Виталька лучше всего знал одно — выходить одному из круга строго-настрого запрещено. И даже не потому, что папа будет ругаться. А из-за чудовищ, обитающих в тумане. Иногда, если прислушаться, можно было услышать, как они крадутся, тихо шелестя травой. Чудища снились мальчику по ночам, заставляя просыпаться в холодном поту, они были огромного роста с длиннющими руками, достававшими до земли. Лиц у них не было, лишь два огромных мертвенных глаза и болтающийся между ними хобот. Им они хватали Витальку и утаскивали с собой за границу круга. Он отчаянно кричал, звал отца на помощь, но безуспешно — темнота вокруг словно оживала, и с чавкающим звуком проглатывала мальчика.
Проснулся Виталька рано, сквозь мутное оконное стекло только-только начали неохотно пробиваться первые солнечные лучи. Сегодня к вечеру должен вернуться папа, а значит, есть шанс получить шоколадку или другую вкуснятину.
«Как же надоели эти консервы и гречневая каша…»
Выйдя из избушки, мальчик отправился за сарай к колодцу. Умываясь ледяной водой из небольшого ведерка, он услышал громкий скрежет, доносившийся сверху. Старенький проржавевший флюгер в форме петушка медленно колебался то в одну сторону, то в другую.
«Странно…»
Виталька посмотрел на высокую пожелтевшую траву у колодца. Та стояла без малейшего движения. А это могло значить только одно — флюгер начал крутиться не из-за ветра…
Со всех ног мальчик бежал к дому, ощущая на спине дыхание чудовищ.
«Быстрее! Еще пара метров!»
Буквально, в паре шагов от круга Виталька споткнулся и упал на землю, успев в последний момент выставить руки. Левую коленку обожгло резкой болью. Обернувшись через плечо, он увидел, как туман наползает со стороны сарая. Не вставая, на четвереньках, мальчик бросился к спасительной линии. В ушах оглушительно стучало сердце, а флюгер визжал как сумасшедший.
Буквально влетев в дом, Виталька изо всех сил захлопнул дверь за собой, задвинул засов. Он сразу же бросился в угол с иконами, и, упав перед ними на колени, начал читать «Отче наш». От усердия мальчик даже закрыл глаза.
Когда молитва была закончена, Виталька открыл глаза и огляделся вокруг. Было тихо, только вращались, играя бликами на солнце, на своих нитях вырезанные из фольги кресты, подвешенные папой к потолку. Пройдя к входной двери на цыпочках, мальчик осторожно приоткрыл ее, выглядывая наружу.
Туман отступил. Площадка перед домом была залита теплым солнечным светом, а возле колодца порхали в танце две белые бабочки.
«Ушли… Повезло…»
Виталька позавтракал двумя бутербродами из черного хлеба и остатками шпрот, запивая их горячим чаем. После еды он пошел к отцовскому столу, и, открыв верхний ящик, достал ручку и тетрадку по математике. Сегодня нужно было учить таблицу умножения на шесть. Все было хорошо, пока он не доходил до строчки «шестью семь». Каждый раз в голове что-то щелкало, и получалось сорок семь. Приходилось начинать сначала, что очень злило мальчика, ведь он не любил математику. Вот другое дело чистописание или чтение. Читать Виталька просто обожал. Книги были похожи на окна, через которые можно было заглянуть в другие, неизвестные Витальке, миры. Больше всего он любил «Хоббит, или Туда и Обратно». Приключения маленького мохноногого человечка он прочитал, по меньшей мере, пару десятков раз.
Каждый раз мальчик представлял, как однажды в его дверь постучится высокий волшебник в остроконечной шляпе и позовет Витальку с собой в путешествие. Мир за пределами избушки Виталька почти не помнил. Он был совсем маленький, когда на все большие города наплыл непроглядный туман, в котором скрывались чудовища. Папа рассказывал, как люди бежали в леса в поисках спасения. Как научились прятаться за нарисованными на земле кругами и отгонять чудовищ молитвой.
«Только настоящая вера может спасти…» — говорил он.
