Митька Голопупкин — Космические ревизоры

Космические ревизоры

Цикл рассказов

                                                       1. Элупия

                                                    /из письма Ступека/

В наше время очень трудно найти себе работу по душе, за которую платили бы хорошие деньги. Поэтому, расставшись с Шмупсом, с которым мы столько лет ревизорствовали, я долго не мог найти себе нормальную работу и перебивался случайными заработками. Наконец, мне позвонил один знакомый и сообщил, что и для меня нашлось место в этой жизни. На планете Земля, расположенной где-то на отшибе нашей Галактики, требовался сотрудник в Отдел инопланетных исследований с опытом работы. Поскольку я на своем веку повидал уже немало планет, то они, рассмотрев моё резюме, сказали, что я им подхожу.

Отдел инопланетных исследований оказался обычной шарашкиной конторой, располагавшийся где-то на задворках огромного серого здания. Но зарплату в нём платили неплохую. А командировочные были так и вообще замечательные. Зачем Земле надо было тратить большие деньги на космические исследования, когда значительно проще и дешевле было бы скачать общегалактическую базу данных, мне за полтора года выяснить так и не удалось. Земляне и здесь решили идти своим путем. Возможно, что они не доверяли общегалактической базе данных, действительно содержащей массу ошибок и субъективных мнений, и решили, что лучше наделать свои собственные ошибки, чем верить в чужие. Но, по-моему, основной целью работы Отдела было обеспечение его сотрудников зарплатой.

Особых проблем с трудовым коллективом у меня не возникло. Земляне — типичные гуманоиды, почти ничем не отличающиеся от нас. Да и про планету Земля я ничего плохого сказать не могу. Но и ничего хорошего тоже. Планета как планета. Разве что воды побольше, чем на других. Да, воду они лить любят...

Когда меня после очередного длительного безделья наконец-то опять послали в командировку, то я очень обрадовался. Всё лучше, чем шарики гонять сидя за компьютером, да и командировочные не лишние, но главное, я действительно очень люблю путешествовать.

Целью моей командировки была Реомюрия — небольшая холодная планетка, расположенная довольно далеко от Земли. И чем она заинтересовала руководство Отдела? Может быть, им требовалась типичная ничего из себя не представляющая планета? Тогда это действительно очень удачный выбор.

А вот на Элупию я бы никогда специально не полетел. Но, летя на своей ракете в созвездии Гончих Псов, я потерпел маленькую катастрофу — у меня треснул бак, и горючее вылилось в космос. Пришлось садиться на первую попавшуюся планету. Первой попалась Элупия — планета с высокоразвитой цивилизацией, о которой я слышал, что "они очень отличаются от нас". Совершив аварийную жесткую посадку в космопорте, я окончательно доломал свою ракету.

Войдя в здание космопорта, я увидел за окошком толстого чиновника. Это был типичный элупинец. Его грязно-зеленое амёбоподобное тело было снабжено множеством различных щупальцев с присосками, а в центре его туши было что-то напоминающее клюв. Из одежды на нём был только пёстрый пояс. Интуитивно я понял, что он мне улыбается.

— Вас приветствует космопорт Элупии! — включив электронный переводчик, обратился он ко мне. — С какой планеты вы прибыли к нам?

— Я прибыл с Земли.

Он, довольно долго поискал в компьютере, а затем произнес:

— Нет такой планеты.

— Как же нет! Это в Солнечной системе, а ближайшая к Солнцу звезда — Альфа Центавра.

— Альфа Центавра? Что-то знакомое, — сказал он и снова посмотрел в компьютер, — да Альфа Центавра есть. А Земли нет.

— Но я же существую!

Он внимательно посмотрел на меня. Наверное, я должен был от его взгляда превратиться в кучку пепла или растаять как мираж. Убедившись, что я так и не исчез, он немного смягчился:

— Хорошо, будем считать, что вы с Земли, хотя землян у нас пока не было. С какой целью вы прибыли на Элупию?

— Мне надо отремонтировать свою ракету.

— Это частный визит или официальный?

— Будем считать, что частный. Я не намерен вести здесь какие-либо переговоры.

— Вы торговец, турист или шпион?

— Я исследователь планет.

Он заглянул в компьютер и сказал:

— У меня нет такой графы.

— Тогда напишите, что я прибыл с миссией доброй воли. Хочу нести мир и сотрудничество между нашими народами, — разозлившись, начал плести я.

— У вас деньги есть?

— Нет.

Незадолго до аварии я, делая заправку в Червивии, зашел в местный кабак. Там местные шулеры втянули меня в игру, и я проиграл им все свои командировочные, номинированные в СКВ. У меня, правда, ещё оставались рубли, но даже шулеры мне сказали, что это не деньги.

— Тогда что вы можете нам принести? Так... Значит вы не торговец и не турист. Они без денег не ездят. Вы шпион. Но шпион какой-то подозрительный.

— Я же вам сказал, что у меня сломалась ракета.

— Всё-таки жаль, господин шпион, что у вас нет денег. За 5000 ликов (местная валюта планеты) мы могли бы дать вам полный перечень всех секретов Элупии и прайс-лист с указанием у кого и за сколько их можно купить.

— Я не понял, это ваша личная инициатива или государственная?

— Естественно государственная. Я же госслужащий.

— И вы так разбазариваете ваши секреты?

— Ну почему же разбазариваем. Они стоят немалых денег. Представляете, сколько вы сэкономите времени и денег с таким прайсом, — убеждал он меня.

— Спасибо за заботу, но у меня действительно нет денег.

— Даже чтобы заплатить въездную пошлину?

— Да.

— Тогда мы вынуждены взять ваш космический корабль в залог. Раздобудете деньги — выкупите.

Я согласился. В конце концов, я всё равно не буду возить ракету за собой на веревочке. Да, надо срочно раздобыть деньги на ремонт и выкуп ракеты. Чтобы не тратиться на такси, на которое у меня всё равно не было денег, я пошел в город пешком.

Город производил довольно приятное впечатление. Уютный такой, малоэтажный. Не то, что многие нынешние "монстры" — мегаполисы. Все дороги города были покрыты какой-то зеленой массой типа мха, по которой шустро передвигались элупинцы. Это было тем более удивительно, что ног у них не было, и они ползали как улитки.

— Привет, дружище! — обратилось ко мне какое-то чудище, покрытое черной со стальным отливом чешуей. Оно явно было не местным. Видимо какой-то турист с другой планеты. — Не узнаешь своего тестя?

Я был сильно озадачен. Путешествовал я немало и видел ещё и не таких тварей, но такую морду я бы точно не забыл.

— Вы ошиблись, мы не знакомы, — максимально вежливо сказал я.

— Как это не знакомы? Ты же женился на моей дочери-красавице, — обиженно произнес он и протянул мне свою ладонь. Она была размером с хороший утюг. Вдруг кожа его ладони стала прозрачной и превратилась в дисплей, в котором я увидел какую-то ящероподобную страшилищу, напоминающую помесь варана с саламандрой, которая грелась в лучах солнца.

— Я никогда её прежде не видел. Вы ошиблись. Я путешественник с Земли.

— Путешественник с Земли? — убитым голосом переспросил он. — А ей говорил, что ты принц с Фрикаделькии.

И не обращая больше на меня никакого внимания, он поплелся восвояси.

Немного успокоившись, я принялся осматривать город. Просто удивительно, я прошел уже добрых полтора километра, а мне пока не попался ни один нищий попрошайка. На углу двух улиц я увидел, как мальчишка-элупупик покупает у продавщицы с лотком что-то вкусненькое — видимо местное мороженное и почувствовал сильный голод. Всё-таки я давно уже ничего не ел.

— Сколько это стоит? — спросил я у продавщицы, отлично зная, что у меня нет ни гроша.

— Двадцать ликов за одну порцию сюпса.

— Дорого, — сказал я и собирался отойти в сторону.

— Я за него заплачу, — сказала пожилая элупинка, видимо проявив ко мне сострадание. Вид у меня действительно был довольно жалкий.

— Спасибо большое! — пробормотал я, с жадностью уминая этот довольно вкусный десерт. Внезапно я почувствовал, что у меня закружилась голова, и я теряю сознание. Видимо это какой-то местный наркотик.

Но это был не наркотик. Это было что-то гораздо хуже. Когда я очнулся, то увидел, что я превратился в длинную мохнатую "сороконожку" с семнадцатью трёхпалыми лапами, а самые задние ноги были вообще с копытами. А "сердобольная" дама-спонсор моей трансформации уже деловито одевала мне на шею ошейник и пристегивала поводок.

— Что со мной произошло?! — закричал я.

— Вы, наверное, не местный? — спросила продавщица.

— Да, я прибыл с планеты Земля.

— Смотрите, здесь же элупинским языком написано: "Инопланетянам есть запрещено".

— Я не умею читать по-элупински. У меня есть только акустический переводчик.

— Пойдем, Кукс, время не ждет, — обратилась ко мне дама и потянула поводок.

— Вы не имеете права! Я вам не собака! — закричал я, упираясь всеми лапами.

— Ошибаешься. Я тебя купила. Незнание элупинских законов не освобождает от обязанности их исполнения. Ты продался за двадцать ликов. Продавщица сюпса свидетельница. У нас ничего бесплатного нет.

— Да, это правда, — подтвердила продавщица сюпса.

— Я буду жаловаться вашему правительству! И в ООН напишу.

— Да пиши кому угодно, но потом. А сейчас не нервируй меня, Кукс, в путь!

Мы пошли по длинной улице, а затем свернули в какой-то переулок. Я шел, точнее, плелся, совершенно подавленный. К тому же последняя семнадцатая лапа меня совершенно не слушалась и постоянно притормаживала. Похоже, что она выполняла функции ручного тормоза.

— Да не переживай ты так. Считай, что я тебя спасла. Без денег ты на нашей планете через три дня бы помер.

— Я могу голодать 40 суток, — не без гордости заметил я.

— А без воды ты сколько протянешь?

— Два — три дня.

— Ну вот, что я тебе говорила! Здесь тебе бесплатно никто и стакан воды не нальет. А теперь ты пристроен. Обещаю хорошую кормежку, если не будешь перечить мамочке. Но и тебе придется мне послужить — будешь дом охранять и мои распоряжения выполнять.

— Не хочу быть холуем!

— Ты видимо ещё не понял, какое счастье тебе привалило? Видел на свалке у космопорта большую черную ракету?

— Так там вроде какой-то большой валун лежит.

— Это она и есть. Прилетели они к нам с Айдабарана. Эти айдабаранцы сразу из каменного века в ракетную эпоху вступили — вытесали из камня ракету, иллюминаторы сделали из горного хрусталя и полетели. Когда они пролетали мимо Элупии, то у них горючее закончилось, и они здесь сели. Думали, что мы им на халяву 80 тонн этанола нальем. Вот наивные. Мы бы им и за деньги спирт не продали — запрещено у нас самогоноварение под страхом смерти. А на халяву мы бы им и воздухом заправиться не дали бы. Да, людишки они были тёмные, но нахальные. Предложили мы им выполнять кое-какую грязную работу — они отказались. Видишь ли, все представителями знати оказались. Хорошо хоть они были каннибалами...

— Да что же в этом хорошего?

— Сами друг дружку съели. Большая экономия на похоронах. Только последнего за казенный счет хоронить пришлось. Так что, цени, что тебя в дом взяли.

— Я, в отличие от этих людоедов, работы не боюсь. Эх, мне бы на какую ни будь работу устроиться.

— Да что ты! Где ты, лицо земной национальности, её сейчас найдешь? А сейчас и коренному элупинцу без взятки работы не найти. И получается замкнутый круг — чтобы найти хорошую работу надо дать солидную взятку, а чтобы набрать требуемую сумму нужно иметь хорошо оплачиваемую работу. Так что быть домашним питомцем гораздо проще.

— Вообще то я родился не на Земле, а на другой планете, но здесь это похоже не имеет никакого значения.

Пришлось мне поселиться в доме Сумындры (так звали мою хозяйку) на правах то ли раба, то ли домашнего животного. Конечно, меня не оставляла мысль о побеге, но бежать в таком скотском виде, да ещё без денег и ракеты было глупо.

Мои обязанности оказались гораздо обширнее, чем я предполагал. Я стирал, готовил, ходил на рынок и охранял дом. Также периодически мне приходилось выполнять и другие, самые сокровенные просьбы Сумындры. Так что еду я отрабатывал сполна. Хотя Сумындра была взбешена, узнав, что я не ем аппетитные древесные опилки, служившие элупинцам каждодневной пищей, и даже сочная зеленая травка для меня лишь источник витаминов, но никак не полноценное питание, но после массы экспериментов, не всегда правда, удачных (например, от местных грибов я едва не протянул ноги), был утвержден список продуктов, которые я мог употреблять в пищу. Основной пищей для меня была хруптошка — местный корнеплод отдаленно напоминающий сильно мутировавшую петрушку. Не уверен, что ученые на Земле признали бы его съедобным, но мне выбирать особенно не приходилось. Не мог же я питаться одними липусами. Липусы напоминали мне земных слизней, но были значительно крупнее и умней. На Элупии они считались злостными вредителями полей, поэтому их отлавливали и безжалостно уничтожали. Но сами элупинцы ели их очень неохотно. Я тоже ел их неохотно, а была бы моя воля и не ел бы их вообще, но Сумындра включила их в моё меню вследствие их дешевизны. Мне же было очень тяжело лишать жизни эти разумные создания. Несешь, бывало, липуса с рынка, а он всю дорогу ведет с тобой философские беседы о смысле жизни.

Климат на Элупии в целом неплохой — умеренно теплый, но уж больно сырой. Эту планету неплохо было бы хорошенько высушить феном. А вот снега на ней никогда не бывает. Но однажды (дней через пять после приезда) я вышел на улицу и с удивлением обнаружил, что идет снег, а все прохожие идут в марлевых повязках. Видимо боятся, что начнется эпидемия гриппа. Внезапно я чихнул, а затем и ещё раз. Надо же, не успел выйти на улицу, а уже заразился.

— Одень повязку! Слышь ты, козел безрогий, — обратился ко мне пожилой и важный элупинец.

— А что случилось? Грипп?

— Какой на фиг, грипп. Извержение вулкана Ататау. Он всегда дымит по пятницам.

Оказалось, что каждую пятницу, в 8.15 по местному времени, вулкан извергал клубы вулканического пепла. Особого вреда пепел не создавал и быстро рассеивался. Местные жители так привыкли к этим регулярным микроизвержениям, что когда в одну из пятниц извержение не произошло, то они не на шутку встревожились: не затевает ли Ататау что-нибудь серьезное? Вызвали вулканологов, которые быстренько взобрались на гору и принялись обстукивать вулкан. В результате вулкан проснулся. Кто же любит, когда ему долбят по мозгам? Проснувшись, вулкан чихнул, и вулканологи вылетели из его жерла как Мюнхгаузен из пушки на Луну. Жаль только, что своей Луны у Элупии нет. Опорожнив свой кишечник, вулкан почувствовал облегчение, и вошел в привычный ритм ежепятничных извержений. Видимо в этот раз он просто забыл завести свой литобудильник.

Сумындра распустила слух, что животных моей породы на Земле специально используют для охраны квартир и коттеджей, и предупредила соседей, что я опасный и кровожадный зверь, способный загрызть любого, кто ко мне слишком близко приблизится. Поскольку никто из элупинцев на этой далёкой и загадочной Земле не был, и ничто о ней не слышал, да и вид у меня действительно был экстравагантный, то ей поверили. Меня обходили стороной как прокаженного, и со мной почти никто не общался. Впрочем, был один индивид, с которым я всё-таки поддерживал отношения. Он был местный, но за какую-то провинность он стал практически изгоем. С ним старались не общаться, поэтому он ничего не знал о моей "кровожадности" и не боялся со мной общаться. Его звали Нуфик. Когда он обнаружил, что это смышленое животное может ещё и разговаривать, то стал частенько, как бы случайно встречать меня на улице и подолгу меня забалтывать. Старику (а он был уже очень стар) явно не хватало общения. Я тоже был рад хоть с кем-то перекинуться словечком и узнать побольше о планете. Однажды я спросил его:

— Почему липусы так хорошо говорят по-элупински?

— Так они же наши родственники. Только у нас множество щупальцев, а у них их нет.

— А по интеллекту они тоже равны вам?

— Ну... Не совсем. Но они очень смышленые твари. Будь у них щупальца, они бы точно объявили нам войну.

— Почему же вы не признаете их разумными существами?

— Ты что! — он огляделся — не подслушивает ли кто наш разговор. — Да за такие разговорчики тебя самого могут съесть. Это же крамола. Если признать их разумными, то тогда их нельзя будет убивать, и они объедят все наши поля. Тогда мы помрем с голоду.

Конечно, я был с ним абсолютно не согласен. Нельзя же поступать так жестоко. Хотя и мы, наверное, тоже никогда не признаем высокоразвитыми разумными существами обезьян и дельфинов. Но это же совсем другое дело... Если признать их разумными существами, то тогда Совет Конфедерации независимых планет запретит вырубку тропических лесов и введёт жёсткие квоты на вылов рыбы.

После этого разговора Нуфик довольно долго избегал встречаться со мной. Но голод — не тётка. В том числе и голод общения. Постепенно мы опять стали с ним товарищами. Как-то раз, когда мы мирно беседовали, я заметил, что по улице идет Трумперкс, наш сосед. Он мелкий чиновник и в это время он обычно всегда был на работе. Сейчас же он шел, слегка пошатываясь, и постоянно менялся в цвете от темно-фиолетового до пурпурно-красного. На Земле я бы решил, что он в стельку пьян, но на Элупии не употребляли спиртного, вернее иногда всё-таки употребляли, но тайком и никогда не выходили на улицу пьяными.

— Что это с ним? Видимо, не здоров? — показывая на Трумперкса, спросил я у Нуфика.

— Нет, ты не прав. Он здоров и спешит домой. Просто ему нужно сейчас размножаться.

Я тут же представил себе, как я вхожу в кабинет к своему начальнику и говорю ему: "Николай Степанович! Можно я уйду сегодня после обеда? Мне размножаться надо".

— И часто у вас так можно работу прогуливать? — не без зависти поинтересовался я.

— Раз в три года.

Кстати, как-то раз, я, будучи на рынке, наблюдал элупинскую "свадьбу", или, вернее, сватовство. К созревшей для замужества элупинке сватались сразу три жениха. Не знаю, возможно, она была очень красивой. Я не ценитель элупинской красоты. Но мне было забавно наблюдать за этим "рыцарским турниром". Потенциальные женихи раздувались как шары, выпучивали глаза и менялись в цвете. Невеста выбрала самого красного.

— Надо же, брак по любви! А я думал, что у вас деньги решают всё, — сказал я стоявшей рядом торговке, также наблюдавшей за этим зрелищем.

— Деньги всё и решают. Чтобы быть самым красным нужно хорошо питаться, а чтобы хорошо питаться, нужно хорошо зарабатывать.

Я всё ещё не оставляю надежды отсюда выбраться. Несколько раз я пытался пробраться в космопорт, но меня там ловили и лупили. А за космопортом находится свалка — кладбище старых космических кораблей. К счастью она не охраняется. Моей ракеты там нет, а собрать из этого разномастного хлама что-нибудь путное не получается, даже если работать всеми 17 лапами. А вот каменную ракету айдабаранцев осмотреть хорошенько внутри не удалось. Оказалось, что липусы устроили там свою колонию. Когда я открыл дверь и зашел внутрь, то поднялся жуткий переполох.

— Ой, извините, я и не знал, что в этой ракете кто-то живет, — сказал я.

— Во-первых, когда входите в чужой дом, то стучаться надо. Во-вторых, надо ноги вытирать. Там, между прочим, специально коврик лежит. А в третьих, это не ракета, а наш дом, в котором мы живем из поколения в поколение. Может вам ордер и документ о приватизации показать? У нас даже справка об отсутствии задолженности за коммунальные платежи имеется.

— Нет, нет. Ещё раз простите, пожалуйста. Мне издали показалось, что это ракета.

— Правильно. Так дом и строили, чтобы он ракету напоминал. Это здание символизирует многовековую мечту нашего угнетенного народа улететь с этой ненавистной планеты.

— Как я вас понимаю, — вздохнул я.

— Вас тоже кто-то обидел? — участливо спросил меня липус.

— Меня жизнь обидела. Говорила же мне мама — учись, учись Ступек. Стань хотя бы кандидатом наук. Безграмотному человеку дорога либо в тюрьму, либо в депутаты.

— Так вы депутат?

— Нет, скорее заключенный. У депутата должен быть мандат, а у меня одни копыта. Даже рогов нет.

— Ну, ничего... Всегда надо надеяться, что ещё всё образуется. Плох тот заключенный, который не мечтает стать депутатом.

Выйдя из ракеты, я еще раз оглядел её и заметил, как же глубоко она вросла в землю.

А недавно мне пришел официальный ответ из правительства Элупии. То, что я пожаловался на Сумындру, их нисколько не удивило. В Элупии все, даже домашние животные, пишут жалобы. Их ответ был типичной отпиской, уместившейся на клочке плохой бумаги. Всё их послание можно свести к одной фразе: "Душой мы с вами, но ничего поделать не можем".

Иногда в доме Сумындры бывали небольшие семейные балы. Собирались элупинцы примерно одного круга. Дамы щеголяли своими фамильными украшениями — ожерельями из нанизанных на нитку сушеных корешков фундрогоры — очень редкого, хотя и совершенно бесполезного в лекарственном отношении растения, ценимого на Элупии на вес золота. А у мужчин основным украшением был пояс, состоящий из множества разноцветных веревочек, сплетенных между собой. Для меня это были всего лишь пёстрые ленты, но любой элупинец, взглянув на пояс, мог без труда узнать о чине и наградах его владельца.

На балах, естественно, играла музыка. Человек вряд ли назвал бы её очень красивой. Мне лично она напоминала шум воды в унитазе, но элупинцам, предки которых вышли из моря, она видимо напоминала морской прибой.

Но основным развлечением на балах был я. Многие гости и приходили исключительно для того, чтобы поглазеть на меня. Гости без конца задавали мне каверзные вопросы, типа "сколько будет дважды два?" и приходили в восторг, услышав правильный ответ. Но на очень сложные (с их точки зрения) вопросы отвечать не следовало, хотя я и знал ответ. Всё-таки раб должен быть глупее своих хозяев. Также мне надлежало за время бала хотя бы пару раз споткнуться и растянуться на полу, однако кушанья, которые я нёс, должны были не пострадать.

А в последнее время Сумындра вдруг стала со мной необычайно ласкова. Я долго не мог понять, в чём дело, пока она однажды не спросила у меня:

— Куксик, а у вас, у людей, два пола?

— Да, два. Я мужчина. Точнее был, пока не попробовал вашего сюпса.

— Не горюй ты так. Эта трансмутация обратима. Давай пригласим для тебя с Земли самочку?

— Какая же дура сюда поедет, чтобы есть одни отбросы и слизней?

— А ты об этом не пиши. У тебя что, нет воображения? Лучше напиши, что здесь центральный филиал рая.

— Я так врать не буду!

Мне стало ясно, что она собирается разводить нас как кроликов. К тому же я однажды ей ляпнул, что у нас женщины могут рожать хоть каждые девять месяцев, но почему-то большинство предпочитает делать аборт.

Однако, поразмыслив, я всё-таки решил написать это письмо на Землю. Это моя единственная надежда выбраться отсюда. Наш алфавит на Элупии никто не знает, а у меня такой подчерк, что ни один электронный дешифратор его не разберет.

Поэтому, если вы сейчас читаете эти строки, то это значит, что я по-прежнему нахожусь на Элупии. Огромная просьба передать это письмо по адресу:

Местная группа галактик, галактика Млечный Путь, Солнечная система, планета Земля, город Москва, Навозно-Самотёчная улица, дом 101, строение 5, корпус 7А, комната 427, Отдел инопланетных исследований.

Кстати, заодно отсылаю дневник Шмупса, который я случайно прихватил. Передайте его ему, пожалуйста.

__________________________________________________________________________________

Люди добрые!

Вам не безразлична судьба Ступека и вы хотите ему помочь? Тогда переведите, пожалуйста, любую сумму (от 100 у.е.) на счёт №0001000200030000008 в Межгалактическом Спёрбанке Реконструкции и Строительства Пирамид.

__________________________________________________________________________________

                                                2. Уволопия

                                               /из дневника Шмупса/

Не знаю как в других мирах, но в нашем секторе Галактики ревизоров всегда бывает двое. Не доверяет руководство одному — один всегда может что-нибудь напутать. К тому же одного проще подкупить. Подкупить могут и двоих, но вероятность этого всё-таки меньше. А вот три ревизора — это уже перебор. Двух подкупили, а третий упёрся. Из-за этого эгоиста приходится тех двоих сажать. Да и нагрузка это большая для госбюджета — три ревизора, делающие фактически работу одного человека.

Подбирают ревизоров очень тщательно. Они должны быть с разных планет, причём желательно, чтобы эти планеты были между собой в натянутых отношениях. Вот и я с Бернии, а мой помощник с Юстера. Хотя наши планеты, вступив в Конфедерацию независимых планет, уже не воюют, но взаимное недоверие у них осталось.

Когда мы буквально вывалились из космического грузовика под ноги начальнику космопорта Уволопии, вид у нас был тот ещё. Прямо скажем, не представительный вид.

— Здравствуйте, господа, — почти ехидно произнес он, — какова цель вашего приезда на Уволопию?

— Мы ревизоры Конфедерации. Я старший ревизор Шмупс, а это мой помощник Ступек, а вот этого зверька зовут Фау. Ракета, на которой мы летели, столкнулась с метеоритом. Мы чудом уцелели. Пришлось добираться к вам на перекладных, — поправляя сползшие на кончик носа очки, сказал я.

— Надеюсь, ваши документы не пострадали? — с нескрываемым подозрением спросил он.

Я протянул ему свой голографический информационный кристалл, а Ступек свой. После сканирования записанных на них данных, начальник космопорта сразу вытянулся, его рот растянулся в улыбке и он, чеканя каждое слово, произнес:

— Добро пожаловать на Уволопию! Каковы будут ваши распоряжения?

Начальник космопорта был видимо его единственным сотрудником и исполнял все роли вплоть до уборщика и телефониста.

— Забронируйте нам номер в гостинице и сообщите Координационному Совету планеты о нашем прибытии.

— Я сделаю соответствующие распоряжения... Да, и ещё, извините, а у вашего котика ветеринарные документы в порядке?

— Вот справка о том, что ему сделаны все прививки, это ветеринарный паспорт на имя Фау с фотографией и отпечатками лап. Но вообще-то это не кот. Это колденский львёнок, — немного обиженно сказал Ступек, который и был основным владельцем Фау.

— Неужели на Колдении водятся львы? Я слышал, что там очень холодно.

— Нет, конечно, это совсем другой биологический вид, внешне немного похожий на льва. По научному он называется Котярус Лео Колдениус (Kotjarus Leo Koldenius).

Ступек подобрал умирающего Фау на Контрацептиде, где его, больного, бросил прежний владелец, выходил его и с тех пор они неразлучны. Внешне он напоминает какую-то странную помесь льва и пантеры, только рыжего цвета. А вот по размерам ему до льва далеко. Скорее он смахивает на какого-то кота-переростка, выросшего до габаритов овчарки. Фау вообще-то очень умное животное. Он уже не раз выручал Ступека в сложных ситуациях. Ко мне он тоже относился довольно хорошо. Будучи твёрдо уверенным, что у каждого живого существа должен быть свой хозяин или хотя бы жена-хозяйка, он считал меня владельцем Ступека.

Мы сели в тихоходный драндулет и поехали в город. Перед нами расстилались огромные поля — основное богатство Уволопии. Да, сколько в нашей Конфедерации таких неразвитых сонных планет! И зачем тратить массу денег на их колонизацию? Почти всегда получается одно и то же — поток энтузиастов-колонистов быстро заканчивается. Без притока свежих сил планета хиреет. Столица (а чаще всего она является единственным городом на планете) превращается в большую деревню. Планета живет за счет экспорта полезных ископаемых и сельскохозяйственных продуктов и полностью зависит от поставок товаров из центра Конфедерации, да ещё получает немалые дотации. И почему Конфедерация не предоставляет таким горе-планетам независимость? Хороший пинок под зад им бы не повредил.

Город действительно напоминал большую деревню — убогие дома, на улицах грязь. В грязи валялась маленькая алюминиевая монетка достоинством в один сентиментале. Однако, похоже, что живут здесь не так уж и плохо, раз деньги на улице валяются, а все проходят мимо, не обращая на монету никакого внимания. Мне стало жаль монетку, и я поднял, её не смотря на презрительные взгляды прохожих. Да, такую мелочь обычно никто не поднимает. Хотя, раз я её поднял, значит, кто-то их всё-таки берёт.

Когда мы стали устраиваться в гостинице, то портье, увидев Фау, сразу же заявил:

— У нас с животными нельзя. Вдруг он ещё укусит кого-нибудь.

— Я добрый и не кусаюсь, — обиженно заметил Фау.

— Что это такое? Говорящий кот или пантера?

— Нет, это колденский львёнок. Если его не злить, то он никого не тронет. Вот его документы, — сказал Ступек.

— Но наши постояльцы могут испугаться... Всё-таки такое большое и хищное животное..., — начал портье.

— Тогда я буду ходить в наморднике, — раздраженно произнес Фау и, вытащив из сумки Ступека большой намордник из толстой проволоки, одел его себе на голову.

На следующее утро мы отправились вручать свои верительные грамоты Председателю Координационного Совета Уволопии. Когда мы зашли в его кабинет, то к нам навстречу выкатилась какая-то двухметровая железная махина. Я принял это чудо за робота-полотёра. Сильно сомневаясь, что эта древняя штуковина способна разговаривать, я на всякий случай, поинтересовался:

— Председатель планеты скоро будет?

— Я Председатель. Что вам угодно? — скромно поинтересовался он.

Позже я узнал, что он никакой не робот, а человек. Вернее человеческий мозг, плавающий в физиологическом растворе и снабженный допотопными фотоэлементами и динамиком. Когда-то очень и очень давно ему, спасая его жизнь, сделали операцию и заменили его тело на механику. С тех пор он принципиально ничего в своём теле не менял, хотя мог бы хотя бы перейти с ламп на транзисторы.

Председатель разговаривал с нами очень любезно, но не забыл с помощью специальной аппаратуры убедиться в подлинности наших документов. О прибытии ревизоров Конфедерация никогда заранее не сообщала. Он мог бы, конечно, послать сейчас официальный запрос, чтобы Ревизионный Отдел подтвердил наши полномочия, но до центра далеко и ответ пришел бы только через пару недель.

— У нас так мало граждан, что даже не знаю, что вы будете проверять, — с легкой иронией сказал он. Иронию его динамик воспроизводил своеобразно — в конце каждой синтагмы громкость его голоса резко возрастала, а тембр переходил с низкого мужского на высокий женский. Ему с такими способностями можно было бы запросто на сцене выступать.

— Была бы планета, а недостача всегда отыщется, — философски заметил я.

— Нет. У нас всё точно. Вот, пожалуйста, все бухгалтерские документы.

Нас отвели в другую комнату, и мы со Ступеком принялись за их изучение. Для такого захолустья они были просто в идеальном порядке. Поработав с ними целый день, мы ничего подозрительного не нашли. Конечно, основная работа ещё впереди, но уже сейчас мне стало ясно, что Уволопия будет твердым орешком. Но меня трудности никогда не пугают. И вообще, я люблю свою работу.

— Так мы ничего не нароем, — сказал мне вечером Ступек. — Надо поработать с населением. Если порасспросить местных, то наверняка что-нибудь выплывет.

— Отличная идея. Но инициатива, как известно, наказуема. Сходи в бар, порасспроси трудящихся.

Из бара он вернулся часа через четыре. Он был настолько сильно пьян, что еле стоял на ногах. Фау нежно поддерживал его зубами за пояс.

— Надеюсь, мне оплатят мои накладные расходы? — с трудом высказал он мучавшую его мысль.

— Только в пределах утвержденной сметы.

Расспрашивать его в таком состоянии было бесполезно, поэтому я спросил у Фау:

— Расскажи, что там было в баре.

— Да всё как обычно. Сначала он напился. Затем начал мною хвастаться: "Вы посмотрите на моего Фау. Это не кот и не пантера, а колденский львёнок. Он очень умный и умеет разговаривать. А знаете, какой он сильный? На Колдении с ними на ведмедей охотятся. Ведмедь — это такое животное, типа медведя, только в два раза больше. Ведмеди зимой любят лапу сосать. Зимы на планете долгие, длятся 20 лет, поэтому к весне от его лапы остаются только кожа да кости. А на ведмедей охотятся так: находят берлогу, где он спит. Запускают туда колденского львёнка, а тот выгоняет ведмедя, ложится на его тёплое, насиженное место и впадает в спячку. Там он спит пока не проголодается — то есть до ужина. У этого способа охоты только один недостаток имеется — от ужаса ведмедь совсем седой из берлоги выскакивает. Ну, прямо как ведмедь, изображенный на эмблеме партии национал-едоков "Едимая Колдения". Так вот ..."

— Я все эти байки слышал уже не раз. Давай ближе к теме.

— А затем он, по обыкновению, сел в карты играть. И естественно спьяну всё проиграл. Ему говорят — ставь на кон кота. Он опять начал: это не кот...Ему отвечают: "Это не важно. Главное, что он говорящий. У нас таких нет" Тогда я говорю: "Хорошо, давайте играть на меня. Но, поскольку решается моя судьба, то играть буду я". Они, конечно, начали говорить, что "где это видано, чтобы кот в карты играл".

— Фау, давай покороче. Спать охота.

— Обидно мне это от вас слышать. Я вашего питомца Ступека можно сказать спас, а вы меня даже выслушать не хотите. Короче, сели мы в карты играть. Ступек карты в руках держит, а я командую, чем ходить. Да куда этим людишкам против меня играть! Вы же знаете, я карты насквозь вижу. Глаз — как рентген. Отыграли мы всё, что Ступек сначала спустил, да еще прибавку получили. Ступек тут же расщедрился. Говорит: "Нам чужого не надо. Берите ваши деньги. А то будут ещё потом говорить, что ревизоры Конфедерации игрой в карты подрабатывают". Те, естественно, взяли деньги и шепчут ему на ушко: "Как хорошо, что вы приехали. У нас тут такое делается..." А дальше говорили совсем тихо, и я ничего не расслышал. И потом я бармену двадцать капель валерьянки заказал, чтобы немного успокоиться, а то что-то нервишки расшалились.

— Это всё?

— Да.

— Тогда давай спать.

На следующее утро я поинтересовался у Ступека:

— Ну, что, выяснил в баре что-нибудь интересненькое?

Он очумело посмотрел на меня, постучал себе кулаком по голове, видимо надеясь, что это поможет извлечь из мозга какую-то застрявшую там мысль, и, наконец, признался:

— Извини Шмупс, но я ничего не помню.

— Что, вообще ничего?

— Помню, что играл в карты и пил с местными, помню, что они мне на что-то жаловались, а что конкретно говорили — не помню.

— Ну и работничек мне достался. Хорошо хоть помнишь, что ходил в бар.

Весь день мы изучали бухгалтерские документы, а вечером Ступек опять пошел в бар. Вернулся он оттуда часа через два и довольно трезвый.

— Шеф! Мне в баре такое порассказали! Оказывается, на планете есть неучтённое месторождение рубидия. Координационный Совет планеты о нём как будто ничего не знает, и знать не хочет. Местный предприниматель Жукел вывозит рубидий контрабандой и делится с верхушкой Совета.

— Подожди. Что-то здесь не то... Откуда они это знают и зачем рассказывают? Если планету заставят платить с этого налоги, то всем станет только хуже.

— Откуда они это знают, они не сказали. Да и кто будет выдавать своих информаторов? И вообще, планета маленькая, все всё знают. Да и рубидиевый рудник не иголка, его в мешке не утаишь. А рассказали они потому, что большинство уволопийцев ничего с этого не имеют.

— А они сообщили, где расположен рудник?

— Да, это в восточном полушарии планеты.

— Что ж, придется проверить.

На следующее утро Ступек до работы гулял по городу с Фау. Чтобы не вызывать дополнительных вопросов у полицейских, Фау был в наморднике и на поводке. Большинство прохожих предпочитали обходить их стороной, но одна полная тётенька лет 45, смело подошла к ним и деловито спросила:

— Это кот или кошка?

— Этот колденский львёнок мужского пола, сударыня, — ответил Ступек.

— Самец значит...Отлично. Он развязан? У меня дома бесподобная чистенькая кошечка. Дайте мне его на один день для вязки. Я заплачу.

— Ещё как развязан! — быстро сказал Фау, опередив Ступека, который только начал формулировать в голове фразу о том, что это совсем другой биологический вид. И, скромно потупив свои роскошные желтые глаза, добавил:

— Я сношаюсь со всем, что движется. Могу и вас заодно облагодетельствовать.

Дама упала в обморок.

Придя на работу, мы попросили аудиенции у Председателя. Сегодня пятница, значит впереди два выходных, когда мы всё равно не смогли бы работать с документами. Очень удачно — можно слетать на рудник. При встрече я сказал ему:

— Что-то мы зарылись в этих бумажках. Нам бы хотелось провести небольшую инспекционную поездку по планете. Посмотреть её, так сказать, своими глазами.

Если бы его тело было не механическим, а живым, то он бы наверняка бы переменился в лице. У него же реакция заключалась в сильном потрескивании и искрах в электропроводке. Наконец, он произнес:

— Это выходит за рамки ваших полномочий.

— Вы ошибаетесь. Это входит в круг моих обязанностей. Другое дело, что многие ревизоры ленятся и работают лишь с бумагами. Да, вы не волнуйтесь, мы за выходные управимся.

— Как вы можете подтвердить, что это входит в круг ваших обязанностей?

Я протянул ему свой голографический кристалл.

— Посмотрите внимательно параграф 117б.

Прочтя требуемый параграф, Председатель вдруг весь затрясся, задымился и затих.

— Ещё один сгорел на работе, — съязвил Ступек.

Я взял стоявший на столе небольшой медный колокольчик и позвонил. Через пару минут в комнату вкатился, слегка поскрипывая колёсиками, старый слуга Председателя. Ему тоже не помешало бы сменить тело.

— Посмотрите, что с ним произошло?

Слуга мельком взглянул на внутренности Председателя, открыл дверцу незапертого сейфа и уверенно достал оттуда нужную лампу. Заменив лампу, он заново включил Председателя.

— Спасибо, Бэламор. Ты всегда меня выручаешь, — включая свои глаза-фотоэлементы, сказал Председатель.

— Не за что. А вы совсем не бережете себя на работе. Так и трансформатор блока питания спалить не долго.

— Мы хотели бы осмотреть в восточном полушарии планеты хребет Арк-Романовича, — возвращаясь к нашему прерванному разговору, сказал я. — Как это можно сделать?

— Да никак. Вертолётов у нас нет. Есть, правда, пара кукурузников для опыления полей, но они там не сядут — очень гористая пересеченная местность. Да и горючего у нас мало. Еще где-то храниться старенький дирижабль, но на нём никто не умеет летать.

— Отлично. Распорядитесь, чтобы подготовили дирижабль к отлёту. Летать на дирижаблях — моё хобби.

— Вы серьёзно собираетесь туда лететь? Там же брошенный край и полно диких зверей. Да и что там инспектировать?

— Я хотел бы осмотреть рубидиевый рудник.

— Вы хотите сказать урановый рудник? Так он давно заброшен. Посмотрите документы.

— Я хотел бы убедиться в этом лично. А вот карту и всю документацию я, пожалуй, тоже захвачу.

Мы вылетели на рассвете. Я, конечно, немного загнул, сказав, что воздухоплавание — это моё хобби. Но кое-какой опыт управления дирижаблями у меня действительно был. Мы не спеша плыли над землей, и я быстро понял, что таким неспешным ходом мы за два-три дня никак не обернемся. Мы, конечно, взяли продуктов с запасом — на неделю, но за неделю мы успели только добраться до района поиска рудника. Поскольку байки, услышанные Ступеком в баре, свидетельствовали о том, что рубидиевый рудник расположен примерно в том же районе, что и заброшенный урановый рудник, то мы решили сначала осмотреть последний. Тем более что на нашу карту он был нанесен.

Когда мы увидели урановый рудник с высоты птичьего полёта, то сразу стало ясно, что он обитаем. Было слышно как кто-то рубил дрова, а на верёвке сохли чьи-то полинялые черные трусы. Похоже, что рубидий добывают именно здесь. Но я решил, всё-таки осмотреть окрестности. Мы облетели весь хребет, но никакого рудника больше не было. Да, несомненно, что на заброшенном урановом руднике нашли рубидиевую руду. Вот только как они вывозят рубидий? Взлётно-посадочной полосы там не было. Может на лошадях или на дирижабле?

— Слышь, Шмупс, а ведь нас сейчас подстрелят как птичек! — прервал мои размышления Ступек.

Действительно, спускаться в наглую прямо на рудник было глупо. Хоть мы и взяли с собой оружие, но там наверняка вооруженные головорезы. Я посадил дирижабль в километре от рудника, и мы почапали по сырому лесу. Вдруг из чащобы на нас выскочило чудовище. Оно было метров шесть в длину и высотой более трёх метров. На спине у него были твёрдые ороговевшие выступы. Это был пакостнозадр — довольно редкий местный эндемик, обитающий только на Уволопии. Он открыл свою громадную пасть, видимо, собираясь нами пообедать, а я, не теряя не секунды, выстрелил ему в морду из своего суперобсиратора (гуманное оружие, не убивающее противника, а лишь заставляющее его поскорее освободить свой кишечник и убежать). Секунд через десять оно должно подействовать.

— А эта черепаха съедобна? — с интересом разглядывая пакостнозадра, спросил Фау и сжался как пружина, готовясь к прыжку.

