Марк Адам — Лифтер

«Жил как таракан, и сдохнешь также»!

— Сука!

Подскакиваю на смятом матрасе. По спине струится холодный пот, а сердце ломится в грудную клетку так, что ребра трещат.

— Сука, — повторил я тише. — Сука.

Встал с кровати, на ходу цепляя пальцами ног старые резиновые сланцы, отправился на кухню, шаркая по затертому линолеуму. Щелкнул выключателем. Лампочка с тихим хлопком моргнула и перегорела, яркую секундную вспышку жадно засосала окружающая темнота. На ощупь добрался до окна. Пошарил по подоконнику в поисках пачки папирос и коробка спичек. Прикуривать в слепую было непросто. Черенки пару раз ломались о терку, и только с третьего раза удалось нормально запалить гильзу.

В красноватом отблеске тлеющего кончика папиросы, выдыхаемый сладковато-горький дым махорки расползался сизыми тучами. Я, оседлав трехногий табурет, смотрел на свое еле различимое отражение в оконном стекле. Выкрученный на минимальную громкость встроенный в стену радиоприемник хрипловато напевал:

Мы хотим видеть дальше, чем окна дома напротив.

Мы хотим жить, мы живучи, как кошки.

И вот мы пришли заявить о своих правах, да.

Слышишь шелест плащей, это мы.

Дальше действовать будем мы…

Забыл имя певца. Краем уха слыхал, что он из первого поколения. Пришедших с Изнанки. Говорят, что он до сих пор жив… Слабо верится. Поймать такое можно было только ночью, на «левой» волне.

Темный цикл иссякал, таял, уступая место сумеречному. Смена темных и светлых периодов давно стала явлением необъяснимым. По одним версиям этим занималось отдельное НИИ, генерируя специальными приборами люминесцентное свечение корпуса Гигахруща. Другие с пеной у рта утверждали, что это результат квантовых флуктуаций локального пространственного континуума вокруг. Кто прав? Хер его знает, если честно.

Жизнь на Большой Перемычке в некотором смысле была роскошью — какой никакой, а вид. Серый монолит уходил бесконечностью во все стороны, насколько хватало глаз. Испещренный кластерными язвами одинаковых гермоокон.

«Все же лучше, чем пялится на двухсантиметровый слой бетонопыли».

Блатная квартирка не единственный плюс работы в лаборатории крупного НИИ. Увеличенная пайка, ранний выход на пенсию. Раньше только у ликвидаторов. Хотя… кроме Сыча в нашем жилблоке таких уникумов больше не было. А это, по меньшей мере, тысяч пять человек.

Научно-исследовательский институт истории и систематизации данных Самосбора. НИИ ИиСДС. Летописцы смерти и хаоса, бьющиеся над пустыми попытками найти хоть какую-то закономерность. Все зря. Стены вокруг… не просто бетон. Это живое разумное существо, непостижимый для человеческого рассудка Демиург. Чистейшая гегелевская метафизика. А мы, мы всего лишь паразиты, копошащиеся в его теле. Безмозглые насекомые, что бегут по кругу собственного выживания, подгоняемые низшими инстинктами.

С фотокарточки, наклеенной на дверцу холодильника, неодобрительно глядела мама. Она всегда ругалась, когда я курил при ней. Жаль, она ушла так рано. Мне ее не хватало. Самый близкий человек никак… Отца я не знал. Мать рассказывала, что он был ликвидатором, и героически погиб на безымянной лестнице неизвестного этажа, когда я и ходить еще толком не умел. Всегда говорила мне, чтобы я хорошо учился, а не шел как все в солдатню или на завод. Шепотом, конечно.

Затушил окурок, понимая, что так просто заснуть не удастся.

«А ведь сегодня выходной…»

От выкуренной натощак махорки захотелось блевать. Во рту остался мерзкий привкус алюминия и гнили. Шаркая соскальзывающими сланцами, поплелся к телевизору. На шестом канале шло «Спортлото». Миленькая девчушка вытаскивала очередной шар из лотерейной машины. За ее спиной стоял высокий мужик в пиджаке и очках.

«На извращенца больно похож», — пронеслось в голове.

Черно-белая картинка внезапно дернулась и поплыла куда-то вверх.

«Треклятые помехи. Ни хрена не работает…»

Все мои попытки настроить картинку ни к чему не привели. Делать было нечего. Вставать рано, а спать не хочется. Чтобы хоть как-то убить время, я завернулся в одеяло и наугад вытащил книгу из стопки на полу у изголовья кровати. Затертые до дыр «Эльберфельдские речи». Вот уж повезло.

Не глядя, открыл страницу из второй части текста.

«…член такого общества в случае войны, которая, конечно, может вестись только против антикоммунистических наций, должен защищать действительное отечество, действительный очаг, что он, следовательно, будет бороться с воодушевлением, со стойкостью, с храбростью, перед которыми должна разлететься, как солома, механическая выучка современной армии. Вспомните, какие чудеса совершал энтузиазм революционных армий с 1792 по 1799 г. — армий, которые боролись ведь только за иллюзию, за мнимое отечество, и вы поймете, какова должна быть сила армии, борющейся не за иллюзию, а за нечто реальное и осязаемое».

Энгельс был идеален. Не осилив и двух страниц, я начал клевать носом. Убаюкиваемый белым шумом телевизионных помех…

Митя всегда что-то жевал. Круглолицый и щекастый, он оправдывал кличку Бурундук на все сто. С его физиономии редко сходила улыбка. Единственный радостный человек на моей памяти. Ну, не считая гниющих заживо любителей долбить винт. Митин же секрет был донельзя прост — тотальная примитивность внутреннего мирка. В некотором смысле он был как животное, двигали им в основном базовые потребности. В первую очередь — пожрать. Именно поэтому Митя работал пищевым технологом на комбинате ПК №283.

Вот и сейчас, стоя на пороге, он что-то сосредоточенно жевал с задумчивым лицом. Когда я распахнул гермодверь у него перед носом, Митя незамедлительно улыбнулся, не прекращая работать челюстями. Бочком протиснулся в образовавшуюся щель.

— Здорово, Владос, — радостно пропыхтел толстяк. Протянул мне надкусанный брикет в полиэтиленовом мешке. — Новиночка наша, попробовать не хошь?

— Двуединый с тобой, Мить. Убери от меня эту хрень.

