Сливин А. В. — Игра. часть первая.

Как много бывает в жизни случайностей, не правда ли? И кто знает, как они могут повлиять на будущее, поставив часовой механизм на определенное время. Какая разница? Копаться в этом можно долго и, как он предполагал, все равно вернешься к тому же, с чего начал.

В этот вечер произошло нечто не объяснимое. По крайней мере, для него. Кое-что Надежда сумела ему объяснить, но каждое слово доходило до Алексея медленно, будто они постоянно застревали в какой-то невидимой, вязкой жидкости.

Он сидел в кресле и пытался осмыслить все то, что говорила Надежда. Получалось паршиво и это бесило. Алексея всегда бесило, когда некоторые ее слова, такие простые и понятные на первый взгляд, превращались в формулы прикладной математики.

Все произошло полтора часа назад. Они лежали в постели и курили, отодвинувшись друг от друга по разные стороны кровати. Не потому, что поссорились. Они устали и, тяжело дыша, заново переживали те эмоции, которые испытали только что в жаркой погоне за наслаждением. Огненная колесница пронесла их под звездами, намочила волосы ночным туманом и под конец совершила молниеносное пике, выбросив их на берег реки, который почему-то был застелен простыней.

— Нужно собираться. — прошептала Надежда и затушила сигарету в пепельнице. Затем она взяла ананасовый сок и выпила прямо из упаковки.

Он вздрогнул.

— Я знаю. — сказал Алексей. Возможно, его тон казался обычным. И, по правде говоря, так оно и было. Он согласился, но не смерился. — Знаешь, вообще-то у нас есть еще минут пятнадцать.

Он прищурился, глядя на время в правом углу экрана телевизора.

— Маршрутки ходят и в двенадцать часов ночи.

— Да. — она посмотрела на него. — Но я не хочу рисковать. — Надежда улыбнулась, и эта улыбка стала одним целым с ее глазами.–Ты же знаешь. И понимаешь.

— Угу. Ладно.

Она усмехнулась.

— Так! — ее голос стал похож на звон восточных колокольчиков. А это означало, что Надежда начинала злиться. — Я вот не пойму, почему ты еще лежишь?

Алексей рассмеялся. Он не понимал, что так веселило его, но когда она только начинала злиться, он просто не мог удержаться. Казалось это понарошку.

— Ну и что ты ржешь, как сивый мерен? — поинтересовалось она. — По заднице захотел?

Алексей все смеялся. Не мог остановиться.

— Я тебя предупреждала? — спросила она совершенно серьезно. — Предупреждала или нет?

Алексей всегда улавливал быструю перемену в ее настроении, только не подавал вида. Это было не нужно: она и так знала.

Он замолчал. От смеха не осталось и следа.

— В чем дело? Надька, что случилось?

Не отвечая, она замахнулась но, место того, что бы ударить Алексея по заднице, вцепилась в нос.

Хрустнул хрящ, а Надежда с беззаботным видом заметила:

— У тебя хрящ не правильно стоял. Я поправила.

— Если у меня из носа пойдет кровь,— проговорил Алексей глухим голосом, — я тебя съем!

Надежда застыла. Ее левая рука, сжимавшая кончик носа, плавно, словно скользя по воздуху, прижалась к груди, где уже была правая.

— Что опять? — не понял Алексей. Надежда выглядела испуганно. Точнее, она была в ужасе. Он привстал на локтях и хотел прикоснуться к ее щеке, поправить каштановую прядь, но замер. Потому, что Надежда вздрогнула и отпрянула, будто обожглась. Чуть-чуть, но было заметно.

— Родная моя, — Алексей не испугался, просто видеть ее рядом в таком состоянии было странно, — маленькая, солнышко, что случилось?

Она молчала. Сидела на коленях, среди смятых одеял и молчала, глядя на Алексея широко открытыми, блестящими глазами. Он снова потянулся к ней. Надежда дернулась, будто от боли и, когда он коснулся ее нежной кожи, по ее телу прошла мелкая дрожь.

— Надюш? Да что с тобой?.

— Я пойду одеваться. — вместо ответа сказала Надежда. Она поднялась. Глаза ее оглядывали комнату так, словно она боялась наткнуться на что-то холодное и скользкое.

Алексей молчал. Как призрак, она прошла в другую, темную комнату, где они раздевались, раскидывая одежду по всему полу. Надежды не было около двух минут, которые растянулись для него на часы. Он поднялся и вышел в коридор между комнатами., оказавшись в темноте но, через несколько секунд, глаза привыкли, и он стал различать предметы. В общем-то, не так уж и темно. Надежда стояла почти у самой двери, рядом с зеркалом и смотрела на окно. Она успела надеть нижнее белье. Неосознанно Алексей бегло осмотрел комнату. Брюки и рубашка валялись на кровати слева, листки с записями там же, над ними фотография прадеда в овальной бумажной рамке. Он даже заметил обертку от мороженного, которая отражала повисшую в небе луну. Ее свет пробивался сквозь тонкие занавески.

