Сливин А. В. — Убийца с длинными волосами.

В окно бил яркий, солнечный свет. Пылинки, что как маленькие планеты летали вокруг, время от времени сверкая секундными бликами. Тихо гудел компьютер В комнате было душно, но на улице воцарился настоящий ад: над землей пылало марево, раскачиваясь, подлетая к небу и вновь опускаясь. Воздух лип к деревьям, к раскаленному асфальту и к немногочисленным прохожим, которым пришлось выйти на улицу в этот нестерпимо жаркий понедельник.

Олег растянулся на диване, спрятавшись за тень шкафа; стало легче. Но не на долго. Воздух все равно напоминал горячий металл. Кондиционер сломался еще вчера, и сколько бы он не звонил в сервисную службу, толку не было: конечно, они обещали выслать мастера, но, похоже, тот не решился выйти на улицу.

Он отхлебнул холодного чая и, поднявшись, сходил на кухню за новой порцией льда.

Заняться было нечем: Олег уже выполнил заказ какой-то стервозной визгливой особы — нарисовал портрет ее почившего мужа. Нудное и на этот раз противное занятие, хотя рисовать он любил. Однако этот портрет… Олег фыркнул: ее покойный муж, похоже, совсем недавно выбрался из пещеры, снял шкуру носорога и влез в костюм. Надо сказать, его рожа от этого не изменилась: квадратное лицо, похожее на лопату.

Как бы там ни было, вдова обещала заплатить хорошие деньги, а что бы обещание не было нарушено, Олег предпочел заключить контракт. Теперь он всегда оформлял сделку, после того старого пердуна, что заказал нарисовать любовницу в полный рост, но, который совершенно не знал свою жену.

Сейчас та ситуация вызывала у Олега приступы смеха, но тогда было совсем наоборот. Супруга увидела, кто нарисован на холсте в тот самый момент, когда Олег отдавал работу. Она высказала своему мужу все, что она о нем думает, и все то, о чем следовало подумать ему. В итоге, старик не заплатил, и Олегу осталось только пожалеть потраченное время.

И вот с тех пор он доверял бумажкам больше чем клиентам, коим предпочитал лишь мило улыбаться.

По правде сказать, необходимость в работе отпала, когда он женился на Светлане. Конечно, он, как и любой мужчина поднял голову, сложил руки на груди и заявил, что все равно будет работать. Все это он выдал тогда, когда Света сказала:

— Олег, ты можешь заниматься тем, чем хочешь. Я знаю, что тебе нравиться рисовать, вот и рисуй в свое удовольствие, пользуясь свободным временем.

— Смеешься? — спросил он, чувствуя как в груди разгорается праведный гнев. — Я мужчина в конце концов!

Она и в самом деле рассмеялась:

— Милый, когда ты наконец поймешь, что ничего и никому не должен? Боюсь, как бы такой взгляд на жизнь не перерос у тебя в манию.

Он еще долго спорил, приводил аргументы, «повторял для одаренных» и все же сумел настоять на своем. Устроившись продавцом консультантом, Олег всерьез принялся рисовать. Со временем с рисунками выходило все лучше и лучше, а через полгода он бросил работу . Теперь у него была целая уйма времени, которое Олег посвящал краскам и бумаге. Понимая, что у него и в самом деле получается, он решил, что пора показать свои работы широкой публике. Не став долго думать, он принялся развешивать свои картины на сайтах в Интернете, надеясь, что таким образом отыщет хотя бы несколько покупателей. Разумеется, он ничего не сказал Свете, иначе она всполошилась бы и разыскала столько заказов, сколько было нужно и даже больше. Первый заказ поступил спустя год их супружеской жизни и принес около четырех тысяч рублей. Это был пейзаж в теплых тонах. Получив деньги, Олег направился в ближайший супермаркет и приобрел на все бутылку вина и самые дорогие конфеты. Когда Света узнала, что его картину купили, то из деловой женщины тут же превратилась в маленького ребенка, которого хочется потискать. Что, собственно, Олег и сделал. Дальше все пошло в гору: заказов стало больше.

Спустя месяц после того разговора они поженились.

Любовь? Никто из знакомых не верил Олегу, что он женился на ней не потому, что она чертовски богата, а только лишь потому, что любит ее. Прошло не так много времени, как Олегу стало совершенно все равно на мнение других. И все оттого, что семейная жизнь была прекрасна. Хотя о такой идиллии большинство сказало бы так: точно приятель, первые месяцы просто великолепны! И Олег опасался, что все измениться в худшую сторону. Но прошел год, второй, третий, четвертый и пятый, а их связь только крепла. Они умели находить компромиссы, умели уступать, делая это изящно и красиво. Кроме того, они умели любить друг друга. Хотя, если разобраться, все это волшебство можно отнести к тому, что они не испытывали материальных проблем, и это огромное лезвие, которое висит над многими и режет брачные союзы как масло, ни разу не появлялось на горизонте.

Как бы там ни было, Олег и Света были счастливы и гордились друг другом.

Олег потянулся и отхлебнул еще чая: казалось, будто он стал теплее, не смотря на трущийся друг о друга лед.

Светлана работала в крупной частной фирме, которой, кстати говоря, управляла ее мама, Екатерина Семеновна. Хорошая женщина, по крайней мере в те не многочисленные моменты, когда им удавалось собраться всем вместе.

Отца у Светы не было. Он погиб в автокатастрофе, когда ей было семь лет. В тот самый день, когда родилась Вика, ее младшая сестра.

Одно его беспокоило: последнее время Света все чаще и чаще стала упоминать Питер. Она говорила, что мама собралась открывать там филиал. Не маленький магазинчик, а сразу торговый центр, строительство которого должно закончится к концу этого лета. Олег не очень хотел покидать Москву и менять ее на Петербург, пусть он и красивее. Не тянуло его туда, просто не тянуло. Все же, если возникнет такая необходимость, он без разговоров поедет с ней. Свете понадобится поддержка. Много поддержки.

Он сел на край кровати и посмотрел на часы, в правом углу монитора: половина пятого. Солнце будет поджаривать землю еще как минимум три часа.

Зазвонил телефон. Олег подпрыгнул от неожиданности. «Голос» телефона напомнил о том, что, не смотря на убийственную жару, в мире продолжала кипеть жизнь. Однако обычно короткое «трынь! Трынь! Трынь!», превратилось в растянутое, резиновое «трыыыыыынь, трыыыыыынь, трыыыыыынь».

— Алло? — сказал Олег, подняв трубку.

— Привет, родной. — это была Света. Олег улыбнулся. — Ты что там? Улыбаешься?

— Ты можешь видеть на расстоянии? — спросил Олег. Он и в самом деле радовался ей как ребенок. — Так! Тогда мне нужно убрать со стола порно картинки!

— Не ерничай. — сказала Света. Олег расслышал, ее частое, сбитое дыхание. Будто она только что пробежала длинный коридор на каблуках. — Олег, мы завтра вылетаем в Питер. Помнишь я тебе говорила про торговый центр?

— Да. — Олег покачал головой, думая о том, что зря он вспомнил сегодня про чертов центр.

— Так вот: придется ехать туда раньше времени. Там накопилось много бумаг, в которых необходимо разобраться лично мне.

— Это так срочно? — спросил Олег, мысленно собирая необходимые вещи.

— Я же сказала. Документы в большинстве случаев важнее открытия, потому, что без документов открытие не возможно! — отозвалась Светлана.

— Ладно, ладно! — Олег усмехнулся. — Можешь больше ничего не говорить. Все равно я не разбираюсь в деловой логике.

— Конечно милый.

Она была взволнованна! — дошло до Олега. Ничего удивительного. Ей придется осваиваться на новом месте, общаться с незнакомыми людьми… В общем, Олег все прекрасно понимал.

— Ладно, Светик. Когда самолет?

— Ровно в десять вечера. — быстро ответила она.

— Вещи, по крайней мере свои я соберу сегодня. В твои я лезть не буду, сама сориентируешься.

— Договорились! —    Волнение немного спало, это можно было услышать и сквозь помехи в трубке.

— Во сколько тебя ждать? — спросил Олег.

— После пяти. Где-то полшестого. Как у тебя дела?

— Все в порядке. Я закончил портрет. Ну, помнишь, тот, с квадратным лицом и шишкой место носа.

— Все-таки ты у меня умничка! — воскликнула она. — Олежек, мне пора работать. Нужно закончить тут, прежде чем уехать.

— А если не успеешь? — вдруг спросил Олег.

Воцарилось молчание, словно Светлана обдумывала ответ, которого не было заранее заготовлено.

— А если нет, что с того? До встречи, милый!

— Я люблю тебя, родная!

Она повесила трубку. Олег принялся искать наилучшие варианты встретиться с заказчицей. И на ряду с этим, где-то на заднем плане маячил вопрос, мешая сосредоточиться: что заставило ее ехать так рано, бросив все дела?

Какой-то частью сознания, он догадывался, что спешка вызвана не только поездкой.

