Janoffsky — Параллели одной любви

— И что вы тут делаете, один и грустный, а?

— Жду рассвета…

Кэнди-Джэйн позвонила на мой сотовый в 6 часов утра. Я знал лишь ее имя, и что она мечтала уметь не спать. Я не проснулся из-за звонка телефона, так как еще и не собирался отдавать себя мирку своего подсознания. Было лето— жаркое и бессоное, ленивое, как музыка одинокого саксофониста в баре поздно ночью. Ее голос заставил мое сердце биться на сумасшедшей скорости, и если б оно было атлетом, выиграло бы золотую олимпийскую медаль. Я не мог не узнать ее голос, ведь я часто слышал его в моих снах. Сначала она задала мне два вопроса: узнал ли я с кем говорю, и не спал ли вообще. После моих ответов, на обоих концах телефонного провода нависла пауза. Я решил сам взять инициативу, спросив случилось ли что-нибудь серьезное. Сначала я услышал ответ ” нет”, затем— “да”, затем снова “нет”, после— плачь, и в конце— гудки. Я посмотрел на мобильник, убедился что на часах 6:08 утра, встал с места (я сидел у компьютера и безнадежно искал в интернете I-Phonе-ы по-дешевке), закурил, пошел к окну и выбросился (шутка). Вынужден повториться из-за своего “прекрасного чувства юмора”— пошел к окну, и стал пялиться на утренее небо. Лишь восточная его часть давала знать, что через минут тридцать оттуда выглянет оно. То, которого проклинают совы и боготворят соловьи. Утреняя звезда Венеры была похожа на слезу в прозрачном озере. Покровительница любви ждала солнца, чтобы исчезнуть до следующей ночи, как часавой на посту ждущий когда закончиться его смена. Казалось, они были в ссоре. И эту ссору, вернее семейную сцену из цикла “Возвращения солнца и безразличие Венеры” я наблюдал каждый день. Но тем утром я пропустил очередную серию, и не из-за облаков, а из-за телефонного звонка— обыкновенного для мобильных операторов, и просто архи-необыкновенного для меня, искателя дешевых I-Phone-ов. Mетель вопросов кружилась в голове— ответы на них даже Google не смог бы дать, куда там я. “Откуда у нее мой номер? Зачем она звонила именно мне? Зачем звонила вообще? С чего вдруг начала реветь?” Самым быстрым способом узнать ответы был звонок ей, Кэнди-Джейн. Но я не решился. Я был в шоке еще часа две, затем лег-таки спать, чтобы проснуться в четыре часа дня, поехать в Даунтаун по— завтракать, обедать, ужинать. В компании своих друзей, где мы опять восхищались неоспоримым вкусовым превосходством Pepsi над Coca-Cola-oй (мы это недавно обнаружили— то ли “Пепси” стали вкуснее, то ли Кока-Колу испортили, то ли наши вкусовые рецепторы стали утонченее, не важно) я совсем забыл о том предрассветном звонке. Мы без дела слонялись по городу— из кафэ в бары, и наоборот. Скитания продолжались до полуночи, после все расходились по домам. Кроме меня. Словно колесо погибшего в аварии грузовика, я наедине с самим собой “катился” по тротуарам Филадельфии с наушниками в ушах. Шел час ночи, когда я решил навестить остановку, надеясь дождаться автобуса. Если честно, мне не хотелось вставать с места, Travis пели о некой прекрасной особе по имени Сара, и пока мои уши жадно глотали каждую ноту этих шотландских меланхоликов, в глазах отражался цвет ночных улиц— оранжеватое свечение фонарей сливалась с макушками рядом росших деревьев, впитывая в себя оттенки зеленого. Не успел мой разум раствориться в этой прекрасной картине, и нигде нибудь, а в простом штате Пенньсилвания, как я вспомнил о звонке от Кэнди-Джэйн. Сам на себя удивлялся, как же я ни разу за целый день не вспомнил об этом. С мыслями о Кэнди-Джэйн я покинул остановку и направился в ближайший бар, чтобы побыть наедине с самим собой и со стаканом двойного виски. Бар пустовал. Лишь бармен вытирал мытые бокалы, да саксафонист, всмахивающий на Стиви Уандера играл на маленькой сцене. Под его музыку, которая с каждой секундой захватывала все больше и больше, мои мысли и вообще воспоминания о Кэнди-Джэйн были подобны видеоклипу с прошлого столетия. Четыре года. Уже целых 48 месяцев как мы учимся на одном курсе. И все что я знаю о ней кроме имени и того, что она мечтает уметь не спать, это ее фамилия— Саммерби. Различать любовь и влюбленность мне доводилось лишь раз, во втором классе. Это было так давно, что я сейчас едва помню как она выглядела. Но с Кэнди-Джейн— совсем другая история. Говорят настоящая любовь бывает с первого взгляда. Но если то, что я чувствую по отношнию к ней именуется любовью, то какого черта я ни разу не заговорил с ней за эти годы?! Я неуверен в себе? Я не знаю о чем говорить когда смотрю на нее? Возможно… И разве это не причина ненавидеть и потерять всякое уважение к себе, любимому? Причина… И что я делал все эти годы? Я слушал музыку, читал книги, пил, пил и еще раз пил. И старался не думать о ней. Страх быть отвергнутым всилился в меня с самого первого дня первого учебного года. И страх этот все крепел, все сильнее сливался с кровью, все глубже капал яму в сердце. Такое впечатление, что он обзовелся семьей… Во мне! У него скоро внуки появятся! И именно поэтому я отправлял все мысли о Кэнди-Джэйн в воображаемый Recycle Bin своего мозга. Разве любовь не заставляет нас делать сумасшедие поступки? Да куда там сумасшедшие, ведь можно просто подойти к ней и поговорить, спросить наконец, нравится ле ей сегоднящний гребаный дождь над Филадельфией… Даже мои друзья не знали, что я ЛЮБЛЮ ее. Я ничего им не рассказывал, хотя и во всех подробностях знал об их обьектах увлечения. И как я мог не вспомнить за весь день, что в шесть утра она звонила мне? Я был в полном замешательстве… А саксофонист все играл... Я взглянув на часы, решил поскорее допить виски и вернутся домой. До рассвета было еще два часа. Я прошелся по молчаливой Филадельфии 15 километров пешком. Со мной были ColdPlay и последние сигареты. Вернувшись домой я уселся за комп, положил рядом с монитором сотовый, и начал ждать их: рассвета и звонка. Я почему-то был уверен что она позвонит. Взгляд все время устремлялся на мобильник. Чтобы не сойти с ума я спрятал его куда подальше. В шесть утра вздрогнул от его звонка, распугавшего и стены пустой квартиры…