Алексей подошел к ней, нарочно зацепив коленом коробку от системного блока, что бы его появление не стало для нее неожиданностью. И, подойдя к Надежде вплотную, обнял за плечи.

— Маленькая моя, любимая, я напугал тебя? Ты же знаешь, я не причиню тебе зла потому, что не смогу. Ты дорога мне. Я знаю, что я говорю, и ты знаешь. Ведь правда?

Алексей нежно, едва ощутимо подтолкнул ее в правое плечо. Она поддалась и, разворачиваясь, на миг застыла, однако через секунду ожила так же неожиданно, как и замерла и, глядя ему в глаза, сказала. Тихо, но твердо.

— Сними его. Он на меня смотрит.

Сердце сжалось, и холод зашевелился в животе. Алексей сначала не понял, про что она. И лишь тогда, когда обратил внимание на портрет прадеда в овальной, бумажной рамке до него дошло.

— Не вопрос. — сказал он и, протянув руку, сдернул портрет со стены.

— Не вешай его больше. — прошептала она. — Спрячь его куда-нибудь. Подальше.

После этих слов он направился в другую комнату, сжимая фотографию. Оглядевшись, он подыскал для нее отличное местечко. Держать портрет было противно, а потому он поспешил засунуть его между книг. Однако край все равно остался торчать. После он уселся на кровать и принялся переключать каналы. Вскоре в комнату вошла Надежда. Она задумчиво ковырялась с фиолетовой блузкой, а точнее со шнурком, который был вдет в декольте.

— В чем дело? — спросил Алексей. Он взял со стула сигарету «Винстон», прикурил и бросил зажигалку на пол.

— Да шнурок оторвался. — ответила она. — У тебя есть нитка и иголка?

«При других обстоятельствах она бы наверняка знала, что и нитка и иголка у меня есть. Более того, знала бы, где именно». — подумал он.

— Найдется. — он поднялся и достав коробку с нитками, спросил: — Какую?

— Темную. Синюю или черную. — ответила Надежда, с легкой улыбкой глядя на него. В груди стало жарко: когда она улыбалась, все на ее личике сливалось воедино, образуя прекрасный, красочный образ.

— Есть только черная.

— Черная то же сгодиться. — сказала она и взяла из его рук иголку и нитку. Повертела их в руках и отложила на табурет.

— Куда ты дел ту фотку? — спросила Надежда, глядя на Алексея вдумчиво, будто пыталась прочитать его мысли. Еще в ее взгляде было беспокойство.

— На полку. — ответил Алексей. Он дотронулся до лица, за тем провел ладонью по волосам.

— Я хочу посмотреть на нее. — неожиданно заявила она и, было ясно, что с его помощью, или без, она сделает то, что задумала.

— Зачем?

— Мне нужно кое-что увидеть.

Спрашивать «что именно» было бессмысленно. Все равно она пока не знала.

— Как хочешь. — пожал он плечами. Достал портрет и отдал Надежде. Она держала фотографию между коленями и лицом, всматриваясь во что-то, видимое только ей, слегка прищурив глаза. Алексей откинулся на подушку и только взял пульт, как она вскрикнула и отбросила фотографию. Жесткое, резкое движение и портрет оказался на полу.

Надежду затрясло. Она двинулась назад, будто хотела прилечь. Зрачки закатились. Рот приоткрылся. Тогда он вскочил. Схватил ее за щеки большим и указательным пальцами, что бы в случае необходимости не позволить рту закрыться. Второй рукой он приготовился ударить ее, что бы боль вывела Надежду из кошмарного оцепенения, в темноте которого прыгают тени, и умалишенные бесы распевают таинственные молебны. Похоже это было на приступ эпилепсии, но ничего общего с этой болезнью не имело, и Алексей сомневался, что его методы будут эффективны. Он замахнулся, но бить не пришлось. Ее зрачки вернулись на место, дрожь прошла и Надежда, устало улыбнувшись, проговорила:

— Все нормально, родной. Прошло.

— Хорошо. — сказал он и убрал портрет обратно на полку. Через пару секунд, Алексей увидел, как Надежда принялась пришивать шнурок. От страха не осталось и следа.

— Что случилось? — спросил он, усаживаясь рядом. Она усмехнулась.