Он набрал номер вдовы.

— Здравствуйте. Это Олег. Ваш заказ выполнен. Где мы можем встретиться? Желательно сегодня. — и, выслушав ответ который его устроил, проговорил. — Отлично.

20 июля 2005 года…

У подъезда номер пять собралась целая толпа зевак. В самом деле, тут было на что посмотреть. Даже жара не помешала им прийти сюда.

Только что из подъезда вынесли труп девушки. Брезентовое покрывало оказалось не достаточно длинным и ее лицо смотрело прямо на солнце. По толпе прошелся гомон; девчонка была красивой и «как же жаль бедняжку»! Она и сейчас выглядела привлекательно. И только кровь, что застыла под подбородком, говорила о том, что красота эта умерла.

Труп погрузили в автомобиль скорой помощи и увезли. Однако люди не разошлись. Они знали что будет кое-что еще. Ведь слухи разносятся мгновенно.

Через несколько минут из подъезда вывели девушку. Ее сопровождали, поддерживая, два лейтенанта; при каждом шаге колени девушки подгибались и она едва не падала. У девушки были иссиня-черные волосы. В лучах солнца они поблескивали. Впрочем, как и остывшие капли крови на них. Лицо то же было в капельках крови, которая теперь больше походила на черные пятнышки грязи. Руки ее были за спиной.

И только тогда, когда ее сажали в милицейскую «буханку», люди увидели, что на ней наручники.

15 августа 2006 года…

— Приветик, родной мой! — сказала Светлана, входя в просторный коридор питерской квартиры. Олег стоял облокотившись плечом на стену и, улыбаясь ждал, когда она положит сумочку на небольшой столик и подойдет, что бы поцеловать. Ему нравилось, когда она подходила, обнимала его за талию, прижималась к груди, а потом целовала в губы. Ее черные, длинные, блестящие волосы касались кожи и щекотали. Они всегда пахли свежестью: казалось, что в них поселились облачка. Света часто касалась их, и, возможно, сама того не замечая поглаживала. Но сегодня она выглядела измученной и уставшей, что было не удивительно.

— Здравствуй, прелесть. — сказал в ответ Олег и принял ее в свои объятия. — Устала?

— Еще как! — сказала она и коротко поцеловала его. — На работе завалы…

— Жопа полная или так, ягодица? — спросил он усмехаясь.

— Полная! — ответила Света и рассмеялась.

— Ну ничего! — улыбнулся он и, взяв ее за руку повел в комнату. — Нет такой бумажной жопы, с которой ты бы не разобралась!

Она расхохоталась.

— Будь я одна, то утонула бы на фиг! Но мы наняли финансиста. Толковый парень, молоденькиииий!

Она любила пощекотать Олегу нервы, помня о том, что он ревнивый. Однако, Олег и сам не отставал от супруги:

— Ну, значит мне не потребуется много усилий в свои двадцать семь, что бы скрутить его в бараний рог! — он немного помолчал. — Кстати, у меня новый заказ!

— Правда?? А чего молчал? — она демонстративно надула губки и исподлобья посмотрела на него.

— Малыш, заказ приобретен мною только сегодня в… — он посмотрел на часы. Шесть. Она никогда не приходила позже, только в крайне редких случаях, когда необходимо было закончить работу сегодня и не было никакой возможности отложить ее. Ей хотелось домой и Олег, между делом, порадовался. — Три часа дня.

— И что за заказ? — спросила она поднявшись и с не поддельным интересом глядя на него.

Пройдя в комнату, они остановились возле кровати.

— Одна барышня хочет, что бы я нарисовал ее обнаженной.

Света схватила маленькую подушечку, коих на кровати было довольно много, и швырнула ею в Олега. Потом она сморщила носик и надула щечки, превратившись в самого милого на свете хомячка.

— Я тебе дам с натуры!!! — закричала она. Олег рассмеялся. — У нее адрес есть? Если есть ты мне его скажешь!

— Не-а! — покачал головой Олег.

— Под пытками скажешь! — деловито сказала Светлана. Усталость исчезла с ее лица, а глазки сверкнули желанием. Она присела на край кровати.

Олег широко улыбнулся и повалил ее на спину.

25 августа 2005 года…

Екатерина Семеновна сидела в кабинете следователя уже битый час, который, в общем-то, казался не таким уж потерянным. Сначала она разговаривала со следователем, но затем в кабинет вошел его начальник и она говорила с ним, а когда и он вышел с кем-то переговорить, позвонила в администрацию мэра, где ей пообещали помочь. В который раз.

Вскоре после этого звонка в кабинет вошел полковник и сказал:

— Дело вашей дочери будет передано в суд…

— Как? — воскликнула Екатерина Семеновна. — Вам должны были позвонить!

Он прокашлялся и присел рядом с ней, облокотившись одной рукой о крышку стола.

— Суд будет закрытый. В процессе будут участвовать только родители погибшей и вы. Больше никого. После вашу дочь повезут на медицинское освидетельствование, где врачи сделают заключение. Думаю, ей придется немного полежать в больнице, а потом, когда все утрясется, врачи дадут рекомендации, которые необходимо будет выполнить в доскональной точности. До свидания, Екатерина Семеновна.

— До свидания. — сказала она в ответ, прокручивая в голове все возможные «рекомендации» врачей.

Полковник остановился у двери и вполголоса сказал:

— Благодарите Бога, что у вас такие связи. Иначе это дело было бы безнадежно.

Женщина ласково улыбнулась и проговорила:

— Я благодарю Бога за то, что он дал мне жизнь. Остальное — моя заслуга.

Полковник пожал плечами и вышел из кабинета.

12 сентября 2006 года…

Олег проснулся около трех часов дня и понял, что делать совершенно нечего. Все заказы (даже те, что могли подождать) он уже сделал, а новых пока не поступало. По правде сказать, ему стало надоедать заниматься только рисованием. Хотелось чего-то нового, не изведанного. Можно, конечно, попробовать себя еще в каком-нибудь художественном направлении, но казалось, что и это не совсем то.

Вообще он был не постоянным человеком, что ни коем образом не отражалось на супружеской жизни, где он был моногамен, впрочем как и Светлана. Олег себе голову сломал, чем бы заняться еще и наконец пришел к выводу, что можно попробовать сделать свой сайт. Разумеется самому, без Светиных штатных программистов (которые, сколотили бы классный сайт за пару дней). Тем более, ему есть что туда вставить. Можно рисовать картины для себя и выставлять их на сайте, с пометкой продается; Интернет теперь играет не маловажную роль.

Около восьми часов пришла Светлана. Она влетела в квартиру и не раздеваясь, молча схватила трубку радиотелефона. Олег зашел в комнату и хотел сказать «привет», но она поднесла палец к губам и прошептала:

— Тсссссссс… Алло? Привет Жень. Расскажи толком, что случилось?

Олег долго пытался вспомнить, кто такой «Жень» и вскоре в памяти всплыло круглое лицо стареющего мужчины, который был заместитель директора в фирме Екатерины Семеновны.

— Да! Я почти ничего не поняла из того, что говорила секретарша. У нее дрожит голос и мне казалось, что она вот-вот упадет в обморок. — после не продолжительного молчания сказала Света.

Потом она только кивала и «угукала», а когда отключила трубку и повернулась к Олегу, ее глаза были полны слез. Он не помнил когда она плакала в последний раз, скорее всего тогда, когда заказов на картины стало больше. Но то были слезы радости, а эти…

— Мама в больнице. — тихо, почти шепотом проговорила она. — Инфаркт.

Олег подошел к ней и обнял. Света уткнулась лицом ему в грудь и разрыдалась. Ее затрясло, а плечи ходили ходуном так, что казалось, будто она сейчас развалится. Первые, глухие всхлипы тонули в его рубашке, но спустя пару минут она уже рыдала.

3 сентября 2005 года…

Суд и в самом деле был закрытый, однако особого облегчения Екатерина Семеновна не испытывала. По большей части от того, что родители убитой девочки, похоже сошли с ума. А вид собственной дочери сводил с ума ее.

— Итак, — сказал судья, после не долгого слушания. — Считаю необходимым направить Викторию Николаевну Прохорову в психиатрическую лечебницу, в целях медицинского освидетельствования, на предмет вменяемости.

— Ее нужно расстрелять! — вдруг вскрикнула мать Анжелы (так звали погибшую). — Она убила мою дочь!! И как убила!! А вы говорите в больницу!!! Боооооже!!!

Она упала на стол и завопила так, что эхо еще долго отлетало от стен зала заседаний. Муж принялся успокаивать ее, но она вырвалась и бросилась к Екатерине Семеновне. Последняя приготовилась защищаться, но сержанты успели перехватить спятившую женщину.

Сидя за рулем автомобиля, Екатерина Семеновна размышляла о том, что в чем-то эта бедная женщина права. Однако Вика ее дочь, а за дочь она готова драться.

17 сентября 2006 года…

На этот раз они поехали поездом.