Мама потерялась в городе. Папа не смог найти ее в тумане, сколько бы ни искал. Он решил спасать его, Витальку, говорил, что мама бы хотела этого. Жаль, но мальчик не мог вспомнить мамино лицо, хоть иногда она и снилась ему, окруженная густой серой мглой. Мама стояла к нему спиной, а он бежал к ней со всех ног, но не мог приблизиться ни на шаг. Тогда Виталька кричал, звал ее, но она словно его не слышала…
Солнце уже таяло за горизонтом, вокруг начали сгущаться сумерки. С наступлением вечера мальчика обуяло беспокойство — отец редко опаздывал. Его походы в город за припасами обычно длились двое суток, он уходил рано утром, когда Виталька еще спал. С собой он брал охотничье ружье и огромный рюкзак. Каждый раз мальчик боялся, что на папу нападут чудовища, но он возвращался невредимый с целой горой еды и керосином для лампы. Витальке обычно доставалась шоколадка или «киндер-сюрприз», что было для него настоящим праздником.
Мальчик сидел на ступеньках, пока на небе не загорелись ранние звезды. Задрав вверх голову, Виталька смотрел на их красивое мерцание.
«Интересно, живут ли там люди? Смотрит ли кто-то оттуда сейчас на него?»
Становилось прохладно. Поежившись от налетевшего ветра, мальчик вернулся в дом. Спустившись в небольшой погреб, Виталька достал последнюю банку тушенки на ужин. Консервов оставалось совсем мало, хлеб кончился совсем, только пара сухарей, слегка тронутых плесенью.
Мастерски вскрыв тушенку охотничьим ножом, как учил отец, мальчик приступил к трапезе, заедая мясо зачерствевшей ржаной горбушкой, с которой он тщательно соскреб плесень. Огонь лампы заливал пространство вокруг теплым желтоватым светом. Окружающие предметы отбрасывали огромные тени, которые прорастали по стенам как побеги дикого плюща.
На плите тихонько булькала вода в кастрюле с гречкой. Крупы тоже больше не было.
«А если папа не вернется?» — эта мысль пугала Витальку, и он отгонял ее изо всех сил.
После сытного ужина он улегся в кровать, перенеся лампу на тумбочку в изголовье. Забравшись под потертое шерстяное одеяло, мальчик взял из кучи книг, сложенной рядом с постелью, Библию. Библия очень нравилась Витальке красивыми глянцевыми картинками.
Особенно интересно было читать Ветхий Завет, истории в нем больше походили на приключения, чем на скучные заповеди. Самая интересная — про ловкого Давида и великана Голиафа. Ее Виталька перечитал раз сто, не меньше. И каждый раз мальчик представлял себя с пращей, стоящим против огромного филистимлянина…
Проснулся Виталька от странного чувства. Словно кто-то резко схватил его за руку под подушкой. Лампа не горела — кончился керосин. Скинув одеяло, мальчик встал босыми ногами на холодный пол. Внезапно за окном раздался долгий протяжный вой. Затихнув на пару мгновений, он раздался, доносясь уже с другой стороны. Все ближе и ближе.
За дверью раздался странный звук. Кто-то тихо скребся в дверь. Виталька бросился к столу и схватил с него нож. Вой раздался вновь. Совсем рядом, теперь можно было различить, что состоит он из множества зловещих голосов, сливающихся в единый поток. Забившись под полку с иконами, Виталька, выставив перед собой нож, шептал, запинаясь от страха: «Да воскреснет Бог, и исчезнут враги Его, и бегут прочь ненавидящие Его… ».
Чьи-то когти снаружи царапали дверь все сильнее, она шаталась под их тяжестью, скрипя старыми петлями.
«…и даровавшего нам свое Крестное Знамение на изгнание всякого зла. Пречестный и Животворящий Крест Господень! Помогай мне со Святою Девою Богородицей и со всеми святыми во веки веков. Аминь».