— Тебе обязательно знать? — спросила Надежда и, по ее интонации Алексей понял, что сейчас получит множество ответов на свои вопросы.

— Было бы не плохо. — ответил он. — Ты и так мало что мне говоришь.

— Хорошо. Что тебе интересно?

— Во-первых, что ты видела.

— Мне напомнили, кто я. — ответила она с легкой улыбкой. — Последнее время я совсем позабыла об этом.

— Тебе напомнили, что ты ведьма? — спросил Алексей. Он был не прочь обернуть все это в шутку, но как-то не получалось. — И кто? Черти? Другая нечисть?

— Ни те, ни другие. — ответила она, продолжая орудовать иголкой. — Он сам.

Слушать ее было одно удовольствие. Все сливалось в прочную нить последовательностей, хоть и непонятных.

— Надь, ты еще не успела ничего сказать, а я уже запутался. Если я правильно понял, Он сам напомнил о том, откуда ты, так сказать родом?

— Верно. Ну вот смотри. Произошла случайность. Мы встретились. Ты с одной стороны, я с другой.

— По чему ты в этом так уверенна?

— Глупенький! Ладно, давай сначала. Я часто ходила в церковь, просила совета у Бога, молилась ему. Но я ведь ведьма. Так?

— Угу.

— Что делал ты до того, как мы встретились?

Алексей пожал плечами, мол, да мало ли! Однако он прекрасно помнил что делал.

— Ты пил как сапожник, дрался, ночевал в милиции и вообще вел себя как свинья. Ты не обижайся. Это правда.

— Я знаю. — сказал Алексей, но все же было не очень-то приятно слышать от нее эти слова.

— Но я ведьма. А у тебя дар Божий.

— Ты, в самом деле так думаешь? — спросил он, и нехороший остаток от ее предыдущих слов исчез. Конечно, приятно было слышать о том, что у тебя дар Божий, однако Алексей никак не мог этого осознать.

— Я знаю. То есть, получилось, что ты с упорством клонился на темную сторону, а я, наоборот–на светлую. И так продолжалось бы дальше, если бы мы случайно не встретились.

— Случайно? Мне всегда казалось, что о случайностях Они знают заранее!

— Не-а! — Надежда улыбнулась и посмотрела на Алексея так, что от умиления он готов был растаять, как выставленное на жару желе. Он увидел в ней мать. Впервые за все время их знакомства. — Случайности никто не может предвидеть, ни Они, ни, тем более мы. Сам подумай, сколько случайностей происходит в минуту.

— Господь всемогущ. — вставил Алексей. — Помнишь?

-Разумеется, — она кивнула головой. — Но даже Он не в силах проследить за линиями случайностей.

— Хорошо. — он задумался. Алексея интересовала уйма вопросов. Все они летали у него в голове, но поймать их было сложнее, чем казалось. — Ладно. В этом я немного разобрался. Скажи, почему именно Он напомнил тебе твою принадлежность?

— Демонстрация силы. — спокойно ответила она. — Только и всего.

— Судя по библии, Он слишком большая фигура, что бы обращать внимание на тебя или меня. Не так ли?

— Это точно. Фигура он огромная, но ты вспомни, почему ты перестал пить. — она вновь принялась за пришивание шнурка, давая Алексею время осознать то, о чем она говорит.

— Я помню, солнышко. Только не вижу связи. Голова не варит. — сказал Алексей, наблюдая, как она мастерски управляется с иголкой.

— Демонстрация мощи, вот в чем дело. — сказала она, откладывая иголку и расправляя шнурок. — Тобой занялся Отец, а Падшему не понравилось, что он может остаться в тени.

— А я что, хуже? Так что ли?

— Почти. Не совсем так, но смысл верный.

— Тогда за чем Им это надо?

Он начинал догадываться, но ниточка, связывающая все его предположения, ускользала.

— Встретились ведьма и человек, талантливый от Бога. В тебе талант был с самого рождения, как и я была ведьмой с того самого момента, как родилась. Этого никто не предвидел. Им стало интересно, что будет дальше. Ты изменился, правда не полностью, — она лукаво улыбнулась, — и приблизился к светлой стороне. Мне напомнили кто я, пытаясь приблизить к темной. Понимаешь?

Алексей кивнул и сказал:

— Как в первом, так и во втором случае, происходит все на наших глазах. Ты это имела в виду под демонстрацией силы?

— Именно! Дай мне портрет.

— Опять?

— Теперь я знаю, что увижу. Теперь не страшно. Но, если вдруг я его отброшу, не пугайся. — он молча дал ей портрет. Они вдвоем смотрели на фотографию около минуты, после чего она отдала портрет в рамке Алексею, и он положил его обратно.