Услышав эту фразу, пакостнозадр тут же обделался, что было секунд на пять раньше, чем должно было подействовать вещество. Не уверен, что чудище было способно понимать человеческую речь, но по интонации и нездоровому блеску хищных глаз Фау оно сразу поняло, что сейчас его будут есть. Оставив после себя только могучую кучку, пакостнозадр с необыкновенной для его габаритов лёгкостью скрылся в чаще.

— Может, всё-таки поймаем его? — немного разочарованно спросил Фау.

— Фау, отстань. Его вонючее мясо даже ты есть не будешь.

Когда мы ввалились на рудник, то сразу поняли, что наш дирижабль заметили и хорошо подготовились к встрече. Нас встретило десятка полтора мужчин, женщин, стариков и детей, одетых в лохмотья и вооруженных копьями и луками. Первым к нам навстречу доверчиво выбежал глупый двухголовый щенок.

— Горынчик, назад! — закричали ему люди.

— Мы же уже говорили, что никуда отсюда переселяться не намерены! — сказал высокий мужчина, одетый в полуистлевшую одежду. Видимо он был главарем этого сборища. На его плече сидела какая-то птица неизвестной мне породы.

— Успокойтесь, мы не собираемся вас выселять. Мы только хотим посмотреть, как здесь добывают рубидий.

— Какой ещё рубидий? Его здесь отродясь не было. Кто вам наплёл такую чушь? Раньше здесь добывали урановую руду. Затем рудник закрылся из-за нерентабельности. Большинство рабочих отсюда уехало, а мы — несколько семей остались.

— За счёт чего же вы существуете?

— А всего помаленьку — охота, рыбалка, грибы, ягоды. Кое-что и в огороде выращиваем. Но много не сажаем — и так всё прёт как на дрожжах, да ещё и в темноте светится.

— Так можно мы осмотрим саму штольню рудника?

— Да, конечно. Только там гиблое место. Смотрите, чтобы вас не завалило.

Когда мы немного отошли от этих аборигенов, я услышал, как птица сказала главарю:

— Что-то не нравятся мне эти визитёры. Уж не геологи ли пожаловали?

— Что ты, Гамаюша. Геологи бы сначала две недели пили, а только потом пошли бы рудник осматривать.

Мы зашли в штольню. Сразу стало ясно, что там давно ничего не добывали.

— Пойдём отсюда, шеф! — взмолился Ступек. Если эти аборигены завалят вход, то мы отсюда больше уже никогда не выберемся.

— Хорошо, тогда ты стой с ружьем у входа, а мы с Фау сходим вглубь.

— Что я забыл в этой дыре? Я носом чую, что здесь давно никого не было, — отказался Фау.

— Ладно, фиг с вами, я схожу один.

Я быстро осмотрел всю штольню. Она оказалась не особенно велика. Осмотр окончился благополучно, если не считать того, что при выходе из одного тупика я задел плечом полусгнившую крепь и позади меня обрушилось с полкуба породы. Да, ясно, что нас обманули. Никакого рубидиевого рудника здесь нет. Теперь основная проблема — как вернуться в город. Обратно минимум неделя лёта, а у нас закончились продукты. Надо будет купить провизию у туземцев.

То, что эти туземцы откажутся от денег, было вполне ожидаемо. Зачем здесь деньги, если нет магазина? Но они отказались меняться и на имеющиеся у нас вещи. Даже суперобсиратор и ружье их не заинтересовали. Хотя, действительно, зачем они им, если патроны всё равно скоро закончатся.

— Что же нам делать? Без продуктов мы не долетим до города. Может, мы поселимся у вас? Будем охотиться, пока не закончатся патроны, — сказал я туземцам в порыве отчаяния. Такая перспектива их особенно не обрадовала.

— У нас у самих мало еды, но, пожалуй, мы поделимся с вами. А вы оставите нам свою одежду и спальники.

— А в чём мы сами будем спать? Ночи здесь прохладные.

— Мы дадим вам сено. Да, и ещё, оставьте нам своего кота. Будет у нас мышей ловить.

— А я ..., — начал было говорить Фау, но я тут же наступил ему на хвост и, пригнувшись к нему, прошептал "Не болтай!"

— Неужели вы не видите, что животное не здорово. У него бывают припадки. Ему требуются специальные дорогостоящие лекарства, — выручил нас Ступек.

Когда мы, груженые продовольствием, уже уходили с рудника, птица Гамаюша с издевательской интонацией прокричала нам вслед:

— Когда проголодаетесь, заходите ещё!

Обратный путь занял девять суток т.к. нас постоянно сносило ветром. Еда у нас закончилась через шесть дней, и последние дни мы просто голодали. У меня в голове даже мелькнула шуточная мысль — не сварить ли нам на обед Фау. К тому же по ночам мы мерзли. Сено оказалось плохой заменой спальникам. Даже использование Фау в качестве грелки не помогало — при похолодании он впадал в спячку, и температура его тела резко снижалась. Кроме того, сено, которым с нами гостеприимно поделились аборигены, оказалось с блохами. Фау авторитетно заявил, что он чувствует мышиный запах — следовательно, в нём раньше жили мыши или крысы. Удивительно, что они нам еще дали сено без мышей. Видимо мыши оказались патриотами и не захотели покидать свою родную радиоактивную зону. А Ступек сказал, что наверняка от радиации мыши выросли до размеров собаки, и поинтересовался, не начнем ли мы сами светиться от радиоактивных продуктов. Я, как мог, успокоил его, сказав, что максимум, что нам светит — это импотенция. А Фау заметил, что крысиные блохи на человеческом теле долго не живут. Ну, насчет блох ему конечно видней. Жаль только, блохи этого не знали и кусали нас всю дорогу. А особенно они издевались над нами по ночам. Лежишь, бывало, ночью, так мало того, что холодно, так ещё и всё тело чешется. Если слабо чешется — это нервы расшалились, а если чувствуешь, что кто-то радостно вгрызается тебе под кожу — значит, блоха поужинать решила. Но попробуй-ка поймать черную блоху в полной темноте.

Под конец нашего путешествия мы решили ликвидировать небольшой НЗ — фляжку со спиртом. Захмелеть от него нам не удалось — минуя мозг, алкоголь сразу пошёл на отопление организма. Удовольствия не получили, но зато немного согрелись.

Наше возвращение в город не было встречено оркестром. Когда мы заявились в гостиницу практически голые — из одежды на нас были одни трусы, то самый приличный вид был у Фау, хотя на нём вообще не было одежды.

— Вас ограбили? — поинтересовался портье.

— Можно сказать и так.

Вечером я заметил, что Фау постоянно кому-то названивает по телефону. Отлично зная, что у него нет на этой захудалой планете никаких знакомых, я поинтересовался:

— Кому ты звонишь?

— Разным людям.

— Ты завёл себе здесь друзей?

— Нет. Я вообще вас, людей, не понимаю. Вы постоянно звоните одним и тем же людям. Это же скучно. Гораздо интереснее позвонить незнакомому человеку и узнать что-то новое.

— И что новое ты узнал?

— Полный комплект местных ругательств.

На следующий день мы снова углубились в изучение документов. Тем более что проверить нам оставалось не много. Вдруг я заметил, что произошёл подлог — сводная ведомость доходов планеты, с которой мы сверяли все документы, стала другой — доходы планеты уменьшились на 15%. Поскольку сумма дотаций, выделяемых Конфедерацией, вычислялась по разнице между суммой предполагаемых расходов Уволопии (которые были хорошо известны и уже и так урезаны до минимума) и суммой доходов, полученных планетой, то уволопинцам было выгодно эти доходы скрывать.

Мы со Ступеком немедленно пошли к Председателю.

— Мы уж решили, что вы погибли, — сказал Председатель и улыбнулся. Для того чтобы изобразить подобие улыбки, ему пришлось рукой оттянуть вниз центр закрывающей динамик мембраны с нарисованным на ней ртом.

— Нет, как видите, мы живы. А вот вы в наше отсутствие подменили сводную ведомость. Смотрите — это другая ведомость. В той доходы планеты были на 15% больше.

Понимая, что его вновь ожидает неприятный разговор с искрящимися последствиями, Председатель подъехал вплотную к батарее, и заземлился на неё. Только после этого он рискнул нам ответить:

— Вы ошибаетесь. Проверьте все документы ещё раз. У нас всё точно.

То, что на бумаге всё будет точно, я и не сомневался. Как и не сомневался в том, что они за время нашего отсутствия переписали часть документов, скрыв какие-то доходы. Интересно, какие? В баре нам этого точно не расскажут. Эх, сходить бы туда, набить им морды.

— Как же меня утомила ваша планета, — наконец сказал я.

— Так в чём же проблема? Завтра прибывает пассажирский космический лайнер. Я закажу вам каюту люкс.

— Что же, я так и улечу с пустыми руками?

— Ну почему же с пустыми. Один процент от этой мифологической суммы недостачи вас устроит?

— У меня есть помощник, так что давайте, остановимся на двух процентах.

— Ага. И ещё голодный кот, и старая тётка в Крыжополе. Максимум, что я могу вам предложить — полтора процента. У нас очень бедная планета.

— Я согласен, — вздохнул я, протирая запотевшие очки.

— Вам перевести на счёт или наличными?

— Наличными.

— Да, и ещё, не забудьте доложить в Центре, что нам по зарез необходим вертолёт.

— Считайте, что он уже у вас в кармане.

В космопорте он провожал нас так, будто отправлял загостившуюся любимую тёщу:

— Если будете пролетать мимо — обязательно загляните. Будем очень рады.

— Непременно.

Я был рад не меньше, чем он. Мы запросто могли улететь вообще не с чем. Но он не захотел на будущее портить отношения с ревизорами Конфедерации. Жаль только, что вертолёт на Уволопию не скоро пришлют. А всё потому, что я не имею никакого отношения к Ревизионному Отделу. Ревизоры мы ведь липовые.

3. Вегетия

/из дневника Шмупса/

Только Ступек мог надоумить меня лететь на Вегетию. Однажды он сказал:

— Я тут разговорился с одним торговцем. Он недавно вернулся с Вегетии. Говорит, такая богатая планета. Там даже бедняки получают больше наших футболистов. Может, займёмся ею?

— Вегетия, Вегетия... Я тоже что-то о ней слышал. Но они же не гуманоиды. Совсем другая психология.

— Какая бы психология не была, а платить сполна все налоги никто не хочет.

Никаких других планет на примете у меня тогда не было, и я решил вплотную заняться Вегетией. Сухие данные официальной статистики, полученные из интерсупернета, впечатляли. Оказалось, что это действительно одна из богатейших планет Конфедерации. Странно, что я раньше о ней практически ничего не слышал. Особенно мне бросилась в глаза следующая деталь: доход от туризма практически равен нулю. На Вегетии, по сравнению с другими планетами, очень высокие цены на все товары и услуги и любой состоятельный турист, побывав на планете, очень заметно облегчит свой кошелёк. Поэтому планету посещают в основном торговцы и редкие жаждущие экзотики туристы-миллионеры. Но для самих вегетинцев отдых на других планетах должен стоить практически копейки. Однако никто из них с планеты не выезжал. Это и понятно, поскольку они растения. Чтобы выяснить всё поподробнее, я заказал специализированную базу данных о биологии вегетинцев. Мне прислали громаднейший файл, который я даже по диагонали не успел весь просмотреть. И охота этим учёным писать такие трактаты! Но основное я выяснил. Оказалось, что вегетинцы вполне способны передвигаться. За время эволюции они научились втягивать мелкие корешки в основные корни, и не спеша ходить. Да, похоже, что у них сказывается косность психологии растений. Питаются вегетинцы не только солнечным светом, но и насекомыми, имевшими неосторожность сесть на их цветы. То есть они, по сути, растения-хищники. Размножаются вегетинцы как вегетативно (почкованием), так и опылением, причем при опылении насекомые не используются (что и понятно, поскольку их вегетинцы съедают). Один вегетинец подходит к другому, и они трутся цветами. Тычинки первого оплодотворяют пестик второго, а тычинки второго оплодотворяют пестик первого. В результате дети появляются у обоих. Очень удобно — никаких скандалов и дележа детей при разводе. Получается, что полов у них нет. На что же они тратят деньги, как не на женщин? Я посмотрел основные статьи расходов жителей планеты. Они меня поразили. Получалось, что на планете живут какие-то сумасшедшие чудики. Основной статьей расходов любого жителя планеты была наука! Причем речь идет не о финансировании работ какого-то чужого дяди. Каждый вегетинец в меру своих сил и способностей вёл собственные научные исследования, причем на довольно высоком уровне. Естественно, что большинство экспериментов стоили очень дорого. Вот на них-то и уходили почти все их деньги. На еду они почти не тратились, дом фактически выполнял функции лаборатории, а азартные игры, спиртное и наркотики были им не известны. В общем, они такие хорошие, что даже противно.

Я начал колебаться — а стоит ли вообще лететь на Вегетию? Но, с другой стороны, страсть к изобретательству вполне можно считать разновидностью страсти к азартным играм. Тогда они точно наши клиенты. Также меня подтолкнул к поездке тот факт, что последняя ревизия была на планете аж девять лет назад. Нет, точно надо туда съездить, пока к ним не добрались настоящие ревизоры.

Перелёт занял довольно много времени и денег. Планета находится довольно далеко от основных центров Конфедерации. И вообще, она была принята в её состав сравнительно недавно и, что удивительно, без боя. Мудрые вегетинцы решили, что им проще откупиться от Конфедерации, платя налоги, чем вступать в войну с такой громадной силой. Но вряд ли они питают к нам особые симпатии.

Когда мы наконец-то прибыли в космопорт Вегетии, то я обратил внимание, что таможенник не биологический индивидуум, а робот. В принципе я уже сталкивался с роботами-таможенниками, но они были сделаны значительно хуже, и всегда где-то рядом на всякий случай находился человек. Здесь же были одни роботы. Заполнив таможенную декларацию, я подал её роботу.

— Вы пишите, что цель вашего приезда — ревизия. Не понятно. Ревизия чего? — неприятным механическим голосом спросил он у меня.

— Ревизия вашей планеты.

— Не понятно. Как вы намерены проводить ревизию всей планеты? Это очень долго.

— Я, точнее мы, будем проводить у вас ревизию бухгалтерской отчетности Вегетии. Мы посланы Советом Конфедерации.

Видимо фраза "мы посланы Советом Конфедерации" была для робота кодовой, и он тут же отстал, произнеся стандартное приветствие:

— Добро пожаловать на Вегетию, коллеги.

— Скажите, а где мы можем увидеть Научного Руководителя Вегетии? — поинтересовался я.

— Садитесь в такси. Скажите, что вам к Научному Руководителю. Он вас к нему отвезёт.

Мы вышли из космопорта. К нам тут же подъехало такси. За рулём, естественно, сидел робот.

— Нам к Научному Руководителю Вегетии. И побыстрей.

Мы помчались с фантастической скоростью. Такси парило в полуметре над землёй. Видимо оно было на магнитной или воздушной подушке. Не прошло и пяти минут, как мы уже остановились у скромно отделанного дома, ничем не отличавшегося от других.

— Это точно дом Научного Руководителя? — уточнил я.

— Да.

— Не богато живет этот руководитель, — заметил Ступек.

Мы позвонили. Дверь открыл робот-дворецкий. Мы доложили ему о цели нашего прибытия.

— Научный Руководитель не может сейчас принять вас. Он проводит длительный эксперимент, требующий его постоянного присутствия.

— Хорошо, тогда мы зайдем завтра.

— Боюсь, что в ближайшие пять месяцев он не сможет вас принять.

— Как же нам быть? У нас к нему срочное дело государственной важности.

— Обратитесь к Ученому Секретарю Лысту.

Лыст жил на другом конце планеты. Добрались мы до него быстро, но за такси пришлось выложить большую часть имевшихся у нас денег. Мы уже не удивились, увидев такой же скромный домик. Зато там нам повезло гораздо больше. Подождав всего часов восемь, мы, наконец то, увидели, как же выглядит настоящий вегетинец. Выглядел он неважно. Его всклокоченные ветви явно требовалось хотя бы расчесать. Листики на ветвях от недостатка солнечного света начали желтеть, а мелкие корешки на его ногах-корнях совсем засохли. Похоже, что он регулярно забывал опускать их в воду.

— Опять эксперимент не получился, коллеги, — первым делом сообщил он, даже не поздоровавшись с нами.

— Который же он у вас по счёту? — участливо поинтересовался я.

— Тысяча семьсот сорок второй.

— Наверное, долго вы занимаетесь этой проблемой, э... коллега?

— Не очень. Всего 18 лет.

Обратив внимание на Фау, он добродушно спросил:

— Это ваша недоразвитая личинка?

— Нет, что вы, он котообразное млекопитающее, совершенно отличный от нас вид, — пояснил Ступек.

— А ведь мы к вам, коллега, по делу галактической важности. Мы ревизоры Верховного Совета Конфедерации. Прибыли к вам с ревизией, — важно сказал я.

— Но мы не запрашивали никаких ревизий! Это ошибка.

— Вы видимо не в курсе. Ревизию никто сам не запрашивает. Она всегда происходит неожиданно... Вы хоть знаете, что Вегетия входит в состав Конфедерации?

— Да, я слышал, что из-за этой Конфедерации нам пришлось здорово урезать наши научные исследования.

— Вы платите Конфедерации налоги, а она защищает вас от нападения...

— Да к нам и так никто не лез. За всю историю планеты она ни разу не сталкивалась с инопланетными захватчиками, если не считать солдат Конфедерации, — оборвал меня он.

— Так вот, вы платите Конфедерации налоги. А мы с коллегой Ступеком прибыли сюда, чтобы проверить правильность этой документации, — медленно, как учитель школьнику, начал объяснять я.

— А что здесь проверять? Точность расчётов Центрального Суперкомпьютера составляет десять в минус девяносто восьмой степени. Неужели вас не устраивает эта точность?

— Точность очень хорошая. Но на многих планетах стараются обмануть Конфедерацию и утаивают часть доходов.

— Зачем?

— Как это зачем?! Чтобы больше оставить себе! — нервно сказал я. Он начал меня раздражать. То ли идиот, то ли прикидывается.

— Но если не заплатить все налоги, то это потом может быть установлено, и последуют штрафные санкции? — уточнил он.

— Да, это логично.

— Тогда зачем заниматься обманом, если, в конечном счёте, придется заплатить ещё больше? — наконец закончил он свою мысль.

— Но, послушайте! У вас же девять лет тому назад были наши ревизоры?

— Да, были. Мы так и не поняли, зачем они приезжали. Целый месяц здесь жили, так загрузили своими запросами Центральный Суперкомпьютер, что нам пришлось приостановить выполнение некоторых расчётов. Никаких неточностей не нашли. Так и уехали. Кстати, мы им вручили официальную ноту к Конфедерации. Раз она считает, что эти ревизии нужны, то пусть она их проводит. Это её право. Но проживание ревизоров на Вегетии должна оплачивать сама Конфедерация.

Я похолодел. Денег у нас уже практически не было. Ну и планетка. Да, бывали, конечно, планеты, где нам ничего не платили. Но, чтобы требовать с ревизоров плату за проживание...

— Я не получил соответствующих инструкций. У нас нет денег, — взволнованно сказал я.

— Очень сожалею, но ничем не могу вам помочь.

— Свяжитесь с Советом Конфедерации. Пусть они уладят этот вопрос, — решил блефануть я.

— Вы же знаете, что ответ придет через 38 суток. За это время вы помрёте с голода.

— Вы не будете нас кормить?

— Конечно, нет. Мы имеем на это полное право. Наши юристы смогут доказать нашу невиновность.

— Но это бесчеловечно!

— А мы и не люди. Впрочем, мы разрешаем вам использовать падающую на ваши тела солнечную энергию. Вы обладаете способностью к фотосинтезу?

— Нет, конечно. Мы же не растения.

— А насекомых вы ловить умеете?

— Нет.

— Ну, хорошо. Только из сострадания к вам я одолжу вам свой сачок.

— Мы долго не протянем на ваших кузнечиках.

Внезапно в разговор вмешался Ступек. Вообще-то он, если его не спрашивают, старается на таких переговорах помалкивать. Но когда дело касается еды, или, можно сказать, его жизни, у него бывают гениальные идеи.

— Может быть, ваши биологи возьмутся за изучение таких интересных инопланетных индивидуумов, как мы? — робко спросил он.

— И меня тоже можно поизучать, — подхватил его мысль Фау.

— А что, это неплохая идея. Тогда вас будут хотя бы кормить. Возможно, я смогу заинтересовать коллегу Зигота.

Лыст быстро связался по видеофону с Зиготом. Тот появился на экране в защитном костюме, в перчатках и повязке. В руках он держал какого-то маленького дракончика.

— Коллега Зигот! Вас не заинтересовало бы моё предложение — исследовать инопланетян?

— А откуда они родом?

— Я с Бернии, Ступек с Юстера, а Фау с Колдении.

— Нет, это не моя тематика. Отдайте их лучше в зоопарк.

— Я не могу отдать их в зоопарк. Во-первых, они считают себя разумными существами, а во-вторых, там и так мест нет, — парировал Лыст.

— Возьмите нас! Мы мало едим, можем вам по хозяйству помочь, в саду что-нибудь окучить, — почти плача сказал Ступек.

— Ничего окучивать не надо. Я сам растение. Скажите, а размножаться вы можете? Вот это интересно было бы понаблюдать, — задумчиво сказал Зигот.

— Конечно! Ещё как! — соврал Ступек.

— Хорошо. Возьмите такси и приезжайте ко мне.

— У нас нет денег.

— Тогда идите пешком. До меня всего 20 км.

— Хорошо, только пусть уважаемый Учёный Секретарь даст нам запас воды. У вас на планете очень жарко.

— Коллега Лыст. Отпустите моим подопытным десять литров воды. Я с вами потом рассчитаюсь.

— Хорошо, я отпущу. Но хочу вам напомнить, что вы ещё за прошлый раз со мной не рассчитались.

Лыст был настолько любезен, что дал нам в дорогу в качестве провожатого маленького робота, смахивающего на черепашку. Увы, и скорость у этого поводыря оказалась почти черепашья. Мы тащились по жаре часов девять. По дороге мы обсуждали план дальнейших действий:

— Надо срочно выбираться с этой планеты. Ступек, ты посмотрел, когда отсюда стартует ближайший звездолёт? — поинтересовался я.

— Это такая глушь, шеф! Ближайший транспорт будет через две недели, да и то это будет грузовик с Энцефалада, — отозвался Ступек.

— Хорошо. Две недели проживём у Зигота, а потом надо рвать когти. Только как мы там столько времени продержимся? На фиг ты сказал, что мы здесь сможем размножаться? Кто будет исполнять роль женщины? Ты? Или может Фау?

— Не надо втягивать меня в ваши игры! — испугано закричал Фау.

— Хватит компостировать мне мозги, Шмупс. Ты же знаешь, что иначе нас бы не взяли, и мы через три дня умерли. Здесь даже в унитазе вода платная.

У Зигота нам жилось "очень хорошо". Точнее, хорошо, что вообще жилось. Он выяснил по интерсупернету, какой рацион для нас оптимален. Никогда бы не подумал, что это такая гадость! Минимум сладкого, ничего острого и копчёного, полный запрет на алкоголь и табак. Словом, единственное отличие от тюремной баланды заключалось в том, что здесь ещё давали кефир и морковку. Но основные сложности возникли, естественно, с "размножением". Сначала мы ему сказали, что у самки месячные, поэтому с размножением лучше повременить. А затем случилась катастрофа — он скачал из интерсупернета фотографии совокупляющихся обнаженных мужчин и женщин (интересно, и где он там нашел эту гадость?) и, зажимая в кулачке эту порнушку, он пришел в наш вольер, и поинтересовался:

— Так, а кто же из вас самка?

Желающих стать самкой не нашлось.

— Вы меня обманули! Вы оба самцы! А я уже обещал приплод в зоопарк Саареата. А ну вон отсюда!

— Хорошо, мы уйдем. Только верните нам нашу одежду и Фау.

— Нет, одежду я вернуть не могу. Она в работе. Я там обнаружил столько интересных микроорганизмов. А Фау я оставляю себе в качестве компенсации за понесенные убытки. Я ведь уже дал согласие телеканалу "Хрень-ТВ" на ваше участие в эротическом реалити-шоу "Из жизни млекопитающихся".

— Тогда дайте нам хотя бы еды.

— Ладно, но только на три дня в пределах физиологического минимума.

Мы со Ступеком побрели восвояси. Идти нам было некуда. До прибытия космического грузовика оставалось ещё девять дней. Ступек, конечно же, начал свою лебединую песню:

— А ведь мы помрём здесь с голода.

— И что ты предлагаешь?

— Надо научиться добывать себе пищу. Я уже вижу аппетитного жука.

Мы подошли к довольно крупному, длиной сантиметров тридцать, чёрному жуку.

— Вряд ли он обрадуется, если ты его съешь, — заметил я.

— Конечно, не обрадуюсь, — вдруг сказал жук.

— Ух, ты! Говорящий жук! Успокойтесь, Ступек вас не съест.

— А меня и нельзя есть. Я ядовитый. Вот, смотрите, — и он показал нам своё ярко раскрашенное брюшко.

— А у вас здесь все что ли, умеют разговаривать? — поинтересовался Ступек.

— Говорят все, только не все способны их расслышать, — мудро заметил жук.

— Похоже, что нам нечем здесь питаться, — не обращаясь ни к кому, вздохнул Ступек.

— А вы откуда такие безволосенькие взялись? — поинтересовался жук.

— Мы инопланетяне, ревизоры Конфедерации. Прибыли сюда с ревизией. А эти вегетинцы чинят нам препятствия, даже кормить не хотят.

— Это очень на них похоже. Я не припомню случая, чтобы они кого-нибудь кормили задаром. Это растения-хищники. Сколько наших полегло из-за них. Ну да ладно, пойдёмте со мной, я угощаю. Враги наших врагов — наши друзья.

Жук достал из-под крылышка сотовый телефон и позвонил домой:

— Дорогая, готовь обед на 22 жука. У меня сегодня будут гости.

— Много же у вас бывает гостей, — заметил я.

— Нет. Будете только вы и я с женой. Просто я подсчитал, что каждый из вас ест за десятерых жуков.

У жука был прекрасный маленький домик, сделанный из пенобетона и стекла. Внутрь мы бы конечно войти и не смогли бы — он был слишком мал, поэтому жучиха вынесла нам угощение на лужайку.

Чего там только не было: варёные лыбстоноги, копчёные белуподы, солёные семгоносики, маринованные побеги пандрогоры, торт из взбитых гозаностр и даже вяленные доблеры! Запивали мы всю эту вкуснотищу молодым вином из абсолютики. После диеты Зигота нам показалось это всё особенно вкусно.

После праздничного обеда начались долгие разговоры. Жук оказался каким-то большим начальником, но в семье главной, несомненно, была жучиха. Он же был обычным подлапником (аналог мужа-подкаблучника у жуков). Поэтому говорила, в основном, жучиха. Иногда жук вставлял словечко. А нам давали сказать только тогда, когда требовалось услышать наш ответ. Как я понял, у насекомых накопился довольно большой список претензий к вегетинцам. Но мы со Ступеком слушали мы их не внимательно. От вина нас разморило, и мы скоро заснули. "Хитрый жук", — засыпая, подумал я.

Утром жук деликатно пощекотал Ступека за пятку. Он взвизгнул от щекотки, разбудив и меня.

— Вам нельзя здесь больше оставаться. Эти растения-убийцы могут найти вас и здесь.

— Наоборот, они послали нас на всё четыре стороны и ещё подальше, — парировал я.

— Всё равно. Может пойти дождь, подняться ветер. Давайте я отведу вас в пещеру.

Мне сразу представилось сырое и темное помещение, и я вздрогнул.

— Может, лучше соорудим здесь какой-нибудь шалаш из тростника? — спросил я.

— Нет. Здесь нельзя ничего рубить. Это заповедник. В пещере вам будет совсем не плохо.

Мы отправились в путь. Скоро он привёл нас к крутому холму. Поднявшись метров на шесть вверх по его склону, мы очутились у довольно большой металлической двери, сделанной, судя по блеску и отсутствию коррозии, из титана. Жук попросил нас снять с крючка ключ и открыть дверь.

— Электричество, правда, здесь давно отключили за неуплату, — сказал он, когда мы вошли внутрь, — но если держать дверь открытой света будет вполне достаточно.

Внутри была просторная чистая комната с высоким потолком и хорошими обоями. Практически это был номер трёхзвёздочной гостиницы, правда, без телевизора.

— Здесь раньше жил рыгр, но потом его съели, — вздохнув, сказал жук.

— Он насекомое или растение? — спросил Ступек.

— Рыгр — млекопитающее.

— У вас здесь и млекопитающие есть? — обрадовался я.

— Были. Вегетинцы их давно съели. Рыгры были очень вкусными. Ну, располагайтесь. Еду вам привезет на "Муравье" жена. Да, и будьте готовы не спать сегодня ночью. Мы проведем тайное собрание.

Для того чтобы быть готовыми к приёму гостей, мы со Ступеком добрых два часа прибирались в жилище.

— Интересно, как они собираются проводить это сборище в темноте? — поинтересовался я.

— В конце концов, они придут сюда, чтобы говорить, а не рисовать наши портреты, — резонно заметил Ступек.

Вечером, когда уже полностью стемнело, в наше жилище вползла целая туча различных жуков, пауков, бабочек и кузнечиков. Я зажег лучину, чтобы случайно не раздавить кого-нибудь, но, после того, как они все расселись, мне было приказано в целях конспирации лучину погасить. Поэтому свет шел только от тех насекомых, которые способны светиться. У некоторых в темноте светились только одни глаза. Говорили они долго, страстно, часто перебивая друг друга, но общий смысл всех их высказываний можно передать в нескольких предложениях:

Мы находились на территории заповедника, или, точнее, заказника. Богатые вегетинцы имели возможность время от времени охотиться в нём на насекомых, получив в соответствующих органах лицензию. За это они платили большие деньги. За счёт этих средств государственные органы Вегетии выплачивали семье съеденного насекомого пенсию по случаю потери кормильца. Семья могла жить на эти деньги относительно безбедно. После присоединения Вегетии к Конфедерации на планету хлынул поток очень дешёвого продовольствия (в том числе и любимого лакомства вегетинцев — сушеных кузнечиков) и вегетинцы стали охотиться всё меньше и меньше. Так вот, насекомые требовали, чтобы вегетинцы стали бы опять больше на них охотиться!

— Неужели вы хотите, чтобы вас опять стали уничтожать в массовых количествах? — изумился я.

— Да. Пусть хоть семья поживёт по-паразитски (если переводить буквально, то надо написать "как самые удачливые паразиты нашего общества"). У нас ужасная безработица. Многие помирают от голода.

— Хорошо, давайте петицию. Я передам её Совету Конфедерации.

Через несколько дней жук пришел к нам очень расстроенный.

— Вам нельзя здесь больше оставаться, — сказал он. — Начинается сезон охоты, и вас запросто могут съесть.

— Да что вы! Неужели вегетинцы могут съесть нас — высокоразвитых инопланетян?

— В таком прикиде — без одежды и пластиковой карты вы очень смахиваете на неариков. Тоже, кстати, были очень вкусные млекопитающие.

— Они вымерли?

— Конечно. А если вы не хотите последовать их примеру, то вам надо до полуночи убраться отсюда. Учтите, что голодный желудок — плохой советчик для разума вегетинца.

— Хорошо, мы уйдем. Скоро будет звездолёт, так что нам всё равно надо было через пару дней уходить отсюда. Кстати, вы не одолжите нам денег на такси до космопорта?

— Вы что, это же огромная сумма, равная одной десятой ВВП нашего заповедника! Но я могу дать вам совет, как добраться до космопорта без денег.

— И как же?

— У каждого робота, в том числе и у таксиста, на спине есть красная кнопка. Как только он вас привезёт в космопорт — нажмите её. Тогда он не успеет заблокировать двери. Но учтите, что минут через десять будет объявлена тревога.

— Большое спасибо вам за совет и за гостеприимство. Всего доброго.

Всё произошло прямо как по сценарию. Когда робот, привезя нас в аэропорт, начал говорить: "С вас...", я нажал на красную кнопку и отключил его. Мы выбежали из машины и помчались в сторону ближайшего лесочка. До отправления грузового космического корабля оставалось ещё двое суток, и нам надо было где-то перекантоваться.

В этом небольшом зелёном массиве мы провели двое суток. Воды у нас было достаточно, а вот провизия быстро закончилась. Как же это неприятно — голодать. Такое впечатление, что мозг в это время находится в желудке, а не в голове. К тому же мы жили в постоянном страхе — а вдруг этот лес — тоже охотничий заказник?

В нашу последнюю ночь я особенно долго не мог заснуть. Так что-то стало обидно — столько времени, сил и денег потратили на эту дурацкую планету и всё впустую. Мне вдруг так стало себя жалко, что я даже всплакнул немного. Внезапно я заметил крадущуюся тень. Охотник! Сейчас он убьет нас голых и безоружных. Я толкнул Ступека. Увидев охотника, он ойкнул и испугался спросони еще больше, чем я.

— Не бойтесь, это я, — услышали мы знакомый голос Фау.

— Фау! Как же ты нас испугал! Ты нас по запаху, что ли нашел?

— Зачем же по запаху? Так можно долго искать. Я приехал в космопорт и спросил, не видели ли здесь двух голых инопланетян. Мне сказали, что вы живете в этом лесу. Мне не составило труда догадаться, что вы поселились у родника.

— А как ты смог убежать?

— Я и не сбегал. Меня отпустили. Я теперь звезда местного телеэкрана. Кстати, я у Зигота вашу одежду выкупил т.к. знаю, что вы, почему-то стесняетесь ходить без неё. Хотя, на мой взгляд, натуральный вид вам больше идёт.

Наконец, пришло время, и вся наша троица, воспользовавшись темнотой, пробралась в трюмы космического грузовика, прибывшего с Энцефалада. Очень удачно, что он развозил продовольствие, иначе в дороге мы точно бы померли с голоду. Хотя рацион там у нас оказался очень своеобразный. Никогда бы не подумал, что буду есть вяленых медуз и пауков в томатном соусе. Не прошло и недели, как мы вывалились из трюма на Уволопии. Но это я уже описывал.

Только спустя много месяцев, вернувшись домой, я, изучив досконально на досуге биологию вегетинцев, понял, что они нас разоблачили при первой же встрече. Каждый вегетинец способен читать чужие мысли.

4. Цецедра

/из дневника Шмупса/

После долгих раздумий я решил, что нам со Ступеком надо вплотную заняться Цецедрой. Данную планету вряд ли кто-нибудь рискнул бы назвать райским уголком вселенной. Это большая густонаселённая планета с развитой тяжёлой промышленностью является, так сказать, горячим цехом Конфедерации. После приёма относительно отсталой Цецедры в состав Конфедерации многие планеты поспешили вывести туда свои вредные производства, что обернулось для неё большими экологическими проблемами. А реальный уровень доходов местного населения повысился от этого не сильно. Лет двадцать тому назад на планете начались волнения, президента убили, появилось множество самозванцев. Эта смута продолжалась целых 12 лет, пока самый хитрый узурпатор по имени Чмундр не взял под свой контроль всю территорию планеты. После этого Чмундр два раза пытался провести президентские выборы, с тем, чтобы, подтасовав их результаты стать законно избранным президентом. Но на них почти никто не пришел, и подтасовывать было нечего. Тогда он, не долго думая, провозгласил себя императором. Конфедерация отнеслась к этому спокойно — император так император. Пусть хоть богом себя назовёт, лишь бы планета исправно платила налоги. Кстати, в Конфедерации есть несколько таких замечательных планеток, управляемых "богами".

Мой информатор в Ревизионном Отделе Координационного Совета Конфедерации как-то при встрече рассказал со смехом о результатах последней ревизии на Цецедре:

— Ты представляешь, эти раздолбаи работали там целый месяц, а в результате нашли только пару мелких неточностей! Явно Чмундр дал им на лапу.

— Я бы хотел заняться этой планетой. Ты мне поможешь?

— Это очень большой кусок. Ты можешь им подавиться. Наверняка у Чмундра есть свой человечек в нашем отделе, который и направил нужных ревизоров.

— Но зато представляешь, сколько там можно урвать!

— А ты представляешь как это сложно! Легче заставить проститутку заплатить за проведённую с тобой ночь, чем вытрясти из него эти деньги. У Чмундра наверняка есть прямой канал ультрасовременной мгновенной связи с этим человеком из Ревизионного отдела. Вот и представь себе: вы приедете, Чмундр тут же позвонит этому информатору, а тот ему скажет: "Мы никого не посылали. Это самозванцы".

— А ты мог бы инициировать повторную ревизию?

— В принципе да, но что тебе это даст?

— Я перехвачу настоящих ревизоров, и мы выдадим себя за них.

— Это очень рискованно!

— Риск — благородное дело.

— Но когда они вернуться домой, то всё расскажут. Тогда и до меня могут докопаться, — взволнованно проговорил он, вытирая пот со своей лысины батистовым платочком.

— Они ничего не скажут.

— Неужели ты их убьешь?!

— Когда это я опускался до убийства? Как говориться — не в крови мои ладони, я по кошелькам специалист. Нет, я сделаю так, что они будут не заинтересованы ничего рассказывать.

— Хорошо. Успехов тебе. И не забудь о моей доле.

— Разве я когда-нибудь о ней забывал? Кстати и ты не забудь прислать мне полное досье на тех ревизоров, кто туда поедет.

У каждого человека есть свои слабости. Поэтому я рассчитывал, получив из досье нужную информацию на них сыграть. Однако для повторной проверки выбрали самого неподкупного ревизора — Трубта. Изучив его досье, я понял, что убедить его держать язык за зубами будет не просто. Он не пил, не употреблял наркотики, не увлекался азартными играми и женщинами. Может он хотя бы голубой? А вот его помощник — Сусек особой опасности не представлял. Стало ясно, что досье мне не поможет, поэтому я решился на крайнюю меру — обыскать квартиру Трубта во время его отсутствия. Сделать это было не сложно — он жил один, без прислуги. Его домик был очень скромен и красноречиво свидетельствовал, что человек живёт на одну зарплату. В доме была простейшая сигнализация, но особых проблем она у меня не вызвала. Трубт явно не предполагал, что кого-то может заинтересовать его скромное жилище.

Да, давненько я не занимался такими вещами! Но кое-какой опыт всё же сохранился. Вообще-то надо было бы послать сюда Ступека, но этот кретин мог оставить после себя следы. Да и как ему объяснишь, что именно я ищу. А ищу я любые факты, которые позволили бы его немножечко пошантажировать.

Весь дом Трубта был уставлен банками со спиртом, в котором плавали самые диковинные существа. Сначала мне даже показалось, что они живые и смотрят на меня. Видимо практически с каждой планеты, где он проводил ревизию, он тащил домой эту гадость и заспиртовывал их, чтобы любоваться ими тоскливыми вечерами. Довольно экстравагантно, но на этом не сыграешь. Также оказалось, что он любит на досуге вышивать крестиком. Нет, опять не то... Я обошел весь дом. Уцепиться там было не за что. Да, к сожалению, осмотр дома ничего не дал.

Придя домой, я закрыл глаза и ещё раз мысленно прошелся по его дому. Внезапно я понял, что там было необычным: фотография! Фотография мужчины и женщины, видимо его родителей. Они были другого биологического вида! Он же родом с планеты Харп, а на фотографии были типичные смуглолицые представители планеты Аота. Может это его приёмные родители, или хорошие знакомые? Я ещё раз внимательно перечитал его досье. Нет, память у меня отличная. Он харпеанин, единственный сын в обычной семье. Пришлось заняться проверкой его детства. Послав Ступека в командировку на Аоту и Харп, я решил ещё раз забраться в его жилище. Прежде всего, мне требовалось несколько его волосков для анализа ДНК. Кроме того, если он всё-таки аотинец, ему надо было гримироваться. Внимательно осмотрев его ванную, я обнаружил полный маникюрный набор. Там был и эпилятор для удаления волос, в избытке покрывающем лица аотинцев, и специальные тональные кремы, делавшие его смуглую кожу белесой. Но, всё-таки интересно, неужели он обесцвечивает себе всю кожу своего тела, включая мошонку? Или он всю жизнь отказывался ходить в баню и никогда не появлялся на пляже? А в его комнате я обнаружил несколько книжек, предназначенных, как я раньше считал, исключительно для женщин — "Макияж своими руками", "Как сделать себя красивой", "Я самая обаятельная и привлекательная". Может он еще вместе с девушками на курсы макияжа ходит? Теперь очевидно, что он не тот, за кого себя выдает.

Да, в тот раз я поторопился, и осмотрел его дом не внимательно. А всё потому, что боялся, что меня застукают. Вот и на кухне не полюбопытствовал, что за вещь накрыта большим чёрным платком. Я поднял платок. Лучше бы я этого не делал. Воздух пронзил истошный крик:

— Ты опять забыл оставить мне воду, старый хрыч!

Это была говорящая птица диковинной породы. Интересно, на какой планете он раздобыл эту экзотику? И почему не заспиртовал? Может, в банку не влезла? Я быстро накрыл её черным платком, но она ещё долго возмущалась. Надо было срочно сматываться отсюда, пока не всполошились соседи. Да, будет забавно, если птица не только говорит, но и что-то соображает. Тогда она расскажет Трубту, что в доме были воры. Может стоит что-нибудь свиснуть на память? А то обидно — два раза влезал в дом, а выхожу с пустыми руками. Если сейчас меня схватит полиция, то они обнаружат (если заметят) только десяток засаленных волос, взятых с его расчески. Решат, что я псих.

Прошло две недели. Ревизоры должны были уже завтра вылететь на Цецедру, а Ступека всё не было. И где его носит? Наконец, под утро, он появился.

— Ну, что выяснил?

— На Аоте о Трубте никто ничего не слышал. А может, они не захотели мне ничего рассказывать. Там такой расизм. Белых они вообще за людей не считают.

— Импровизируй, Ступек, импровизируй. Надо было гуталином намазаться. Так, а что на Харпе?

— На Харпе я поговорил с соседями Трубтов. Они сообщили, что ходили какие-то слухи, что будто бы Трубт не их сын.

