Сливин А. В. — Представитель

Спутник молчал. Профессор с немым вопросом глядел ему в затылок. Весь этот сумасшедший вечер он видел только спину незваного гостя. Лишь пару раз человек поворачивался к профессору лицом, но кроме белого, размытого пятна, разглядеть ничего не удавалось. Да и вообще, этот тип появился уж очень странно и быстро.

Субботним утром, профессор проснулся в своем доме на окраине города. Впервые, за несколько месяцев. Он поднялся с постели     около полудня; в комнатах царила тишина, что означало только одно — жены дома не было.    

Провалявшись до часа и не дождавшись ее появления, он пошел на кухню. За последние месяцы, это был полноценный выходной.

Профессор не спеша приготовил яичницу с луком, и чай с бутербродами. Когда он доставал из холодильника яйца, одно упало и разбилось. «Ньютон чертовски прав!» — с улыбкой подумал он. Записку жены он обнаружил только когда позавтракал.    Из нее следовало, что супруга будет дома не раньше завтрашнего утра. Виной этому, послужил какой — то важный семинар. Что ж, день он проведет в тихом одиночестве, и это нисколько не расстраивало.

Выдался отличный солнечный денек, и он был вдвойне хорош после недельного октябрьского дождя.

Решив не думать о своей научной деятельности, он прошел в    гостиную и, раздвинув шторы,    спрятал руки в карманы банного халата. Распаханное, черное поле за окном выглядело великолепно.

На пушистом ковре остались следы его ног.

Когда же созерцание земли ему наскучило, профессор включил телевизор и растянулся на диване.

Около шести часов вечера, в дверь позвонили. Звонок был настойчив, но одновременно мягок.

Отыскав тапочки, профессор пошел открывать.

                   — Кто там? — спросил он, держа пальцы на рычаге замка.

                    — Откройте, и узнаете. — раздался голос с другой стороны. Тон говорившего был насмешливым… Или так просто казалось?

Профессор открыл дверь, хотя делать этого    явно не собирался. Спиной к нему, стоял высокий, худощавый мужчина; на нем был черный фрак. Материал переливался в лучах осеннего солнца, а брюки, того же цвета, развевались от прикосновений легкого ветерка. На черных, лакированных туфлях, задник которых едва прикрывал пятку, сияли блики. Волосы были тщательно зачесаны назад и блестели. Профессор даже уловил запах геля для укладки.

Прохладный воздух забрался профессору под халат и коснулся кожи. По телу пробежали мурашки, и он подумал, что даже для такого погожего денька, незнакомец одет очень легко.

                    — Я вас знаю? — спросил профессор, глядя человеку в затылок.

                    — Вы меня нет. Я же вас, довольно хорошо. — ответил незнакомец. Его голос удивлял мягкостью, но в нем слышались еще и ледяные нотки.

                    — Можно мне войти?

«Ему нужно разрешение!» — промелькнула у профессора мысль. Слишком быстро, что бы запомниться.

                    — Конечно, проходите, но… Мне бы хотелось узнать, с кем я разговариваю?    

Мужчина повернулся так, что разглядеть его лицо оказалось невозможно, и стремительно прошел в гостиную. Не разуваясь! На улице грязь, а в комнате дорогой пушистый ковер! Профессор хотел озвучить свои мысли, но нежданный гость уже скрылся в гостиной.

На полу не осталось грязных следов. Вообще никаких следов.

Войдя в комнату, он увидел, что человек уже сидит на мягкой, синей софе. Однако признаков, что он прошелся по ковру не было. Сев в кресло у столика, на котором стояла одинокая ваза с красными яблоками, профессор удивился, полумраку царившему в комнате. Шторы были задернуты; он почесал затылок, припоминая, как раздвигал их, но заговоривший гость отвлек его от этих мыслей.

— Вы профессор Полтавский, если не ошибаюсь? — спросил    человек во фраке, и те же насмешливые нотки проскользнули в его    тоне. Полтавский взглянул собеседнику в лицо, но оно было в тени занавесок. Одно он мог сказать точно; этот человек чертовски бледный — из тени виднелось лишь белое пятно.

                —    Я. — только и ответил профессор.

                — Значит, это вы занимаетесь «мифологией»? — спросил человек. — И при этом свято верите законам физики и математики!?

                — Могу я наконец узнать, как вас зовут? — спросил Полтавский и прищурился, пытаясь разглядеть лицо незнакомца.

                — Меня? — с усмешкой переспросил тот, и секунду подумав, ответил: — Называйте меня Вулков.