— Такой видный мужчина, а такими гадостями занимается. — с долей грусти проговорила она. Секундная вспышка ярости появилось, и тут же угасла в груди Алексея.

— Что было теперь? — спросил он.

— Он улыбался. — ответила Надежда. — Не просто а, знаешь, будто говоря; хе-хе! Сама знаешь, что делать!

— А ты знаешь?

— Да. Ровно настолько, что бы этого не делать.

— Вот что меня еще беспокоит, — начал Алексей, на ходу формируя вопрос. Она с интересом посмотрела на него. — Зачем нам что-то дают? Я имею в виду, что своим появлением Они не только выставляют на показ свои силы, но и что-то дают. Я не уверен, что это так, просто предполагаю.

— Это так. — сказала она. — А дают нам что-то для того, что бы восстановить равновесие. Первым нарушил его Отец. Его право быть первым. Падший, как видишь, не заставил себя ждать. Равновесие между Ними восстановилось. Теперь дело за нами.

— То есть?

— Очень скоро, ты начнешь писать лучше и лучше, нарушая равновесие тем, что воспользуешься даром, что усилил в тебе Отец.

— Значит, если, допустим, я издам книгу ну, предположим, через год, я стану сильнее тебя? — Алексей сам до конца не понимал, что он говорит.

— Ты нарушишь равновесие. Но не факт, что к тому времени я не научусь чему-нибудь. — ответила Надежда. — Я почти уверенна, что учиться мне придется самой.

— Погоди. — Алексей мотнул головой. — А как же раздача призов?

— Ведьма, которая ходит в церковь! — рассмеялась она. — Кто возьмется обучать такую?

— Складно поешь! — спародировал он «Горбатого» и поцеловал ее в щеку. —Значит, они своего рода соревнуются? Но для чего? Не проще ли просто развести нас? Для этого есть все шансы! Ты замужем, меня не так уж сложно вернуть к прежней жизни.

— Им было интересно, — сказала она, — и стало еще интереснее: ведьма, любящая человека одаренного, и ты, полюбивший ведьму, это что-то новое!

— Ха!! — Алексей рассмеялся. — Ты полагаешь, что таких случаев не было? До нас?

— Именно так. Вспомни, как происходило раньше?

— Конфессия к конфессии, ведьм и тех, кто с ними на костер. Ать-два и все дела! Так?

— Точно. Раньше с религией было строже, достаточно вспомнить историю. Высшим силам без надобности было вмешиваться. Люди сами восстанавливали равновесие.

— А теперь все изменилось. — Алексей уловил логическую цепочку, но кое-что по-прежнему оставалось загадкой. — Лет пятнадцать назад. Надь, но почему ты уверенна, что мы первые?

— Первые. — она утвердительно кивнула головой. — И, вполне вероятно, последние. Скорее точно последние. Чувство, которое появилось между нами, и послужила магнитом, притянув Их внимание. Теперь дело не только в равновесии. Теперь дело в любви. Им было интересно, чего она стоит, а тут такая возможность это проверить.

— Так, тут вроде бы все понятно… — Алексей задумался. — Но не слишком ли мы маленькие, что бы на нас обратили внимание Отец и Падший? Почему бы не поручить это кому-нибудь другому? Кому-нибудь попроще?

— Никто кроме них самих не может одаривать силой.

Алексей помолчал, а за тем спросил:

— Но почему не проверить прочность любви на ком-нибудь еще?

Надежда рассмеялась. Он порадовался ее смеху, искренне, словно видел волшебство.

— Не возможно наделить даром в процессе жизни. — перестав хохотать, сказала она. — Можно лишь усилить способности, данные при рождении. Зачем терять время на обычных людей, которые любят друг друга, но нейтральны, по сути?

— Их легко перетащить на одну из сторон. — закончил Алексей. — Правильно.

— И верно! — она обняла его, прижалась щекой к его щеке. — Ты такой родной…

— Но им же наскучит все это дело: восстановление, нарушение, укрепление! — сказал Алексей.

— Наверняка. — отреагировала Надежда. — Но произойдет это не скоро.

— Но произойдет. — странная, далекая грусть поселилась в его груди. — И тогда…

— Они заберут что дали? Ты об этом думаешь?

— Да. Они могут.

— Могут. — подтвердила Надежда. — Но делать этого не станут.

— Почему? — Алексей, в самом деле, не видел причин.

— Ну вот смотри. — эта ее фраза! Как она ему нравилась. — Два рыцаря, в доспехах, сошлись в поединке. Но у одного доспехи попроще…

— Значит, их нужно укреплять, иначе — поражение.