— Разлюбить? Что это значит? Как можно разлюбить человека? Нету такого слова слышишь, нету!!!— слезы Кэнди-Джэйн скатывались на ее ярко розовые губы.

— Успокойся! Ты сама во всем виновата…

— Я? Я виновата???

— Да, и не строй из себя дурочку! Ты стала совсем другой! Ты больше не та Кэнди-Джэйн которую я знал!

— Это все потому что я не спала с тобой последнюю неделю? Мог нанять себе шлюху пока мне было плохо!

— Видишь? Тебе все равно с кем я сплю, и оставь эти свои отговорки!

— Отговорки значит… По твоему я притворяюсь?

— Хватит Кэнди-Джэйн, я ухожу!

— Ну и вали к черту, слышишь, и не возвращайся, чтоб ты сдох!— ее плачь не вызывал во мне никаких эмоций, мне было все равно, она стала для меня чужим человеком.

Все началось утром 18-го апреля. Я предложил ей сходить в кино вечером.

Утро. Я бреюсь в ванной и слушаю как она мурлычет под нос что-то из Bright Eyes. Я нечаяно режу щеку и кровь начинает течь, как слезы матерей погибших солдат. Она не останавливается. Я тупо улыбаюсь, пялясь на эту сцену из фильмов про вампиров в зеркало:

— Милая, может пойдем сегодня на фильм ужасов?

— Нет, Шон, сегодня нет.

— Эй ты же обожаешь ужасы?

— Да, но сегодня не могу.

— Ладно.

19-ое апреля. Утро. Ванная. Она выходит из душа, я опять бреюсь (проклятая работа, заставляют твари бриться каждый день). Последние капли воды скатываются по ее бронзовому телу. Кто-то там говорил что Бога нет? По вашему она черт побери произошла от австралопитека, или как там их? Идиоты! Я двумя пальцами нежно охватываю ее подбородок и губами касаюсь ее губ как теплый бриз невидимо скользящий по берегам вечерной Ниццы. Она:

— Шон, мне холодно, дай накинуть халат.

Ей холодно. Это проклятый Лос-Анджелес. Здесь никогда не бывает холодно!

— Си-Джей (я наконец-то начал называть ее коротко— эту случилось недавно, когда мы занимались любовь, как-то сложновато было сквозь ее поцелуи прошептать ее “двойное” имя) что с тобой?

— А в чем дело?

— Ты не хочешь идти со мной в кино, тебе холодно в Л.А., мы уже два дня не занимались сексом?

— У меня...

— …голова болит,— я не дал ей досказать. Она замолчала,— вы женщины всегда так говорите.

— Твои бывшие часто жаловались на голову?

— Нет, они и сейчас не жалуются. Видишь ли когда ты засыпаешь я иду к ним.