«Странная фамилия.» — подумал Полтавский.

        — Хорошо. Э-э… Ваш вопрос?

        — «Мифологией» вы занимаетесь? — повторил Вулков. Теперь в его тоне не было и намека на веселье.

                    — В общем да. Но не в широком смысле. Моя группа занимается фольклором отдельных народов…

                    — А если еще более конкретно, то древней Славянской «мифологией», той, что была еще до поклонения славян богу Перуну. — перебил его Вулков. — Именно об этом я и хочу с вами поговорить. И кое — что втолковать в вашу тупую башку!

                    — Откуда вы это знаете? — удивившись, спросил Полтавский. И только после этого до него дошел смысл последней фразы. — Что вы себе позволяете!? —     воскликнул он. — Ввалились ко мне в дом, и начинаете    разговор с оскорблений!

                       — Заметьте, — принялся объяснять Вулков, как будто говорил с ребенком. — Я не вваливался, вы сами пригласили меня войти. Я даже не настаивал. И уж если вам от этого станет легче, примите мои извинения.

«А ведь он прав», — подумал профессор, а в слух сказал:

       — Хорошо. Принимаю.

       — Вернемся к нашей беседе. — напомнил Вулков.

       — Раз уж вы точно знаете область моей деятельности, то я не понимаю, что вы хотите узнать?

       — Собственно ничего. Вы правильно заметили — я знаю эту область, и лучше кого — бы то ни было.

       — Тогда к чему этот разговор? — спросил Полтавский и взял яблоко. Оно оказалось сочным и очень сладким.

       — А вот к чему. Вы изучаете даже не всю древнеславянскую культуру, а конкретного персонажа. Упыря. Я прав?

       — В общем — то, да. Но зачем вам это? — спросил профессор, поражаясь и настораживаясь одновременно. Вулков казался разносчиком удивления и тревоги.

                — Вы верите земным законам, и в то же время глубоко изучаете мифического упыря. Не кажется ли вам, что в    наш век, это столь же никому не нужно, как и наука, изучающая интеллект мухи «Це — Це»? Понимаете о чем я?

                        — Нет. Хотя изо всех сил пытаюсь.

               — Я вам помогу. — сказал Вулков. — Я знаю, что в своих исследованиях, вы натолкнулись на то, что сначала повергло вас в ужас. Но потом… Проще говоря, вы доказали миф.

            — Возможно. — сказал профессор, прикончив яблоко. Вот об этом уже знали всего несколько человек. — Может даже вы и правы, но какое вам до этого дело? — спросил профессор, вертя в руках огрызок. Этот тип знает слишком много для стороннего человека.

                    — Прямое. — спокойно ответил Вулков. —     я пришел, что бы убедить вас закрыть программу. Навсегда. — он помолчал и добавил. — Да — да, закрыть. Закрыть, не смотря на возможность получения Нобелевской премии. Я в курсе, что вы на нее рассчитываете.

Полтавский вздрогнул.

        — Скажу сразу. — продолжал Вулков, заметив реакцию профессора. — Ваши ожидания могут оправдаться. Но ведь вы уничтожите все документы. Я прав?

        — Что за бред? — Полтавский старался говорить как можно спокойнее.

        — Это я сейчас вам объясню. Вы, Полтавский, нашли карты так называемого города «Белых». Я много бы отдал, что бы узнать где, но сейчас это не важно. Кроме них, у вас есть много всякой дряни, связанной с культом упыря, большинство из которых подделки. Другое дело, карты самые настоящие. Из —за них я здесь.

        — Значит, город «Белых» действительно существует? — спросил профессор. Но тут же содрогнулся: о картах кроме него никто не знал.    — Откуда…

            — Я же сказал, что знаю очень много! Хватит об этом! — Вулков говорил с явным раздражением. — Я бы мог убить вас , но будут последователи. Люди чувствуют правду. Мог бы взорвать вашу контору, заставить вас уничтожить карты, а потом убить, но это, к сожалению не поможет. Выбросьте мысли о милиции из головы! — рявкнул Вулков. Его голос был резким, режущим. Сначала профессор воспринял все его слова как глупую шутку. Сначала… Но Вулков, похоже, говорил вполне серьезно и Полтавский начинал верить. В полной мере.

Полтавский взглянул на огрызок, который все еще держал в руке, но разглядел лишь его очертания. В комнате стало темно.

                    — Поэтому я пришел убеждать. — продолжал Вулков ровным тоном. —    Уверяю вас, я буду убедителен настолько, насколько это мне под силу. Обнаружение самого города «Белых» не входит ни в чьи планы. Даже в ваши.

