santehlit — В поисках снежного человека

   Шевельнулся. Тело ощущаю, и оно послушно. На запястье должен быть серебряный браслет. Поднимаю руку, смотрю — пусто. Поднимаю вторую — тоже пусто. Значит, я выжил без оптимизатора. А Мирабель?

   — Мирабель, — тихо позвал.

   — Нет её — два дня, как схоронили.

   — Кто это? Билли?

Я поднялся, сел в кровати, озирая мансарду. Никого. А на руке всё-таки был оптимизатор. Что же это я, дважды к глазам поднимал правую руку? Теряю контроль? Или не обрёл ещё после шока?

   — Не стоит, Создатель, делать резких движений. Процесс заживления повреждённых тканей ещё незавершён. Приляг — послушай доброго совета. А то спать уложу….

Я вернулся в горизонтальное положение.

   — Ну вот, ты уже угрожаешь…. Расскажи, что тут произошло. Как остался жив, и погибла Мирабель?

   — Мирабель спасла тебя, пожертвовав собой.

   — Подробнее.

   — Свой оптимизатор нацепила на твою руку. Два дня собаки держали оборону дома, не впуская никого. Потом приехали специалисты и усыпили их. За это время твой организм пошёл на поправку, у Мирабель остановилось сердце, и произошли необратимые изменения — мозг разложился.

   — Безмозглый для тебя, конечно, ценности не представляет. Знаешь, Билли, ты никогда не станешь человеком, как не тужься, потому, что ты не умеешь любить, жалеть, жертвовать. Твой холодный прагматизм ставит жирную точку за словом «нет» всем твоим потугам стать людям подобным….

   Меня прорвало, а Билли молчал, не вступая в полемику. Эх ты, флешка безногая….

   На следующий день поднялся на ноги и спустился вниз. В доме порядок: не было следов недавней драмы — опрокинутых кресел, пятен крови и сажи на полу и стенах. Всё прибрали заботливые селяне. Но дом пуст — не было мраморных догов, Мирабель….

   Могилу Мирабель нашёл под платанами. Бугорок земли, обрамленный морским галечником, и католический крест. Никаких надписей….

   — Она здесь?

   — Останки, — поправил Билли.

   — Ты позволишь?

   — Я всё сделаю в лучшем виде и без последствий.

   — Мне хочется искренне поплакать, а с твоей фиговиной, как это сделаешь?

   — Ну, хорошо, только дома, не здесь.

   О чём мы сейчас с Билли? Вам невдомек, а мы о пьянстве. Помянуть хотелось погибшую, по традиционному русскому обычаю.

   К вечеру на море разыгрался шторм. Я запер дверь, развёл в камине огонь. Подкатил к креслу столик, уставленный выпивкой и закуской. Снял оптимизатор….

   — Пусть земля будет пухом….

   Слёзы побежали после третьей рюмки. Жалел Мирабель, безвременно ушедшую. Душила жалость к самому себе, и ненависть к покойному генералу. Что ж ты, гад, всю жизнь меня преследовать будешь, и не успокоишься, пока всех близких в гроб не уложишь?

   То, что проклятье не мистика, больше сомневаться не приходится — хватает доказательств. И каких!

   Может, какое средство есть снять заклятие? К бабке-знахарке обратиться? Поискать — в России ещё должны остаться ведуньи: не всех сожгли в Средние века.

   О чём это я?

   На море бушевал ураган. Порывы ветра пытались опрокинуть дом, расшатывали платаны, завывали в трубе и застрехах крыши. А мне казались в этой какофонии звуков чьи-то стоны и мольбы. Потом голос Мирабель, такой удивительный и желанный:

   — Открой, Алёша, я продрогла….

Кинулся к дверям, распахнул. Никого, только порывы ветра вперемешку с дождём. Сгибаясь под ними, обогнул дом, добрёл до могилы. Никого. Показалось. Нет, она здесь! Она под этим холмиком. Её давит земля. Надо спасти Мирабель. Нет лопаты? Чёрт с ней! Я упал на колени и принялся руками раскапывать могильный холмик, ломая ногти и набивая под них грязь.

   Холодный дождь хлестал по спине. Он, наверное, и отрезвил. Я вдруг сообразил о бесплодности своей попытки вернуть к жизни ту, которой нет в живых уже несколько дней. Ни оптимизатор, ни моя любовь ей уже не помогут….

   Я вернулся, принял душ, переоделся, сел к камину и продолжил тризну.

   После пятой рюмки захотелось общения. Надел оптимизатор. Билли тут же навёл порядок в организме. Меня не шатало, когда я подбрасывал поленья в очаг. Вопли, стоны в трубе и за стеной приобрели земное происхождение.

   — Скажи мне и успокой: ведь это ты приказал Мирабель снять оптимизатор? Не мог я, спасая свою подлую душонку, отнять его? Знаешь, как у самоубийц бывает — в какой-то момент тело выходит из-под контроля сознания, начинает биться, и искать пути спасения. Иногда удаётся.

   — Успокойся — грех на мне. Не было возможности спасти двоих, но был выбор, и я его сделал. Можешь браниться и презирать, но ты ведь сам сказал: я не человек — у меня холодный, прагматичный ум. Он мне подсказал: с точки зрения прогресса и моего собственного бессмертия, твоя жизнь важнее погибшей женщины. В своё оправдание могу заявить: надо было следовать моим советам и прятаться, а не паясничать перед телекамерами, вызывая огонь на себя. Все тогда были бы живы и здоровы.

   — Выходит, я виноват?

   — Выходит.

   — И каково же будит наказание, господин судья, и адвокат с прокурором?