Светлана быстро заснула и теперь, сидя у окна, Олег смотрел на жену: она лежала на спине и, если бы глаза были открыты, то он наверняка мог разглядеть в них звезды. Но что-то было не так. Он чувствовал.

Уснуть ему так и не удалось. Стук колес, обычно такой убаюкивающий и спокойный, казался грохотом камней в горах: кто знает, возможно камни эти могли похоронить под собой людей. Звуки станций, на которых поезд делал остановки не привлекали. Напротив — они отталкивали, будто желтые огни фонарей могли испепелить. На остановках он все время хотел выйти, но предчувствие, похожее на тень за поворотом не давало двинуться.

Поезд прибыл в пять утра и они вышли на спящие улицы, такие непривычные и пустые, после оживленного, подвижного потока людей, спешащих по своим делам. Только таксисты встретили их своими приглашениями прокатиться до нужного место с немыслимым комфортом. Впрочем машина была им необходима; катиться на метро, или ждать автобус казалось совершенно бессмысленным занятием. И, когда они мчались по улицам, не стесненные плотным движением, Светлана заговорила. Первый раз, за поездку.

— Олег, мне нужно кое-что тебе рассказать.

Он насторожился.

— Что именно? — спросил он, стараясь не выдать волнения и взвешивая каждое слово, будто опасаясь попасть в яму.

— Послушай. — она вздохнула. — И прошу, милый, не перебивай. Все, что ты захочешь узнать, ты узнаешь без лишних вопросов.

— Я слушаю.

— Ты помнишь мою сестру. Вику.

— Да. — он хотел было спросить, отчего за последний год они не навещали ее. То есть вместе. Каждый месяц в Москву ездила одна Света, и ни разу они вдвоем. Но промолчал, отложив вопрос на потом, давая жене высказать все до конца.

— Так вот… — она прикусила губу, после чего продолжила. — Она не здорова.

— Что с ней?

— Она не здорова. — повторила Светлана и Олег услышал в ее голосе упрямство. — Обычно с ней была мама. Ей не было необходимости все время торчать в офисе, потому, что она была в состоянии управлять делами по телефону. Да и потом, Евгений Владимирович прекрасно справлялся с делами. Он профи. Мама знает толк в людях.

— Я понимаю. — кивнул Олег и дотронулся до своей щеки.

— Но теперь… — подбородок у Светы дрогнул, однако она сумела взять себя в руки. — Она в больнице.

— Я знаю, родная.

— Ну вот. — она набрала воздух и выдохнула. Олегу показалось, что с облегчением, хотя он не был до конца уверен. — Теперь мама не может находиться рядом с Викой. И я то же. По тому, что буду все время в больнице. Понимаешь?

Олег едва заметно скривил губы. Она заметила и проговорила.

— Я буду с ней постоянно, пока она окончательно не придет в себя. Я знаю, что тебе будет не очень приятно, но по-другому я поступить не могу.

— Хорошо. — Олег выдавил кислую улыбку.

— Тебе придется быть с ней все это время! С Викой! — выпалила она и вдруг прижала ладони ко рту, словно сказала какую-то гадость.

— Не вижу проблемы. — пожал плечами Олег. В самом деле, что такого? — Ты так сказала, будто это очень сложно? Почему?

— Как я говорила, она не здорова. — сказала Светлана, после непродолжительного молчания. — Но не физически. В этом смысле с ней все в порядке. Она… Она не в себе.

— То есть?

— Понимаешь, у нее… — слова выпрыгивали из нее словно оборванные куски ткани из неисправной стиральной машины. Из той, что не стирает, но жует. — У нее проблемы с головой. — и, будто предвидя его вопрос, она быстро добавила: — Именно поэтому я ездила одна. Я не хотела беспокоить тебя. Тем более, что это, пожалуй, мои личные, семейные проблемы.

Олег обдумал ее слова, и кое-что пришлось ему не по душе.

— То, что это твои личные проблемы, я понять могу. Но вот что до меня никак не дойдет: не могу никак определить причину, по которой ты не сказала мне об этом. Или ты предполагала, что я буду рваться с тобой и закатывать ор, что ты меня не берешь? Если так, то это глупо. — он помолчал. — Ты могла бы спокойно ездить к сестре, когда тебе вздумается, но я бы хотя бы знал, что ты отправляешься туда не для «разбора документации», а что бы проведать сестренку, с которой не все в порядке.

Олег пожал плечами. Это был первый ее обман. Да, она говорила, что заодно проведает мать и сестру, но главным был «разбор документации». Какие еще могут быть сюрпризы?    Подобный прецедент был первым в их жизни. Может ли случиться так: где первый, там и второй?

Отчего нет?

Светлана смотрела на него так, что Олег невольно пожалел ее: впервые она выглядела несчастной. При чем несчастной по собственной вине. Однако, все это было не так уж и важно. Просто… Просто она и в самом деле не хотела тревожить его своими проблемами. Олег сделал над собой усилие и загнал ее слова на самую заднюю полку сознания. Стало легче но… Все равно, мелкий, шаловливый обман выглядывал из-за штор и корчил рожи.

— Олежек… — она шумно сглотнула. — Ну пойми ты… Я тебе полностью доверяю, но мы хотели, что бы то, что произошло с Викой осталось в памяти только у меня и у мамы. Ну, и у тех, с кем нам пришлось иметь дело.

— С кем именно? Или это секрет? — спросил Олег. Он говорил без претензии в голосе. Ему просто было интересно.

— Ну, — Светлана замялась. Раньше он не замечал за ней подобной привычки. — Доктора, медицинские сестры.

— Вы возили ее на обследование?

— Конечно! — воскликнула она и грустно улыбнулась. — Необходимо было выяснить, что с ней случилось…

— И что же?

Светлана отвернулась и посмотрела в окно.

— Развивающийся аутизм, — не поворачиваясь, сказала Света после долгой паузы.

— Я что-то слышал об этой болезни. Это когда человек ходит, есть и справляет нужду, находясь при этом где— то далеко. Примерно так.

— Да. — Светлана посмотрела на него и обняла, прижавшись к щеке. Олег почувствовал слезы на своей коже.

— Это все?

Казалось, что она не отвечала целое столетие. Олег неожиданно взглянул в зеркало заднего вида, что бы убедиться, что за это время он не поседел, а лицо не покрылось линиями морщин. Ничего подобного. Иногда ждешь ответа, а время тянется как товарняк, машинист которого заснул.

— Да. — наконец ответила она. — Так ты сможешь сделать то, о чем я тебя прошу?

— Разумеется. — без промедления ответил Олег. — А потом, когда твоя мама поправится, ты возьмешь отпуск и мы куда-нибудь поедем. Ты сможешь сделать то, о чем я тебя прошу? — он улыбнулся и немного отодвинув ее от себя, посмотрел Светлане в глаза. Она улыбнулась ему в ответ и проговорила.

— Конечно, любимый мой.

Олег расслабился. Все стало на свои места и жизнь потекла дальше. Все нормально, все как надо.

Только после этого разговора Светлана сказала водителю адрес дома матери. С самого начала они ехали в больницу, но теперь, поговорив и приняв решение, маршрут их несколько изменился.

Через пятнадцать минут такси подъехало к третьему подъезду высотки, которая стояла полукругом, почти в самом центре девятиэтажек. Двадцатиэтажный дом казался замком, со своими стальными пиками, на которых горели красные лампочки. Шпилей было всего три, хотя в памяти Олега почему-то запечатлелись только две «стрелы».

Светлана покопалась в сумочке и выудила два ключа на стальном кольце. При этом, связку от офиса, квартиры в Питере, она оставила в сумочке. Казалось, что эти два ключа давно были наготове и только ожидали момента, когда их достанут.

— Этот, — она указала на плоский, длинный ключ, — от верхнего замка. А этот, — она показала другой, круглый, — от нижнего.

— Ясно, малыш. — с улыбкой кивнул Олег. Как ни странно, ему всегда нравилось то, что Света все время объясняла ему вещи, в которых мог разобраться даже школьник. — Все будет хорошо. Но будет еще лучше, если ваше святейшество позвонит мне из больницы и сообщит о том, что вы на месте.

Она улыбнулась ему.

— Конечно дорогой. Будь… — Светлана хотела сказать что-то другое, но успела передумать, — Будь на связи.

— Разумеется. Позвони!

Она кивнула и автомобиль двинулся.

Света смотрела в заднее окно, но Олег не мог ее разглядеть. Утренняя, дымчатая темнота скрывала ее лицо.

— Интересно, что ты собиралась сказать? — спросил вслух Олег. Вопрос предназначался воздуху, деревьям, стенам дома, ибо больше никого рядом не было.

Он вошел в подъезд и вызвал лифт. Насколько он помнил, квартира находится на девятом этаже. В шахте плавно двинулись груза, оповестив, что вызов принят и «Чип и Дейл спешат на помощь». Кнопка горела малиновым светом: он рассеивался и смешивался с лампочкой под самым потолком на противоположной стене.

