khomitchouk — Пели

Когда я был совсем маленьким, со мной приключилась беда: я жестоко избил бездомного вшивого кота. Его кровавая рожица после удара о дерево часто преследует меня во сне. Как-то я слонялся по окрестностям своей деревни просто так, от нечего делать. Ко мне привязался этот оборванец и противно мяучил, не замолкая ни на секунду. Не отставал никак, несмотря на мои окрики и взмахи руками. Жрать просил, бедолага. А у меня не было ничего с собой, да и желания помогать всякой твари тоже не было. Дети — очень эгоистичные существа, в поиске развлечений или наслаждений могут быть жестокими и немилосердными. Таким был и я. Гадёныш уцепился за мою штанину, я попытался его стряхнуть — ни в какую! Тогда я схватил его за загривок и отшвырнул в сторону. Он вытаращился на меня заплесневелыми глазищами, ощерился, прыгнул и впился когтями в руку. Бил я его раза два-три головой о ствол рядом стоявшего дуба, пока заморыш, ревя в истерике, не удалился восвояси. С тех пор я у всех кошачьих до сих пор прошу прощения. Холю и ласкаю всякую кошку и кота. Вроде бы прощают, оказывают знаки благоволения и понимания. У многих моих знакомых есть коты. Эти гады меня любят, все признают, без исключения, даже самые вредные и капризные. Видно, чувствуют, насколько честно я раскаиваюсь.

Я жил во Франции, и у моего врача, разработавшего уникальную технологию лечения травмы спинного мозга под названием лазерпунктура, был чёрный кот. Этот властелин признавал только одного человека и никого больше. Был красив, изящен и ухожен. Охочих обласкать да погладить «милую зверюшку» было много, но он никого к себе никогда не подпускал, шипел и фыркал. Ни от кого не принимал деликатесов, строго так маршировал по клинике до врачебного кабинета и взбирался на стол хозяина, напоминая тому таким образом, что пришло время обедать. Месье Бобот — так звали врача — тут же заканчивал приём больных и следовал за котом на другой приём: пищи. И так каждый день. Ноль внимания на всех остальных. Выбрался я как-то покурить во двор клиники. Напротив, стоял средневековый замок в готическом стиле, оборудованный под современное жильё. Там и обитал Бобот. Смотрю, выходит из замка чёрная бестия и шествует в мою сторону. Подошёл, уселся, вперил в меня изучающий взгляд. Я тоже сижу в своей инвалидной коляске, курю спокойно, молчу и на него смотрю. Гляделки эти длились минут двадцать, точно. Кот встал, подошёл и прыгнул ко мне на колени. Признал, сволочь. Бобот потом долго удивлялся, говорил, что это первый и единственный случай за всю его и кошачью жизнь.

Когда-то давно я подарил своей падчерице котёнка. Маленькая девочка с чёрными косичками буквально помешалась на домашней живности и вздумала завести себе морских свинок. Маманя была в ужасе: в доме уже обитали черепашки, «а тут еще и свиньи какие-то вонючие», — жаловалась она мне, чуть ли не плача. Кошку-детёныша я заприметил уже давно, в придорожном магазине. Каждое утро по пути на работу специально останавливался возле витрины и подолгу на неё смотрел. Она отвечала жалобным мокрым взглядом, молящем о спасении и теплом уютном доме, обещала быть послушной, ласковой и чистоплотной. Заворожила меня, загипнотизировала своими зелёными очами, сверкавшими на бело-голубой мордахе. В общем, купил я маленькую зверюгу на свой страх и риск. Преподнёс падчерице, та опешила и тут же напрочь забыла про свинок, собак, попугаев, черепах и других каких-либо домашних животных. Так Гоминола («Леденец» в переводе с испанского) взобралась на царский трон в доме. Она стала им править, в буквальном смысле этого слова. Установила свой распорядок дня, согласно которому кто-то из обитателей её жилища должен был встать в районе шести часов утра и подать ей на завтрак паштет, одобренный её величеством после предварительных трёхдневных дегустаций. Этот и только этот, никакой другой. Нет в магазине? Не мои проблемы, я не только вас, но и всех соседей на уши поставлю своим криком. Так что бегите и достаньте, где угодно. А то вам удачи не видать. Я и кровати ваши могу обмочить, и песок по всему дому разбросать, и поцарапаю при удобном случае. На обед мне нужен только сухой корм. Его можно оставить в миске с утра. К трапезе я изволю приступать ровно в пятнадцать ноль ноль. Потом сиеста — послеобеденный сон. На ужин опять паштет и много воды. Вот так и никак иначе. С другой стороны, если эти неписанные правила соблюдались, это была чудо, а не кошка. Умная, она забиралась к девочке на плечо и целовала её в щеки. Слушалась во всем, была игруньей, но чистюлей и очень ласковой. Честно выполняла, короче, данное мне обещание в витрине магазина. Меня год не было в её поле зрения: болел. Вернулся неподвижный, в коляске. Она долго пялилась на диковинный агрегат, принюхивалась к моим ногам, шевелила усами. Ещё раньше из всех особей мужского человеческого пола она признавала только меня. Других мужланов терпеть не могла, даже двоюродного брата падчерицы. Я обзывал её за это лесбиянкой. Так вот теперь дама встретилась с призраком из прошлого и обомлела. Спряталась опять за книжный шкаф и настороженно прислушивалась к моему голосу, поджав уши. В конце концов вспомнила: подкралась и прыгнула на грудь, прижалась и уткнулась своим носом в мой.

Прошли годы. Наталия — та самая моя падчерица — выросла и превратилась в красивую своенравную девушку: кошка, наверное, повлияла на становление личности. Гоми уже давно ушла в мир иной. Я прозябал в инвалидном существовании без друзей и какой-либо родной души рядом. Грустная история. В тот день мне исполнялось пятьдесят пять лет, праздновать, естественно, ничего не хотелось. Сижу я дома и тоскую. В дверь позвонили, я двинулся открывать. Дело это непростое в моём положении, муторное, но возможное, впрочем. Открыл я, значит, скрипучую, и на меня из рук смеющейся Наталии упал трёхцветный живой комочек с испуганными рыжими глазами. Серо-бело-рыжее создание тряслось от страха и прижалось ко мне в поисках защиты. Я обезумел от умиления и нежности к замухрышке. Тут же назвал её Пели, в голове само собой сложилось: «пеликула» по-испански означает кинофильм, а «пелирроха» — рыжая. Вот такой вот удивительный подарок получил я от моей любимой приёмной дочери, благодарной за прошлое детское счастье.

История начала повторяться. Трёхцветная принцесса тоже принялась устанавливать свои порядки в доме. Всё тоже самое, как под кальку — подъём в шесть, паштет на завтрак, дальше гонки по квартире за чем угодно, вплоть до моих шнурков, изъятых из ботинок ночью, обед в три, сиеста, ужин и отбой у меня под боком. Или на другой части моего тела. В этом она и отличается от Гоми: занимается врачеванием. Стоит чему-либо у меня заболеть, она неизменно укладывается на это место в течение нескольких ночей, пока боль не утихнет. Кроме того, на неё можно смотреть часами, это действительно кино сплошное. Никогда не унывает, скачет, прыгает, кусается, царапает. Осторожно, впрочем. Без агрессии. Только иногда вдруг замрёт, уляжется и смотрит так внимательно. Долго-долго. Прощает. Отпускает мне тот далёкий детский грех. А я? Что я? Я счастлив.