   — Хватит, Создатель, прятаться за чужие спины и советовать. Ты хоть и лентяй, но мыслитель от Бога, а голова твоя вечно занята ерундой. Бери пример с Любы и садись за работу. Цель одна — прорыв в космос. С Землёю мы, кажется, управились.

   — Да, наверное, ты прав, как всегда. Я так и поступлю, но прежде исполню одну задумку.

   — Какую задумку? Я ничего не вижу. Ты научился скрывать от меня мысли?

   — Это не сложно, Билли. Когда-нибудь поведаю, в чём секрет. Но не сейчас.

   — Почему не сейчас? Давай-давай, отвлекись от загробных образов и просвети виртуальный.

   — Билли, головной мозг любого человека гораздо масштабнее и плодотворнее всех твоих компьютеров и иже с ними вместе взятых. В одной его клетке умещается всё твоё виртуальное королевство.

   — Это и без тебя знаю….

   — Другое дело, человек не умеет распоряжаться своей безграничной умственной силой. И сможет ли вообще….

   — А я на что? А мы с тобой, Создатель, на что? Я предлагаю забросить всякую прочую возню — служить-то больше некому — и всерьез заняться нейронами и иже прочая с ними.

   — Конечно, Билли, приходит время, когда задаёшь себе вопрос: а стоит ли дальше небо коптить и для чего? К одним оно приходит рано, к другим поздно, к третьим вообще, может быть…. Ко мне вот только теперь…. После стольких жертв….

   — Думай, думай, Создатель — это очень важно.

   — Ты меня зришь? Всего? Не пробился седой волос? Мне так, кажется….

   — Ты ушёл куда-то.

   — Я ведь человек — не могу думать только о материальном, есть ещё духовные стороны бытия, связывающие обязательства…. Короче, Билли, прежде, чем мы с тобой всерьёз займёмся нейронами, я хочу совершить хадж.

   — Что ты хочешь совершить?

   — Я хочу отнести горсть земли с могилы Мирабель Костику на Сахалин. И совершить этот путь пешком.

   — На год бодяга, не меньше.

   — Пусть. Пусть это будет моей епитимией за все свершённые прегрешения. Заодно на Россию гляну — что мы с ней такое сотворили?

   Огонь в камине давно погас. Закуска, выпивка не влекли — голова была совершенно ясная. Встал с кресла, выключил свет и поднялся в мансарду, легко ориентируясь в кромешной темноте. Интересно, какое ещё из забытых чувств далёких предков разбудил во мне оптимизатор?

   Утром глянул в зеркало и удивился — ночь осыпала шевелюру серебрянкой. Это ты, братец, поторопился, подписывать меня на новую жизнь: Рубикон будет на Сахалине.

   Сборы недолги. Надел кроссовки, джинсы и толстовку. Широкополую фетровую шляпу с чёрной лентой. Вырезал посох из засохшей ветви платана.

   Опустился на колени перед могилой Мирабель.    

   Покойся с миром, дорогая. Спасибо, что была в моей жизни. Прости, что стал причиной твоей безвременной кончины. Я донесу эту землю, как частицу тебя, твоему сыну. Расскажу о последних минутах твоей жизни — пусть он будет моим судьёй. Прощай навсегда!

   Горсть земли ссыпал в кожаный мешочек со шнурком и приспособил на груди.

   Сборы мои и ритуальные действа Билли никак не комментировал — затаился в своём оптимизаторе и помалкивал. Голос его прорезался в моём сознании, как только вышел на дорогу от дома ведущую на восток:

   — Есть анекдот про Чапаева. Роман он написал…. «Вызвали в штаб армии. Сели мы с Петькой на коней и поехали. Цок, цок, цок, цок….». Так на 485 страницах. И на последней: «цок, цок, и приехали».

   — Ты это к чему?

   — Не могу понять, что даст тебе, этот, так называемый, хадж? Если б шёл к намеченной цели, страдая от голода и холода, изнывая от жары и жажды, изнуряя себя дальними переходами — тогда понятно: через муки плоти к возвышению души. А так…. Твоя прогулка, как на комфортабельном лайнере — пустая трата времени. Люба права: сибарит ты, Создатель, лентяй по жизни и сластолюбец. Столько дел, столько дел…. А он…. В масштабах Вселенной твоя жизнь сгорит, как спичка, за несколько секунд без пользы и следа….

   Я не вступал в полемику. Ворчи-ворчи, брехун виртуальный. Я свершу, что задумал. Пройдусь по матушке Руси. Посмотрю, как народ живёт без ментов и чиновников, без тюрьм и казарм. Не сбрендил ли с ума от свалившейся свободы? Свои мысли приведу в порядок. Очищу душу от скверны грехов. А там…. Билли прав, пора браться за дело. Цок-цок и приехали.

   — Эй, Билли, кончай ворчать. Ты посмотри, какие дали открываются, какие просторы! А впереди Россия!

   Поехали — цок, цок! Нет, не буду Вас утомлять, читатель, описанием моего хаджа от Прибалтики к побережью Тихого океана. С оптимизатором — Билли прав — путешествовать одно удовольствие. А что я видел! Какие замечательные люди мне встречались! Хотя первое, но не гнетущее впечатление — мир сошёл с ума. Вижу, два мужика и иже с ними женщины и дети дом раскатывают и разбирают по брёвнышку, по кирпичику, по досточке….

   — Бог в помощь, — говорю, — селяне. Чем заняты?

   — А вот, солнце заслоняет — решили разобрать.

   — Где жить станете?

   — Как овощи, на грядке, — шутит одна женщина.

   — А зима грядёт?

   — В банки замаринуемся, — хохочет.