— Не густо. Ладно, давай спать. Нам через три часа вылетать на Капру. Там у ревизоров пересадка.

— Фау берём?

— Давай возьмём. Только не забудь его ветеринарный паспорт.

Капру и нормальной планетой то назвать нельзя. Это гигантская глыба льда, болтающаяся довольно далеко от своего солнышка. Но, будучи выгодно расположенной на перекрёстке многих торговых путей, она стала самой крупной перевалочной базой в нашем секторе галактики. Ещё здесь есть военная база и горнолыжный курорт.

Мы прибыли на Капру на два часа позже, чем Трубт и Сусек и поселились в той же гостинице. Завтра они должны были вылететь на Цецедру. Вечером, воспользовавшись тем, что Сусек ушел в казино, я одел трансформирующую лицо маску и постучался в дверь Трубта.

— Да, да, войдите.

— Здравствуйте, господин Трубт. Я из Особого отдела Совета Конфедерации, — сказал я ему и быстро взмахнул чёрным голографическим кристаллом. Только бы он не стал проверять его подлинность. И не давая ему опомниться, продолжил: — Давно хотел поговорить с вами. Только сначала умойте лицо, — протягивая ему смоченную в спирте салфетку, сказал я.

— Я так и знал, что рано или поздно вы до всего докопаетесь.

— Конечно, мы всё знаем. Но мне хотелось бы услышать ВАШ рассказ.

— Я родился на Аоте в бедной многодетной семье. Родители мне денег не давали, в школу я не ходил. Уже в семилетнем возрасте начал воровать, состоял на учёте в полиции. А в девять лет я вместе с другими мальчишками, подбившими меня на это, пробрался в трюм грузового космического корабля и очутился на Харпе. Там я тоже подворовывал. Меня поймали, и офицер полиции решил взять меня к себе в дом на перевоспитание. Я быстро взялся за ум и стал одним из лучших учеников в классе. Своих детей у Трубтов не было, и они решили меня усыновить. Но с такой тёмной кожей я никогда не смог бы сделать карьеру. Поэтому они меня загримировали и переехали в другой город.

— А почему в вашем досье указанно, что вы их родной сын?

— Вы же знаете, что за деньги можно выправить себе любые документы, а поскольку отец работал в полиции, то ему это было сделать ещё проще.

— Вы сказали "отец". Значит, вы считаете их своими основными родителями?

— Естественно.

— Тогда почему у вас дома фотография ваших биологических родителей?

— Это была непростительная ошибка с моей стороны. Выйдя в люди, я побывал на Аоте. Родители к тому времени уже умерли, но я смог разыскать их фотографию. А поскольку я помнил их очень смутно, то в порыве сентиментальности поставил её у себя в спальне.

— Вы понимаете, что вам сейчас грозит?

— Теперь я лишусь работы. А жаль. Я её очень люблю.

— Боюсь, одним увольнением здесь не ограничится. Кто поручиться, что у человека с уголовным прошлым нет новых преступлений? Начнется ведомственное расследование и ваши недруги, а их не мало, сольют на вас тонны компромата.

— Я всегда честно служил. Мне нечего боятся.

-Я знаю. Именно поэтому я приехал сюда, чтобы вам помочь. Мы готовим на Цецедре спецоперацию. Хотим прижать к ногтю этого вонючего императора. Мне нужно, чтобы вы с напарником на две недели остались здесь, а наши суперагенты с вашими документами сделают всю работу.

— Может, лучше вы объясните нам, что нужно делать, и мы сами поможем правосудию?

— Нет. Это очень опасно. Требуются специальные навыки. И потом, мы не можем рисковать таким высококлассным специалистом, как вы. Если всё пройдёт удачно, то я буду рекомендовать Особому отделу замять эту нелепую историю с вашим прошлым. А моё слово, поверьте, там очень много значит.

— Хорошо, я согласен. Но что я скажу Сусеку?

— Скажите, что к вам прибыл курьер из Центра и вручил депешу. Кстати, вот она. В ней вам предписывается оставаться на Капре две недели. Отдыхайте, катайтесь на лыжах. Я уже заказал для вас комплект горнолыжного снаряжения.

— Последний раз я ходил на лыжах лет сорок тому назад. И то, по равнине.

— Отлично. Теперь у вас будет хорошая возможность освежить свои навыки. Это приказ.

А тем временем Ступек обрабатывал Сусека. Два раздолбая быстро нашли общий язык. Получив деньги и приказ оставаться здесь две недели, Сусек больше уже ни о чём не спрашивал. Какая разница, кто платит?

Теперь путь на Цецедру был расчищен. Правда, задачка всё равно предстояла не из лёгких. Собрать второй за семь месяцев урожай с этого "поля" будет не просто. Необходимо убедить Чмундра, что в обозримом будущем других проверок не будет, иначе он отделается мелкой подачкой.

Чмундр лежал в джакузи и курил аметку (местный наркотик). Всё его тело утопало в густой пене. Рядом, на полочке, сидела его любимая белая крыса. Казалось, ничто в это прекрасное утро не способно испортить ему настроение. Но вдруг в ванную вбежал слуга. От неожиданности крыса плюхнулась в ванну. Не имея настроения пускаться в кругосветное плавание, она быстро причалила к шее Чмундра, вскарабкалась по его лицу и уселась на макушке.

— Ваше величество. Прибыл "Онфей"...

— Ну и что, он всегда прилетает по средам, — резко перебил его Чмундр, стряхивая на пол крысу.

— Двое пассажиров задекларировались как ревизоры Конфедерации.

— Как опять! Да, что они там совсем оборзели! Мы же совсем недавно спровадили тех ревизоров!

— Совершенно верно. Но через полчаса они будут здесь. Прикажите принять?

— Да.

Аудиенция проходила в Сером зале. В отличие от Атласного, Жемчужного и Бриллиантового, он был отделан очень скромно и использовался только для встреч официальных лиц из Центра.

Чмундр восседал на троне, даже можно сказать не на троне, а на большом кожаном кресле, которое лишь сантиметров на двадцать было выше остальных. Это был ещё довольно молодой человек лет тридцати с довольно безвкусными рыжими бакенбардами. Он сидел, чуть ссутулившись, голова была наклонена вперед. Когда мы вошли, то он одарил нас тяжелым взглядом исподлобья. На его коленях сидела его любимица — большая белая крыса с золотым ошейником, которая также смотрела на нас исподлобья. Хорошо, что мы не взяли с собой Фау. Он испытывает к крысам явную антипатию. Я сказал Чмундру какую-то стандартную любезность и протянул наши верительные грамоты. Он бегло взглянул на них, а голографические кристаллы даже не стал проверять.

Говорят, что если собака долго живет с хозяином, то она становиться на него похожа. Никогда бы не подумал, что это относится и к крысам. Его любимый зверёк был такой же суетливый, неприятный и резкий, как он сам.

— Итак, к нам опять прибыли ревизоры. За какие заслуги нам такая честь?

— Это стандартная проверка честности наших ревизоров. Вы здесь не причем.

— А где гарантия того, что проверяющий честнее проверяемого, господин ...э..., — он взглянул на грамоту, — господин Трубт?

— Обычно для повторной ревизии используют самых честных и опытных сотрудников, своим многолетним трудом заслуживших..., — начал я.

— Понятно, понятно, — оборвал он меня. Мои слова явно его не обрадовали. — Но нам не о чем беспокоиться. Цецедра чиста перед законом как попка новорожденного, — сказал Чмундр и сделал широкий жест рукой. Наверное, его крыса была дрессированная, потому что она, встав на задние лапки, также повела своей правой лапкой слева на право.

— Итак, мы приступим к ревизии, ваше величество?

— Я распоряжусь, чтобы вам предоставили все необходимые документы.

Да, деньги Чмундр любит. Но и я люблю деньги ничуть не меньше него. Даже не представляю, чего бы я ни сделал ради денег.

Нас отвели в большой и пыльный зал, все стены которого были уставлены книгами. На мутных окнах висели в коконах из паутинки трупики мух, а на большом столе лежал приличный слой пыли. Похоже, что он накопился за те семь месяцев, что здесь не было ревизоров. Мы прождали добрых полчаса, пока нам не принесли документы. Это были толстенные тома каких-то разрозненных выписок, счетов, договоров и прочего. Вся бухгалтерия находилась в жутко запущенном состоянии. Да, управиться за две недели здесь будет не просто. Но налоги Чмундр, похоже, не доплачивает по крупному.

А в это время Чмундр связался со своим информатором из Ревизионного отдела по мгновенной межзвёздной связи:

— Вы же обещали, что в ближайшие три года никаких проверок на Цецедре не будет! Я столько заплатил!

— Я сделал всё, что мог. Но руководство не поверило в слишком уж хороший отчёт. Но вы не беспокойтесь — ситуация полностью под контролем. К вам прибыли НАШИ люди.

— И я опять должен за это платить?! И где гарантия, что это последняя проверка?

— Третьей проверки никогда ещё не было и, думаю, не будет. К тому же к вам отправился Трубт, а он считается самым честным ревизором в отделе.

— Если он такой честный, то, как вы тогда его купили?

— Любая честность имеет свой предел. Мы предложили ему такую сумму, что он не смог отказаться.

— Ага. И платить за это должен я?

— Чувствуя свою вину перед Вами, я полностью отказываюсь от своих комиссионных в этом деле. Вы заплатите только Трубту, — сказал информатор, вытирая пот со своей лысины батистовым платочком.

— А может мне лучше утопить этих ревизоров в канале? Представим это как несчастный случай. Пока ещё пришлют новых... Ладно, шучу. Так о какой сумме идёт речь?

Вечером император давал бал. По случаю нашего приезда он был обставлен особенно пышно. Когда я перекинулся с Чмундром парой слов, то заметил, что он, видимо под воздействием алкоголя, настроен ко мне гораздо доброжелательнее, чем утром. Он даже подмигнул мне. Ступек тут же пришвартовался к карточному столу и до конца бала находился там как корабль на причале. Для разнообразия я попросил его оставить Фау в гостинице. Я сказал ему, что игра идёт по крупному и поэтому сегодня ему лучше проиграть. Говорящий Фау, которому к тому же жутко везёт в карты, вряд ли обрадовал бы Чмундра.

Когда я протискивался через разнаряженную толпу придворных, то умудрился зацепиться очками за чей-то пышный парик, и очки слетели. Я нагнулся, чтобы их поднять и в этот момент меня сзади сильно толкнули. Чтобы не упасть, я автоматически сделал шаг вперёд, и раздавил очки ногой. Сразу так стало обидно — ладно бы кто другой их раздавил. Тогда хоть можно было бы накричать на него, сорвать зло. Но не будешь же кричать на самого себя, да ещё прилюдно.

Во время бала ко мне прицепилась какая-то местная дама полусвета, одетая в вызывающее чёрное платье с вырезом до колен. На голове у неё была модная шляпка с вуалью.

— А вы совсем не такой страшный, как о вас рассказывали, господин главный ревизор, — со смехом сказала она, обнажив хорошие белые зубы, которые были видны даже через её вуаль.

— Для того чтобы превратиться во льва, мне нужно держаться за бухгалтерскую книгу. А без неё я просто мышонок, сударыня, — парировал я.

Мы ещё довольно долго говорили с ней в таком же шутливом тоне. Потом немного потанцевали и затем уселись вместе за праздничный стол. Она постоянно пыталась споить меня шампанским. Но для меня это всё равно, что лимонад. На планете, откуда я родом, принято пить неразбавленный спирт. А пива у нас выпивается больше, чем кофе, чая, лимонада и нарзана вместе взятых. Короче, напилась она. Я же был трезв как стёклышко. Ну, может быть, почти трезв... Кстати, после третьей бутылки шампанского, дама показалась мне особенно красивой.

— Пойдём ко мне или к тебе? — спросила она под конец бала со своей бесстыдной улыбкой.

Я задумался. Если Чмундр пытается меня скомпрометировать, это явно не самая блестящая его идея. Наверняка он запросил моё досье, вернее досье Трубта, и узнал, что я холост. Скорее он хочет меня задобрить.

— А почему бы и нет? — вслух высказал я свои мысли. Поскольку к утру можно было ожидать возвращения Ступека, то пошли к ней. Она жила здесь же, в небольшой комнатке дворца.

— Трубт, а как тебя звали в детстве?

— Мама называла меня Трубтидурик.

— Слушай, Трубтидурик, у тебя, говорят, дома котик живёт? Подари, а?

— Это не мой, а Ступека. А ты любишь кошек?

— Я их обожаю.

— Сколько же их живет у тебя дома? Я пока никого не заметил.

— Ни одной. Я их люблю запечёнными с яблоками.

— Так вот почему на Цецедре так мало кошек!

Когда мы разделись, то она сказала:

— Я боюсь темноты. Давай при свете.

— Что ж, при свете, так при свете.

Я могу попозировать и перед видеокамерой. Похоже, что Чмундр коллекционирует домашнее порно.

Самое удивительное, что она оказалась девственницей!

Когда я рано утром пришел в наш номер, то обнаружил, что Ступек не спит. В столь ранний час для него это было не характерно.

— Я так переживал за вас, шеф! Решил, что вас похитили.

— Ну что ты, Ступек! Если меня похитят, то обязательно вместе с тобой. Да и Фау, наверное, не забудут.

— А я с такими шулерами всю ночь играл, — пожаловался Ступек.

— Всё спустил?

— Нет, наоборот. Мы даже вместе с Фау никогда столько не выигрывали.

— Может, тебе просто повезло?

— Нет, шесть тузов в одной раздаче — это явно не спроста.

Когда мы со Ступеком опять пришли во дворец, с тем, чтобы с головой погрузиться в эти бухгалтерские отчёты, придворный слуга, встретивший нас, спросил с озабоченным видом:

— Вы не видели здесь такую большую белую крысу с золотым ошейником?

— Нет, а что случилось?

— Пропал Хвостатик — любимая крыса его императорского величества. Если вы её увидите — немедленно сообщите.

— Непременно.

Вечером, придя в наш номер после нелёгкого трудового дня, я, зайдя в туалет, обнаружил, что на дне унитаза поблескивает что-то блестящее. Не поленившись, я взял ёршик, и после нескольких неудачных попыток смог подцепить блестящий предмет. Это был небольшой золотой браслет. Точнее ошейник.

— Ты сожрал любимую крысу императора? — спросил я у Фау.

— Никого я не ел. Да и мало ли здесь котов?

— Мало. Очень мало. А как ты объяснишь золотой ошейник в нашем унитазе?

— Ой, если бы вы знали, Шмупс, как мне было от него плохо! Никогда больше не буду есть крыс с золотыми ошейниками. Золото абсолютно не переваривается.

— Тебя никто не видел во дворце?

— Только дог. Но вряд ли он говорящий.

— А почему у тебя такой облезлый вид? Ты с ним подрался?

— Нет, это я попал под кислотный дождь. Дожди здесь ужасные — чистая кислота.

Я нагнулся к Фау, и пробормотал ему на ушко:

— Чем так без толку по дворцу шляться, лучше установи у Чмундра подслушивающие устройства.

Подслушка дворца практически ничего не дала. То ли Чмундр был очень скрытен, и боялся "жучков", то ли он обсуждал важные дела в какой-то особой комнате, но кроме фразы "Позаботьтесь, чтобы Трубт не встретился с Кангрелором", я ничего интересного не услышал.

Войдя в интерсупернет, я набрал в поисковой системе "Тындыкс" ключевое слово "Кангрелор" и получил следующие сведения:

Запросов по слову Кангрелор — 2. То есть никто кроме правоохранительных органов Цецедры этого Кангрелора не ищет. Ещё была кнопочка "Купить это слово". Я усмехнулся. Если была бы кнопка "Купить самого Кангрелора", то я, возможно, ещё бы и заинтересовался. Зато была ссылка на его фотографии: "Кангрелор в картинках". Чтобы посмотреть, как же выглядит этот субъект, я щелкнул её мышкой. Оказалось, что кангрелор — лекарство для лечения сердечно-сосудистых заболеваний. Других Кангрелоров "Тындыкс" не знал. Не помог даже поиск по ключевой фразе "повстанцы Цецедры". Поисковая система прозрачно намекнула, что ей плевать на этих повстанцев и посоветовала поискать кого-нибудь ещё с более мягкими условиями. Поскольку своего сайта у Кангрелора в интерсупернете не было, то это прямо свидетельствовало, что он — человек дела, не привыкший заниматься саморекламой.

Зато на самой Цецедре слово "Кангрелор" явно было ключевым. Достаточно было громко произнести его, протискиваясь через толпу народа, и люди испуганно расступались. Но легче было вытрясти из Чмундра деньги, чем узнать у цецедринцев, кто же такой Кангрелор.

Обращение к сводной цецедринской электронной библиотеке также не дало результатов. Она упорно делала вид, что отродясь ни о каком Кангрелоре ничего не слыхала.

Жаль, что Чмундр не дает балы ежедневно. Вечерами здесь довольно скучно и приходится смотреть телевизор. Телевидение здесь такое же, как и на большинстве других планет — ни уму не сердцу. Да ещё эта реклама, которая меня жутко раздражает. А вот Ступек смотрит её с удовольствием, словно надеясь выудить из этой галиматьи какую-то ценную информацию. И, похоже, что он действительно верит рекламе.

Как-то раз, заметив, что я бреюсь недорогим лезвием, он изумлённо сказал мне:

— Ты бреешься этой допотопной бритвой?

— Да, она меня вполне устраивает.

— Старик, ты отстал от жизни! Рекомендую бритву "Бронежульёт". Её по всем телеканалам рекламируют.

Вы наверняка знаете навязчивую рекламу "Бронежульёта": "Первое лезвие бреет чисто, второе ещё чище, третье срезает кожу, четвёртое снимает подкожный слой, пятое скребёт ваше мясо".

Вот и сейчас по телевизору шла реклама: "Представляем новые мгновенные овсяные хлопья со вкусом вашего любимого автомобиля. Теперь их не надо даже варить. Жуйте их сухими. Это позволит сохранить все имеющиеся в них витамины и автомасла." Я тут же переключил на другой телеканал. А там выступал откормленный дядечка в белом халате: "Цецедринский Институт питания и я лично рекомендуем вам попробовать новый твердый сыр "Грызисам". Клинические испытания показали, что его охотно едят наши подопытные крысы (правда, кроме этого сыра и воды им ничего больше не давали), что свидетельствует о том, что он совершенно безопасен для здоровья. Однако не всё из того, что грызут крысы можно рекомендовать в пищу людям. Так, например, крысы с удовольствием грызут электропроводку, но Институт питания, пока не проведены клинические испытания на добровольцах, не может рекомендовать вам включить её в свой рацион". А добровольцев, желающих погрызть находящуюся под током электропроводку, пока, к сожалению, не нашлось.

Уже через неделю после начала нашей ревизии, я понял, что здесь можно заработать миллионы. Масштабы хищений были колоссальные. Планета платила в Конфедерацию раза в два меньше налогов, чем должна была бы. Наконец, дело было закончено и подшито. Я попросил секретаря передать его Чмундру.

Через пару часов мне объявили, что император желает побеседовать со мной. Меня долго вели по длинным коридорам, а затем мы спустились в мрачное подземелье. Сказать по правде, я не встречал еще ни одного солнечного и радостного подземелья, но это сооружение было особенно мрачно. Чувствовалось, что стоили его давно, очень основательно, и явно не для проведения занятий по аэробике.

— Куда вы меня привели? Это не покои императора! — заволновался я.

— Иди куда велено.

Меня запихнули в тёмную и сырую камеру. Похоже, что это конец. Неужели Чмундр рискнёт убить ревизоров?

Прошло три часа. Если бы у меня не было часов со светящимися стрелками, то я подумал бы, что прошла вечность. Наконец дверь отворилась, и в камеру собственной персоной зашёл Чмундр в сопровождении слуг.

— Рад видеть вас живым и здоровым, — с усмешкой сказал он.

— Я тоже рад, что вы решили посетить бедного узника.

— Не скромничай. Судя по размаху, ты неплохо заколачиваешь в своём Ревизионном отделе. Мой информатор сообщил мне, сколько ты хочешь. Я предлагаю тебе на один нолик меньше. Это тоже хорошие деньги. Хочу отблагодарить тебя за усердие и сверхурочную ночную работу.

— У Вас могут быть большие неприятности. Нельзя так обращаться с ревизорами Конфедерации. И вообще, вы читали мой отчет?

— Да читал, читал я его. Ты думаешь, что сообщил мне что-то новое? Ха. А вот неприятности могут быть у тебя.

Он хлопнул в ладоши, и слуга принёс таз с водой.

— Не желаете ли умыться, господин Трубт? Или на Аоте не принято умываться? Мои лучшие сыщики 10 дней рыли носом землю на Харпе, а затем на Аоте. Кстати, вам привет от ваших друзей детства. Никто из них не сделал такой блестящей карьеры как вы.

Слуги насильно меня умыли, но, к удивлению Чмундра, моя кожа так и не потемнела.

— Сильней, сильней трите его бездельники! — кричал он. Наконец, он понял, что я не Трубт.

— Оставьте нас одних, — сказал он слугам.

— А где настоящий Трубт? Ты убил его?

— Да что вы, как можно. Не волнуйтесь за него — он в безопасном месте. И это место знаю только я один. Причём, лишь Трубт может сделать доклад Совету о положении на Цецедре. Так что угрожать мне не нужно. Однако, в знак уважения перед вашим дедуктивным талантом, я готов уменьшить требуемую сумму в два раза.

— Ээ... Ну ладно, я согласен.

— И ещё, я хотел бы узнать, кто такой Кангрелор?

— Это глава повстанцев. Довольно мерзкий тип. А ты хотел бы его увидеть?

— Вообще-то это было бы интересно.

— Кангрелор в моей темнице.

— В соседней камере? Я вроде бы слышал там какие-то звуки.

— Нет. Кангрелор — это я!

— Как вы?

— После того, как я основательно вычистил оппозицию, что-то очень долго не появлялось новое движение сопротивления. Мало, всё-таки, на планете талантливых организаторов. Пришлось мне создавать его самому.

— И как, успешно?

— Очень. Несколько раз правительственным войскам удавалось окружить повстанцев и почти всех их уничтожить, но Кангрелору всегда удавалось уйти.

— Не удивляюсь. А как вы объясняли повстанцам своё внешнее сходство с Чмундром?

— Так всем известно, что Чмундр — мужчина, а Кангрелор — женщина. Кангрелор — женское имя. И потом, простолюдины видели Чмундра только издали.

— Значит, вы выдавали повстанцам себя за женщину?

— Нет.

— Вы мужчина?

— Нет.

— Вы женщина?

— Нет.

Я судорожно начал вспоминать, сколько же у цецедринцев бывает полов.

— Так кто же вы? — обалдело спросил я.

— Я девушка, — сказала она, неожиданно сменив грубый и резкий мужской голос на приятный женский. Хочешь проверить?

— Нет, нет, я верю.

— Правильно делаешь, Трубтидурик, или как там тебя зовут. Современные технологии позволяют восстанавливать девственность бесчисленное число раз. Да, кстати, подари мне своего котика. Ты же помнишь, я их обожаю!

— Эх... Хорошо.

— И последнее. Мне по зарез требуется новый Верховный Инспектор. Пойдешь ко мне работать?

— И что, хорошая зарплата?

— Зарплата просто отличная. Но есть одно маленькое "но". У нас на планете Верховным Инспектором может быть только женщина. Придется сделать операцию по смене пола.

КОНЕЦ

здесь быть не может,

поскольку после конца не должен стоять эпиграф:

Мой конец ведь ещё не конец,

Мой конец — это чье-то начало.

В.С. Высоцкий

5. Охкумения

/из дневника Фау/

Довольно непростая это штука, доложу я вам, организовать собственные похороны. Особенно, если требуется, чтобы все были твёрдо уверены в том, что вы действительно умерли. После фактического предательства Ступека, который, получив от Шмупса солидный куш, ушёл в запой, я оказался в мрачных казематах дворца Чмундра. Нет, всё-таки молодцы эти пьяницы! Как только возникает какая-либо сложная ситуация, требующая от них принятия решения, так они уходят в запой. И ситуации приходится самой как-то решаться без них. А когда протрезвеют — они вроде, как и ни при чём — они-то ведь ничего плохого не делали (впрочем, как и ничего хорошего). Удобная позиция, особенно если совесть давно пропита.

Меня спасло то, что Чмундр ХОТЕЛА (я узнал, что эта тварь, оказывается, была женского рода) съесть меня на какой-то крупный праздник, до которого было ещё три недели. Кроме того, я показался ей довольно щуплым, и она планировала меня откормить. Проще всего было бы, сделав подкоп, убежать и забыть эту скверную историю. Но наверняка эта гадина догадалась, что именно я съел её любимую крысу. Да и знаю я слишком много. Поэтому такая женщина, узнав, что я сбежал, оставив её в дураках (вернее в дурах) ни перед чем не остановится. А возможности у неё гигантские. И вообще, я всегда считал, что если захотят убить, то всё равно убьют. Это вопрос только времени и денег. Поэтому, сделав подкоп, я побежал не в космопорт, а к ближайшему банкомату. У меня скопилась кое-какая сумма на чёрный день. Правда, сейчас был не чёрный день, а серый, но чтобы день окончательно не почернел, нужно было срочно что-то делать. Для того чтобы снять деньги никакая карточка не требовалась. Достаточно было отпечатков пальцев, а в моём случае лап. Банкомат довольно долго поворчал, видимо впервые встретившись с таким необычным клиентом, но потом, найдя в межгалактической картотеке отпечатки моих лап, выдал мне требуемую сумму. Получив деньги, я сразу же бросился звонить на Колдению. Я бы мог, конечно, послать на Колдению телепатограмму, но мне было проще и надёжнее позвонить по телефону. Мы, колденские львы, можем легко обмениваться мыслями на расстоянии, но поскольку вопрос был щекотливый, то существовала опасность, что моё телепатическое сообщение проигнорируют, а потом мне скажут, что "мы от тебя ничего не получали". Да и если честно, лень мне было напрягать свои извилины.

Мне срочно требовалось тело колденского льва, причём очень желательно, чтобы он был на меня похож. Ошибка могла стоить мне жизни, поэтому я, позвонив родственникам, которые были многим мне обязаны, потребовал, чтобы мне срочно привезли на Цецедру тело дядюшки Резинау. В юности все говорили, что я просто вылитый дядюшка. Правда, дядюшка умер уже лет десять тому назад, но у нас на Колдении такая вечная мерзлота, что его тело должно было отлично сохраниться. Моё требование не вызвало у родственников особого восторга — у нас как-то не принято выкапывать покойников и отправлять их неведомо куда и, главное, не ведомо ЗАЧЕМ. Но я, сказав, что речь идёт о моей жизни и смерти, смог их уговорить.

Тело дядюшки прибыло быстро. Очень удачно, что до Колдении отсюда недалеко. Тело дядюшки оказалось в отличном состоянии, и действительно было очень на меня похоже. На меня в старости. Если я доживу до 120 лет, то, наверное, буду выглядеть также. Выдать этого старого седого и облезлого кота за меня, да ещё этой бестии Чмундру, было просто не реально. Заказывать ещё одно тело, кого-нибудь помоложе, было уже поздно, да и очень подозрительно. Решат ещё, что я открыл на Цецедре ресторан, в котором фирменным блюдом является жаркое из колденского льва. С телом дядюшки надо было срочно что-то делать. Потолковав с работниками моргов, я, наконец, нашел одного, который взялся перекрасить шкуру дядюшки в мой рыжий цвет. Увы, этот тип оказался излишне самоуверен, а опыта по окраске у него не было. Он всё испортил. Дядюшка вышел какого-то жуткого медно-красного цвета с серо-бурмалиновыми крапинками. Все его дальнейшие попытки перекрасить дядюшку привели к тому, что шкура приобрела совершенно фантастическую красно-лиловую окраску. Вся затея рухнула, ведь Чмундр хотела делать из моей шкуры коврик. Видимо, мне пора срочно смываться. Забьюсь в какой-нибудь дальний угол вселенной. Авось Чмундр меня не отыщет. Внезапно мне пришла новая идея: Надо организовать мой побег из камеры таким образом, чтобы меня заметили, а когда меня примутся ловить, я плюхнусь в чан с чёрной краской, а выудят они тело моего дядюшки.

План удался на славу. Стражник заметил, что я юркнул в выкопанный ход, началась погоня. В условленном месте стоял вкопанный в землю здоровый чан с краской, служившей для окраски кожи, в который я и бултыхнулся и, открыв потайную дверцу, я выбрался в сообщающийся чан, стоявший в доме.

Тем временем стражники выуживали из чана свежеразмороженное тело дядюшки Резинау.

— Да он утоп! — сказал один из них, убедившись, что у тела отсутствуют признаки жизни. — Теперь Чмундр нас самих, как котят, утопит.

— А зачем ему говорить, что кот утонул? — поинтересовался второй. — Скажем, что мы поймали его живого в чане с краской и отнесли его на кухню. Повар у меня там знакомый, он всё провернёт как надо.

Так и сделали. Правда Чмундр была недовольна, что шкурка перекрасилась, но Шмупсина её уверила, что так будет даже красивей. Наконец, Чмундру подали дядюшку Резинау, запеченного с яблоками. Дядюшка и в молодости был довольно жилист, а к старости от него вообще остались одни жилы, кожа да кости. Даже ворона была бы мягче и вкусней.

— Да его просто невозможно есть! — бросив вилку, гневно сказала Чмундр.

— Я же предупреждала Ваше Императорское Величество, что у колденских львов очень своеобразный вкус, — пряча улыбку, сказала Шмупсина, и её щеки залил девичий румянец.

Кожевенники меня уверяли, что краска очень хорошая. Я в этом очень скоро убедился. Эта шикарная чёрная краска не отстирывалась ни чем. Я перепробовал все шампуни и решил оставить всё как есть. В конце концов, с такой черной шубкой мне будет легче убраться с Цецедры.

Покинув "гостеприимную" Цецедру я надеялся, что уж сейчас-то я, со своими способностями, заживу по-человечески. Но зарабатывать на жизнь игрой в карты не получилось. В приличное общество меня просто не пускали, а в неприличном после серии выигрышей начинали бить и выкидывали на улицу. Жалкие людишки! Они ни разу не поймали меня за руку. Да и не могли поймать, так как я играю честно. Ну, почти честно. Никто ведь меня не спрашивал, вижу ли я карты насквозь. После третьего сломанного ребра я понял, что с картами пора завязывать. Но кем тогда работать лицу кошачьей национальности? Неплохо бы опять пристроиться к "ревизорам". Но Шмупс и Ступек меня предали, да и у них сейчас другая работа. Шмупс сменил пол и занял важный пост на Цецедре, а Ступек, по слухам, просадив все деньги в карты, завербовался на работу куда-то на окраину вселенной.

После некоторых раздумий я решил сколотить собственную банду "ревизоров", тем более что информатора, поставлявшего Шмупсу ценные сведения и удостоверения личности я знал лично. Наверняка он не откажется подзаработать.

Поскольку без бумажки ты глупый котёнок, то я, для начала, выбросил свой старый ветеринарный паспорт домашнего животного, и выправил себе загранпаспорт на имя полноправного гражданина Колдении Фау Мяуковича. Кстати, в ОВИРе за срочность с меня взяли 300 уебаксов.

Просто удивительно, какие у этих гуманоидов критерии определения разумности инопланетных существ! Пока я бегал на четвереньках без одежды, они считали меня животным, пусть и смышленым. А как только я надел дорогой деловой костюм, шикарные ботинки из кожи пакостнозадра, белую рубашку, и стал ходить на задних лапах, так я сразу превратился для них в респектабельного высокоразвитого инопланетянина. Тогда, по их логике, получается, что болонка, ходящая на задних лапах, умнее волков и овчарок, а холёный мальчик-продавец дорогого магазина умнее бедно одетого профессора. Хотя, судя по зарплатам колденских ученых, так оно и есть. А может это особенность мужской психологии — тех, кому приходится стоять на четвереньках, они считают слаборазвитыми существами?

Когда я встретился с информатором Шмупса, то он явно был не в духе.

— А я слышал, что вы умерли, — старательно выдавливая из себя слова, сказал он.

— Нет, как видите, господин Хрямпс, я жив — здоров. Впрочем, для большинства я теперь вроде как призрак.

— Да и я, пожалуй, встреть вас ночью в костюме и с такой чёрной физиономией, принял бы вас за призрака. Что вас привело ко мне?

— Я хотел бы организовать своё собственное дело. Вы бы хотели работать со мной так же, как вы работали с Шмупсом?

— Весьма сожалею, но ничем помочь вам не могу. Меня уволили. Этим интриганам удалось добиться своего.

— Может, порекомендуете кого-нибудь в своём отделе?

— Извините, нет.

Пришлось мне работать без прикрытия. Это было очень рискованно, т.к. не имея необходимых документов было очень легко попасться. Для начала я нашел себе компаньона. Громила Мусек был не из тех людей, о которых говорят, что они семи пядей во лбу, да и в бухгалтерских документах он разбирался значительно хуже, чем в замках. Зато если вам требовалось вскрыть сейф, то лучшего специалиста было не найти. Я бы предпочёл нанять толкового бухгалтера, но они все были при деле, и не желали рисковать, а бестолковый бухгалтер мне и задаром был не нужен. И вообще, если честно, Мусек был единственный, кого я смог сагитировать.

Мы отправились на Охкумению — планету настолько окраинную, что её жители сами не знали, является ли она членом Конфедерации, или нет. Не уверен, что об этом помнили и в Совете Конфедерации. Потратив массу времени и денег на дорогу, мы наконец-то прибыли на Охкумению.

В космопорте Охкумении таможенник прицепился к моему паспорту:

— Уважаемый, я не пойму Мяукович — это что фамилия или отчество?

— Мяукович — это судьба.

Мы заявились к Общепланетному Охкуменскому Начальнику и, нагло показав кое-как состряпанные документы, объявили, что мы ревизоры Конфедерации. Это был еще довольно крепкий добродушный старик с жилистыми руками работяги. О Конфедерации он что-то слышал, поэтому на всякий случай принял нас очень любезно и угостил чаем с баранками. Правда, баранки оказались очень жёсткими и мы едва не сломали о них зубы. После чаепития я деликатно потребовал, чтобы нам предоставили бухгалтерские документы по налогам, платимым планетой в Конфедерацию. Моё требование вызвало у ООН (так его называли все, включая секретаршу) недоумение:

— У меня нет таких документов. И вообще, моя должность во многом формальная. На планете две сотни государств, раздираемых постоянными склоками. Они-то и в ООН никакие членские взносы не платят, а о налогах Конфедерации мы вообще никогда ничего не слышали. Лично я живу в основном тем, что имею собственную пасеку. Хотите, дам вам баночку мёда на дорожку?

Из ООН мы вышли совершенно обескураженные. Мы не получили там ни копейки денег.

— Давай зайдём в казино, в карты сыграем, — предложил я.

— Нет! Не надо, а то получится опять как на Питунде, — взмолился Мусек.

На Питунде действительно произошла довольно неприятная для Мусека история. Я проиграл его в карты. Даже не представляю, как эти питунки у меня выиграли. На Питунде живут одни женщины, а постоянного мужского населения на планете нет. Питунки настолько сварливы, что мужики с ними долго не выдерживают, и убегают на другие планеты. Поэтому для того, чтобы завести детей, питункам приходится знакомиться с бывающими на планете проездом мужчинами. Хоть и говорят, что не бывает некрасивых женщин, а бывает мало вина, но к питункам это не относится. Если приезжий выпьет столько, что питунка покажется ему красивой, то в постели он в лучшем случае сможет только рассказывать байки о своих прошлых сексуальных победах, а, скорее всего тут же заснёт. Поэтому питунки предпочитали играть в карты с немного подвыпившими путешественниками. Когда мужик спускал в карты все свои денежки, то они предлагали: если он сейчас выиграет у них, то они вернут все его деньги, ну а если нет, то он проведёт с ними одну ночь. Всего одну ночь, но с тремя сразу.

Честно говоря, я больше никогда больше не видел Мусека таким измождённым, как после этой ночи. Когда он приполз утром в наш номер, то, усмехаясь, и с трудом подбирая слова, сказал:

— Меня там невинности лишили.

— Ладно, врать-то, лучше ширинку застегни, лишенец.

— Фау, они выдоили из меня всё на год вперёд.

— Жаль, что я этих питунок не заинтересовал. Мы бы неплохо порезвились.

Так что сейчас карты явно отпадали.

— Давай я вскрою какой-нибудь сейф, — сказал Мусек. — Раз есть люди, то должны быть и сейфы.

Да, это правильная идея. Надо было срочно что-то делать. У нас нет денег даже на обратную дорогу.

— Эй, любезный, — обратился я к продавцу газет. — Где у вас здесь магазин по продаже сейфов?

— Я сам вам его покажу, мистер, но за это вы должны купить у меня газету, — протараторил маленький нахалёнок.

Я порылся в карманах и нашел какую-то мелочь. Денег хватило как раз на одну газету.

Наш план был прост как две копейки: представившись ревизорами, мы узнаем в магазине адреса, по которым за последнее время развозили купленные сейфы, выберем подходящий дом, а дальше уже дело техники. Точнее дело Мусека.

Мальчик привёл нас к небольшому магазинчику, на котором красовалась облезлая вывеска "Врумпель и сыновья". Судя по внешнему виду магазинчика, сам хозяин мог легко обходиться без сейфа. Там нас встретил лысеющий человек лет пятидесяти, который сразу, опытным взглядом, определил, что мы не его клиенты. Наверное, говорящие коты в костюмах у него сейфы никогда не заказывали.

— Чем могу бить вам полезен? — настороженно поинтересовался он.

— Мы ревизоры, — сказал я, протягивая ему наши документы.

— Так ви из центр?а галактики прилетели? — внимательно изучив наши фальшивки, картавя, спросил он. — А почему ви пр?ишли ко мне? Я шо, богаче Бр?одского?

Сразу видно, начитанный человек, даже о Конфедерации что-то слышал.

— Мы производим выборочную проверку. Компьютер выбрал вас, — забубнил Мусек.

— Стр?анный у вас какой-то компьютер? — честных людей выбир?ает. Сходите лучше к Шимоновичу.

В это время рабочие выносили купленный кем-то сейф.

— Пожалуй, мы последуем вашему совету, — согласился я с ним и незаметно толкнул Мусека. — Где он живёт?

Выскочив из магазина, мы побежали вслед за фургоном с сейфом. К счастью, улицы были настолько загружены автомобилями, что мы без труда смогли догнать фургон и проследить его путь. Попетляв с полчаса по пыльным улицам, фургон остановился около богатого дома. Обведя опытным взглядом особняк, Мусек сказал:

— Это наверняка будет не единственный сейф в доме. Хозяин этого особняка явно не бедствует.

Дом и вправду был шикарный. Но он тщательно охранялся. Кроме охранников и камер слежения во дворе ещё были злобные собаки.

— Пойдём отсюда, мы никогда не проникнем в такой бастион, — уныло вздохнул я.

— Собак испугался? А мне какие байки рассказывал?

— Я собак не боюсь! Я их... недолюбливаю.

— Вот и нейтрализуй собак, а всё остальное сделаю я.

В это время водитель фургона, урегулировав все вопросы с охранником, начал въезжать в ворота. Я сбросил с себя всю одежду и, не теряя ни секунды, запрыгнул на крышу фургона. Это заметили охранники.

— Ты смотри, какой здоровенный котяра! — сказал один из них.

— Коты таких размеров не бывают. Это видать пантера из зоопарка сбежала. Гляди, да она совсем ручная. Видать у кого-то дома жила.

— Давай её поймаем и покажем хозяину.

Я охотно дал себя поймать. Главное, проникнуть в дом. И ничего не говорить! А то сразу догадаются, что я разумное существо с другой планеты.

У хозяина этого дома в жизни имелось всё. Ну, может быть, почти всё. У него была своя яхта, машина, дома, самолет и прочее. А вот собственной черной пантеры, к тому же совсем ручной, у него не было. Когда охранники показали ему меня, то он даже удивился от пронзившей его мысли: почему он никогда не задумывался о том, чтобы завести себе такую красавицу? Осмотрев меня, он сказал:

— Это самец. Как у пантеры называется самец? Может пантер?

— По-моему, пантеры не склоняются, — заметила его жена. — Интересно, а где мы будем его держать?

— Я закажу для него клетку. Но, похоже, он совсем ручной. Барсик, подойди ко мне... Смотри, он отзывается! Может, его прежние хозяева так и звали?

— Вполне возможно, дорогой. Но я всё равно его немного боюсь. Смотри, как он пожирает меня глазами.

— Видимо, он никогда прежде не видел такой красивой полуобнаженной женщины, как ты. Он же, всё-таки самец.

— Это точно, — подумал я.

