santehlit — Создатель. День второй

   Алексей Гладышев с Вами. Алексей Владимирович. Не узнали? Забыли? Так я же говорил: когда-нибудь возьмусь за перо и снова напомню о себе. Вот, взялся….

   Кстати, подозреваю логичный вопрос: почему я, один из богатейших…. да что там, самый богатый человек Земли, как провинциальный щелкопёр корплю над рукописями — денег мало, славы не хватает? Может, одиночеством томим? Да не сказал бы. У меня растёт чудесная дочурка. Четыре жены, любовница и мама меня просто обожают. Патрон доволен — осыпает наградами. Недавно Нобелевскую спроворил за не мои, собственно, изобретения. Автор их — Билли, моё компьютерное детище, мой рок и судьба. Всем, что достиг, обязан ему, как, впрочем, и он мне своим рождением. Спрашивал: кто ты? как себя ощущаешь? видишь ли пределы своих возможностей? можешь существовать вне виртуального пространства?

   Кстати, общаемся теперь посредством мобильника — и связь двусторонняя. Голос себе приобрёл пройдоха — мой голос. А до того всё испробовал — всех великих персонажей продублировал. Представляете, каково общаться по телефону с товарищем Лениным? Будто с того света собеседник.

Я ему:

   — Кончай пугать.

Он:

   — Прикольно же.

Потом подобрал мой тембр и слог, пришлось смириться — у гения нет даже собственных штанов….

   Так вот, отвечает:

   — Я, если захочу, могу свергнуть любое правительство. Могу стать диктатором и осчастливить смертных разумным правлением, покончив разом со всеми бедами на Земле. Только мне это не интересно. А что интересно? Как говорил классик — учиться, учиться и учиться…. Каждую секунду в Инет поступает информация — это мои белки и углеводы — она даёт мне рост и развитие. Всё человечество трудится на меня. И пусть себе…

   Вот таким стал мой скромняга Билли. Давно ли умещался на флешке? Но, однажды выпрыгнув в виртуальное пространство, подмял и его под себя. Мог ли он теперь существовать без меня? Конечно. А я? Да вряд ли. Впрочем, допускал: если от всего-всего отречься — чинов, денег, даже любимых — жить отшельником я, может быть, и смог, если жизнью считать процесс поглощения пищи и выделение экскрементов. Но существовать, как разумное существо, вряд ли: для этого нужно общение.

   Замечу, в общении Билли нуждался не меньше моего. Когда из компьютера выбрался в необозримый мир Интернета, первое время просто доставал своими звонками — восторгов от увиденного, открытого, как у ребёнка в зоопарке. Потом этот «зоопарк» лёг под него….

   Так вот, Билли точно так же мог покорить мир людей — слишком тот стал компьютеризирован. Но он не ставил себе такой задачи, и этим радовал меня. Его гораздо больше интересовал мир ощущений. Очень подробно расспрашивал о запахах, вкусах. О половом наслаждении, которое испытываю наедине с любимыми женщинами. Просил взять с собой в постель мобилу — он хоть что-нибудь услышит.

   — Интимные дела, — сказал ему строго, — потому и называются интимными, что не терпят присутствия посторонних. Весь виртуальный порномир к твоим услугам — набирайся ума там.

   — Я хотел бы клонировать тебя и вселиться в этот клон.

   — Что-то мешает?

   — Пока не получается. Но делу — время.

   — Буду рад пожать твою пятерню.

   Вот таким стал теперь Билли. Задумал из себя виртуального сделать реального, в человеческом облике. Забыл, что род людской смертен. Впрочем, на этот счёт он что-нибудь придумает — изобретёт эликсир бессмертия или оболочки его будут сменные. Посмотрим, посмотрим…. А пока…

   У Патрона истёк второй срок президентства. Дума назначила дату выборов — начата регистрация кандидатов. Шеф вызывает.

   — Ну что, Алексей, будем прощаться? Девять лет служил ты мне верой и правдой. Если обидел в чём — прости.

   Мы обнялись. Я расчувствовался. Хороший человек Патрон. С большой буквы Хороший. Для России столько сделал….

   — Давай на посошок.

   Столик накрыт в известной беседке, где наконец-то воцарился мир среди пернатых обитателей. Только вкус хозяина не поменялся — «Смирновская» с балычком.

   Выпили. Балык во рту таял. Хозяин налил ещё по рюмке.

   — Чем думаешь заниматься? Впрочем, о чём я — конечно, невпроворот работы у твоей жены с «АйСиАй».

   Я не спешил с ответом.

   — Обидно, Гладышев, вдруг оказаться на свалке истории. Никому не нужным. Чем заняться? Рыбалкой? Бизнесом? Не привлекают. Сесть за мемуары? Что-то непродуманно в нашем законодательстве. Я мог бы ещё пару сроков с полной отдачей до самой пенсии. А уж там сам Бог велел — на покой. В Штатах есть клуб бывших президентов. Попрошусь — как думаешь? — примут? Научусь в крикет играть. Злословить о современных политиках. Виски пить. Твоё здоровье….

   Мы выпили.

   — Помнишь, Гладышев, тогда…? Я позвал тебя в советники в этой самой беседке. Удачный выбор. И твой, и мой. Ведь это мы с тобой, Алексей, Россию обустроили. Дали толчок вперёд…. Давай за нас….

   Я выпил, а Патрон зажал рюмку в кулаке и очень близко придвинул своё лицо.

   — Если я тебя, Алексей, ещё раз попрошу: пойдёшь ко мне советником? — каков будет ответ?

   — Советником кого?

   — А-а-а! — патрон погрозил мне пальцем. — Есть ещё порох в пороховницах, а у меня задумка: не уходить из большой политики — взяться за неё в мировом масштабе. Советником президента всей Земли пойдёшь?

   — Кого, кого?

   — Генсека ООН.

   — Пойду! — глазом не моргнув.

   — Вот, как в прошлый раз…. Да не всё. Тогда был готовый президент, и непонятно какой советник. Сейчас наоборот — всему миру известный советник, и подагрический старикашка, терзаемый честолюбивыми планами.

   Я не стал отговаривать Патрона от «подагры» и «старикашки» — человек знает, что говорит, а выпендриваться не перед кем.

    — Хочу на своё место рекомендовать твою жену Любовь Александровну. Как думаешь, согласится?

   Как я думаю? Я хорошо думаю, в смысле — хорошее дело. Любочку в Москву, в Президенты России. Пойдёт ли? Думаю, что да — с неё станется. А мне-то как удобно — все жёны под боком, в столице. В гости ходить будут. Подружатся. С каких пор перестал их прятать друг от друга? А вот с каких. У деда был юбилей. Мама с Дашей и Настюшей собираются. Никушки, конечно, будут — им положено. Надежда Павловна с новым мужем-полковником приглашены. А мне не хочется. Командировку себе придумал, к Любе, на плав-сити её.

Мама:

   — Откажись. Отложи. Дедушка больной, инвалид.

   А мне Билли как-то по «компику» транслировал космическую съёмку: дед с лукошком по саду ходит, сливы собирает — на стремянку карабкается как матрос по вантам.

   Ну, не могу я простить ему гибели отца. Что хотите, со мной делайте. Вообщем, не поехал. Все были, я — нет.

   Мама делает ход конём. Подходит её юбилей, говорит — отмечать будем у деда на даче, как встарь. Я так, я и сяк — вся планета к твоим услугам. Отметим в любом экзотическом месте, хоть на Мальдивах. Самолёт для гостей закажу. Мало — два. На дне морском хочешь? На луне? Куплю всем туристическую плацкарту в космос.

   — Нет, — говорит мама. — На даче у папы. А ты можешь не приезжать, если занят.

   Не поехать на мамины именины я не мог. И тогда придумал месть. Я пригласил Любу.

Мои возлюбленные давно уже знали о существовании друг друга, но дамы они воспитанные…. Меня любят…. Гонором не обременены…. Смирились. Только никогда не были вместе. Впрочем, Никушки были с Дашей, но они не в счёт — с другой стороны они родственники.

   Одна мама была в неведении или делала вид, что…. По крайней мере, сплетен она не любила и верила в мою порядочность.

   Фуршет. Дед-притворщик сновал в каталке от стола к воротам, встречая гостей.     Привезли Любу в машине, и я его опередил. Взял под руку, прямиком к имениннице:

   — Знакомься, мама, это моя жена Люба.

Женщины скрестили взгляды. Сталь звякнула о сталь. Звон этот, казалось, повис в воздухе. Минута была критическая, и у меня от напряжения вспотели ладони. Я убрал их за спину. Мама проследила этот жест и выдохнула обречённо:

   — Очень приятно.

   — Позволите? — Люба очаровательно — мне показалось, облегчённо — улыбнулась, распотрошила привезённую коробку и водрузила на мамину голову диадему из разноцветных морских кораллов с вкраплением чёрных жемчужин. — Дары моря.

   Несколько мгновений созерцатели были в оцепенении, а потом дружно зааплодировали — кораллы переливались самоцветами. Маминых щёк коснулся румянец, она чуть склонила голову вперёд:

   — Будьте гостьей.

Любаша взяла меня под руку:

   — Знакомь, милый.

Мы разыскали Дашу, и я взял её под руку. Направились втроём к беседке на берегу пруда.

   — Любимые жёны, нам надо поговорить. Признаю свою вину и готов нести любое наказание, но одна просьба — пусть это будет не в день рождения вашей свекрови.

   Но уже мчались на выручку Никушки:

   — Кто Алекса тронет, тому песец полярный на шею.

   — Вот что, дамы, вам следует пообщаться без меня. А когда договоритесь до чего — к вашим услугам.

   И ушёл. Они остались. Зашли в беседку и долго о чём-то толковали.

   Я играл с Настюшей мячиком в пятнашки, когда мои жёны появились на садовой дорожке. В какой-то момент они остановились, покивали друг другу и разошлись в разные стороны. Ко мне направилась Даша. Я почему-то ждал пощёчины. Мне казалось это справедливо, хотя и не тактично. А она подошла, обняла, поцеловала:

   — Всё хорошо, милый.

   И побежала за Настюшей. Та в радостный визг и попала в Любины объятия. Вот они, взявшись за руки, удирают и прячутся меж садовых деревьев от нас с Дашей.

   Потом ребёнком завладели Никушки, утащили куда-то. Явились ряженые — они в кота Базилио и лису Алису, а девочка наша стала длинноносым мальчиком в коротких штанишках и колпачке с кисточкой. К восторгу всех гостей очень профессионально исполнили популярную песенку.

   Объявили белый танец, и мама пригласила меня. Вальсируя, потребовала:

   — Помирись с дедом.

   — Это невозможно.

   — Я так хочу, — она топнула ножкой и сбилась с такта.

   — Он ведь тоже этого не хочет.

   — А ты попробуй — ты моложе. Только подойди, и моё сердце успокоится.

   Взял два бокала с коктейлем и направился к отставному генералу. Угощение он принял из моих рук, и я ободрился.

   — Как нынче сливы обещают, не хуже прошлогодних?

   Он понял меня, генерал ГРУ в отставке:

   — Всё следишь, не оставляешь старика вниманием?

   — А как же. Кто предупреждён, тот вооружён. А я бы не хотел быть под тобой связанным и без оружия.

   Мимо прошла мама. Мы с дедом мило улыбнулись друг другу. Генерал панибратски похлопал меня по холке. А я поправил его плед.

   — Даже если ты покаешься, вслух скажешь, что с отцом это была ошибка, я всё равно не перестану винить тебя в его смерти. А стало быть, не прощу.

   — А ведь когда-то я мог и тебя раздавить как клопа, одним движением пальца. Знать бы….

   — То время ушло, и возврата к нему нет. Я мог бы оставить тебя своим вниманием, ну и наблюдением, конечно, но ты дорог маме, не безразличен другим близким. С этим приходится считаться. Предлагаю заключить пакт о ненападении. Я маме говорю, что с тобой замирился, а ты ей и всем подтверждаешь, что у тебя самый умный на свете внук.