Полтавский молчал.

                        — Вы проведете анализ всех предметов, относящихся к упырям, и заявите, что все это фальшивки. Вам поверят. По крайней мере те, кто сейчас работает рядом. Для них, вы — царь и бог. А остальные.. — Вулков махнул рукой. — остальные не верят вам и сейчас. А карты уничтожьте, все равно о них никто не знает. После можете заняться, ну, например, культурой Друидов. Ими многие интересуются. Тем более, они вымерли все до единого, как мамонты.

Профессор и не сомневался, что с Друидами покончено. Но… Черт возьми, он сам до конца не верил в существование города белых! А сейчас… Заявляется странный тип, и говорит о том, что город существует. Вот, все собралось в единое целое.. Доказательства, документальные подтверждения, рукописи, предметы, карты… Да только тип этот явился не совсем вовремя. Даже больше — совсем не вовремя! Полтавский покосился на Вулкова. В голове забились слова: сохранить карты! Сохранить! Сохранить!!!

                    — Полтавский, не ведите себя как ребенок. — пренебрежительно посоветовал Вулков. — Если вы хотите получить деньги за ваши труды, что ж, я могу предложить вам два миллиона долларов, а не нобелевский один. И налоги платить не придется.

                    — Как я понял, вы пришли убеждать, а не предлагать взятки. — напомнил профессор.

                    — Да — да, конечно. — отозвался Вулков. — Но помните, предложение остается в силе.

И замолк. Около десяти минут они сидели в тишине. Глаза Полтавского никак не могли привыкнуть к темноте, такая она была кромешная. Ему снова захотелось яблоко, и, пошарив рукой по столу, он наткнулся на вазу. Взял фрукт, поднес его ко рту, и замер. Что-то поменялось: казалось, сам воздух стал гуще и давил на виски. Во рту пересохло, а яблоко стало весить сто килограмм.

                    — Профессор! Я не вижу удивления на вашем лице! — раздался голос Вулкова. Он хихикал.

Сначала Полтавский не понял, откуда доносится смех. Звук шел со всех сторон, сверху и снизу. Вулков все посмеивался, и смешки эти походили на возню жуков под картоном. Невыносимо тяжелое яблоко упало на ковер. Глухой удар заставил Полтавского вздрогнуть и только тогда он сумел пошевелиться. Не понимая, что происходит, профессор поднял голову.

                    — Не бойтесь! — вися под потолком, подбодрил Вулков. — Если бы я хотел причинить вам вред, то сделал это прямо с порога. Все мои доводы не произвели на вас должного впечатления. — его голос падал профессору на голову, словно лед. — Ну ничего. Зажгите свечу, она на столе. Спички рядом.

Профессору совсем не хотелось подчиняться, но он ничего не мог с собой поделать. Его рука принялась обшаривать стол. Он хотел отдернуть ее, но мышцы не слушались: теперь они выполняли чужую волю. Руки дрожали, а когда он коснулся коробка     спичек, в желудке похолодело. Профессор не мог припомнить, было ли что на столе? Кроме вазы с яблоками?

Чиркнув спичкой, он поджег свечу, что стояла на блюдце. Фитиль вспыхнул синим пламенем, осветив гостиную; яблоки, отражая огонь, казались стеклянными. Сколько он пялился на их ровные, глянцевые бока? Сколько бы ни было, он готов был смотреть на них еще хоть сто лет, лишь бы больше не видеть Вулкова, который с ужасающей легкостью левитировал под потолком.     Но, стоило профессору отвести взгляд, как его голова запрокинулась: все так же, под потолком, скрестив по-турецки ноги, парил Вулков.    Пламя свечи освещало его тело, но не лицо. Оно по-прежнему было лишь белым пятном.

                   — Ваш Ньютон, в законы которого вы верите — дурак! — воскликнул Вулков. — Долбануло по башке яблоком и все, эврика!

Все еще смеясь, Вулков стал плавно спускаться вниз, а пламя свечи начало тускнеть. Приземлившись на софу, он сказал:

                   — Одевайтесь профессор. Нам предстоит небольшое randevue. Не бойтесь, я же сказал, ничего вам не сделаю!

У Полтавского не было ни малейшего желания идти с этим человеком, но внезапно он открыл для себя, что не идти попросту не может. Теперь он был под властью Вулкова, и начинал понимать, что сделает все, что тот ему прикажет.

Профессор поднялся, и на ощупь добрался до спальни, где и оделся. После подошел к шкафу, намереваясь отыскать «дубленку», но Вулков, находясь уже у входной двери, заверил, что верхняя одежда ни к чему.