— Да. Но каждое такое усовершенствование ведет к победе одного и смерти другого. — она взяла сигарету и прикурила. — Но вот доспехи равносильны…

— И стоит одному снять шлем, как тут же он получит удар булавой по голове. — Алексей рассмеялся. — С этим не поспоришь!

— А с этим и не надо спорить. Все, что у нас будет, с нами и останется. У них ведь руки чешутся отвесить друг другу оплеуху!

— Хм…Чувствую себя подопытным кроликом. — проговорил Алексей. Он мельком взглянул на часы — выйти нужно было двадцать минут назад. Но, Боже всемогущий! Как же не хотелось ее отпускать!

— Это не совсем так, милый. — Надежда крепко затянулась и выдохнула; дым расплылся по комнате, напоминая разбавленное водой молоко. — Мы не подопытные. Мы, сами того не осознавая, пересекли Их интересы и амбиции. В общем, шоу начинается. Сколько времени?

— Без пяти одиннадцать.

— Вот блин! — она ударила себя кулачком по коленке. В такие моменты, Надежда всегда напоминала ему раздосадованного ребенка. А как она топала ножками, когда злилась! — Пойдем быстрее! Нуууу, е-мое!

Тут выражение ее лица изменилось. Из озабоченного, рассерженного, оно превратилось в уставшее. Грусть, вина, страдание и боль осели на ее ресницах. Улыбка померкла, и на ее место пришла растерянность.

— Лёшенька, милый мой, ты же знаешь, что мне нужно идти. — она не говорила. Шептала.

Он знал. Но не понимал. Как-то лежа в объятиях друг друга, он спросил ее, а хочет ли она идти домой? Тогда Надежда сказала «да». Хочет. И Алексей поверил, что так оно и было. Конечно, было больно это слышать, но он сам, добровольно причинял себе боль. Но вот что не понимал Алексей: почему она говорила «мне нужно идти домой», вместо «я хочу идти домой». Ответ, разумеется, был, но он жалил как оса; она не хочет обижать его. Жалеет. Но был и другой, более «светлый» вариант; ей действительно нужно к другому мужчине.

— Знаю. — сказал он вслух и, поднявшись, вышел из комнаты. Он прошел на кухню: очень хотелось простой воды с микробами из-под крана.

Через несколько минут они брели на остановку, подслащивая расставание вялыми шутками. То, о чем они говорили, больше не всплывало. Алексей не мог вспомнить, о чем именно они болтали, когда шли. Когда стояли, ожидая маршрутку.

Единственное, что запомнилось, так это то, как он козырнул ей, когда Надежда села в маршрутку. Она помахала в ответ: пышные волосы до плеч, на лице грустная улыбка и блестящие в свете ночных фонарей глаза. Девушка в окне, такая близкая, что казалось можно прикоснуться к ее щеке, но ускользающая словно воздух.

Дойдя до подъезда, Алексей остановился и, ударив себя ладонью по лбу, пробурчал:

— Дурак!

И как он мог забыть сказать ей, что бы она позвонила? Так делают только идиоты.

Войдя в квартиру, он первым делом напился воды, после чего уселся в кресло рядом с расстеленной кроватью и взял исписанные листки. Стопку чистой бумаги положил рядом. Посидев так, он взялся за продолжение рассказа, которому дал название «На тебя смотрят, приятель». Однако не написал ни слова.

Он отложил ручку и взялся за голову. Каждое слово давалось мучительно, будто он выковыривал его из-под глыбы, весом не меньше тонны. От писательства болела голова, да и вообще, оно казалось пыткой. Но отступать он не собирался. Самое тяжелое и, в некоторой степени страшное–это начать. Дальше — легче. Дальше по ситуации.

Неожиданно его мысли вернулись к разговору с Надеждой. Рука повисла, не дотянувшись до ручки сантиметров пять. Только сейчас он понял, да и то не до конца, что говорили они о вещах противоестественных, по крайней мере, в этом испуганном взрывами и болезнями мире. То, как просто они беседовали о колдовстве, Божьем даре, Сатане и прочих мифологических вещах, было по меньшей мере, странно. Но еще более необъяснимо, оказалось другое; Алексей не считал все это мифологией сейчас и, обдумав, посмотрев на некоторые эпизоды своей жизни, понял — не считал и тогда.

Он откинулся в кресле. Было тяжело придумывать объяснения тому, что не объяснимо по сути, тому, что можно только чувствовать и видеть. «Хотя мы совсем недавно разложили все по полочкам». — пришла в голову мысль. Его мозг все еще продолжал искать объяснения; может, Наде показалось, и она мастерски сыграла испуг? А то, о чем они говорили, просто череда совпадений, пусть и невероятных, плюс немного фантазии на нервной почве? Или может… Алексей мотнул головой и включил телевизор. И когда с экрана заговорил ведущий документального сериала, зазвонил телефон. Он поднялся, гадая, кого черт дернул беспокоить его в такое время? «И по чему я не сказал ей, что бы она позвонила»?