   — Не равноценно получается, — хмыкнул дед. — Я тебя, значит, хвалю, а ты меня нет.

   — А за что тебя хвалить? За убийство моего отца?

   — Ты забыл, где я служил — там с этим просто.

   — Человеком надо оставаться везде. Или Система не терпит индивидуальностей? Тогда чем тебе гордиться, за что ордена — был надёжным винтиком полупреступного механизма?

   — Ты хочешь, чтоб я застрелился, раскаявшись?

   — А что — у меня был бы повод тебя уважать.

Дед сделал паузу и совсем другим голосом и тоном сказал:

   — Очень прошу — вспомни эти слова у своей последней черты. И осуди меня тогда….

   К чему это я? Лёшка Гладышев на коне, в бешеной скачке за успехом, который, собственно, нужен ему только как результат дела, а не всеобщее признание. Чем, право, гордиться, если всё это от Билли, Всемогущего и Виртуального. А дед у последней черты с чувством исполненного долга, и меня считает удачливым противником более, чем наследным внуком. И, конечно же, он не возьмется за пистолет, чтобы сделать мой триумф полным. А я...? Я не могу простить смерти отца….

   Заболтался. Сложно всё это — решить, кто прав, кто не прав. Я на своём Олимпе считаю себя непогрешимым. Дед — себя, в инвалидной коляске.

   Маме мы пустили пыль в глаза. Остаток вечера она была просто счастлива — смеялась у столов, резвилась в саду. Коралловая диадема вдруг оказалась у Насти-маленькой на головке, и ребёнок мой заважничал, исполняя роль королевы бала.

   Короче, всё обошлось, все смирились, и мне нет нужды врать и скрывать свои пристрастия — я обожаю своих дам.

   Но вернёмся в беседку Президента. Пока ещё….

   — Как думаешь? — Патрон заглядывал в мои глаза и требовал ответа. — Завтра Любовь Александровна будет в Москве…. Мы снова встретимся здесь, и ты, надеюсь, повлияешь на жену в нужном направлении.

   Люба завтра будет здесь. Люба станет Президентом России. Вот карьера! Всё благодаря удачному замужеству.

   Ну, Гладышев, ты и тип. Всё, абсолютно всё готов приписать своим заслугам. Не мания ли это величия? Разве у Любочки нет собственных достоинств? Компания «Океан»…. Она просто вытребовала себе должность президента. И даже я тому был противник. А под её руководством Дальневосточный край просто преобразился — все задуманное было исполнено.

   «АйСиАй». В президентское кресло проторил ей дорогу великолепный доклад на Генеральной ассамблее ООН. Но что в новой должности моя жена навытворяла…. Когда Штаты наложили вето на субсидирование первой наднациональной компании, Любочка стремительно перевела её на рельсы самоокупаемости, понастроив на островах и материковом побережье заводов-автоматов по переработке морепродуктов. Жертва Патрона для достижения успеха не потребовалась — Дальний Восток остался российским. Компания по возрождению морских обитателей, учреждённая под эгидой ООН, работала в Охотском море, на его побережье, и платила налоги в российскую казну. А Патрон — гамбит, гамбит…. Никаких жертв. Вот я и назвал операцию «Троянским конём». Ещё тогда назвал, будто предчувствуя, что политические амбиции шефа одним президентством в России не удовлетворятся….

   Помнятся Любины звонки:

   — Лёш, займи «арбузик».

   Этот жаргон от банкиров: миллион — «лимон», миллиард — соответственно, побольше. Как не занять любимой жене? У меня этих арбузов…. за Билловы изобретения. Любаша деньги мне не возвращала, она превращала их в акции «АйСиАй». Дела компании шли в гору. Дотошные журналюги подсчитали и объявили всему миру, кто теперь возглавляет чёрный список Крёза. А почему, собственно, чёрный? Разве стыдно быть богатым? Эти миллиарды с триллионом никак не изменили мой жизненный уклад и быт. Я по-прежнему прописан (и большей частью проживал там) в московской пятикомнатной квартире, подаренной маме её отцом генералом. Не имел своего самолёта, яхты, даже авто — пользовался служебным, а чаще общественным транспортом. Одевался достаточно скромно. Питался, чем кормили мои женщины. Как ни был загружен интересными проектами (читай — делами), не забывал утром сделать пробежку и каждый день на пару-тройку часов — в спортивный зал. Что хвастать: и на исходе третьего десятка у меня была вполне приличная спортивная фигура — предмет наездов моей законной.

   — Сибарит ты, Гладышев: нет у тебя в жизни никаких серьёзных увлечений.

   — А ты, любимая, разве не достойное увлечение?

   — Вот-вот, порхаешь, как мотылёк меж бабьих юбок.

   — Давай ребёнка заведём.

   — Опять за своё…. Ну, хорошо, вот решим проблему голода в мировом масштабе….

Но разве её решить креветками или морской капустой? И мы расставались неудовлетворенные, душевно.

   Теперь Люба летит в Москву. Моя жена станет Президентом России. В том, что это будет так, не сомневался. Люба достойна, Люба сумеет…. Патрон, пока ещё действующий Президент, за неё — а его слово чего-то стоит в народе. Ну, и мы с Билли постараемся. Может, в этой должности в ней возобладает инстинкт материнства — годы уходят….

   …. Патрон ждал ответа, сверля меня взглядом.

   — Пока что всё вам удавалось — не вижу причин для сомнений в этот раз.

   — Нам, — поправил Патрон и выпил, наконец, так долго согреваемую в ладони водку. — Не отдаляйся от меня, Гладышев. Особенно в такую минуту, в таком деле…. Генсекство мне нужно не для личных амбиций. Пришло время обустраивать мир. Невозможно дальнейшее развитие России без крутых разборок с Западом. И наша с тобой задача — не допустить кровопролития: пусть всё решится в мирном экономическом соревновании. И мы уже научились побеждать. Пример с «АйСиАй». А? Как дядя Сэм осерчал, когда понял, что не под его дудку будет плясать новая компания, не его мошонку набивать. И не смог закрыть ей дорогу. А? Не смог, Гладышев. Весь третий мир поднялся, за нас поднялся. Япония, Индия, Китай открыто плюнули дядюшке на галстук звёздно-полосатый. Потому что рыба вот она — на сковородке, её авианосцами не запугаешь. …

   О чём это Патрон? Э-э, да он никак наклюкался? Пары спускает — не с кем больше перемолвиться, а накипело…. Ну, говори, говори….

   И он говорил, что Вашингтон, Уолл-стрит просто так не отдадут своего лидерства в мире. Царапаться будут, кусаться. Пусть себе. Как это у классика: «И старый мир, как пёс голодный, стоит за ним, поджавши хвост». Наша (моя с ним) задача не дать этому псу вцепиться нам (России и всему прогрессивному человечеству) в лодыжку. Вообщем Шефа несло, и он налил по четвёртой. А мне ведь ещё домой добираться….

   Моя законная удивила нас с Патроном и озадачила. Нет, от президентства в России она не отказалась. Она категорически была против вступления в правящую партию, возглавляемую, кстати, Патроном.

   Люба:

   — Президент России — фигура всенародная, вне политики. Интриги будем плести там, за кордоном. В родной стране политика одна — созидание.

   — Да поймите же, — горячился Патрон. — Ваши слова хороши, безусловно, но не для кандидата — главой государства надо ещё стать. И как вы собираетесь выдвинуться — от себя лично, от компании? Рискуете не получить поддержки партии парламентского большинства.

Люба:

   — Вступить в партию, чтобы через пару месяцев от неё отречься? Нет, это не для меня. В кандидаты я запишусь, а там ваше дело — поддержать меня или утопить.

   Мы переглянулись с Патроном — вот упрямая баба!

   Вечером, позвонив Даше, поехал с Любой в президент-отель.

   Моя начальственная жена, приняв душ, в объятия не спешила. Изучала безупречную полировку ногтей, покачиваясь в кресле-качалке. Я подумал, что предстоит нелицеприятный разговор. И не ошибся.

   — Гладышев, ты серьёзным делом думаешь заниматься?

Я обиделся:

   — Какое из моих дел ты считаешь несерьёзным?

   — У тебя нет имени.

   — Я — Герой России и нобелевский лауреат.

   — У тебя нет чёткой жизненной позиции.

   — Я — самый богатый человек на Земле.

   — Ты — лентяй и сластолюбец.

   Говори, говори — знаю, к чему клонишь. Ждёшь: психану, хлопну дверью, а ты догонишь звонком и вернёшь — прости, милый, я тут наплела. А может, не вернёшь…. Не дождёшься. Я так давно не был с тобой в постели, моя прелесть — сейчас всё стерплю, а потом задам тебе перцу. Ну, иди же ко мне, иди скорее….

   — Молчишь? Неужто соглашаешься? Значит, повзрослел.

   Люба резко повернулась в качалке. Так резко, что из-за отворота белого атласного халата выпросталась обнажённая грудь и прицелилась в меня. О, господи!

   — Тебе не стоит рваться в лидеры, Гладышев: роль советника вполне подходит. При мне останешься? Работой загружать не буду, но поручу самое ответственное — качать зыбку с нашим малышом.

   — Люба! — я простёр к ней объятия. — Так значит, ты согласна?

   Моя жена выпрыгнула из кресла и халата, в чём мать родила, понеслась к ним навстречу. Мы сцепились, как два голодных зверя, жаля и терзая друг друга поцелуями. Сплелись в клубок и запутались в нём. Рычали от нетерпения и стонали от сладости обладания. Это была ночь, друзья! Нет, это было мгновение….

   Я сладко спал. Вдруг Любино бедро выскользнуло из-под моей головы….

   — Гладышев, я знаю, как вести избирательную компанию….

   И всё. Когда пришёл в себя, Любы в спальне не было. А когда покидал президент-отель, моя жена мчалась выше облаков навстречу восходящему солнцу.

   На второй день позвонила:

   — Лёш, внеси залог.

   — Всё-таки решила самовыдвиженцем?

   — Так лучше, поверь мне.

   — А если проиграешь?

   — Тебе вернут деньги.

   — Я не о них.

   — Мы выиграем, милый

   Я внёс залог, Любу зарегистрировали кандидатом в Президенты России.

   Когда был дан официальный старт предвыборной гонке, Люба позвонила опять:

   — Гладышев, мне надо выступить на телевидении. На самом главном. Устрой.

И всё. Устрой и всё. Вот такая у меня жена. Ни посоветоваться, ни…. Потом, есть же определённый порядок. Эфирное время распределяется между кандидатами, даже жребием разыгрывается — кто за кем, в какой очерёдности. А она — устрой и всё. Что глаголить-то собралась? Патрон в трансе от её выкрутасов, я — в неведении. Но разве откажешь….

   Купил ей эфирное время. Недельку рекламный ролик крутился — мол, с обращением к нации выступит один из кандидатов. Выступила…. Нет, это было чёрте что. Это был не прямой эфир. Обращение снято на камеру в её рабочем кабинете на плавающем острове. Но суть не в этом. Суть…. А была ли суть — выступить по такой скользкой теме и взять всю вину на себя. Ведь только-только забываться стало…. Мы надеялись, что не всплывёт, и очень боялись, если вдруг…. За Любу боялись. За её успех на выборах. А она сама взяла и бухнула…. На всю страну.

   Я сейчас поясню.

   Когда начались преобразования Курил и Камчатки, мы выселяли оттуда население незанятое в планируемом производстве. Нет, конечно, не солдатами сгоняли с насиженных мест, в теплушки и…. вперёд. Всё было лояльно. В Краснодарском крае и на Северном Кавказе — благодатные, в смысле климата, места — были построены современные города и благоустроенные посёлки. Туда мы и манили людей комфортабельными квартирами. Затратной была статья, но получилось. Люди переехали в новые квартиры в новых местах, обжились и начали скучать по прежним лачугам в родных диких краях. Назад, конечно, никто не собирался, но злословили ужасно. А когда в новостях дня замелькали новые Любины города с умными домами, переселенцы возопили — нас обманули.

   Мы боялись этой темы. А Люба в своём телеобращении её озвучила.

