Кирилл J. Пшённикоff — По синей грусти

Вы замечали момент, когда железнодорожные путешествия прекращают быть милыми приключениями и становятся обыкновенной дорогой из пункта А в пункт Б?

Петюня Шекельгрубер этого не заметил, когда солнечным июньским утром катил в электричке на станцию Загадовка…

В центре давно и основательно заросшей усадьбы стояла покосившаяся дача белого кирпича. Её даже не было видно с платформы «Загадовка». Внутри пахло сыростью и застарелым табачным дымом. На деревянных ящиках сидели и выпивали старые друзья — бывшие однокурсники.

Вернее, Евлампий Самоваров спал на прогнившем диване, а Афеноген Зажигалкин учился значительно младше и по другому профилю. Зато Фёдор Занавескин и Виталий Грелкин действительно сидели и выпивали, будучи однокурсниками спящего Самоварова. Всем им (кроме Зажигалкина) в этом году стукнуло или обещало стукнуть по тридцатнику, но в нашей странной жизни никто из них себя не нашёл. Хотя изо всех сил пытался доказать друзьям, а главное, себе, что это не так.

Солнце светило в окна, пели птицы, шелестели одичавшие яблони, вдали катила электричка.

— И я им таких денег грином должен! — в отчаянии шептал Евлампий Самоваров своему дружбану Афеногену Зажигалкину, — Грохнут, на фиг!

— Риск есть, конечно, — отвечал тот, укладывая в рюкзак гранёный стакан, — да только тебя теперь не найдёшь.

— Это точно?

— Точно. Полчаса хода на электричке — и дачный посёлок. У меня там от бабки дом, сад, яблони. Пересидишь там, а потом видно будет. Всё равно ведь не работаешь сейчас.

— А как называется?

— Чего?

— Ну, место это.

— Загадовка, — ответил Зажигалкин, застёгивая рюкзак.

— Красиво.

Они вышли в подъезд, и Зажигалкин сунул под коврик записку «Мы в З…».

Они действительно были в З….

Евлампий Самоваров, любитель поэзии, выпить и насчёт баб, единовременно занял денег у бойцов кукуевской преступной группировки Композитора и Жоги.

Если бы вы видели этих плюгавых мерзавцев, вы бы, может, у них и больше заняли. А вот если бы вам порассказали об их методах работы… Короче, влип наш герой.

Деньги, предназначенные на открытие галереи, само собою, рассосались на поэзию, выпить и насчёт баб. За неделю до окончания срока заёма Евлампий Самоваров купил себе в сток-центре «казаки» «Etor», итальянский костюм-тройку серого цвета, шёлковый галстук с голозадым Гомером Симпсоном, зонт-трость и поехал за помощью к своему младшему другу Афеногену Зажигалкину. Ну, а тот решил спрятать старшего товарища в Загадовке, а заодно уйти с ним в многодневный запой. Зажигалкин знал, что через неделю однокурсники Самоварова собираются на встречу выпускников в баре «Согдиана», поэтому ему было вдвойне приятней в этот день видеть любителя поэзии, выпить и насчёт баб своим гостем и собутыльником.

До самого вокзала Евлампий Самоваров был удручён, но в электричке выпил пивка и повеселел. А уж когда на платформе «Загадовка» обнаружился продуктовый ларёк, нелегально торговавший палёной водкой по самым низким ценам, наш странник приободрился, оглядел утопающие в зелени окрестности и вдохнул запах цветущей сирени глубоко и с наслаждением.

— А что загадочного в этой Загадовке? — спросил он Афеногена Зажигалкина.

— Ничего в ней загадочного нет, — ответил тот, направляясь к ларьку, — загадили её всю.

Афеноген Зажигалкин и Евлампий Самоваров познакомились в 1996 году в пивном зале столовой № 11 завода Ильича. Сдружились они на почве самозабвенной и небезраздельной любви к «Жигулёвскому» пиву.

«Блин! Ну, на фига мне это всё!» — в отчаянии думал Петюня Шекельгрубер, истекая потом на тёщином огороде.

Люди ехали на шашлыки, на рыбалку, на blяdki, а он копал бескрайнюю плантацию Немезиды Рафаиловны, и конца этим трудовым будням не предвиделось.

Двенадцать лет назад он был не таким. Он вторично готовился к вступительным экзаменам в институт, барабаня по старому чемодану и зачёсывая хозяйственным мылом свои русые космы.

