Монорим, сэр!

Кельтов потомок, любивших свободу,

Прежде увлёкся врачебной методой,

Время чуть позже пришло ледохода,

Давши перо и отбросив отходы…

Юношей бывший в полярных походах,

Сделал их позже новелл эпизодом.

В литературных канонах и сводах

Определивший курс жанровой моды:

Шансов преступнику скрыть концы в воду —

Что и слона спрятать в ящик комода,

Факты сложив, как в пасьянсе колоду,

Сыщик найдёт в лабиринте проходы, —

Ждёт правосудие новая ода…

Даже уйдя в глушь, на пасеку, к мёду

Так и остался для всякого сброда,

Словно бульдог чистокровной породы…

Верный науки жрец чернобородый

Край обнаружит, забытый природой,

Время там, словно часы без завода,

И птеродактили, зауроподы

Тайно живут в настоящие годы.

Жгло его мысли, как ссадину йодом,

Что средь собратьев он — прапорщик взвода,

Книги его — матерьял для расхода

Лишь рядового, хоть с сильным подходом,

Рвался он ввысь, к синеве небосвода,

Где облака плывут, как пароходы,

В Клио чертоги с лучами восхода…

Дачник с межи своего огорода

Всё за соседом следит садоводом,

Чтоб ненароком не вытоптал всходы,

Так и писатель хранит свои коды,

Будто от спички баллон кислорода.

Герберта Уэллса считал антиподом,

С Бернардом Шоу, как два электрода,

Искры в газетные громоотводы

Слали, шипя, точно с уксусом сода.

В веке двадцатом взъярились невзгоды,

В бездну кровавую бросив народы…

Сына потеря тяжёлой подводой

Душу прижала. В последние годы

К прежнему путь заказав обиходу…

Он отрицал безвозвратность ухода,

Верил, что есть в жизнь загробную броды,

В старых домах, как ветра в непогоду,

Стоит дождаться лишь солнца захода,

Призраки кружат свои хороводы.

И спиритизма, конечно же, что до —

Верным адептом он стал этой моды…

Жизнь-то слоистая, как бутерброды:

Густо где, пусто где — скажет кто сходу?

Не прогибался он бедам в угоду,

Не позволял року быть кукловодом,

Рыцарь и джентльмен древнего рода.