— И ничего это не хрень. Вкуснятина ж. А ты морду воротишь. Моя разработка, между прочим. Мог бы и поддержать друга.

— Мить, завязывай. К Сычу пора топать.

— Но…

— Никаких но. Сейчас я только бумаги захвачу, и выдвигаемся.

Четыреста семьдесят девятый этаж. Место, где мы родились. Где выросли. Здесь и умрем. Наши тела зальют бетоном в локальном некрохране. И мы станем частью Гигахруща. Плотью от плоти…

Сыч был бывшим ликвидатором, вышедшим на пенсию по травме. Редкий случай. Даже уникальный в своем роде. Обычное дело, когда борцы с Самосбором заканчивали жизненный путь в самом расцвете сил. И далеко не всегда скорбящим родственникам было что оплакивать. Буквально. Партия хоронила своих героев со всеми подобающими почестями. Словно внутри пустого цементного саркофага взаправду кто-то лежал…

Сыч выжил в безумной кровавой мясорубке. Из двадцати человек контингента бригады он остался в тот день один. Начальство кинуло их разгребать Узел — точку пересечения вертикальной и горизонтальной волн Самосбора. Нечастое, крайне опасное явление. Орды мутантов, потоки черной слизи… Сыч, когда напивался, вспоминал произошедшее. Делал длинные паузы, подолгу молча смотря в стену. Смахивал украдкой слезы. Задумчиво чесал место, где локоть переходил в протез. Руку оттяпали в медсанчасти, с целью предотвращения дальнейшего распространения мутации на остальной организм.

«Все равно левая была, толку-то от нее. Хвала Двуединому Вождю, хрен на месте. Вот без него бы точно было грустно», — шутил Сыч.

Минут за двадцать мы с Митей добрели до коммунальных жилблоков. Здесь, в крошечных убогих комнатенках, ютились те, кто уже не мог быть полезным обществу. Партия великодушно ссылала их сюда доживать остаток безрадостной жизни в нищете. Умирать в одиночестве в личной камере на двенадцать квадратов. Общество благополучно забывало о них до того момента, пока соседи не начинали жаловаться на вонь трупного гниения, растекшуюся на пол-этажа…

Я изо всех сил постучал кулаком в металлическую облицовку гермодвери. Безрезультатно.

— Что он там, спит что ли? — спросил Митя.

Не отвечая, я продолжил молотить по стальной панели. Наконец, за дверью раздались шаркающие шаги.

— Кто? — раздался изнутри сиплый голос.

— Сыч, отворяй. Это мы.

С минуту за дверью было тихо, затем с негромким лязганьем запоров, она приоткрылась. В образовавшуюся щель выглянуло худое лицо, больше похожее на череп, обтянутый кожей. Череп, поросший щетиной до самых глаз, горящих маниакальным огнем внутри темных впадин.

«Худо дело…», — подумал я, глядя на хозяина квартиры.

— Херово выглядишь…

Сыч буквально втащил нас двоих в недра своей халупы. Сразу же закрыл за нами многочисленные запоры. Мы с Митей стояли в центре небольшой комнаты по планировке больше походившей на каюту звездолета из фантастического фильма. Никакого намека на окна, пусть даже и погребенные под слоем бетонопыли. Глухие стены, словно в могильнике. В центре помещения на полу валялось огромное количество книг, чертежей и схем. Рядом небрежно развалился армейский спальный мешок. Еще была газовая горелка, на голубоватом пламени которой стоял котелок цвета хаки. Все нехитрое убранство.

«Нормальный человек в таких условиях жить не сможет…»

— Чай будете? — хрипло осведомился хозяин. — Крепкий, шо скулы сводит.

— Я буду. А что к чаю? — с энтузиазмом откликнулся Митя.

— К чаю — хер вприкуску. Тут тебе не столовка, Бурундук. Пей и не выеживайся, — с этими словами Сыч сунул ему алюминиевую кружку, исходящую паром. — Владос, достал?

Я, кивнув, скинул с плеча вещмешок. Достал изнутри две папки в красном картоне. Молча протянул Сычу. Тот достал документы и начал рассматривать их под желтоватым светом одинокой лампочки, свисавшей на проводе с потолка. Митя шумно прихлебывал горячий чай, сидя прямо на полу.

— Твою мать, Митяй, ты можешь засасывать потише? Сука, чисто дренажный насос! — ругнулся Сыч.

Я подмигнул обиженному Мите. Жалко было толстяка — всю жизнь его все шпыняют. Но он не унывал — зашуршал целлофан на извлеченном из рюкзака брикете.

— Влад, подь сюда. Не могу разобрать.

— Ну?

— Расстояние. Девяносто четвертый ведь Дикий? Сколько идти? Какие-нибудь ориентиры есть? — спросил бывший ликвидатор, водя по разложенной перед ним карте пальцем.

— Если верить чертежам коммуникаций — около двадцати километров. Дальше поворот на юго-восток. Что за поворотом неизвестно. Остается ориентироваться по схемам параллельного этажа. Ненадежно, но делать нечего. Вон в том районе должна быть радиорубка. Недалеко от развилки. Пригодится в качестве укрытия. На случай Самосбора.

— Выходцы много шарятся по Дикому Этажу. Но только по прямой, не отклоняясь в ответвления от центрального рукава. Из всех, с кем удалось побазарить, только Босой пару раз заходил в боковые коридоры.

— И?

— Последний раз мы говорили с полгода назад. Он как раз уходил на девяносто четвертый. Его не видели уже больше двух месяцев.

— Эй, какой еще Босой? Тот самый? — подал голос Митя. — Вы чего надумали? На кой ляд вам Дикий Этаж? Сдохнуть решили поскорей?

— Цыц, малой! Не встревай, — злобно шикнул на беднягу Сыч. — Ты жратву принес?

— Да…

— Давай сюда!

— Нет! Не дам! — выкрикнул Митя, прижимай ранец к груди. — Вы там помрете, а я здесь останусь! Один!

— Отдавай, сучонок щекастый!

— Нет! Сначала расскажите мне все!

— Куда ты лезешь, бестолочь?! Отдавай рюкзак!

— Нет! Рассказывайте все как есть! Это ж самоубийство!