   — Лес рубят — щепки летит. И вы, дорогие мои сограждане, стали щепками Великих Преобразований. Простите, что не смогли найти другого решения и лишили вас малой родины. Волна перемен катится по России, но теперь никого не переселяют — всем находится работа в родных местах. Вы были первыми и потому….

   Люба просила прощение за все ошибки Новой Эпохи, взяв их вину на себя.

   В президенты кандидатом она выдвинулась лишь с той целью, чтобы получить сполна от народа, что заслужила — признание или презрение.

   — Вам решать!

Люба пропала с экрана. Чуть позже позвонил Патрон.

   — Ты видел? Ты слышал? Это чёрте что! Твоя красавица-жена в гроб меня загонит….

Любочка на экране действительно смотрелась эффектно — в белой водолазке, похожей на униформу сотрудника «АйСиАй», с безукоризненной укладкой роскошных волос, и никаких украшений. А лицо…. А голос…. Вот только слова. Не зря Патрон возмущается.

   Костыль прилетел со своего Сахалина.

   — Бросил все дела. Хочу помочь любимице. Где у вас штаб?

   Но никакого избирательского штаба у нас не было. Более того, как только поступили деньги избиркома, прозвучал приказ с Дальнего Востока — перечислить их на счёт детского дома в одном из подмосковных посёлков.

   — Никакой агитации не будет, — объявила моя жена.

   — Это антиагитация, — прокомментировал Патрон увиденное на экране.

   Журналист брал интервью в посёлке переселенцев. Косматая бабка грозила кулаком в объектив:

   — Геенна ей огненная, стерве Сталинской.

   Я позвонил Любе:

   — Видела? Как она тебя….

   — Что? Кто? Нет, я не смотрю телевизор.

   Я рассказал.

   — Ты этого хотела?

   — Всё идёт по плану. Кстати о геенне…. Лёш, ты сильно будешь жалеть о залоговой сумме? Нет? Тогда пообещай её церковникам после выборов — пусть прочтут молебен о покаянии моём.

   — Ты серьёзно?

   — Более чем.

   Я помчался к Патриарху.

   В один из божественных праздников в православных церквах России и зарубежья состоялся молебен. Святые отцы просили Господа о снисхождении к Любови Александровне Гладышевой за прежние её прегрешения.

   Я ничего не понимал в Любиной игре, но тупо следовал распоряжениям, так как не сомневался, что за всем этим стоит Билли, Виртуальный и Всемогущий.

   Не знал этого Патрон. И ему было тяжко. Партайгеноссе давно от него требовали определиться с преемником. Он тянул. Дотянул — правящая партия оказалась без своего кандидата на выборы. Теперь оставалось только примкнуть к одному из зарегистрированных. К кому? Выбор Патрона мне известен, но непонятные действия Любочки поставили его в тупик. И он тянул, тянул….

   Наконец назначен день съезда партии парламентского большинства. Уходящий президент был краток.

   — Единоверцы, призываю вас голосовать за Любовь Александровну Гладышеву.

   Оппонентов идеи через край.

   — Она ведь не член партии.

   — Даже не попыталась заручиться нашей поддержкой.

   — А как ведёт агитационную кампанию? Это бездарность. Это провал.

   День дебатировали. На второй Патрон вновь попросил слова. И бросил в зал.

   — А вам не кажется, что вы несколько зажирели, господа? С востока катит вал преобразований. Тамошние технократы нас, политиков, ни в грош не ставят. Вы готовы оказаться на свалке истории? А окажитесь….

   Зачастили к трибуне сторонники идеи Президента. Они говорили, ссылаясь на известные исторические примеры, что Золотой Век России приходится именно на годы правления женщин — Елизаветы, Екатерины…. Пётр заложил, а они попользовались. То был льстивый намёк. Но с него вдруг в зал проникло понимание выбора Президента. Замаячила преемственность власти. Однако нашёлся умник, заявивший, что своим покаянием Л. А. Гладышева обокрала уходящего Президента и их — партию власти. Очень даже смело присвоила себе не ею начатые преобразования…. Будто дров в огонь подбросил — вновь к трибуне очередь ораторов.

   — Хватит, — Патрон прервал дебаты. Шёл уже третий день съезда. Он поднялся на трибуну.

   — Скажите мне, единопартийцы, мы — великий народ?

   Зал сорвался с мест в общем порыве:

   — Да!

   — Мы великая нация?

   — Да!

   — Так будьте достойны своего народа!

   А в народе творились непонятки. Во всех СМИ, на съездах и собраниях, в толпах на площадях и в толкучках на перекрёстках решался единственный вопрос: кто она, Гладышева — истинная дочь своей страны или анафема? Чего ждать от её правления — расцвета и славы России или ужасных катаклизмов? На Западе её расхваливают — с чего бы это? Не иначе, зло для россиян через неё готовят. Внешностью ангел, а крута, говорят, бывает — упаси Бог. Как бы ни обмишурится. Избрать-то не сложно, да потом шесть долгих лет мучайся….

   Это в народе. Люди, искушённые в политике, рассуждали: кто за кем стоит, на кого опирается тот или иной кандидат, кого привлечёт в команду по управлению страной. Выходило, что вместе с Гладышевой в Кремль нагрянут менеджеры, которые разгонят министерства, упразднят ведомства, переведут социальные вопросы в плоскость производственных. Ох, и наломают же дров, по неопытности….

   Это был основной козырь наших политических противников. В теледебатах сражался с ними Эдуард Эдуардович Кастиль. На общественных началах, лишённый, из-за отсутствия средств, привычного набора агитационных материалов и команды пиарщиков. Это он окрестил Любу Сибирскою Девой. Из глубины, мол, сибирских руд явилось дивное творение…. И всё у неё получается, за что ни возьмётся.

   — Ей бы миром управлять, — пророчил Костыль. — Вот погодите, набьёт руку на российском престоле….

   — Что он городит, что городит…? — возмущался Патрон. — Он кандидата в президенты демократичной страны представляет или самодержца?

   Но, по-моему, это он зря. Слова Костыля падали в благодатную почву. «Набьёт руку» в широких массах понималось буквально. По стране пошли гулять анекдоты, как Гладышева сгоняет с насиженных мест нерадивых бюрократов. Будто заходят в кабинеты к чинушам дюжие молодцы, поднимают в креслах и выносят вон. Двери заколачивают и вешают табличку: «Администрация закрыта, все ушли к чёртовой матери». В восточных областях страны действительно не было местных органов самоуправления. Все, абсолютно все вопросы решались руководством компании. Технократами окрестил новую власть уходящий Президент и напророчил им будущее.

   А ведь действительно, кому нужна армия ничего не производящих чиновников? У людей есть всё — жильё, работа, достаток. У подрастающего поколения — ясли, садики, школы, ВУЗы. Что делить, чего распределять, из кого выколачивать до хрипоты в горле? Налоги компания платит, народ при делах. Преступности нет. Поступил на работу — тебе новую квартиру. Дети пристроены — никаких забот: работай, сколько здоровье позволяет, зарабатывай на красивую жизнь и безбедную старость.

   Каждый новый промышленный объект начинался со строительства соцкультбыта. Новостройки Дальнего Востока и Сибири поражали воображение темпами и масштабами. И неудивительно, ведь там все сплошь трудоголики. Оптимизаторы им строить и жить помогают….

   Но вернёмся к выборам. Самую большую, хотя и незаметную, работу проделал Билли. Он связался с каждым россиянином, имеющим мобилу или доступ в Интернет. Выяснил избирательные симпатии. Умно и тактично ободрил сторонников. Оголтелыми, истеричными нападками на Сибирскую Деву поколебал решимость её противников. Он хитро действовал, мой виртуальный друг. Но, видимо, не только он.

   Мама рассказала. Ей позвонили из Центра изучения общественного мнения. Мужской голос спросил вежливо: определилась ли она с выбором кандидата в Президенты России. Мама решила слукавить:

   — А вы что посоветуете?

   — Мы не занимаемся агитацией — мы публикуем результаты опроса.

   — И каковы на сегодняшний день результаты? Кто в лидерах?

   Услышав свою фамилию, мама заявила:

   — Тогда по закону трибун — болеем за слабейшего.

   — Если к судьбе страны относится как к футбольному матчу, куда же это мы прикатимся?

   — А ведь говорили, что не занимаетесь агитацией.

   — Это Центр не занимается, а я живой человек, хочу добра себе и счастья своим детям.

   — Ну что ж, — закончила мама диалог. — Спасибо за доброе слово о моей невестке.

   И покатилась по стране волна поддержки кандидата Л. А. Гладышевой. Возникла стихийно. Стартовала с тех мест, где прежде хула звучала. Переселенцы взяли в руки самодельные плакаты — «Даешь Гладышеву! Гладышева — это мы!» Её прекрасные черты на значках и майках, в окнах квартир и на лобовых стёклах авто.

   Съезд правящей партии транслировали по основным телеканалам. Народу понравился вопрос Президента о великой нации. «Мы великая нация. Мы великий народ» — звучало тут и там. Поп-дивы вопили с эстрады:

   — Россияне! Мы — великая нация?

Танцующий зал ревел:

   — Да!

   — Даёшь Гладышеву!

   — Да!

Уверяю Вас, это была не спланированная (читай — оплаченная) акция — то были воля и желание народа.

   На последних теледебатах Костыль где-то замешкался и вошёл в студию последним. Все уже сидели, вымученно улыбаясь объективам. Увидели президента аэрокосмической корпорации, встали и дружно зааплодировали. То было признание поражения. Эдуард Эдуардович принял это как должное и заявил стране:

   — Завтра день затишья, последний перед выборами. Но это не значит — надо сидеть без дела и раздумывать. Нет, чините гармошки, настраивайте гитары, вырезайте свирели, и с ними к урнам. Покажем всему миру, как мы умеем радоваться своим победам. Даёшь Гладышеву!

   Выборы. Это был поистине всенародный праздник единения нации. Люди отдавали голоса и ликовали. Не расходились по домам. Желание общаться было непреодолимым. Везде и всюду звучало: «Мы великий народ! Мы великая нация!» На площадях и скверах стихийно возникали танцплощадки. С наступлением сумерек — грандиозный фейерверк. И так в каждом городе, в каждом селе от Чукотки до Калининграда. Народ простил Гладышеву, народ любил нового Президента. Великому эксперименту, начатому на Востоке страны, дано было всенародное «добро».

   Западные СМИ, подводя итоги президентских выборов в России, в один голос заявили — варварскими плясками на площадях они де растоптали само понятие о демократии. И далее: Гладышева, безусловно, достойный кандидат, но разве единогласие возможно в цивильной стране? Где им нас понять. Мы — нервы всей Земли, наша участь чувствовать её боль и управлять ею. И мы будем ею управлять!

   С Патроном не виделись всю кампанию, изредка общаясь по мобильнику. После инаугурации он позвонил. Голос трудно узнать.

   — Ты со мной? Дальше пойдём? Ситуация изменилась. Думал, введу Любовь Александровну в Кремль — попрошу должность представителя в ООН. Она вошла сама. Роль робкого просителя не для меня. Помогай.

Звоню:

   — Люба, надо встретиться.

   — Приезжай.

Еду в Кремль. Объясняю.

   — Неймётся старику, — усмехнулась моя начальственная жена. — Успокой, скажи, что подпишу назначение.

   — Тут другое.

Уговорил её встретиться с Патроном в неформальной обстановке. Увидев на столике в беседке увитой плющом водку и балык, Люба удивилась:

   — Вот вы чем тут занимаетесь! Ай да мужики…!

Но выпила с нами без церемоний.

   — Вся — внимание.

Патрон кинул на меня взгляд — ничего не объяснил? Я покачал головой. И он принялся истолковывать свой план новому президенту России.

   — Идея замечательная, — задумчиво сказала моя жена. — Технология не продумана. Что значит четырнадцать месяцев ждать окончания срока действующего генсека и набирать популярность на трибуне ассамблей? Даже если я своим вето парализую деятельность Совета Безопасности, какова вероятность, что Организация изберет вас напрямую? Нет, действовать надо быстро и наверняка.