Виталька не знал, сколько времени он непрерывно шептал молитвы пересохшими губами. Рука, державшая нож, занемела на весу. В нее будто воткнули тысячу мелких иголок, но мальчик не обращал на боль ни малейшего внимания. Глаза слипались от усталости, а голос охрип. Чудовища отступали. Никто не пытался ворваться в дом, не царапал дверь. Вой повторялся, с каждым разом звуча все дальше и дальше, пока, наконец, полностью не исчез…
Проснулся Виталька от первых лучей солнца, робко заглядывающих в мутное стекло окна. Полусогнутые ноги за время сна затекли настолько, что попытавшись подняться с пола, мальчик рухнул навзничь, больно ударившись затылком о стену.
Доковыляв до двери, Виталька осторожно выглянул наружу. Никого. Только таял от порывов ветра утренний туман.
К нёбу вдруг разом нахлынула полынная горечь.
«Он один. Папа не вернется…»
***
Заяц, словно смирившись со своей участью, замер на месте как вкопанный. Не пытался вырваться из капкана, а просто отвернулся от мальчика. Так и сидел, не шевелясь, пока Виталька замахивался палкой…
Задние лапы дергались одновременно. Несчастный зверек словно бежал наперегонки с наступающей смертью. Агония длилась больше минуты.
Мальчик дождался, пока заяц не затихнет. И только тогда осторожно извлек раздробленную лапку из капкана, разжав дуги спускового механизма.
«Повезло. С одной лапой мог и вырваться».
Подвесив зайца за передние лапы на толстой ветке ближайшего дерева, Виталька достал охотничий нож. Начал надрез шкурки на животе, аккуратно идя вокруг туловища. Под мехом обнажилось ярко красное мясо. Крови почти не было.
Закончив надрез, мальчик потянул за край шкурки вниз. С негромким треском она уступила усилиям Витальки. Меньше, чем за минуту, нижняя часть туловища и задние лапы были ободраны. Остался только хвостик, забавно белевший на алом фоне, его пришлось срезать ножом. Пришла очередь верха и головы. С ними всегда было сложнее — папа говорил, что здесь нужна сноровка. Но удача в этот раз явно была на стороне Витальки. Ободрав тушку, он несколькими ударами ножа перерубил шею, отделив голову от туловища. На траву хлынула, слегка дымясь, густая и темная, почти черная, кровь.
Потроша зайца, нужно быть особо осторожным с желчным пузырем. Стоит повредить его, и мясо непременно начнет горчить настолько, что будет невозможно есть. Наконец, вырезанные внутренности выпали с чавкающим шлепком, что означало удачное завершение работы.
«Папа бы точно похвалил...»
Оставив тушку на ветке, давая стечь лишней крови, Виталька спустился к ручью у подножия холма. Холодная вода быстро смыла кровь с рук и ножа.
На обратном пути резко похолодало. Солнце пряталось за свинцово серым небом. Хоть до заката и оставалось немало времени, мальчик ускорил шаг.
«Когда уходит солнце, приходит туман. А в тумане всегда прячутся Они», — вспомнились Витальке слова отца.
Поднялся сильный ветер, порывы которого больно хлестали по щекам. В его визге в какой-то момент Витальке почудился голос. Этот голос звал его, называя по имени. Обернувшись, он увидел, как тропинку позади неспешно заволакивает густая молочная пелена. Виталька бросился вперед, сломя голову.
Мир вокруг выцвел, остались только серые краски. Вдруг, небо осветила яркая вспышка молнии, выхватывая даже мельчайшую травинку, делая все неестественно четким, словно обведенным по контуру карандашом. Через пару секунд, подобно взрыву, ударил гром. У Витальки заложило уши. Ослепленный и оглушенный грозой мальчик бежал изо всех сил. Тяжелый мешок с тушкой зайца бил его по спине, затрудняя движения.