— На! Доволен! — ощерился Сыч, задирая подол балахона. Жилистый торс был испещрен густыми налившимися венами иссиня-черного цвета. Они пульсировали, наливаясь и опадая. Кожа рядом с ними посерела, выглядела безжизненной, словно на лежалом трупе. Больные сосуды прорастали из левого бока и шли через грудную клетку, доставая до самой шеи.

— Что… что это такое? — пролепетал, заикаясь, Митя.

— Сам-то как думаешь?

Толстяк, словно ища поддержки, перевел взгляд на меня.

— Владик?

— Мутация от контакта со слизью. Зараженную конечность ампутировали, но некоторая ее часть попала в общий кровоток. Так бывает. Долгое время может и не быть никаких признаков. Иногда проходят годы. Как бомба замедленного действия. А потом…

— Что потом? — спросил Митя, со слезами на глазах.

— Жопа потом! А то неясно, — пробурчал Сыч. — Нехер здесь сопли разводить, как баба!

Он выдернул рюкзак с провиантом из Митиных рук. Тот впал в ступор и не сопротивлялся. Воспользовавшись моментом, Сыч вытолкал его из квартиры. Последнее, что я увидел, были влажные грустные глаза толстяка.

— Жестко ты с ним.

— Иначе никак. Он бы с нами поперся. Та еще обуза. С таким далеко не уйдешь.

— Все равно. Не по-людски. Митька же свой.

— Влад завязывай. У нас шесть часов осталось. Нужно все перепроверить напоследок.

Лестничные пролеты мелькали один за другим. И вот, наконец, после очередного поворота ступеней, мы вышли на четыреста девяносто третий этаж. Дальше прямиком к комплексу контроля внутристенных коммуникаций. Вокруг не души — только заканчивался темный цикл, и народ еще спал.

Сыч тихонько постучал в цельнометаллическую панель, на которой красовалась табличка: «Не влезай — убьет!» Дверца приоткрылась почти сразу, за ней нас ожидал мужичок в каске с налобным фонарем. Грязное лицо и мощный запах солидола говорили, что перед нами коммунальщик из ЖЭКа. Он сразу уперся в меня недоверчивым взглядом.

— Слышь, Сыч, это еще что за фраер? — спросил мужик шепотом.

— Все нормально, Магарыч. Кент мой.

— С тобой, что ли, пойдет?

— Да.

— Ну, тогда по двойной таксе.

— Не вопрос.

Сыч достал из вещмешка два пузыря с белёсой жидкостью и протянул их технику. Тот, схватив их, моментально приоткрыл дверь пошире. Впустив нас внутрь, он сразу же закрыл все засовы. Мы оказались в вытянутом помещении, по стенам и потолку которого извивались провода и трубы, да зияло несколько вентиляционных люков.

Магарыч торопливо подставил к одному из них раскрытую стремянку.

— Ну что, хлопцы? Вперед и с песней. Или передумали?

Сыч молча кивнул мне в сторону лаза. Я начал забираться наверх, на ходу включая небольшой фонарик.

— Ты нас не видел, не забывай, — раздалось сзади.

— Ясен пень. Знать вас не знаю.

— Ну, Магарыч, бывай…

Мы пробирались по вентиляции недолго. Минут шесть-семь ползли по прямой. Затем вверх, по ржавым металлическим скобам. Подъем закончился круглым люком, отодвинув который мы выбрались наружу, предварительно погасив все свои источники света.

Справа от нас горели огни Кордона — поста, отделявшего Дикий Этаж от жилых блоков. За толстым бронестеклом будки находились караульные, пресекавшие любые попытки пробраться в неизученную опасную область, а также отстреливали многочисленную нечисть, таящуюся в этих безжизненных коридорах.

«Здесь Самосбор не никогда не заканчивается…»

Однако Выходцы раз за разом умудрялись обходить блокпосты, проникая на запретную территорию. Многие там и сгинули. Некоторые возвращались с ценными трофеями и жуткими историями, слухами и байками, расходящимися по всем близлежащим этажам. Как круги на воде. Были среди них и совсем больные на голову, искавшие выход из Гигахруща. Такие обычно исчезали первыми, и больше их уже не видели. Теперь к числу последних примкнули и мы с Сычом…

Длинный коридор уходил в бесконечность, по обеим его сторонам пустели дверные проемы, за которыми клубилась тьма. Было там что-то еще, живое и злобное, следившее за нами голодным взглядом. Прятавшееся от света наших фонарей.

Под ногами хрустела бетонная крошка, счетчик расстояния показывал четыре километра, когда Сыч шепнул мне на ухо: «Хвост». Мы резко свернули в один из боковых ходов. Действительно, через пару минут стали слышны чьи-то приглушенные шаги. По полу бегал луч света, ища следы. Наши следы. Вот неизвестный, поравнялся с нашим укрытием. Сыч бросился на него сзади, ударил протезом по затылку. Незнакомец мешком рухнул на пол. Я вытащил из-за ремня древний наган. Взвел курок.

— Блин, вы чего? Больно же, — простонал знакомый голос.

Сыч, схватив за шкирку, перевернул упавшего. В свете фонаря на нас смотрело обиженное Митино лицо.

— Вы чего совсем озверели? Ой, Влад, а откуда у тебя пистолет? — спросил он, потирая ушибленный затылок.

— Ты лучше скажи нам, полудурок, какого хера ты здесь делаешь? — разъяренно прошипел Сыч.

— Я это… за вами…

— Ты совсем идиот?

— Нет. Вы же мои друзья. Вот я и пошел за вами.

— Твою мать!

— И что с ним делать? — спросил я. — Обратно его?

— Куда обратно. Времени до хера потратим.

— Нет! Я обратно не пойду! Я с вами! — испуганно залепетал Митя.

— Может, пристрелим его к чертовой матери? И дело с концом.

— Мить. Ты хоть знаешь, куда мы идем? — спросил я толстяка.

— Не знаю. Мне вообще по фигу если честно. Я вас одних не пущу.

— Хрен с ним! Сам увязался, силком не тащили. Потом разберемся! — подогнал Сыч. — Нам еще топать и топать.

Первым размашисто шагал Сыч, за ним я. Запыхавшийся Митя сопел сзади.

— Влад, а откуда у тебя револьвер такой? Оружие же запрещено для гражданских, — спросил толстяк, нагнав меня.

— Архивный. Такому место в музее. Я в НИИ как раз изучаю историю периода до Исхода. Так что, если примут — отбрешусь, мол, изучаю древние артефакты.