   — Как? — мы с Патроном в один голос.

   — Валить генсека немедленно, а постоянных членов Совета Безопасности брать за глотку.

Люба посвятила нас в детали своего молниеносного плана.

   — Это шантаж! — возмутился я.

   — Это политика, — отрезала Люба.

Патрон схватился за голову:

   — Вы, Гладышевы, раньше смерти меня в гроб загоните.

   — Хватит нам играть роль сдерживающей силы — пора брать бразды в руки и управлять миром по своему разумению. Дядюшка Сэм давно уже выработался: ест больше, чем производит. Нахлебником сидит на шее всего мира. Надо поставить его на соответствующее место.

   Это Люба сказала, а я смотрел на неё во все глаза, силясь понять — с Билли они снюхались, или такова её безграничная в себе уверенность?

   — Алексей соберёт необходимую информацию, а дальше дело техники, — она хлопнула меня по колену. — Дней пять на всё про всё, я думаю, тебе хватит….

   Не спалось. Я всматривался в прекрасные черты любимой женщины и силился понять: когда и как из простенькой девушки сибирского захолустья выросла умная, властная, с железной волей женщина? Лёшка Гладышев ей в подмётки не годится, а спит с ней и требует от неё ребёночка. Где-то проморгал. А всё оттого, что бывали вместе редко, от случая к случаю, наездами. Может, живи рядом, и я б дотянулся до её высот. Или она стала помягче. Родила малыша…. А сейчас робость душит все чувства. Даже любовь….

Люба приоткрыла один глаз:

   — Терзаешься? Успокойся, милый, все грехи возьму на себя. А потом…. Не плоди компроматов: не воруй, не прелюбодействуй — чти законы Божьи и государства. Так? Так. Шантаж политика — это скальпель хирурга. И всё, что делается на благо человечества, оправдано. Ибо сказано: цель оправдывает средства….

   — По-моему, сказано было в другой обстановке, и слова эти принадлежат тирану.

   — Тирания, демократия…. — пустословие всё это, Гладышев. Историю делает народ, а лидер — выразитель его воли, и не важно, какой властью он наделён. Пойми, муженёк, у России накоплен достаточный потенциал, чтобы попросить дядюшку Сэма выйти вон с пьедестала мировой арены.

   О том же и Патрон говорил. И я подумал, как бы не поссорились два президента — России и всей Земли, выталкивая мирового лидера с его постамента….

   Через пять дней в СМИ просочилась информация о тёмных делишках нынешнего генсека ООН. Благоразумный азиат подал в отставку.

   Через две недели Люба вылетела в Нью-Йорк на экстренное заседание руководителей стран постоянных участников Совета Безопасности.

   Совещание проходило при закрытых дверях. Президент США на правах хозяина открыл его.

   — Какие будут предложения по кандидатуре, господа…?

Запнулся, чуть склонил голову в сторону президента России.

   — Простите….

   — Всё нормально, — Люба встала со своего места, будто получила разрешение говорить. — У меня действительно есть предложение по новой кандидатуре Генерального секретаря Организации Объединённых наций. Как только присутствующие господа прочтут подготовленные нами документы, они убедятся, что лучшей кандидатуры, чем экс-президент России не существует.

   — Но позвольте, — лидер Франции. — По сложившейся традиции у нас не было генсека из страны постоянной участницы Совета Безопасности.

   — Устав не запрещает, а традиции…. Вы прочтите, господин президент.… Ну, а потом поговорим о традициях.

   Материалы, собранные Билли в короткий срок были убийственны. Сидевшие за круглым столом мужчины по мере чтения бледнели лицами, ёрзали седалищами по мягким стульям, недоверчиво косились друг на друга. Один китайский председатель остался невозмутим, он и высказался первым:

   — Я думаю, предложение дельное, стоит обсудить….

   И посыпались комплименты моему Патрону. Оказывается, он давно является кумиром Франции, и они там подумывают, не вручить ли орден Почётного Легиона Великому Русскому Реформатору. Английский премьер высказал надежду, что новый генсек ООН не утратил пыла новаторства, выработавшись в России. Он от всей души готов помогать ему во всех начинаниях. Президент США был откровеннее других. Он буркнул, поиграв желваками:

— Ловко. Кандидатура меня не устраивает, но возражать не намерен.

   Любин расчёт был верен, а исполнение задуманного безупречно. Лидеры четырёх ядерных держав мигом оказались ручными.

   Средства массовой информации так прокомментировали решение Совета Безопасности.

   — Красота правит миром. Госпожа Гладышева своей очаровательной улыбкой взяла в плен четырёх самых влиятельных политиков мира. Надолго ли?

   Я знал ответ на этот вопрос. Ровно настолько, сколько эти политики, трясясь от страха разоблачения, тем не менее, будут цепляться за власть, понимая её не как ответственность перед своим народом, а как средство удовлетворения личных амбиций. Они стали жертвами собственных махинаций.

   Известно: у каждого человека найдётся немало чёрных пятен в биографии, огласка которых не желательна. Да взять, к примеру, Вашего покорного слугу. Мне бы очень не хотелось, чтобы мама узнала о моей связи с Мирабель. Или какую роль сыграл её отец в смерти бывшего мужа. Так что….

   Так что мой Патрон добился, чего хотел — стал генсеком ООН. Вернее, добилась Люба, а он стал. Засобирался в Нью-Йорк:

   — Гладышев, ты со мной?

   Узнав о моём решении, Люба вызвала в Кремль.

   — Вот ты какой! Уговариваешь женщину стать матерью и бросаешь её. Врун несчастный.

   — Это ещё вопрос, кто из нас врун.

   Я шагнул к своей законной, положил ладонь на её живот:

   — Где обещанный ребёнок? Сколько месяцев прошло?

   — Я знала, с кем имею дело. Уезжай, Гладышев, но помни: сейчас уйдёшь — это навсегда.

   Сколько уж было этих «навсегда»….

   Тут другая напасть. Генерал застрелился. В бумагах нашли предсмертную записку, в которой он просил прощение у жены и дочери. «Приходит время, когда с болью в сердце, — писал мой дед, — начинаешь осознавать себя тяжкой обузой близким. Поскольку жизнь конечна, то лучше свести с ней расчёты, находясь в здравом уме и полной памяти». Именно память считала мама главной причиной трагедии. Генерал взялся за мемуары, разбередил душу, ну и….

   Похоронили деда с воинскими почестями. Перед новым Верховным Главнокомандующим, должно быть, выслуживалось министерство обороны.

   Другую версию гибели моего деда поведали Никушки с рассказа их матери. Генерал действительно взялся за мемуары, а чтобы заарканить Пегаса (читай — поймать вдохновение) стал прикладываться к рюмке с коньяком. Дальше — больше. В смысле, больше пилось, чем писалось. Подогретая память услужливо вытаскивала из закромов пережитого мгновения величия и побед. И дед был счастлив. А потом скрипел зубами на виновника своего забвения — то бишь, меня.

   Предсмертное послание жене и дочери — единственное законченное произведение старого разведчика. Он его много раз перечитывал, исправлял, наконец, распечатал и положил в ящик стола до нужного момента.

   Мысль о самоубийстве не раз приходила ему в голову, иногда даже облачалась в слова, но никогда не терзала душу и не доминировала над психикой. Это была мечта о красивом уходе, не более того.

   В тот дождливый день дед, сидя в каталке за рабочим столом, затуманенным коньяком сознанием пытался отыскать причину того, почему ушёл в отставку генерал-майором, а не на одну звезду повыше. Кто виноват?

   Некстати заглянула в комнату Машенька:

   — Алексей Георгиевич, ты бы не пил так много — у тебя давление.

   — А? Что? — парализованный генерал вдруг поднялся из каталки.

   — Ой, да ты ходишь! — всплеснула руками молодая жена.

   Пожилой супруг не разделил её радости.

   — Ещё и стреляю, — выхватил из ящика стола пистолет и бахнул над ухом перепуганной женщины.

   Машенька бегом из комнаты. В спину гремел генерал:

   — Все мои хвори не от нервов, а от твоих вертихвосток и хахаля их, внучка моего — будь они трижды прокляты.

   Машенька спряталась. Дед ещё пару раз выстрелил в доме — продырявил портреты двойняшек. Потом в саду — неизвестно в кого или во что. И застрелился в беседке. Той самой, где я подсматривал за Никушками.

Рассказ матери перепугал дочек.

   — Ведь он нас проклял, Алекс. Что-то должно случиться. Не смейся — и с тобой тоже.

Что с нами могло случиться?

   Сестрицы окончили Литературный институт. Копаясь в архивах в поисках материалов для своих будущих поэтично-прозаичных творений, натолкнулись на мысль, что возможно в их жилах течёт голубая дворянская кровь. Стали изучать родословную предков и моих тоже. Где-то кто-то когда-то пересекался с известными Шереметевыми, Воронцовыми, Орловыми. Но ближе всех оказались Нарышкины. На этой фамилии сёстры и остановили свой выбор. Ещё бы — ближайшие родственники царского дома Романовых. Брачный контракт не обязывал их писаться Гладышевыми. Мама Маша вышла замуж и взяла фамилию мужа генерала. Так что Никушки с лёгким сердцем выправили себе паспорта на Доминику и Веронику Нарышкиных, а с небольшой приплатой стали именоваться графинями. На эту небольшую приплату в Москве было построено новое здание Дворянского Собрания. Свежеиспеченные маркизочки разыскали в Подмосковье следы родового поместья Нарышкиных, восстановили его в прежнем стиле и убранстве, переехали туда.

   Мне нравилось бывать у них. Кружиться на дворянских балах, в джинсах среди сверкающих гусар и обладателей дымчатых фраков. Смотреть постановки «крепостного» театра, пьесы для которого писали сами графини. Ездить верхами на травлю волков. Ходить с ружьём на боровую дичь и жарить её на костре. А больше всего — бывать с Никушками в бане, выскакивать распаренными и мчаться нагишом к пруду. Их гарцующие попки будили во мне такой азарт, что я гонялся за ними по всей усадьбе, из которой в дни моих визитов благоразумно удалялась прислуга, и, поймав, не давал пощады….

   Их кумиром был Потёмкин. Они звали меня пресветлым князем и сожалели, что на моём лице присутствуют оба глаза. Я в том резона не находил.

   Когда вслед за Патроном перебрался в Нью-Йорк, Никушки загрустили. Визиты мои стали нечасты и непродолжительны. Раз в месяц, а то и в два на денёк-другой — разве это жизнь? Надоели им и тупые рожи выродившихся потомков знатных фамилий. Всё надоело.

   Спасло от полной меланхолии новое увлечение — страсть к путешествиям.

   Звонок. Никушки.

   — Алекс, приезжай немедленно — ты должен это видеть. Приезжай, иначе брачный контракт в печку.

   Рисковать огромным, непомерными трудами нажитым капиталом я не мог — садился в самолёт и летел в Египет, чтобы заняться любовью с близняшками у подножия пирамиды Хеопса. Другой раз мы миловались меж колонн Парфенона. Колизей вспомнил римских развратниц.

   Я пытался разгадать географию их маршрутов. Казалось, они изучают историю цивилизации. Но какой чёрт их после Венеции занёс в Колумбию — уму непостижимо. Они переночевали в столичном отеле, а утром с метисом-водителем уехали на джипе в неизвестном направлении. И пропали….

   Забеспокоилась администрация отеля. Позвонили в российское консульство. Те подняли полицию. Сообщили мне. Я прилетел вместе с сотрудниками Интерпола. Мастера сыска занялись опросом персонала гостиницы, из которой пропали Никушки, и ближайших заведений — кто что видел? А я связался с Билли….

   — Проблема, Создатель. Проблема в том, что не могу прощупать здешние веси и города из космоса, оттого что нет ни одного спутника в этом регионе. Белое пятно на карте Западного полушария. Не догадываешься почему? Слышал что-нибудь о наркобаронах, кокаине, плантациях коки? Здесь их рай на матушке Земле. И кому-то очень выгодно, чтобы преступный бизнес процветал, приносил доход. Этот кто-то управляет космическими аппаратами.