Наконец лифт распахнул свою пасть, приглашая войти, что Олег и сделал. Поднимаясь, он не думал ни о чем, кроме усталости. Она накатила неожиданно. Бессонная ночь давала о себе знать. Но все же, эта самая усталость, вызвала улыбку на его лице: как бы там ни было, чем бы не страдала Вика, ничто не помешает ему вздремнуть часок другой.

Он вышел на темную лестничную площадку и направился к оббитой черной кожей, двери, чувствуя, что здесь что-то не так. Однако он слишком устал, что бы разбираться в своих ощущениях: пожалуй, сейчас он мог запутаться в собственных пальцах. Обивка была стянута бронзовыми нитями, на которых виднелись кнопки. То же бронзовые, в форме лепестков какого-то цветка. По правде сказать, они никогда ему не нравились. Слишком мертвыми они выглядели.

Разобравшись с замками, он вошел в темный коридор. И сразу же в нос ударил густой, спертый воздух. Казалось, что тут не проветривали по меньшей мере неделю. Однако пахло тут приятно: апельсинами.

Олег включил свет и разулся, поставив сумку к стене. На полу коридора расположился пушистый коврик, под которым прятался ковролин, что покрывал весь остальной пол. Из обуви тут были только тапки. Много, пожалуй даже слишком много тапок: каких только не было. И с зайчиками, и с львенками, и с собачками и с мультяшными героями. Все они были мягкими.

— И жаркими до ужаса. — проговорил Олег, который привык ходить по дому босиком.

Вот что его поразило — из «уличной» обуви тут были только старые, высокие сапоги с потрескавшейся кожей. Казалось, их не использовали уже несколько лет.

— Есть кто дома? — крикнул он и его голос разнесся по квартире, забежав в комнату, дверь которой была открыта. Еще одна комната, оказалась закрытой.

Никто не отозвался, хотя Олег и не рассчитывал, что в шесть часов утра кто-то может встретить его с кружкой кофе и плюшками. Тем более девочка, у которой аутизм.

Он заглянул туда. Вика спала, укрывшись толстым, верблюжьим одеялом, что само по себе удивляло. Сам Олег хотел раздеться и как можно скорее, и таким образом хоть как-то спастись от жары. Даже утром она казалась ужасной. Кроме того, на Вике был мужской банный халат и вязанные носки. Их кончики торчали из-под одеяла.

Он с усмешкой покачал головой, пытаясь сообразить, к чему весь этот маскарад, однако ничего путного в голову не пришло. Но она не здорова. Это все объясняет.

Убедившись, что она действительно спит, он направился на кухню: есть не хотелось, но стоило позаботиться об утре. Когда он проснется (сейчас он ляжет спать, это было решено), то было бы просто великолепно обнаружить подготовленные продукты.

Идти по ковролину было приятно: казалось, будто внутри него пух. Ну или, в крайнем случае — вата.

Войдя в кухню, он первым делом подошел к холодильнику и открыл дверцу. Ручка согнулась в его ладони и до Олега дошло, что она вовсе не металлическая, или пластмассовая. Она плюшевая. Он потрогал корпус холодильника: тот то же был мягким как детская игрушка. Не таким, конечно, как ручка, но слишком для холодильника. Внутри было пусто. Вообще ничего. Ни полок, ни еды. Пустой, мягкий ящик. Тогда Олег оглядел кухню и понял: тут не было ни одной привычной вещи. Ни стола, ни стульев, ни тумбочек, в которых хозяйки хранят всякий хлам. Дверь на балкон была оббита чем-то мягким, а место стекол были толстые пластиковые вставки.

— Это еще что за ерунда… — проговорил он вслух. — Они тут что, не питаются что ли?

Осмотрев еще раз комнату он заметил слева от холодильника небольшой пуфик с маленькой дверцей. Он присел, и, открыв ее обнаружил гамбургеры. Штук десять. Внутри было относительно прохладно. По крайней мере, так казалось, после жаркого воздуха квартиры.

— Вот вы где храните запасы. — сказал Олег и усмехнулся. — Это ваш холодильник… Хорошо. — он достал гамбургер и, сняв целлофан, откусил приличный кусок. Холодное мясо провалилось в желудок, а вот булку пришлось хорошенько прожевать. — Теперь осталось выяснить, где микроволновка.

«Если есть какое-то подобие холодильника, — усмехаясь думал Олег, — то значит должно быть хотя бы какое-нибудь подобие того, в чем можно погреть то, что в морозилке.»

Вообще, ситуация представлялась забавной: мягкие вещи, мягкий пол.

— Может, и стены тут как в психушке? — спросил он себя и подавил рвущийся смех. Однако веселье исчезло, как только Олег коснулся ладонью стен и надавил. Стены оказались мягкими.

Его мобильник затрещал. Олег вздрогнул и включил трубку.

— Привет милый. — услышал он голос Светы. — Как ты там?

— Нормально. — ответил он и вновь пощупал стену. Ничего не изменилось. Она по-прежнему была мягкой. — Только вот не могу разогреть еду. Не на чем.

Светлана помолчала а потом сказала:

— Посмотри в комнате, которая слева. Сразу от двери. — ее голос был уставшим. Но еще в нем слышалась обида.

— Любимая, как твоя мама? — опомнился Олег. Его настолько поразила обстановка в квартире, что он позабыл обо всем на свете.

— Она спит, дорогой. — с облегчением ответила она. Света не могла скрыть дрожь в голосе, хотя, по всей видимости, пыталась изо всех сил.

— Что говорят врачи?

— Кризис миновал. — она помолчала. — Хотя мне не нравится, как она выглядит. Она слишком бледная. Такое впечатление, что за месяц она постарела на пару тройку лет. Ты же понимаешь, что в ее возрасте и год имеет значение для внешности.

— Прекрасно понимаю. — заверил Олег, и снова коснулся стены. — Думаю, что врачам стоит поверить. Как считаешь? Они, во всяком случае, знают больше нас обоих.

— Вот это меня и беспокоит. — отозвалась Света. — Ты видел Вику?

— Да. Спит как сурок. Только вот…

— Что? — едва не выкрикнула Светлана. Она, как казалось, превратилась в одно большое ухо, под которым бешено колотилось сердце. Олег напрягся: о чем она думает? Иголка пронзительного страха поднялась из живота, проскочила сквозь грудь и исчезла, будто не было. Только сердце стучало, гоняя отчего-то прохладную кровь. Но и это прошло через пару секунд.

— Так что? — повторила она.

— Знаешь, в квартире очень жарко. А она спит в носках, в теплом халате и под толстым одеялом. И еще… — вдруг показалось, что Света сжалась в комок, а напряженные мышцы застыли. — Тут все вещи мягкие. — закончил он. — Не знаю как в других комнатах, но на кухне точно. Не кажется ли тебе все это немного… — «какого черта не много? Это уже много!», — Странным?

В трубке послышались посторонние голоса. Он подошел к двери, той, про которую говорила Светлана и толкнул ее. Та не поддалась. Олег заметил укрывшийся за плюшевой тканью замок.

— Света, на двери замок!

— А? Что? — она с кем-то говорила. — Дорогой, мне пора. Мама проснулась. Что там у тебя случилось?

— Я говорю — дверь закрыта на замок!

— Плоский ключ должен подойти! — проговорила она.

— Маме привет! — успел сказать Олег, и Светлана отключилась.

Он достал из кармана ключи. Плоский действительно подошел.

Войдя в комнату, Олег облегченно вздохнул: он ожидал увидеть плюшевый стул, стол, набитый поролоном, вязанный шкаф. Но ничего подобного в комнате не было. Место всего этого тут стояла широкая, низкая кровать. Напротив нее — высокий, не глубокий шкаф: в него можно только вешать одежду. Полки в нем не предусмотрены. А у окна стоял угловой стол, похожий на скалу, в которой кто-то когда-то прорубил ступеньки: нижняя — что бы класть на нее бумаги, средняя, что бы поставить телек или монитор, и верхняя, для чего-нибудь еще.

Окно было плотно завешено и бархатные, бардовые шторы были скреплены степлером.

Олег протер лицо. Кожа была жирной и от нее все еще пахло дорогой. Расстелив постель, он предпочел сначала умыться, а потом завалиться спать. Выйдя в коридор, он подошел к двери, за которой рассчитывал увидеть ванную, ну, или хотя бы душевую. Толкнув ее, Олег понял, что та заперта. Улыбнувшись (ему начинало нравиться здесь — все удивляло и было столь необычным, что казалось — за поворотом он увидит королевство Кривых зеркал), он вновь вытащил ключ и вставил в замочную скважину. Этим самым ключом он открыл дверь в комнату, где собирался устроиться. Олега нисколько не удивило, что ключ подошел.

Ванная комната разительно отличалась от того, что он видел; стены полностью выложены синей плиткой, а сантехника блестела своей новизной. Казалось, что ей никогда не пользовались.

— Что ж, я буду первым. — пробормотал Олег и, включив воду, принялся мыться.