— А он стреляет?

— Холостыми. Боевыми пока проверять не доводилось.

— Круто. Влад… а куда мы все-таки идем?

— К Лифту.

— К лифту? Какому еще лифту? У нас же в блоке сразу два есть.

— К Центральному.

— Ты что? Прикалываешься? Это же сказки. Мне бабушка в детстве рассказывала. То, что он идет сразу через все этажи до самого первого. Кто попадет внутрь, сможет выйти. Ну, это. Совсем. Наружу. Только это же невозможно.

— Я тоже думал — байки. Вот только Сыч уже много лет копает эту тему. У него времени мало осталось. Вот и хочет…

— Умереть пораньше? А если там ничего нет? Ну, совсем ничего?

— Нет, Мить. Я в самых старых секциях архива наткнулся на документы. Секретные документы. Они подтверждают слухи среди Выходцев. Что-то там есть. Дикий Этаж… такой неспроста. Я же всю жизнь изучаю Гигахрущ. А тут такой шанс — проникнуть в самое сердце. Увидеть, что никто и никогда не видел. Да ради такого и сдохнуть не жалко! Чуть раньше, чуть позже — хер ли толку? Ты мне лучше вот, что скажи — как ты через кордон пробрался?

— Они там все пьяные в доску. Ворота открытые. Я аккуратно прополз на пузе, никто и не заметил.

— Ну, ты даешь. Повезло… А мы через вентиляцию с девяносто третьего. Я тебе схему коммуникаций оставлю, по ней найдешь вход. Так что, как дойдем до радиорубки — перекантуемся там, и ты пойдешь обратно.

— Нет, не пойду! И не спорь, Влад. Ты думаешь, что я такой глупый и ничего не понимаю? А я все понимаю. Что бы там ни было, я с вами до конца. Как бабушка померла, у меня никого кроме вас нет. Твоя мама меня как родного всегда привечала. Эх. Скучаю я по ней.

— Я тоже…

— Завязывайте там сопли жевать, щеглы! — прошипел Сыч через плечо. — Опосля друг друга вылижете!

Он судорожно скинул на пол вещмешок, из недр которого извлек части сборного плазмореза. Не успели мы и глазом моргнуть, как Сыч соединил все детали. Короткий щелчок кнопки пуска газоразрядного генератора. Тихий гул, сменился еле слышным звоном вибрирующей электродуги.

— Охренеть, — прошептал, потрясенный Митя. — Это же… военный образец. Такие только у штурмбата ЧК видел… Когда они леваков выкуривали у нас на комбинате.

— А ты думал — мы настолько кретины, чтобы полезть сюда с голой жопой? — буркнул ликвидатор. — Держитесь за мной.

Мы не спорили. Здесь авторитет Сыча был непререкаем. Мои научные экспедиции по неизученным и заброшенным территориям были прогулкой с пирожками к бабушке, по сравнению с выходом вглубь Дикого Этажа. А Митя вообще ни разу в жизни не покидал родной жилблок.

Пространство вокруг изменилось. Узкий коридор резко расширился, перейдя в огромный зал наподобие испытательного ангара. Словно река, впадающая в бескрайнее море. Вместо серого бетона — стены едкого желтого цвета. Непроглядный мрак исчез, его разгоняли множественные люминесцентные ламы, свисавшие с потолка. Их раздражающий треск то затихал, то нарастал, сливаясь в оглушительный унисон. Пол был покрыт обломками арматуры и различным металлолом. Ни следа ржавчины на них не было — такое ощущение, что они оказались здесь недавно.

Шедший последним Митя постоянно спотыкался о различные железки, звон которых разносился по сторонам. Сыч каждый раз при этом матерился сквозь зубы. Он с опаской поглядывал в пустые проемы по бокам зала, казавшегося бесконечным. Возле валявшегося по полу бетонного блока огромных размеров Сыч скинул вещмешок.

— Перекур. Влад, доставай свои бумажки. Надо свериться.

Пока мы разбирались с нашим положением и дистанцией до следующего ориентира, Митя достал плитку пищеконцетрата, начал жевать, похрустывая упаковкой.

— Если мы прошли уже с пятнашку, то скоро должна быть развилка. Уходим в этот коридор. Совсем рядом должна быть рубка… Бурундук! Етит твою мать! Ты можешь, сука, жрать потише?!

— Ладно тебе. Не цепляйся к нему, — попытался я урезонить Сыча. — Он с нами пошел…

— В этом то и проблема! На хер он тут не упал…

Нас прервало негромкое щелканье во мраке одного из туннелей. Ближе с каждой секундой. Щелк. Щелк. Щелк. Сухой ритмичный звук, источником которого были две пары хитиновых жвал. Через минуту к нему добавился клацающий стук многочисленных ног по бетону. Их обладатели почувствовали нас. Чувствовали добычу.

— Бежим, идиоты! — взревел побледневший Сыч, переводя плазморез в боевой режим.

Спешно похватав на пару с Митей брошенные вещи, пулей рванули к центральному проходу, видневшемуся вдалеке. За спиной грохотали сапоги Сыча. Обернувшись на короткий миг через плечо, я увидел щелкунов, выскакивающих на полном ходу из бокового коридора.

Эти твари были едва ли не самыми страшными представителями фауны Самосбора. Крупные рептилии с примесью насекомых. Закованные в мощную хитиновую броню. Три пары паучьих лап, вооруженные длинными когтями передние конечности, двойные ряды острых зубов, мощные жвала, которыми они непрерывно щелкали. За что и получили свое название. Настоящие биомашины, умерщвляющие все на своем пути. Ходили слухи, что их когда-то выращивали в секретных лабораториях партии, пока они не вырвались на свободу…

Щелкающий рой стремительно приближался к нам. Убежать от этих монстров было невозможно. Сыч резко остановился, вскидывая оружие. Взревела электродуга. Сгусток ионизированного миллионами вольт газа вылетел с оглушительным свистом и врезался в самую гущу хитиновых тел. Одна из тварей буквально испарилась, несколько вспыхнули как спички, и, оглушительно вереща, катались по полу. Остальные отшатнулись в стороны от невыносимого жара, тем самым давая нам время.

— Не спите, сукины дети! — выкрикнул ликвидатор, на ходу перезаряжая плазморез.

