтобы про меня писали всякие пи… К папоротнику подойдешь — встретишь Миленку. Вот тебе шинель. Настоящая, армейская. Я с одного малахольного снял давеча. Одень! А то ты в колпачке этом и красной свитке своей похож на пи…А девки сразу оценивают. В общем, меняй аватарку, Вано!

   Слева из тумана к Ивану выскользнул Леший.

   — Ванька, вот тебе чудо-серп. Ели кто будет приставать — сразу серпом по… Ну, сам знаешь куда.

   Так же внезапно, как и появился, Леший исчез в темноте деревьев.

   — Ванечка, Ванечка! — манили переливистыми голосами гологрудые русалочки, когда он переходил по мосткам. — Наклонись, мы тебе кое-что дадим. Смотри, Ванечка! Возьми эти прекрасные водяные лилии. Это одолень-трава. Любую девушку одолеешь. Но эти лилии — для Миленушки….

   Иванушка Шут покорно брал все диковинные подарки. Ему, конечно же, хотелось загадать на папоротник радиоуправляемый вертолет, но спасать Страну Авторнетию было важнее.

   Миленка, простая русская баба, как и все русские бабы, собралась просить у папоротника любви. И даже почти дописала трехтомник «В ожидании Ждуна…». А потом один раз (в Ярославле) во хмелю поцеловалась с Зайкиной, и задумалась о своей сущности. Но, в сущности не всё еще было потеряно.

   Углубляясь в размышления, она и не заметила, что зашла в самое сердце лесной чащи.

   Ей навстречу выскочил Серый Оборотень Шульца:

   — Куда ты идешь, красная девица? А не укусить ли мне тебя за бочок?

   — Не кусай меня — лесбияном станешь!

   — Чур меня, глупая баба! Совет тебе дам! Целуй первого, кого встретишь у папоротника! В шинели он будет и с серпом… И сбудется все, о чем мечтаешь.

   — Вот еще, — фыркнула девица, но про одёжу и оружие слова запомнила.

   — Миленушка, какой у тебя купальник красивый, зеленый! Айда с нами купаться! — заманили звонкими голосами русалочки. — Мы тебе жениха найдем. Погляди, Миленушка, вот Дима Писарев, утоп в Балтике, а это Саша Вампилов, так с рыбалки и не вернулся... Выбирай, Миленушка…

   — Не нужны мне ваши утопленники. Мне живого русского Ваньку подавай!

   — Ага, — захохотали и забрызгали ручейной водой русалочки, — Ваньку, значит?! Быть по твоему! Встречаетесь у папоротника в полночь. В руках у него будут белые лилии…

   Одурманенная мечтами о цветах и белом платье, Миленушка вышла на полиподиофитовую поляну.

   Третьим персонажем, приближающимся к вороше с расцветающим папоротником, была щербатая Элька. Как горная коза бегала она от дерева к дереву, отмахиваясь от комаров. Не забывая орать при этом «Вампиры! Меня кусают вампиры! Все вокруг невоспитанные упыри, вурдалаки и вампиры!».    Споткнулась о гроб, сломала ногу и заблажила об этом на весь лес…

   Ярким неоном озарилась лесная поляна, словно тысячи светляков вмиг зажгли свои неоновые фонарики. И чем далее, тем становилось прекраснее. Никогда не ступала здесь нога человека. И ничто в природе не могло быть лучше. Вся поляна казалась одним огромным темноводным морем, освещавшимся мириадами жемчужных капель. Озаряемые лишь светом одинокой полной луны безмятежно возлежали они на раскидистых листьях величественных папоротников… Черт возьми, папоротники, как вы хороши!

И была луна.

И распустился цветок.

И случился поцелуй.

И рассыпались чары враждебные. И возрадовались славяне авторнетовские. И стали с тех пор жить в любви и согласии, читать книжицы умные, цитировать Гоголя правильно и писать на конкурсы.

Аминь.