На ночь меня заперли в небольшой комнатёнке. Я не специалист по замкам, но когда ключ оставляют в замочной скважине с другой стороны двери, то даже я могу открыть её. Надо только подсунуть под дверью лист бумаги, выдавить ключ из скважины, а когда он упадёт — подтянуть лист с ключом к себе. Это всё хорошо чисто теоретически. А практически в комнате никакой бумаги не было. Даже туалетной. Только на подоконнике небольшого зарешеченного оконца стоял горшок с цветком. У цветка были большие, перистые листья, но площадь каждого листа была маловата для моего дела. Тогда я оборвал все листья и, подсунув их под дверью, разложил веером с другой стороны. Выдавив ключ, я аккуратно подтянул этот веер и смог открыть дверь. Выглянув в дверь, я убедился, что в доме все спят. Всё-таки уже три часа ночи. Осмотрев дом, я быстро, по запаху, нашел сейф. Он пах металлом, смазкой и сосновыми стружками. Рядом с ним стоял второй, более старый сейф. Явно, что он не пустой. Теперь надо было выбраться на улицу и впустить Мусека. Но выйти из дома оказалось значительно труднее, чем в него войти. На окнах была сигнализация и решетки, а внизу, у мощной металлической двери дремал охранник. Связка ключей была одета у него на левую руку, ладонь которой была засунута в карман. Снять её не представлялось возможным. Надо было искать другой путь, чтобы отсюда выбраться. Я опять обошел весь дом. На чердаке было маленькое слуховое оконце, через которое я, наверное, смог бы пролезть, но что делать дальше? Если я начну спускаться по крыше, то это услышат собаки. Я, конечно, смогу удрать от них, но проснётся весь дом и дело будет загублено. Как я не люблю этих собак! Так бы и переловил бы их всех. Неожиданно у меня возникла блестящая мысль: я вспомнил, что видел в одной из комнат спиннинг хозяина. Я взял его и колбасу из холодильника. Насадив колбасу на крючок блесны, я забросил блесну с наживкой во двор. Крупный ротвейлер быстро заглотил наживку. Не теряя времени, я стал наматывать леску на катушку. Наверное, никогда ещё пёс не испытывал такого удивления, как сейчас, когда он взмыл вверх. Другие собаки также проводили его удивлённым взглядом. Их удивление было столь велико, что они даже не залаяли. Втянув на чердак ротвейлера, я собирался, было загрызть его, но, увидев молящие глаза, смягчился. В конце концов, для меня главное, чтобы он не лаял. Я взял какую-то валявшуюся тряпку и обмотал её вокруг его морды, а затем запеленал его как младенца. В таком виде пёс был не опасен. То же самое я проделал и с другими собаками. Затем я связал простыни и спустился вниз. Не успел я спуститься вниз, как через забор перевалилась шкафоподобная фигура Мусека.

— А я уж решил, что ты сам вскрыл сейф и сваливаешь, не поделившись со мной, — бесхитростно поделился он со мной своими мыслями.

— Идиот, я же тебе сказал, чтобы ты ждал моего сигнала. И потом, как я без тебя открою сейф?

Я быстро поднялся на чердак. Вслед за мной по верёвке начал подниматься Мусек. Под его весом простыни затрещали, и я побоялся, что он рухнет вниз. Но к счастью, всё обошлось, и он добрался до оконца.

— Я здесь не пролезу! — тоном обиженного ребёнка сказал он.

— Тогда выдерни раму. Только вниз не бросай, а то всех разбудишь.

Он послушно вырвал оконце.

— Всё равно не пролезаю, — пожаловался он.

— Сделай выдох, вытяни одну руку вперёд и постарайся втянуть в себя другое плечо, — скомандовал я. Наконец, он каким-то чудом смог пролезть внутрь. Возможно, его организм может сжиматься как тело змеи.

Первым мы решили открыть старый сейф. Он не вызвал особых затруднений у Мусека. Просверлив несколько отверстий, он затем выдернул замок как морковку, или, точнее, как дантист выдёргивает гнилой зуб. Внутри сейфа были одни кирпичи.

— Ты куда меня привёл? — грозно спросил Мусек.

— Я то в чём виноват? Мы вместе нашли это место. Лучше открой новый сейф. Наверняка хозяин уже успел переложить все ценности в него.

Мусек быстро вскрыл и новый сейф. В нём лежали два кирпича. Видимо для того, чтобы их не украли, хозяин и купил этот сейф. Внезапно лицо Мусека озарилось догадкой. Он взял кирпич и разбил его о свою голову. Но никакого тайника в кирпиче не оказалось. Тогда мы, войдя в раж, расколотили все кирпичи. В них ничего не было.

— Давай подумаем, Мусек. Мне трудно понять человеческую психологию. Если в сейфе денег нет, то где они могут быть?

— Под подушкой. Я всегда их там храню.

— Нет, это слишком банально. Хотя в матрасе, возможно, что-нибудь есть.

— Тогда в унитазном бачке.

— Это оригинально, но там вода. Деньги могут сгнить. Да и гости могут заглянуть в бачок.

— Не знаю, Фау, не знаю... Может в ножках кресел и стульев?

— Давай взглянем.

Мы разломали в доме почти всю мебель, за исключением стула, на котором спал внизу охранник. Когда я сообщил об этом Мусеку, тот, естественно, безапелляционно заявил:

— Точно в этом стуле. Это же надо было так хитро придумать!

Подкравшись к охраннику, Мусек закрыл ему своей лапищей рот, и мы его быстро связали. Разломав стул, мы ничего не нашли.

— Значит, в стены запрятали, — уверенно произнёс Мусек.

— Ты предлагаешь разобрать дом по кирпичику?

— Зачем же? Можно взять молоток и простучать все стены.

— Тогда мы точно разбудим хозяина и хозяйку. Я и так удивлён, что они не проснулись.

— А в чём проблема? Свяжем хозяев...

— Нет, надо еще получше подумать. Куда бы точно никогда не полез?

— В собачью конуру. Особенно, если там спит злая собака.

— А что, это идея! Давай посмотрим.

Мы вышли во двор. Разломав собачью конуру, мы обнаружили только бетонную плиту.

— Похоже, опять облом, — вздохнул я.

— Подожди, Фау, — прохрипел Мусек, поднимая бетонную плиту.

Под плитой были золотые слитки. Совсем немного — штук двадцать. Но когда я поднял один из них и взвесил его, то понял, что нам действительно крупно повезло.

— И всё-таки я бы хотел ещё простучать стены и проверить матрас хозяев, — сказал Мусек, складывая золото в свой необъятный рюкзак.

— Прекрати, здесь более чем достаточно. Исчезаем.

Мусек как пушинку забросил на спину рюкзак, и мы стали перелезать через забор. Внезапно нас осветил свет десятков прожекторов. Значит, хозяин дома, услышав шум, вызвал полицию.

— Вы окружены! Сдавайтесь. Всякое сопротивление бесполезно, — ревел зычный голос, усиленный динамиком.

Мы тут же спрыгнули обратно во двор. Здесь, по крайней мере, мы хоть защищены от пуль стеной.

— Давай угоним автомобиль хозяина, — предложил Мусек.

Я посмотрел в щель ворот. Выезд был перегорожен полицейскими машинами.

— Бесполезно. Мы не прорвёмся. Посмотри сам, — взволнованно произнёс я.

— И что ты предлагаешь?

— Призвать на помощь друзей.

— Ты выбрал неудачное время для шуток.

— Я не шучу. Пошли на чердак, принесём псов.

Что чувствует пёс, когда кто-то забирается на его территорию? Думаю, обиду и яростное желание разорвать нарушителя на куски. И ему совершенно не важно, что на нарушителе полицейская форма. Ему на это наплевать. Поэтому мы распеленали псов и открыли ворота. Кстати, охранник, спавший в будке у ворот, так и не проснулся. Я всегда завидовал людям с таким богатырским сном. Конечно, была опасность, что псы набросятся на нас. Но они, похоже, твёрдо усвоили, что со мной лучше не связываться.

Движимые почти животным инстинктом, полицейские ворвались во двор. Движимые совершенно нормальным собачьим инстинктом, собаки бросились на них. Мы прижались к забору. Началась свора. Полицейские стали стрелять в воздух. Видимо, убийство собаки считается на Охкумении тягчайшим преступлением. Подкравшись сзади к самому толстому полицейскому, Мусек лёгким ударом ладони оглушил его, и оттянул его тело в кусты. В это время меня взял на мушку один из полицейских.

-Да здесь целый зверинец! Это кто, тигр? — находясь в состоянии сильного эмоционального возбуждения, спросил он сам у себя.

— Ага, — подтвердил я.

В это время, видимо обидевшись, что его противник проявил к нему неуважение и повернулся к нему спиной, один из псов тяпнул этого полицейского за зад. Бедняге явно стало не до меня. Повернувшись, я увидел, что Мусек, переодевшись в форму полицейского, выбежал во двор и, схватив мегафон, закричал тем, кто дежурил по ту сторону забора:

— Требуется подкрепление! Мы не справляемся! Там бешеные собаки, лев и пантера.

Затем он сел в полицейскую машину и на всех парах умчался прочь. Я выскочил из ворот и помчался вслед за ним. У меня над головой просвистела пара пуль. Возможно, что это были две влюблённые друг в дружку пули, порхающие как два мотылька, которым не было до меня никакого дела. Мы, колденские львы, неплохо бегаем, но даже я не смог догнать мчащуюся по безлюдным ночным улицам машину. Этот гад бросил меня!

Все дороги ведут к космопорту. По крайней мере, все дороги тех, кто хочет смыться с этой планетки. В этом я ещё раз убедился, когда прибежал в космопорт. Среди отъезжающих я сразу заметил слоноподобную фигуру Мусека. Видимо в целях конспирации на нём был плащ, тёмные очки и шляпа.

— Ты, ..., бросил меня! — не стесняясь посторонних, сказал я ему.

— Не бросил, а оставил. Ты в любую щель пролезешь, а мне с золотом надо было срочно рвать когти, — наклонившись ко мне, прошептал Мусек.

— Так золото у тебя? — изумился я.

— Да.

— Как же ты его вынес? Ты же вроде вышел без рюкзака.

— Даже мне оказались велики штаны этого толстяка-полицейского. Я переместил рюкзак на пузо.

В это время к нам подошла какая-то сухенькая бабулька.

— Слышали, говорят, в городе опять какого-то богача ограбили. Украли 28 тонн золота и мешок брильянтов, — поведала она нам.

— Да, преступность на этой планете просто ужасающая, — поддержал её Мусек. — У нас тоже в гостинице украли баночку мёда.

6. Дигиталия

/из дневника Хрямпса/

Только крайняя нужда заставила меня принять предложение Фау. После того, как меня уволили, я остался практически у разбитого корыта. Хорошо хоть, что имущество не конфисковали, а устроили "выход на пенсию по состоянию здоровья". Можно подумать, что кто-то из этих интриганов спрашивал о моём здоровье. К тому же, у меня ушла масса денег, чтобы против меня не возбуждали уголовное дело. А что я совершил? Подумаешь, информировал граждан. Я же никого не зарезал и не зарубил. В нашу первую встречу с Фау, когда я сгоряча отказал ему, у меня ещё оставались кое-какие скромные трудовые сбережения, но деньги — как вода в ручье — если нет притока новой воды, то ручей быстро мелеет. Поэтому достраивать седьмой этаж моего скромного загородного дома оказалось не на что. Да и вилла на Аквамариновом берегу также требовала ремонта. Но тяжело, доложу я вам, на старости лет скакать с планеты на планету как горный козёл, и подвергаться постоянной опасности. Насколько проще было поставлять информацию Шмупсу и ему подобным и получать за это свои скромные комиссионные.

Поскольку кое-какие связи в Ревизионном Отделе у меня всё-таки остались, то я без труда выправил нам документы для проведения ревизий. Нам — это мне и громиле Мусеку. Интересно, где только Фау его откопал? Фау сам хотел играть роль ревизора, но я вежливо ему объяснил, что хотя нет формального запрета на то, чтобы котоподобные существа были ревизорами, но почему-то все настоящие ревизоры — гуманоиды. Поэтому кот-ревизор будет вызывать большое подозрение. Он надулся, но, в конце концов, согласился. И вообще, этот Фау ведёт себя очень нагло. Лезет во все дела, считает себя руководителем. По возможности ставлю его на место.

Для разминки первую планету, которую мы должны были облагодетельствовать своим посещением, я выбрал довольно далеко от центра галактики, объяснив, что в провинции народ хоть и победнее, но зато и попроще. Называлась она Дигиталией. На этой планете уже довольно давно не было ревизоров.

Дигиталия оказалась маленькой, но очень симпатичной планетой. Сразу чувствуется, что на планете царит порядок — даже цветы здесь были посажены в виде чётких геометрических узоров. Когда мы пришли к Администратору Дигиталии (так назывался руководитель планеты), то он играл в шахматы сам с собой. Впрочем, из дальнейшего разговора с ним, я понял, что он играл всё-таки не сам с собой, а с компьютером. В левое ухо у Администратора Дигиталии (АДа) был вставлен миниатюрный наушник, по которому компьютер сообщал ему свои ходы.

— Здравствуйте, здравствуйте! Заходите, пожалуйста, — весело и чуть смущенно сказал он. На вид ему было лет сорок пять, но возможно и больше. Это был человек самой заурядной внешности, и как выяснилось позже, самых заурядных способностей.

— Здравствуйте! Мы ревизоры Конфедерации. Подготовьте, пожалуйста, все необходимые документы, — довольно резко и без всяких предисловий сказал я.

АД застыл в немом изумлении. Надо же так удивиться! Похоже, здесь никогда не было ревизий.

— Мне тут подсказывает Главный Компьютер, что вы не можете быть ревизорами, — после долгой паузы сообщил он нам.

— Почему?

— Вы уже третьи ревизоры за последние полгода.

— Тогда возьмите наши документы и проверьте! — грозно сказал я.

Он, как мог, проверил подлинность наших документов.

— Они подлинные, — наконец сообщил он.

— Ну, что, убедились! А у тех самозванцев документы были подлинные?

— Нет.

— Теперь вы видите, что мы настоящие ревизоры?

— Главный Компьютер сомневается в этом.

— Я не пойму, кто руководитель планеты — вы или компьютер?

— Формально я, но у Главного Компьютера больше объем памяти и выше быстродействие, поэтому я всегда с ним советуюсь. К тому же он мой друг.

-Ну и что мне сделать, чтобы развеять сомнения вашей железяки?

— Он предлагает вам сдать экзамен.

— Экзамен?... Экзамен на что?

— Экзамен по вашей специальности. Вы должны знать массу сведений, относящихся к профессии ревизора.

— Хорошо, я согласен, — твёрдо сказал я.

Администратор отвёл меня в другую комнатку, где стоял стол, на котором находился монитор и клавиатура. Мы начали общение с компьютером. Он выводил на дисплей вопрос, я набирал ответ. Через полчаса я пришел обратно.

— Ну, как, сдал? — вскочив со стула, взволнованно спросил меня Фау.

— Конечно. На пять с плюсом. Уж что-что, а ревизорское дело я знаю в совершенстве.

Администратор Дигиталии, снова получив от компьютера ценные указания, нахмурился и сказал:

— Главный Компьютер будет полностью удовлетворён, если экзамен также сдаст ваш помощник.

У меня ёкнуло сердце. Этот дуб Мусек ничего не смыслит в бухгалтерии!

— Давайте я за него сдам! — быстро откликнулся Фау.

— Нет, нельзя. По документам ревизор он, ему и сдавать.

Мусек ушёл в соседнюю комнату. Но пробыл он там не долго, минуты четыре.

— Срезался на первом же вопросе, — мрачно объявил он. — Спросили, что означают дебит и кредит.

— Ну а ты?

— А я честно сказал ему, что о Дебите никогда ничего плохого не слышал, а в кредите не особенно силён, потому что мне никто пиво в кредит не наливает.

— Господин Администратор! — начал Фау. — Я должен вам всё объяснить. Мой хозяин действительно не силён в бухгалтерии и всю эту работу за него выполняю я. Даже экзамен он сдавал с моей помощью. Вы должны его понять — у него было тяжёлое детство.

— Да я всё понимаю... Я сам экзамен по математике смог сдать только с помощью Главного Компьютера... Но, он мне говорит, что в данной ситуации невозможно определить, кто вы — самозванцы или настоящие ревизоры... Так... Он предлагает провести энцефалограмму вашего мозга.

— А попроще сказать можно? — поинтересовался Мусек.

— Вам на головы наденут специальные датчики, и компьютер будет задавать вам вопросы. Если вы солжёте — аппаратура это зафиксирует.

— Это называется детектор лжи. Вы не имеете права его использовать! Где написано, что ревизоров должны проверять на детекторе лжи? — воскликнул я.

— А где указано, что ревизоров нельзя проверять на детекторе лжи? — поинтересовался АД. — Если вы откажетесь, то мы посадим вас в тюрьму.

У меня в голове мелькнула мысль, что мы, может быть, сможем обмануть эти железки, и я нехотя согласился:

— Хорошо, мы согласны. Но вы будете лично отвечать перед Координационным Советом за самоуправство.

Детектор лжи показал, что мы с Мусеком самые бессовестные лгуны. А вот с Фау вышла неувязка. На дисплее высветилась надпись:

МОЗГ У ПРОВЕРЯЕМОГО НЕ ОБНАРУЖЕН!

— Фау, а где у тебя мозг? — поинтересовался Мусек.

— Вообще-то я слышал, что он при опасности уходит в пятки. Но обычно застревает где-то на полпути.

— Вы обманщики! — закричал на нас АД. — Именем закона вы арестованы.

Нас отвели в тюрьму, а уже на следующий день был суд. Удивительная всё-таки оперативность у этого дигитальского правосудия — прямо как быстродействие этого Главного Компьютера.

Суд я описывать не хочу, но для полноты картины всё-таки придётся. Никогда до этого я не испытывал такого страха и унижения, как на Дигиталии. Дома, когда меня выгоняли с работы, всё было гораздо спокойней и определённее. Заплати — и лети.

В зале суда кроме нас было ещё всего три человека — судья, прокурор и адвокат. Роль судьи исполнял уже знакомый нам АД.

— Зарплата у меня маленькая, вот и подрабатываю ещё судьей на полставки, — смущённо пояснил он.

Адвоката нам подсунули очень плохого. Я бы сам никогда такого не пригласил. Видимо студент или недавний выпускник, попавший сюда по распределению. И потом, он выбрал какую-то странную линию защиты — да, мы мошенники, но мы не виноваты, поскольку у нас у всех было тяжелое детство. У выросшего в трущобах Мусека действительно было тяжёлое детство. Но мне, сыну богатых родителей, выпускнику элитной школы, закончившему затем престижный Гнимошный университет, было смешно слышать этот бред. Зато Фау сразу поддержал адвоката:

— Если бы уважаемый суд знал, какое у меня было тяжёлое детство. Условия жизни на Колдении очень суровые. Зимы длинные, корма мало. А нас у матери было семеро. Если бы не туристы, то просто не представляю, чем бы мы питались. Но одним туристом семерых голодных котят тоже не очень-то накормишь.

А вот прокурор, точнее прокурорша, явно была мастером своего дела. Лично мне она очень напомнила мою покойную жену — тоже была прокуроршей, но только домашней. После страстной речи этой прокурорши даже мне самому захотелось придушить нас своими руками. В конце речи она заявила:

— С учётом вышеизложенного, прошу определить подсудимым наказание — 500 лет тюрьмы.

Зал ахнул. Зал — это мы, трое бедолаг, занесённых на эту планету.

— Суд удаляется на совещание, — объявил судья.

Но он никуда не ушёл, а, развернувшись в своём кресле на 180 градусов, вставил себе в ухо наушник и стал совещаться со своим любимым компьютером. Похоже, что он заменяет ему мозги. Через три минуты он, известив, что надо встать, поднялся и сам, и объявил:

— Суд постановил, считать подсудимых виновными по статьям .... и определить им наказание — 300 лет... условно. Учитывая их чистосердечное признание и обещание никогда больше не посещать Дигиталию.

Мы облегчённо вздохнули. Но, как оказалось, преждевременно. Судья продолжал бубнить дальше:

— А также назначить им в виде исправительных работ сроком на два месяца обучение дигитальских детей в средней школе №1.

Мы удивлённо переглянулись. Он что, спятил?

— У нас в школе учителей не хватает, — уже миролюбивым голосом пояснил он. — А до конца учебного года ещё два месяца. Так что вам придётся временно поработать учителями.

— Учителями... чего?

— Вы, Хрямпс, будете преподавать математику, физику и химию. Фау — географию, литературу и иностранные языки, а Мусек — физкультуру и пение.

— У меня нет музыкального слуха, — печально сказал Мусек.

-Это не важно. Главное, чтобы было желание. А слух можно развить. Так вы согласны или мне пересмотреть решение суда?

— Согласны!!! — хором выпалили мы.

На следующее утро мы пришли в школу. На воротах школы гордо красовалась вывеска:

Средняя школа-лицей №1 для особо одарённых детей

— Ого! Да здесь учатся особо одарённые дети, — сказал я.

Эту фразу услышал старый дворник, который медленно подметал дорожку школьного дворика.

-Да какие они вундеркинды. Обычные раздолбаи. Просто родители их особо одаряют деньгами, — пробормотал он себе под нос.

Вдруг во дворе школы послышалась стрельба. Я увидел, что вокруг школы бегают какие-то люди в камуфляже и с оружием. Похоже, что школу захватили террористы. Значит, сегодня уроки отменяются. Но не прошло и пяти минут, как я услышал зычный голос уже знакомой прокурорши:

— Взвод! Отставить! На линейку становись.

Как нетрудно догадаться, знакомая нам прокурорша работала в школе директрисой. У неё было очень длинное и сложное имя, но дети звали её просто — Ёлеша. В школе она преподавала историю, начальную военную подготовку (НВП), и ещё один предмет с мудрёным названием. Не знаю как насчёт истории, но НВП она преподавала отлично.

— Дети, познакомьтесь, это ваши новые учителя, — сказала Ёлеша.

— Бедняжки, — услышал я детский шепот.

— Надеюсь, вам у нас понравиться, — сказала она нам. — Дети у нас просто замечательные.

В это время мимо нас весело жужжа, пролетела муха. Она летела куда-то по своим делам, и до нас ей не было никакого дела. Но Фау было до неё дело. Молниеносный взмах лапы, и муха оказалась у него во рту. Дети заметно оживились. Похоже, что это представление им понравилось.

Я предполагал, что дети в отсутствие учителей совсем разленились, но на Дигиталии всё оказалось гораздо сложнее. Чтобы не страдал учебный процесс, Главный Компьютер взял на себя функции недостающих учителей, благо, что его мощность была совершенно избыточной для этой маленькой планетки. Он был довольно строгим учителем, но отсутствие у него розг значительно снижало эффективность обучения. Школьники должны были твёрдо запомнить следующие постулаты:

1. Никогда не дели на ноль, иначе будет ... очень плохо.

2. В здоровом теле — здоровый дух! Поэтому регулярно протирай спиртом все контакты. Кстати, эти техники опять весь спирт выпили.

3. Иди в ногу со временем — регулярно делай своим мозгам апгрейд. Не забывай также модернизировать и периферию.

Может быть, со стороны это всё покажется необычным, но дети его любили. Поэтому всем вновь прибывшим учителям они создавали такие невыносимые условия, что те больше недели не выдерживали.

Первым уроком, который я должен был провести, была математика. Как и следовало ожидать, дети вели себя безобразно. Никто меня не слушал, дети болтали друг с другом, а по классу летали бумажные самолётики. Наконец, я не выдержал, и, поймав самолётик, сказал:

— Вам родители дают карманные деньги?

— Дают... — удивлённо протянул класс.

— Отлично. Я объявляю новые правила: за прогул урока штраф 10 у.е., за опоздание 5 у.е., за болтовню на уроке — 2 у.е., а при повторном замечании 5 у.е. Если вы отпрыск состоятельных родителей, то можете болтать хоть целый час, но это вам обойдется в кругленькую сумму. А чтобы не говорили, что я занимаюсь взяточничеством и обдираю детей, эти деньги вы будете класть в стеклянную копилку. Из этого фонда я буду премировать отличников.

Класс затих. Много у них побывало учителей, но такого ещё не было.

— Итак, тема нашего урока — сложение и вычитание натуральных чисел. Не все вы станете великими математиками, но без знания арифметики вам в жизни не обойтись. Чтобы было понятно, поясню на конкретном примере. Допустим, отец посылает вас за пивом и даёт купюру в 100 у.е.

— Многовато что-то.

— Ну, нет у него мелких денег. Пиво стоит 7 у.е. Вы приносите домой сдачу, которую вам дала продавщица — 3 у.е. Вопрос: что будет дома?

— Да выпорет он тогда меня, — неуверенно сказал мальчик с первой парты.

— И это правильный ответ! Конечно, выпорет, а если узнает, что вы не зажали деньги, а вас обманула продавщица, то ещё добавит. За незнание арифметики. Поэтому с цифрами нужно обращаться аккуратно. Я бы даже сказал, трепетно. Это вам любой бухгалтер подтвердит.

А в это время Мусек проводил урок физкультуры.

— Не хочу сказать ничего плохого о других предметах, — начал он. — Но многое из того, чему вас учат в школе, вам никогда не пригодиться. Я же хочу вас научить тому, что пригодиться вам всегда — боевым искусствам, а проще говоря, мордобою. Запомните основные правила: бей первым, а не жди, когда тебя ударят; прав в драке оказывается тот, кто доживает до её конца; если силы слишком неравны — лучше убежать, а не ждать пока тебя убьют. И главное, старайтесь больше никогда в этом кабачке не показываться. А теперь я покажу вам основные приёмы...

А у Фау был урок литературы. В его класс дети заходили ехидно улыбаясь. Каждый школяр крепко зажимал свой правый кулачёк. Когда в классе закрыли дверь, все школьники выпустили из кулаков заранее пойманных мух. Фау мельком взглянул на часы и метнулся к первой мухе, затем ко второй, третьей и т.д. Спустя несколько секунд все мухи были пойманы и съедены. Он опять взглянул на часы, и печально произнёс:

— Шесть секунд. Видимо уже старею.

Дети рассмеялись. Фау начал было объяснять новую тему, но его никто не слушал. Выявив намётанным глазом главного заводилу в классе, он прыгнул через полкласса, схватил паренька и задумчиво, словно обращаясь к самому себе, произнёс:

— Вообще-то я гуманоидов не ем. У меня всегда от них изжога. Но в данном случае видимо придётся.

После этого в классе стало тише, чем в полночь на кладбище. Удовлетворённый произведённым эффектом, Фау начал объяснять новую тему:

— Сегодня мы разберем произведение Корнея Ивановича Чуковского "Муха-цокотуха". Навряд ли вы знакомы с его творчеством. Он жил в двадцатом веке на планете Земля, а это на другом краю галактики. Обратите внимание на первую строчку: "Муха, Муха, цокотуха, позолоченное брюхо". Насколько это точно! Если бы он написал "золотое брюхо", то это в корне противоречило бы принципам соцреализма. С золотым брюхом особенно не полетаешь — слишком тяжёлое. Да и у окружающих мог возникнуть законный вопрос — а, на какие шиши эта цокотуха сделала себе брюхо из чистого золота? Читаем далее: "Муха по полю пошла, муха денежку нашла". И опять, насколько всё верно схвачено! Понятно, что муха не шла, а ползла. Причём ползла на запах. Иначе как бы она на огромном поле нашла эту денежку? Хоть и говорят, что деньги не пахнут, но читатель понимает и подтекст: наверняка перед этим денежка прошла через чей-то кишечник. Далее неопытному читателю может показаться, что происходит отход от принципов соцреализма: "Пошла муха на базар и купила самовар". Но Чуковский жил и творил в СССР. А в этой стране цена вещи никогда не соответствовала её качеству. Поэтому в факте приобретения Мухой самовара всего за одну денежку нет ничего удивительного. Меня лично удивляет другое: как вообще Мухе (представительнице паразитического класса) могли продать самовар? И как она потом его к себе домой притащила? Но у рождённых в СССР такие вопросы обычно не возникают. Все прекрасно знают, что по знакомству в СССР можно было достать всё, что угодно. А Муха на богатейших отбросах советских свалок вполне могла дорасти до размеров слона.

Следующим уроком у Фау был дигитальский язык. Но он прямо заявил детям:

— Единственное, что я могу сказать о дигитальском языке, это то, что он мне не нравиться. Язык чересчур механистичен и оцифрован. Поэтому я бы хотел заняться с вами иностранными языками. Тем более что вы все прекрасно знаете дигитальский язык. Есть ли кто-нибудь в классе, кто не знает свой родной язык?

Никто не отозвался.

— Я в этом и не сомневался. Причём, судя по тому, что вы пишите в туалете, знаете вы его в совершенстве. И вообще, я считаю, что в наше время самое главное — это компьютерная грамотность, а не все эти правила правописания, которые вы всё равно быстро позабудете. Компьютерная грамотность — это знание кнопочек, на которые нужно нажимать, чтобы компьютер сам проверил вашу писанину.

Фау тоскливо взглянул в окно и вздохнул. Напротив окна рос куст, на котором сидели аппетитные птички.

— Сегодня мы будем изучать бриглистский язык, — продолжал он. — Его никто не любит, но все учат т.к. на нём говорит полгалактики. Для начала займёмся фонетикой. Для того чтобы говорить по-бриглистски без акцента, нужно положить между зубами карандаш или ручку и крепко их сжать. Говорить надо не разжимая зубов. Месяца через два у вас автоматически выработается рефлекс говорить именно так. И тогда даже коренные бриглисты будут принимать вас за соотечественника. В результате у вас на каждой планете будет друг или хотя бы собутыльник, не говоря уже о подружке... Итак, дети, все положили в рот ручки? Повторяем за мной: "Май нэйм из...".

А у Мусека второй урок был уроком пения. Я понял это сразу, даже через стену услышав его голос, заглушаемый дружным детским хохотом. Видимо он опять решил исполнить свою любимую песенку о колденском свинопасе. Однажды, желая поразвлечь Фау, Мусек сказал ему:

— А я знаю песенку о колденском свинопасе. Хочешь спою?

— Валяй.

Мусек спел эту довольно неприличную песню. Фау смеялся так, что лёг на пол. Я понимаю, что всегда приятно услышать песню о твоей родной планете, но нельзя же так смеяться.

— Самое смешное, — наконец сказал Фау, — что на Колдении вообще нет свиней. Холодно им там. Если бы на планете были свиньи, то я бы оттуда никогда не уехал. Ну, по крайней мере, пока не съел бы их всех.

И вот теперь, судя по всему, Мусек пел эту совсем не детскую песню о свинопасе, который что-то там себе отморозил. К сожалению, я забыл точный текст песни. Я хорошо помню цифры, а вот стишки совершенно не задерживаются в моей памяти. Если кто-нибудь помнит текст, то напишите, пожалуйста, по электронной почте Голопупу (golopup собака pisem.нет) а он мне его передаст. Если только этот склеротик не забудет.

А вот у меня второй урок начался ужасно. Посидев в пустом классе минут пять, я понял, что на урок химии уже никто не придет, и пошел к директрисе. У неё был урок... э... ну, в общем, это такой мудреный предмет, что-то типа социопсихообществоведения, только ещё позаковыристей.

Потом, я как-то при случае спросил Ёлешу, о чём же этот предмет. Она рассмеялась и сказала:

— Короче, это наука о том, что мы живём на самой замечательной планете. И наше общество — самое счастливое из всех самых счастливых обществ вселенной.

Но сейчас мне было не до её болтологии.

— У меня весь класс урок химии прогуливает! — сказал я ей.

-Ой, простите! Я совсем забыла вам сказать, что в целях безопасности все уроки химии проводятся в развалинах предыдущего здания школы. Мы не можем так сильно рисковать новым зданием школы.

Когда я пришел в подвал старого здания школы, то там урок химии был уже в самом разгаре.

— Я мы уже новое вещество синтезировали, — с глупым смешком сказал мне один долговязый школьник. — Хотите нюхнут? Рекомендую.

— Прекратите это безобразие! — закричал я.

— Что, значит опять, будем из браги спирт перегонять? — поинтересовалась одна девица. — Ну, это же скучно...

— Нет, у нас новая тема — углеводороды, — оборвал её я.

Все дружно зажали носы.

— Мы из нефти будем получать бензин! — попытался заинтересовать их я.

— Да зачем нам бензин? Мы старшеклассники, а не токсикоманы из второго "Б".

Вечером, когда мы еле живые пришли домой, Мусек сказал:

— Мы здесь так долго не протянем. Надо сваливать с этой планеты.

— Да я уже узнавал. Следующий космический корабль улетает с Дигиталии только через полтора месяца, — вздохнул Фау.

-Я тоже узнавал. И вылетает он, между прочим, утром, в учебное время. Если нас даже не заложат школяры, то Ёлеша точно поднимет тревогу. Так что придётся доработать до конца учебного года. Смотрите — один рабочий день уже прошел, — успокоил их я.

— Может, обзвоним старых друзей? — поинтересовался Мусек. — Пусть за нас внесут залог.

— Это бесполезно. Компьютер это не устроит, а он здесь главный.

— Давайте попросим, чтобы нас перевели в ясли или в детский сад, — взволнованно предложил Фау.

— А вот это идея. Завтра же сходим к Ёлеше.

На следующее утро вся наша троица заявилась в кабинет к директрисе.

— Никуда я вас не отпущу! — отрезала она, услышав нашу просьбу. — Вы что мне учебный процесс срываете?!

— Ну, не могу, не могу я больше петь! — застонал Мусек.

— Не можете петь песни — рассказывайте рэп. Сейчас это даже модно. Но в детский сад я вас не отпущу! И потом, вы думаете там легче? Предыдущих "ревизоров" туда отправили. Так они там чуть не повесились. Хуже детей — только маленькие дети. Так что, работайте. Если будут вопросы — обращайтесь, всё решим.

— Они вчера на уроке химии наркотики нюхали! — пожаловался я.

— Да что вы, какие наркотики. Дети уже рассказали мне эту нелепую историю. Пошутили они над вами — это был обыкновенный ванилин. Обещаю — больше это не повториться.

— Странно, что дети сами решили рассказать вам эту скверную историю, — задумчиво произнёс я.

— А я и не сказала, что весь класс мне рассказывал её хором. В любом классе у меня есть свои информаторы.

При слове "информатор" я покраснел, вспомнив свою нелепую отставку.

Потянулись мучительные дни. Каждый день я думал что всё, уже больше не выдержу и попрошу, чтобы меня опять посадили в тюрьму. В ней, наверное, сидеть легче, но, правда, дольше. Фау тоже впал в депрессию — стал мало есть, похудел. Даже на женский пол перестал обращать внимание. А вот Мусек как-то собрался. Он сколотил банду из довольно способных в мордобитии подростков и по вечерам стал где-то пропадать. Нет, сам он никого не грабил. Его слоноподобную фигуру опознали бы и в полной темноте. Зато подростки старались от души. У него стали появляться кое-какие деньги, помимо учительской зарплаты, которой нам хватало только на хлеб и чай без сахара, и он стал пить. Но и он не чувствовал себя счастливым. Повесив на стене календарь, он каждый вечер зачёркивал прожитый день. И откуда у него такая арестантская привычка?

Наконец закончился срок нашего учительствования. Дети поднесли нам цветы (ромашки). А Ёлеша, выдавив из себя скупую, почти мужскую слезу, сказала:

— Просто не хочется вас отпускать. Может, ещё на один учебный годик останетесь?

Фау поперхнулся, Мусек икнул, а я стёр батистовым платочком испарину со лба и, изобразив на лице улыбку, сказал:

— Мадам, нам столько преступлений за всю свою трудовую жизнь не совершить. А вам я желаю успехов в вашем нелёгком труде.

Спустя многие годы я узнал, что наши уроки не пропали даром. Дигиталия стала славиться своими бухгалтерами, инженерами, лингвистами и даже химиками. Некоторые, не очень способные ученики Мусека стали выдающимися спортсменами, а кем стали его наиболее способные к мордобитию ученики, догадаться не сложно. И лишь за один предмет нам должно быть стыдно — мы так и не научили их петь.

7. Петрина

/из дневника Мусека/

Никогда бы не поверил, что займусь бумагомарательством. Но, почитав украдкой записки Фау и Хрямпса, понял, что у нас собралась просто какая-то бригада писателей, я бы даже сказал летучий эскадрон беллетристов-юмористов. Причём выходит, что каждый из них шибко умный, а я дурак. Поэтому и я решил что-нибудь накропать. Не простая это конечно штука, создание гениального литературного произведения, но главное — иметь волю. А воля у меня железная. Я ею двери открываю. Да, серьёзно. Подойду к двери кабака, напрягусь, сконцентрируюсь и стою так, пока кто-нибудь из завсегдатаев не выйдет и не скажет: "А, старина Мусек! Что же ты здесь стоишь? Заходи, не стесняйся". Вот так то. А то, видите ли, эти "интелехтуалы" — облезлый кот с разбойной рожей и проворовавшийся взяточник меня за дурака считают. Хотя, пусть считают. Так даже лучше. На планете, откуда я родом, традиционно принято придуриваться и выглядеть глупее, чем ты есть на самом деле. У нас даже герои сказочного эпоса все сплошь дураки и придурки. Зато в конце сказки они всегда оказываются в дамках, а их враги — в дураках. Причём уже в настоящих. Да у нас даже проводятся специальные соревнования по придуриванию. Да. А победитель получает приз — кресло. Кресло депутата Думы. Поэтому в нашей Думе скучно никогда не бывает.

А эти "интелехтуалы" заладили — дурак, придурок. Конечно, образования у меня нет. Но разве в образовании дело? Да многие практические задачки я решаю получше их. Вот, заставь, к примеру, Хрямпса решить простейшую практическую задачку: за тобою гонится полиция. Ты выбегаешь на перекрёсток и видишь — слева засада, справа тоже, а прямо на тебя едет полицейская машина. Что делать? Хрямпс её не за что не решит. А потому, что мыслит плоско, двухмерно. А задачка трёхмерная. Нужно подбежать к ближайшему люку канализации, быстро открыть его и юркнуть в канализацию. Конечно, написать это значительно проще, чем сделать. Нужен артистизм, я бы даже сказал талант. Иначе могут и подстрелить. Придётся сделать вид, что споткнулся, растянуться возле люка и быстро открыть его, пока ликующие полицейские бегут за тобой. Зато в канализацию полиция никогда не полезет. Это точно — проверено Электроником и Электроникой. И дело здесь даже не в дерьме и валяющихся презервативах. Просто канализация — не их среда обитания. Теряются они там также как теряется крыса на сцене переполненного зала.

И вообще, я за всю свою жизнь ещё ни одного настоящего дурака не встретил. Зато чемпионов по придуриванию — масса.

После того облома, который произошел у нас на Дигиталии, Хрямпс стал более ответственно подходить к выбору "ревизируемых" планет. Постепенно дело пошло на лад. Это оказалось даже проще, чем вскрывать сейфы. К тому же Хрямпс поднатаскал меня в бухучёте, чтобы я больше не позорил коллектив. Ох, и мудрёная это штука, бухгалтерия, я вам скажу. Но когда тебе прямо говорят — либо освоишь, либо заменим тебя другим, то сразу появляются феноменальные способности.

К полёту на Петрину Хрямпс готовился особенно тщательно. Петрина — богатая, но довольно своеобразная планета. Её населяют, если так можно выразиться, "живые камни". Хрямпс долго и нудно объяснял мне, в чём прикол. Короче, они вроде состоят из каких-то особо сложных молекул, причём если рассматривать их тела в течение бесконечно малого промежутка времени, то они вроде как твёрдые, а если время исчисляется секундами и более — то они скорее напоминают тесто. Появились они на Петрине тысячу лет тому назад. До этого планета была лишь лысым булыжником, наматывающим бесчисленные круги вокруг местного солнышка. Завезли их на Петрину для работы береборейцы (жители планеты Береборей), которые и сконструировали петринцев. Береборейцы вывели, так сказать, такую породу разумных булыжников, которые смогли выжить на негостеприимной Петрине. И не только выжить, но и создать высокоразвитую цивилизацию, очень неплохо обустроив планету. А вот сами береборейцы довольно скоро скончались от возникших на Береборее экологических проблем, оставив после себя совершенно загаженную планету. Скоро уже будет тысяча лет, как на Береборее никто не живёт. А петринцы, учтя ошибки береборейцев, развивались очень неплохо. Но потом Конфедерация и сюда дотянула свои сальные лапы. Петринцы храбро сражались, но силы были слишком не равны, и Конфедерация победила. Затем было ещё два восстания, также подавленных. Последние 70 лет всё было относительно тихо. Петринцы платили налоги, которые они называли данью (интересно, и где они выкопали такое древнее словечко?), ненавидели "конфедеративное иго" и потихонечку восстанавливали разрушенную планету. Последний раз настоящие ревизоры были на Петрине 25 лет тому назад, и Хрямпс решил, что сейчас самое время подоить эту планету.

Когда мы прибыли на Петрину, то я сразу почувствовал, что эти петринцы мне не нравятся. Не естественные они какие-то, не живые. Я это уже в космопорте заметил. Хрямпс говорил, что из всей нашей кинематографической продукции им разрешили показывать только мультики. Это было сделано специально, чтобы они в каком-нибудь фильме случайно наши военные секреты не подглядели. У нас любят в фильмах военную технику показывать. Насмотревшись наших мультиков, они принялись копировать героев мультяшных сериалов, благо что петринцы могут легко менять форму и цвет. Поэтому таможенник смахивал на Микки-Мауса, а буфетчица — на дюймовочку, отъевшуюся до размеров хорошей свиньи. А таксист, пока нас вёз, раз пять сменил свою внешность. Особенно удачно у него получилось скопировать черепашку Нинзя. Помнится, я тогда ещё сказал Хрямпсу:

— В мультиках всегда показывают столько видов оружия. Зря наши разрешили показывать им мультики.

— Наоборот, это было весьма прозорливое решение. В мультиках всё вооружение сказочное. И возможности у оружия тоже сказочные. А петринцам никто и не объяснял, что это всё вымысел. После того, как они увидели наши мультики, они перестали сопротивляться.

Оставив вещи в гостинице, мы решили сходить в правительственный дворец и записаться на приём к руководству планеты. Узнав, что прибыли ревизоры Конфедерации, нас в этот же день принял Могучий Монолит (руководитель планеты). Наше появление не вызвало у него особого восторга. Как я быстро понял, внешность Могучего Монолита абсолютно не соответствовала его характеру. Не знаю, как он выглядит обычно, но нас он встретил в виде какого-то сказочного зелёного зайца двухметрового цвета. Если мерить с ушами, то его рост превышал 2.5 метра. Бегло взглянув на наши документы, Могучий Монолит раздраженно сказал:

— У нас же уже были ревизоры. И совсем недавно — 25 лет назад. Они клятвенно обещали, что в течение 50 лет больше не будет никаких ревизий.

Судя по капелькам пота на лысине Хрямпса, он об этом ничего не знал. Опять этот старпёр обложался!

— Э... Руководство сочло целесообразным провести дополнительную ревизию, — наконец сказал он. — Сами понимаете, не мы это решаем.

— Мне наплевать, что там у вас решили, но никакой ревизии не будет! — отрезал Могучий Монолит (ММ).