В ноздри била отвратительная вонь паленого хитина. Я подхватил Митю под локоть и бросился бежать к выходу. Буквально через пару секунд перестук множества ног и щелканье за нами возобновились. Темный проем все ближе и ближе. Еще пара метров…

Мы ввалились в узкий коридор. За нашими спинами раздался звук еще одного выстрела. В затылок ударила волна горячего воздуха. Оружие Сыча в замкнутом пространстве было опасно для всех, включая самого стрелка. Впереди я увидел изгибы исполинского размера труб.

«Мы близко. Осталось немного…»

Старый коммуникационный узел был ориентиром. Здесь, на его развилке, был нужный нам поворот, за которым находилась заброшенная радиорубка. Внезапно все вокруг взорвалось оглушительным воплем сирен.

«ВНИМАНИЕ! ЭТО НЕ УЧЕБНАЯ ТРЕВОГА! НАДВИГАЕТСЯ САМОСБОР! ВСЕМ ГРАЖДАНСКИМ УКРЫТЬСЯ В ИЗОЛИРОВАННЫХ ПОМЕЩЕНИЯХ И СПЕЦХРАНАХ!» — повторял металлический голос, берущийся здесь невесть откуда.

Впереди появились тонированные стекла рубки. Над ее гермодверью горела табличка: «ОСТОРОЖНО САМОСБОР!»

Но щелкуны приближались быстрее. Сзади матерился Сыч, подгоняя нас с Митей. Членистые конечности стучали все ближе. Сухой треск жвал сливался с воем сирены.

«ВНИМАНИЕ! ЭТО НЕ УЧЕБНАЯ ТРЕВОГА! НАДВИГАЕТСЯ САМОСБОР! ВСЕМ ГРАЖДАНСКИМ УКРЫТЬСЯ В ИЗОЛИРОВАННЫХ ПОМЕЩЕНИЯХ И СПЕЦХРАНАХ!»

Внезапно люк в радиорубке распахнулся. В проеме показался человек со скорострельной винтовкой в руках. Пули засвистели вокруг, поражая преследующих монстров…

Ввалившись внутрь помещения, Митя повалился на пол, увлекая меня за собой. С громким лязгом за Сычом захлопнулась гермодверь. Незнакомец спешно закручивал вентиль. Снаружи раздавался жуткий скрежет когтей по металлу. Толстое бронестекло содрогалось от удара хитиновых тел.

Коридор заполнялся густым темно-фиолетовым туманом с характерным запахом гнилого мяса. Я чувствовал его даже через два с половиной сантиметра стекла. Щелкуны, растворившись в нем, переставали пытаться проникнуть внутрь. Одна крупная особь напоследок прижалась головой к стеклу, пытаясь высмотреть добычу. Я впервые в жизни видел такого монстра вживую. Желтые глаза с вертикальным зрачком пылали жаждой убивать. Эти твари точно были разумны, вопреки расхожему мнению ученых. Парные жвала царапнули гладь стекла. Словно на прощание. И он последовал за своими сородичами, исчезнув в тумане.

Наш спаситель повернулся к нам. Откинул капюшон, под которым скрывалось худое испещренное шрамами лицо и маленькие близок посаженные глаза, холодные и колючие. Тонкие губы искривлены усмешкой.

— Ну, здорово, Сычара, — произнес незнакомец высоким писклявым голосом, — Не думал, что еще свидимся…

— Босой? Быть не может! Говорят, ты сгинул.

— Как видишь — брешут собаки.

— Но как? Другие выходцы говорили, что ты не возвращался несколько месяцев. На Диком Этаже столько продержаться невозможно. Даже тебе.

— Эх, старичок. Недооцениваешь ты меня. Обидно.

— Что ты здесь забыл? Почему не вернулся?

— Я нашел. Нашел его, понимаешь? Он и правда существует. Все как мы предполагали.

— Кто существует? — влез Митя. — Центральный Лифт?

— А ты вообще, что за хрен? — спросил Босой. — Сыч, на хера ты кого-то сюда еще припер?

— Ты видел его? — спросил я Босого. — Далеко он отсюда?

— О, да. Видел, — мечтательно ответил выходец. — Я был в Диспетчерской. И даже раздобыл это.

Возле одной из стен стояло несколько вещмешков. Наш спаситель извлек из одного странный предмет — брусок длиной сантиметров двадцать, в основании его был равносторонний треугольник. Металлическая поверхность была покрыта редкой ржавчиной, под которой угадывались глубокие насечки, образовывавшие сложные геометрические узоры.

— Быть этого не может, — прошептал я, — Это же Ключ. Ключ Доступа. Сказки оказались былью…

— Да, Влад. Не врали твои документы. Не зря все архивы перевернул кверху дном. Нарыл-таки. Все совпало, — хлопнул меня Сыч по плечу.

— Это что же получается? Мы выберемся? Прямо совсем. Наружу! — воскликнул Митя.

— Насчет наружу — неуверен. Но то, что сможем попасть туда... А куда — хер его знает, — весело перебил его Босой, — Удачно вы появились. Я уже давно планирую к самому Лифту прорываться. Да все ссыкотно одному было, если честно.

— А что там? — не удержался я. — Щелкуны?

— Диспетчерская под завязку набита ловушками. Пес его знает, откуда они там, и кто их оставил. Но я в парочку чуть не встрял.

— А охрана?

— Не знаю. Не видал. Людей точно нет. Может, что похуже…

— Похуже? — вскинулся Митя. — Это еще что значит?

— Были какие-то обрывки. «Спецконтингент — М89», — ответил я.

— Не понял. Типа зеки что ли? — спросил Сыч. — Странно.

— Точнее зек. Один. Встречалась фамилия — Гридин. Нигде больше не упоминается. Ни в одной базе его нет. Вот только, судя по датам, ему лет под триста.

— Ну, не думаю, что он до сих пор пребывает в добром здравии, — усмехнулся Босой, — Кроме крыс внутри никакой живности нет. Что скажете? Предлагаю объединить усилия. Вместе будет надежней.

Сыч вопросительно посмотрел на меня.

— Часов десять-двенадцать, не меньше. Пока туман полностью сконденсируется. Но по слизи идти без спецобуви нельзя. Да и противогазы бы не помешали. Хотя бы фильтрующие.