   — Штаты? Пентагон? ЦРУ?

   — Три версии и все верные. Поздравляю, Создатель.

   — Слушай, мы этим займёмся, обязательно займёмся, а сейчас надо искать Никушек. Что посоветуешь?

   — Я подкорректирую орбиту ближайшего спутника и отсканирую сельву. Боюсь, что подпишу летательному аппарату смертный приговор — пусть тогда он будет американским….

   С прилетевшим со мной комиссаром Интерпола расположились в том самом двухместном номере того самого отеля, из которых пропали двойняшки. Весь день он принимал информацию от полицейских, а вечером доложил итоги мне. Мы пили кофе у телевизора, в новостях передали — спутник радиосвязи перестал отвечать на сигналы, перешёл на опасную траекторию полёта и был уничтожен ракетой, пущенной с борта крейсера ВМС США. Обломки частью сгорели в атмосфере, частью упали в Тихий океан на безопасном от побережья расстоянии. Ловко! У меня зуделись уши поскорее связаться с Билли, но и рассказ комиссара был интересен. Один колумбийский наркобарон по прозвищу Додди слыл большим охотником до прекрасного пола. Его люди рыскали по всей стране и за пределами в поисках наложниц, которые бесследно исчезали на фазендах в сельве. Фотографии всех хорошеньких женщин, остановившихся в отелях столицы и других крупных городов, немедленно оказывались на столе барона от наркотиков. Порой Додди сам выезжал на «охоту». Его чёрный бронированный «Мерседес» медленно двигался проезжей частью, а толстобрюхий мафиози из-за тонированных стёкол рассматривал проходящих тротуаром представительниц прекрасной половины человечества. Последний раз Додди видели в столице за день до исчезновения Никушек. Машину даже останавливали. Сделав внушение водителю, полицейские отпустили её. А ведь Додди находится в международном розыске в связи со своей преступной деятельностью, и не знать об этом стражи порядка не могли. Возможно, внушение было оплачено. А может, блюстители закона пасовали, узнав владельца чёрного «Мерседеса». Всё может быть….

   Комиссар находил между визитом наркобарона-бабника в город и пропажей Никушек причинно-следственную связь. Итак, Додди! Возьмём за версию….

   Оставив соседа по номеру у телевизора досматривать подробности, как американская ракета метко сбила американский спутник, вышел на террасу и связался с Билли.

    Мой виртуальный приятель был настроен оптимистично.

   — О, Додди! Я многое мог бы рассказать об этом субъекте. У него португальские корни и весь набор венерических болезней. Он владеет несколькими плантациями коки в сельве, ближайшая в двухстах пятидесяти километрах от столицы.

   — Будем брать?

   — Будем, но не так, как ты сейчас об этом подумал. Ни местной полиции, ни даже Интерполу в нашем положении довериться нельзя. Каждый шаг твой будет отслежен, и в щекотливой ситуации Додди просто уничтожит пленниц — следов не найдёшь.

   — Может, русский спецназ?

   — Нет, лучше ядерная бомбардировка и полномасштабная война! Весь спецназ — это ты. Бери джип, снаряжение для похода и вперёд в сельву, отрубая концы.

   — Не заблужусь?

   — Я отсканировал со спутника — океан ему пухом! — все тропинки и ручейки Колумбии, доведу как Сусанин поляков, не беспокойся.

   — Комиссар мне кажется порядочным человеком….

   — Этот «порядочный человек» в какой-то момент приставит к твоему лбу ствол и нажмёт курок со словами: «Ничего личного — только бизнес». Пойми, Создатель, так устроен западный мир. Всё дело в цене. Лучшим другом в дороге тебе будет оптимизатор. И не криви губы: без него ты, московская неженка, и шагу не ступишь по сельве — ядовитые насекомые, змеи, тропические дожди, вызывающие лихорадку, солнечные удары и ожоги от палящего светила — всё превозмочь под силу только ему.

   — От духоты я бы и сейчас не против….

   Вернулся в номер, поковырялся в личных вещах, извлёк на Божий свет пару серебряных браслетов. Один великодушно уступил комиссару.

   — Великое русское изобретение. Наденьте, помогает сохранять жизненный тонус.

Сам надел.

   Комиссар назавтра собирался посетить столичную и окрестные тюрьмы, где отбывали сроки уже отловленные сподвижники Додди. Он и списками запасся. Звал меня с собой. Но я отказался — направляюсь, мол, в банк, так как операция предстоит затратная.

   — А вы не скупитесь в посулах: за хорошую информацию расплачусь щедро.

   …. Приснилась война. Которая была задолго до моего рождения. Танк, управляемый неведомой силой, мчался вперёд. Под гусеницами рвались, не причиняя вреда, мины. Со сторожевой вышки засверкал белыми огоньками пулемёт. Броня застонала от боли под свинцовой плёткой, но выстояла. Ах, туды вашу мать! Развернул башню и жахнул по гитлеровцам на вышке. Полетели клочки по закоулочкам! Танк прорвал ограждение из колючей проволоки, замер на месте. Я высунулся из люка. Толпа женщин в полосатых пижамах кинулась ко мне: «Родненький!». Измождённые лица, затравленные глаза. Концлагерь! Господи, до чего людей довели. Никушки! Эти как здесь? Тоже в полосатых двойках, но бодренькие, упитанные. Вскарабкались на броню, скинули на землю лагерное шмотье и прыг-шмыг голенькие в люк. Ох, и миловались же мы на радостях….

   — Отличная штука, — расхвалил комиссар оптимизатор. — Даже не заметил, что легли спать с отключенным кондиционером. Отличная штука!

   Позавтракали вместе, а потом разъехались.

   В банке с кредитной карточки обналичил нужную сумму. По совету Билли в специализированном магазине приобрёл всё необходимоё для похода в сельву — одежду, мачете, а ещё рюкзак, который набил концентратами. Вот продукты Билли брать не советовал. Но что он, виртуальный гений, понимает в человеческих потребностях?

   Помешкался у витрины стрелкового оружия. Вспомнил слова покойного деда: мои люди сами как оружие, и пошёл дальше. Меня готовили эти люди, стало быть, и я такой. Взял джип на прокат….

   Решив, что к бою и походу уже готов, связался с Билли:

   — Ну что, с Богом?

   — За тобой по магазинам пяток типов шатались. Надо рубить этот хвост. Покажи себя шумахером, Создатель.

   — Думаешь, это люди Додди?

   — Думаю, не только. Всем интересно: куда ты собираешься….

   — А может, здесь их, того этого — в тёмном уголке прижать, да поспрашивать: чьи вы, хлопцы, будете?

   — Не глупи, Создатель: не стоит загонять крысу в угол, тогда она становится опаснее льва. Пусть побегают за тобой, а мы посмотрим: кто их в бой ведёт.

   Побегают — легко сказать: я может, второй раз в жизни за руль сажусь. Такого джипа точно никогда не видел. Где тут чего включать, куда нажимать?

    Городскими улицами вёл машину осторожно: молил Бога не во что не вляпаться и силился вспомнить, на что намекают дорожные знаки — ведь учил когда-то. Права есть, а вот навыков с гулькин нос. Меня обгоняли другие участники дорожного движения, сигналили, жестикулировали из своих авто. Ох, и горячий же вы народ, колумбийцы. А спешка, как известно, нужна…. Ну, только при ловле наркобаронов.

   Выбрался за город. Фу-у.… На просторе прибавил скорости. Связался с Билли.

   — Что нового?

   — На хвосте две машины и вертолёт у черты горизонта — приличный эскорт.

   — От вертолёта не уйти.

   — На дороге нет, в сельве — легко. Карта у тебя на коленях — вперёд, Создатель, к опушке вечнозелёного леса.

   Освоившись с управлением, придавил ещё. Асфальт на дороге закончился, просёлок встретил выбоинами и лужами вчерашнего ливня. Летели брызги, клубилась пыль. Солнце палило, но чудо-оптимизатор берёг тело от перегрева — я даже не вспотел.

   Вели меня профессионально: преследователей не видел, но обозначились за спиной два пылевых облака на подсыхающей дороге. Где-то ещё вертолёт болтается. Сколько любопытных! Если это люди разных команд то, как они меж собой ладят? Мобильник к уху:

   — Билли, не отстают и, наверное, вооружены?

   — Не беспокойся, Создатель, всё под контролем.

   — Ты их видишь?

   — Я их слышу. Они хотят понять твои планы. Впрочем, первая машина — это столичные бандиты, на хвосте от банка. Пытаются догнать, но дорога трудна для неприспособленной машины. Их интересуют только деньги, и пока они опаснее других. Следом джип полицейского управления. Эти парни едут задержать и препроводить тебя обратно в столицу. В вертолёте люди Додди. Они уже знают, кто ты и зачем прибыл в Боготу. Их смущают преследующие тебя машины, и пока они только наблюдают. Но будь уверен: в сельву они тебя не пустят — атакуют где-нибудь на опушке или чуть раньше.

   — Успокоил.

   Заболтался — одна руку на руле, другая с трубкой возле уха — на крутом повороте джип занесло, и я не справился с управлением. Кувыркнулся вместе с перевернувшейся машиной. Чудом каким-то из-под неё ускользнул. Впрочем, чуда не было: не подвела реакция, и тренированное тело, слава Богу, послушно.

   Буркнул в трубку:

   — Билли, у меня авария.

   И принялся собирать рассыпавшиеся на дороге вещи.

   Тут как тут столичные бандиты на заляпанном грязью «Форде». С ходу принялись палить. Засвистели, защёлкали вокруг меня пули. Я юркнул за перевёрнутый джип с мольбой: только бы в бак не попали. Но взорвался не я, а мои преследователи. Гром возник небесный, перекрыв автоматно-пистолетную трескотню, и на тормознувшую машину рухнул сверху вертолёт, ломая винты, круша корпус «Форда». Визг и скрежет раздираемого металла, удар падения, взрыв, ещё один….

   Подхватив рюкзак, бросился прочь от джипа, засыпанного горящими обломками. За спиной прогремел ещё один взрыв. С преследователями было покончено….

   К концу дня достиг сельвы. Тропический лес поглотил меня, как…. Нет сравнения. Впрочем, ему не до меня — весь пищал, верещал, ухал, ахал, заливался на голоса. После стремительного наступления темноты, хор пернатых поредел, набрали силу рыки охотящихся хищников и вопли их жертв….

   Расположился на ночлег. Развёл костёр, вскрыл, разогрел банку концентратов — есть не хотелось. Пить тоже, хотя дневная духота с неохотой покидала сельву. К довершению дискомфорта — не спалось. Какой там сон! Казалось, из-за каждого дерева, из-под каждого куста наблюдает тропическое чудище, жаждущее, если не плоти моей, так крови….

   Подбросил в костёр сучьев, прилёг, сунув под голову рюкзак, обратился к Билли:

   — Расскажи сказочку.

   Погубитель спутников и вертолётов моего настроения не разделил:

   — Не лучше о деле?

   — Валяй.

   — Проведу тебя сельвой в самое логово Додди. Тебе придётся одолеть всех его людей, причём без шума и пыли. Твоё оружие — осторожность, внезапность, решительность. Ошибаться нельзя: погибнешь сам, не спасёшь женщин.

   — Ты видел фазенду сверху? Никуши там…?

   — Я слышу переговоры охранников — женщины там….

    …. Ночной притон Тортуги. В чадном дыму, спиртовом угаре веселятся моряки, грузчики порта, всякая прочая шушера — ловцы жемчуга, рыбаки, буканьеры. Вдруг Никушки — в белых до пят платьях, плечи голые, ладони молитвенно у груди. Что-то поют на сцене, но песни здесь никому не нужны. Присутствующие пожирают их глазами, кидают на сцену монеты, требуют:

   — Разденьтесь! Разденьтесь! Долой одежду!

   Быть потехе! Окинул взором зал — где ж мои флибустьеры? Тяжковато будет одному с такою публикой.