   В принципе, конечно, с оптимизатором можно и в берлоге зимовать. Можно и шатуном. Но по мне как-то дома привычнее, на хрустящих, с морозной свежестью, простынях. И чтоб женщина моя была из душа, а не наспех облизанная. Хотя, впрочем, на счёт облизывания я загнул. Оптимизатор прекрасно поддерживает природную чистоту тела — ни потовых выделений, ни каких других. Приятный запах здорового тела. Э-эх…. Где ты, моя Любовь Александровна? Я, кажется, начал скучать без женской ласки.

   Другая встреча из запомнившихся — на крутом волжском берегу. Есть на Волге утёс…. Смотрю, человек яму копает. Нет, траншею. А, может, окоп? Воевать с кем собрался?

   — Помогай Бог, — говорю.

Он и ухом не повёл, своей работой увлечён. Заинтриговал, конечно. Присел я на пенёк, стал наблюдать и гадать: глухой? юродивый? Может, настоль высокомерный, что по барабану ему все путники любопытствующие?

   Мужик копает, я сижу, смотрю, как от работы бугры мышц ходуном ходят под простенькой рубахой. Богатырь былинный!

   Солнце опустилось на горизонт, лучезарная дорожка легла через Волгу. Мужик ткнул лопату в грунт, выбрался наверх. Отряхнул колени, подошёл, протянул очень крепкую ладонь, представился:

   — Кудеяр.

Потом захлопотал с костром. Он разгорелся, когда солнце скрылось за горизонт, и мгла накрыла дали.

   — Нет, ничего лучше дыма и огня для задушевной беседы.

Прозвучало как приглашение. Я пересел к костру.

   — Извините, нечем угощать, — он повертел могучим кулаком перед моим носом, на запястье серебрился оптимизатор. — Сам питаюсь Божьим помыслом.

   — А что копаете?

   — Котлован под фундамент. Звонницу буду возводить.

   — Все разрушают, а вы строите.

   — Пусть звонит. В поминовение душ невинно убиенных.

   — А вы никак тот самый Кудеяр? Неплохо сохранились.

   — Погоняло это, из лагеря — привык уже. А душ загублено немало. Пожизненный мотал, когда вдруг избавление пришло. Полнаручника надели, на волю отпустили — живи, говорят, как совесть позволяет. А совесть меня чисто в петлю готова загнать. Одна мысль только и спасала — ну, не последняя ж я сволочь на земле. Походил, посмотрел, вижу — последняя. Красть люди перестали, врать и хамить. А тут живой убивец землю топчет. Осужденный и на волю отпущенный, хотя и не во все мои прегрешения вникли судьи. Решил с этого утёса в Волгу сигануть, чтоб заслуженный приговор исполнить. И сиганул….

Кудеяр поворошил сухой веткой угли костра.

   — Не разбился, не утоп. Ну, думаю, за просто так на тот свет меня не пустят. Надо что-то в этой жизни свершить. И задумал звонницу воздвигнуть на утёсе, который надгробьем мнил. Вот…. А ты чем маешься, мил человек?

   — Сказать, что дурью — ничего не сказать. Но маюсь. Топаю по России с запада на восток: когда дойду — не знаю, чего ищу — не ведаю.

   — Так оставайся со мной. Звонницу построим и дальше вместе пойдём. Решил я: рано с жизнью счёты сводить, обойти надо всю землю, убедиться, что люди на ней все довольны и счастливы, тогда уж….

   — Жениться не хочешь, детишек завести?

   — Да какая ж баба за меня, душегуба, пойдёт? Вот если б спасти какую от неприятностей, и чтоб она меня в благодарность…. Разве я против детишек.

Сильный, могучий, он неплохо смотрелся. Всполохи огня подкрасили щёки. Под мохнатыми бровями поблёскивали живые глаза. Былинный герой! А выходит, душегуб….

   — Женщин тоже убивал?

   — Было дело.

   — Дети и женщины — это святое.

   — Вот и говорю: святотат — кому нужен….

   Жалеть его совсем не собирался. Да и звонницу строить…. У меня своя епитимия и путь свой. Утром мы расстались.

   Шёл курсом на Сахалин. По прямой: полями, лесами — не выбирая дороги. Реки переплывал. За Уралом их уже сковал лёд. Шёл по льду. Спал, где ночь застигнет.

   Просыпаюсь однажды — в сибирской тайге было дело — над головой на ветке рысь притаилась. Голодно тебе зимой, кошка крапчатая?

   Тема для диалога.

   — Билли, если мой оптимизатор рыси на лапу, подобреет она?

   — Сомневаешься? Акул же укрощал.

   — Оптимизаторы для животных не мыслишь создавать?

   — Зачем? Природа здесь разумно правит. Не стоит вмешиваться. Своих забот полон рот. Нового человека мы с тобой произвели, Создатель. Безгрешного, доброго, мудрого, отважного. Никакому дьяволу не совратить.

   — И чем он будет заниматься?

   — Творить, совершенствовать свои таланты, природой данные, не заботясь о жилье и хлебе насущном.

   — О детях, кто позаботится?

   — Оптимизаторы. Накормят, оградят, обучат.

   — Не отобьёшь у людей охоту рожать?

   — Инстинкта стихийного размножения уже нет, есть желание супружеской пары и разумное планирование.

   — Нет ЗАГСов, но брак остался?

   — В лучшем его виде — без корысти в помыслах, сплошные чувства….

   Город на пути возник. Указателя дорожного не было, потому названия не узнал. Машин на дорогах не видать. Спросил прохожего. Он удивился:

   — А к чему они? Собрались вместе, сказали: хватит, не нужны больше. Мы раньше сталь варили — один завод на весь город. Теперь наш металл никому не нужен, а зачем нам их автомобили?