В те годы молодые люди предпочитали образованию бизнес, участие в преступных сообществах или обычный урлятский образ жизни: пьянки, бабы, мордобой. Поэтому, вследствие ощутимого недобора, Петюню приняли в худосочный коллектив студентов прославленного института. Таким образом, восемнадцатилетний оболтус достиг предела мечтаний: на законных основаниях избежал призыва, миновал трудоустройство и вырвался из своего провонявшего навозом райцентра.

До 3 курса он посвятил своё времяпрепровождение исключительно девкам и культпоходам на концерты заезжих питерских рок-групп.

А в октябре 1996 в пивном павильоне «Радуга» познакомился с Евлампием Самоваровым и Афеногеном Зажигалкиным, которые сами репетировали на кафедре астрономии, и был принят к ним в группу ударником. Морозной декабрьской ночью 1996 он принимал участие в исторической драке у студклуба, где познакомился с Виталием Грелкиным и Симой Пододеяльниковым.

А на Новый Год в физматовской общаге встретился с Алевтиной Фолькман, русоволосой голубоглазой русской красавицей, звездой факультета.

И уже 8 марта Самоваров, Зажигалкин и Грелкин играли в бритовском доме культуры без него, потому что он предпочитал рок-группе общество Алевтины Фолькман и её юркой мамы Немезиды Рафаиловны.

В разгар экзаменационной сессии в качестве поощрения за обещание бросить пить он был допущен к телу, и знойным июлем 1997 торжественно бракосочёлся с Алевтиной Фолькман.

Петюню Шекельгрубера взяли за жабры через 2 месяца. Он был вынужден вплотную заняться домашним хозяйством, в дальнейшем получив в подарок от Евлампия Самоварова весёлый фартучек с большой ромашкой на груди, устроился подрабатывать грузчиком в магазин «Чугунные изделия» и изо всех сил налёг на учёбу.

А теперь у него было всё в норме: он копался в тёщином огороде, заискивал перед начальством в своей конторе, добиваясь повышения, приторговывал на рынке косметикой и воспитывал ребёнка, которого вошедшая в сок знойная красавица Алевтина Шекельгрубер родила 4 года назад, судя по слухам от заезжего коммерсанта дагестанского происхождения.

Не об этом двенадцать лет назад мечтал Петюня Шекельгрубер. Или всё же об этом? Может, читатель, прихлёбывающий сейчас пивко в вагоне электрички, может, об этом мечтал Петюня Шекельгрубер? Может, об этом мечтаешь и ты?

В любом случае ни тебе потом, ни Петюне сейчас не стоит проклинать судьбу, а необходимо брать ситуацию в свои руки.

Петюня взял. Перепрыгнув через забор тёщиного огорода, он рванул в берёзовую посадку, вспоминая кадры побега Бондарчука из концлагеря в фильме «Судьба человека».

А уж какими путями через двое суток он вышел на платформу «Загадовка» для нас останется тайной.

Может быть, и как лохи на «девятке» ехали Композитор и Жога, но ехали они на «стрелу», предполагающую кровавую бойню.

Жога, зажав обрез двустволки между ног, инстинктивно водил рукой вверх-вниз по воронёному стволу, а Композитор, сидя за рулем, курил «Магну-лайт».

Путь их лежал через загадовскую посадку в карамышевский лес, где их ожидала пьяная матросня, с которой кукуевская группировка не поделила лесопилку, сломанный «ПАЗик» и мобильник «Simens А 35». Напряжённая, одним словом, намечалась «стрелка».

— Ты «пушку» взял? — спросил Жога.

— Взял, — ответил Композитор, вынимая из-под сидения арбалет, купленный в магазине «Охота — рыбалка».

— Выглядит не страшно, — усомнился Жога, — спросил бы у меня хоть «воздушку».

Композитор разозлился:

— У «воздушки» отдача знаешь какая? Мне всю дорогу плечо выбивает.

Я уж вам говорил, что Композитор и Жога были очень маленькими, но очень серьёзными пацанами.

— Тут в Загадовке этот «бинтуется», который нам должен, — примирительно сказал Жога.

— Где?, — оживился Композитор.

— Да ладно, со «стрелы» заедем — проучим, ответил Жога.

— А точно тут?