Теплая вода вконец расслабила его, дав усталости делать с его телом, что ей вздумается.

Олег едва добрался до комнаты и, не закрыв дверь рухнул в постель. Сон не заставил себя ждать.

Проснулся он оттого, что услышал шаги. Тяжелые и глухие. А еще потому, что в нос бил запах апельсинов. Олег приоткрыл глаза и увидел, как кто-то прошел мимо комнаты. В коридоре горел свет: выключал ли он его?

Поднявшись и окончательно сбросив с себя остатки сна, Олег уставился в дверной проем. И тогда увидел Вику: она медленно прошествовала обратно по коридору. У нее в руках был баллончик с освежителем воздуха, на котором был нарисован разрубленный на двое апельсин. Теперь было ясно, откуда тут этот запах.

Вика прошла обратно, не прекращая брызгать освежителем во все стороны и Олег понял: если она не перестанет, в комнате, и без того душной, наступит полная «губиловка». Он поднялся, надел штаны и сказал:

— Вика! Сестренка! Привет!

Она замерла у двери в комнату, где спала и не оглядываясь произнесла:

— Ты не должна быть здесь. Ты обещала уйти. Или не помнишь? Сегодня ночью. После тебя плохо пахнет. — фразы были резкими и отрывочными, словно она задыхалась.

— Вика! — Олег сперва растерялся но потом, напомнив себе, что у нее не все дома, проговорил: — Вика, это я, Олег. Муж твоей сестры.

И тогда он увидел резкую перемену. Даже со спины это было заметно. Ее плечи поникли, колени немного подкосились и от нее повеяло облегчением.

— Здравствуй, Олег. — повернувшись сказала она. Ее губы разъехались в грустной улыбке.

Олег сделал шаг назад: на миг показалось, что он никогда раньше не видел этой женщины. Однако присмотревшись, он разглядел знакомые ямочки на щеках, курносый носик… Но она постарела. Черт возьми! Она сильно постарела! Волосы были неопределенного цвета: одна прядь была темной, другая светлой, третья рыжей, и во всем этом сочетании создавалось впечатление, будто у нее не волосы, а грязные, тонкие ветки. Они спутались между собой, и Олег прикинул, сколько сил придется затратить парикмахеру, что бы привести их в нормальный вид. Лицо было бледным и, возможно, на нем не было ни одной морщинки. Однако серые мешки старили ее и без них.

Олег заставил себя улыбнуться, хотя на самом деле хотелось воскликнуть: Боже, ты же превратилась в старуху!

На ней был все тот же халат и те же носки. К груди она прижимала баллончик аэрозоли.

— Просто… — она застенчиво улыбнулась. — Я не ожидала увидеть тут еще кого-нибудь, кроме мамы.

— Я тебя прекрасно понимаю. — отозвался Олег вспоминая ее последние слова. Подойдя к Вике, он обнял ее. — Как делишки, сестренка?

Она пожала плечами и с улыбкой ответила:

— Все в порядке. А где мама?

— Ей нужно было срочно уехать по делам. — соврал Олег. Как ему тогда казалось, это вполне реальный довод.

Вика немного помолчала, а потом проговорила тихим, смирившимся голосом.

— Да-да. Я уже привыкла.

Несколько минут они просто стояли молча друг напротив друга. Он разглядывал ее (измученное?) лицо, а она ковыряла коротким ногтем крышку баллончика. Смотрела она то же на крышку, при чем так заинтересованно, будто на ней происходило что-то важное.

— Думаю, самое время позавтракать. — прервал молчание Олег. Он в самом деле думал о еде: живот заставлял его, урча и булькая. — Как на счет гамбургеров?

Вика вздрогнула от его слов, после чего улыбнулась. «А она симпатичная». — подумал про себя Олег. Так он считал до того, как они со Светой уехали, так считал и сейчас.

— Ну так как на счет гамбургеров? — повторил он вопрос. — Там, — он хотел сказать в холодильнике, но язык как-то не повернулся. — На кухне их не меньше десятка. Правда, я один уже умял…

Вика оживилась.

— Десять штук! — ее глаза превратились в блюдца от удивления а рот напоминал букву «О». — Ничего себе!! Это же мне на целую неделю!!!

— Да ладно! — воскликнул Олег, однако тут же пожалел о своей не сдержанности.

Вика осунулась еще больше и на ее бледном, теперь уже почти белом лице отразилось нелепое отчаяние.

— Обычно я мало ем. — сухо проговорила она и опустила голову. — Мама дает мне эти бутерброды один раз в день. — и, словно увидев вопрос на лице Олега, быстро добавила: — Просто мне больше не нужно. Я мало двигаюсь.

— Извини, если обидел тебя, сестренка. — пробормотал Олег, чувствуя неловкость. — Но Вик, сейчас ты достаточно подвижна.

Она вновь пожала плечами и Олег разглядел в этом движении что-то детское.

— Значит, я готовлю гамбургеры? — сменил он тему.

— Да. — ответила она. — А после мы поговорим?

— О чем угодно! — заверил Олег и она скрылась в своей комнате. На полу остался баллончик с аэрозолью.

Кряхтя, он поднял его и, отнеся в комнату, направился в кухню. Голод становился все нетерпимее и он понял, что не наестся даже всеми девятью бутербродами. А ведь нужно было накормить Вику. Всегда есть выход, точно так же, как всегда есть выбор. Олег решил, что после завтрака прогуляется по магазинам, и накупит столько провианта, сколько захочется.

А пока он, с пакетом гамбургеров зашел в комнату и, отыскав микроволновку, принялся их разогревать. Один за другим, один за другим.

Когда все они были горячими (а некоторые уже теплыми) он вошел в комнату Вики. Она сидела на низком, мягком, фиолетовом кресле, у которого, по всей видимости отсутствовали ножки. Да и вообще не было каркаса: кресло приняло форму ее тела. Олег огляделся. Из мебели тут была еще кровать у стены и тумбочка, по всей видимости то же без какого либо каркаса. Он уселся на пол, у кровати и, расстелив полотенце перед собой, разложил гамбургеры, предварительно протянув самый теплый и на вид аппетитный Вике. Девушка взяла его и, подув между двух мягких булочек, откусила кусок. Маленький кусочек.

Олег облокотился на руку, придерживая свое тело ладонью. Когда рука коснулась пола (а тут он был отчего-то твердым и застелен не ковролином, но линолеумом), он вдруг ощутил что-то вязкое и липкое под ладонью. Ощущение было не из приятных. Было противно, словно он коснулся чьих-то внутренностей в разгар разложения. Олег посмотрел на гамбургер, который уже поднес ко рту: теперь он не казался таким вкусным. Совсем нет, дамы и господа!

— Вика, ты извини мою любознательность, но почему тут все мягкое. То есть, я хочу сказать, что в этом нет ничего плохого. Просто… Как-то необычно.

— Ничего-ничего! — с набитым ртом проговорила она. Олег поразился такой быстрой смене настроения: только что она смотрела в пол совершенно отсутствующим взглядом, а теперь казалась человеком, который всегда готов к любому разговору. «Она больна». — напомнил он себе.

— Это одно из условий. — проговорила она. — Условий, которые нам пришлось принять. Я ведь знаю, что со мной не все в порядке. — она покрутила пальцем у виска и рассмеялась. — Понимаешь, о чем я?

— Более или менее. — как можно туманнее ответил Олег. — Условий? Условий для чего?

— Что бы… — начала она, но телефонный звонок не дал ей договорить. Вика вздрогнула, и едва не выронила половину бутерброда. Сознание вновь ушло из глаз, и они стали похожими на бусинки.

Олег стал подниматься и вдруг… Ладонь на миг прилипла к полу и ему пришлось приложить усилие, что бы оторвать кожу от пола. Возможно, просто показалось, но что-то слизистое и темно-красное появилось на линолеуме: больше всего это походило на карамель. Тягучая и липкая. Он моргнул и ничего не увидел. Однако на руке осталось вязкое ощущение, от которого хотелось поскорее избавиться. Олег принялся подниматься на ноги и вдруг заметил, как брюки оттянулись с той стороны, которой касались пола. Что-то на миг задержало ткань, но тут же отпустило.

Поднявшись, он оглядел ладонь и брюки, потом внимательно всмотрелся в пол, но ничего, что могло прилипнуть к нему не обнаружил. Идя по коридору в комнату, он не удержался и понюхал ладонь. Обычный запах кожи. Но все же что-то коснулось его обоняния: какой-то далекий запах чего-то не очень хорошего. Он был так слаб, что Олег убрал руку от лица и, прихватив сотовый телефон, отправился в ванну. Пусть ничего и не было, пусть ему показалось, но… Ощущение какой-то мерзости на коже не оставляло в покое.

— Алло? — сказал он, прижимая телефон к уху правой рукой. Пришлось возвратиться в комнату за ключами: ведь он запер за собой дверь, когда помылся.