   Действительно, никто никуда не спешит. Прохожих мало, а людей много. Сидят на лавочках, все заняты. Поют, рисуют, играют в шахматы, слушают, любуются, болеют. Заглянул в один мольберт — на белом листе грифелем линии овальные.

   — Что это? — спрашиваю молодого с художественной бородкой автора.

   — Вы как думаете?

   — На барашки волн похожи.

Он грифель протягивает:

   — Рисуйте бриг.

Спасибо, говорю, не талантлив, и дальше.

   Девушка босоногая в снегу стоит, короткая туника на голое тело. Скрипка у ключицы.

   — Послушайте.

   Если это музыка, то, несомненно, авангард, или modern. Стою, слушаю, ничего не понимаю. Девушка играет, закрыв глаза, и я не спешу.

   — Ну, как? — спрашивает. — Это признание. Я выбрала вас, будьте моим мужчиной.

   — Для чего?

   — Вы будете ухаживать, я — принимать ваши ухаживания. Заведём ребёночка.

   — Почему выбрали меня?

   — Вы мне кажитесь потерянным. Вам непременно нужна спутница.

   — Там, откуда я пришёл, на высоком берегу Волги строит звонницу самый неприкаянный человек на Земле. Ему нужна такая спутница, как вы. И ребёночка он мечтает завести.

   Девушка посмотрела на меня внимательно, протянула руку и представилась:

   — Лина. Ваше предложение мне подходит.

Зачехлила скрипку и отправилась в ту сторону, откуда я пришёл.

   Покинув город без машин, я шёл по асфальту, присыпанному снегом, и размышлял. Не стало автомобилей, не будет самолётов, космических аппаратов. Не деградация ли это?

   — Билли.

   — Всё нормально, Создатель. Человечества избавляется от пут прошлого.

   — Создаётся впечатление, что вместе с машинами стирается и память.

   — Так оно и есть. Правда, не у всех — кто пожелал. Например, Лина. У неё была семья — муж, двое ребятишек. Но из-за безобразных сцен ревности всё рассыпалось. Надев оптимизатор, пожелала изменить характер, зачеркнуть прошлое и начать жизнь с чистого листа.

   — А вот Кудеяр не расстаётся с памятью, хоть и тяготится.

   — Сам пожелал.

   Костик помнил маму. И меня помнил. Был он в красивой форме курсанта космического лицея. Я поведал трагическую историю гибели Мирабель, передал землицу с её могилы, пал на колени.

   — Теперь пришёл к тебе за приговором: простишь ли ты меня за то, что стал невольным виновником маминой смерти?

Костик не кинулся меня поднимать. Суров был его взгляд. Сказал: «Подумаю» и ушёл. Вечером на стадионе лицеисты сражались в футбол. Костик играл, а я болел за него. После матча он поднялся ко мне на опустевшую трибуну.

   — Здорово! Молодцы! — я протянул ему руку.

Он вяло пожал:

   — Спасибо.

Потом спросил, отводя взгляд в сторону:

   — Теперь ты мне брат — не мамин любовник?

Господи, да, конечно же, Костя! Мы обнялись крепко-крепко. Вспомнились его первые слова при знакомстве: «Лёша, хороший».

И как ликовал при этом наш отец.

   Костик всегда хотел дружить со мной, а я спал с его матерью. Будто женщин мне не хватало. С другой стороны, Мирабель любила меня, а я её. Нам хорошо было вместе, а Костику от этого плохо. Он страдал в дни моих визитов. Теперь всё упростилось — мы вновь стали братьями. Но какой ценой….

   — Останешься? — спрашивал Костик.

Я отрицательно покачал головой.

   — А куда теперь?

   — Не знаю — пожал плечами, — сесть надо и подумать.

   — У нас скоро начнётся практика на настоящих космических кораблях, — сказал Костя.

   — Это здорово….

   Попросил сотовый, набрал номер дочери:

   — Привет.

   — Папочка, ты где? — далёкий и родной, безумно любимый голос Настеньки.

   — Я здесь, дорогая, — слёзы по щекам. — Нет, я на Сахалине, у Кости.

   — Ты приедешь? Придешь? Пока идёшь, мы куда-нибудь умотаем. Бабушка говорит, летом летим на Алтай — в газетах пишут, там опять видели снежного человека.

   Потом позвонила мама. Мы ещё не простились с Костиком. Пожали руки, а потом крепко обнялись. Прощай, брат…. Мама позвонила:

   — Никогда не привыкну к твоим фокусам. Куда ты пропал? Год целый не звонил, не появлялся — гадай мать: жив, здоров?

   — Мамочка, ну, прости. Больше не буду. Так рад тебя слышать.

   — А видеть?

   — Наверное, уже скоро.

   Мой диалог с мамой выжал из Кости слезу. А я…. Что я мог сделать или сказать? Чем утешить? Снова бухнуться в колени и завопить белугой: прости ты меня грешного….

   Всю ночь томился. Пришло решение топать на Алтай. Как раз к лету дойду, и Анастасии мои из Москвы прилетят. Но Люба-то здесь, рядом, руку протяни. Боже, как хочется одним только глазком взглянуть, одной рукой обнять, прижать. Что-то не пускает. Вспомнилась Лина, девушка со скрипкой. Если б с Любой так, взявшись за руки, да по Руси-матушке, по всему земному шару. Это ли не счастье? Но для кого? Александровна моя работой живёт. Я в её глазах конченый сибарит. Да так оно и есть. Встретиться, чтобы убедиться, что лучшие наши годы позади. Нет, к чёрту, на Алтай! Так хоть надежда останется. Прощай, Люба…. Быть может, навсегда…. Утром повернул стопы на запад.