— Позвольте, но вы представляете, к чему может привести ваше заявление?... — начал Хрямпс.

— Конечно. Но это не вызывает резонанс у молекул моего тела. Или, проще говоря, меня это не колышет. А вот вы, — он указал на Хрямпса, — вы оскорбили меня. Я вызываю вас на поединок.

— Да я ... Да у меня геморрой и одышка... — забормотал Хрямпс.

— Он уже старенький. Давайте я за него выступлю, — вмешался Фау.

— Нет. Он руководитель вашей делегации, ему и отвечать.

— А как будет проходить дуэль? — поинтересовался я.

— Очень просто. Мы с ним возьмёмся за руки. Тот, у кого электрический потенциал выше, убьет электрическим разрядом своего соперника.

— Нет, так не пойдёт! — запротестовал Хрямпс. — Я не электрический угорь, током бить не умею. Давайте лучше загадки загадывать. Кто выиграет, тот и будет считаться победителем.

— Никаких загадок. Вы не у себя дома. Как я сказал, так и будет.

— Я не могу сейчас. Мне надо морально подготовиться. Может, повременим с поединком? — начал умолять Хрямпс. Хитрец рассчитывал, что за это время мы успеем удрать.

— Хорошо, встречаемся завтра утром, — немного смягчился ММ. — А пока вас отведут в тюрьму.

А вот петринская тюрьма произвела на меня очень хорошее впечатление. Хорошее такое заведение — чистенькое и с отличной кормёжкой. Просто пятизвёздочная гостиница замкнутого типа. Из всех тюрем, в которых мне пришлось побывать, эта тюрьма была самой лучшей. Нам сюда даже наши вещи из гостиницы доставили.

Мы сразу поняли, что сбежать отсюда не удастся. На окнах толстые решетки, сигнализация, за бронированной дверью — масса охраны. И подкоп не очень-то сделаешь — всё-таки 35 этаж.

— Надо перехитрить этого Мерзкого Монолита, — наконец, после раздумья, произнёс Фау. — Какие будут предложения?

— Если бы у меня были резиновые перчатки, то они, возможно, меня спасли бы, — вздохнул Хрямпс.

— Так нет ни у кого резиновых перчаток, — возразил я. — Что про это болтать.

— А обычные кожаные перчатки у тебя, Мусек, вроде были? — вспомнил Фау.

— Конечно. Это же часть моей спецодежды. Только от высокого напряжения они вряд ли спасут.

— А что, если намазать их воском? — поинтересовался Хрямпс. У меня есть баночка чёрного воска для обуви.

— Это уже кое-что. Но если эта тварь действительно генерирует высоковольтный разряд, то это не поможет, — сказал Фау. — Вот если была бы изолента...

— Изоленты нет. Но есть скотч. Отличная штука, особенно если нужно аккуратненько выставить оконное стекло или рот кому-нибудь заклеить, — вспомнил я.

— Что же ты молчал! — почти хором закричали они.

— А вы о скотче и не спрашивали. Так, значит, мы подготовимся к дуэли. А пока, Фау, сыграй на гитаре что-нибудь весёленькое.

Фау начал исполнять какую-то легкомысленную песенку, а затем вдруг остановился и произнёс:

— Братцы! А ещё у меня есть 12 презервативов! Жертвую на общее дело.

На следующий день, в условленный час, нас отвели к ММ. Я ожидал, что на дуэли будет присутствовать целая толпа народа. Но были только несколько придворных. Видимо, это самые близкие его приближённые. Хрямпс шёл в моих перчатках, которые были ему настолько велики, что он вполне мог бы одеть их на ноги как валенки.

— Что это у вас с руками? — сухо поинтересовался ММ.

— Это наши фамильные перчатки. В нашем роду есть поверье, что они приносят удачу. Без них я участвовать в дуэли не буду.

— Ладно, только они всё равно вас не спасут.

— И ещё, уважаемый Могучий Монолит! Я бы хотел, чтобы рядом с нами стоял мой секундант, Фау, и контролировал проведение дуэли.

— Хорошо, приступим же, наконец.

Противники взялись за руки. ММ начал увеличивать разность потенциалов между руками. Хрямпс, помнится, что-то рассказывал, что в телах петринцев есть кристаллы пьезокварца, сжимая которые они могут вырабатывать электричество. Скотч, презервативы и навощенные перчатки служили неплохой защитой, но какой-то относительно небольшой ток через Хрямпса всё-таки шёл. Наконец его начало трясти. Судя по удивлённым глазам ММ, такой крепкий орешек ему попался впервые. Запахло паленой кожей. Ещё немного и изоляция не выдержит. И в этот момент Фау чихнул. Как это и бывает при чихании, его тело подалось вперед. Этого мгновения оказалось достаточным, чтобы он молниеносным броском метнул вперёд тонкую гитарную струну и накоротко замкнул ею руки ММ. Яркая вспышка, сильный треск, и ММ превратился сначала в шоколадного зайца, а затем осел на пол и стал коричневой бесформенной кучей, напоминающей коровью лепёшку. Но при коротком замыкании Хрямпса тоже здорово тряхануло.

— Вы сжульничали! — закричал, выступая вперёд один из петринцев. — Снимайте перчатки. Я вызываю вас на дуэль.

— А мы вызываем на дуэль этих двоих! — поддержали его остальные булыжники.

Теперь терять нам было уже нечего. А вот отсюда надо было срочно выбираться. Лучше погибнуть на электрическом стуле где-нибудь на Сачусетсе, чем быть убитым разрядом этого каменного мусора. И тут я вспомнил, что мне рассказывал о петринцах Хрямпс. Я схватил неподъемное кресло, в котором раньше сидел ММ, и принялся крушить им эти говорящие булыжники. Хрямпс оказался прав — при резком ударе они вели себя как твёрдые тела и рассыпались на множество осколков. Когда дробить оказалось уже некого, я бросил трон.

— Здорово! Прямо как камнедробительная машина, — восхитился Фау.

— Ты молодец, Мусек! — похвалил меня Хрямпс.

— Чего не скажешь о тебе. Затащил нас на эту грёбанную планету. Как будем отсюда выбираться?

— Бежим в космопорт! — предложил Фау.

— Бесполезно. Там сейчас нет ни одного корабля, — махнул я рукой.

— Давайте смываться. В любом случае надо где-то отсидеться, — поторопил нас Хрямпс.

Я отломал ножку у трона. При выходе из дворца она мне еще неоднократно пригодилась. Мы направились в сторону зелённого массива. Это просто счастье, что на планете есть леса. Только зачем они нужны этим булыжникам?

Бежать в лес мы решили кратчайшей дорогой — через кладбище. Я сразу понял, что за оградой находится кладбище. А что там ещё могло находиться, если на воротах висела вывеска "Городское кладбище №2"? Когда мы вошли внутрь, то к нам тут же подбежал кладбищенский работник. Не знаю почему, но кладбищенские работники на всех без исключения планетах выглядят одинаково непривлекательно. Вот и этот тип выглядел так, словно сам только что вылез из гроба. Даже не знаю, из какого мультика он позаимствовал этот типаж. Может, сам придумал?

— Уже иду! Надо же, какая честь, сразу трое решили умереть на нашем кладбище. Для вашего бальзамирования всё готово, — обратился он к нам.

— Мы не собираемся помирать. Вы нас с кем-то путаете. Мы хотим посетить могилы родственников, — мягко возразил ему Хрямпс.

— Каких ещё родственников? — не понял могильщик.

— Могилу моей матушки, — вытирая слезу, произнёс Фау.

— А это что ещё за чудо в шубе? — удивился могильщик. — Вы все, наверное, из психушки сбежали? Или в школе никогда не учились? Всех детей делают на репродуктивном заводе. Какие, на фиг, родственники?

— Мы пошутили, — попытался я исправить ситуацию. — Нам только надо пройти через кладбище.

— Там тупик, а за оградой лес, вход в который воспрещён.

— Ничего, нам можно, — сказали мы и припустились бежать по аллеям кладбища.

— Если всё-таки надумаете помирать, знайте — у меня самый лучший раствор для бальзамирования. Сто лет как огурчики лежать будете, — кричал он нам вдогонку.

Насчёт раствора он был абсолютно прав. Хоть я старался особенно по сторонам не смотреть, но заметил, что на могилах вместо цветников и памятников лежали забальзамированные петринцы. Кабы не встреча с могильщиком, я решил бы, что они просто прилегли позагорать. Кстати, давненько я не был у своих стариков на кладбище. Когда буду дома, надо будет обязательно сходить.

Лес на Петрине мне понравился значительно меньше, чем тюрьма. Меня немало помотало по различным мирам, бывал я и в совершенно гнусных, отвратительных лесах, но такого леса я ещё не встречал. Он был какой-то ...недобрый. Хочешь отвести палкой ветку — а она сама шарахается от тебя как от прокажённого. Перешагиваешь через корень, а он делает тебе подножку, и ты падаешь. А когда я не спеша потянулся, чтобы почесать у себя между лопатками, то из густой кроны дерева быстро высунулась чья-то мохнатая рука и, опередив меня, почесала это место раньше меня. Поэтому, когда минут через десять у меня зачесалось в паху, то я долго раздумывал, стоит ли мне это делать. Но зуд усиливался и я, выбрав относительно безопасное место на полянке, сделал это.

Прошлёпав по лесу пару часов, и набив себе массу шишек мы вышли на довольно большую поляну, на которой стоял симпатичный деревянный домик.

— Что-то не нравиться мне это место, — задумчиво произнёс Фау, — нутром чую — засада.

— Тогда давайте обойдём дом стороной, и пойдём дальше, — предложил я.

Так мы и сделали. Через полчаса мы опять вышли к домику.

— Это тот же самый, — уверенно произнёс я.

— Да, похоже, — согласились они.

— Придётся взглянуть, что там, — вдруг смело сказал Хрямпс и бодро зашагал по заросшей каким-то мхом лужайке. После того, как он получил удар током, у него совсем крыша поехала. Не успел он сделать и трёх шагов по лужайке, как провалился в болотную жижу. Лужайка оказалась коварным болотом, лишь слегка прикрытым мхом. Обычно утопающих вытаскивают за волосы, но попробуй-ка вытащить Хрямпса за его лысину! Он и раньше-то был весьма скользкий тип, а сейчас вообще превратился в подобие угря. Наконец, Фау схватил его зубами за воротник, а я выдернул эту "репку" на твёрдую землю. Уже начало смеркаться и сразу заметно похолодало.

— Я так околею от холода, — пожаловался Хрямпс. — Мне надо срочно высушиться. Давайте разожжем костёр.

— Зато от тебя теперь такой запах, что ни один зверь не отважиться тебя слопать, — успокоил его Фау.

Хорошо, что в болото ухнул не я, а Хрямпс. Только у меня одного оказались в кармане спички. Фау вообще никогда ни курил, а Хрямпс сказал, что бросил лет шестьдесят тому назад.

— Так в каком же возрасте ты начал курить? Ты не выглядишь очень старым.

— В шесть лет, ещё до школы. Раздобыли мы с приятелями сигареты. Накурился я, помню, так, что нехорошо стало. Пришел домой, а бабушка запах табака учуяла. Всыпала она мне от души, и с тех пор я больше никогда не курил.

— Видать хорошо всыпала, — заметил я. — Жаль, что меня никто в детстве не направил на путь истинный. Работал бы сейчас кинозвездой, терминаторов бы играл, а не торчал бы здесь, в этой жути.

Костёр быстро прогорел, и я отправился за хворостом, который единственный не разбегался при моём появлении. Отойдя от костра метров на двадцать, я увидел Хольду. Даже в слабом отблеске костра я безошибочно узнал её. Прошло столько лет, а она ничуть не постарела! Хольда была моей первой девушкой. Да, пожалуй, это была моя единственная настоящая любовь, отношения с которой не были замешаны на деньгах.

— Привет! — негромко сказала она. Это действительно был её голос!

— Ты откуда здесь взялась? — оторопело поинтересовался я.

— Прилетела сюда с мужем на сафари. Отошла немного в лес и заблудилась. Ты не видел здесь маленький охотничий домик?

— Если это тот, около которого чуть не утонул Хрямпс, то он метрах в 300 отсюда.

— Ты меня к нему проводишь? Я боюсь, что опять заблужусь.

Я заколебался. Может это какое-то приведение?

— А можно я тебя пощупаю?

— Конечно, дорогой. Даже нужно. Можешь делать со мной всё. Ты же знаешь, что я по-настоящему любила только тебя одного. Только давай отойдём подальше от костра.

Я тщательно, со знанием дела, её ощупал. Она была настоящая! Это явно не призрак. Она ничем не отличалась от той, которую я обнимал в юности. В концу концов я мужчина, а не евнух. Она взяла меня за руку и потащила в лес. Внезапно откуда-то вынырнул Фау. Как он подкрался? Не утруждая себя долгими разговорами, он с размаху ударил Хольду припасённой дубиной. Она рассыпалась как гипсовая статуя! У меня в руке остался только обломок её руки, который я с отвращением отшвырнул прочь.

— Ты мне такой чудесный вечер испортил, — с иронией сказал я.

— Мусек, дубина! Ты обалдел, что ли! Я тебе жизнь спас, — взволновался он. Как и большинство других остряков Фау понимает только свои собственные шутки.

— Полюбуйтесь — возвращение блудного сына, — сострил он, когда мы подошли к костру.

— Скорее возвращение не успевшего поблудить сына, — отозвался я. — Обещаю тебе, Фау, что если мы с тобой отсюда выберемся, то я буду брать тебя с собой во все бордели.

— В качестве кого?

— В качестве защитника моей нравственности. Будешь бить по башке каждую проститутку, которая посмеет ко мне приблизиться.

— Значит, эти твари способны читать наши мысли? — удивился Хрямпс после того, как Фау обрисовал ему свой подвиг. — Этим надо воспользоваться.

— Как?

— Мусек, ты думал сегодня в этом "сказочном" лесу об этой своей пассии?

— О Хольде? Ну... думал. У меня уже давно не было женщины.

— Отлично. И она материализовалась. Правда, каменная. А теперь давайте дружно, втроём, подумаем о береборейцах.

— О бере... ком?

— О береборейцах. Я же вам о них рассказывал. Это цивилизация, которая создала петринцев и заселила ими эту планету.

— Я этих береборейцев никогда не видел. Да и что нам это даст? — заканючил Фау.

— Я нарисую, как они выглядели. Абсолютное сходство здесь и не требуется. Всё равно никто из ныне живущих петринцев их и в глаза не видел. А вот в учебниках истории их портреты должны быть.

— Нет, Хрямпс, у тебя, похоже, не только руки обгорели, но ещё и в мозгу что-то замкнуло, — удивился я.

— Вы ничего не понимаете! Как кролики бояться удава, так и петринцы должны бояться береборейцев. Это же их бывшие хозяева. Нас постоянно заманивают в этот домик. Наверняка там какая-то засада или что похуже. Если мы отправим туда фантом береборейца, то ничего не потеряем.

— А что приобретём?

— А хрен его знает. Увидим.

— Хрямпс, ты и так уже пару раз нас подставил! Ты уверен, что НАМ хуже не станет? А вдруг объявят общепланетную тревогу, и весь район оцепят военные? — не унимался Фау.

— Район и так должен быть оцеплен. Мы же убили их главаря. Или ты забыл? Нет, терять нам нечего. Всё, я рисую береборейца.

— Это беребореец? — спросил я, когда он закончил рисовать. — Ну и урод! Теперь они точно разбегутся, увидев такую морду.

— Сначала все вместе представим себе, что вон на том пригорке садиться ракета, — начал Хрямпс.

— Так может прямо на ней и улетим? Что мучиться с этим береборейцем? — перебил его Фау.

— Нет, боюсь, что она развалится прямо у земли. Всё, хватит болтовни. Начинаем.

Со стороны это выглядело забавно. Впрочем, я не уверен, что петринцы обладают чувством юмора. Огромная ракета не спеша совершила мягкую посадку в сотне метров от нашего костра. Как будто мы его специально развели, чтобы было видно, где садиться. Подойдя к ракете, мы дружно представили, что сейчас из ракеты выйдет беребореец. А из ракеты вышло два береборейца.

— Почему их двое? — удивился Фау.

— Всё правильно, каждый создал своего береборейца, — ответил Хрямпс.

— Тогда почему их двое, а не трое?

— У одного из нас, не будем уточнять, у кого именно, абсолютно отсутствует воображение, — сказал Хрямпс и выразительно посмотрел на нас с Фау. Надо же, а я всегда считал, что у Фау очень буйное воображение — подумал я.

Интересно, что береборейцы оказались именно такими "красавчиками", как на рисунке Хрямпса. Отдав им мысленный приказ идти к домику, мы не спеша пошли вслед за ними.

— А что мы будем им приказывать, когда они войдут в дом? Не видно же будет не фига, — прошептал Фау.

— Главное — пусть войдут, а там видно будет, — успокоил его Хрямпс.

Береборейцы вошли в дом и ... ничего не произошло. Прошло минут десять.

— Наверное, сидят, и чай пьют, — съязвил Фау.

— А давайте прикажем этим уродам, чтобы они разобрали одну стену дома. Тогда мы будем видеть, что происходит внутри, — поделился я с ними своей оригинальной идеей.

— Вот и Мусек придумал, — прошептал Хрямпс. — Предложи что-нибудь попроще.

— Пожалуйста — пусть один из них придёт сюда и расскажет, что там происходит, — внёс я второе предложения.

— Это уже здравая идея. Только кого из них вызывать? Они же абсолютно одинаковые.

— Давайте того, кто сидит ближе к двери.

— Идёт. Так, собрались с мыслями, думаем.

Не прошло и двух минут, как из домика выбежал беребореец, и направился прямо к нам.

— Мужики, у вас водки нет? — поинтересовался он.

— Нет. Была бы, сами выпили, — хмыкнул я.

— А ближайший магазин здесь далеко?

— Хрен его знает. Наверное, день ходьбы.

— Странно. А хозяин мне сказал, что если идти по тропинке напрямик через лес и болото, то километров пять.

— А кто там хозяин?

— Не знаю. Мы ведь только что с Береборея прилетели. Но хороший мужик, гостеприимный. Мы с ним уже литра три высосали.

— Да наверняка каменный этот хозяин! — возмутился Фау. — Ты ударь его по голове, он и рассыплется!

— Я тебе ударю! Ты научишь, кот облезлый. Это мой друг. А вот вы, интересно, кто такие? Почему по ночам по лесу шастаете? — подозрительно прищурясь спросил беребореец.

— Мы духи леса, — уверенно сказал Хрямпс. — Ночное патрулирование — наша работа.

— Понятно, испугано пробормотал беребореец и быстро, не оглядываясь, пошагал по тропинке в лес.

— Может, отберём у него водку, когда вернётся? — предложил я.

— Вечно у тебя какие-то бредовые идеи, — проворчал Фау. — Здесь и водка наверняка палёная. Выпьешь и окаменеешь. Или сразу рассыплешся.

— Я предлагаю войти в дом, — неожиданно предложил Хрямпс.

— Ты уже сегодня разок ступанул в болото. Забыл, как мы тебя вытаскивали?

— Это потому, что я неправильно пошёл. Не надо было ломиться напролом, по лужайке. А на тропинке наверняка твёрдая почва.

Взяв палку, он направился к домику. Мы не стали его удерживать. А зачем? Если человек сошел с ума, то его уже не вылечишь, а нам он теперь только лишняя обуза. По тропинке он шёл осторожно, проверяя дорогу перед собой на прочность палкой. Надо же, псих, а разбирается. До крыльца он добрался без происшествий и, постучавшись, зашёл внутрь. Я мысленно снял шляпу. Мы решили подождать здесь. Во-первых, интересно, чем всё закончиться, а во-вторых, всё равно идти некуда. Через полчаса Хрямпс вышел на крыльцо и пьяным голосом закричал:

— Ребята, идите сюда! У хозяина ещё заначка нашлась.

— Совсем с ума сошел, — заметил Фау.

— Возможно. Но как он смог так быстро нажраться?

Убедившись, что мы не горим особым желанием идти во внутрь, он сам подошел к нам.

— Не бойтесь, нет там никакой засады. Хозяин домика гуманоид очень похожий на нас. Он точно не камень. Я проверял.

— Ты стукнул палкой его по башке? — поинтересовался я.

— Я придумал ещё получше. Мысленно приказал береборейцу, чтобы он, в пьяном угаре, ударил хозяина колотушкой по голове.

— И какой результат?

— Отличная шишка. Но они уже помирились. Пьяные обиду быстро забывают.

— Узнал бы ты у хозяина, откуда он взялся, — заметил Фау.

— Спрашивал, спрашивал. Говорит, всегда жил здесь. А эти каменюки только недавно появились — веков 10 назад.

— Так он, что, бессмертный бог?

— Не знаю, но перепить он точно может кого угодно.

— Врешь! Меня не перепьешь! — возмутился я. Мне вдруг жутко захотелось выпить. Коли не удалось позаниматься сексом, так хоть напьюсь с горя. Да и кушать очень хочется.

— Точно тебе говорю, Мусек. Спорим?

— Спорим на ящик коньяка. Пошли в дом.

— А я, пожалуй, подожду вас здесь, — с улыбочкой сказал Фау.

Мы зашли в дом. Обстановка внутри оказалась ещё скромнее, чем снаружи. За столом сидел, точнее, дремал, лежа головой на столе, пьяный беребореец, а рядом, уткнувшись носом в тарелку хрустел малосольным огурчиком сам хозяин. Это был небольшой крепкий мужичок неопределенного возраста с козлиной бородкой и подстриженными "под горшок" волосами. Одет он был в очень старые, залатанные вещи. Увидев нас, он сказал:

— А, гости дорогие! Прошу к нашему шалашу. Отведайте, что бог послал.

Проснувшийся от его слов беребореец обвёл нас осоловелыми глазами и неприлично громким шепотом прошептал хозяину:

— Вы что! Это же лесные духи. Они сами это сказали моему штурману. Он мне только что телепатировал.

— А я каждому гостю рад. Скушно жить одному, — также довольно громко ответил ему хозяин и, понизив голос, добавил: — Здесь по ночам много всякого народа шляется. К каждой твари свой подход требуется.

Мы выпили и закусили. Пища была простой, но вкусной и натуральной. Быстро разговорились. Оказалось, что хозяина зовут Власич, и живёт он здесь с незапамятных времён.

— А ты, случаем, не бог? — глядя прямо в его голубые глаза, спросил я.

— Да какой же я бог, мил человек? Где ты бога в рваных портках видел? И потом, богам, чтобы жить, нужно чтобы в них верили. Нет, просто меру свою в питие знаю — лишнего не пью, потому и живу долго. А папаша мой, Власий, действительно на одной захудалой планете местным богом подрабатывал. Его ещё Велесом часто называли. Только давно это было, — вздохнул он.

-Ты знаешь, Власич, а вот я в тебя верю. Не как в бога, конечно, а как в надёжного мужика, на которого можно во всём положиться. Такого классного собутыльника у меня ещё не было.

Хрямпс и беребореец начали клевать носом. Ну и слабаки!

— Хочешь в мою астролябию на звёзды поглядеть? — предложил Власич. — Отличная штука. Кстати сам собрал из валяющегося на свалке старья.

— Не видал я этих звёзд, что ли? — отказался я, чуть не ляпнув, что только недавно с этих звёзд сюда спустился на звездолёте.

— Нет, не скажи. Знаешь красотища какая! Миллионы звёзд и все разные. И везде, наверное, есть планеты, на которых копошиться какая-то своя, нам не ведомая жизнь.

— А жены у тебя нет? — неожиданно для себя задал я вопрос. Немного поразмыслив, я понял, почему он пришел мне в голову — жена вряд ли бы одобрила такое ночное хобби.

— Нет, паря, нет. Была да сплыла.

— Умерла, что ли?

— Нет, зачем, ушла она от меня 2721 год тому назад. Не хочу, говорит, жить в этой глуши. Здесь даже поругаться и то не с кем. А ты как козёл бессловесный — никогда резкого слова в ответ не скажешь.

— А ты, что же отсюда не уехал?

— Да ты что? Как же я могу бросить дом, хозяйство, да и всю планету, наконец. Я здесь жил, живу, и буду жить. Кстати, ты видел, какой у меня замечательный пруд с карасями?

— Ты бредишь, Власич? Нет здесь в округе никакого пруда. Есть только болото возле твоего дома, куда сегодня Хрямпс провалился.

— Это пруд и есть. Зарос он порядочно — чистить его надо.

— А что же не чистишь?

— Да бесполезно. Через десять лет опять зарастает. Да и бредень уже весь сгнил. Надо бы новый сплести, да все никак руки не доходят.

— И давно не доходят?

— Лет восемьдесят. Да я всё равно приноровился на нём рыбачить. Отгребаю с краю тину и закидываю удочку. О, кстати, идея! Пошли сейчас на рыбалку, а? В полнолуние у нас самый клёв.

Я вспомнил, как мы выуживали сегодня Хрямпса, и рыбачить не захотелось.

— Извини, Власич, давай в другой раз.

Мы выпили, и я закусил солёной капустой. Давненько я её не ел. Удивительно, но в меню ресторанов большинства планет совершенно отсутствуют квашеная капуста и настоящие солёные огурцы бочкового засола. Закусив, я почувствовал прилив новых сил и смог высказать мучавшую меня мысль:

— А как у вас тут насчёт женщин?

— Насчёт каких женщин? А, насчёт баб что ли? Да бродит здесь по ночам одна, Галатейкой кличут. Ну, баба не баба, а даёт.

— А она случайно не принимает обличье тех женщин, которых ты раньше любил?

— Верно... Ну не так, чтобы точная копия, но в целом похоже, особенно если в полутьме и под водочку.

— Расстрою я тебя сейчас, Власич. Расколотил сегодня Фау эту Галатейку на мелкие кусочки.

— Вот пидор! Это же ручная работа! Можно сказать, антиквариат. Сейчас уже таких не делают.

Мы выпили ещё по одной, после чего Власич, убедившись, что беребореец крепко спит, нагнулся ко мне и прошептал:

— Так вы из города будете?

— Ага.

— А почему у вас такая форма странная — на человеков смахиваете?

— Ты же знаешь, Власич, что мы любую форму принять можем. Эта форма — последний писк моды. Сейчас в городе все так ходят.

— Слушай, Мусек, надо спасать планету. Этот хмырь, что заснул — беребореец. Инопланетянин, значится, то есть враг. Я в окошко видел — они сегодня вечером на ракете сюда прилетели. Видать, они опять какую-то пакость задумали.

— Спасём, раз надо, — поддержал его я.

— Слушай меня паря внимательно. Побежишь сейчас по тропинке в деревню. До неё километров пять. Около магазина висит таксофон...

— Так у меня денег нет.

— Не перебивай. Позвонишь в секретную службу — в неё все входящие бесплатно. Набираешь 0002. Тебе автомат отвечает: "номер службы, которую вы набираете, не существует". Позвонишь ещё четыре раза, а на пятый тебя соединят. Скажешь, что ты от Власича. Запомни главное — "Власич велел передать, что к нему прилетели береборейцы" ... Как меня это всё заколебало...

— А чо такая спешка? Подумаешь, инопланетяне. В космопорт ещё и не такие уроды прилетают.

— Да ты пойми, что прилетели они тайно и сели здесь, в моём заповедном лесу. А с этими береборейцами у меня счёт особый. Прилетали они сюда в последний раз, как сейчас помню, тысячу лет тому назад. Да, никогда я их гнусные рожи не забуду. Тогда вся планета мне принадлежала. А они себя так очень вежливо повели — по случаю приезда ящик водки выставили. Выпил я тогда с ними хорошенько. Только ведь я когда пью, то почти не пьянею. Тогда они второй ящик водки принесли, а затем и третий. Вот в третий-то ящик они точно какого-то дурмана насыпали. На следующий день просыпаюсь я уже под вечер с бодуна, а они смеются — бумагу мне показывают. Дарственную, значит. Оказалось, что я по-пьяни им дарственную на всю планету подписал. То есть натурально человека бомжем сделали. Пробовал я потом бумаги в разные инстанции писать — бесполезняк! Единственная милость, которую для меня береборейцы сделали — выделили для меня вот этот клочок земли. Загнали сюда, так сказать, как индейца в резервацию. А потом понавезли сюда для работы каменюк шевелящихся — вас значиться. Зато, когда вы независимости от береборейцев добились, то я рад был больше, чем вы все вместе взятые... Да, ладно, что болтать, беги скорее. По пути тебе повстречается ещё один беребореец — мы его за водкой в деревню посылали, так постарайся ему на глаза не показываться. И заодно водочки ещё подкупи, пусть на мой счёт запишут.

Я выбежал на улицу. Обрисовав Фау сложившуюся ситуацию, я предложил ему идти со мной.

— Нет, не пойду, — зевая, произнёс он. — Не пойму я, зачем нам это нужно.

Я бодро побежал по тропинке. Пока не выветрился хмель, настроение у меня было приподнятое. Две симпатичные луны довольно неплохо освещали мне дорогу. Но по мере того, как я углублялся в лес, мне становилось всё страшнее и страшнее. Когда я шел по густому кустарнику, то вдруг, совсем рядом, я увидел возвращавшегося из магазина береборейца. Если бы он, будучи навеселе, не насвистывал бы себе под нос какую-то мелодию, то мы бы с ним столкнулись бы лбами. Я автоматически метнулся в кусты, но он уже успел меня заметить. Опасливо, повернувшись ко мне лицом, он прошёл по тропинке мимо меня. Решив немного похулиганить, я завыл по-волчьи. Он галопом помчался к Власичу. Конечно, мою тушу трудно принять за волчью. Тоже мне волк-переросток. Внезапно у меня мелькнула ещё одна шальная мысль — этот беребореец — всего лишь плод наших фантазий. Значит, я могу им управлять. Выйдя на тропинку, я увидел, что он уже отбежал довольно далеко от меня, но всё ещё виден в лунном свете.

— Стоять! — скомандовал я. — Поднять руки.

— Не надо! — послышался издали его испуганный голос. Но руки он поднял.

— Ладно, свободен, — сжалился я.

Когда я подходил к деревне, то на её окраине красовалась, естественно, местная помойка. Я разглядел даже навозную кучу. Найдя в деревне магазин и таксофон, я первым делом, чтобы не забыть, пошёл за водкой. При входе в магазин висела табличка:

У нас не обсчитывают!

на которой внизу кто-то приписал от руки: "А только обвешивают".

В магазине я сказал продавщице:

— Мне пять литров спирта.

— Это в другом отделе. Здесь у нас продаётся еда, а вам в отдел бытовой химии.

В этом отделе действительно продавалась типичная еда петринцев — мел в стеклянной глазури, кварцевый песок с добавкой полного комплекса необходимых микроэлементов, калиевый полевой шпат и хлористый кальций. Был здесь даже медный купорос, являющийся, по их мнению, отменным слабительным.

В отделе бытовой химии вместе со всевозможными лаками, красками и ацетоном продавался и этиловый спирт. За прилавком стояла громадная бабина, по комплекции не уступающая Могучему Монолиту. При моём приближении она приняла форму Медузы-Горгоны.

— Дайте мне пять литров спирта, и запишите на счёт Власича, — сказал я.

— Вас тоже Власич послал? — удивилась она. От него же только что приходил гонец — такой интересный мужчина... И зачем Власичу столько спирта?

— Он его пьёт.

— Шутите! Спирт — превосходный растворитель. Если бы он его пил, то распался бы на отдельные песчинки.

— Конечно, шучу, — успокоил я её. — Он протирает им линзы своего телескопа.

Выйдя на улицу, я вспомнил, что надо ещё позвонить в эту Секретную Службу. Всё оказалось точно так, как и рассказывал Власич — на шестой попытке трубку наконец-то взяли, и недовольный голос произнёс:

— Да, я слушаю

— Я вам звоню по поручению Власича. Он велел передать, что прилетели береборейцы.

— Откуда вы знаете Власича?

— Мы охотники. Заблудились в лесу, и вышли на его сторожку.

— Какие охотники! Вы с ума сошли? Там же сплошная органика. Нам там есть совершенно нечего. И вообще в этот лес категорически запрещено входить, — возмутился он и куда-то в сторону добавил: — Похоже у бедняги минеральная паранойя.

— Ах, да. Я же забыл сказать пароль: "Как меня это всё задолбало".

{Примечание Дорогой Редакции: по требованию Секретной Службы Петрины текст пароля был изменён почти до неузнаваемости.}

— Значит, вы действительно были у Власича и видели береборейцев? — уже вежливым тоном спросил он.

— О да. Ужасно мерзкие морды.

— А сколько их?

— Двое пришли к Власичу, но, возможно, что кто-то остался в ракете.

— Понятно. Высылаем группу захвата. Спасибо, родина вас не забудет. А я вам обещаю похлопотать, чтобы вам немного скостили срок за незаконное проникновение в лес.

Закончив разговор, я для храбрости выбил немного спирта (максимум треть канистры), и вошёл в тёмный лес. Не успел я пройти и триста метров как увидел необычного зверя пирамидальной формы. В высоту он был метра два, а его ширина внизу также составляла около двух метров. Он не спеша шлёпал от деревни в лес. Внезапно я понял, что именно его я принял на деревенской свалке за навозную кучу. Навоза на планете нет и быть не может. Петринцы не держат домашних животных. Интересно, а чем эта "пирамида Хеопса" питалась на помойке? Решив, что лучшая защита — это нападение, я подбежал поближе к зверю и издал ликующий крик неандертальца, проламывающего каменным топором череп мамонту. Даже сейчас стыдно это вспоминать. Всё-таки сильно я нажрался в ту ночь. Зверь воспринял мой вопль очень серьёзно и, издав подобие тихого жалобного стона, свернул с тропинки и скрылся в лесу. Итак, путь был расчищен. Я гордо пошёл по дорожке. Внезапно я почувствовал ужасный смрад. Вонь была настолько сильная, что у меня защипало глаза. Значит, уходя, зверь пукнул. Газ оказался не такой уж безобидный, как можно было ожидать. Уже через пару минут я почувствовал, что моё лицо, руки, ноги и тело начинают опухать. Я с большим трудом смог дойти до сторожки Власича.

Подойдя к сторожке, я заметил, что Фау нет на прежнем месте. Я негромко позвал его:

— Фау, Фау!

— Что ты кричишь? — раздался голос откуда-то сверху, с ветвей.

— А я уж решил, что тебя дикие звери съели. Здесь знаешь, сколько всякого зверья.

— Да, причём некоторые звери довольно вкусные. Я неплохо перекусил... А ты Мусек, я вижу, здесь заелся. Только сейчас внимание обратил — такую рожу себе откормил.

— Я подвергся газовой атаке со стороны местного зверя. Вот и опух.

— Да, ладно тебе, Мусек, всё на бедное животное сваливать. Пить надо меньше. Все же знают, что ты опух от водки.

— Интересно, а почему это животное бедное?

— Раз с тобой повстречалось, значит бедное. Ты помнишь хоть одно живое существо, которое после встречи с тобой разбогатело?

— Фау, хватит языком молоть. Петринцы высылают сюда группу захвата.

— Ты считаешь, что эта группа сделает нас счастливыми?

— Я хочу разбудить Хрямпса. Он эту кашу заварил, пускай он и расхлёбывает.

Когда я зашёл в домик, то там спали все, включая хронически трезвого Власича. Я осторожно растолкал Хрямпса и обрисовал ему сложившуюся ситуацию. Выслушав меня, он растолкал наших самодельных береборейцев и вытолкал их на улицу. На свежем воздухе они быстро пришли в себя. Когда мы растолковали им, что сейчас прибудет группа захвата, то они страшно испугались. Прихватив Фау, мы отправились к ракете. Когда мы добрались до неё, то уже рассвело. Ракета выглядела неважнецки — типичная халтура. Сразу видно, что мы сфантазировали её наспех, в темноте.

— Сойдёт и так, — уверенно заявил Хрямпс. Всё равно нам на ней не лететь.

— Она в полном порядке, — обиделись береборейцы.

— Раз она в порядке, тогда взлетайте! — скомандовал Фау.

Повозившись с ракетой добрых полчаса, береборейцы наконец поняли, что взлететь она не может даже теоретически.

— А как мы вообще умудрились сесть на этой посудине? — удивился один из них.

— Падать — не взлетать, — заметил второй.

Наконец подоспела и группа захвата. Окружив нашу ракету плотным кольцом, они начали не спеша подползать к нам. Наконец, когда они подползли на неприлично близкое расстояние, и мы стали видеть отражение ракеты в их глазах, из ракеты, где мы все и укрылись, не спеша, и вразвалочку вышел беребореец и громко сказал:

— Не бойтесь. Мы прилетели с миром. Наша ракета сломалась, и мы вынуждены были сесть здесь. Пусть ваше правительство предоставит нам любую исправную ракету, и мы улетим, и больше не вернёмся. А вам мы в подарок оставим нашу чудо-ракету. Изучайте её, набирайтесь знаний.

Бойцы начали перешептываться. Наконец их главарь сказал:

— Нас не уполномочивали вести с вами никакие переговоры. Поднимите руки и выходите по одному, если вам дорога ваша жизнь.

— Вы, наверное, не понимаете, с кем связываетесь? — грозно ответил беребореец. — Одно неловкое движение — и мы взорвём ракету. Она разнесёт вашу планету на мелкие кусочки. Сообщите об этом начальству.

— Хорошо.

Потянулись часы томительного ожидания. Клюнут петринцы на нашу выдумку, или поймут, что это блеф? Наконец из кустов вылез главарь группы и провозгласил:

— Мы согласны. Сейчас прибудет вертолёт и доставит вас в космопорт. Ракета для вас уже подготовлена.

— Вы нас за дураков, что ли держите? — изумился беребореец. — Где гарантия, что вы не обманете? Нет, пусть нас отвезут в космопорт вместе с ракетой.

Опять начались долгие согласования. Наконец, после многочисленных переговоров, петринцы согласились на наши условия. Всё-таки вовремя мы шлёпнули их Могучего Монолита, прямо как по заказу. Он бы наверняка ещё что-нибудь отчудил. Мы отправились в космопорт прямо в ракете, как Емеля на печи. Перебравшись в настоящую ракету и убедившись в её работоспособности, мы улетели, оставив петринцам для изучения наш шедевр. Кстати, береборейцы оказались отличными космонавтами. И когда они успели этому научиться?

Наших береборейцев мы высадили на планете Береборей. На чёрной, закопчённой поверхности планеты уже начали появляться небольшие островки зелени. Жизнь потихонечку возвращалась в этот обезображенный край. Пожелав им удачи, мы отправились домой.

Когда мы отлетели уже довольно далеко от Береборея, Хрямпс вдруг горестно взмахнул руками, словно забыл там свой бумажник.

— Что же мы наделали! — начал сокрушаться он. — На планете никого кроме наших двух творений нет. А мы создали двух береборейцев мужского пола. Как же они теперь там будут размножаться?

8. Кенгурупия

/из дневника Фау/

У лукоморья дуб зелёный

Златая цепь на дубе том

И днем и ночью кот учёный

Всё ходит по цепи кругом

А.С. Пушкин

Кот учёный — это точно я. Меня уже столько раз обзывали котом, что я перестал обижаться. Да и зачем? Как говорится, хоть горшком назови, только в печку не ставь. Тем более что с кошками у нас, у колденских львов, действительно масса общего. У меня даже есть такая рабочая гипотеза, что кошки — это сильно обмельчавшие и дегенерировавшие колденские львы. Ещё бы, обмельчаешь тут, если за тебя решают буквально всё — и что тебе есть, и какую мебель тебе можно драть, и стоит ли тебя кастрировать. Мне бы в такой ситуации (тьфу, тьфу, тьфу не дай бог конечно) захотелось бы не то что измельчать, а вообще стать котом-невидимкой.

После очередной неудачи, произошедшей на Петрине, Хрямпс впал в депрессию и мы довольно долго не "ревизорствовали". Практически у нас получились целые каникулы. Как это прекрасно — ничего не делать! По крайней мере, первые пять дней. Потом это вынужденное безделье мне начало надоедать. А вот Мусек, наоборот, отлично справился с этим испытанием и запил по черному. Видимо хотел полностью вывести из организма технический спирт, которым он от души заправился на Петрине, и заместить его на новый, высококачественный. Он, кстати, мне рассказывал, что на его родной планете принято зимой на две недели устраивать новогодние каникулы. Дескать, такой самый большой запой года благотворно влияет на экономику т.к. отчисления ликёро-водочной промышленности значительно увеличивают доходы бюджета. Я тогда ещё поинтересовался: почему их промышленность называется ликёро-водочной, а ликёры почти не производит? Я бы назвал её водочно-бормотушечной, хоть это и немного грубовато. А он мне ответил, что у них на планете всё так. Парламент называется Думой, а о народе там почти никто не думает. Лёгкой промышленности вообще нет — и где её нелёгкая носит? А чем занимается Министерство среднего машиностроения не знают даже сами его сотрудники.

Наконец Хрямпс нашел хорошую, давно не доенную планетку, на которой можно было неплохо поживиться. Итак, она звалась Кенгурупией. Формально Кенгурупия была независимой, суверенной планетой, но фактически целиком и полностью входила в зону жизненно важных интересов Янкимании. На Янкимании обитала довольно высокоразвитая гуманоидная раса, сильно нуждавшаяся в гелии. Поэтому уже довольно давно янкоманы построили на Кенгурупии рудник по добыче гелия. Когда обе планеты вошли в состав Конфедерации, то оказалось экономически выгодным объявить Кенгурупию независимым государством, поскольку как планета, населённая низкоразвитыми существами, она получала значительные налоговые льготы.