    — Будет тепло. — сказал он.

Первым вышел Вулков, а Полтавский замешкался на крыльце, в поисках ключей. Ему казалось, что Вулков стоит сзади и дышит в затылок.

                    — Полтавский, я вас жду! — крикнул Вулков. Он стоял за забором участка. Профессор вздрогнул; «я даже не слышал, как он спустился!».

Конечно, это был самый странный человек, которого профессору приходилось видеть, но оставлять дом открытым все равно не стоило. Насколько он помнил, ключи лежали на трюмо в прихожей и Полтавский толкнул дверь. Та оказалась закрыта, а в кармане звякнула связка ключей.

    — Полтавский, ну сколько можно возиться! — прокричал Вулков.

Профессор спустился с крыльца, и чуть не поскользнулся на первой же луже. Вулков ждал его рядом со старой, черной машиной, марки которой профессор не знал. Забравшись в просторный салон, Полтавский поморщился: тут пахло прокисшим супом, а под ногами было что-то скользкое. Волна отвращения подкатила к желудку, но тут же отхлынула, уступив место ледяным кристалликам страха: белое пятно, которое скрывало лицо Вулкова, смотрело на него с переднего пассажирского сиденья.

Мотор взревел, и только тогда профессор обратил внимание на то, что водителя тут никакого не было.

                    — Приехали. — заявил Вулков, хотя Полтавский мог поклясться, что машина не трогалась. — Выходите.

Профессор подчинился. Голова гудела, разжиревший страх выматывал. Они оказались на кладбище, в самом его центре. Машина исчезла, будто не было.

           — Пойдемте. — Сказал Вулков и зашагал по грязной дороге.

Шли они довольно долго; сначала между могил росли небольшие кустарники, но, пройдя еще с пол километра, очутились в лесу. Здесь располагалось старое кладбище, если судить по замшелым надгробиям и ржавым крестам.

                        — Зачем вы меня сюда притащили? — спросил профессор, задыхаясь от быстрой ходьбы.

Его спутник молчал. Профессор с немым вопросом глядел на его затылок.

Вулков остановился так резко, что Полтавский едва на него не налетел. Они стояли меж деревьев, а трава, сухая, покрытая белым налетом росы касалась колен, оставляя на брюках мокрые, темные следы. Толстые, с наростами стволы дубов напоминали тела калек, которые скончались в ужасных мучениях. Ветви скребли по земле, а листья копошились между собой как насекомые. Кое-где, виднелись ржавые, почти трухлявые кресты, напоминая остов разрушенного здания. Навряд ли кто-то и когда-то здесь жил. Сюда приходили умирать. Гнить, тлеть, разлагаться, но не жить. Кое-где виднелись каменные надгробия с отколотыми краями и трещинами, сплетающимися в замысловатый узор. Ни букв, ни дат, разобрать не представлялось возможным. Да это было и ни к чему:

                       — Мне кажется, что я сумел вас убедить. — профессор поежился: пусть он и не видел его глаз, но готов был поклясться, что Вулков разглядывает его. С ног до головы. — Но, что бы закрепить достигнутый нами результат, позвольте мне показать заключительное представление! — Вулков говорил так, будто собирался заняться любимым делом.

Полтавский попятился.

Затрещал воздух, над спрятавшейся в сорняках могилой. Деревья покачнулись. Медленно и неохотно. Так, как это делают все большие, старые деревья: немного влево, немного вправо. Корни приподняли сухую землю. Треск нарастал, норовя разорвать легкие и выдавить глаза. Стон застрял в горле. Затем раздался оглушительный взрыв и в черное, мигающее сбрендившими лампочками небо поднялся плотный поток земли. Камушки упали обратно, сбив росу с окрестных сорняков, но что-то осталось там, вверху. Звезды, словно миллионы фонариков, обратили свои маленькие, бледные лучики на огромную летучую мышь. Она зависла над Полтавским, разгоняя воздух своими перепончатыми крыльями. Профессор разглядел длинные, тонкие ноги, короткое туловище и острые уши на лысом черепе.    

Тварь завопила и, с силой взмахнув крыльями, исчезла в темноте. Звезды фонарики угасли, словно кто-то нажал на невидимый рубильник.

Когда вокруг все стихло, Полтавский провел языком по сухим губам и дрожащим голосом спросил.

                —    Что…это?

                — Да ничего особенного. — с усмешкой ответил Вулков. — Упырь вырвался из могилы и полетел на охоту. — подумав, он добавил. — Хотя не это я хотел вам показать.