   Алтай…. Шёл сюда не наобум. Точно знал, где и когда Робинзона с Пятницей начнут поиски снежного человека. Откуда, спросите. Билли подбил на святотатство.

   — Слушай, — говорю, — подключи меня к сотовым мамы и Настюши.

   — Как бы неэтично.

   — Да, брось, ханжишь. Давно ли сам-то….

   — Там другое — другие люди, обстоятельства.

   — Здесь тоже обстоятельства.

   — Уговорил.

   В заснеженных монгольских степях сделал остановку. Заказал у местного скорняка костюм йети — снежного человека. Потомки Чингисхана зовут его «алмыс» и страшно боятся.

   — Видели? — спрашиваю.

   — А то. Столько легенд создано — не спроста же.

   — А вы видели? — скорняка пытаю.

Он подаёт готовый костюм из шкуры яка:

   — С натуры делано. Надень, пройдись по стойбищу.

   Что творилось! Малыши и взрослые с визгом врассыпную. А я в раж вошёл. Поднял оброненный бубен — луплю в него палкой, скачу с дикими ужимками, рычу самому неведомым зверем. Ладно, люди — собаки всей гурьбой снялись со стойбища, только их и видел. Смех и грех. Скатал маскарадный костюм в котомку за плечи и потопал дальше. Весна в спину дышала….

   Даже если снежный человек — это миф, его следовало придумать. Придумать для Настеньки. Какому отцу не хочется побаловать любимую дочку? Вот откуда идея маскарада и прослушивание мобильных переговоров моих милых дам. Я знал всё об их сборах и месте поисков — двуглавая гора Белуха. Иду на Белуху….

   У меня глаз орла. Нет, зрение орла. Билли настроил. Оказывается, можно.

   На плато северного склона москвички мои установили голубую палатку. Наблюдал за ними с ледника, наблюдал…. Потом смотрю, засуетились, биноклями вооружились. В мою сторону кажут. Я в шкуре йети — чёрным пятном на снежном покрове. Помахал рукой — ждите, милые, ночью нагряну. Не переборщил…?

   Пока преодолел пространство орлиного взора, ночь подкралась. Вот она, голубая палатка. Изнутри подсвечена — не научились ещё дамы мои использовать оптимизатор на полную катушку. Играют на гитарах, поют. Господи, когда это было, в какой из своих жизней перебирал струны с ними рядом? Слёзы подступили в глаза, мокрота в нос. Фыркнул почти как зверь.

   — Ой, там кто-то есть, — голос Настеньки.

Подался прочь, стараясь не шуметь. Оглянулся. Мама обшаривала лучом фонарика кусты у палатки.

   Господи, нет чтоб скинуть эту вонючую шкуру да в объятия. Кому-то нужен твой маскарад?

   Что-то держало на расстоянии. Наверное, это чувство страха. Страха перед проклятием генерала. Неужто посягнёт, червь могильный, на любимую дочь? И правнучку он, кажется, тоже любил? Не хочется искать ответы на такие вопросы: слишком велика цена риска. Привыкай, Алексей Владимирович, изгоем жить — посмотрел-послушал и будя….

   На следующее утро Анастасии ползали на коленях возле палатки, изучая мои следы. Измеряли, фотографировали — должно быть, чёткий нашли отпечаток. И направление взяли верное — проследили мой путь до тех самых кустов, из которых я за ними наблюдал. Пришлось ретироваться и прятать следы в русле ручья….

   Вечером, прокравшись к голубой палатке, слушал милые голоса и был счастлив — ни слёз, ни соплей. Гитары забыли, обсуждают, как меня приручить.

   — Надо еду оставлять на видном месте, — говорит мама.

   — Мы ж ничего не взяли! — восклицает доченька.

   — Будем добывать. Готовить и оставлять. Он пообвыкнет, и мы подружимся.

   — В Москву возьмём?

   — Ну, в Москву…. А может быть. Если захочет.

Я ли не хочу в Москву, в нашу старую добрую квартиру? Эх, мама, мама.

   Искать для йети яйца в птичьих гнёздах или ловить рыбу в ледниковом озерце (да там её никогда и не было) Настенька наотрез отказалась:

   — Бабушка! Они же живые!

Вот и расти дочку сердобольной! Хорошо, что прошлогодние орехи не вызывали у неё чувства жалости. Набрали их мои дамы, накололи, от скорлупы очистили и на целлофанчике оставили как подношение. На валуне, средь поляны альпийского леса. Сами спрятались и наблюдают. Аппаратуру приготовили, ждут. Сходить что ль, не томить? Только надумал, глядь — конкурент топает, самый настоящий йети. Ростом метра два с половиной — ну, не меньше, точно. В плечах косая сажень. Впрочем, плечи снежного человека не так ярко выражены, как у нас: сказывается отсутствие талии и длинные, до колен, могучие руки. Вся эта движущаяся масса…. Я бы сравнил её с гориллой, из-за растительности. Но морда (может, лицо?) существа более человеческая. И вообще, все движения йети выглядели осмысленнее, чем у простого примата. Не зря ж прозвали — снежный человек.

   Он шёл не к алтарю с орехами, а за спинами моих дам к их палатке. Они его не видели, а я наблюдал, не зная, на что решиться. Наблюдал…. Йети подошёл к палатке, помедлил — я думаю, принюхался — а потом, не удосуживая себя поисками входа, вспорол острым когтём крышу и сунул голову внутрь. Минуту он проверял глазами информацию носа. Убедившись в отсутствии признаков пищи, смял палатку, потоптался ногами, круша её содержимое, и пошёл прочь.