— Никак не могу тебе дозвониться! — с раздражением сказала Светлана. «Что ж, наверняка она не выспалась. — Подумал Олег. — Ее вполне можно понять». — Ты что, спал?

Он усмехнулся.

— Привет, любимая. Да. Меня вырубило. — он немного подумал и добавил. — Послушай, тут все так странно! А Вика и в самом деле не здорова.

На другом конце Светлана замолчала. Казалось, она что-то обдумывала. Это не понравилось Олегу. Что тут можно обдумывать? И для чего?

— Как твоя мама? — спросил он. Света ответила не сразу, словно он вывел ее из своих, неведомых Олегу мыслей. Впрочем, он не хотел знать о чем она думает. Тогда откуда взялась настороженность?

— Ее повезли на процедуру. — ответила она. — Врачи говорят, что через три-четыре дня ее выпишут.

— Утешительно. — проговорил Олег.

— А что тебе показалось странным? — после короткой паузы спросила жена.

— Ну, я тебе уже говорил… Тут все мягкое. Все, кроме одной комнаты и ванны с туалетом. А они под замком.

— А! Ну это Викины причуды. Никак не может расстаться с детством. — со вздохом облегчения произнесла Светлана. — Как она?

— Выглядит ужасно. — ответил Олег. — У нее частые перепады настроения. Однако ест с аппетитом. Скажи, а твоя мама в самом деле кормит ее один раз в день?

— Это она тебе сказала? — спросила Света и Олег отчетливо услышал растерянность в ее голосе.

— Да. Она так же сказала, что ей этого вполне достаточно. — он смыл с ладоней мыло и вместе с ним ушло то паршивое ощущение. Вытерев руки, он вышел в коридор и запер за собой дверь.

— Ты видел ее глаза? — неожиданно спросила Света.

— Да. Иногда они похожи на стекляшки из магазина бижутерии.

— Это самое ужасное. — он вдруг увидел, как она устало покачала головой и смахнула волосы со лба. Длинную, черную прядь. — Иногда кажется, что сейчас она упадет на пол, и эти стекляшки выкатятся из глазниц.

— Ты приедешь сегодня? — спросил Олег.

— Постараюсь милый. — она улыбнулась. — В любом случае я позвоню. Хорошо, родной мой?

— Конечно, золотце. У тебя есть ключи?

— Нет, а что?

— Как? — было странно узнать, что ключи от квартиры, где находится душевнобольная девушка только одни. А что если с ней что-нибудь случится, а мать застрянет в пробке, из которой можно выбраться только вертолетом? Что тогда?

— Вторые у мамы в офисе. — ответила Светлана. — Они должны быть у нее в столе. Я свяжусь с Евгением, и попрошу что бы он выслал кого-нибудь в больницу.

— Ладно. Я хотел выйти в магазин. Даже если Вика ест так мало, мне нужно гораздо больше.

— Хорошо, Олег. — она помолчала. — Только постарайся долго не задерживаться.

— Как скажешь, принцесса! — он сделал ломаный реверанс.

— Тогда пока!

— Пока, солнце мое.

Она повесила трубку.

Обувшись, Олег вышел на лестничную клетку, и понял, что ему показалось странным утром. В окно, которое располагалось чуть ниже площадки, проникало достаточно солнечного света, что бы понять что к чему. Рядом была еще одна дверь. Он подошел поближе и, проведя пальцем по вздувшейся сварке понял: вторая никуда не ведет. Она была заварена.

— Что за черт… — пробормотал он и, развернувшись, вызвал лифт.

На улице было солнечно, но не жарко. Даже не тепло. Дело было в ветре, который разгуливал вокруг, тая в себе чуточку северных холодов. Однако и этой малости казалось достаточно: на мгновение солнечные лучи обжигали лицо, но тут же ветерок сгонял тепло с кожи.

Без труда отыскав магазин, он вернулся в квартиру уже через полчаса.

Войдя в коридор, он будто ослеп: глаза еще держали в себе солнечный свет и, похоже, не хотели с ним расставаться. Первым делом он вошел в комнату и, положив оранжевые пакеты на кровать, раздернул шторы. В некоторых местах, скрепки порвали ткань. В комнату хлынул яркий, почти волшебный свет, мгновенно осветив все вокруг...

На окнах были решетки. Самые настоящие стальные решетки. Металл блестел в солнечных лучах; прутья были расположенные внутри двух рам, внешней и внутренней, а потому ни дождь, ни снег не касались их своими водянистыми лапами. Олег приблизился к окну и посмотрел вниз. Высота впечатляла. Затем он огляделся, насколько позволяла видимость и обнаружил, что ни одного балкона с этой стороны дома нет.

«Навряд ли хоть одному вору придет в голову даже пытаться влезть сюда. — подумал он. — Да и что тут можно взять? Пару тапок с кроличьими ушками?»

Он ударил по стеклу. Потом еще раз, но уже сильнее. И еще. Оно даже не начинало трескаться, хотя кулак ныл от боли. Стекло оказалось чертовски прочным и на все его усилия отвечало лишь слабой вибрацией.

Олег огляделся: обычная комната, ничего особенного… Но вот все остальное в квартире… Первое, что пришло на ум — похоже на сумасшедший дом. Точнее на палату для буйных.

От этой мысли бросило в жар, а когда он исчез, по спине пробежал холодный озноб. Резко повернувшись, он никого не увидел, хотя, возможно, ожидал. Только солнечный свет на стенах. Пожалуй ему необходимо поговорить с Викой. Он не знал, что та ему может рассказать, но все-таки наделся, что что-нибудь узнает. Более того, он не знал, что хочет услышать.

Светлана… Она сказала, что все это сестричкины причуды, но теперь Олег начал сомневаться в ее словах. Первый раз за все время, что они знают друг друга. А это паршиво! Гораздо паршивее любой самой вонючей слизи на руках. Ее хоть можно было смыть и суметь забыть, но неверие… Даже самое малое, порождает только лишь неверие, которое питаясь дурными эмоциями шириться и растет.

Думая об этом, Олег разогрел три достаточно больших пиццы, открыл банку пива и направился к Вике в комнату. Та сидела в точно таком же положении, как он ее оставил. Разница была в том, что теперь ее руки покоились на коленях и в них не было гамбургера.

Он вдруг вспомнил, что забыл запереть дверь в комнату. Отчего это стало вдруг так важно?

Подойдя к комнате, он вдруг обратил внимание на какую-то толстую книжку, на кресле. Точнее сказать, книжек там было две, и по размерам они напоминали альбом для рисования. Он вошел, и, взяв их, уселся на диван.

В руках Олег держал два толстых альбома с фотографиями. На одном было написано: «МЫ УЖЕ ВЗРОСЛЫЕ!», а на другом, детским подчерком красовалась надпись в виде аппликации: «Я МАЛЕНЬКАЯ». Он отложил альбом с надписью «я маленькая», и открыл тот, на котором было написано: «МЫ УЖЕ ВЗРОСЛЫЕ».

На первой странице уместилось всего четыре фотографии: но они были большие и яркие. На одной, Вика сидела на качелях, которые были явно ей малы: возможно, на этих качелях она резвилась, когда была еще совсем деткой. Ее лицо казалось грустным, а взгляд устремлен в даль. Платьице, которое на ней было, казалось игрушечным, отчего Вика выглядела еще более печальной. А под фотографией виднелась надпись;

Детство, детство, я буду помнить о тебе!

На другой Вика каталась на лошади и более счастливого лица Олег еще не видел. Перед мысленным взором всплыло ее сегодняшнее лицо, и он отметил, что она не только постарела. Ужасные страдания поселились на нем, не оставив и следа от былой веселости. Горе прогнало счастье, а мечта уступила место непроглядному забытью.

— Что же убило тебя? — пробормотал он, не понимая, что говорит вслух. — Что же?

Он полистал страницы и вдруг наткнулся на фотографию, которая поразила его; Вика сидела рядом с ветками плакучей ивы и ее волосы струились вниз, словно ветви этих деревьев. Она не была похожа на Аленушку с известной картины. Нисколько. Она была похожа на ивы. Казалось, она и сама была ивой.

Не думая ни о чем, он вытащил фотографию и, отыскав сумку, аккуратно, что бы не помять, положил ее в боковой карман, между двух наборов кистей. Он открыл другой отдел, и, убедившись, что бумага не помялась, застегнул молнию. После чего прихватив пиццу, вошел в комнату Вики.

Олег знал, о чем хочет поговорить. Более того, сейчас он начал понимать, для чего забрал фотографию.

Как и в прошлый раз он разложил все на полу. Сел на то же самое место и, прежде чем заговорить, отпил большой глоток пива.

— Хочешь пиццы, сестренка? Продавщица утверждала, что такую пиццу поискать надо. Может она врала? Как ты считаешь?

— Нет. — ответила Вика и Олег заметил в ее отсутствующем взгляде признаки разума. Она возвращалась. — Пицца хороша, и даже очень. Только я не хочу есть.

— Ладно. — кивнул Олег. — Тогда буду есть я.