Первые редкие капли дождя ударились о землю. Крупные и тяжелые, они стучали по шее и плечам мальчика, попадали в глаза. Начался ливень, плотный как стена, сквозь которую приходилось пробиваться Витальке. Голоса звучали сзади, они сливались с раскатами грома, выли вместе с порывами ветрами…
Виталька выскочил из леса. Очередная вспышка осветила сторожку и сарай на пригорке, к которым он несся со всех ног. Уже возле самого дома, мальчик увидел, что входная дверь приоткрыта, хотя он хорошо помнил, что плотно закрывал ее, уходя проверять капкан. Не обращая внимания на дождь, Виталька замер как вкопанный. Скинув с плеча лямку мешка, он достал из него нож. Добыча плюхнулась в лужу. Сейчас было не до нее.
На крыльце были грязные следы человеческих ног, ведущие вглубь дома. Медленно приоткрыв дверь, Виталька поднял лезвие повыше и вошел внутрь, стараясь передвигаться бесшумно. Следы вели в угол с иконами. Там, под ними, внизу темнел огромный бесформенный силуэт.
Доска предательски скрипнула под ногой мальчика. В ту же секунду, тень резко дернулась в его сторону.
«Чудище! Оно заметило меня!»
Виталька отшатнулся назад, врезавшись в стену. Вспышка сверкнувшей за окном молнии осветила комнату. Огромная чернильная клякса неумолимо ползла в сторону мальчика. Ужас сдавил Виталькино горло, не давая вдохнуть. Тень все ближе.
Выхода не было, оставалось только драться.
— Виталик… сынок, — раздался хриплый голос.
Очередная молния выхватила во мраке осунувшееся папино лицо…
***
Рана была похожа не на аккуратную круглую дырочку, как представлял себе Виталька. Это была огромная дыра с неровными рваными краями, непрерывно сочащаяся кровью. Найти небольшую пулю посреди этого багряного месива, было непростой задачей.
Отец был бледен и тяжело дышал. Он молчал, лишь изредка морщась от боли, когда мальчик задевал щипцами края раны. Пуля застряла в бедренной кости, отщепив от нее множество мелких грязно-желтых осколков. Наконец, Витальке удалось нащупать пулю.
— Папа! Я нашел!
— Молодец, сынок. Теперь разведи пальцами края пошире и попробуй ее вытащить, — произнес отец, судорожно сглатывая слюну.
Зацепив пулю почти вслепую из-за вытекающей крови, мальчик начал осторожно тянуть пулю. Не сразу, но та начала поддаваться его усилиям. Отец застонал сквозь зубы. Еще минута, и кусочек окровавленного металла холодно блеснул в огне свечи. Из раны сразу же хлынула кровь, несмотря на ремень, туго затянутый выше. Виталька схватил полотенце и изо всех сил прижал его сверху, что остановить ее.
Когда кровотечение затихло, папа был без сознания. Виталька стоял возле него на коленях и тихо ревел от страха…
Ночью у отца начался жар. Он то приходил в сознание, то опять провалился в обморочное состояние. Виталька носил ему воду из колодца, когда он просил пить. Вытирал пот со лба холодным мокрым полотенцем. И молился всем святым, чьи имена удалось вспомнить…
Проснулся мальчик рано утром. Папа лежал на том же месте, он был очень бледен, но дышал, что немного успокоило Витальку. Он прикоснулся пальцами к влажному от поту лбу отца. Температура была, но явно стала меньше. Мальчик, взяв ведро, вышел на улицу за водой.
Увязая по колено в размытую дождем грязь, Виталька еле добрался до колодца. Вытягивая ведерко наверх, мальчик невольно посмотрел в сторону границы круга. Когда-то давно, отец окопал траншею вокруг сторожки, засыпав ее кирпичной крошкой. Вчерашний ливень был настолько силен, что в одном месте кольцо было полностью размыто. Это означало одно — защита разрушена.
«Теперь Они пройдут! Скорее! Надо восстановить круг!»
Бросив ведерко на землю у колодца, Виталька бросился за лопатой. Когда он выбежал с ней в руках, то понял, что опоздал. Туман сгустился на границе круга, он осторожно нащупывал брешь, и на этот раз смог ее найти. В густом молочном мареве мелькали тени. Все ближе и ближе. И вот они внутри.