   Вот сволочь! Догнать, набить рожу мохнатую? Однако, настоящий йети! Учёные его ищут, давно ищут, и никак…. Можно сказать, подфартило вам, Алексей Владимирович. Стоит ли упускать такой шанс? Оставив за спиной алтарь с орехами, моих дам с кинокамерами и их порушенную палатку, устремился следом.

   Заметил он меня на леднике, далеко от того места, где я его. Зарычал, замахал могучими руками над головой, будто пчёлы досаждали. Я ногу приставил — фельдфебель гневается. Он ждал другой реакции. Ещё порычал, распаляясь, а потом устремился на меня, скаля рот и пальцы скрючив.

   — Билли?

   — Спокойнее, Создатель, без паники. Это демонстрация, нападения не будет. А решится — у нас ведь чёрный пояс айкидо.

   — Слушай, сдаётся, этой твари все пояса по барабану. Он вообще голышом дефилирует.

   — Ты, кстати, тоже. И не называй его так, настройся на дружелюбный лад.

   При всём желании не смог бы растянуть в улыбке натянутую маску мышцами лица. Может, два пальца сунуть в уголки рта и….

   Всё-таки боевое искусство айкидо мне пригодилось. Йети разогнался по склону и бросился на меня, думая смять с наскоку всей массой, разорвать когтями, вцепиться клыками. Вопить: «Билли, что с ними?» не было смысла, потому что не осталось времени. Увернувшись в последнее мгновение от туши клыков и когтей, двинул ему коротким ударом под локоть — знай наших. Но ещё эффектнее в момент контакта между нами проскочила дуга электрического разряда. Я, правда, ничего не почувствовал кроме запаха палёной шерсти. Посмотрел на волосатый свой кулак — не моей.

   — Билли?

   — Нормально, Создатель. Пусть охолонет. Здоровью не повредит, уму не помешает.

   — Считаешь, у него есть разум?

   — Перед тобой представитель одной из засохших ветвей древа рода человеческого. Ты мог быть таким, но повезло.

   Мой дальний засохший родственник медленно приходил в себя от электрошока. Можно его внимательно разглядеть, измерить параметры черепа, длину конечностей…. А оно мне надо? Связать и маме отнести? Вязать нечем. Оптимизатор нацепить?

   Пока раздумывал, йети пришёл в себя. Глухо рыкнул что-то — мол, погоди у меня — и, сутулясь, побрёл прочь. Я следом….

   Жилище снежных людей устроено в ледниковой пещере. Как она возникла, остаётся только гадать — на трещину не похожа, на дело рук человеческих тоже.

   Кроме моего проводника обитали здесь ещё пять особей. Детёныш — неуклюжий малый ростом с пестуна бурого медведя. Четыре самки. Как определил? Догадался. Кореш мой едва вошёл в берлогу ледяную, они все к нему наперегонки. Да не тут-то было. Бац! Бац! Затрещины налево и направо — хозяин не в духе, жратвы нет. Накормив домочадцев тумаками, папа-йети завалился спать, рыкнув в мою сторону — и до тебя, мол, доберусь.

   А мне что? Войдя непрошенным, пристроился скромненько у входа — наблюдать. Три снежные мамы, поворчав на грубость супруга, подвалились к нему под бок. Недолго скулил обиженный детёныш — забрался в середку и притих. Мной заинтересовался пятый обитатель жилища йети. Вернее, заинтересовалась. Бочком-бочком, прыг да скок, как бы совсем случайно оказалась поблизости. Пофыркала, принюхиваясь. А потом руку протянула и дёрг меня за шерсть. Ничего не произошло. В смысле, Билли не поразил её электроударом, и шерсть яка не покинула свою шкуру. Я протянул руку и погладил волосатое колено. Тут же получил шлепок по ладони. Ишь ты, ломается…. Кокетка.

   Откинулся спиной на ледяную стену, вытянул ноги по ледяному полу. Подождём. Как учит природная мудрость — лучше два часа помолчать, чем два дня уговаривать. О чём это я? Да, шучу. Шучу, конечно. Не собирался заводить шашней с мохнатой молодкой. И она, кажется, удовлетворила своё любопытство касательно моей особы — подбилась к общей куче лежащих тел.

   — Билли.

   — Предвосхищаю твой вопрос, Создатель. Это ещё одна попытка Природы помочь человеку выжить в естественных условиях. Сила, мощь, всеядность и способность существовать в экстремальных условиях — на границе жизни. Всё в ущерб ума. Результат — тупиковый путь. Когда-то они царили на земле….

   — Оптимизатор может помочь?

   — Поумнеть — вряд ли.

   — Давай скрадём младенца — в Москве ему сытней будет.

   — Подумаем.

   — Ну, думай, — устроился поудобней с намерением отойти ко сну в ледяной пещере снежных людей….

   Из объятий Морфея вырвал оглушительный рёв папы-йети. Через мои ноги — и по ним тоже — он устремился к выходу. Следом дамы, последним полутораметровый малыш.

   — Что случилось, Били?

   — Беги, Создатель, йети что-то чувствуют. Беги…!

   Это было землетрясение. Я выскочил под звёздное небо и тут же рухнул с ног от толчка под ними. Оглушительно трескался ледник, глубокие трещины паутиной разбегались по его бело-голубому тулову. Йети, увлекаемые вожаком, понеслись вверх по склону, а я вниз. Туда, где за границей ледника в изодранной голубой палатке ютились самые дорогие мне на свете существа — мама и дочь….

   Ледник тронулся прежде, чем я достиг его конца — он начал крошиться и подаваться вниз по склону. А в спину можно было ждать удара лавины. Где-то в верховьях Белухи она уже набирала силу — небо в той стороне застило….