— Да? — его голос был уставшим. Хриплым.

— Привет. — Надежда говорила бодро, словно только что проснулась. — Я на месте

«Не на своем!» — проскочила никчемная мысль. Однако с ней Алексей не мог не согласиться.

— Приветик! Блин, хорошо, что ты позвонила! Я забыл тебе сказать, что бы ты сообщила, когда доберешься.

— Забыл? — в ее голосе Алексей услышал удивление и тревогу. — Ты не забыл, родной. Ты сказал.

— Вот черт! Совсем с памятью плохо! — Алексей лихорадочно вспоминал, но то, что он говорил ей, когда сажал в маршрутку, вывалилось из памяти. — Ну ладно. Как доехала?

— Нормально. — она хохотнула. — На этот раз остановку не проспала!

— Я удивлен! — ему передалось Надино веселье.

— Лёш, у меня к тебе просьба. — ее голос стал деловым, лишенным эмоций. Он даже почувствовал привкус металла во рту.

— Какая?

— Ты сейчас в какой комнате?

— У родителей.

— Достань портрет. — попросила она. Алексей не ожидал такого поворота. И не понимал смысла просьбы.

— Взял?

— Да.

— Теперь посмотри на него. — сказала она. Ее голос оставался таким же пустым. — Потом скажешь, что увидел. Я подожду.

Алексей взглянул на лицо прадеда. Оно казалось каменным. Не потому, что застыло на веки вечные. Из-за линий. Острый, но не большой нос. Прямолинейные скулы, которые сужались книзу, делая подбородок острым, тонкая полоска вместо губ и напряжение. Будто он ждал, что не птичка вылетит из объектива фотоаппарата, а нечто совсем неожиданное. Словом, лицо начала прошлого века. Ничего особенного. «Такой человек не мог повеситься» — промелькнуло в голове.

— Посмотрел? — спросила Надежда, нарушив молчание.

— Да. Я что-то должен был увидеть?

— Не знаю. А теперь сосредоточься на его глазах.

Алексей сделал, как она просила. Черно-белые, с бликами от света вспышки, ничего кроме. И тут все изменилось. Лицо стало квадратным. Сужающиеся книзу скулы раздвинулись, превратив подбородок в лезвие совковой лопаты, которой роют могилы. На щеках выросла щетина. Волоски были короткими и черными, как усы у мертвеца. Они обрамляли пухлые, искривленные алые губы, выделяя их на бледном лице. Их уголки смотрели вниз, и каждая линия источала обжигающую ненависть. Все это проникло внутрь, заполнило грудь, оборвало мысли, затуманило взор и выкрало воздух из легких одним шумным движением.

Страх из ниоткуда овладел им; все пугало его, превращаясь из обыкновенных, заурядных предметов в чудищ, невидимых, но ощутимых, а от того более опасных. В шкафу у балкона завозились карлики: их было слышно. Они шуршали одеждой, проводя по своей морщинистой коже. В книгах на полках шевельнулись и приготовились выскочить чьи-то ужасные выдумки, из кошмарных миров. Половинка дивана приподнялась, выпустив пары едких испарений; еще немного и появится рука мертвеца, в этом не было никаких сомнений. Даже рюмки, бокалы, стаканы в серванте наполнились кровью. Он не видел всего этого, но чувствовал. Еще он чувствовал жуткий холод, пронизывающий, убивающий.

— Лёша?? Лёша! Что? Что происходит? Говори со мной! Не молчи! Только не молчи!! — ее голос срывался на крик.

Но что ей говорить? Алексей не знал. Страх, слепящий, ломающий, обнимающий своими холодными, скользкими щупальцами был повсюду. Он дышал воздухом, заставляя задыхаться, проплывал тенями по потолку, по стенам, по полу, по его лицу и рукам, оставляя ледяные катышки пота.

— Хочу курить… — наконец выдавил он. И действительно, желание затянуться стало непреодолимым, важным и, пожалуй, единственным.

— Постой! — Надежда говорила на одной ноте, но Алексей слышал, что еще чуть-чуть и она закричит. — Что ты сейчас чувствуешь? Говори мне! Это очень важно! Пожалуйста! — последнее слово она протянула, будто хотела, что бы он услышал именно его.

— Холодно. — ответил Алексей. — Очень холодно.