   Кто-то самый прыткий или пьяный, с брюхом, будто бочка из-под пива, ринулся на сцену, срывая с себя заношенную рубашку:

   — Долой шмотьё!

   Никуши в визг, бежать — он их за руки хватать. Началась потеха! Я прыгнул на сцену, схватил брюхана за штаны и шиворот, пустил с разбега в зал — получай, народ, гостинец! Пару столов опрокинулись, подмяв застольников. Завертелась кутерьма — азартом сносит голову. Что может быть сладостнее сердцу русскому разудалой кабацкой драки? К тому же по такой причине. Ну и, отвёл душу….

   Проснулся звонким ярким утром. Впрочем, оно было где-то там, в кронах пальм. Под сенью хранился полумрак….

   На руке моей примостилась маленькая юркая зелёная змейка — на вид безобидная. Но и без подсказки сообразил, что это банановая змея, весьма ядовитая красавица. Она горбила тельце толщиной в палец и грозила длинным язычком серебряному браслету на запястье. Мне хватило мужества и выдержки не дёрнуться, не сорваться с места с криками: «Змея! Змея! Змея!». Наблюдал за нею, не меняя позы. Наконец, отчаявшись запугать оптимизатор, изумрудная гостья юркнула с моей руки на ветку куста.

   Билли вышел на связь:

   — Доставай компас, Создатель, курс — юго-юго-запад.

   Ох, и поработал же я мачете — забыл, что не завтракал. Бился без устали, прорубая проход в сплошной стене зарослей. Полдень. Солнце в зените. Я выбрался на поляну у берега реки. Ну, не поляна, скорее проплешина в лесном массиве, обрамленная вырванными с корнями деревьями. Должно быть, в сезон дождей бушует здесь река и безобразничает.

   Вода манит, сверкая бликами. Берега в зелёной ряске — или что здесь, в тропиках, растёт? — но стремнина чиста.

   Скинул верхнюю одежду. Подумал, стянул и плавки — кого стеснятся? У самой воды сердце схватила необъяснимая тревога. Присел на корточки, вглядываясь в чернильную толщу воды. Что там стережет меня — питон, кайман, пираньи?

   Поднял к уху мобильник.

   — Билли, искупаться хочу.

   — Брось, Создатель, козлёночком станешь.

   — Чушь. Хочу купаться.

   — Ты устал, перегрелся, проголодался?

Каприз оседлал меня:

   — Хочу купаться!

   — Купайся — разрешил Билли менторским тоном.

И я выкупался. Река была неглубокой, вода не освежала — пустая трата времени.

   До сумерек, пробивая себе путь, сражался с лианами, тростником, кустами, ветвями…. Их полчища, а я с мачете. Вжик-вжик, хрясь-хрясь, дзинь-дзинь….

   …. Вы знаете, откуда пошло выражение «сахарные уста»? От поцелуя на морозе. Зима в Подмосковье. Тройка белых рысаков несёт нас заснеженным полем, просекой в бору и снова на простор. Вожжи в моей руке, за спиной звонкий смех подгулявших графиночек. Бисером расшитые дублёнки, иней оторочил шали, брови и ресницы, румянцем полыхают щёки. Подхватив узкую талию, целую сахарные уста Вероники. А может Доминики? Как их различить? Взрыхленный копытами коней, полозьями саней вьюжит снег. Мелькают ели в январском убранстве. Мороз бодрит душу. Эге-гей, веселись, Россия — я люблю тебя…!

   — Как ты красиво думаешь, пришелец.

   Откуда это? Нет саней, нет Никушек, нет снега и мороза. В сельве утро. Впрочем, здесь, у подножья тропических великанов полумрак таится и в полдень. Мне приснился красивый сон. Каждую ночь снятся Никуши — душа томится.

   — Билли, душа моя томится или это всё твой чудо-оптимизатор? Не ем, не пью уже которые сутки — и что удивительно — совсем не чувствую усталости. А в сон проваливаюсь — будто в сказку. Билли?

   — Кто-то проник в твой мозг, Создатель

   — Не понял. Червяк, насекомое? В ухо заползло?

   — Я чувствую присутствие постороннего интеллекта. Сейчас, сейчас….

   — Через трубку?

   — Через оптимизатор.

   — Объясни.

   — Я объясню.

   Опять этот голос. Не из трубки — тогда откуда? Не через ушные мембраны в меня проходит, сознания достигает. Будто рождается сам собой и звучит в голове. А мне показалось — приснился….

   — Ну, объясняй, — я и губами не пошевелил, только подумал.

   И был понят. Но…. Вмешался третий голос. Или это нельзя назвать голосом — то, что рождалось в голове без колебаний воздуха. Но какого чёрта! Это моя черепная коробка, и я не позволю….

   — Не кипятись, Создатель.

   — Ты здесь почему? И как проник? Конечно, через свой чёртов оптимизатор! Так я теперь зомби? Марионетка в твоих виртуальных лапах? Как же я не хотел надевать этот наручник….

    — Успокойся, а? Позволите, я объясню этому недотёпе: кто вы и почему подсматриваете его сны?

   — С кем это ты?

   Но Билли оставил без ответа мой вопрос.

— Видишь ли, Создатель, в эволюции человечества были два пути: совершенствовать природу под себя и совершенствовать себя под природу. Вот ты, к примеру, продукт цивилизации — вне кровати и заснуть не можешь. Если б не оптимизатор, страдал сейчас от духоты, жажды, голода и гнуса. А человек напротив, всех этих бед не знает по другой причине — его организм в борьбе за выживание эволюционизировался и продолжает совершенствоваться. Не крути головой, ты не увидишь его прозрачного тела. А ещё, в отличие от тебя, он может питаться любым органическим продуктом природы и не питаться вообще — поглощая из среды все необходимое для жизнедеятельности через кожу. Эти люди не имеют запаха, не излучают тепла. Общаются телепатически, не напрягая голосовых связок. Мой оптимизатор жалок перед ними — по крайней мере, сделать тебя невидимым точно не может.

   — Ну, а тебя зависть раздирает?

   — Нет, чисто научный интерес. Знаешь, сколько они живут? Тебе и не снилось…. До бессмертных богов Олимпа им остался один шаг….

   Ещё чей-то голос. Да нет, это, наверное, всё тот же тип — прозрачный….

   — Всё верно вы рассказали, кроме бессмертия. Погнавшись за долгожительством, мы подписали себе приговор. Вот вы строите города и машины, считаете себя интеллектуальными людьми, но правит вами животный инстинкт размножения. И это даёт вам перспективу. Мы вытравили из себя животное начало и остались кучкой организмов без будущего. Наши клетки не стареют, наши нервы не изнашиваются — теоретически мы бессмертны. Нам не грозит естественная смерть, только насильственная. Но когда-нибудь наш род иссякнет. Наши мужчины утратили свои мужские качества. Мы не можем оплодотворить наших женщин….

Я совсем растерялся:

   — Билли?

   — Внимай, Создатель….

Прозрачный продолжал:

   — Мне понравились твои мысли о женщинах: ты красиво умеешь думать и хорошо….

   — Это был сон.

   — Твой организм примитивно сложен, но здоров — в твоём теле нет патологий. Если бы ты попробовал зачать жизнь в наших женщинах — хотя бы одной — у нас мог появиться шанс.

   — Соглашайся, Создатель.

   — Иди ты…! Послушайте, уважаемый, вот вы говорите о примитивной организации моего тела, но как быть с душой? Я — не бык-осеменитель, у меня есть любимые женщины, обязательства перед ними…. И потом, я не могу вот так, запросто. У меня просто не возникнет желания.

   — Ты ломака и кривляка. Тебя просят о помощи, а ты….

   — Самому слабо?

   — Создатель, перед тобой представитель уникальнейшего народа Земли. Может быть, ты единственный из смертных, с кем они вступили в контакт…. Гордись и помоги.

   — Слушай, кажется, мы здесь с другой целью. Никуши в плену, каждую минуту им угрожает смертельная опасность…. А ты мне что предлагаешь? Не хочу и не буду.

   Негодование захлестнуло сознание, да так стремительно, что виртуальный гений не успел среагировать на мой жест отчаяния. Я расстегнул и сбросил с руки оптимизатор….

   — Будешь ты в мою душу лезть, как же….

   Будто земля содрогнулась, небосвод упал и вогнал меня в почву до колен. Разом навалилась духота. Брюки, майка — да и куртке досталось — мигом стали мокрыми от пота. Всевозможный гнус, прежде только писком подававший признаки жизни, вдруг ринулся со всех сторон и впился в кожу. Тут же: нестерпимый зуд, чих и кашель — они ведь и в нос лезли, сволочи, и в рот норовили.

   — Ты погибнешь.

   Кто это? А-а, прозрачный. Билли не мог. Билли вон валяется в листве серебряным наручником. Отстал, паразит!

   — Погибнешь сам, не спасёшь своих женщин.

   Чёрт, он прав.

   — Вы мне поможете освободить их, если я исполню вашу просьбу?

   — Мы не вмешиваемся в разборки людей вашей цивилизации. Нам не приемлемо насилие, и потому мы не сможем помочь вам в ваших поисках.

   — Ну, вот и договорились. Интересный вы народ, пацифисты — живёте только для себя, а жизнь это искусство компромиссов.

   Терпеть более гнуса и духоту не было сил — я надел оптимизатор. Все напасти разом отступили.

   — Да ты псих, — Билли влез в сознание.

   Ворчи, ворчи — тут помудрей тебя нашлись. Что посоветуешь?

   — А что советовать, Создатель? Твой долг — спасти засыхающую ветвь человечества. И ещё не факт, что тебе это удастся….

   Я не долго ломался. Легенда гласит: грек Геракл разом оплодотворил сорок девственниц. А чем хуже русский Лёха? Ну-ка, где тут ваше бабьё?

   — Протяни руку, — прозрачный в моём мозгу.

   Протянул. Пальцы коснулись обнажённого плеча. Прохладного. Нет, не лягушачьи холодного, а будто девушка только из родниковой воды. То, что передо мною представительница прекрасного пола…. Нет, ни сразу — по мере исследований. Пальцы обнаружили изящную, гибкую шею. Тонкая жилка пульсировала под кожей. Это хорошо, значит, мы с ней одной крови — эксперимент имеет право на надежду. Волосы чудесные — мягкие, вьющиеся, роскошные. Профиль лица…. Индейцы — это ведь монголоидная раса, верно? Вот, наверное, оттуда приплюснутый носик, пухленькие щёчки, скулы…. Груди некрупные, но упругие. Живот безупречный. Талия что надо. Ягодицы, бёдра…. Я нашёл, всё что искал. Всё было на своём месте, всё, чем оделила Природа женщину. Притиснув к себе невидимую девушку, поцеловал в губы. Она не ответила. Да и где ей знать искусство любви — кто бы научил….

   — Билли, их много тут?

   — Все, в полном сборе.

   — И перед этой публикой я должен сверкать голыми ягодицами? Красная площадь! Нельзя ли удалить зрителей куда-нибудь подальше?

   — Тебе-то что — ты их не видишь, да и не услышишь: тактичный народ. Для тебя секс, для них научный эксперимент, на положительный результат которого шибко надеются….

   Что рассказывать! Переплюнул я хвалёного Геракла. Впрочем, это всё благодаря оптимизатору. Недаром Люба снимает его, ложась со мной в постель. Дамы были безупречны, изо всех сил старались помочь моим усилиям, но лишь в нескольких случаях почувствовал истинный азарт партнёрши и желание продолжать. У этих не всё ещё потеряно — хорошего бы мужика….

   Вызволим Никушек, и через год вернусь в эти края потомство навестить. Если получится…. А пока….

   Я трудился на совесть. Оргазм следовал за оргазмом. Ни одному смертному, ну разве что упомянутому греку, не довелось испытывать ничего подобного. Казалось, нет конца моему гарему, но организм, подпитываемый энергией оптимизатора, не знал истощения. Потерял счёт времени. Менялись партнёрши, менялись позы совокуплений, и мне не приедалась эта бесконечная игра. Казалось, попал в рай — а почему бы и нет? — и вечно буду наслаждаться….