Кенгурупия была, пожалуй, самой необычной планетой, которую мне довелось посетить. Будучи весьма близко расположенной к своему солнышку, она получает совершенно фантастическое количество солнечной радиации. Дневная температура поверхности планеты превышает 600 градусов Цельсия. Планета довольно медленно вращается вокруг своей оси, поэтому кенгурупские сутки составляют порядка 120 стандартных суток. Единственной формой жизни, которая смогла бы возникнуть в таком "райском" местечке, была низкотемпературная плазма. И она действительно возникла в лице кенгов. Кенги и являются той разумной формой жизни, которой официально принадлежит Кенгурупия. Кенги могут жить только на освещенной части поверхности планеты, а поскольку она всё-таки кое-как вращается, то им, чтобы не попасть в тень, приходится постоянно бежать на запад. Между прочим, Мусек сказал мне, что у них на планете многие тоже бегут на Запад, но, добежав до Запада, они обычно остаются там уже навсегда. В еде кенги абсолютно неприхотливы. С раскаленных камней они с удовольствием слизывают серу и прочие выпоты, из раскалённой атмосферы извлекают нужные им газы, но основное их лакомство — нектар кенгурупских цветков-эфимеров (также, кстати, состоящих из плазмы). На обычные цветы эти растения смахивают слабо. Мне лично они больше напоминают уши мёртвого осла.

Основой экономики Кенгурупии является гелиевый рудник, на котором проживает небольшая янкоманская колония. Именно он и дает 100% ВВП Кенгурупии. А вот сами кенги, ведя так сказать, первобытно-плазменный образ жизни, никаких товаров не производят. Правда они и потребляют только то, что дает им природа. Нас, естественно, интересовала бухгалтерская отчётность рудника. Он практически не платил в Конфедерацию никакие налоги, хотя и приносил янкоманам огромную прибыль.

Вообще, Кенгурупия была ещё очень слабоизученной планетой. Даже о кенгах, официально признанных Конфедерацией достаточно разумными существами, было известно очень мало. А уж о геологическом строении планеты, её животном и растительном мире учёным было вообще практически ничего не известно. Сначала я думал, что их останавливают тяжёлые климатические условия планеты, но уже на Кенгурупии я понял, что здесь что-то не чисто. Администрация планеты, естественно целиком состоящая из янкоманов, фактически тормозила любую исследовательскую работу. А сумасшедшие учёные и без скафандра побежали бы исследовать Кенгурупию, если бы им это разрешили.

Готовясь к этой экспедиции, Хрямпс закупил для нас всех комплекты безумно дорогих скафандров, выдерживающих, по уверению продавца, температуру до 800 градусов Цельсия. Хорошо ещё, что мы не успели их надеть на Кенгурупии. Когда мы прилетели в космопортик Кенгурупии, расположенный на выровненном терриконе рудника, то его сотрудники, внимательно осмотрев наши скафандры, авторитетно вынесли свой вердикт — для их планеты не годятся.

— Да что вы понимаете! Посмотрите лейбл. Здесь же написано "мейд ин Жопан", — стал возмущаться Хрямпс.

— Я не знаю, в каком месте сделано это чудо, но в нашей атмосфере такое г... разложится через две минуты. Мы сдадим вам в аренду наши, проверенные скафандры, а вы можете вынести на свежий воздух один из ваших Жопанов и посмотреть, что получиться.

Увы, он оказался абсолютно прав. В крайне агрессивной атмосфере Кенгурупии скафандр уже через минуту почернел и сморщился. А еще через две минуты Хрямпс, убедившись что с ним всё кончено, яростно топтал его останки своими ногами. Пробегавшие мимо кенги с интересом посмотрели на него. Похоже, они решили, что это какой-то ритуал, типа "принесения скафандра в жертву злым духам". Я успел мельком рассмотреть кенгов. Внешне они напоминают колобков, только светящихся и состоящих из плазмы.

Зато с бухгалтерской отчётностью на планете, к счастью, всё было нормально. Нормально в смысле ненормально — она явно была не на высоте, и здесь нам было чем поживиться. Это понял даже Мусек. Все документы составлялись так, словно были секретными и предназначались только для внутреннего использования. Когда Хрямпс пролистал их, то от восторга даже подмигнул Мусеку, чего раньше за ним не наблюдалось. Но верхом нахальства была напечатанная черным по белому графа "Оборона от волков". Лучше бы прямо написали "Воровство в особо крупном размере", ведь на эти цели выделялось 5% всех доходов рудника! Хрямпс стёр с лысины пот батистовым платочком и саркастически заявил Начальнику Кенгурупии:

— Я предлагаю ещё ввести статьи расходов "оборона от медведей, тигров и ревизоров".

— Могу понять вашу иронию, но волки здесь действительно существуют. Речь идёт о плазменных волках — хитрых и коварных тварях. По уровню интеллекта они значительно превосходят кенгов. Иногда мне кажется, что они даже умнее нас. От них в том году погибло двое наших сотрудников, — убеждённо говорил Начальник Кенгурупии.

Я практически всегда чувствую, когда мне врут. В данном случае он говорил совершенно искренне. Похоже, что, живя здесь, в небольшом запертом пространстве, он сошёл с ума, как сходят с ума на подводной лодке.

— Вы можете показать нам хоть одного живого плазменного волка? — вмешался в разговор Мусек.

— Конечно, нет. Когда мы их встречаем, то всегда уничтожаем. Не успеешь убить волка — он сам убьет тебя. Вы опросите наших сотрудников — вам это все подтвердят.

— Не сомневаюсь, — ответил Хрямпс. — У вас здесь, похоже, круговая порука. Но мне хотелось бы допросить кенгов. Наверняка они должны были встречать этих волков.

— Да, конечно. Плазменные волки — основные враги кенгов. Они вам это подтвердят... если вы их догоните.

Догонять кенгов пришлось, естественно, мне. Хрямпс и Мусек пытались спросить их, но куда там. Бегать наши горе-ревизоры совершенно не умеют. Кенги не способны воспринимать человеческую речь. Возможно, что они вообще глухи. Между собой они общаются с помощью визуальной информации. Поэтому на груди каждого облачённого в скафандр человека был большой жароустойчивый дисплёй, на котором надо было набрать по янкомански свой вопрос. Кенги отвечали аналогично. Их собственные высказывания обвивали их тела бесконечной спиралью, напоминающей бегущую строку. До появления на планете янкоманов они общались между собой на своём, кенгском языке, напоминающем бессмысленную абракадабру текста в неправильной кодировке. Но в последние годы они всё больше и больше предпочитали использовать в быту янкоманский язык. С особым удовольствием они использовали ненормативную лексику.

Порядком набегавшись за кенгами, я понял, что хочу в туалет по-маленькому. На базе мне объясняли, как пользоваться встроенным в скафандр туалетом. Вообще-то в скафандре имелся встроенный мочеприёмник, снабжённый крантиком, но открывать крантик можно было только после того, как сделаешь дело, и плотно закроешь изнутри клапан ширинки. И ещё меня по дружески предупредили, что хотя открывать крантик конечно можно, но лучше этого не делать. Интересное дело! Я хотел допросить ещё парочку кенгов, а допросить значило бежать с ними в паре. Что же у меня там так и будет моча бултыхаться как щука в проруби? И я смело и резко вылил отработанную воду на большой камень. Моча мгновенно превратилась в облако пара, которое затем ионизировалось и начало светиться каким-то загадочным зеленоватым светом. На заднем плане этого зрелища я заметил пробегавших кенгов и успел прочесть отрывок их разговора:

— Гляди — Создатель!

— Не Создатель, а творец. Смотри, чтобы его творение за нами не погналось бы. А то мало нам волков, так ещё и это "чудо".

Но творца из меня явно не получилось. Сначала облачко распалось на две неравные части, чему я жутко обрадовался, решив, что я смог создать простейший плазменный одноклеточный организм, размножающийся делением пополам. А затем, словно смеясь над новоявленным "создателем" облачко растаяло как дым. Мне даже стало немного обидно. Надо же, можно сказать, что вложил в это "творение" частичку самого себя, а ничего не вышло. А уже по возвращению на базу у меня мелькнула мысль: интересно, а что бы получилось, если бы я захотел в туалет по большому?

Пробегав за кенгами километров двадцать, я выяснил, что, по-видимому, плазменные волки действительно существуют. Только разговаривать на эту тему с кенгами оказалось очень сложно. Они с гораздо большим удовольствием говорили о погоде, например: "Какая сегодня отличная погода, сэр. Всего 599 градусов в тени", чем брались обсуждать тему плазменных волков. Не то что бы на эту тему у них существовало строгое табу. Нет, просто такие разговоры были кенгам особенно неприятны, как Мусеку было бы неприятно рассказывать в деталях какому-нибудь инопланетянину о том, что конкретно делают в морге с телами умерших. А смерть от лап плазменного волка раньше или позже настигала всех кенгов.

Хрямпс мне, конечно же, не поверил.

— Наверняка руководство янкоманов подговорило кенгов, чтобы они плели тебе эти байки, — помотав головой, произнёс он.

— Что-то не похоже. Кенгов очень много и они постоянно бегают.

На планете мы жили в одном блоке с рабочими. Гостиницы на Кенгурупии не было по причине отсутствия туристов. Когда мы однажды шли по длинному коридору, то Хрямпс, остановив проходившего мимо работягу, и, держа его за рукав (видимо чтобы тот не убежал) спросил у него:

— Скажите милейший, а на что вы обычно ловите волков?

— Как на что? — не понял он вопрос.

— На какую приманку?

-Так мы их и не приманиваем, а наоборот, стараемся отвадить от рудника. А они, подлые, всё равно постоянно сюда лезут. Ребята говорили, что их запах аргоновой сварки сюда привлекает. И ещё руководство запрещает нам выбрасывать старые носки на улицу. Этот запах их вроде тоже раздражает.

— Гениально! Мы создадим ловушку для волка, — сказал Хрямпс.

— Смотрите, мистер, как бы волки вас самого не съели бы. Бывали у нас тут охотники на волков. Мало кто из них смог уцелеть. А у нас на руднике пока ничего лучше инфракрасных отпугивателей не придумали, — заметил рабочий.

Но Хрямпс его уже не слышал. Мысли его витали уже где-то далеко. Наконец он сказал:

— Раз волк плазменный, то его можно поймать в магнитную ловушку.

— Где же мы возьмем магниты? — заметил Мусек.

— Что-нибудь придумаем. Главное — это идея.

Идея действительно была замечательная. Плазму можно удержать магнитным полем. На этом принципе построены многие экспериментальные установки по получению термоядерной энергии. Но, во-первых, плазма там удерживается всего ничтожные доли секунды, а во-вторых, стоит такая установка миллионы франклинов (местная валюта, равная по курсу Переферийбанка примерно 100 уебаксикам). И вообще, я очень скептически отношусь к идее управляемого термоядерного синтеза. Вот водородная бомба получилась вроде ничего, вполне работоспособной. А эта голубая мечта о дармовой энергии уже съела миллиарды франклинов. И что толку? Воз и ныне там. Больше денег на финансирование своей навязчивой идеи выудила только средневековая алхимия. Так у неё и цели были глобальные — халявное золото и эликсир бессмертия. В самом деле, зачем нужен миллиард франклинов, если за всю жизнь столько физически не истратишь? И потом, я что-то очень сомневаюсь, что эта термоядерная установка, если её когда ни будь доведут до ума, будет экологически безопасной. Куда они будут девать высвобождающиеся нейтроны? Может, огурцы будут стерилизовать?

Хрямпс сходил к Начальнику Кенгурупии и после долгих согласований принялся сооружать установку. На проверку бухгалтерских документов у него времени уже не оставалось, поэтому мы с Мусеком работали без него. Вот и мусековы глубокие познания в бухгалтерии пригодились.

Вечерами здесь совершенно нечего делать. На улице в скафандре особенно не погуляешь, а сидеть в четырёх стенах очень скучно. Мы в основном развлекались тем, что смотрели фильмы. Мусек любит боевики, но я не люблю янкиманские боевики, особенно с комментариями Мусека:

— Нет, ты посмотри, посмотри! Ведь так не бывает — в парня выпустили пару сотен пуль, а на нём не царапинки.

А после окончания фильма Мусек начинает его обсуждать:

— Лопухи полные придумывают эти фильмы. Да за такие "подвиги" главному герою, согласно Уголовному Кодексу Конфедерации (УКК), должны были дать лет сорок тюрьмы, а его посадили на три года, да ещё выпустили досрочно за хорошее поведение.

И вот так всякий раз. Я эту муть и смотрю-то с трудом, только чтобы время убить, а устраивать ещё после фильма диспуты — нет уж, извините. Поэтому мы смотрим в основном комедии, поскольку в них даже Мусеку обсуждать нечего. Комедией янкиманы называют всякий фильм, в котором происходит менее пяти убийств, и кому-то заезжают тортом по физиономии. Да ещё мы смотрим крутое порно. Эпитет "крутое" означает, что в постель забирается ровно столько народа, сколько она физически может в себя вместить. А потом кто-нибудь в творческом порыве с этой кровати падает.

И вообще, эта планета явно не рассчитана на непьющего человека, а уж на колденского кота-трезвенника и подавно. Вон, Мусек, для разнообразия пошел в бар (естественно, единственный на всю планету) и тут же подружился с местными. Ну, подружился, не подружился, а новых собутыльников себе нашёл. А практически любой собутыльник, если он ещё не успел дойти до кондиции, является по совместительству ещё и собеседником. Те пересказали ему практически все местные новости — кто с кем подрался, кто как напился и т.д. С новостями здесь было не густо, поэтому местные любили по десятому разу повторять одни и те же истории. А тут такая удача — свежий человек. Так ему рассказали историю про одного престарелого выпивоху — Арнольдика, который действительно жил здесь вместе с сыном в двухсекционном блоке. Хоть никто из рассказчиков лично при этом случае не присутствовал, рассказ они повели так, словно стояли там со свечкой:

Наш Арнольдик постоянно забывал гасить свет в туалете. В результате свет там горел всю ночь. Его сыну это надоело, и он поставил в туалете реле времени — через 15 минут свет стал выключаться сам автоматически. Пару недель всё было замечательно, пока этот пьяница не заснул в туалете. Просыпается — темно и тихо как в склепе. Ощупался — вокруг стены. "Замуровали заживо!" Его сразу холодный пот прошиб. Решил: "Если выберусь отсюда живым — брошу пить". Протрезвел мгновенно. Появилась способность к аналитическому мышлению: "А почему стул такой неудобный — с провалившимся сиденьем? И сижу я на нем со спущенными трусами". Наконец, вспомнил, где он, нащупал ручку и открыл щеколду. Свобода!    Пить он, конечно, так и не бросил, но в туалете теперь долго не задерживается.

А вчера Мусек с Хрямпсом после трудового дня пошли в баню. Уговаривали и меня присоединиться, но я не пошел. Представитель семейства кошачьих в парной — это даже не извращение, а что-то похуже. Как они потом рассказывали, банька на Кенгурупии средненькая — нормального пара нет. Видимо считается, что основная парилка у рабочих бывает на руднике, когда они выходят в скафандрах "на свежий воздух", поэтому баня выполняет функции обмывочного пункта. А вот пиво оказалось не плохое, хотя и янкоманское. Когда Хрямпс с Мусеком сидели в предбаннике, закутавшись в простыни, и потягивали пиво, то к ним с улыбочкой подошёл банщик, и сделал непристойное предложение:

— Сэры и пэры! Вы девочек не желаете?

— Плазменных? — съязвил Хрямпс.

— Нет, зачем же, нормальных — резиновых. Из натурального латекса. Очень недорого — всего два франклина в час.

— Это называется не девочка, а бабий заменитель, — ответил Мусек. — Нет, спасибо, не надо. Мы уж, как ни будь, справимся сами, своими руками.

Да, с женщинами на этой планете действительно была большая напряжёнка. Не водились они на Кенгурупии, хоть тресни. Похоже, что администрация рудника сплошь состояла из отставных моряков, считающих, что это поселение — большой корабль, а женщина на корабле — к несчастью.

Наконец эта дурацкая термоядерная установка Хрямпса была готова. Я так до конца не понял, нафига он решил её построить. Возможно, что в душе он был не реализовавшийся физик-ядерщик, любитель порасщеплять и посинтезировать. Установка была громадной. Не знаю как волк, но я бы в такую "дуру" точно не сунулся бы. Даже если бы там лежал связанный ягнёнок. Эта махина больше всего напоминала какую-то средневековую камеру для пыток. Мы оттащили её на "свежий" воздух и долго проверяли её работоспособность.

Наконец, началась охота на волков. Мы попросили администрацию, чтобы она временно отключила инфракрасные отпугиватели. Скрипя сердцем, они согласились, но уже тогда я почувствовал, как же мы их задолбали. Внутри камеры мы установили небольшой сварочный аппарат, работающий на аргоне, и положили полный комплект грязных носок, которые тут же начали обугливаться. Мне даже сквозь скафандр почудился их незабываемый аромат. Кстати, на общее дело мы сняли все свои грязные носки — никто не пожадничал. И волк клюнул! Даже я, со своим намётанным глазом хищника, едва успел заметить, как быстро он влетел в нашу ловушку. Утром мы репетировали роли следующим образом: увидев, что плазменный волк зашёл в клетку, Хрямпс нажимает на кнопку пульта дистанционного управления и закрывает входную дверцу, а я тут же включаю генераторы магнитного поля, чтобы волк не успер прожечь стенку. Но в реальности всё получилось иначе. Конечно же, этот тормоз Хрямпс проморгал появление волка! И хотя я сначала пнул его в бок, а затем включил генераторы, его реакция всё равно оказалась слишком запоздалой — я опередил его. Поскольку одной дверцы не было, то волк, как и всякий другой уважающий себя сгусток плазмы, пулей вылетел в не скомпенсированную магнитным полем открытую дверцу. Больше всего его полёт напоминал траекторию сгорающего в атмосфере метеора. Пролетев метров четыреста, он с размаху ударился о стенку карьера и взорвался, устроив при этом огромный оползень.

— В принципе неплохо, — спокойно произнёс Хрямпс. — Но над методикой ловли придётся ещё немного поработать.

А из карьера к нам уже бежали испуганные рабочие. Хорошо ещё, что обошлось без жертв. В этот день я узнал много нового о себе и всех своих родственниках. Особенно часто они вспоминали мою матушку и мать Хрямпса.

Вечером наше скромное жилище посетил сам Начальник Кенгурупии.

— Ребята, может, вы всё-таки домой поедете? — немного заискивающе предложил он. — Ещё один такой эксперимент, и вы сорвёте нам годовой план работы рудника.

— Можно и домой. Но нужны подъемные, — нагло ответил ему Мусек.

— Будут и подъемные. Вы, главное, больше не экспериментируйте. Вы приехали и уехали, а нам здесь ещё работать и работать. Представляете, если это зрелище видел другой волк — что он мог подумать?

— Я бы решил, что энергию, заключённую в плазменных волках, стали использовать для взрывных работ..., — начал Хрямпс.

— Вот, вот. Вы представляете, как волки могут обидеться? Мы и так с ними не ладим. Они считают нас оккупантами, а себя — хозяевами планеты. А если они узнают, что мы используем их как снаряды, то нас ждёт большая война... Так что, уезжайте, пожалуйста, побыстрее. Может ещё всё как-то само собой и утрясётся.

— Договорились. Вот наши условия, — сказал Хрямпс, протягивая ему бумажку с весьма круглой суммой.

— Хорошо, я согласен. Только я вычту из неё стоимость вашей чудо-установки.

После вычитания нам заплатили совсем не такую уж и большую сумму. Но я всё равно был очень доволен. Всё-таки, в истории науки это был первый случай получения реальной прибыли от термоядерной установки.

9. Халванета

/из дневника Фау/

Данное произведение не

может быть рекомендовано

к    прочтению лицам с

ослабленной нервной системой

Межгалактическая лига

практикующих врачей

психов-терапевтов

В последнее время нам как-то особенно не везло. Даже ракета петринцев, которую мы выгодно толкнули на Салесии, особой погоды не сделала. А тут ещё тяжело заболел Хрямпс. Трудновато, всё-таки, в его возрасте переносить такие приключения на свою лысину.

— Когда здоровья нет, то уже ничего и не надо. Извините, господа, но я выхожу из игры, — "обрадовал" он нас.

Хорошо ему так говорить. Двенадцатый этаж своего домика он уже достроил, виллу на Аквамариновом побережье отремонтировал, банковский счёт тоже пополнил. В общем, всё что хотел, в жизни сделал. Даже деревце в саду посадил. А как мы без него работать будем? Выйдет опять так, как было на Охкумении.

— Всю жизнь я копил деньги и вкладывал их в недвижимость, — продолжал он, — а надо было больше денег вкладывать в своё здоровье. Так что сейчас для меня главное — это диета, кефир, клистир и сортир с подогреваемым сидением.

— А как мы теперь без наводки работать будем? — жалобно, как ребёнок, сказал Мусек. — Может, порекомендуешь кого в Ревизионном Отделе?

— Вы что! Кто согласиться так своей ж...жизнью рисковать? Кстати, мне тут недавно Шмупс, то есть Шмупсина, звонила. Просится опять в команду.

— Он совсем оборзел, что ли? Нельзя дважды наступать на одни те же грабли. Вы же знаете, этот гад предал меня на Цецедре. Я оттуда еле живым выбрался, — возмутился я.

— Шмупсина сейчас согласна на любые условия. Возьмите её консультантом, на полставки, — предложил Хрямпс.

— Правильно! — поддержал его Мусек. — Доверять во всём такому "товарищу" нельзя, а консультантом взять можно. Но только без права голоса.

— Ладно, я поговорю с ней, — нехотя согласился я.

Через час Шмупсина уже стучалась в нашу дверь. За то время, пока мы не виделись, она изменилась не в лучшую сторону. У неё появился какой-то нездоровый блеск в глазах. Оглядев каждого мужчину, она словно прикидывала, сколько с него можно срубить бабок. Одета она была в весьма вызывающее платье кричащего красного цвета. Словом, выглядела как профессиональная проститутка. Да и было похоже, что она действительно последнее время зарабатывала продажей своего тела.

— Рассказывай, дружок, или точнее подружка, что тебя сюда привело, — насмешливо бросил я ей фразу в лицо.

— Ой... У меня такая катастрофа, такая катастрофа... Ты ведь помнишь, Фау, что я последнее время на Цецедре Верховным Инспектором работала, высокий пост занимала. Всё было хорошо. Да, всё было очень хорошо, если не считать лесбийской любви этого Чмундра. Ты, кстати, знаешь, что он женщина? А потом на планете началась революция. Мятежники, руководимые Кангрелором, разбили правительственные войска и окружили императорский дворец. Затем они надели изолирующие противогазы и пустили ядовитый газ. Они вытравили во дворце всех, кто там был — прямо как мух. Я чудом спаслась. Сама не знаю, как я умудрилась раскопать твой закопанный стражниками подземный ход. Сбежала в чём была — без денег и драгоценностей.

— А Чмундр погиб? — поинтересовался я.

— Нет, Чмундр успел улизнуть до штурма. Это и не удивительно, поскольку Чмундр и Кангрелор — одно лицо. Ой, мамоньки, что же я сказала! Это же жуткая тайна. Обещайте, что никому это не расскажите. Теперь Чмундру-Кангрелору до зарезу нужно меня убить.

— Обещаем, правильно я говорю, Фау?... Мы, в отличие от некоторых, не предаём своих, — заметил Мусек.

— Да, я понимаю, о чём вы... Если бы ты знал, Фау, как мне стыдно за этот случай. Но у меня не было другого выхода. Прости меня, пожалуйста, — всхлипнула она и хорошо отработанным приёмом развела свои ноги, чисто символически прикрытые мини-юбкой, показав свои ажурные чёрные трусики.

Мусек, заметив её хулиганство, сделал стойку как охотничья собака на куропатку и сглотнул слюну.

— Простить постараюсь, а забыть даже пытаться не буду, — ответил я. — Насколько я вас понял, сударыня, вы пришли наниматься на работу?

— О да! Я сейчас в межгалактическом розыске — преступник №2 на Цецедре. На легальную работу меня даже простым бухгалтером не возьмут, поэтому я согласна на любые условия, на любую долю.

— Долю предлагают компаньонам. А я с вами в паре никогда работать не буду. Единственное, что я могу ВАМ предложить, так это должность раба, точнее рабыни.

— Как это... рабыни?

— А на что ты рассчитывала, шмуПСИНА? Что тебя здесь золотым дождём осыплют? Я тебе предлагаю должность рабыни, точнее наёмного работника. Подпишем годовой контракт. Сколько сейчас в среднем простой бухгалтер получает? Я буду платить тебе три его оклада в месяц. Так что с голода ты не помрёшь. В принципе всё то же самое, как и при обычном устройстве на работу по найму. Только я честнее. Я сразу говорю тебе, что ты будешь делать. Будешь приносить мне тапочки, стирать мои грязные носки и рубашки, готовить кофе и еду, консультировать нас по бухгалтерским вопросам, наладишь связи в Ревизионном отделе. Сверхурочная и ночная работа — за отдельную плату. Зато я тебе прямо, в отличие от большинства других работодателей говорю — перспектив для карьерного роста у тебя здесь никаких. Начальником ты не станешь.

— Я согласна, но при условии, что вы мне оплатите пластическую операцию. За мной же сейчас охотятся все ищейки Чмундра-Кангрелора, — залепетала она.

— Будет тебе и операция, но не сразу.

Когда Шмупсина ушла, то Мусек, на которого она произвела впечатление своей эффектной внешностью, поинтересовался:

— Я не понял. Чо ты тянешь с операцией? Если эти ищейки найдут её, то она и тебя выдаст. А у Чмундра на тебя зуб имеется.

— Да, причём не зуб, а как минимум 32 зуба. Он же меня съесть хотел. Но в данном случае риск оправдан. Если сейчас сделать пластическую операцию Шмупсине, то она нас тут же бросит и быстренько сколотит свою банду ревизоров.

— И что ты предлагаешь?

— Мы летим на Элупию. Там делают замечательные операции.

Чтобы попасть на Элупию мы должны были сделать пересадку на Халванете. Планета Халванета является на сегодняшний день одним из лидеров по производству наркотиков. Когда-то очень давно, ещё до присоединения к Конфедерации, на планете совершенно не знали о существовании наркотиков и жили тем, что засушивали под лучами жаркого солнца фрукты и овощи впрок. Но после присоединения к Конфедерации выяснилось, что гораздо выгоднее выращивать аметку и прочие наркотики. С тех пор с наркомафией на планете боролись с переменным успехом. Периодически высылались десанты солдат Конфедерации, выжигавших дотла поля аметки, а заодно и обычных овощных культур (кто там разберёт, что у этих халвиков посажено). Руководители планеты, являющиеся по совместительству крупнейшими наркобаронами, также, по собственной инициативе выжигали поля конкурентов из враждебных кланов. Особенно рьяно они начинали бороться с этими посадками при затоваривании общегалактического рынка наркотиков. Словом, планета жила интересной, полноценной жизнью. Частенько на планете бывали и ревизоры, которые никогда не возвращались оттуда с пустыми руками. Многие, получив приличную мзду, ленились даже для вида проверить отчётность планеты.

Когда мы увидели в иллюминаторы желтый диск планеты, то тут же зашёл вопрос об упущенной прибыли.

— Эх, потрясти бы эту Халванету, — мечтательно сказала Шмупсина.

— Потрясём, но в своё время. Сейчас, без подготовки, лучше не соваться. Там сидят серьёзные люди. А у нас даже предписания для проведения ревизии на Халванете нет, — ответил я.

Космопорт планеты был расположен в полупустыне, довольно далеко от столицы. Вдоль дороги были посажены чахлые деревца, лишь частично прикрывавшие скрывающиеся за ними поля. Может быть, деревья плохо поливают? Ведь вода на Халванете стоит дорого. А из 400 литров воды путём нехитрых манипуляций здесь получали полкило ковноина. Все бескрайние поля по обе стороны дороги были усажены какими-то странными кактусоподобными растениями, смахивающими на опунции. Присмотревшись повнимательнее, я понял, что это не растения, а кладбищенские кресты, выкрашенные в зелёный цвет. Мы ехали по гигантскому кладбищу. Сразу вспомнились строчки из стихотворения Некрасова "А по бокам-то всё косточки русские, сколько их, Ванечка, знаешь ли ты?". В самом деле, что ещё здесь, у всех на виду могли "посадить"?

Город не произвёл на меня особого впечатления. Есть, конечно, города и победнее, но для купающейся в деньгах Халванеты подошло бы что-нибудь посолиднее. В гостинице нам предстояло провести три ночи — на Элупию ракеты отсюда ходят не особенно часто. Когда мы устраивались в гостинице, то нам дали 202 номер, то есть второй номер на втором этаже. Всего же в гостинице было от силы 50 номеров.

— Отнеси вещи в 202 номер, — сказал портье мальчику.

— Это около Пагани, что ли? — уточнил мальчишка, с состраданием глядя на нас.

— Да.

Похоже, что это какая-то известная личность, — подумал я. Пагани действительно был довольно широко известен в этой гостинице, правда, как я узнал позже, слава эта была геростратова. Нет, он никого не поджигал. Он просто играл на скрипочке. Это был наркоман, ещё не успевший промотать свои деньги, а потому живший в приличной гостинице. Он занимал угловой номер, а нам посчастливилось быть его соседями. Вечером, часов в одиннадцать, я услышал, что за стенкой кто-то довольно неплохо играет на скрипке. Надо же, прямо бесплатный концерт, подумал я. Увы, бесплатный концерт бывает только в психушке. Закончив играть это произведение, он тут же начал играть его по второму разу. Когда он исполнил его в третий раз, то мне это начало надоедать. После пятого раза Шмупсина начала стучать ему в стенку. Минут на пять он затих, а затем начал играть опять, правда, очень тихо. Однако и на улице жизнь замерла и наступила тихая и душная южная ночь. В этой почти звенящей тишине его пиликанье ощущалось весьма отчётливо, поскольку и у него и у нас были распахнуты окна. Окно, к неудовольствию Мусека, пришлось закрыть. Хорошо ему — раздобыл где-то бутылку водки, выпил за упокой души какого-то Макса и заснул. Где он, интересно, раздобыл здесь водку? Спиртные напитки на Халванете строжайше запрещены. Поэтому раздобыть наркотики здесь гораздо проще, чем водку. А скрипач тем временем с остервенением водил смычком по струнам. Возможно, что основной целью его пиликанья было перепилить струны. И, похоже, что ему иногда это удавалось. Тогда он затихал на несколько минут, а затем принимался играть опять. Наконец, Шмупсина не выдержала, и пошла к нему в номер ругаться. Как она мне потом сообщила, его дверь была предусмотрительно заперта, а свет потушен. Он играл в темноте! Он, конечно же, ей не открыл.

— Может мне сходить пожаловаться на него портье? — предложила она.

— Думаю, что это бесполезно. Ночью нас никто переселять в другой номер не будет. А завтра утром скажем портье, что мы или съезжаем в другую гостиницу, или пусть дают нам другой номер, подальше от этого психа.

Когда было часа два ночи, я понял, что если ещё пять минут я послушаю эту симфонию, то точно сойду с ума. На ум приходили самые радикальные способы — вплоть до того, чтобы пробраться в его номер через его открытое окно и придушить этого поганца как крысу. Наконец я выбрал самый щадящий вариант.

— Шмупсина, ты не спишь? — прошептал я.

— Нет, конечно.

— Затыкай уши. Я сейчас буду давать кошачий концерт.

Она сразу поняла меня. Когда-то, довольно давно, ещё будучи Шмупсом, она слышала мои завывания, и наверняка они врезались в её память. Я начал завывать в такт мелодии. Поскольку за три часа я выучил её на зубок, а у меня абсолютный музыкальный слух, то у нас получился великолепный дуэт. Правда, голосок у меня был тогда... своеобразный. Я вкладывал в него всю душу, долбя на подсознание этому сумасшедшему наркоману. Жалко, что я не записал эту арию на диктофон. Такую песенку можно было бы потом неплохо продать какому-нибудь правительству. Для разгона демонстрантов лучше не придумаешь — сами разбегутся. Мой талант был по достоинству оценён этим музыкальным гением. Он прекратил играть. Замолчал и я. Тогда он начал пиликать опять. Я незаметно присоединился к его выступлению. Так мы развлекались с полчаса, после чего он замолчал, как оказалось до утра. Утром он срочно съехал из гостиницы — видимо решил, что раз ему начали слышаться голоса, то с наркотиками пора завязывать. А Мусек, проснулся поутру раньше нас, и ненавязчиво разбудил нас со Шмупсиной своими вздохами и ходьбой по комнате. Оказалось, что ему во сне привиделся кошмар — будто я тупой ножовкой пилю ему шею и при этом пою ему колыбельную.

Утром, когда я после бессонной ночи вышел из гостиницы, то услышал, как один из лежащих в тени наркоманов сказал другому:

— О, смотри, дрессированный кот! Давай поймаем и съедим.

— Ты чо, совсем обкурился? Говорили же, что это инопланетянин такой, котообразный.

Чтобы у них не осталось бы никаких сомнений в том, что я не являюсь их обедом, я заметил:

— Не советую со мной связываться. Я умею за себя постоять.

— Простите, уважаемый, мой кореш уже неделю ничего не ел, и у него начались голодные галлюцинации. Если можно, вынесите нам какие-нибудь объедки.

Я ничего не ответил, но в следующий раз, выходя из гостиницы, вынес им объедки. Но в этот раз в теньке лежал только один наркоман.

-Увезли уже моего братана. Всё, отмучился, — почти равнодушно сказал он.

Мы с ним разговорились. Звали его, естественно, Нарик. На Халванете всех наркоманов, не живущих в гостиницах, зовут нариками и они, как дворовые собаки, откликаются на все клички. Среди местных дворовых наркоманов он считался практически аборигеном т.к. уже прожил на планете целых три года. Но сам себя наркоманом он не считал. "Какой же я наркоман?" — изумился он, когда я начал вразумлять его. "Я употребляю только лёгкие наркотики". Глядя на его изсохшееся, едва живое тело трудно было поверить, в то, что наркотики не оказывают никакого влияния на его организм. Он жил на свалке и питался отбросами. Те деньги, что раз в месяц присылали ему родители, полностью уходили на наркотики, поэтому на еду уже ничего не оставалось.

Не удивительно, что в городе абсолютно не было голубей, бродячих собак и кошек. Их экологическую нишу заняли нарики. Они довольно быстро переловили и съели всех голубей, поймали часть собак и кошек, а не пойманные ими бродячие животные сами ушли из города. Конкурировать с такими большими и злобными животными, как нарики, они просто не смогли.

А вот чем занимается большая часть населения планеты, не занятая в производстве наркотиков, мне лично выяснить не удалось. По-моему, они целыми днями сидят и пьют чай.

Весть о нашем прибытии быстро дошла до Падихама — правителя планеты, исполняющего на Халванете одновременно роли президента, генерального прокурора и господа бога. Мы, конечно, очень сильно отличались от других приезжих. Прибывающие на Халванету люди делились на две категории — наркоманы, дорвавшиеся до дешёвого наркотика, и наркодельцы. Мы не подходили ни под одну из этих категорий.

— Вы какие-то не такие, — со смехом заявил нам однажды портье. — Уж не ревизоры ли вы часом?

— Ревизоры. Но мы проездом и вашу планету сейчас проверять не будем — времени нет.

Эта важная весть мгновенно донеслась до Падихама и уже через полчаса нас, в качестве почётных гостей, пригласили во дворец. Слово "дворец" не очень подходило к этому сооружению, поскольку под дворцом обычно понимается здание хотя и больших, но всё-таки конечных размеров. Дворец Падихама был не просто огромный. Он был астрономически велик. Пирамида Хеопса рядом с ним выглядела бы как кучка песка в детской песочнице рядом с небоскрёбом.

Естественно, что Падихам обитал где-то на верхних этажах. Мы, вместе с сопровождающим нас слугой, поднимались на лифте к нему всего часа полтора. Наконец, двери лифта открылись, и я увидел скромные покои Падихама. Я ожидал, что увижу стены из чистого золота, инкрустированные изумрудами, рубинами и бриллиантами. А вместо этого нашему взору предстало светлое, скромно отделанное помещение, на стенах которого висели какие-то безвкусные сморщенные барельефы.

— Это скальпы поверженных врагов лучезарного Падихама, да продлятся его дни, — объяснил нам слуга. — Что может дороже чучела поверженного врага?

Я сразу представил себе своё чучело на этой стене, и мне сделалось как-то нехорошо.

Сам Падихам, по крайней мере, при общении с ревизорами, оказался очень милым и я бы даже сказал обаятельным человеком (если не вспоминать о скальпах). Видимо, будучи хорошим дипломатом, он предпочитал завязывать хорошие отношения с теми, кто может быть ему чем-то полезен.

После обмена любезностями, мы объяснили ему, что завтра вечером улетаем с планеты и не собираемся проводить здесь ревизию, но, учитывая его гостеприимство, мы можем похлопотать в Ревизионном отделе, чтобы в следующий раз для очередной проверки прислали бы именно нас.

Падихам, услышав это, просто расплылся от радости. Не знаю, о чём он думал, но актер он был просто превосходный.

— Да уж, будьте любезны. Люблю, знаете ли, пообщаться с приятными людьми.

После десятка бокалов вина Падихам начал хвастаться своим сокровищем — 1005 женами. Да, нелегко ему, наверное, управляться с таким трудовым коллективом.

— А почему число такое странное — 1005? — изумился Мусек, который уже успел выпить лишнего. — Можно было бы остановиться на тысяче для ровного счёта.

— Не скажите. Всегда полезно иметь пять лишних жен про запас.

Во время обеда Падихам долго и бесцеремонно разглядывал Шмупсину, и, наконец, произнёс:

— А ведь я вас знаю.

— Да? — вся съежившись от ужаса, проговорила она. Наверное, Шмупсина решила, что её физиономия висит здесь в полиции на стенде "Их разыскивает Конфедерация".

— Вы ведь играли в фильме "Улица красных фонарей"?

— Нет, вы меня с кем-то путаете. Я девушка скромная и в таких фильмах не играю.

— А хотите сняться в кино? У меня есть 76 знакомых продюсеров, которые с удовольствием возьмут вас на кинопробы.

— Я даже и не знаю... Это так неожиданно...

— Решайтесь. Я распоряжусь, чтобы они приехали после обеда, прекрасная ...э..., кстати, как вас зовут?

— Шмупсина, — еле слышно прошептала она.

— Всё, решено дорогая Псина. Вы остаётесь на кинопробы.

С кинопроб Шмупсина вернулась под утро, неся в подоле платья килограмм пятнадцать какого-то белого порошка, расфасованного в пакетики. Как выяснилось, Падихам расплатился с ней как с родной — отвалил за проведённую с ним ночь партию ковноина — сильнодействующего, и, соответственно, быстро разрушающего организм наркотика. Сразу встал вопрос — что с ним делать.

— Я думаю, выгоднее всего вывести его на Элупию и там продать, — предложила Шмупсина.

— Ты обалдела! Не смей втягивать нас в наркоторговлю. Ты засыпешся на таможне, а сядем все, — возразил я.

— А я предлагаю спустить это всё дерьмо в унитаз, — мрачно сказал Мусек. — У меня лучший друг — Макс погиб от наркотиков. А упущенная выгода — это всего лишь деньги. А деньги мы ещё заработаем.

— Ты идиот Мусек! — завизжала Шмупсина. — Я что, по-твоему, отдавалась бесплатно?

— Предлагаю толкнуть эту гадость на Халванете. И давайте закончим этот разговор, — подвёл я логическую черту под этим спором.

Продавать порошок доверили самой Шмупсине — сама принесла, пускай сама и реализует. Она пропадала часа три и пришла очень расстроенная. У меня даже мелькнула мысль, не получила ли она часом телеграмму о смерти своей бабушки?

— Ну что, продала? — поинтересовался Мусек.

— Ох... продала. Какие же гады, эти наркоторговцы. Они купили у меня товар в три раза дешевле, чем продают сами.

— Хорошо хоть, что вообще купили. А я не перестаю удивляться прозорливости Падихама. Вот правитель, который действительно заботится о благосостоянии своих подданных — и торговцам дал подзаработать, — изумился я.

— И ещё наверняка с полученной ими маржи он возьмет свою долю, — задумчиво произнёс Мусек.

— Хватит разглагольствовать, мальчики. Тоже, политэкономы выискались. Надо сматываться с этой планеты-халванеты пока ещё подоходный налог платить не заставили.

Когда мы прибыли на Элупию, то в космопорте таможенник сказал нам:

— Вам необходимо задекларироваться. Кто вы — туристы, бизнесмены или шпионы?

— Шпионы, — не моргнув глазом, ответила Шмупсина.

— Ой, как хорошо! — обрадовался таможенник. А то у нас что-то давненько ни одного шпиона не было. Правда, был тут один, но какой-то подозрительно неплатёжеспособный. Могу предложить вам секреты Элупии...

Но мы его уже не слышали. Выбежав из космопорта, мы взяли такси, и отправились в город. На такси мы ехали еле-еле — пешком мы бы добрались, наверное, быстрее. В городе, увидев продавщицу сюпса, я поинтересовался у Шмупсины:

— Мороженного хочешь? Я плачу.

— Очень. Здесь так душно.

— На, держи, я угощаю.

— И мне возьми порцию, — подхватил Мусек.

— Обойдешься! — ответил я и почти театрально подмигнул ему.

Он озадаченно остановился. Затем начал рыться в своих карманах в поисках мелочи. За это время Шмупсина уже успела слизнуть полпорции сюпса. Вдруг она упала на землю, забилась в конвульсиях и начала трансформироваться во что-то мохнатое. У Мусека, похоже, от этого зрелища отвисла не только челюсть, но и всё остальное.

— Не хочешь доесть? Здесь ещё полпорции осталось, — насмешливо бросил я ему фразу в лицо.

— Да пошёл ты! Что с ней произошло?

— Это трансмутация. Смотри, в какую чудную обезьянку она превратилась, — произнёс я, одевая на шею Шмупсины ошейник и пристёгивая поводок.

— Шмупсина, просыпайся, деточка! — подёргивая поводок, сказал я ей.

Шмупсина тем временем наконец-то пришла в себя. Но лучше бы она этого не делала. Беглый осмотр своего тела привёл её в ужас. Она превратилась в обезьяну какой-то совершенно неопределённой породы, смахивающей на помесь шимпанзе с орангутангом. Когда же она встала и, подойдя к витрине магазина, увидела отражение своего лица, то опять упала в обморок. Лишь минут через пять она окончательно оклемалась.