Влетев пулей в дом, мальчик закрыл дверь на щеколду и задвинул массивный дубовый засов. Бросился к отцу, начав трясти его за плечо.
— Папа! Папочка! Чудища пришли! — плачущим голосом звал его Виталька.
Отец с трудом открыл глаза. Уставился непонимающим взглядом на сына.
— Они внутри! Внутри круга!
— Виталик… мальчик мой, — прошептал отец. — Ты должен кое-что сделать. Ты будешь смелым?
— Да, папочка.
— Хорошо. Принеси… там… во втором ящике сверху… принеси флакон…
Виталька бросился к письменному столу. Выдвинув ящик, начал копаться в нем трясущимися от страха руками. Наконец, в его недрах блеснуло стекло. Внутри небольшого пузырька был насыпан порошок, похожий на сахар. Мальчик отнес его отцу.
Тот выдернул из него пробку и высыпал содержимое на ладонь. И протянул руку Витальке.
— Сынок… съешь… съешь это скорее. Тогда Они не доберутся до тебя.
Мальчик послушно опустился на пол перед отцом и приоткрыл рот. Кристаллы сначала были сладкими на вкус и отдавали какими-то орехами, но потом резко начали горчить, обжигая рот и горло. Папа прижал Витальку к себе, гладя по голове.
— Я люблю тебя сынок…
— Я тоже люблю тебя, папа!
— Иди к иконам и молись о спасении наших душ. И ни в коем случае не оборачивайся, и не открывай глаз, чтобы ты ни услышал. Обещай мне.
— Папа…
— Поклянись мне, сын!
— Я… обещаю…
Виталик стоял на коленях в углу с иконами и, закрыв глаза, горячо молился. Он надеялся, что Бог спасет его и папу. Прогонит чудовищ. Сзади раздался громкий щелчок. А затем, раздался оглушительный выстрел, и яркая вспышка осветила стены сторожки.
Тут же единственное окно разлетелось вдребезги. Что-то влетело внутрь, ударившись о половицы. Но Виталька не открывал глаза, ведь он обещал. Снаружи кто-то громко топал, ломился в дверь. Мальчик слышал страшные нечеловеческие голоса, наполненные лязганьем металла.
Стало трудно дышать. Сердце билось о ребра, словно пытаясь вырваться наружу. Витальку бросило в жар, капли пота потекли по лицу. Он хотел встать, но ноги не держали его. Опрокинувшись набок, мальчик увидел отца, держащего ружье обеими руками. Стена за его спиной была вся в потеках крови.
Дверь вылетела с петель, дом заполнился туманом, сквозь него внутрь врывались чудовища. Они бросились на мальчика, жадно протягивая свои лапы и хоботы в его сторону…
***
В просторном кабинете за столом сидел человек в погонах с большими позолоченными звездами и что-то писал. Раздался стук в дверь.
— Войдите!
Дверь открылась, в кабинет зашел высокий худощавый мужчина, держа под мышкой портфель.
— Сергей Львович, разрешите? — обратился он к сидевшему за столом.
— Да, Илья. Слушаю тебя внимательно. Что там за история такая?
— Темный лес, Сергей Львович. Я такого мрака давно не встречал. Мальчишка выжил, но пока без сознания. Тяжелое отравление. Врачи говорят, что шансы есть.
— А отец его? Это же он его траванул?
— Скончался на месте. Там уже никакое чудо бы не спасло. Вышиб себе мозги из охотничьего ружья.
— М-да. Редкостное дерьмо. С матерью связались?
— Связались. Должна приехать через пару часов.
— Выяснил, как так вообще вышло, что пацан жил с этим психом несколько лет один в лесу?
— Мать пыталась заявить в полицию, но ее слушать не стали. Похищение не оформишь, ведь мальчик формально со своим родителем. Развода у них не было. Тут, конечно, косяк ПДН. Он полтора года пролежал в дурке, потом ремиссия началась, и его за каким-то хером выпустили.
— Твою же мать!