— Найдется. У меня здесь всякого добра навалом. Налетайте, — махнул в сторону мешков Босой, — Перекантуемся пока. И в путь. Я пока сосну часок…

Митя, усевшись на полу, немедленно захрустел упаковкой пищконцентрата. Неутомимый обжора. Мы с Сычом подбирали снаряжение. Внутри рюкзаков действительно оказалось множество вещей, одежда и обувь, провиант и медикаменты, боеприпасы. Рядом стояла приставленная к стене пара винтовок старого образца.

Я вытащил один из комбинезонов и развернул его в полный рост. В грудной части обнаружилось небольшое сквозное отверстие. Такие оставляли пули гауссовок — редкого мощного типа электромагнитного оружия.

— Ты глянь, — прошептал я Сычу, указывая на дырку в комбезе, — Твой дружок тут, походу, людей мочит, да трупы обирает.

— Не боись, парень. Это трофеи от стычек с бедуинами. Северо-запад этажа кишит ими, — высунулся из-за наших спин Босой, — Там можно неплохо подразжиться, если успеешь выстрелить первым. Иначе, цацки будут снимать уже с твоего остывающего трупа.

— Да я…

— Забей. Не парься. Не доверять никому за пределами обитаемых секторов — это главное правило. Если бы не эта малышка, — выходец указал в сторону винтовки Гаусса, лежащей на приборной панели рубки, — То мои яйца уже давно висели в качестве талисмана в убежище этих кочевых фанатиков. Она абсолютно бесшумна, а вот на звук огнестрела даже с глушителем сбегается все племя в один миг.

— Не нарвемся мы на этих бедуинов по пути к Диспетчерской? — спросил Сыч.

— Вряд ли. Они считают это место домом злых духов, вот и не суются. Сила там, мол, нечистая. Так что… Советую подкрепиться и поспать — путь предстоит неблизкий.

Путь шел сквозь многочисленные узлы коммуникационной паутины. Постоянно виляя в стороны, крошечный коридор был освещен красными лампами технического освещения. В некоторых местах потолок был низким настолько, что приходилось сгибаться в три погибели. С труб, пышущих адским жаром, капал конденсат.

Вел Босой. Дорогу в туннелях он определял без карты — по памяти. Не задумываясь, почти бегом, пролетал хитросплетенные развилки. Митя за моей спиной сопел и хрипел, словно его кто-то душил. Ему было тяжелее всего. Комбез химзащиты и противогаз, высокая температура вокруг и высокая скорость движения доводили его до изнеможения. Я и сам чувствовал дикую усталость, становилось трудно дышать, хотелось снять респиратор и вдохнуть вволю, но это было слишком опасно. Частицы тумана Самосбора, оседая на полу и стенах, могли сохранять токсические свойства до двух недель. Попадание их в живой организм приводило либо к тяжелым необратимым мутациям, либо к мучительной смерти.

Часа через полтора, когда я был готов просто лечь и сдохнуть, коридор оборвался узкой шахтой.

— Ну, все, хлопцы. Добрались.

Босой, ловко скользнув в небольшое отверстие, приземлился с другой стороны. Судя по грохоту сапог, до пола было не меньше метра. Следом за ним спрыгнул Сыч, а затем и мы с Митей.

Это было небольшое помещение, похожее на инженерную мастерскую. Закрытое глухой шлюзовой дверью. Верстаки с инструментом, мотки металлического троса, какой-то пульт управления с негорящими лампами панели управления. Босой дернул за рычаг рубильника на стене. Через пару секунд раздалось тихое гудение генератора. Огни приборной панели, несколько раз мигнув, загорелись. Выходец нажал несколько кнопок, открывая проход наружу.

Это было странное место. Пол здесь был покрыт чем-то похожим на песок платинового цвета. Сложенным в ровные барханы с полметра высотой. Они покрывали все вокруг, образуя идеальные периодически повторяющиеся узоры. Источников света не было, но от песка исходило блеклое сияние.

Я уже занес ногу, делая шаг вперед, но тут же раздался резкий окрик Босого.

— Стоять! Дальше ходу нет!

Он извлек из вещмешка полную горсть тяжелых металлических гаек и пару кусков белой марли. Протянул нам несколько штук. Сам же оторвал длинную неширокую полосу материи, продев ее сквозь гайку, завязал узлом. Мы, переглянувшись, последовали его примеру.

Когда было готово с дюжину таких самодельных снарядов, выходец подошел к границе песков. Бросил гайку в ближайшую дюну. Мелькнув в воздухе шлейфом, та упала, наполовину зарывшись в песок. Босой шагнул вперед и подобрал гайку, подтянув за марлю.

— Идем строго за мной. След в след, коли жить охото, — процедил он не оборачиваясь.

Следующий бросок. Я заворожено следил за полетом, но так и не дождался приземления гайки. Она зависла над поверхностью барханов на высоте двадцати сантиметров.

— Твою ж мать! Это еще что?! — выругался Сыч.

— Ловушки. Хитрожопые. Не знаю, откуда они здесь, но со своей задачей справляются отлично. Так что приходится прощупывать каждый следующий свой шаг. Иначе…

Очередная гайка подтвердила сказанное. С оглушительным визгом песок взорвался двухметровым вихрем, в сердцевине которого вращались блестящие стальные лезвия. Буквально пары секунд хватило, чтобы нашинковать ткань и металл на мельчайшие частицы.

— Сука! Каждый раз все меняется!

Пробираться пришлось около получаса, постоянно петляя. Избегая скрытых под платиновыми дюнами угроз. Особенно впечатлило меня одно место, где при контакте с упавшей гайкой песок начал шипеть и плавиться, превращаясь в черную смолянистую жидкость, мгновенно разъевшую сталь. Наконец, добрались до выхода.

«Хвала Двуединому, выбрались!»

Мы оказались в просторном полутемном зале с невысокими потолками. В стенах были проходы в боковые туннели. По центру помещение рассекали надвое огромные провода толщиной в руку, от которых исходил тихий монотонный гул. Шли они от технического помещения, где мы были минуту назад, к…

Я узнал его. Хоть и не видел ни разу. Даже на фотографии или технической схеме. Покрытые желтоватым, похожим на медь, сплавом створки. Шириной метра в четыре. Главная артерия Гигахруща, ведущая в самое сердце бетонного монстра.

Центральный Лифт — легенда знакомая каждому с младенчества. Партия отрицала его существование, замела все следы. Я наткнулся на жалкие обрывки, чудом затерявшиеся в бесконечных стеллажах архивов. И теперь он перед нами.