— Точно. Мне Дырявый его сдал. За чекушку.

— Совсем дошёл, а раньше всю Ляпуновку держал, — посочувствовал Композитор, задумываясь о превратностях судьбы настоящих пацанов.

Вот так вот влип наш Евлампий Самоваров. Дырявый — сука! А ещё наливали ему, когда он «Бригаду» посмотрел и расстроился.

Жёлтая «девятка» бандитов, поднимая клубы пыли, пролетела через Загадовку в направлении карамышевского леса…

— …и у неё на внутренней стороне бедра синяя бабочка наколота, — услышал сквозь сон Самоваров.

Разговор, естественно, зашёл о бабах.

— Эти не поедут, — сказал Грелкин, наливая себе пиво.

— А Римма? — спросил Зажигалкин.

— А Римму я сам не буду. Она спилась вся, — ответил Виталий.

И тут в голове Фёдора Занавескина неоновыми ящерками пробежала надпись «Люся Zиппер».

— Люся Zиппер, — тихо сказал он, и все затихли.

Люсю Zиппер знали все, а некоторые даже очень близко. Самоваров и Грелкин учились с ней в одном классе и прикладывались к телу на осеннем балу и выпускном вечере соответственно. Зажигалкин был шапочно знаком, Занавескин тайно влюблён, а Петюне она высокомерно отказала в декабре 1996, и все смеялись.

Русоволосая бестия, провалившись на вступительных экзаменах в медицинский университет, не отчаялась, а пустилась по дорогим кабакам, сначала на родительские, а затем на средства разнообразных кавалеров, охочих до хорошеньких семнадцатилетних хохотушек.

И быть бы ей проституткой, если бы один из ухажёров не взял её к себе на работу. Ему в офисе нужна была эффектная секретарша.

Постепенно Люся Zиппер превратилась в светскую львицу, и хозяин, оставив свою занудную жену, предложил хищнице руку, сердце и кредитную карточку.

А потом дела пошли плохо, коммерсанта посадили, а «бабки» на долги ушли, да и не могла уже Люся Zиппер отказывать себе в походе в казино или там в ресторацию…

Через пару месяцев она пару месяцев пожила с каким-то художником, а он подкладывал её под своих заказчиков за дозу грязного, бессовестно разбодяженного героина.

Следующий Люсин муж был обычный парень, года на 4 младше её. Он работал где-то охранником, копил на «Жигули», хотел от неё ребёнка и пару раз серьёзно Люсю бивал.

Пивточки, дискотеки и разудалые компании сменились уборками, стирками, походами к свекрови и (Ну, куда ж без этого) работой на хлебозаводе. Без казино, дорогих кабаков и элитных клубов Люся уже могла обходиться, но без пивных вечеров, ретро-дискотек и весёлых гитаристов — никогда! Поэтому её «нормальный» брак рассосался сам собой.

Сейчас, по слухам, она жила где-то в общаге Кировского района, и никому уже не была интересна. Но в сердцах наших героев она осталась весёлой подружкой, любящей хорошо выпить, крепко ругнуться и быть только твоей.

Люся Zиппер действительно любила всех своих мужиков. Поэтому и затихли сейчас друзья-собутыльники. Они вдруг моментально почувствовали себя очень одинокими, несчастными, неудачливыми людьми.

— Ну, я пойду с платформы ей позвоню, — сказал Зажигалкин, имевший номер телефона Люсиной общаги, — да и пойла надо подкупить.

Он ушёл вместе с Фёдором Занавескиным.

Виталя Грелкин и Стрелкина познакомились в летнем математическом лагере году в 91. У них были хорошие романтические отношения, и Виталя в дальнейшем поддерживал их, пока Стрелкина в середине 90-х не уехала в Штаты.

И Виталик учился, играл в группе, пил, а потом работал в НИИ младшим научным сотрудником. А месяц назад Стрелкина вызвонила его, сказала, что приехала ненадолго к родителям, хотела бы встретиться.

Они «забились» на пивной зал «Алые паруса». Место сразу настраивало на романтический лад.

Стрелкина оказалась спортивной, весёлой дамой с зелёным, как «бакс», отблеском глаз. Приятели попили пивка, сходили в дискотеку «Абордаж», и там, в баре платила уже Стрелкина, а потом наскоро покуролесили в палисаднике магазина «Книга».