— Родной, постарайся определить, откуда идет этот холод? Это очень, очень важно!!

— Я не могу. Холод везде. Будто я не в квартире, а на улице не лето. Надька, что происходит?

— Потом, потом родной!!! Определи, откуда холод!

Алексей замер, хотя и до этого не шевелился. Только взгляд метался по комнате, словно хотел что-то заметить, но не замечал. Холод, холод….. Он был повсюду, но больше всего ледяной воздух бил по ногам. Только сейчас он понял, что он стелется по полу: его можно было видеть. Словно легкий туман.

— Надя, дует с балкона. Но он закрыт! Холодно, очень холодно!

— На улице жара. Помни об этом, прошу тебя!!

— Если я не покурю, я умру от страха… — проговорил Алексей. Он сам верил в это, а потому желание становилось все сильнее и сильнее.

— Где у тебя сигареты? — спросила Надежда.

— На балконе. Подождешь? Я сейчас схожу и….

— НЕЕЕТ!!!! — взвизгнула она. — СИДИ ГДЕ СИДИШЬ!! Не двигайся!!!!

— Да в чем дело? — рявкнул Алексей. Страх окутал его как мокрое, пахнущее затхлостями полотенце.

— Тебя там ждут! — проговорила она. — Тебя там ждут, что бы сломать. Сиди, где сидишь, милый, ради меня.

Алексей вдруг почувствовал еще более сильный наплыв страха и, в тот же момент, что-то произошло. Он не знал что именно, но воздух сдавил грудь. Может по тому из глаз потекли слезы? От боли? Или просто ужас оказался слишком сильным, что бы его выдержать? Он не знал.

Слезы рванули из глаз, будто хотели поскорее сбежать куда-нибудь. Они текли по щекам, скользя по коже, на миг застывая на подбородке и падая на джинсы. Они не обжигали, и походили на слезы радости, если бы не холод ужаса в груди и животе. Слезы застилали глаза, размывая все в комнате.

— Лёша?? По чему ты замолчал? — услышал он ее далекий голос. Он даже не был уверен, что это ему не послышалось. Ее голос был слишком слаб, будто закрытый пеленой бурана. Он доносился из глубокого сугроба, где-нибудь за городом, возле старого, досчатого забора развалины. Ведь вокруг была зима, не так ли?

Тут его подкинуло вверх. Нет, он не взлетел, просто выгнулась спина. Да так, что хрустнули позвонки. В голове сверкнули кадры фильмов ужасов, про человека — волка. Они менялись, их кости деформировались, и все это сопровождалось дикой болью. Алексей не чувствовал боли, но было другое: что-то копошилось под кожей, стремясь выскочить наружу. Что-то, что можно только почувствовать. Он прижал руки к солнечному сплетению, но долго не сумел их там держать. Кто-то, или что-то разводило их по разные стороны. Ногтями, которые он всегда подстригал под основание, Алексей прочертил кровавые линии у себя на груди. Руки разлетелись. Правая ударилась о край полок с книжками и взорвалась яркой вспышкой боли, которая отозвалась в глазах причудливыми сиреневыми кругами. Спина выгибалась все сильнее. Боль стала слишком явной.

— Миленький, ты знаешь какую-нибудь молитву? — спросила Надежда. Она плакала. Он даже на секунду увидел ее мокрое от слез лицо и трясущиеся пальцы, которыми она вцепилась в трубку так, что они побелели.

— Да… Но… Не полностью… — сумел выдавить Алексей.

— Читай ее! — взмолилась она. — Прошу, читай то, что знаешь. Когда закончишь, говори с Ним. Говори с Ним! — ее голос затопили слезы.

Алексей зашептал молитву, которую он когда-то выучил, но потом наполовину забыл. Холод стал сильнее. С балкона в комнату ворвался порыв ветра. Задрожали стекла, но дверь была, как и прежде закрыта. Он произносил ее громче и громче, пытаясь креститься, но рука лишь раздирала кожу на груди. Шторы поднялись над полом, открывая темноту за окном, которая превратилась в судорожную, трепыхающуюся массу. Или так просто казалось? Он не знал, но видел то, что видел. Занавески скрутились в тугой узел и стали похожи на упругую, седую косу старухи. Телевизор зашипел. Каналы стали переключаться сами по себе, а портрет, что валялся у его ног, двинулся. Холодный ветер подхватил его, взметнул вверх и бросил вниз. Глаза прадеда теперь смотрели в потолок.