— Сука. Быть не может, — выругался Сыч, стягивая противогаз, — Стою здесь и не верю своим глазам.

— А он работает? — спросил Митя. — Бабушка говорила, что он желания исполняет. Правда?

— Не знаю…

— Держи. Ты вроде малый ученый, — протянул мне Ключ Доступа Босой, — Разберешься, что к чему.

Справа от створок Лифта была небольшая пластина из того же материала, в центре ее было треугольное отверстие. Я вставил брусок в щель на половину длины. Ничего не произошло. Нажал с небольшим усилием, и ключ с негромким скрежетом вошел до конца.

Легкие вибрации прошли у нас под ногами. Где-то в глубине каменной толщи отдаленно звучал некий гул, приближающийся с каждой секундой. Я был в таком состоянии в этот момент, что сердце ломилось в грудную клетку, пытаясь вырваться на волю. Митя замер, широко открыв рот. Сыч хлопал себя по карманам в поисках пачки папирос. И только Босой как-то попятился назад, словно от испуга.

Гул нарастал, становясь оглушительным. Пол сотрясался, а с потолка сыпалась пыль. Раздался визг тормозящей системы. И все разом прекратилось…

Я почему-то смотрел на ботинки своих кирзачей, боясь поднять взгляд выше. С громким скрежетом створки Лифта начали расходиться.

«Кажется, я сплю».

Это и правда было похоже на сон. Но только сон в любой миг может смениться кошмаром. А в глубине каждого кошмара кроется монстр…

За открывшимися дверями царила непроглядная тьма. Тьма и смерть. Два глаза вспыхнули багровым огнем…

Из мрака вынырнули металлические щупальца, ударом одного меня отбросило в сторону. Верх и низ поменялись несколько раз местами во время полета. От удара о стену из легких вышибло воздух. Я лежал оглушенный и дезориентированный, хлопая ртом как рыба, выброшенная приливом на берег.

Сквозь мутную пелену видел, как из Лифта вышло нечто чудовищное, похожее на закованного в металлический панцирь человека. Гиганта под три метра ростом. За его спиной судорожно извивались щупальца, атакуя непрошеных гостей.

— НАРУШИТЕЛИ! ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН! НЕМЕДЛЕННАЯ ЛИКВИДАЦИЯ! — загрохотал механический голос, исходивший от чудовища.

Монстр навис надо мной, с ужасом я беспомощно смотрел на то, что когда-то было человеком. Отвратительный сплав живого существа и машины. Ссохшееся лицо выглядывало из проема стального доспеха. Глаза заменяли ярко горящие линзы из красного стекла. Нижнюю часть лица занимал динамик, на том месте, где должен был быть рот. Оттуда и раздавался дребезжащий голос, похожий на сирену.

— НЕСАНКЦИОНИРОВАННОЕ ИСПОЛЬЗОВАНИЕ! ОШИБКА ДОСТУПА! — тварь потянулась ко мне крючковатыми железными пальцами. — ВЫ ПОДЛЕЖИТЕ НЕМЕДЛЕННОЙ ЛИКВИДАЦИИ!

Раздался треск электродуги, и в бок монстра ударил сгусток плазмы, отшвырнув его в сторону. Митя тормошил меня, пытаясь поставить на ноги, а я смотрел на него, не понимая, что он хочет. Сыч, матерясь, перезаряжал плазморез.

С лязгом и грохотом жуткий страж поднимался на ноги. Целый и невредимый. Он двинулся в сторону ликвидатора, ускоряясь на ходу. От тяжелой поступи трясся пол. Сыч выстрелил повторно, попав в корпус твари. Но это только замедлило приближение. И тогда Сыч побежал. Уводя чудовище за собой.

Что-то просвистело в воздухе, и плечо пронзила острая боль. Словно раскаленным гвоздем придавили. Я опустил взгляд. На ткани комбинезона быстро разрасталось темно-красное пятно. Разом накатила волна отвратительной слабости, ноги подкашивались. Я медленно осел на пол, скользя парализованной рукой по шероховатой стене…

В глазах был туман, все тело одеревенело. Я заторможено наблюдал, лежа на боку, как мои друзья безуспешно пытаются остановить монстра. Вдруг, рядом появились ноги в высоких сапогах. С огромным трудом я поднял взгляд. Это был Босой. С гауссовкой в руках.

— Черт. Промазал. Всего-то на сантиметр выше сердца. Старею видать… Ничего личного парень. Расслабься, все равно недолго осталось, — посетовал выходец, — Вовремя вы нарисовались. Эту тварь только на живца можно обойти. И то в прошлый раз не удалось. А сейчас — фартануло. Ну, не поминай лихом.

Он прошел мимо меня к Лифту, выдергивая Ключ на ходу.

«Мразь».

Волна ненависти захлестнула с головой. Ватными пальцами нащупал рукоятку кольта…

Сил хватило на три выстрела. Последняя пуля ушла мимо из-за дернувшейся вниз руки. Но две попали точно в спину Босого. Теперь эта паскуда валялась на полу, суча ногами и хрипя простреленным легким.

Я перевернулся на спину. Боль ушла, на смену ей пришел абсолютный покой.

«Теперь можно и сдохнуть. Жаль, конечно, умирать в паре шагов от своей мечты».

Сознание утягивало куда-то в темноту. Такую теплую и влажную, зовущую в свои умиротворяющие объятия. Но кто-то не дал мне погрузиться окончательно. Тянул меня обратно. К свету.

Знакомая, иссеченная шрамами рожа Сыча, на которой я попытался сфокусировать взгляд. Он что-то говорил, даже орал, но я слышал только отдаленный шум, словно находился под водой.

— Влад! Влад! Вставай! Мать твою за ногу! — звуки вокруг обрели четкость.

С удивлением обнаружил разрез на комбинезоне и густо налившийся кровью медпласт, прикрывавший рану на плече. Ликвидатор помог мне подняться на ноги, придерживая за плечи, волоком затащил в Лифт.

Сбоку горела панель управления. Две кнопки со стрелками, указывающими направление вверх и вниз, а между ними третья, очевидно, для остановки машины.

— Пробрались-таки. А ты не верил. Хоть ты один увидишь что там. Мне все равно подыхать скоро, — просипел Сыч.

— А Митя? Где Митя? — забеспокоился я.