Утром Стрелкина пришла к Витале на работу, вызвала покурить и сказала, что ему надо ехать с ней в Штаты, она всё устроит, здесь делать нечего, что 30 лет — это пора железно утвердиться в этом мире, в лучшей его части.

Виталик об этом подумал. Он подумал: чего здесь, правда, делать? Институт скоро разгонят, денег нет, по вечерам — приходи домой и вешайся. Чего, действительно, не уехать со Стрелкиной на благословенную Богом территорию земного мяча.

И Грелкин начал незамедлительно собираться, оформляться, прощаться с подружками и друзьями. Через месяц он улетит и, может быть, никогда не вернётся…

За пару дней до отлёта, когда в глазах Стрелкиной читалось право на Грелкина и его жизнь, сумки были упакованы, а билеты уютно устроились в бумажнике, Витальке позвонил Фёдор Занавескин, предложил перехватить «на ход ноги».

Грелкин запомнил только, как в «Алых парусах» он плакал и орал: «На huy Америку!», а когда они с Федей утром проснулись под железнодорожным перроном на грязной щебёнке, он понял, что без друзей ему нигде не будет хорошо по-настоящему.

И они поехали на встречу выпускников, а оказались как-то в Загадовке, где валялся уже клинически пьяный Евлампий Самоваров в разодранном костюме-тройке, куда поздней ночью заявился Петюня Шекельгрубер в грязной майке, тренировочных штанах и галошах, и где гостеприимный Афеноген Зажигалкин искренне радовался этой встрече друзей.

Самоваров проснулся часам к четырём и пошёл отлить. Петюня играл с Виталей в 21, бухло кончилось, Зажигалкина и Занавескина не было, по радио передавали криминальные новости.

Отливая в клумбу, на которой красиво цвели тюльпаны, Самоваров услышал: «Вчера в полдень в районе лесополосы в ходе криминальных разборок были убиты двое представителей так называемой кукуевской группировки, известные под кличками Жога и Композитор. Ведётся следствие».

Жизнь, которая мучительно покидала тело Евлампия Самоварова, мгновенно вернулась, а с ней вернулся и он в помещение, допил остатки пива и начал подумывать о том, чтобы занять деньжат у одного знакомого коммерса, у которого Дырявый работал ночным сторожем, а потом на эти деньги издать литературный альманах, состричь «бабла» и поразить в самое сердце Жестокую Юю.

Уж как не била судьба Афеногена Зажигалкина, но из всей компании он один не предавался унынию. Он постоянно временно не работал, любил выпить с девками и особенно с друзьями. Разными хитрыми путями ему удалось собрать в Загадовке эту компанию, первоначально ехавшую на встречу выпускников.

Когда Занавескин покупал в ларьке «синюю грусть» и банку маринованных огурцов на закуску, Зажигалкин позвонил из раздолбанного таксофона в общагу к Люсе Zиппер. А Люся оказалась на месте и уставшим голосом согласилась встретиться в Загадовке.

Вдохновлённые друзья отправились на дачу, где угар продолжился с новой силой: Самоваров танцевал под «Радио — Бармаглот», Занавескин разбил себе рожу, упав с ящика, а Грелкин и Петюня подрались в ходе карточной игры.

Ночь Занавескин встретил, уснув в ржавой ванне.

Утром пошёл весёлый летний дождь. Все проснулись, но вставать не торопились. Алкоголь кончился, денег не было, хотелось есть, курить и смотреть на дождь.

А потом приехала Люся Zиппер с грустными глазами, в потёртых джинсовых доспехах, сжимая в руках большие сумки с пивом и закуской. Друзья посмотрели на неё, и слов уже не нашли.

Эта немая сцена длилась очень долго, может, несколько мгновений вечности, пока по «Радио-Бармаглот для всех выпускников института имени Чернышевского не передали «Duran Duran».

ЭПИЛОG

Грелкин так ни в какую Америку не уехал, Петюня вернулся в семью, Занавескин и Люся Zиппер поженились, купили дачу в Загадовке, разводили там тюльпаны, жили долго и счастливо и умерли в один день, а Самоваров и Зажигалкин продолжили запой в пивном павильоне «Алые паруса».

Встреча выпускников тогда так и не состоялась.

not 2 BEER CONTINUED

1.09.03 г. — 25.03.05 г.

К.J. Пшённикоff.