Профессор стоял в оцепенении, впервые в жизни не веря своим глазам.

                — Это низшее существо. — как ни в чем не бывало, продолжал Вулков. — Они охотятся только тогда, когда им разрешат. Черт с ним! А вот и представление, которое я вам обещал.

С этими словами, он поднял левую ногу, раскинул руки и оттолкнувшись, взлетел. Вулков поднимался все выше, глядя на Полтавского своим белым пятном. Оказавшись на высоте, где уже начинал сливаться с черным небом, он застыл.    

Раздался оглушительный визг, и Вулков камнем упал на Полтавского, сбив его с ног. Оседлав его, упырь дыхнул в лицо могильным холодом. Наконец профессор увидел его лицо, едва не потеряв при этом сознания; сморщенное, бледно — голубое, оно не имело носа. Зато клыки торчали из пасти как иголки. Изо рта капала ледяная слюна.

               — Ты даже не представляешь, как я хочу тебя съесть! — прорычал Вулков. — Но это может помешать моим планам. Значит так, Полтавский! Ты уничтожаешь карты и прочую трехомудию в самое ближайшее время! Если будешь медлить, то я превращу тебя в такую же тварь, которую ты только что видел. Ты не умрешь никогда, будешь мучиться от голода в трухлявом гробу, пока Я не разрешу тебе выйти!

               — Не делайте этого! — взмолился профессор. — Я все сделаю! Все!

               — Я тебе почему — то верю. — сказал упырь. Он убрал руку с плеча Полтавского, но не слез с него. — Учти, я буду внима-а-ательно за тобой наблюдать.

               — Отпустите меня! — вскрикнул профессор. — Я же говорю, все сделаю, все уничтожу!

Полтавский закрыл глаза, а когда все-таки разлепил веки, то перед ним было все то же белое пятно, вместо лица.

               — Может позабавимся? — усмехаясь, поинтересовался Вулков. — Ляжем на свежей могилке, да потрогаем друг друга хорошенько?

Лицо Полтавского свело неожиданной судорогой; челюсть неестественно вывернулась, и, не имея возможности говорить, он энергично замотал головой.

               — Да ладно! — воскликнул Вулков. — Нужен ты мне! Завтра, или, в крайнем случае, послезавтра, уничтожь карты и все остальное. Дальше делай что хочешь. На счет Друидов — хорошая идея!

Вулков поднялся, отряхнулся и направился прочь, вдоль могильных оград. Не останавливаясь и не оборачиваясь, он добавил:

               — Посмотри в банке, где у тебя лежат сбережения счет номер 4100323. Все.

Он скрылся за деревьями, а профессор, придя в себя, поплелся домой.

Кладбище, на котором все     произошло, находилось на другом конце города, а потому он оказался у забора своего участка, когда уже светало. Кое — как приняв ванну, он упал в постель и тут же заснул. Проспал Полтавский не больше пяти часов. Жены все не было. За окном светило яркое солнце, но ночной кошмар все еще заставлял профессора озираться. Казалось, что из кухни с воем вылетит летучая мышь, и ясный день превратиться в ночь, с звездами-фонариками вверху… Полтавский помнил все, что говорил Вулков. Более того, казалось, что он уже никогда не сможет забыть его слова.

Шло время, но страх все еще заставлял оборачиваться и проверять замки на входной двери. К вечеру ему удалось убедить себя, что эта жуткая ночь просто приснилась.

— Банковский счет, банковский счет, банковский счет… — твердил про себя профессор.

Вот что не давало ему покое. Вот что нужно было выяснить, что бы кошмар превратился в сон, а сон исчез навсегда.

Полтавский улыбнулся.

— Достаточно коснуться своих волос, что бы сон забылся. — проговорил он. Да. Так говорила мама когда он был маленький и ему снились кошмары. Сказать по правде — это срабатывало.

Подходя все ближе к отделанному мрамором зданию банка, все сильнее хотелось убежать обратно, но Полтавский списал такое желание на негативные эмоции, оставленные дурным сновидением.

Профессор подошел к служащему, и попросил проверить счет номер 4100323, на имя Полтавского. С профессиональной улыбкой, тот сообщил, что на счету лежат… два миллиона долларов! Профессора стало мутить.

На следующий день Полтавский уничтожил все, что накопил за годы. Собираясь сжечь последнюю карту города «Белых», он подумал, что может стоит сначала снять с нее копию. Однако впившийся в спину взгляд дал понять, что делать этого не стоит ни в коем случае.

КОНЕЦ.

2002 г.