   Подземные толчки продолжались. Битый лёд скользил вниз по склону, набирая скорость. Ноги то опирались на твёрдую почву, то увязали в каком-то месиве, грозившем поглотить с головой. Я несся так, как никогда не бегал на тартане, и обогнал ледник. Вот он мох, вот трава, вот кустарники и …. Наконец, палатка! Мама стоит на коленях возле лежащей Настюши. Что с ней? Некогда расспрашивать. Я подхватил дочь на руки и понёсся вниз по склону.

   — Мама, за мной!

   — Стой, отдай ребёнка!

   Она приняла меня за йети. Чёртов маскарад! Я бежал по склону вниз, забирая влево, с намерением выскочить на гребень, на котором надеялся найти спасение от лавины.

   — Мама, мама, за мной!

   Кажется, она бежала.

   — Билли, что с Настенькой?

   — Перелом обеих костей голени со смещением, болевой шок.

Я выскочил на гребень с Настенькой на руках. Дальше бежать некуда. Опустил дочь на землю, огляделся. Мамы нигде не было видно. На плато вползала белая лавина — высокой и широкой волной. Подминая чахлые альпийские деревца и кустарники, стекала вниз, к обрывистому краю плато.

   — Билли, где мама?

   — Она ещё жива.

   — Чёрт, что ты говоришь? Билли…!

   — Она под лавиной, в эпицентре движущейся массы.

   — Господи…!

   За спиной утробно загрохотала земля. Извержение? Не дай Бог! Оглянулся. Стремительно набирая скорость, отколовшаяся часть ледника устремилась вниз по крутому западному склону, сметая всё на своём пути. Гребень, приютивший нас с Настенькой, служил волнорезом и пока спасал от двигающейся по обе его стороны массы битого льда, снега и камней. Подземные толчки прекратились. Ещё с полчаса округа грохотала, а потом разом всё стихло. На северной части небосклона перемигивались звёзды. Снежной пылью застило его южную половину. Но постепенно марево рассеивалось, и в лунном свете стали проступать обе главы Белухи. Которая поближе стала короче. Или кажется?

   — Билли, где мама?

   — Спасай дочь, Создатель, маме ты уже не поможешь.

   — Нам ещё что-то грозит?

   — Отсюда надо выбраться.

   Билли оказался прав: едва спустился с гребня и ступил на лавинный след, поскользнулся и понёсся вниз по склону на битых осколках льда. Настенька у меня на руках, и я благодарил Бога, что девочка без сознания — нас безжалостно крутило и мотало, а ведь у неё сломана нога. В какой-то момент мы с головой ухнули в снеговую яму, и сердце моё сдавило отчаяние. Но движение льда продолжалось, и нас вынесло на простор склона, а потом и к подножью Белухи. Будь она трижды проклята!

   Добравшись до людей, связался с Любой. Рассказал, что случилось, и попросил забрать Настеньку к себе.

   — Ты куда?

   — Обратно. Буду искать маму…. Живую или мёртвую.

   Не стал ждать жену — люди не бросят мою дочь, оптимизатор залечит перелом, а Люба, конечно же, прилетит — и вернулся к месту трагедии.

   Границы таяния снегов на горных склонах никаким лавинам не изменить. На том месте, где, по моим расчётам, стояла палатка, многометровая толща снега, битого льда. Днём под палящими лучами вся эта масса сочилась талой водой и подавалась вниз, а безоблачные ночи сковывали её морозами. Где искать?

   — Билли, у тебя есть связь с мамой?

   — С оптимизатором.

   — Она его потеряла?

   — Он на руке. Рука потеряна.

   — О, Господи!

   Через пару недель плато очистилось от снега и льда. Остались многочисленные лужи. Нет палатки, нет никаких её следов. Нет кустарников, чахлых деревьев, что обрамляли плато — всё сметено могучим ураганом. Мох кое-где сохранился…. Или новый нарос?

   — Билли, где мамин оптимизатор…. и рука…?

Виртуальный помощник сориентировал меня к обрывистому краю плато, где в глубоком ущелье покоились останки злосчастной лавины.

   — Там, на самом дне, — сказал Билли. — Под многомиллионнотонной каменной массой.

   — Ты к тому, что все поиски безрезультатны?

   — Нет надежды, Создатель. У неё никаких шансов. Рука ещё живёт благодаря оптимизатору, но….

   — Заткнись! Как ты можешь душу травить?

   Много дней бродил по плато, исследуя каждую складку, каждую рытвинку в поисках, сам не знаю чего — какой-нибудь слабой надежды? В конце концов, приблизился к ущелью, спустился, освоился и стал исследовать его.

   Билли весь изворчался — и поиски-то мои бесперспективны, и время-то я своё, великим целям предназначенное, напрасно трачу.

   — Был бы джином из кувшина, в сей миг тебя покинул.

   — Да больно нужен, — хотел широким жестом, как делал уже не раз, сорвать браслет с запястья и забросить куда подальше, но одумался. Жесты, жестами, а без оптимизатора мне тут скорый каюк: морозы по ночам, пищи никакой, да и на что я годен — жалкий московский интеллигентишка, возомнивший себя укротителем акул и покорителем йети. В результате оптимизатор остался на руке, а с Билли мы прекратили общение. Молчит, зараза! Так ведь и я гордый. К тому же у меня горе — мог бы….

   Сочувствия мне никакого не надо.

   Лето кончилось. Прекратилось таяние лавинных останков. Однажды ночью разразилась вьюга и чуть не погребла меня в ущелье.

