Сливин А. В. — Ни свет ни заря

   Дима поднялся с постели и, протерев глаза, огляделся. В комнате, впрочем, как и на улице, было светло. Только как-то не так. Этот свет не был похож на дневной. Он напоминал тот, что бывает, когда заходит солнце: оранжевый, как бок спелой тыквы.

   Он оделся. Приятный холодок щекотал его в животе. Стрелки часов, что висели на стене, напротив кровати, показывали полночь. Дима зажмурился, после чего вновь взглянул в окно. Ничего не изменилось. Все так же светло.

   — Ну и что, что ночь? Ведь светло же! Ничего страшного, потому, что светло, и я могу выйти!

   От этой неожиданной, дурманящей мысли холод в животе превратился в жар. Какой шанс для семилетнего мальчишки, погулять по ночной тишине, где, возможно, под каждым кустом смородины таятся чудеса!

   Оставалось одно — выбраться на улицу. Идти через весь дом было все равно, что разбудить бабушку. Половицы слишком скрипучие. Они запросто его выдадут. Дима снова взглянул в окно. То, что нужно. Открыв раму и не издав ни единого звука, он забрался на подоконник. Ночная прохлада вместе с клубами тумана проникла в комнату.

   Стараясь не шуметь, Дима вылез в окно и, ухватившись за карниз, спрыгнул на асфальтовую дорожку. Он огляделся: вокруг был лишь туман бледно-оранжевого цвета. Он светился изнутри, будто сотни свечей плыли где-то в нем. Немного постояв, он направился к калитке. Редко-редко показывали свои ветки яблони, да кусты малины покачивались, проглядывая сквозь оранжевый занавес.

   Дима остановился у калитки, и облокотился на ее доски. Он посмотрел вперед и, в плотном тумане, что покрывал небо и землю, увидел солнце. Это первое, что пришло на ум: именно оттуда исходило оранжевое сияние. Оно трепыхалось как живое, вздрагивало и разливалось повсюду.

   Тут он услышал скрип и обернулся. После, к скрипу примешался и стук. Звуки стали резкие, отчетливые и казалось, что это туман оттачивает их. Вскоре появился шорох, будто маленькие шины мчались по асфальту. Он сжал доски калитки. Из оранжевого пуха показался маленький, трехколесный велосипед, вроде того, что был у мальчика. Велосипедом управлял уродливый с виду человечек в темно-синем сюртуке. Звезды мерцали на гладкой, поблескивающей ткани. Диму обдало запахом колодца, в ушах послышались колокола, но звук был такой, будто били ржавыми ложками. Протяжный вой разнесся вокруг, окутав мальчишку, дотронувшись до его кожи; Дима чувствовал на себе мокрую, невидимую материю. Поравнявшись с ним, человечек остановился и спросил тяжелым, каркающим басом:

   — Носастого не видал? — он тяжело дышал, и глаза его вращались.

   Дима напрягся, пытаясь не описаться.

   — Что молчишь, человечина? Спрашивают же тебя, где Носастый?

   — Не знаю. — пропищал Дима.

   — Не знааааааааааю! — передразнил его карлик. — Носастый вас, людишек пугать пошел... — вдруг он замолчал и, появившееся удивление на его сморщенном лице, сменилось подозрением. — А ты как сюда попал? А?

   — Я вышел погулять....

   — О!! Погулять! — вскрикнул карлик. — А вот и Носастый!

   Из оранжевой пелены, чертыхаясь и плюясь, появилось существо на козлиных ногах и с таким бледным лицом, что самая белая бумага показалась бы серой, а самый чистый мел сошел бы за грязь по сравнению с его кожей. На роже, лишь отдаленно напоминающем человеческое, торчал нос; он нависал над губами, напоминая неровную морковь.

   — Как? — с интересом спросил карлик.

   — Как же я терпеть не могу пролазить через эту форточку! Нам же обещали сделать дверь! Однако, повеселился от души! — козлоногий улыбнулся, обнажая огромные, кривые зубы. От этой улыбки Диму передернуло.

   — А у нас тут, средь бела дня, люди шастают. — заявил карлик, искоса глядя на мальчика. — Вон, посмотри!

   Носастый повернул свою башку, сощурил глаза, отчего стал похож на мертвого кабана.

   — Вот те раз! — воскликнул он. — Тут к ним лезешь-лезешь через эту паршивую форточку, весь измаешься, пока доберешься, будто с лешим напился, а тут на те, братья сватья! Человече стоит, и глазки свои на тебя лупит!

   Дима ничего не понял, про что блеял козлоногий, но почувствовал, как тепло разлилось по ногам. Он расслабился.

   — Ууаааааааааааааааааааа!!!!!!!!!! — взвыл Носастый так неожиданно, что Дима отпрыгнул от калитки. Его обдало зловонием, и резкий порыв ветра из пасти козлоногого растрепал ему волосы. Мышцы ожили, и Дима бросился бежать с таким визгом, на который способны только маленькие дети.

   Он мчался, не разбирая дороги, а за ним неслись дикий хохот и улюлюканье. Дима шарахался из стороны в сторону, натыкаясь на существ страшных до смерти и до безумия прекрасных, пока не свалился в овраг. С криком он покатился вниз, а вокруг раздавались оглушительные вопли...

   — Димка!! Димка!!! Ух, сорванец! Убежал куда! Димка!!!

   — Бабушка! Я здесь! — в ответ выкрикнул Дима. Голос все еще дрожал.

   Поднявшись и с облегчением вздохнув, он вдруг заметил, что вокруг него трава, а малина на кустах блестит от росы...