Она улыбнулась и взглянула на него обычными, пусть и слишком грустными глазами.

— Ты не против, если мы поговорим? — спросил он, и принялся жевать.

— Конечно же нет. — похоже, вопрос удивил ее. — Я помню как мы могли часами болтать. Мне интересны твои слова.

— Вика, сестренка… — он вдруг понял, что не знает с чего начать. Оттого он выпалил то, что вертелось на языке. — Я знаю. Но сегодня я хочу слушать тебя. Как ты на это смотришь?

— Я с радостью отвечу на твои вопросы. — она хихикнула, видя на лице Олега удивление.

Он улыбнулся ей. Делать это было приятно.

— Если тут все такое мягкое, красивое, — прожевав, начал он. — То откуда взялся тот баллончик… — он замолк, пытаясь даже в таких вопросах вставить что-то приятное. — С апельсинами?

Она рассмеялась и этот смех, был бы воплощением волшебства, если бы не нотки страдания.

— Глупенький! — насмеявшись, произнесла она. — В нем нет никаких апельсинов! Просто запах!

Олег широко улыбнулся: иногда чувствовать себя ребенком было приятно!

— Когда я проснулась, то увидела, что дверь в ту комнату, — она кивнула. — Открыта. Обычно мама закрывает ее, потому, что спит со мной здесь. — Вика похлопала ладошкой по покрывалу кровати. А потом, будто оправдываясь, добавила; — Было темно и я не увидела тебя. Баллончик валялся у самой двери и я подобрала его. Обычно пшикает им мама, но тогда я решила, что, раз ее нет, то сумею сделать все сама.

Олег слушал ее и дожевывал уже второй кусок пиццы.

— Понятно, сестренка. — сказал Олег. Он глотнул пива. — Знаешь, насколько я помню, тут все было не так, когда мы последний раз приходили к вам в гости.

— Да. Совсем все. — грубо ответила Вика и вновь уставилась в пол. — Все было не так.

Олег помолчал, и решил, что стоит отложить немного с расспросами. Она похоже вновь куда-то исчезала. Проваливалась. Глаза начинали блестеть стеклом, а, как он уже успел понять, ничего хорошего подобная перемена не сулила. Кроме того, она начинала ерзать, словно сидела на чем-то жестком.

— Вот что я придумал! — сказал Олег, то, что первым пришло в голову. — Ты же знаешь, что я художник?

Вика посмотрела на него и глаза вновь приобрели мягкость.

— Да. Ты красиво рисовал. Это, пожалуй, одно из немного, что не изменилось с того дня, когда вы с сестрой были тут последний раз.

— Так вот. — где-то в голове, сверкнула и погасла мысль «откуда она знает, что я все еще хорошо рисую». — Я хочу нарисовать твой портрет.

— Ой! — вскрикнула она. — Нет— нет! Не надо…

— Но я хочу, Вика. Я думал, что тебе понравится эта затея… — он на секунду умолк, после чего добавил: — Ты же всегда хотела, что бы я нарисовал тебя.

— Это правда, Олег, мне всегда хотелось, что бы ты нарисовал меня. И мне нравится, но… — она насупилась, и наконец выпалила. — Но я не здорова! Я не хочу видеть себя больной!

— Ты и не будешь. — заверил Олег, стараясь говорить как можно мягче. — Для того и существует воображение художника! Понимаешь?

Она долго молчала, обдумывая его слова, после чего согласилась.

— Да и потом, — с наивной рассудительностью добавила Вика. — Иногда я… Иногда я могу очень долго сидеть на одном и том же месте и смотреть в одну точку. Я знаю. Это потому, что я не здорова.

Она улыбалась. Олег не знал, как реагировать на ее улыбку и как себя повести. Что лучше — улыбнуться, или сдвинуть брови.

— Мы можем приступить прямо сейчас. — сказал Олег. — У меня есть все необходимое. Но, — он задумался. — Знаешь, мне хотелось бы рисовать тебя твоими инструментами… Хотя, полагаю, у тебя вряд ли что-нибудь есть…

Вика перебила его:

— А вот и не угадал! — она вновь пожала плечами как маленькая девочка и, рассмеявшись вскочила на ноги. Раскинула руки и, кружась произнесла нараспев:

— У меня есть все, что тебе нужно! И кииииисточки, и краааасочки, и бумаааага!

Олег вздрогнул. Подался назад и, уперевшись спиной о диван понял, что страх взорвал внутри груди динамитную шашку. Мышцы на миг онемели, в горле пересохло так, что попытки протолкнуть комок из глотки в желудок причиняли боль. Голова закружилась, а перед глазами стали мелькать фотографии, которые он только что разглядывал. Но они были черно белые, не цветные. Только белый и черный цвет был на них. Ни серого, ни темно-серого, ни светло серого. Черный, белый, белый, черный, черный — белый, белый — черный, черный — белый. Он закрыл глаза, в надежде, что все это исчезнет, однако вспышки фотографий увеличили скорость и, когда она стала фантастически быстрой, Олег вдруг почувствовал, что от этого вида может потерять сознание.

На каждом кадре была Вика и она сидела на коленях, склонившись над бесформенной грудой. Что это было, Олег понять не мог. Однако он точно знал, что все увиденное более чем ужасно. Вика поднимала руку, держа в ней какой-то предмет и… Все начиналось сначала. Она сидит на коленях рядом с бесформенной грудой….

Олег открыл глаза. Тело дрожало от огромного притока адреналина: казалось, что он побывал в старом, черно — белом фильме ужасов.

А Вика продолжала кружиться, раскинув руки и напевать.

— И кииииисточки, и краааааасочки, и бумаааага! И кииииисточки, и краааааасочки, и бумаааага!

Олег стал подниматься и вновь что-то мерзкое, липкое не позволило ему этого сделать. Отодрав ладонь от пола, он вскочил. Послышался звук рвущейся ткани и кусок от штанины остался на полу. Страх сковал в кандалы и принялся жалить ледяными иглами.

— И кииииисточки, и краааасочки, и бумаааага! И кииииисточки, и краааааасочки, и бумаааага!

Его охватила паника: возникло сильнейшее, почти непреодолимое желание сбежать отсюда, и как можно скорее. Бежать и не останавливаться, оставив позади эту квартиру, похожую на палату для особо буйных сумасшедших, оставить позади непробиваемые стекла с решетками внутри, все эти мягкие кресла и странную комнату, где все как обычно. Только дверь запирается на замок.

— И кииииисточки, и краааааасочки, и бумаааага! И кииииисточки, и краааааасочки, и бумаааага! И кииииисточки, и краааааасочки, и бумаааага! И кииииисточки, и краааааасочки, и бумаааага!

Олег рванулся к окну, совершенно неосознанно, на уровне инстинкта самосохранения. Ему казалось, да что там! он был уверен, что Вика может причинить ему вред.

Он раздернул шторы и, сделав шаг назад, застыл. Стены квартиры покачнулись, будто были пластилиновые и кто-то снаружи коснулся их огнем. В этой комнате были такие же непробиваемые стекла, как и в другой. И решетки так же блестели холодным, металлическим светом, впитывая, пожирая солнечный свет. Обернувшись, Олег прижался к подоконнику, который прогнулся под его весом и принял форму спины.

— И кииииисточки, и краааааасочки, и бумаааага! И кииииисточки, и краааааасочки, и бумаааага! И кииииисточки, и краааааасочки, и бумаааага! И кииииисточки, и краааааасочки, и бумаааага! — продолжала петь Вика. Теперь кисти ее рук то же выделывали круговые движения. Казалось, будто она решила заняться упражнениями. Так можно было подумать, если бы не ее голос, похожий на хриплый лай. И еще волосы! Они, подчинившись движению девушки поднялись параллельно земле и теперь напоминали иглы дикобраза.

— Что происходит!!! — закричал Олег понимая, что если он и дальше будет молчать, то совсем скоро присоединиться к Вике. Что он будет напевать, оставалось только догадываться.

Девушка вдруг резко остановилась и, чуть присев, хищно открыла рот. Смех, что вырвался из нее, был похож на тот, что издает гвоздь, если водить им по стеклу.

— Я убила ее! — воскликнула она и, запрокинув голову, рассмеялась. — Я убила ее!

Олег сполз на пол: ноги перестали его держать, словно тело стало свинцовым.

— Боже, Вика, кого ты убила? — прошептал он. — И что убило тебя? Ту тебя…

— Анжелу, кого же еще!!! — она уже вопила. Еще немного, и слов будет не разобрать, только охрипший собачий лай. — А знаешь, что?? Знаешь??

Олег только покачал головой: глаза вылизали из орбит, отчего резкая боль била в голову.

— Я убила ее здесь! Прямо на том месте, где ты только что сидел!! — она выбросила вперед руки и пальцем указала на это место. Олег посмотрел и содержимое желудка заполнило рот. Там, на полу, было полно крови. Весь пол был в крови. И она была темно-багровой, засыхающей, но не засохшей до конца. Кое-где поднимались пузырьки воздуха, но тут же лопались, разбрызгивая жижу по стенам.