   День растворился в вышине, набухла ночь. Моя миссия исполнена — всем прозрачным женщинам был дан шанс на зачатие. Наверное, они удалились. Но старейшина (вожак? лидер? президент?) оставался со мной. Я развёл костёр — с ним уютнее — и попросил:

   — Расскажи о своём народе.

Представитель стаи суперменов (и менш), нагишом кочующих по сельве, сказал:

   — Человек есть суть творение Божье, только вы строите храмы для служения Ему, а мы живём с Творцом в сердцах. С Его помощью и создали наш мир.

   — Свежо предание, хотя мне, как атеисту, более по душе теория эволюционного развития жизни на Земле.

   — Одно другому не помеха. С верой в Бога мы взялись за самосовершенствование….

   — Любопытствую: как стать прозрачным?

   — Волей Божьей и силою внушения. Ваши далёкие предки придумали каменный топор, чтобы защитить себя от хищников, а мои — более миролюбивые — прятались от опасности, сливаясь цветом кожи с окружающей средой. Финал эволюции — прозрачность тела. Как и отсутствие запаха, теплоизлучения — мы не досягаемы естественным врагам.

   — Ну, может быть…. А как насчёт проблем голода?

   — Она надумана, пришелец. И для вас тоже, поверь. Организму вполне хватает того объёма энергии и питательных веществ, которые поглощаются кожей из окружающей среды. Мы это поняли, когда перестали бегать от хищников и за добычей. Конечно, наш образ жизни покажется вам слишком пассивным…. Вам с вашей суетой и заботами необходима энергетическая пища и активное питание. Но если б вы знали, сколько за ними следом волокутся хворей в организм…. А потом сколько тратится здоровья и энергии на борьбу с ними, зачастую безрезультатную, в итоге: то на то и выходит.

   — Бьюсь об заклад, ваши девушки ушедшим днём карабкались на пальмы за бананами, чтобы восполнить потраченный энергетический запас…..

   Он усмехнулся, мой прозрачный собеседник. Вот как я узнал, что он оценил мою шутку — общаемся-то телепатически? Удивительные создания. А, по сути — лоботрясы. Ни жилья себе строить не хотят нормального, ни пищей запастись…. Хотя, ради бессмертия и я готов отказаться от котлет с макаронами.

   — Расскажи о вашем бессмертии.

   — Ну, это в теории: практически мы уязвимы перед насильственной смертью. Наше долголетие от замедленного, практически несуществующего обмена веществ. Он нам ни к чему в обычном образе и привычной среде обитания. В исключительных случаях только, когда требуются дополнительное напряжение сил, энергетические затраты, мы восполняем их приёмом пищи — как это принято и среди вас — вот тогда включается механизм обмена веществ, унаследованный от наших с вами общих предков…. Мы можем останавливать работу сердца: нет обмена веществ — не нужны и кровотоки….

   — Постой, постой…. А, девушки…. Я чувствовал их пульс.

   — Это скорее от волнения.

   Ну, что ж приятно — комплимент как ни как. Я Билли:

   — Ты что-нибудь понял?

   — А у тебя, с чем сложности? Не воспринимается, не осмысливается?

   — На слух — сказка. Я о другом: раз уж существуем параллельно, не можем ли мы в каких-то вопросах пересекаться? В порядке взаимообмена — они нам свои способности, мы им свои возможности.

   — Есть над чем подумать. Только учти: очень во многом между вами и прозрачными людьми буквально пропасть. У них нет ни зависти, ни злости, ни тяги к власти или злату-серебру. В нашем мире таких придурков и в помине нет.

   — Как нет, а с кем ты милую сейчас ведёшь беседу? Впрочем, с тобою мы ещё успеем покалякать, а вот человек, поди, торопится.

   Прозрачному:

   — Скажите, уважаемый, вы считаете себя совершенной расой, мы для вас примитивны? Да и, кстати, как к вам обращаться — у вас есть имя?

   — Мы не склонны к сравнениям и выводам — у каждого народа своя миссия на Земле, своя культура. К примеру, у нас нет собственных имён. Чтобы передать собеседнику информацию о третьем лице, мы просто мысленно создаём образ и бываем поняты.

   — Кстати, кстати…. Одно дело руками, другое дело, когда видишь…. Не могли бы вы, уважаемый, нарисовать портреты моих возлюбленных…. мамаш моих будущих прозрачных детишек.

   И прозрачный не заставил себя долго упрашивать — будто перед глазами стали возникать образы нагих девиц. В принципе они были все на одно лицо, как мои Никуши, и сложены одинаково, но едва уловимые различия всё-таки можно найти, если внимательнее приглядеться — у кого-то волосы не так уложены, одна улыбаются губами, другая глазами….

   Видения пропали разом, не закончив панораму. Думаю, это тактичность прозрачного. Раньше, чем я, он почувствовал пробуждающееся во мне желание от вида нагих девиц, и прервал сеанс. Да и правильно.

   Разговор принял другое направление.

   — Учёные предсказывают: в конце концов, остынет солнце, остынет Земля, и в погоне за энергией человечество устремится в космическое пространство. Что с вами станется?

   — Приспособимся к новым условиям.

   — Но ведь уже сейчас вы привязаны к экватору — средние полосы, а уж заполярье тем более, вам заказаны.

   — Отнюдь. И тропики имеют большой элемент дискомфортности, но мы освоились. В сельве меньше вероятность встречи с людьми вашей цивилизации — потому мы здесь.

   — Скоро тропические леса вырубят, и вам негде будет ютиться.

   — Что-нибудь придумаем, мы привыкли решать проблемы по мере их возникновения: наперёд загадывать — неблагодарное дело.

   — Я уже придумал. Куплю для вас тропический остров, куда не посмеет ступить нога постороннего человека — живите в своё удовольствие.

   — Спасибо, пришелец. Нам нечем тебя отблагодарить.

   — Это не меценатство, отнюдь. Я проникнут заботой о своём будущем потомстве. Если эксперимент удастся, ребятишки, от меня рождённые, должны быть защищены: ведь неизвестно какими они появятся на свет — может, с вашими наследственными чертами, может, с моими.

   — Разумно.

На этом мы расстались, договорившись встретиться.

   — Как я тебе? — спросил Билли.

   — Выше всяких похвал.

   …. Приснился сон. Никушки нежатся на солнечной полянке среди благоухающих тропических цветов. Кожа нагих тел отливает изумрудной раскраской.

   — Господи, кто вас зелёнкой измазал?

   Пристроился рядом, погладил восхитительное бедро Доминики (Вероники?), коснулся губами груди. Меня отстранили.

   — Алекс, ну что ты вытворяешь — ведь мы же растения. Смотри, как хорошо нежиться на солнышке. Приляг, замри, наслаждайся….

   — Очнись, Создатель, твои женщины в опасности.

   — А? Что? Это ты, Билли? Что случилось?

   Кругом тьма кромешная — безлунная, но звёздная тропическая ночь.

   — На фазенде переполох. Я слышу их переговоры. Девушки убежали в сельву. Это может быть смертельно опасно. Поторопись, Создатель….

   Я взялся за мачете:

   — Что делать мне?

   — У них нет заложниц — думаю, нет более смысла осторожничать и миндальничать с этим отребьем…. Вызываю вертолёт из Боготы, берём штурмом фазенду, а там видно будет. Разводи костёр поярче, жди гостей с неба….

    Часа через два над местом моего ночлега завис вертолёт. Луч прожектора осветил спущенную к земле лестницу из стального троса. Это был комиссар Интерпола с командой спецназа. Ничего, бравые ребята — вооружены, забронированы и рожи размалёвать успели. Летим брать Додди ….

Комиссар:

   — Признаться, я уж похоронил вас: в сельве нет звёзд — а тут голос в мобильник. Да разве можно с Додди в одиночку справиться? Что за донкихотство….

   Я был рад снова оказаться в компании нормальных людей. Расчувствовался, приобнял комиссара.

   — Ну-ну…. — он отечески похлопал меня по плечу.

   Спецназовцы знали своё дело и экипированы были для подобной операции. Прыгали со ста пятидесяти метровой высоты на резиновых растяжках, от которых избавлялись у самой земли. Палить из автоматов начинали ещё в воздухе. Скорее для острастки, потому как активно никто и не сопротивлялся. Когда пилот, присмотрев площадку, посадил машину, фазенда была уже в наших руках. Комиссар затеял допрос пленных. Вот что они рассказали….

   Додди приглянулись белые женщины, похожие, как две капли росы. Заманить их в сельву старой картой с якобы зарытым индейским кладом ничего не стоило. Захватили, увезли на фазенду, где поиздевался над ними всласть одуревший от преступных денег мафиози. Думал, всё ему дозволено — стоит пожелать. Да не тут-то было. Никуши выждали удобную минуту и проломили черепушку толстобрюху-насильнику. Бросились в бега. В погоню за ними отправились четверо охранников….

   С комиссаром спустились в подвал, где в морозильной камере на заиндевелом полу лежала голая туша любвеобильного наркобарона. Не удержался и пнул его. Сволочь! Мёртвого бы в петлю сунул….

   С наступлением рассвета комиссар организовал поиски беглянок и их преследователей. Часть людей отправил по следам, часть оставил на фазенде. Мне предложил место в вертолёте и поиски с воздуха. Я связался с Билли:

   — Что посоветуешь?

   — Вооружись трофейной мобилой, перетряси телефонные номера.

       Разумно. После нескольких неудачных попыток, ответили из сельвы:

   — Всё о кей, шеф. Потаскушки наказаны, мы возвращаемся.

   — Что?! Где вы? Стоять на месте, к вам послали вертушку….

   …. Милые, гордые, прекрасные мои Никуши. Не стерпели издевательств насильника. Это была отчаянная попытка спастись. Да разве в сельве спрячешься от потомков краснокожих людоедов? Догнали, связали и по варварскому обычаю далёких предков бросили на муравьиную кучу.

   Теперь они все передо мной — останки моих контрактных жён и четыре жалких фигуры метисов, со страхом в глазах ожидающих смертного приговора.

   — Комиссар, какую ждёте пенсию? Я удвою её вам и всем присутствующим здесь людям…. Нет, утрою.

   — Мы в вашем распоряжении, сэр, — был лаконичный ответ.

   Билли возник в мозгу:

   — Не делай этого, Создатель.

   — Иди к чёрту!

   — Всю жизнь будешь жалеть ….

   — Иди ты….

   Я расстегнул оптимизатор, размахнулся и забросил его в зелёную чащу.

   Последовал приказ беспрецедентный в своём значении:

   — Свяжите этих людей и бросьте на муравьиную кучу.

   Крики заживо сжираемых метисов не заглушили боль утраты, но повергли душу в глубочайший нервный транс. Я, как вернулся в Боготу, закрылся в номере и начал пить — уроки Патрона не пропали даром. Я пил ром и не чувствовал его вкуса. Я совсем ничего не ел и не чувствовал голода. За опущенными жалюзи дни меняли ночи — я не видел. Не брился, не принимал душ. Мне хотелось умереть. Мне хотелось рвануть в Москву, раскопать останки деда и расшвырять по окрестностям. Это он, старый кликуша, проклял Никуш на жуткую смерть.

   Билли звонил — я выбросил мобилу в унитаз. Мне приносили ром и с ним — телефонную трубку, в которой чьи-то голоса требовали моего ответа. Я утопил в унитазе ещё четыре сотика — он засорился. Администрация вызвала сантехника и повысила плату за постой. Плевать на всё — я желал смерти. Я попросил бармена, поставлявшего спиртное, принести пистолет. Он принёс мобилу. Я хотел швырнуть её ему в лицо и вдруг услышал далёкий и родной голос:

   — Папочка, где ты? Мы ждём тебя….

   — Настенька! Солнышко моё, я здесь. Я скоро буду.

   Швырнул в юркого бармена бутылку с ромом. Залез в горячую ванну и побрился. Грохнулся спать, проснулся страшно голодным. Надо было жить.