— Что со мной? — с ужасом спросила она.

— Ничего страшного. Небольшая трансмутация. Не переживай — она обратима. Через несколько лет я верну тебе твой прежний облик, — как мог, успокоил я её.

— Фау, гадёныш! Это твои проделки! А ну немедленно верни мне мой прежний облик! А то я...

— Что ты? Обратишься в полицию? Или в правительство жалобу напишешь? Ты хотела изменить свой облик до неузнаваемости, чтобы ищейки Кангрелора-Чмундра тебя не опознали? Я тебе это устроил. Кстати, согласно законам Элупии ты совершенно законно становишься моей рабой. Продавщица сюпса свидетельница.

— Да, — поддержала меня толстая продавщица. — Вы уж госпожа не обижайтесь, но теперь вы рабыня. И капризничать не надо. У нас рабов разрешено пороть ремнём по голой попке.

Шмупсина скорчила жуткую гримасу, но ничего не сказала. Она поняла, что сейчас она проиграла. Держа её на поводке, чтобы с горя не убежала, мы отправились в гостиницу. По пути я сказал ей:

— Не бойся, Шмупсина, жалование будешь получать в прежнем объеме. А за хорошую работу буду премировать тебя бананом.

— Да пошёл ты...

На следующее утро мы с Мусеком отправились с ревизией к руководителю Элупии. Разговор у нас получился очень короткий. Увидев документы ревизоров Конфедерации, он молча открыл ящик своего стола, сделанного в форме большого пня, и, отсчитав несколько увесистых пачек банкнот, пододвинул их к нам и поинтересовался:

— Хватит?

— Да, конечно.

— Отлично. Текст составленного от вашего имени отчёта о проведении ревизии принесут завтра вечером в ваш номер в девять вечера. В какой гостинице вы остановились?

— "Ататау", номер 18 — с видом на вулкан.

Давненько у нас не было, чтобы мы так быстро отстрелялись. Сразу чувствуется — деловой человек. То есть он не человек конечно, а какой-то слизень-осминог с присосками. Но всё равно — деловое разумное существо. А то другие начинают юлить, хитрить и ругаться. А в результате выкладывают ещё побольше, чем он. С таких супчиков мы берём в неявном виде дополнительную плату за моральный ущерб.

Поскольку делать нам было уже нечего, то мы с Мусеком решили пройтись, посмотреть город, а заодно и повыгуливать Шмупсину, поскольку она в гостинице из вредности, кося под неразумное дикое существо, умудрилась загадить нам все вещи и даже постельное бельё. Когда мы гуляли по тенистому бульвару, я вдруг услышал чей-то истошный вопль:

— Фау! Родной ты мой! Ты не представляешь, как я рад тебя видеть! — закричало мне какое-то жуткое животное с семнадцатью лапами и разрыдалось. Я остановился в недоумении — даже в своих самых страшных кошмарах я не видел подобных чудищ.

— Меня действительно зовут Фау, но с вами я не знаком, — максимально холодно и вежливо сказал я. Кто его знает, вдруг оно больно кусается?

— Давай пришибём его, чтобы не мучался, — предложил Мусек. — А то на него просто больно смотреть.

— Постойте, я всё объясню! Меня зовут Ступек. Фау, вспомни, мы же с тобой столько лет вместе ревизорствовали! Помнишь, как я подобрал тебя умирающего и спас от смерти?

— Это действительно Ступек. Я его по глазам узнала. Они у него всегда были такие же глупые, — поддержала его алиби обезьянка Шмупсина.

— Так тебя тоже трансмутировали? — наконец догадался я.

— Ну да, моя нынешняя хозяйка Сумындра подстроила всё так, что я попробовал сюпса за её счёт, — сказал Ступек.

— Бедняжка! Как я тебя понимаю — меня тоже обезобразили сюпсом. Да, кстати, я забыла представиться — Шмупсина, которая раньше Шмупсом была. Не узнаешь меня, Ступек?

Ступек покачал головой. Действительно, слишком сложно было узнать в этой обезьянке прежнего представительного Шмупса.

— Давайте выкупим его у этой Сумындры. Мне тогда хоть будет с кем играть, — предложила Шмупсина.

— Да, выкупить его, пожалуй, стоит. Хотя с твоего, Ступек, молчаливого согласия я попал в темницу Чмундра. Ну да ладно. Сколько ты стоишь?

— Сумындре предлагали за меня 2000 ликов, но она отказалась.

— Хорошо, я поговорю с ней.

Сумындра оказалась на редкость хитрой и жадной бестией. Представившись торговцем редкими экзотическими животными, я выразил готовность купить у нее Ступека за 2000 ликов.

— Да вы что! Мне за него 4000 ликов предлагали, и то я отказалась. Он же мне как сын родной. Где я найду себе такого слугу?

— Хорошо, 4100 ликов.

— Нет, так дёшево я уступить его не могу.

После долгого торга Ступек был продан за 5000 ликов.

— А он не кусается? — поинтересовался я.

— Нет, что вы! Кукс исключительно беззлобное животное. Надо только не забывать его кормить.

— А чем он питается?

— О, он абсолютно не прихотлив в еде. Ест практически любые отбросы. Только мухоморы ему не давайте — у него на них аллергия.

Оформив сделку у нотариуса, я получил из рук Сумындры поводок Ступека, и пошёл со Ступеком в Институт Трансмутаций — там как я узнал, легко и недорого возвращали горемыкам-инопланетянам, отведавшим сюпса, их прежний облик. По дороге я сказал ему:

— Недорого же ты стоишь, братец. Всего 5000 ликов.

— Да если бы Сумындра нашла мне пару, то она никогда бы меня не продала. Она планировала разводить людей как кур.

— Я что-то не понял — ты жалеешь, что ли о несостоявшейся карьере быка-производителя?

— Не надо так шутить, Фау.

— А я и не шучу. Подвергну сейчас тебя в Институте Трансмутаций ещё одному превращению, и из тебя выйдет прекрасная обезьяна. Подсажу тебя к Шмупсине, и буду разводить обезьян. Ты действительно подал неплохую идею.

Ступек заплакал, а затем, утирая слёзы, сказал:

— Я не хочу жить со Шмупсом, пусть даже сейчас он и самка. Он мне и раньше то не очень нравился. Как может нравиться собственный начальник? И вообще, нас всегда связывала только работа.

— Ничего, стерпится — слюбиться.

— Ну, это же... бесчеловечно!

— А я и не человек. Ты забыл, что ли, что я колденский лев? Кстати на Колдении тебя в таком парнокопытном прикиде съели бы через 10 минут.

— Я компенсирую тебе, Фау, все твои расходы на Элупии. И ещё доплачу за моральный ущерб, когда ты сидел на Цецедре. Только не губи меня. У меня на Земле скопилась неплохая сумма на банковском счёте.

— Ступек, я тебя не узнаю! Когда это было, чтобы ты откладывал деньги? Ты же их всегда проигрывал в карты.

— Я лечился. Даже к профессору Кышпировскому на сеансы ходил.

— И помогло?

— Нет, конечно. Бросил азартные игры сам, когда понял, что это сильно мешает моей карьере.

— А кем ты на Земле работаешь?

— Я сотрудник Отдела инопланетных исследований.

— Ну, если Ступек бросил азартные игры, то он точно в большие начальники выйдет. А мне как раз нужен свой человек в этой организации. Короче, если будет информация по какой-нибудь интересной планетке, то дай мне знать.

— Так ты меня отпускаешь?

— Конечно. А ты решил, что я плёл эти байки всерьёз? Ты своё уже отсидел, отмучился. Сейчас закажу для тебя обратную трансмутацию и всё, свободен.

— Фау, ты не представляешь, как я тебе благодарен! Я вышлю тебе с Земли все деньги. Ты только скажи куда.

— Да оставь ты это, Ступек. Мы сегодня заработали столько денег, что я спокойно мог бы купить целый зоопарк таких редких животных как ты. Причём парами.

10. Каторгадина

/из дневника Мусека/

Вообще-то раньше планета Каторгадина называлась как-то по другому, но сейчас её прежнее название уже никто не помнил, даже старожилы. Старожилом на планете назывался любой, отсидевший там более 200 лет. После того, как на планете устроили общегалактическую каторгу, она действительно превратилась в одну из самых гадких планет галактики.

Природные условия также особо не баловали Каторгадину. Местное светило скупо бросало свои холодные лучи на планету, явно считая её своей падчерицей. На холодной, сырой и каменистой почве росли преимущественно мхи и лишайники. Словом, идеальное место для тюрьмы. К тому же планета находилась на задворках владений Конфедерации и граничила с враждебным сектором Углеводородян — загадочных существ, живущих в нефтяных озёрах. Не смотря на длительную вялотекущую войну с Конфедерацией, Углеводородяне ни разу не нападали на Каторгадину, видимо считая её самым страшным оружием Конфедерации, своеобразным троянским конём. В самом деле, если бы они напали на Каторгадину и перебили персонал тюремных надзирателей, то должны были бы, по логике, освободить всех заключённых. А многие заключенные попросили бы у них политического убежища. Учитывая политическую обстановку, в такой просьбе отказать им было бы нельзя. А пригреть у себя такое количество отъявленных бандитов было бы просто непростительной ошибкой. Заключённый, отбывающий на Каторгадине два пожизненных срока, считался там просто пай-мальчиком. Для того чтобы сразу было видно, сколько пожизненных сроков предстоит отсидеть данному индивидууму, каждый зек рисовал себе на левом плече звёздочки. У многих такая "звезданутость" переваливала за дюжину.

И вот такую классную планету Фау выбрал в качестве объекта для следующей ревизии. Я прямо ему сказал, что на Каторгадину не поеду. Меня еще несколько лет тому назад двое судей на разных планетах предупреждали, что по мне Каторгадина плачет. Не хватало ещё, чтобы сбылось то, что они напророчили. Если мы там проколемся, то нас посадят минимум на один пожизненный срок, а мне этого вот так хватит.

— Смотри, Мусек, решай сам. Не поедешь — уволю без выходного пособия. Чем ты тогда станешь заниматься? Сейфы вскрывать. А у нас всё-таки работёнка более чистенькая, бухгалтерская, — сказал Фау.

— Да я лучше отсижу 10 лет за сейф, чем навечно застряну на Каторгадине, — парировал я.

Собрал я свои манатки и ушел в другую гостиницу — попроще. Теперь деньги надо экономить. Думал, что теперь всё кончено. Но всё только начиналось. Опознал меня в этом гадюшнике ефрейтор полиции Головозник, с которым мы были знакомы по одному мелкому делу. Пробил он мою персону по компьютеру. Как же — такой человек и на свободе! А компьютер ему сухо сообщил, что я объявлен в межгалактический розыск на 37 планетах. Он решил выслужиться — в баре незаметно подсыпал мне в бокал снотворное, а затем одел на спящего наручники. Невелика победа. Но только очухался я быстро и наручники снял. Есть своё ноу-хау. Короче, сбежал я от него, и бегом в космопорт. А там Фау с Шмупсиной регистрацию проходят. Я ему как закричу через весь зал:

— Фау, возьми меня! Я на всё согласен.

Окружающие, конечно, поморщились — опять какие-то педики отношения выясняют. А Фау прошептал мне на ухо:

— За выпендрёж твоя доля уменьшается на 10%.

Во время перелёта, заметив, что Шмупсина любезничает с каким-то гориллоподобным инопланетянином, я спросил у Фау:

— Фау, я так и не понял, чем тебя всё-таки привлекла эта Каторгадина? Я специально узнавал — ничего там кроме тюрем нет. Есть только угольные шахты, на которых работают зеки, но они планово убыточны. Их не для получения дохода строили, а чтобы поскорее зеков сгноить.

— Извини, Мусек, но сейчас я тебе ничего рассказать не могу. Путь на Каторгадину долгий, с массой пересадок. А ты у нас человек пьющий до беспамятства. Можешь и разболтать.

— Обижаешь, начальник, я на Петрине выпил с Власичем больше, чем ты весишь вместе с усами и хвостом, а ничего ему лишнего не сказал.

— Я сказал — всё узнаешь на Каторгадине.

Когда мы наконец-то прилетели на Каторгадину, то на таможне произошёл небольшой конфуз. Таможенник, увидев Шмупсину, улыбнулся и сделал ей пальцами "козу". Шмупсина резко переменилась в лице, но ничего не сказала. Увидев её озлобленное лицо, он спросил:

— А ваша обезьянка не кусается?

— Хам! — воскликнула Шмупсина. Я полномочный пресс-секретарь планеты Шимпанзуния. Вот мои документы.

— Вы уж на дипломатический скандал не нарывайтесь, — поддержал я её. — Вы должны знать, что на Шимпанзунии живут высокоразвитые гуманоиды, немного напоминающие обезьян.

— Да я... Да у меня... Извините меня, пожалуйста, — покраснев, пролепетал он.

Только на Каторгадине Фау посвятил меня в детали операции.

— Ты не представляешь, насколько это богатая планета. Здесь есть завод по производству золота и платины, — сказал он.

— Наверное, ты хотел сказать рудник?

— Нет. Именно завод. При прокладке одной из штолен зеки наткнулись на древний город. Тюремное начальство, узнав об этом, их всех сразу же уничтожило, инсценировав обвал шахты, а сами начали его изучать. Оказалось, что это древний город ахинарейцев.

— Что-то не похоже. Ахинарея действительно была когда-то одной из богатейших планет вселенной, но во время борьбы с брыкунчиками они взорвали свою планету, чтобы не сдаваться в плен.

— Все верно. Просто удивительно, а откуда ты это знаешь?

— Я всегда интересовался богатыми планетами, а на Ахинарею, точнее на то, что от неё осталось, даже думал слетать и поискать золотишко.

— Это бесполезно. Там уже до тебя всё облазили. Но самое главное — на Ахинарее никогда не было богатых месторождений золота. Они его синтезировали.

— И ты хочешь сказать, что здесь уцелел их завод — так далеко от Ахинареи?

— Да. Во время борьбы с брыкунчиками горстке ахинарейцев удалось спастись. Они прилетели сюда, так как здешние природные условия напоминают Ахинарею. Тюрем здесь тогда ещё не было. Построили подземный город и завод, а потом довольно скоро вымерли от радиации, которую они схватили во время боевых действий.

— И ты думаешь, что я поверю в эту ахинею? Мне рассказывали, что сейчас учёные научились получать золото, облучая ртуть потоком нейтронов. Но стоит такое золотце дороже алмазов.

— Правильно. Но наша наука как всегда выбрала самый затратный способ синтеза золота. Ахинарейцы получали золото и платину другим, гораздо более дешёвым способом.

— А откуда ты это знаешь? Может, у тебя бабушка была ахинарейкой? Фау, очнись, тебе кто-то наплёл баек, а ты и поверил.

— Взгляни на это колечко, — сказал Фау, протягивая небольшое обручальное кольцо из желтого металла.

Я попробовал его на зуб.

— Обычное кольцо. Золото как золото. Только очень маленькое — мне только на мизинец налезает.

— А вот заключение двух независимых аккредитованных лабораторий, что это искусственно полученное золото.

— Как же его выявили? Неужели теперь всё золото в лаборатории на "вшивость" проверяют?

— Нет, что ты. Его засекли на Хилострофии. Ты наверняка слышал массу анекдотов о том, как хилострофики заботятся о своём здоровье. Все прибывающие на их планету продукты они тщательно исследуют — нет ли пестицидов, диоксинов, генномодифицированных продуктов и прочее. Даже предметы, входящие в тесный контакт с кожей и то отправляют на анализ.

— Значит, это правда? Но тогда на межгалактический рынок должны были хлынуть миллионы тонн золота, и оно начало бы стремительно обесцениваться.

— Это ты, Мусек, имея такой заводик, сразу бы зарвался. А здесь, похоже, люди серьёзные. Сбывают золото потихоньку и малыми партиями. Вот и мы сейчас особо жадничать не будем. Возьмём сейчас с каторгадинцев немного, но оговорим, что они ежемесячно будут перечислять нам на счёт денежки. Я давно мечтал о такой стабильной ренте. Сам знаешь — в старости мне никто официальную пенсию платить не будет.

— Нет, не нравиться мне эта идея. Одно дело хапнуть и свалить, а другое дело — ежемесячные дивиденды. Раз ты говоришь, что люди серьёзные, то они в два счёта выяснят, что мы не настоящие ревизоры.

— А вот тут ты ошибаешься. Эту идею мне подкинул дедушка Хрямпс. Его знакомый в Ревизионном Отделе попросил его порекомендовать шустрых ребят, которые рискнули бы взяться это дело. Иначе откуда бы я всё это знал? Половину перечисляемых на наш счёт денег будут снимать они. Так что считай себя их полномочным представителем.

— Молодцы! Хорошо устроились! Значит, если дело выгорит, то они безо всякого риска будут получать дивиденды, а не выгорит — скажут "мы этих самозванцев знать не знаем".

— Конечно. А как же ещё? Это брат бюрократия. И последнее. Я хочу, чтобы переговоры с каторгадинцами проводил ты. У тебя, всё-таки, большой опыт общения с тюремным начальством.

В гостинице свободных мест не оказалось. На всей планете имеется всего одна гостиница, и она всегда забита до отказа родственниками заключённых, которым разрешили свидание. А тут ещё, как назло, приехала делегация с Уркагании по обмену опытом между тюремными работниками. Поэтому, узнав, что мы ревизоры, нам предложили пока пожить в VIP-камере для особо опасных богатых преступников. Одна из них как раз освободилась в связи с тем, что одного скромного олигарха выпустили из тюрьмы под залог двух созвездий и 317 планет. Камера, а точнее двенадцатикомнатная квартира, действительно была шикарной. Я в такой никогда ещё не сидел и, наверное, тьфу, тьфу, никогда не посижу. Но тюрьма есть тюрьма, поэтому чувствовал я себя в ней весьма неуютно. К тому же когда надзиратель вёл нас к нашему временному, (я надеюсь) жилищу, из-за решётки одной из камер я вдруг услышал знакомый голос:

— Мусек, здорово! А тебя, коллега, за что посадили?

— Вы с ним знакомы? — с подозрением спросил сопровождавший нас надзиратель.

— Да, сидели вместе... в симфоническом оркестре. Наши стулья стояли рядом. Я тогда играл на флейте, а он на скрипке.

— Его действительно все Скрипачом кличут, — подтвердил надзиратель. — Опаснейший преступник — двенадцать пожизненных сроков.

— А можно пересмотреть его дело?

— Пересмотреть то конечно можно. Да что толку? Ну, скостят ему один пожизненный срок. Легче ему от этого не станет.

На Каторгадине Шмупсина усиленно выдавала себя за известную журналистку.

— Давно хотела побывать на вашей планете, о которой слышала столько плохого, и написать о ней статью, — сказала она тюремному работнику, пропалывавшему жиденькие цветочки у входа в тюрьму.

— У нас не так уж и плохо, фрау Шмупс. Я служу здесь уже более 30 лет и мне здесь нравиться. Климат у нас вообще, просто замечательный. Вас на Каторгадине никогда не хватит солнечный удар, да и жары у нас не бывает. Надзиратели у нас все с педагогическим и психологическим образованием. Очень вежливые и культурные люди. А взгляните, какие у нас милые собачки.

Шмупсина взглянула на свору свирепых псов, "одаривших" её тяжёлыми взглядами.

— Да, пёсики у вас просто замечательные, — подтвердила она.

— Вот только заключённые портят общую идиллию, — вздохнул тюремщик.

Позади собак, на заднем дворе, Шмупсина заметила стайку голых заключённых, одетых явно не по погоде. Из одежды на них была только татуировка. Каждые несколько минут из этой группы отделялся один зек, и, встав на нужном месте в позу футболиста, ждущего у ворот пенальти, терпеливо ждал, пока мальчишка лет двенадцати с истинно нордическим спокойствием не расстреляет его из пейнтбольного ружья шариками с красками. Поразив, по его мнению, все жизненно важные органы, в том числе и ладони, юный снайпер сделал контрольный выстрел в левый глаз и радостно закричал, довольный результатом:

— Убит!

После чего "труп" побежал в душ, а на его место заступила следующая жертва.

— Это сынишка Главнада тренируется, — добродушно произнёс тюремный работник.

Вечером мы сели ужинать. Шмупсина незадолго до этого слопала килограмма два бананов и отказалась от ужина, сославшись на мигрень и отсутствие аппетита. Пока мы с Фау разделывались с индейкой, она, чтобы мы не отвлекали её своей болтовнёй, принялась читать свою книгу вслух:

— Вечером погода окончательно испортилась. Тёмные свинцовые облака полностью закрыли робкую луну, и началась страшная гроза. Тонны воды обрушивались на бедную, беззащитную землю. Такого ливня на Земле не было со времён великого потопа...

В это время и у нас за окном тоже лил нехилый дождичек. А Шмупсина продолжала с пафосом читать свой ужастик:

— От каждого ужасного раската грома стёкла жалобно дребезжали, словно говоря, что они уже не в силах сдерживать натиск стихии. С каждой минутой оставшейся дома одной мадмуазель Жирафине становилось всё страшнее и страшнее. Вдруг во дворе раздались чьи-то тяжелые, явно чужие, шаги. Заглушая раскаты грома, в дверь три раза громогласно постучали. Прекрасная хромоножка вскрикнула, её бедное сердечко забилось с неистовой силой, но она словно загипнотизированная пошла открывать...

Вдруг кто-то забарабанил и в нашу металлическую дверь. Шмупсина ойкнула, а Фау весь напрягся. Меня трудно назвать мнительным человеком, но и я вздрогнул.

— Кто там? Заходите, открыто, — наконец произнёс я.

В комнату зашёл тюремный надзиратель. Увидев обезьянку Шмупсину, читающую книгу в очках, он едва сдержал улыбку.

— Вам письмо, — сказал он мне.

— Какое ещё письмо? Последний раз я получил письмо, когда сидел в колымской пересыльной... ээ... консерватории.

— Эта малява пришла по нашей внутренней арестантской почте.

— Так бы сразу и сказал, что братки маляву прислали, а то базар разводишь.

Я взял у него маляву. Начиналась она словами "Здорово старый пердун!". Я бегло прочёл письмо, а затем, в целях конспирации, попросил Фау, чтобы он перевёл письмо на бриглистский язык. Оригинал письма я по старой арестантской привычке тут же съел. Письменный бриглистский я знаю неважнецки (зато в устном я мастак — особенно если надо кого-то послать, тем более что у них и ругательств то — всего ничего), поэтому сейчас, приводя в порядок свой дневник, я перевёл письмо обратно на нормальный язык с помощью компьютерной переводилки Pofigistus v.13.01. Получился до неприличия приличный текст:

Здравствуйте, многоуважаемый бывший в употреблении сэр, больной метеоризмом!

Вы, вероятно, помните Алекса Массивноягодичного? Это я, ваш покорный слуга. Я узнал, что вы приехали сюда на сельскохозяйственные работы (для скашивания туриста). Но я-то вас, самец полорогого парнокопытного скота, знаю. За каким мужским половым органом вы приехали? Я ведь могу рассказать о вашем героическом прошлом. Шучу, вы же знаете, что я не упавший человек, сто лет мне не пользоваться продукцией фабрики "Свобода"! Извлеките, пожалуйста, меня отсюда, сэр, и моя благодарность будет безграничной. И ещё, передайте при встрече сэру несъедобному грибу Киру Пончиковидному, что я его, маленькое кровососущее насекомое, возьму в плен и повешу за продукцию куриной птицефабрики.

Искренне Ваш, Алекс

(а также ещё 52 подписи с аналогичными просьбами)

На следующее утро мы пришли на приём к Главнаду — главному надзирателю планеты, совмещающему на Каторгадине как функции президента, так и тюремного начальника (руководителя правящей на планете партии надзирателей), а заодно и отца нации. Когда мы вошли в его кабинет, то он стоял в задумчивости у окна, прижавшись к батарее, и держал руки в паху — видимо грел своё достоинство на батарее. У него было неприятное чисто арийское лицо и коротко подстриженные усики, а чёрные блестящие волосы были уложены в аккуратный проборчик.

Все стены в его огромном кабинете были увешены картинами. На одной из них был изображён сам Главнад, целящийся в оленя из ружья. А рядом висели оленьи рога, как бы доказывающие, что выстрел был успешным. И зачем ему охотиться? Говорят же, что он вегетарианец.

С Главнадом я решил разговаривать на понятном ему языке — т.е. тоном прокурора и следователя.

— Нам всё известно, — безапелляционно заявил ему я. — Советую вам чистосердечно во всём раскаяться. Помните, что это может смягчить вашу участь.

— Что известно? — не понял он, в каком именно из его многочисленных грехов ему надлежало покаяться.

Фау молча швырнул на стол золотое колечко.

— А, понимаю, вы намекаете на грехи моего детства. Да, я признаю, что нехорошо тогда было красть у бедной фрау Гансифрицель её последнее колечко. Но сколько лет прошло с тех пор? Срок исковой давности давно истёк.

{Как впоследствии установило следствие, старушку звали Фрицегансиль. — Примечание Тюрембергского военного трибунала}

— Нет, мы по другому поводу, — заявил Фау.

— Так вы разнюхали эту скверную историю с ограблением ювелирного магазина в годы моего студенчества? Уверяю вас, я абсолютно не замешан в этой истории. Я только стоял на шухере в тёмном переулке. Да и получил я за это всего несколько марок, причём почтовых.

— Нет, мы по поводу здешнего подземного завода, — грозно сказал я.

Если бы мне захотелось, на спор, произвести на него сильное впечатление своими словами, то из многих миллионов фраз я не нашел бы более убийственной. Главнад встал и нервно зашагал по комнате. По пути он умудрился задеть своей шевелюрой за висевшие на стене рога оленя, и парик соскочил с его лысины. Оказалось, что парик скрывал не только лысый череп, но и огромные уши.

— Какого завода? — наконец бессильно спросил он, заранее зная ответ.

— Завода по синтезу золота и платины.

— Ну, вы мне рассказываете какую-то фантастику, — попытался он слабо улыбнуться.

— Вот заключение двух независимых лабораторий, что это золото синтезировано искусственно, — протягивая два листа бумаги, сказал Фау.

— А причем здесь я?

— В следующий раз учтите, что не стоит отправлять золото на Хилострофию. Они там его тщательно проверяют, — заметил я.

— Да кто его туда отправлял? Это же реэкспорт, — невольно проговорился он.

— Так что, договоримся по хорошему, или Ревизионному Отделу придётся отправлять ваше дело в правоохранительные органы? Да, и ещё, хочу Вас предупредить, что с сего дня вы несёте персональную ответственность за наши жизни. Если с нами что-нибудь произойдёт...

— Я всё понял, не надо разжёвывать. А по поводу вашего дела... Я думаю, что мы договоримся. С хорошими людьми грех не договориться. Только где он, этот заводик? Покажите мне его и дело в шляпе.

Да, дело приняло немного другой оборот. В тюрьму он нас сажать не будет — побоится мести Ревизионного Отдела, да мы и так в ней живём, а вот оставить нас без гонорара может запросто. А может, он просто тянет время?

Когда мы вышли от Главнада, Фау спросил у меня:

— Как ты думаешь, Мусек, что мы, по его мнению, должны сейчас сделать?

— Залезть в шахту и искать завод.

— Ты знаешь, какова общая протяжённость шахт планеты?

— Нет, конечно. Я их чо, мерил, что ли?

— А я узнавал — более 3000 км. Причём вход в завод может быть замаскирован так, что мы его в упор не увидим. Мы можем искать его всю жизнь.

— И что ты предлагаешь?

— Пойдём на склад, посмотрим, что вывозят с Каторгадины.

На складе все ящики были педантично подписаны. Мы вскрыли, для пробы, большой ящик с этикеткой "Уголь". Там действительно был уголь. Затем проверили ещё пару ящиков — безрезультатно.

— Фау, у тебя же хороший нюх. Может, ты золото по запаху найдёшь?

— Издеваешься? Золото, как и деньги, не пахнет. Хотя некоторые купюры и пованивают. Так что, Мусек, давай-ка сам пошевели извилинами. За что я тебе деньги плачу?

При волшебном слове "деньги" мои мозги сразу заработали в усиленном режиме.

— Если класть золото в ящики с углём, то вес ящика заметно увеличится, а если недосыпать уголь, то могут заметить, что он полупустой. Да и ящиков с углём слишком много. Есть риск, что нужный ящик перепутают. Следовательно, золото в каком-нибудь другом ящике. Например, в ящике с инструментами, — заметил я.

Ящиков с инструментами на складе не было. Каторгадина не экспортировала инструменты. Зато в уголку скромно стояли два ящика, на которых значилось:

Старые свинцовые аккумуляторы для переплавки

Отправитель: Горное Управление Каторгадины.

Получатель: Регенераторный Аккумуляторный завод планеты Хольстения

Мы вскрыли один ящик. Нам в лицо сильно пахнуло кислотой. Внутри действительно были старые аккумуляторы.

— Похоже, что твой нюх на этот раз тебя подвёл, — чихнув, сказал Фау.

Я достал нож и вскрыл аккумулятор. Внутри были свинцовые пластины. Я поцарапал их ножом — блеснул свинец. Тогда я вытащил все аккумуляторы и вскрыл один из самых нижних. Внутри были слитки золота без маркировки.

— Чудесно. Закрывай ящик и пошли отсюда, — скомандовал Фау.

— Да ты чо? Здесь, наверное, килограмм двести золота! Довезём до космопорта это всё добро на автокаре, а там — поминай, как звали!

— Мелкий ты жулик, Мусек, и мыслишки у тебя такие же мелкие. Я же тебе объяснял, что наша основная задача — добиться от них ежемесячных перечислений. Да и тебе, кстати, никто не даст просто так золото отсюда вывести. Давай лучше выясним, где здесь меняют аккумуляторы.

Мы вышли из цеха во двор.

— Милейший, где здесь аккумуляторный цех? — поинтересовался я у проходившего мимо рабочего.

— Пойдёте прямо, затем направо, а затем спуститесь по лестнице в подвал, херр Мусек.

— Спасибо. А откуда ты, дружок, знаешь, как меня зовут?

— Как же вас не знать! Вы стали здесь местной знаменитостью. До вас ещё никто из НАШИХ на эту планету добровольно не приезжал.

Быстренько, всего за 15 минут найдя вывеску аккумуляторного цеха, который действительно находился примерно в тех краях, куда послал нас рабочий, только за ещё одним правым поворотом, о котором он забыл упомянуть, мы спустились в подвал. Массивная железная дверь была заперта, но рядом висел звонок.

— Если мы будем звонить, то они откроют не скоро, если вообще откроют. Поэтому дверь надо брать штурмом, — уверенно произнёс я.

— В этих вопросах, Мусек, я всецело полагаюсь на твою компетенцию, — пожал плечами Фау.

Я, достав из кармана небольшую проволочку, мгновенно открыл этот несложный замок. Мы ворвались в просторный цех. Физиономии у нас были такие зверские, что рабочие просто застыли от ужаса.

— Это секретная полиция! Вы окружены. Сопротивление бесполезно, — протрубил я.

А сопротивляться никто и не собирался. В цеху работали одни зеки. Зачем же лезть на рожон человеку, который и так уже сидит, причём минимум один пожизненный срок?    Мы прошлись по цеху. Здесь были как совершенно нормальные свинцовые аккумуляторы, так и разобранные старые, в которые рабочие укладывали золото.

— Что это такое? — держа в руке золотой слиток, громогласно поинтересовался я.

— Для нас, Мусек, это всего лишь совершенно несъедобный брусок из желтого металла, — ответил мне один из рабочих. Его лицо и голос показались мне знакомыми. Возможно, что мы где-то встречались.

— Откуда его к вам привозят? — спросил Фау.

— Ну, откуда?! — повторил я вопрос.

— Если мы вам скажем, то нас убьют, — негромко сказал кто-то из них.

— А вы и так уже давно мертвы! Только вы этого не заметили, — в сердцах сказал Фау.

Воцарилось неловкое молчание. Наконец, один из зеков произнёс:

— Мусек, обещай, что поможешь моей жене и детям, то есть моей вдове и детям, когда отсюда выберешься. А я скажу тебе всё.

Я пригляделся к нему. Если бы не запачканное маслом лицо и не сильные морщины, то он вполне мог сойти за красавчика Джонни.

— Джонни, это ты, что ли?

— Не узнал? Да, я сильно постарел. Так что, обещаешь?

— Конечно! Ты же знаешь — моё слово закон. Думаю, что 50 кг золота ей будет достаточно?

— Да, вполне. Итак, слушай: шахта 19-бис, самый нижний уровень, штольня №7, ведущая на северо-запад. Не доходя 20 м до тупика, справа замаскирована дверь. Ну, всё. Думаю, что с твоими способностями её просто грех не найти.

Связав для верности всех рабочих, мы, не теряя ни минуты, отправились в шахту. Нужную дверь мы, постучав молоточком по стенам, нашли очень быстро. А вот с замочком вышла неувязочка.

— Эх, жаль, что я на Каторгадину без своего инструмента приехал! Проволочкой такой замок не откроешь, — начал сокрушаться я.

— А если взять и в наглую позвонить? Я вижу кнопку, — предложил Фау.

— Что ты! спугнёшь всех!

Но он уже начал звонить. Прошло не менее пяти минут, прежде чем послышались шаркающие шаги, и старческий голос произнёс:

— Хто там?

— Мы за золотом.

Он открыл нам дверь. Перед нами стоял паренёк лет семнадцати какой-то невиданной мною прежде гуманоидной наружности. Необычным в нём была ранняя козлиная бородка. Да ещё его макушку украшал довольно большой бурый рог, напоминающий гриб сморчок. Если бы он был лошадью, или хотя бы ослом, то в средневековье вполне смог бы сойти за единорога.

— Вечно вы спешите, — укорил он нас. — Ещё не готово. Я же не могу отгрузить золото прежде, чем оно синтезируется.

Бесцеремонно оттеснив его, мы зашли внутрь.

— Посидите пока здесь, чайку попейте, — высоким старческим голосом вещал этот молодой старик (или старый молодец?), плетясь за нами по длинному коридору. — Вот ваш чай мне нравится, а мясные консервы, которыми меня подкармливает ваша фирма, мне уже опротивели. Люблю, знаете ли, свежее парное мясо... Попробуйте лучше лепешку из исландского мха. Сам пёк, между прочим.

Я отломил кусочек лепёшки и начал жевать. Она оказалась страшно горькой — пришлось сплюнуть.

— И почему никто из вас не любит эту прелесть? — удивился он. — Вот у нас, на Ахинарее, их все просто обожали.

— Так вы ахинареец?

— Да, причём я единственный, кто смог выжить из нашей группы на этой планете.

— Сколько же вам лет? — поинтересовался Фау.

— Много, очень много. После облучения у меня в организме произошла какая-то странная мутация. Я то старею до 100 лет, то молодею до 15. И такие циклы повторяются до бесконечности.

— И не жалуетесь на здоровье? — спросил я.

— В общем, нет. Правда, раз двадцать за это время я делал себе операции — вырезал у себя раковые опухоли. Вот только в 85 лет становится тяжело — впадаю в старческий маразм. Могу помочиться, не расстегнув ширинку.

— А золота за год много синтезируете?

— У вас же должно быть это всё записано. Нет, не очень. Мог бы выпекать его раза в два больше, но ваше начальство говорит — не надо.

— Наверное, скучно вот так тысячелетиями сидеть в подземелье? — спросил я.

— Нет, что вы. Я люблю заниматься психоанализом. Сидишь, и часами анализируешь собственные психи. Очень помогает окончательно не сойти с ума. А недавно мне ваше начальство интерсупернет провело.

— По порносайтам лазаете?

— Очень редко. Не возбуждают меня ваши уродины. Вот у нас на Ахинарее были красавицы — рот до ушей. Когда она тебя целует — гляди в оба, чтобы она твою голову не засосала, не говоря уж про всё остальное. Зато я обожаю торчать на форумах домохозяек, где обсуждают проблемы типа "что бы ещё приготовить этому кобелю, чтобы он на сторону не бегал". Просто удивительно, как у вас заботятся о домашних животных... Я бы и своими рецептами мог бы поделиться, но мне сделали интерсупернет без права отсылки сообщений. Жаль, что я не хакер. Но, думаю, что лет через тридцать я подучусь на хакера и взломаю эту защиту. И тогда я сообщу всей Вселенной мой фирменный рецепт из жареных крыс с мумиё. Кстати, хотите попробовать?

Я сплюнул, и чтобы не обижать старика сказал:

— Мы только что пообедали. Давайте в другой раз.

Я заметил на его столе раскрытую пачку сигарет и почувствовал, что мне охота затянуться.

— Курите? — спросил я его, почти уверенный в ответе.

— Нет, что вы! Это же жутко вредно. Я только иногда нюхаю сигареты.

— Можно я закурю?

— Вы собираетесь меня окуривать? Да знаете ли вы, что пассивное курение ещё вреднее активного? Также кстати, как и пассивный гомосексуализм. Нет, возьмите с собой хоть всю пачку и курите на улице. Я всё равно собирался бросить нюхать сигареты — это плохо влияет на мою потенцию.

— Тогда до свидания, — сказал я.

— Скорее прощайте. Вы, насколько я понял, не заключённые, а какие-то инспекторы? — сухо заметил он.

— Да, в некотором роде. А как вы догадались?

— Заключённых здесь очень плохо кормят. Поэтому ещё никто из них не отказывался попробовать моё фирменное блюдо.

Уходя, я незаметно свистнул один золотой слиток. Незаметно для ахинарейца. А вот от Фау это не укрылось.

— Вот и отлично, — почти мурлыча от радости, произнёс он, когда мы вышли за дверь. — Предъявим Главнаду как вещественное доказательство.

Спустя полчаса мы как добрые знакомые решили заглянуть к Главнаду. Наш приход явно не обрадовал его.

— А вы бывали когда-нибудь в шахте 19-бис? — поинтересовался Фау, положив ему на стол золотой слиток.

— На самом нижнем уровне, в северо-западной штольне, — продолжил я.

— Не помню. Кажется, он затоплен.

— Ну, зачем же топить курицу, несущую золотые яйца? К тому же это курица-долгожитель. Довольно занятный субъект. Может сходите к нему, познакомитесь? Он вас своим фирменным блюдом угостит, — заметил Фау.

Главнад нервно побарабанил пальцами по столу, но ничего не ответил.

— Мы же Вам уже предлагали договориться по-хорошему. Мы — это Ревизионный Отдел Конфедерации. Вот номер счёта, вот сумма ежемесячных перечислений. А конкретно мы с Фау лишь простые исполнители, которым полагается, за их нелёгкий труд, вот этот скромный гонорар, — тыча пальцем в бумажку, объяснил ему я.

— Не могу спорить с авторитетным мнением Ревизионного Отдела, — натужно улыбаясь, сказал он. — Вы отлично поработали, херр Мусек и херр Фау. Я, кстати, так и не понял — вы, херр Фау, херр или фрау?

— Да херр, херр я, — заверил его Фау. — И ещё какой херр.

— Тогда до свидания, уважаемые херры. Если Вас, не дай бог, когда-нибудь занесет на Каторгадину за казённый счёт, то обещаю вам тёплое место на кухне.

11. Шимпанзуния

/из дневника Шмупсины/

Мусек, сразу после Каторгадины, отправил 50 кг золота жене какого-то зека. Можно подумать, что ему деньги некуда девать. А ведь после относительно удачной "ревизии" Каторгадины, у Фау с Мусеком началась полоса невезения. Мне их проблемы, в принципе, было бы по фигу т.к. я у них на твёрдой ставке, но они начали затрагивать и меня — с последней планеты — Питунды, населённой одними женщинами, мы едва унесли ноги, а меня эти гарпии вообще чуть не растерзали. А всю дорогу на Шимпанзунию меня кормили одной фасолью с гороховым супом. Кстати, эти гады за дело в Каторгадине мне даже премию в виде дополнительной связки бананов не выдали, утверждая, что я всё равно на планете ничего не делала, а только зёков смешила. И вообще, сказали они, я зажала деньги Падихама. Я не зажала, а заработала! Что-то я не припомню Мусека и Фау в нашей кровати с Падихамом. А деньги я коплю на обратную трансмутацию. Не буду же я так всю жизнь с такой мордой бегать.

Вообще-то я не хотела лететь на Шимпанзунию, но работа есть работа. Знаете, как сейчас трудно обезьяне найти себе место бухгалтера? Я знала, что на Шимпанзунии живут гуманоиды, похожие на меня в моём нынешнем обличье. Наверное, я от них чем-то отличаюсь, и они будут надо мной потешаться. Да и сама планета, по своему экономическому потенциалу, показалась мне не особо привлекательной. Шимпанзуния — типичная банановая планета, живущая за счёт экспорта бананов, ананасов и прочей сельскохозяйственной продукции. Планета могла бы получать неплохую выручку от их экспорта, но большая часть производимой продукции сжиралась на месте. Поэтому экспортные поступления были невелики.

На Шимпанзунии мы столкнулись с невиданной прежде проблемой — как оказалось, эти идиоты совершенно не умеют считать. То есть они, конечно, могут сосчитать, сколько будет "три банана минус один банан", но в сложных бухгалтерских расчётах они постоянно делали ошибки. Причём, наши расчёты показали, что они сильно переплатили Конфедерации налоги. Фау, конечно же, заявил, что переплата налогов — это ещё более страшное преступление, чем недоплата, и что над ними будет потешаться вся вселенная (если будет огласка). Второму утверждению они поверили больше, но честно признались, что заплатить им не чем — денег в казне нет ни копейки, и предложили бартер — две ракеты бананов. Все казенные деньги были недавно потрачены на пышные похороны царицы Шимпанзунии. Сами знаете, как нынче дорого похоронить обезьяну по-человечески. Пришлось соглашаться на бартер. Так у них и бананы оказались перезрелыми. Большую часть этого гнилья пришлось выбросить. Вот такие невесёлые дела были у нас, когда мы собирались покидать Шимпанзунию.