Олег сделал глубокий вдох и закрыл глаза: и вновь перед мысленным взоров стали мигать кадры, сплетенные вместе фотографиями из альбома, на котором было написано — «МЫ УЖЕ ВЗРОСЛЫЕ».

— Ты видишь сколько крови? Видишь?? — кричала Вика. — Да, ее тут полно!!! Ее просто море! А все потому…

— Ты задушила ее… — прошептал Олег, скорее себе, чем Вике, или кому бы то ни было еще. И открыл глаза.

Девушка одним прыжком оказалась в луже: шерстяная ткань ее носков стала медленно впитывать густую кровь. Вика приняла позу наездника и расставила руки.

— Нет!! Ничего подобного!! Я перерезал ей глотку! Вот так! Вот так! Перерезала и пустила фонтанчик! А она была еще жива! Эта сука была еще жива и пялилась на меня своими свинячьими глазенками! А все потому, что она украла у меня фотографию!!! Ту, где я сижу в окружении ветвей плакучей ивы!! Я перерезала ей глотку! Вот так! Вот так!

Вдруг Олег увидел ужасающую картину: Вика нависла над девушкой. В ее руках был столовый нож. И этим самым ножом она наотмашь полоснула Анжелу по шее и, не успела кровь появиться из раны, как Вика полоснула ее еще раз, только теперь в обратном направлении. Тогда она отбросила нож (он проскользил по полу остановившись возле ног Олега: он вскрикнул, и подобрал ноги под себя) и пустила фонтанчик, зажав артерию.

— Прекрати!! — заорал Олег, и весь этот кошмар, испарился. Вика стояла в той же позе, но ни девушки, ни крови под ней не было. Она повернула голову. Шейные позвонки хрустнули.

— Тут ничего нет! — прошептала она. — Но тут есть все! Мама думала, что смыла кровь, счистила ее наждачной бумагой, но как она ошибалась!!! Время от времени я сама чищу пол, но эту кровь невозможно смыть!!! Никогда и ни чем!!

Олегу в нос ударил приторный запах гниющей плоти. К нему примешался запах апельсинов и дышать стало невозможно. Вика упала на колени и, пошарив рукой под кроватью, выудила баллончик, с нарисованным на нем разрубленным пополам апельсином. Сняла крышку и принялась разбрызгивать освежитель.

— Нужен другой запах!! — воскликнула она. — Иначе я умру от зловония! Я и моя мама! Мы с ней задохнемся в завесе смрада!!

Олег не мог пошевелиться, хотя очень хотел: он чувствовал себя как человек, попавший в клетку с бешенной горилой. В клетку, где нет выхода. Ее слова про фотографию… Ту, что лежала сейчас в боковом кармане его сумки. Что если она как-то узнала об этом? Может ли она воспользоваться баллончиком и его неподвижностью, что бы расшибить ему череп?

Вика отбросила баллончик и, усевшись на кресло, застыла. Взгляд ее вновь стал стеклянным и ничего не значащим.

Только спустя полчаса Олег осмелился пошевелиться. Все это время он боялся, что стоит ему сделать хоть одно движение, как она вскочит и набросится на него, вопя о том, что он украл ее любимую фотографию, где вокруг печальной девушки — ветви плакучей ивы. Дрожа, он аккуратно вышел в коридор и, сходив в «нормальную» комнату, вернулся к с «ватманом», красками и кистями всевозможных размеров. Руки дрожали, в голове все еще звучал ее каркающий, хрипящий смех, а кошмарные слова кружили за ним, то и дело выбиваясь на передний план.

— Детство, детство, я буду помнить о тебе. Детство, детство, я буду помнить о тебе. Детство, детство, я буду помнить о тебе. Детство, детство, я буду помнить о тебе. Детство, детство, я буду помнить о тебе. — шептал Олег, когда работал кистью.

Через три дня они со Светой уехали обратно в Санкт — Петербург. Олег был не разговорчив и на все Светины вопросы отвечал неохотно. Кроме того, она чувствовала, что его нет рядом. Ей казалось, что мысли Олега блуждают где-то очень далеко, там, куда ей не добраться. Пожалуй, она и не хотела оказаться там, где был он.

И он все время косился на ее волосы, заставляя Свету сжиматься от страха.

3 ноября 2006 год.

— Ты не хочешь меня? — спросила Светлана, когда легла рядом с Олегом в постель. Этот вопрос она задавала ему каждый вечер на протяжении уже трех дней. Иногда он что-то невнятно бормотал и, пожелав спокойной ночи, засыпал. Или делал вид, что засыпает.

Света не знала, что с ним произошло. Олег отмалчивался, когда она задавала ему вопросы. И вообще, эта резкая перемена в муже пугала: сколько раз она представляла себе стены замка. Непреступная крепость их отношений рушилась у Светы на глазах. Камень за камнем падала она в бездонный ров прошлого, уходя, скрываясь навсегда, не оставляя за собой ничего. Даже фундамента. В такие моменты, она поднималась с постели и шла на кухню где пила крепкий кофе. И плакала. Тихо, что бы даже воздух не услышал о ее страданиях. Но самым отвратительным было то, что Светлана, чувствуя себя виноватой, никак не могла отыскать причину этой самой вины. Она не знала, что произошло с мужем, но догадывалась, что каким-то образом это связанно с Викой. Однако ничего выяснить не удалось: Олег отказывался разговаривать на эту тему.

Он посмотрел на нее и в свете «ночника» в его глазах отразилась грусть и упрек. Олег усмехнулся и место ответа поднялся с кровати. Скрывшись за дверью он вернулся с двумя свернутыми ватманами. Один он положил на край кровати, а второй возле своей подушки. Затем включил свет и, сев по-турецки рядом со Светой, развернул бумагу:

— Это твоя сестра. — тихо сказал он. Светлана едва не вскрикнула, увидев Вику, сидящей на берегу реки. Вокруг ниспадали ветви плакучих ив, словно волосы. Вика была живая. Казалось, что сейчас она моргнет или улыбнется. А ветви качнуться от налетевшего теплого ветерка и можно будет услышать шелест листьев. Бесспорно — это была его лучшая работа. Самая лучшая!

— Боже… — проговорила Света, прижав руки к губам. Ее содрогнула крупная дрожь. — Олег, что ты хочешь всем этим ска…

— И это твоя сестра. — перебил ее Олег и, отбросив лист, развернул второй.

Светлана сначала запищала, но вскоре писк превратился в стон, а стон в долгий, отчаянный крик. Крик рухнувших надежд и трухлявого счастья. Крик изъеденного червями будущего и исчезнувшего костра.

Рисунок был бесподобен и ужасен одновременно. На нем Вика сидела на коленях над мертвой девушкой и пускала фонтанчик крови. Светлана с испугом огляделась, а когда вновь взглянула на картину, то увидела как живая реальность окружающего мира пробирается в бумагу и рисунок оживает…

Вика резко обернулась и оскалилась. Затем она подобрала с пола нож и принялась резать уже мертвую девушку по горлу. Ее рука скользила по воздуху туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда, напоминая маятник гипнотизера.

Света не могла оторвать взгляд от ее движений и каждый раз, как нож разрезал зажившую было плоть, до нее доходило то, чего она все это время ни как не могла понять.

Ты обманула его… И Вика резала.

Ты обманула его… И Вика резала.

Ты обманула его… И Вика резала.

После всего, ты скрыла от него самое важное… И Вика резала.

После всего, ты скрыла от него самое важное… И Вика резала.

После всего, ты скрыла от него самое важное… И Вика резала.

Светлана заплакала и, наконец освободившись от влияния маятника-руки, посмотрела на Олега: в его глазах стояли слезы.

— Олежек, любимый… — она не знала что сказать. Как оправдаться.

— Не говори ничего. — странным, наполненным безразличием голосом сказал Олег. — Ты не сказала мне, что твоя сестра убийца и что вы держите ее дома, создав все условия сумасшедшего дома. Ладно, это ваши проблемы. Личные. Но почему ты не сказала мне об этом тогда, когда я ехал к ней?

Что она могла ответить на такой вопрос?

— Не знаю… — Светлана опустила голову. Плечи ее затряслись. Она поняла, что все делала не правильно с самого начала. С того дня, когда они уехали.

— Придется ехать туда раньше времени. Там накопилось много бумаг, в которых должен разбираться управляющий, то есть — я. — проговорил Олег. — Что будет в следующий раз? Какая причина?

Сказав все это, он оделся и вышел за дверь, аккуратно прикрыв ее за собой.

11 февраля 2007 года…

Олег вышел из Загса в дурном настроении. В паспорте стоял штамп о разводе, и он отчего-то напоминал черную метку. Почему? Он не знал. Так или иначе, он купил в первом же газетном киоске газету с объявлениями и отыскал то, что нужно:

Сдаю квартиру.

Он достал ручку.

КОНЕЦ.

3 февраля 2003 год.