Алексей уже кричал молитву. Он ничего не мог с собой поделать; слова сами выскакивали из глотки, похожие на рычание, на хрипы, на все что угодно только не на его голос. Слезы теперь рвались наружу потоком, ужасным, блестящим, будто жидкие снежинки, если такое вообще возможно. Вдруг его сбросило с кресла. Алексей не чувствовал удара, толчка, само тело взяло и слетело на пол. Трубка повалилась и ударилась об пол. Алексей не заметил, как среди прочих слов молитвы проскочило: «… помоги мне и не разбей трубку….». Он упал прямо в жгучие потоки холода. По телу пробежали мурашки, но не исчезли. Они застыли на коже, превратив ее в чешую.

Алексей встал на колени; это было тяжело, почти не реально, что-то давило сверху, будто пытаясь расплющить.

— ЧИТАЙ!! ЧИТАЙ!!! — услышал он ее голос. Сейчас он был близко. Очень близко. Голос ее был по ушам, сотрясая барабанные перепонки, словно гул турбин. И он читал, читал и читал, не останавливаясь, не переводя дыхание, воздуха хватало на то, что бы произносить слова, но было слишком мало, что бы дышать. Перестань он читать, сразу же задохнулся, в этом не было никаких сомнений. Скрипнула дверь шкафа у балкона. Приподнялась половинка старого дивана. Рюмки стали наполняться разбавленной кровью; было слышно, как она журчит, будто выливается из миниатюрного крана. Он закрыл глаза. В темноте не было ничего, кроме сиреневых кругов, которые еще не исчезли. А вокруг стали слышны топот, голоса, звяканье стаканов, шелест страниц книг. Что-то упало рядом с ним. Алексей вздрогнул, но не открыл глаз, продолжая молиться. Что-то жужжало рядом, подползая к его локтю. Топот быстрых, коротких ножек теперь стал походить на грохот. Голоса превратились в гомон: писклявые, охрипшие, искаженные, высокие и низкие — они врезались в кожу, заползали в уши, будто ядовитые черви. Тогда в голове мелькнула ужасная по сути, но спасительная сейчас мысль. «Может, я скоро умру? Тогда станет тихо. Просто тихо, без всяких шагов, голосов, наполняющихся стаканов, без скрипа дверей, без северного, пронизывающего ветра?»

Все вокруг превратилось в сплошную массу, где плавали вещи, крики, мысли. Все слилось. Алексей слышал ее крик, полный ужаса, боли и отчаяния. Тут его прижало к полу и все стихло. Он открыл глаза. Пол. Молочного цвета линолеум. Холод? Он остался, только не такой сильный, как был. И шел он не с балкона, а из другой комнаты. Едва ощутимые порывы стали редкостью. Ледяной воздух проскальзывал мимо, касаясь кожи сплошным, спокойным потоком, будто широкая река в безветренную погоду. Он перекатился на спину и вскрикнул: все мышцы ныли как после тяжелой работы. Веки сами закрывались и сон, ласкающий, успокаивающий подбирался ближе и ближе. Алексея скрючило. Он застыл, терпя жесткую, режущую боль в теле. Наконец и она прошла. Кое-как ему удалось сесть. Первое, что бросилось в глаза — это черная трубка, рядом с креслом. На ее корпусе белела трещина. Он прислушался. Из динамика доносились всхлипывания. Надежда! Значит, она все слышала. Была рядом. Рядом. Это придало ему сил, не на столько, что бы подняться на ноги, но достаточно для того, что бы суметь доползти. Он добрался до трубки и только тогда увидел кровь на груди. Раны уже покрылись багровой коркой. А вокруг были застывшие мазки крови, словно кто-то порисовал на нем. Алексея передернуло.

— Маленькая… — прошептал он.

— Лёша!! — вскрикнула Надежда. Сквозь слезы, которые снова заглушили ее голос, он услышал радость и облегчение. — Родной, я чуть с ума не сошла!!! Ты молчишь и молчишь!!! Только крики!! Боже мой!! Как ты себя чувствуешь??

— Херово, милая… Я просто в ужасе. Так страшно не было никогда….

— Послушай, Алеш, — начала она, и он услышал перемену в ее голосе. Он стал глухой, и какой-то обреченный. Вязкий, как паутина, как след от слизня. От него Алексей почувствовал тошноту и острое, как тонкий металл желание избавиться от этого голоса. Никогда не слышать его и забыть, что когда-то слышал, любыми способами. — Это ведь все из-за того, что мы встретились… — она тщательно подыскивала слова. — Мы можем остановить все это. Ведь то, что произошло — это лишь начало...

— Заткнись!!! — заорал Алексей. Ее голос и ее слова превратились в отбросы, подложенные на порог дома. — Не говори так никогда! Слышишь? НИКОГДА!!

Она заплакала.

Конец первой часть.

23 июля 2005 год