Она ничего не ответила. Вернулся домой поздно ночью, застал ее спящей на кресле, которую мы вместе купили. Я смотрел как она спала. Она безнадежно красива. Ее глаза как красивый кабриолет от Alfa Romeo— они прекрасны как в открытом, таки и в закрытом варианте. Утром она устроила скандал. Разбудила меня налив на голову холодную кружку воды. Я убеждал ее что задержался на работе, но тчетно, мои глаза были для нее открытой книгой, она безо всякого труда читала в них ложь. Пока она неустанно повторяла “Врешь!”, я схватил ее за руки и поцеловал. Первый лучик солнца проскользнул сквозь белые занавесы нашей спальни. Она успокоилась и схватила меня за талию. Я избавил ее от халатика и через секунды мы были в постеле. Еще через секунды, она встала с меня и вышла из спальни. Следущие четыре дня мы не разговаривали друг с другом. Она готовила ужин, мы молча кушали. Даже все мухи куда-то делись. Я все уже решил… Проклятый Лос-Анджелес.

Я со взглядом испуганного пилота терпящего катастрофу самолета, таращусь на экран мобилы. “Это точно она. Что мне сказать? Какого черта она звонит? И какого черта я боюсь отвечать?”

— Алло.

— Здравствуй.

— Доброе утро, кто это?

— К-Кэнди-Джэйн…. Спал?

— Нет.

— Я тоже…

— Что случилось, почему ты вчера заплакала?

— Давай встретимся.

— Где?

— В Олден Парк.

— Я буду через пол часа.

— Хорошо.

Паника. Не знаю, что надеть, как красивее причесаться, не понимаю чего она хочет в эту рань, почему хочет именно со мной повидаться? Неужели я родился под счастливой звездой. Я бросил взгляд на Венеру— она подмигнула. Я и впрямь родился (под ее далекое мерцание) на рассвете 23-го дня августа 1985-го: в день когда Кока-Кола изменила формулу напитка, выпустив New Coke. Спустя 3 месяца из-за отрицательных отзывов была восстановлена оригинальная формула, спустя 20 с лишним лет я вышел из дому на рассвете навстречу судьбе, которая ждала меня в Олден Парк. Я шагаю по пустым дорогам еще не до конца проснувшейся Филадельфии. Солнце и она уже закатывают скандал. Птицы поют о своем. В домах скоро зазвенят будильники. На красном велосипеде из старых фильмов мимо меня молнией проезжает курьер, со стопкой утренних газет. Какой-то безумный патриот включил у себя дома американский гимн на полную громкость. Олден парк… Зеленый чай? Ну уж нет— зеленый— синоним этого прекрасного места. Если долго смотреть на здешнюю растительность, ваши зрачки могут покраситься в зеленый цвет. Ну а если у вас зеленые глаза— вы можете стать дальтоником. Кэнди-Джейн наверное долга смотрела… Весной ее глаза были серыми, как дым. Мы знали о существовании друг друга 4 года, но мы были незнакомы. Совершенно незнакомы. Она увидев меня, тихо сказала:

— Шон, я потеряла веру в Бога…

— Ты сегодня смотрелась в зеркало?

— Да…

— Я смотрю на тебя и убеждаюсь в Его сушествовании с каждой секундой все больше.

— Спасибо, но…

— Ты хочешь верить что Он есть?

— Да, но зачем верить?

— Потому что, без веры пустота жизни кажется еще более глубокой.

— И она способна заполнить ее?

— Конечно, если ты сама этого хочешь.

— Внутри меня словно воздушный шарик….

— Вера может стать водой, которая наполнит его.

— Вряд ли…

— Ну, или человек, котороый будет любить тебя.

— Также, как ты?

— Прости, что?

— Некоторые девушки чувствуют, когда кто-то их любит…

Она улыбнулась в ответ моей улыбке. Первые романтики начали заполнять Олден Парк…

— Ждете рассвета?

— Да.

— Почему?

— Не знаю… Наверное кого-то жду. Каламбур…

Она присела рядом, на еще совсем негорячий песок и спросила:

— Как вы думаете, в чем смысл жизни?

— Когда-то я думал, что в поиске этого самого смысла…

— А сейчас?

— Смотря на солнце, я понял что у жизни нет смысла, как и нет ее в красоте. Она просто есть. Нам же остается лишь пытаться увидеть и восхищаться ею, как и впрочем, жить.

О прекрасном утре в Олден Парк мне захотелось рассказать друзьям. Я заскочил на работу к Дэксу, и рассказал, как два дня назад Кэнди –Джэйн позвонила на мой сотовый. Он улыбаясь перебил меня:

— Шон, ты продал свой мобильик еше в апреле…

Я сунул руки в карман и достал оттуда лишь ключи и пустую пачку “Вирджинии”…

— Шон? Ты что молчишь? Случилось, что нибудь?— спросила она за ужином.

— Нет, прелесть. Я просто на минуту представил что мы поругались, не спим вместе уже неделю, не разговариваем, и что завтра я тебя брошу.

— М-да, милый, ты сходипь с ума, возьми отпуск…

— Кстати, я Си-Джей.

— Шон,— я нежно пожал ее ручку,— инициалы?

— Да, официально меня зовут Кэнди-Джэйн.

— Мир просыпается…

— Так кого вы ждали?

— Вот именно что, ждал…

Я встал с места, пошел к океану и обернулся:

— Вы со мной?