За день до отлёта я сидела на скамеечке в тени развесистой (так и хочется написать — клюквы, но вообще-то это была смоква) и вязала на спицах. Был чудесный тёплый вечер. На мне была обтягивающая, но довольно длинная футболка, на которой по-бриглистски красовалась надпись: "Хочешь похудеть? Спроси меня как надо правильно какать!". Оторвавшись от вязания, я заметила, что около меня, видимо уже довольно долго, стоит полная, интеллигентного вида, местная обезьянка в очках (я вообще делю весь мир на интеллигентов и тех, кто не носит очки). На ней была очень короткая, по моде, маечка, не доходящая ей до пупка. На планете в это время как раз бушевала эпидемия голопупизма, и все особы женского пола в возрасте от 6 до 66 лет ходили с голыми пупками. Видимо прочтя надпись на моей футболке, эта дама решила правильно похудеть.

— Вы иностранка? — наконец спросила меня она.

— Да, сами мы люди не местные.

— Но вы очень похожи на коренного шимпанзоида! Может быть ваши родители родом отсюда?

— Очень даже может быть, — ляпнула я. И помолчав, добавила, — я потеряла родителей в раннем детстве.

Из моих глаз упали крупные, как хорошо откормленные навозные мухи, слёзы.

— А ваших родителей случайно звали не Читта и Нарзан? — участливо поинтересовалась она.

— Да, — захлёбываясь от слёз, пробормотала я. Чем закончится эта комедия я ещё не знала, но интуитивно почувствовала, что мне выгодно выдавать себя за их дочь.

— Тогда у вас должен быть медальон Читты! — торжественно объявила она.

Ситуация осложнялась — никакого медальона у меня не было.

— Да, валяется где-то в вещах... — неопределённо ответила я.

— Как можно так обращаться с символом царской власти? — возмутилась она. — Немедленно принесите его сюда. Я подожду.

— А по какому праву вы мне указываете, что мне делать?

— Я верховная жрица Ойкапузо, правая рука ныне покойной царицы. У нас на планете верховная власть принадлежит только особам женского пола. Ныне покойная царица Дува умерла бездетной. Родившиеся мальчики не в счёт. Если вы действительно дочь царицы Читты, то можете смело претендовать на царский трон.

Вообще-то стать царицей я бы не отказалась. Но на этой обезьяньей планете... Что же, я так и буду всю жизнь носить эту чудовищную обезьянью физиономию? Хотя, если отработать здесь пару лет царицей, то можно, пожалуй, обеспечить себя на всю жизнь. Да, решено, буду царицей. Всё равно я собиралась сваливать от Фау.

— Конечно, я могу поклясться, что я дочь царицы Читты. Разве это не заметно по моим манерам? — тоном обиженной невинности заметила я. — Но медальон я сейчас показать не могу. Я должна разобраться в своих вещах. Приходите завтра, в десять часов утра. Да, кстати, меня зовут Шмупсина.

На этом мы с ней и расстались. Нужно было срочно узнать, что это за медальон.

— Ты случайно не знаешь, как выглядит медальон царицы Читты? — на всякий случай спросила я у проходившего мимо подростка.

— Да маленький такой, белый... с большими сиськами. Он в краеведческом музее лежит. Нас туда на экскурсию недавно водили.

Выходит, эта паршивая интеллигентка решила надо мной подшутить! Вот мерзавка! Но, пожалуй, я всё-таки из любопытства схожу в музей, посмотрю на медальон. Тем более что я в музеях уже лет десять не бывала. Надо же выполнять свою культурную программу.

В краеведческий музей я прибежала незадолго до его закрытия.

— Мы через 15 минут закрываемся, — сказал мне директор музея, исполняющий одновременно и обязанности экскурсовода. Похоже, что зарплаты музейных работников мизерны на всех планетах.

— Да, я знаю, но я быстренько. Извините, я иностранка и завтра уезжаю.

Он повёл меня по музею.

— Это типичные представители животного и растительного мира Шимпанзунии, — начал он.

— Простите, но мне это не интересно, — ответила я и поспешила в следующий зал.

В дальнем углу следующего зала на постаменте стоял Мусек, причём абсолютно голый. Что он здесь делает? Может, решил грабануть музей?    Когда я подошла поближе, то поняла, что ошиблась. Это была скульптура. Да, надо было прихватить с собой очки. Но на Мусека он всё-таки очень похож. Единственное отличие заключалось в том, что у него на груди не было татуировки "Не забуду мать родную". А так все размеры и формы были переданы исключительно точно. Даже размер и форма его мужского достоинства были такими же, как у Мусека.

— Это наш далёкий предок, — прервал мои мысли экскурсовод. — Он жил на планете более 1.5 млн. лет назад. Нигде толком не работал, только пил и шлялся по бабам. Посмотрите, насколько несовершенно его лысое тело, абсолютно не защищающее его от холода. А эта ошибка природы — прямохождение! После пары бутылок водки он уже не мог стоять на ногах. Передвигаться на четвереньках намного надёжнее, не правда ли?

— Конечно, — согласилась я.

— О, кстати, у статуи опять фиговый листочек отвалился. Наверное, хулиганы-школьники оторвали. Эти нынешние клеи такие слабенькие.

— А меня всегда занимал вопрос — чем древние люди приклеивали себе эти фиговые листочки?

— Вы не знаете? Очень простой состав — сперма со слюной. При высыхании схватывает намертво, как суперклей. Меня другой вопрос мучает — как они потом этот листочек отдирали? Ведь не оторвёшь. Не зря они любили в баню ходить — видимо отпаривали.

— Всё это очень любопытно, но мне хотелось бы больше узнать о гораздо более позднем периоде — о царице Читте.

— Тогда пройдёмте в последний зал.

Он провёл меня через вереницу довольно мрачных залов. В целях экономии электричества они освещались очень плохо. В последнем зале красовалась скульптура царицы Читты. Я сразу догадалась, что это она — мы были с ней удивительно похожи. Только у неё был раза в два больший объём грудей.

— Это мудрейшая царица Читта, сыгравшая колоссальную роль в объединении раздробленных княжеств в единое централизованное государство, — как школьнице начал читать он мне свою лекцию. — К сожалению, в результате заговора ей пришлось бежать с нашей неблагодарной планеты, и власть досталась узурпаторше Дуве, но главное дело было сделано — планета не распалась опять на миллион лоскутных княжеств...

— Всё это замечательно, но где медальон?

— Медальон Читты? Она взяла его с собой. Но на этом стенде вы можете видеть его точную копию.

Дело опять развернулось на 180 градусов. Выходит, жрица-интеллигентка не шутила? Я наклонилась и стала пристально разглядывать эту вещицу. Это была небольшая, вырезанная из кости, фигурка полуженщины-полуобезьяны с огромными арбузными грудями. Изготовить такую кустарщину сможет любой ювелир-камнерез. Но мне нужен образец.

— А это что за уродина? — спросила я, показывая пальцем на стоящую в другом углу скульптуру.

— О, это красавец Нарзан. Он был фаворитом Читты (вообще-то он сказал не "фаворит", а другое местное грубоватое словечко, обозначающее любовника). Именно ему царица обязана самыми незабываемыми минутами своей жизни, — повернувшись к "статуе" лицом, а ко мне соответственно, задом, вещал он. Это-то мне было и нужно. Я молниеносно подняла стекло стенда (там не было даже сигнализации) и позаимствовала медальон. Поблагодарив его за интересную экскурсию, я отправилась искать ювелира.

Ювелир оказался маленьким горбоносым человеком явно не шимпанзоидного вида. Даже хорошо, что он не местный — мелькнуло у меня в голове. А то вдруг они поклоняются этим "сиськам-пиписькам" как божеству?

— Ви понимаете, во шо ви меня впутываете? — поинтересовался он после того, как я объяснила ему цель своего визита.

— Я очень хорошо заплачу. И, клянусь вам, об этом никто не узнает. Но фигурка должна быть готова к завтрашнему утру. И сходство должно быть идеальным.

После небольших уговоров, целью которых было набить себе цену, он, как бы нехотя, согласился.    К утру медальон действительно был готов. Но глупо было бы пытаться выдать его за оригинал. Фигурка блестела так, словно её только что родили и облизали.

От ювелира я вышла совершено расстроенная. Может ободрать её шкуркой? Я зашла в хозяйственный магазин и купила мелкую шкурку. Аккуратно ошкурив это художество, я смогла довести его до довольно сносного состояния. Но всё равно не поверят. Даже музейная копия от старости немного пожелтела, а настоящая фигурка наверняка ещё желтее. Можно было бы попробовать окрасить её чем-нибудь, но на это уже нет времени, да и результат может быть совершенно непредсказуемым. Получится ещё, как с дядюшкой Фау.

В этот ранний час на улице никого не было. Только рабочие-шимпанзоиды в жёлтых спецовках укладывали асфальт. И тут мне в голову пришла гениальная мысль. (Мне всегда приходят в голову только гениальные мысли, но на этот раз, мысля, была особенно удачной.) Медальон много путешествовал. С ним могло произойти всё, что угодно. Например, он мог попасть в битум. Не колеблясь ни секунды, я опустила фигурку в расплавленный битум. В результате получилась довольно симпатичная темнокожая красотка с огромными грудями. Сойдёт для Шимпанзунии! — решила я. Теперь надо было срочно вернуть позаимствованную вчера фигурку в музей, пока не заметили её пропажу.

Я зашла в музей и оторвала от завтрака экскурсовода-директора. Он, сладко причмокивая, ел плод дуриана. Хороший, вкусный фрукт, но вот запах...

— Вы золотую цепочку случайно не находили? — обратилась я к нему. — Я, похоже, её у вас вчера потеряла.

— Нет, я не находил, но я спрошу у уборщицы, — ответил он и пошел в подсобку. Я быстро побежала в нужный зал и вернула фигурку. Когда я вернулась, то он был уже на месте и заканчивал свой завтрак.

— Нашла, она в последнем зале за стенд завалилась, — сказала я, показывая ему разорванную цепочку.

Теперь главное, чтобы в мой темнокожий медальончик поверила жрица. Когда я пришла на условленное место, то она меня уже ждала, причём не одна. Надо же, я ещё не королева, а уже умудрилась опоздать на 40 минут! Похоже, что у меня в роду действительно какие-то царьки попадались.

— Извините, что опоздала. Совсем забыла о нашей встрече, — с беспечностью пятилетней девочки сказала я.

— Что вы, что вы! Встреча с вами — большая честь для нас. Вы принесли медальон?

— Да, вот он, — доставая фигурку, скромно молвила я.

— Что с ним произошло? — выпучила она глаза.

— Мама что-то рассказывала, но я точно не помню. Кажется, его закатали в асфальт.

Толстая жрица взяла фигурку и передала её своему спутнику.

— А мне так даже больше нравиться, — пожал он плечами. — В конце концов, наша кожа действительно смуглая.

— Познакомьтесь, это профессор Долбантон, — представила она мне высокого очкастого и худощавого шимпанзоида. — Он проведёт анализ и установит подлинность вашего медальона.

— Я никому его не отдам. Это семейная реликвия, — отказалась я.

— Успокойтесь, я срежу с поверхности микроскопический кусочек и сейчас же вам его верну, — доставая скальпель, сказал он.

Пришлось подчиниться. С гражданами, держащими в руках скальпель, я обычно не спорю. Да и они могли бы что-то заподозрить. Не хватало ещё, чтобы они объявили меня самозванкой.

— Я точно не помню, тот ли это медальон. Может, мама сделала копию, чтобы я играла с ней как с игрушкой, — подстраховалась я.

— Анализ не займёт много времени, — "успокоил" меня Долбантон.

После разговора я пошла в гостиницу. Да, надо срочно сваливать с этой планеты.

— Мы улетаем завтра, — сказал мне Фау.

— Как завтра? Ты же говорил, что мы улетаем сегодня вечером? — удивилась я.

— Завтра отходит допотопный "Мафасуилус", билеты на который стоят очень дешево. В целях экономии я сдал наши билеты и взял билеты на это старьё.

Да, до завтра они могут меня ещё десять раз поймать и арестовать. Хотя, чем я рискую? Можно подумать, что я сама пришла во дворец и заявила свои права на престол.

К счастью, за сутки никто так и не объявился. Видимо они, сделав анализ, убедились, что это фальшивка, и я стала им не интересна. Мы собрали свои вещички и поехали в космопорт. Когда мы стояли в очереди, ожидая свою регистрацию на Мафасуилусе, я заметила, что к нам идёт большая группа солдат-шимпондат во главе с верховной жрицей. Мы встретились с ней глазами, и она, бесцеремонно раздвигая толпу, двинулась на меня. Ну, вот я и попалась! Доигралась дура со своими фокусами.

— Мы вас похищаем, — безапелляционным тоном заявила она.

— Позвольте, но она моя рабыня! — вмешался Фау. — Вот документ, заверенный нотариусом Элупии.

— Сколько вы за неё заплатили? Мы дадим вам в 100 раз больше!

— Нет, в сто раз слишком мало. А вот в триста раз — я, пожалуй, соглашусь. С вас 6000 элупинских ликов. А поводок и противоблошиный ошейник я даю вам в подарок от нашей фирмы.

— Хорошо, деньги вам доставят немедленно. Вы ещё успеете на свой звездолёт.

— Ты извини, Шмупсина, но бизнес есть бизнес, — повернулся он ко мне.

— Я всё понимаю, Фау. За такие деньги я бы и сама себя продала.

— Кстати, вы говорили, что в казне нет денег, а тут находите солидную сумму, — заметил он жрице.

— Когда речь идёт о выкупе из рабства нашей царица — мы готовы заплатить любые деньги.

— Даа... Продешевил я, оказывается. А я и не догадывался, что ты, Шмупсина, царских кровей.

Из космопорта меня с почестями повезли во дворец. Как я выяснила по дороге, результаты анализа пробы, взятой из моего новоиспечённого медальончика, были просто ошеломляющими. Анализ показал, что ему 7 млн. лет. Сначала я решила, что чокнутый профессор что-то напутал при анализе, а потом поняла в чём дело. Он анализировал тончайшую пластину кости, насквозь пропитанную битумом. Битум образовался очень давно, десятки миллионов лет тому назад, а кость всего несколько лет тому назад была каким-то животным, т.е. её возраст не превышает 20 лет. В результате у этой смеси кости и битума оказался такой солидный возраст.

— Это удивительно! — кричал мне профессор Долбантон. — Мы знали, что медальон очень древний, но не до такой же степени! Это полностью опровергает современную эволюционную теорию Чейза Дауна, согласно которой шимпанзоиды произошли от человека. Получается, что первыми появились шимпанзоиды, а уже потом от них, сильно деградировав, произошли современные люди. За плохое поведение и лень их наверняка сослали на другие, более холодные планеты, где им, чтобы выжить, пришлось начать работать. Отсюда такое множество гуманоидов во вселенной.

Царствовать на Шимпанзунии оказалось совсем не лёгким делом. Частые ураганы и засухи сильно снижают урожаи бананов и других культур. Народ здесь ленивый, добросовестно работать никто не хочет. К тому же у меня через два дня после коронации закончились сигареты. А на Шимпанзунии курить как-то совершенно не принято. Может быть, это связанно с тем, что за курение полагается двадцать смачных ударов кнута по голой заднице? А если застукают повторно, то могут отрубить правую руку. Поэтому курево на планете достать гораздо сложнее, чем наркотики, что и понятно — белый порошок можно выдать за ещё что-нибудь похожее (соду, сахар, пудру), а за что можно выдать сигарету? Поэтому контрабандисты ввозили табак живым — в виде растущего в горшке растения, выдавая его не слишком подкованным в ботанике таможенникам за халванетский фикус. Но ввозить его крупными партиями было бы глупо. Поэтому курево на планете стоит огромных денег и продаётся только своим, постоянным покупателям. Я, конечно же, в эту "золотую тысячу" не входила. Я вообще была здесь чужой. И зачем меня пригласили царствовать? Видимо я была компромиссным вариантом в раздираемом постоянными склоками дворце. Вообще-то я давно собиралась бросить курить и даже уже пару раз бросала. Легко бросать, когда знаешь, что через день опять сорвешься и купишь себе сигареты. А попробуй-ка бросить по настоящему...

Как я скоро выяснила, одной из основных проблем государства было мятежное княжество Вендейка. Им руководила хитрая и коварная княгиня Саки-Тюкс, упорно не желающая починяться моей власти. Посланные ей дипломатические письма с прозрачными намёками успеха не имели. Как-то раз, когда я задумчиво сидела у окна и ковыряла в носу, ко мне зашла верховная жрица Ойкапузо. В руках она держала ножницы и красивую карту.

— Ваше Величество. Давайте поколдуем на Вендейку. Я вырежу из карты это княжество и замочу его в магическом растворе.

— Нет, не надо портить хорошую карту. Мочить и вырезать мы будем их по настоящему. Высылайте карательный корпус.

Через пару месяцев наша доблестная армия вернулась с победой. Ей удалось до последнего кирпичика разнести Гнусаз — столицу Вендейки и взять в плен саму княгиню.

— Хотите взглянуть на Саки-Тюкс? — поинтересовалась у меня жрица Ойкапузо. — Она во дворе.

Я выглянула в окно. На земле валялась связанная старая обезьяна, фигурой напоминающая бочку.

— Да, что на неё смотреть, — отказалась я, — замочите её в вашем магическом растворе и делу конец.

— Так он...он очень едкий и содержит сильную кислоту, — растерялась жрица.

— Вот и отлично. Значит, ваше колдовство точно подействует.

Уже в первые месяцы моего царствования я заметила любопытную закономерность — большинство срочных дел и неприятностей случаются на планете именно тогда, когда у меня начинаются месячные и страшно болит голова. Можно подумать, что вся Шимпанзуния живёт вместе со мной в едином ритме как целостный организм. И вообще, меня страшно угнетает эта жуткая антисанитария и бескультурье. Туалет здесь представляет собой обычную выгребную яму, расположенную в центре двора. От посторонних нескромных глаз он не защищен никакими загородками, поэтому придворные прямо из окон дворца могут ставить диагноз о работе твоего кишечника... А эти постоянные интриги? Особенно эта уродина — обезьянка с шарманки, Пифа. Она доводится племянницей узурпаторше Дуве, и рассчитывала занять трон после её смерти. А тут я некстати со своим медальоном вклинилась. Теперь она живёт где-то на задворках дворца, а я выгнать её не могу — этикет не позволяет. К тому же она начала распускать в кулуарах слухи, будто я лесобизянка (обезьянка-лесбиянка). Интересно, с чего это она взяла? Подумаешь, я поцеловала в губы одну симпатичную прислужницу. Между прочим, это был монарший, чисто сакральный поцелуй. И потом, мудрый правитель всегда заботится о том, чтобы его подданным было хорошо и приятно.

Но больше всего меня раздражают мои муженьки. По закону мне положено иметь их двенадцать штук. Причем никакой очерёдности в исполнении супружеского долга не существует. Как же мне надоели эти грубые, волосатые животные! Да они к тому же ещё и ревнивцы. Неужели они думают, что я всю жизнь буду им верна? Пока я изменила им только с конюхом, садовником и почтальоном. Между прочим, хорошие мальчики — рекомендую. Они, кстати, значительно грубее и волосатее моих муженьков...

Примечание Дорогой Редакции: К сожалению, остальную часть дневника Шмупсины прочесть не представляется возможным, т.к. чернила размыты её горючими слезами.

__________________________________________________________________________________

На правах рекламы

Вы не хотите, чтобы ваши чернила расплылись как у Шмупсины? Тогда покупайте наши вечные не расплывающиеся чернила от фирмы "Кляксофон". Звоните прямо сейчас!

Телефон: 000008...

__________________________________________________________________________________

ИЗВИНЕНИЕ

Дорогая Редакция приносит свои глубочайшие извинения фирме Кляксофон. По вине машинистки, поставившей стакан с чаем на рекламное объявление, написанное вечными чернилами, прочесть полностью телефон фирмы не удалось. Виновная сильно наказана — ей теперь вообще запрещено пить чай на работе.

12.Хилострофия

/из дневника Фау/

Удачно сбагрив Шмупсину, я, прихватив Мусека, поспешил на Хилострофию. Нет, всё-таки здорово получилось — и она пристроена (как никак царица) и я спокоен — не сбежит и не будет мне конкуренцию создавать. К тому же от неё в последнее время как от работника было мало проку. Никогда бы не подумал, что процесс превращения человека в обезьяну (в плане его менталитета) может происходить настолько стремительно. Я всё понимаю, тяжело зарываться в бухгалтерские книги, когда все мысли о бананах и о том, как избавиться от блох. Но всё-таки надо хоть немного оставаться человеком.

Хилострофию можно смело назвать вселенской аптекой Конфедерации, а ещё лучше — её фармацевтической фабрикой. На планете живёт эндемичный вид гуманоидов — Гомо Хилострофикус Дохадярус, называемых обычно просто хилострофиками. Хилострофики никогда не отличались богатырским здоровьем, да и ростом они тоже не вышли. Поэтому у них рано начали развиваться медицинские науки и фармакология. Гипертрофически развитая фармацевтическая промышленность все свои новые препараты (а их было немало) проверяла сначала на хилострофиках, а только затем, убедившись в их безопасности (что было далеко не всегда) отправляло лекарство на другие планеты. Это не прибавляло здоровья местным жителям, но никого из руководства особенно не волновало. Зато хилострофские медицинские препараты славились по всей вселенной своей безвредностью. Правда, 95% этих лекарств были и абсолютно бесполезны, но хилофармацевтов это не беспокоило. Есть звучное название, красивая упаковка, мощная реклама в СМИ. Чего ещё надо? Купят как миленькие. К тому же 5% своих весьма солидных доходов хилофармацевты тратили на "поддержку" (читай — подкуп) небогатых врачей на других планетах. Поэтому не удивительно, что эти "простидоктора" выписывали больным лекарства своего спонсора.

А у нас с Мусеком работёнка на Хилострофии предстояла серьёзная. Себестоимость производства большинства лекарств была совершенно копеечной, а продавались они за солидные деньги. Но, чтобы не обременять себя налогами, Хилострофия в своих финансовых отчётах колоссально завышала себестоимость лекарств, регулярно недоплачивая Конфедерации налоги. Вот на этом-то мы и собирались сыграть.

Наши проблемы начались уже в космопорте. Встречавший нас таможенник был одет в прорезиненный костюм, а его лицо закрывали специальная пористая маска и очки. Я решил, что у них на планете эпидемия чумы. Но оказалось, что этот прикид был одет специально для защиты от нас.

— Вы должны сначала пройти в процедурную и сдать все анализы, а только после этого вернётесь сюда, и пройдёте таможенный досмотр, — "обрадовал" нас этот, смахивающий на палочку Коха, хилострофик.

Из процедурной нас уже не выпустили. У меня обнаружился не долеченный грипп и гастрит, а у Мусека — закрытая форма туберкулёза, грибок ногтей и пара венерических болезней. Нас поместили в изолятор. Еды нам давали очень мало — ровно столько, сколько в среднем едят хилострофики, зато лекарствами пичкали от души — давали по 3 кг таблеток в день.

Через 10 дней у меня в крови вирус гриппа уже не обнаруживался, и я сделал попытку выбраться из этого больничного плена. Я прямо сказал лечащему врачу, что раз гриппа у меня нет, то мне здесь больше делать нечего.

— Да вы что! — возмутилась лечившая нас врачиха, напоминавшая мне карандаш в очках. — У вас же ещё гастрит не вылечен!

— А это уже моё дело. Гастрит не заразен.

— Вы ошибаетесь. Как установили наши учёные Уморсон и Кальсон, кстати, лауряты нитроглицериновой премии, гастрит вызывается бактерией Gastrokaputus sp., которая может легко передаваться от хилострофика к хилострофику.

Пришлось лечиться ещё два месяца. Но и тогда врачи не были уверены в нашей не заразности. Особенно смущал их Мусек, с его туберкулезом и "стыдливыми" болезнями. Правда он клялся, что никогда, даже под гипнозом, не вступит в половой контакт с хилострофичкой т.к. он раза в три выше их, но ему не верили. Пришлось нам писать лично Общепланетному Провизору (ОПу), который удачно совмещал на планете обязанности президента и главаря местной фармацевтической мафии. В своём письме мы прозрачно ему намекнули, что люди мы казённые, прибыли к нему по особо важному делу, и своё заключение рассматриваем как политическое дело.

ОП распорядился, чтобы нас выпустили под его ответственность, но поскольку мы, по мнению врачей, были ещё страшно заразными, то нас одели в герметичные костюмы и пористые маски, которые строжайше запретили снимать.

Когда мы приехали в город, то спарились в этих мешках как в бане.

— Уф... Не могу, — сказал Мусек, снимая маску на улице. Я тоже последовал его примеру. Как же замечательно подышать свежим воздухом! На планете как раз была весна, причём в самом разгаре. Аккуратные кустики какого-то местного растения источали прекрасный аромат. Вдруг я почувствовал, что хочу чихнуть. Это у меня от цветочной пыльцы началась аллергия. Зная, что на этой планете чихать не следует, я попытался сдержаться, но потом всё-таки чихнул, да так смачно, что от моего чиха рухнул за землю проходивший мимо хилострофик.

— Это безобразие! Я буду жаловаться! Вы инфицировали меня, — злобно прошипел он.

— Это аллергия, а она не заразна, — начал оправдываться я.

— Заразна, заразна! — закричал он, отбежав от нас на безопасное расстояние.

Пока мы шли в гостиницу, нам повстречалась похоронная процессия.

— О, гляди, похоже на него тоже кто-то чихнул, — съязвил Мусек.

— Бедняга, — шептали прохожие, проходя мимо процессии. — У него закончились деньги.

Как я выяснил у прохожих, при всех издержках медицина на планете находилась всё же на очень высоком уровне. Пока пациент был платёжеспособен, его лечили, поддерживая жизнь в его тщедушном тельце. Полностью его, естественно, никогда не вылечивали — зачем же резать курицу, несущую золотые яйца? Но жизнь поддерживали добросовестно. Когда же деньги у пациента заканчивались, то его отдавали бесплатным врачам и те быстро приканчивали беднягу.

Когда мы пришли на запланированную встречу к ОПу, то он был занят.

— Подождите минуточку, он сейчас по телефону разговаривает, — сказала нам маленькая, но удивительно упитанная для хилострофички секретарша. Из-за двери действительно слышался чей-то зычный голос.

— Да меня это не колышет! Выкручивайся, как хочешь..., — ревел голос ОПа через дверь. Наконец, нас пригласили к нему.

ОП сидел за письменным столом в белом халате и что-то деловито писал. Не поднимая головы, он спросил у нас:

— На что жалуетесь, больной?

— Добрый день. Мы ревизоры Конфедерации.

Он поднял голову.

— А, извините, это у меня профессиональное.

Теперь, когда он выпрямился, я смог как следует разглядеть его. На широком кресле сидел явно не хилострофик, а человек. Он был раза в два с половиной выше хилострофиков и раз в восемь толще. Ему самому неплохо было бы пройти курс лечения от ожирения. Одет он был в условно белый медицинский халат, который он, похоже, никогда не стирал. По засаленной поверхности халата деловито ползала муха, видимо находя там для себя массу интересного. Но самое удивительное, что он был очень похож на Падихама, президента Халванеты, только его вес был на 50 кг больше. Это заметил и Мусек, который, после обмена любезностями, бесцеремонно спросил:

— А Падихам с Халванеты случайно не ваш родственник?

— Да, он мой брат-близнец. Я держу в руках Хилострофию, а он Халванету, — скромно ответил он.

— Надо же, как удобно, — пробормотал Мусек.

— Да снимите вы эти дурацкие маски! — заявил ОП, обратив внимание на то, что мы стоим в повязках. — В них вы напоминаете грабителей. Я отродясь ничем не болел. И лекарства никогда не принимаю.

Дальше было всё как обычно. Предъявив ему наши документы, мы объяснили ему, какие именно документы нас интересуют. Ни один мускул не дрогнул на лице ОПа. А может и дрогнул, но поскольку они были покрыты таким толстым слоем жира, то это было абсолютно не заметно.

— Раз спросили — покажем, а если надо — расскажем. А вообще-то вы зря сюда приехали.

Воцарилась долгая и неловкая пауза. Наконец ОП произнёс после раздумья:

— Завтра у нас суббота. Все необходимые вам материалы будут подготовлены к понедельнику. А пока отдыхайте, развлекайтесь. У нас недавно начались Олимпийские игры. Устроить вам билетики?

— Да, если можно.

— И ещё я распоряжусь, чтобы вам выдали совершенно незаметные маски из прозрачных материалов.

Когда мы на следующий день пришли на стадион, то Хилострофские Олимпийские Игры (ХОИ) были уже в самом разгаре. Можно было бы прийти и пораньше, но подвёл Мусек — он так долго и тщательно наводил марафет, что мы опоздали минимум на полчаса. На стадионе везде были развешаны лозунги типа:

В здоровом теле — здоровая микрофлора кишечника. Покупайте лактобифидообсерин

Солнце, воздух и вода увеличивают риск возникновения онкологических заболеваний. Вы ещё не приобрели суперочистители воды и воздуха фирмы "Век здоровья не видать"?

Первым увиденным нами соревнованием было состязание штангистов. На меня оно особого впечатления не произвело. Смешно, когда хилострофик поднимает штангу весом 20 кг, а стадион ему рукоплещет стоя. Мусек заметил, что он бы здесь точно стал бы чемпионом планеты, но я его расстроил, заявив, что с его болезнями его бы никто до соревнований не допустил бы.

Затем был футбол. Бегают эти живчики по полю быстро — ничего не скажешь. Не то, что сборная Колдении по футболу, в которой собрались одни ленивые жирные коты. Мы с Мусеком быстро увлеклись игрой. Только он болел за красных, а я за голубых. За команду в голубой форме, добавлю я для корректности. Но лучше бы я пошёл один — у Мусека манеры всё-таки неважнецкие. Когда у красных удалили игрока, то он заорал на весь стадион:

— Судью на мыло!

А затем засвистел разбойничьим свистом. Наверняка у него в роду был какой-нибудь Соловей-разбойник. К счастью, игра закончилась вничью. Если голубые выиграли бы, то я, наверное, сделался бы для него врагом на всю жизнь.

Одно из запланированных соревнований было отменено. Шепелявый косноязычный диктор сделал следующее объявление:

— Уважаемые зрители! По клиническим причинам состязание наших бегуний-попрыгуний-стрекозлих не состоится. У всех спортсменок обнаружены следы присутствия допинга — запрещенного для данного вида спорта препарата антилесбиина (комплексная мазь на основе скипидара).

Следующим видом состязаний было метание диска, точнее двухкилограммовой таблетки. Метнувший дальше всех дискобол (точнее таблетобол) получал в качестве приза эту самую таблетку, которую полагалось тут же съесть. Это был очень ценный приз — что может быть дороже собственного здоровья?

Затем, чтобы зрители немного отдохнули от спорта, устроители ХОИ решили провести бой с быками — корриду. Мы довольно долго сидели, но на поле ровным счётом ничего не происходило. Похоже, что у организаторов возникли какие-то проблемы.

— Так вот же бык, — покачивая головой как маятником, сказала какая-то старушка со старомодным пучком фиолетовых волос на голове. Все обернулись. Она указывала на Мусека, который уже успел к тому времени выпить литра два пива и потому пребывал в самом благодушном настроении. Поэтому он лишь беззлобно заметил:

— У быка должны быть рога.

— Подумаешь, какая проблема. Наша биоинженерия достигла сейчас такого уровня, что наставить рога могут за пару минут, — парировала старушенция.

Её слова, сказанные в практически полной тишине, не остались незамеченными. Метавшийся внизу хилострофик с большим портфелем заметил Мусека и бросился к нему. Подбежав, он что-то шепнул ему на ухо.

— Ты чо, обалдел? — изумился Мусек.

Хилострофик зашептал опять.

— Ну хорошо, я согласен. Сейчас, только пиво допью, — неожиданно смягчился Мусек.

— Что он тебе предложил? — поинтересовался я, предчувствуя что-то неладное.

— Я сейчас выйду на арену в качестве быка, — спокойно сказал он, словно речь шла о том, чтобы набить кому-то морду.

— Мусек! Ты чокнулся? Тебя же убьют! Да и какой из тебя бык?

— Не дёргайся. Всё продуманно до мелочей. На копьях только шприцы со снотворным. И вообще, это первая коррида на планете, а быка они отродясь живым не видели.

— И ты будешь участвовать в этой буффонаде?

— Конечно. Да за такие деньги я не то что быка, а и корову сыграю. Главное, чтобы доярка была умелой.

Он ушёл за кулисы, а уже минут через пять началось это шоу. Мусек вышел на сцену в одних плавках, а на голове у него гордо покачивались рога. Как я узнал от него потом, породистый бойцовский бык, привезённый на Хилострофию из самой Конкистадории, от полученных таблеток скончался за 15 минут до начала боя. Не выдержал он такую лошадиную дозу лекарств, которую ему скормили исходя из его массы тела. Ну и долбомудрецы эти медики! Одно дело хилострофики — у них из поколения в поколение передаётся иммунитет к лекарствам, а другое дело бедное животное. А своих коров на Хилострофии давно уже не было. Ликвидировали их как источник коровьего бешенства, птичьего гриппа и свинского гельминтоза. Поэтому на роль быка Мусек вполне тянул.

Когда Мусек вышел на арену, то сидевшая поблизости от меня бабулька с пучком волос радостно вскрикнула:

— Я же ему, касатику, говорила, что у нас рога нарастить — как раз плюнуть.

А немолодой хилострофик в шляпе, глядя на бой, задумчиво произнёс:

— Даа... Героическая у него специальность.

По арене Мусек бегал не так резво, как он прежде бегал от полицейских. Всё-таки сказывалось двухмесячное заключение в больничном изоляторе. Но постепенно он вошёл в раж и даже мне начало казаться, что это разъярённый бык. А хилострофики так просто балдели от невиданного прежде зрелища.

Тореадор-хилострофик втыкал в Мусека одно копьё за другим, но эффекта не было. Да, нашего Мусека так просто не усыпишь. К тому же Мусека наверняка раздражала большая красная тряпка, которой тореадор махал ему перед носом. На красном полотнище красовалась реклама: "Сутравстал" — мощный препарат для усиления мужской потенции. Наконец Мусек, разъярившись как бык (хотя он и был в тот момент быком, но почему бык не может разъяриться как бык?) поддел своими рогами тореадора и забросил его далеко на трибуны. Толпа ахнула, а, убедившись, что горе-тореадор жив и даже сам поднялся, завыла от восторга. Не прошло и минуты, как на арену выбежал второй — запасной тореадорчик и бросился на Мусека со свежими силами. На третьем воткнутом в его задницу копье Мусек сломался. Он остановился, обвёл трибуны мутным взором, и выкрикнув:

— А чтоб вас всех..., — рухнул на землю.

Тотчас на арену выбежало десятка три хилострофиков-санитаров и, водрузив Мусека на большие носилки, они, как муравьи волокущие гусеницу, потащили его к выходу. Значит, мне сейчас надо срочно вмешаться. Если его отвезут в больницу, то всё, конец, залечат Мусека. Я выбежал вслед за ними.

— Куда вы его тащите? — запыхавшись, спросил я.

— Как куда? В личный колбасный цех Общепланетного Провизора (ОПа). Он обычно на привозном сырье работает, а сегодня будет свежатина.

— Прекратите немедленно! Он человек. Мы ревизоры Конфедерации. Посмотрите наши документы.

Санитары были озадачены. О том, что бык может ещё по совместительству подрабатывать ревизором, им не сообщали. Я снял со спящего Мусека рога. Их это не убедило. Тогда я заявил им с металлом в голосе:

— Кто его тронет — загрызу на месте.

А затем специально для них зевнул, показав свои клыки.

Эта фраза дошла до них значительно лучше.

— Да забирайте вы вашего ревизора-мутанта, — сказал их главарь.

Я взял такси и ценой неимоверных усилий смог затолкать туда спящего мертвецким сном Мусека. Поскольку это было типичное хилострофическое такси, размером не намного превышающее игрушечную машину, то Мусек туда весь целиком не поместился — ноги торчали в открытое окно. Пришлось привязать к его ногам красную тряпочку. А когда я привёз его в гостиницу, то смог его затащить наверх только с помощью грузчиков-хилострофиков. Последний раз я так надрывался лет двадцать назад, когда тащил пианино.

Проспал он больше суток, а когда проснулся, то набросился на меня:

— Где мои деньги?

— Какие деньги?

— Те, что я получил за корриду.

— Дружок, вспомни — ты упал на арене, и тебя сразу же понесли в колбасный цех. Кстати, я тебе жизнь спас, — скромно заметил я.

Мусек бросился разыскивать этого организатора корриды — хилострофика с портфелем. Долго же его не было. Я уж начал волноваться — не отправили ли его опять в колбасный цех? Вернулся он только вечером — злой и голодный.

— Меня ... нае обманули, — задыхаясь от злости, сказал он. — Этот прощелыга сбежал.

До официального закрытия олимпиады оставалось ещё пара часов, поэтому я поспешил на стадион, оставив Мусека злиться в одиночестве. Не люблю, когда люди на мне свою злость срывают.

Я успел как раз к финальному гала-концерту с участием лучших певцов планеты. Были там и инопланетные исполнители. В концерте даже принимала участие специально приглашённая звезда — несравненная Акулина Покаркайте. Было бы просто некорректно сравнивать эту крупную певицу с певцами-хилострофиками, которые не дотягивали ей и до пояса.

Песни хилострофиков мне в целом понравились. Они напоминают ночные серенады мартовских котов, зовущих кошечек. Хорошо, что я был там без Мусека. Он бы наверняка обозвал певцов кастратами.

Когда мы на следующее утро явились в офис ОПа, то служащие, завидя Мусека, едва сдерживали улыбку, а, отойдя от нас, начинали ехидно смеяться.

— Как же противно они хихикают, — раздражённо заметил Мусек.

— Их можно понять. Они никогда прежде не видели настоящего быка-ревизора.

Чтобы немного забыться, Мусек с головой погрузился в бухгалтерские документы. Такую сосредоточенную физиономию я ещё никогда раньше не видел.

Уже через пару рабочих дней мне стало ясно, что воруют здесь по крупному. А ещё через две недели ревизия была закончена, и мы записались на приём к ОПу. Когда мы представили ему наш отчёт, то он не стал его читать, а сразу, перелистнув на последнюю страницу, посмотрел итоговую сумму.

— Давно хотел подсчитать, сколько же мы не доплачиваем Конфедерации, да всё как-то руки не доходили, — посмеиваясь, сказал он. — И сколько же вы хотите за ваши "труды"?

— Нас вполне устроит 5% от суммы недоплаты, — скромно заметил я.

— Даа... Пять процентов это хорошо... Но у меня есть другое предложение, от которого вы не сможете отказаться — позвонить вашему начальству в Ревизионный Отдел.

Он достал из стола страшно дорогую штуку — устройство мгновенной межзвёздной связи.

— Ну, так что, будем звонить? Правда, это дорогое удовольствие, но для хороших людей мне ничего не жалко.

— Вы меня убедили. Мы действительно липовые ревизоры. Просим нас извинить, — попытался выкрутиться я.

— И знаете, как я вас вычислил? Мой двоюродный дядюшка, работающий Председателем Координационного Совета Уволопии, сообщил мне не так давно, что у него были проходимцы, выдающие себя за ревизоров, в том числе и какой-то кот. И они, между прочим, обещали ему прислать вертолёт и нагло обманули старика. Пришлось мне подарить ему вертолёт на день рождения. Так что вы теперь мои должники.

— Да я отродясь не был на Уволопии..., — начал Мусек.

— А я там был всего лишь домашним животным, — вклинился я в разговор.

— Да хватит мне эти байки рассказывать! Вы все одна шайка-лейка. Я сам начинал нижним в бригаде напёрсточников — знаю что почём. Что же мне с вами делать?... Может, действительно отправить в колбасный цех?

— Нет, не надо! — дружно закричали мы. — Мы отдадим вам все наши трудовые сбережения.

— И много их у вас?

Мы вывернули карманы и положили деньги на стол. Почему-то у меня в голове в этот момент мелькнула мысль, что деньги — страшный рассадник микробов. Видимо я уже заразился от хилострофиков чистоплюйством.

— И в гостинице ещё столько же, — заискивающе, как провинившийся пёс, произнёс Мусек.

— Ладно, считайте, что я дарю вам жизнь. Жизнь, но только не свободу. В тюрьму я вас посадить не могу. Ты, громила, болен туберкулёзом. Ещё не хватало, чтобы началась эпидемия среди этих хиляков. И персональную тюрьму я вам построить не могу — даже для меня это дороговато...

— Так что же вы с нами сделаете?! — предчувствуя что-то ужасное, воскликнул я.

— Я отправлю вас в тюрьму на Колдению. Я уже сообщил колденскому правителю, что посылаю ему в качестве гуманитарной помощи две ракеты лекарств, а в нагрузку — двух преступников, один из которых колденец. Мне всё равно надо было куда-то пристроить эти просроченные лекарства.

— Нет, только не на Колдению! — зарыдал я.

— Почему, Фау? Это же твоя родная планета, — удивился Мусек.

— В том то и дело. За мной там столько "подвигов" числиться, что если посадят, то мало не покажется.

— И какой срок тебе светит?

— Да столько не живут. Я могу застрять там до греческих календ.

Послесловие Дорогой Редакции: К сожалению, на этом дневник Фау обрывается. Как нам удалось выяснить, в настоящее время Фау с Мусеком находятся в Колденской Лечебно-Исправительной Тюрьме Общего Режима №5 (сокращённо..., а впрочем, это и не важно). Поскольку зимы на Колдении холодные и длинные, а еды очень мало и хватает лишь для пропитания тюремщиков, то заключённых на зиму замораживают. Поэтому сейчас Фау с Мусеком находятся в подвале тюрьмы в свежезамороженном состоянии. Но уже через двадцать лет на Колдении наступит весна, и они оживут, превратившись в обычных отморозков.