— Эта тварь его утащила в боковую шахту. Туда просто так не спустишься. Придется искать обходной путь.

— Я с тобой!

— Не мельтеши, Влад. Ты одной ногой на том свете. Пользы от тебя не будет точно. Так что, езжай. Посмотри, что там внизу. Мы с Митькой тебя догоним. Это я тебе обещаю. Я и не из такой жопы выбирался. Не могу же я этого жирдяя бросить там одного.

Я не успел ответить. Сыч сунул мне в руки Ключ Доступа, нажав кнопку «вниз», выскочил из Лифта. Двери начали медленно закрываться. Хотел что-то сказать ему, но слова не лезли из горла.

— Так надо. Ты прости меня, сынок, — произнес Сыч прерывистым голосом, странно улыбаясь. По небритой впалой щекам прокатилась мокрая дорожка, — Так надо. Время пришло.

Створки захлопнулись. На приборной панели вспыхнул номер текущего этажа. Резким рывком лифт начал движение вниз, непрерывно наращивая скорость. Меня швыряло по кабине из стороны в сторону как тряпичную куклу. Я забился в угол, изо всех сил прижимая отходящий медпласт…

Когда умерла мама, резьбу сорвало. В НИИ дали двухнедельный отпуск. И я с головой ушел в попытки забыться. Заглушить, задавать боль утраты. Началось с сивухи, потом перешел на винт. День начинался с пробуждения на полу какого-нибудь подпольного притона. Я еле успевал повернуться лицом вниз, чтобы хорошенько проблеваться. А затем, вчера повторялось. Бесконечная итерация…

Таким меня и нашел Сыч. Жалкая тварь. Пресмыкающееся животное с угасающим сознанием. Он вытащил меня. Буквально за шкирку вытянул из всего этого дерьма. Мы часами разговаривали с ним обо всем. Именно его идеи вдохнули в меня интерес к жизни. Он уже тогда плотно терся с Выходцами, собирая различные истории их вылазок. Идея Центрального лифта зацепила и меня, став вторым дыханием. Маяком в сером тумане нескончаемого бетона.

Я никогда не задавался вопросом — зачем он мне помогает. А теперь понял. Слишком поздно…

Цифры на табло менялись с сумасшедшей скоростью. Казалось, что лифт просто падает в пропасть, оторвавшись от тросов.

«114… 78…»

Я закрываю глаза. Тело становится невесомым, чудовищная сила отрывает его от пола…

«56... 29…»

Кабина трещит по швам. Взвывает система торможения, сопровождаемая скрежетом металла.

«17… 8…»

Срабатывают магнитные подушки. Падение замедляется.

«3…2…1…»

Вдавливает в пол. В глазах темнеет.

«0».

Последнее, что я вижу перед тем, как потерять сознание, горящий ноль на табло…

Двери лифта открываются. Какие-то люди в военной форме и гермошлемах врываются внутрь. Находят меня. Но я уже не здесь…

Иногда самое страшное в кошмаре — пробуждение.

Двери лифта распахнулись передо мной. Четыреста девяносто четвертый этаж. Я помнил его смутно, обрывочно. Прямо на входе лежал труп человека. Лицо было начисто обглодано крысами, разбежавшимися в стороны при первом же шаге. Равнодушно осмотрел пустые глазницы с остатками выеденных грызунами глазных яблок. Ошметки плоти, свисающие на щеках.

Мне нужно было найти выживших. Я легко напал на след, уводивший в один из боковых коридоров. Минут двадцать блужданий по хитросплетенному лабиринту. В одном из помещений лежал уничтоженный страж лифта. На месте головы было выжженное пятно. Рядом лежал однорукий старик с вырванным протезом и раздробленной грудной клеткой. Острые обломки сломанных ребер, прорвав ткань комбинезона, торчали окровавленными остриями вверх. Окоченевшие пальцы уцелевшей кисти сжимали оружие…

Боль заполнила Вселенную. Сотни скальпелей надсекали кожу, миллионы игл втыкались в плоть, проникая в костный мозг позвоночника. Я кричал, но конца этому не было. В багряном тумане видел медицинские дроны, деловито орудующие над тем, что когда-то было моим телом.

Провода протянулись под кожей, Заканчиваясь электродами внутри головного мозга. Совершенная нервная система.

Монтирование оптики в роговицу глаз. Глубокие надрезы на скулах. Полное удаление нижней челюсти.

Пуленепробиваемые пластины образовывали доспех, цепляясь прямо к скелету.

Гидравлика мышечного корсета.

Я нашел его. Он пытался убежать, но сил надолго не хватило. Толстяк оглушительно пыхтел, даже не услышав, как я подкрался сзади. Мощный удар в спину сбил с ног. Он перевернулся ко мне лицом, заскользил задом по поверхности пола, пытаясь отползти подальше.

— Нет, не может быть. Мы… мы же тебя уничтожили, — прошептал он, потрясенно глядя на меня.

Я склонился над ним. Жалким испуганным человечком. Толстяк уставился на мое лицо, пухлые губы затряслись от ужаса.

— Влад? Это ты? Что это такое? Что с тобой случил…

Он не успел закончить фразу. Стальные пальцы сжали его горло, как пушинку приподняв над землей. Я смотрел в его расширившиеся от ужаса глаза, видя в зрачках свое отражение.

— Влад, это же я! Митя! Мы же друзья! — прохрипел он.

Обрывки воспоминаний нахлынули разом со всех сторон. Далеких, словно чужих. Я смотрел на них изнутри запертой комнаты, где теперь обитал. Множество образов, уже не имеющих для меня ни малейшего значения.

— НАРУШИТЕЛЬ! ЭТО ЗАПРЕТНАЯ ТЕРРИТОРИЯ! ВЫ ПОДЛЕЖИТЕ НЕМЕДЛЕННОЙ ЛИКВИДАЦИИ! — проревел заменивший голосовые связки динамик.

Громко хрустнули шейные позвонки. Мертвое тело бесформенной кучей упало у моих ног. Дело сделано. Развернувшись, я пошел обратно к лифту…

Этажи мелькали на табло. Гигахрущ говорил со мной. Я внимал его гласу. Центральный лифт был главной артерий, пульсирующая вибрация которой была нашим языком общением.

Я нашел все ответы. Сталь и кровь. Новый страж бетонного мира.

Человек умер. Родился бог.