— Он забрал сына у жены и уехал с ним жить в эту сторожку. Она давно заброшена, про нее никто не знает, так как находится она в редкой глухомани. Мать пыталась искать, но это иголка в стоге сена. А псих этот эпизодически выбирался в ближайшие поселки за припасами. Их бы так и не нашли, если бы не егерь. Ну, тот, которого он завалил. Видимо что-то начал подозревать. Не знаю. Что там у них произошло, но егеря нашли у машины на обочине. Видимо, он успел подстрелить нашего приятеля, но только ранил в бедро. Связались с местными охотниками, они и навели. А дальше отправили спецгруппу.
— Москва скоро прибудет. Натягивать меня без вазелина. На хрена эти спецы там газ задействовали? Если мальчишка помрет, скажут — задохнулся. И все шишки на нас. Чую, история эта станет той еще сенсацией. Сука!
— Хреново. Сергей Львович, я могу пока идти?
— Иди. Если еще что вспомнишь или пацан в себя придет — сразу мне звони. Даже ночью. Усек?
— Есть, товарищ полковник.
Илья встал и пошел к выходу. Уже открыв дверь, он обернулся и произнес:
— Мальчик, когда его нашли, бредил. Что-то про чудищ, про конец света. И про круг какой-то. Все переживал, что за него пройдут. Не хотел говорить, но папашка его на почве религии двинулся. Там вся сторожка иконами обклеена, словно обоями. И кресты висят самодельные.
— Илюх, постарайся, чтобы эта информация где-то затерялась. Если к этому еще и сектантство приплетут, то пресса меня порвет, как Тузик грелку.
— Слушаюсь.
Илья приехал в больницу. Возле регистратуры дремал на скамейке один из оперов. Постучавшись в окошко, старший следователь дождался появления тучной женщины в замызганном белом халате.
— Вам чего? — сварливо спросила она.
Вместо ответа Илья ткнул в окошко удостоверение. Забавно наблюдать за тем, как резко менялись в лице люди при его виде.
— Вы… это… насчет мальчика?
— Угадали.
— Второй этаж. Направо. Палата интенсивной терапии. Там на входе один из ваших стоит.
— Спасибо.
Взбежав по лестнице, Илья свернул направо. Возле входа в реанимационную палату скандалила женщина. Внутрь ее не пускали врачи и сотрудник полиции.
— Что происходит? — спросил Илья, поравнявшись с ними.
— Пусти! Пусти! Сынок... там мой сын, — прорыдала женщина.
— Мальчик сейчас лежит на ИВЛ. С ним работает целая бригада. Успокойтесь, вы сможете попасть к нему позже, — увещевал ее растерянный медик.
Илья осторожно, но уверенно взял женщину за плечи.
— Успокойтесь. Нужно подождать. Не переживайте, мальчик выкарабкается…
Виталька шел сквозь туман по берегу реки. Вода в ней была темной, как смола. Рядом с ним скакал заяц.
— Прости, что я тебя убил. Мне пришлось. Папа учил меня охотиться, чтобы выживать без припасов, — сказал мальчик.
— Было больно, — ответил зверек. — Но я на тебя не сержусь. Честно. Ты не виноват.
— Я могу пойти с тобой? К папе?
— Если хочешь…
— А если я вернусь обратно?
— Тогда ты станешь чудищем…
Далее. Хочу напомнить, что прямая речь персонажей при выбранной точке зрения "рассказчик видит кино в своей голове" что-то типа морфия — слишком сильнодействующее средство, чтобы лечить банальную головную боль. То, что вы выбираете для прямой речи, не должно замещать слова автора в этом случае. Например, "папа бы меня похвалил" прекрасно замещается "папа бы его похвалил", и так далее практически везде.
Что касается штурма и беседы в силовых структурах, это практически все не годится. Вы явно сопереживаете персонажу, приглашаете к этому читателя, а потом — хренак! — как бы не интересуетесь его судьбой. Да какая разница, что его туда привело, главное, что с ним теперь.
Балл за язык снижен 0,5 за композицию и 0,5 за диалоги. Если надо, распишу про это подробнее.