   — Когда-нибудь тебя самого здесь завалит, — подал голос Билли, нарушив четырёхмесячное молчание.

   — Поговорим?

   — Валяй.

   — Я убедился, что на поверхности нет даже следов. Каковы перспективы поиска внутри сошедшей лавины?

   — А никаких. Технику ты сюда не подгонишь, вручную вгрызаться…. Можно, конечно, учитывая, что работа сезонная, лет за двадцать-тридцать докопаться до оптимизатора на руке. Но что тебе это даст?

   — Что предлагаешь?

   — То же, что и раньше: ставим крест на теме, берёмся за новую работу, и через тернии к звёздам.

Несколько минут молчал, размышляя. Билли не торопил с ответом.

   — Хорошо, — сказал я. — Будь по-твоему — берёмся за работу, но пусть твои звёзды подождут ещё немного. Другую тему поднимем. Хочу, чтоб никогда больше не было землетрясений, наводнений, ураганов, оползней и всех прочих напастей, именуемых стихийными бедствиями. Стихию под каблук. Что скажешь?

   — Звучит интересно, но представляется с трудом. Оптимизатором эту даму не окольцуешь. Может, что-то свеженькое надумал, Создатель?

   — Тебе стали нужны мои советы? Льстит. Тогда стенографируй. Во-первых, нужен руководитель проекта, который….

   — Как в старые добрые времена, — хмыкнул Билли. — Нет ещё проекта, а уж готов руководитель.

   — Проект будет. Мы проведём мозговую атаку всего человечества на проблему.

   — Что-то новенькое.

   — Да, брось…. Всю жизнь от пота ума человеческого стрижёшь купоны….

   — Спасибо, Создатель. Такова твоя благодарность за мои труды?

   — Ты мне лишнего не приписывай, и о себе многого не мни. Выбери золотую серединку и поскромней, Билли, поскромней….

   — Хорошо. К делу. Итак, руководитель…. Выходим в люди?

   — Нет, Билли. Я остаюсь здесь: тут лучше думается. Руководителем проекта будет Любовь Александровна. Не забыл такую? Ну-ка, наладь меж нами связь.

   — У тебя нет мобильника.

   — Я не сказал: подай сотовый. Я сказал: свяжи меня с Любой.

   — Создатель?

   — Билли. Брось отнекиваться, притворщик. Мне давно известно, что ты снюхался с моей женой, и будь у тебя конечности не виртуальные, носить бы мне рога.

   — Как ты можешь, Создатель? Пусть Любовь Александровна знает чуть больше других о свойствах оптимизатора, но это не значит….

   — Значит, значит…. Мы будем болтать или как?

   Я почувствовал контакт. Что-то стороннее проникло в душу, в то же время, светлое и надёжное, оптимистичное, волнующее.

   — Привет.

   — Здравствуй, любимый.

   — Как Настенька?

   — Уже бегает. Косточки срослись, от переломов и следа не осталось. Она зовёт меня мамой Любой. Ты не против?

   — А кто же ты ей?

   — Спасибо. Приедешь? Она скучает без тебя. И я…. Мы скучаем. Когда наш папа вернётся из экспедиции? Кстати, каковы результаты? Есть надежда?

   — Нет, Люба, в этом плане всё печально. Есть другая тема. Ты как, ракетным делом сильно увлеклась?

   — Что-то хочешь предложить?

   — Мы тут с Билли додумались провести мозговой штурм на стихийные бедствия планеты Земля. Поможешь?

   — В качестве…?

На упоминание имени моего компьютерного детища Люба и ухом не повела. Ну, точно снюхались. Ревность кольнула в сердце. Но всё под контролем у виртуального донжуана, и я продолжил:

   — Руководителя проекта. Суть темы проста. Трясут землю подвижки земной коры. Лавы, извергаясь из вулканов, сжигают всё живое. Гибнут люди. Надо положить этому конец. Как? Давайте, все вместе подумаем. Билли через оптимизатор даст вводную. Земляне напрягут серое вещество, и решение, я уверен, найдётся. Твоя задача — собрать специалистов, оценить поступающие предложения, выбрать реальный проект, или проекты, и осуществить.

   — Звучит заманчиво. В смысле, перспективно. Даже грандиозно, если свершить задуманное.

   — Ну, так, за работу?

   — И ничего личного?

   — Пепел Клааса стучит в моём сердце, дорогая. Сначала мы должны нанести Стихии ответный удар. А потом будем жить вместе, долго и счастливо.

   — А совместить никак — чтоб вместе жить и ударять?

   — Прости, любимая, не готов….

   Загрустил после общения с женой. Она ведь любит меня с первого дня нашей нечаянной встречи, а жили мы вместе — месяцы по пальцам можно пересчитать. За что такие испытания?

   — Слышь, Билли, я думаю, дед не причём — нет никакого проклятия. Выдумки всё это больного воображения. Не мог он желать смерти любимой дочери. Всё происшедшее — следствие трагической случайности.

   — Возвращаемся в люди?

   — Нет, Билли, возвращаем добрую память об ушедших.

   — А как же проект? Кто будет избавлять Землю-матушку от злобы Стихии.

   — Люба справится. Люди справятся. А мне хочется пожить немного здесь, в тиши этих уютных скал, в согласии со своими мыслями. Ты со мной?

   — А куда ж я денусь…?

    Мир Вам, читатель.

   Переворачиваю последнюю страницу ещё одного, не простого периода моей жизни. Не простого, но не последнего — уверен. И Вы верьте — мы ещё встретимся.

   За сим остаюсь, Ваш Алексей Гладышев.

                                                                                                                                А. Агарков. 8-922-709-15-82

                                                                                                                                            п. Увельский 2009г.