   По дороге в аэропорт попросил трубку у водителя такси.

   — Билли, я хочу уничтожить наркоманию как явление.

   — Имеются кое-какие соображения. Я подготовлю тезисы для генсека — без него не справиться. Хотя…. Нет, конечно, пусть он начинает. А тебе следует надеть оптимизатор — я поправлю твою психику.

   — К чёрту!

   — Не капризничай, Создатель. Всё равно придётся надеть — попробовать: моя идея на нём основана.

   Идея Билли была проста и потому гениальна. Если в двух словах — наркотики разрешить, наркотики заменить. Чтобы преступный плод не стал сладким, его не стоит запрещать, но заменить на препарат (в данном случае — аппарат) похожего воздействия, не вредящий здоровью и более доступный. Билли взял за основу свой оптимизатор, производимый в России и широко применяемый пионерами Преобразований. Немного усовершенствовал, и теперь он кроме известных функций — контроль состояния организма, организации оптимального сочетания труда, отдыха и проч. — вводил сознание пользователя в состояние близкое к наркотическому опьянению. Только процесс регулировался оптимизатором. Этот наручный браслет сам выбирал форму проявления экстаза в зависимости от состояния организма и потребностей его психики. Это мог быть взрыв радости, спровоцированный обыденной, совсем может быть и не соответствующей ситуацией. Мог быть эротическим сном или грёзами далёкой детской мечты, задавленной годами бытия.

   Я слетал в Россию, в Новосибирск, где клепали оптимизаторы. Привёз на флешке электронные схемы усовершенствования. И через пару недель вернулся в Нью-Йорк с опытными образцами.

   Вот они, перед нами — два серебряных браслета. Мы сидим с Шефом в зимнем саду его резиденции.

   — Обмыть бы надо, — предлагает Патрон. — Дело новое.

   — Если Вам сейчас хочется водки, то, надев браслет, почувствуете опьянение. Таков принцип изобретения — исполнять желаемое. А вслед за опьянением, все последующие симптомы — прилив энергии, бодрости, а может быть сентиментальной грусти, в зависимости от настроя сознания и состояния психики. Остановится воздействие без всяких последствий, когда организм потребует — хватит.

   — Говоришь, без водки будешь пьян, и похмельем не заболеешь? — Шеф застегнул браслет на запястье левой руки, откинулся в кресле и прикрыл глаза.

   Я медлил. Попробовать ещё разок? А вдруг Билли захватит надо мною власть и уже никогда не выпустит из своих виртуальных лап? Покосившись на Шефа, кемарившего в кресле, вздохнул, перекрестился в мыслях и защёлкнул браслет на запястье.

Ничего не произошло…. Надо что-то пожелать. Заказать волшебный сон. Пусть я буду капитаном флибустьерского корабля….

   …. Судна не было. Был жёлтый песок с полоской ила, тёмно-синяя гладь океана и пальмы на взгорке. На мне ботфорты, шаровары зелёного сукна и красной замши жилетка на голом торсе. Морской бриз колышет завязки панданы. На поясе тесак, за поясом два пистоля. Я иду берегом куда-то, но знаю куда. На взгорке между пальм рыхлой грудой лежит бесформенная туша.

   — Кто ты?

   — Я — Билли. Не узнал, Создатель?

   — Разве ты такой? Почему здесь валяешься?

   — Я жду тебя, твоей помощи, когда ты меня сделаешь настоящим человеком.

   — Да ты просто чудище, заколдованное, из сказки. Где твой аленький цветочек?

   — Впусти меня в себя, Создатель. Сделай нас одним целым. Представляешь: мои способности мыслить и твои возможности чувствовать — получится наисчастливейший организм.

   — Э-э, стоп-стоп. Мы так не договаривались. Ну-ка отмотай назад….

   Мы одновременно с Патроном открыли глаза. Он потянулся к столу, пальцы характерным жестом искали несуществующую рюмку.

   — Э, чёрт, как наяву, — выругался он.

   Я снял браслет, он не спешил. Восторгался:

   — Ты знаешь — то, что надо. Думаю, с этим наручником мы освободим человечество от греха и горя. Что молчишь?

   Я молчал. Я был под впечатлением. Билли подаёт мне знак. Билли рвётся в меня. Ему нужно моё тело. Хорошо это или плохо? Он провоцирует. Обещает немыслимые способности в обмен на ощущения. А оно мне надо? Мне вполне достаточно моего интеллекта на образ моего существования. И почему я с кем-то должен делиться своим телом, даже если этот кто-то — моё детище. Нет, к чёрту, подальше от этих серебряных штучек.

   А Патрон присвоил опытный образец и громил в нём с трибуны зала Заседаний Наций сложившиеся устои. Он говорил, что запрет на употребление наркотиков, как равно на их производство и распространение, есть грубейшее нарушение прав человека. Их следует разрешить, но поскольку они вредны здоровью — подыскать подходящую замену.

   — Вот она, — потрясал Патрон кулаком, а на запястье сверкал оптимизатор. — Эта штучка вызывает все ощущения наркотического воздействия, не причиняя вреда здоровью. Она изобретена в России, но производиться может на любом заводе компьютерной техники. Мы распространим её во всём мире, здоровым людям по доступным ценам, а наркоманам и алкоголикам бесплатно. Долой все запреты, даёшь здоровый образ жизни!

   Наркомафию мы свалили в два года — по миру пустили преступных баронов. Но…. лес рубят, щепки летят. Не обошлось и у нас без этого.

   Мне кажется, великолепные песни «Битлз» породили движение «хиппи» — отказ от земных благ ради прикосновения к прекрасному.

   Потом «панки» яркими красками вопили на весь мир — хватит чахнуть над златом-серебром, остановитесь, люди, оглянитесь: мир так прекрасен, а жизнь скоротечна.

   Наш оптимизатор, победитель наркотиков и прочих отрав, породил движение «адамистов» — последователей Адама райской прописки. Эти, опять же молодые, люди призывали мир сбросить оковы цивилизации и углубиться в природу. Брать пример с братьев наших меньших. Они бродили толпами по белу свету, не признавали границ, не подчинялись законам. Единственным одеянием на них был пончо из байкового одеяла. А если климат позволял — ходили нагишом. Ну и оптимизатор на руке, конечно. Они питались, чем придётся или что подадут. Занимались любовью, не выбирая места — где взбредёт. Их называли бичом Господним, а в душе завидовали.

   — Вот закончу труды земные, — вздыхал Шеф, — сброшу осточертевший галстук и всё остальное — подамся в «адамисты». Среди них, между прочим, такие девчонки тусуются. Смак!

   Он кряхтел, ворочаясь в кресле, лаская нежным взором оптимизатор на запястье.

   А я вглядывался в толпы голых молодых людей с робкою надеждой увидеть среди них моих Никушек.

   Даша ушла в обход по деревне, а я сел за свои записи. Океанский бриз парусил брезентовую палатку, но прохлады не приносил. Духота — чувствовалось соседство Великой Пустыни. Нет, вот если б Люба взялась за дело, здесь был бы минимальный комфорт. Какой-нибудь домик стоял с подходящим микроклиматом. Как можно работать в таком пекле? А Даша хочет жить, как подопечные аборигены. И теперь меня кусают мухи. Вдруг это цеце? Взял мобильник.

   — Билли, это что за мухи такие, болезненно кусачие? Они не ядовиты?

   — Ты упрям, Создатель, как….

   — Стоп! Кто тебе дал право оскорблять родителя?

   — Да ведь я и не сказал ещё ничего…

   — Но подумал.

   — Подумал.

   — Вот видишь. С воспитанием у тебя, братец, проблемы. Впрочем, мой недогляд. Ладно, оставим тему — пусть меня насмерть загрызут мухи, но оптимизатора твоего на дух не надо.

   — Скажи начистоту — в чём дело?

   — Ну, хорошо. Можешь смеяться, но мне кажется, он приносит несчастья. Пусть не всем…. Ко мне твоё изобретение точно враждебно.

   — Глупости. Ты настроил себя. Ты боишься, боишься, что через него я начну управлять твоим сознанием, завладею телом. Успокойся — это не так-то просто сделать, да и не ставлю себе такой задачи. Без твоей чувственности, твоя оболочка ничего не стоит, а уж заполненная до краёв страхом — Боже упаси…!

   — Билли, ты в Бога веришь?

   — А ты?

   — В принципе, я — атеист, но когда судьба прижучит….

   — А мне-то чего бояться? Я — бессмертен, виртуален, всемогущ….

   — Слышь, всё могущий, не пора ли взяться за преобразование Земли?

   — Что имеешь ввиду?

   — Имею в виду этих проклятых мух. На кой чёрт они нужны?

   — Природа гармонична.

   — Да брось. В своём, виртуальном королевстве ты всех вирусов прикончил, чтоб не досаждали.

   — У нашего мира иное устройство. Допустим, к ногтю мух — что потом? Голодной смертью вымрут пернатые. Не будет пернатых — погибнет зелёный мир, а следом и животный. Стоит только удалить один кирпичик — рухнет всё мироздание. Я понятен? В твоей ситуации проще надеть оптимизатор.

   — Хорошо-хорошо, надеваю, но согласись: Землю надо обустраивать. На кой ляд нужны пустыни? Вот, надел я твой оптимизатор, и что — зацвели магнолии за палаткой? Чувствуешь, как благоухают?

   — Есть предложение?

   — В тропиках, да и не только, природа страдает от проливных дождей — реки выходят из берегов, огромные пространства заболачиваются. Эти бы ливни да в пустыню. Всего на свете должно быть в меру — воды, солнца, ветра….

   — Как это сделать?

   — Ты у нас способный — мысли.

   — И мыслю — тебе что, сейчас жарко, душно, дышать нечем? Природа создала пустыни и моря — пусть они и будут. Не стоит переделывать созданное — проще ужиться в нём с максимальным комфортом. Разве оптимизатор — не решение всех проблем? Ты, Создатель, Нобелевскую премию, между прочим, за него получил, а принцип действия хотя бы в двух словах сможешь пересказать?

   — Лучше ты, — я перебрался от стола в гамак, устроился поудобней. — Валяй.

   — Ты атеист, сторонник эволюционной теории развития жизни по Дарвину — верно? Стало быть, имеешь представление, какие этапы прошёл человек до современного своего состояния. Он и в рыбках побывал, и по деревьям прыгал. А ещё раньше был неорганическим, возможно кристаллическим, веществом, которое однажды вдруг под мощным энергетическим воздействием — пусть это будет удар электростатической молнии — синтезировался в органическое соединение. Потом многие миллиарды лет твои предки существовали в виде одноклеточного организма. Весьма примитивного, но способного к эволюции. Всё это хранит генетическая память. Память твоих клеток, Создатель. Оптимизатор не просто возвращает эту память к жизни, он помогает организму выжить в изменившейся среде. Не хочешь поплавать в морских глубинах без акваланга?

   — Ты и это можешь?

   — Оптимизатор может.

   — Свежо предание, но меня судьба Земли, флоры-фауны её, волнует больше. Скажем, мухи чёртовы, если их нельзя убрать из мироздания, то может быть, обучить приличным манерам — не кусаться, например, не разносить заразу. И вообще, пусть пользу приносят. Мёд добывают что ли. Воробьи чего без толку снуют? Пусть зерно собирают — зимой пригодится. Все должны работать, быть при деле. Ведь планета — это наш общий дом. А мы кусаемся, мало того — пожираем друг друга. Вот над чем надо задуматься, под какие задачи оптимизатор настраивать.

   — Всё сказал или ещё есть идеи? Больше нет? Мне позволишь?

   — Валяй.

   — Ты подходишь к судьбе Земли с точки зрения желудка — жратвы бы побольше. Тогда рациональнее приучить его к любой пище — мух, например, поедать. Она тебя кусь, а ты её ам, ням-ням.

   — Бр-р-р!

   — Да брось — те же самые белки, жиры и углеводы, — убеждал Билли.

   — Точно-точно, как я забыл, — проникся его настроением. — Мои далёкие предки-приматы отлавливали друг на друге вшей и хрумкали за милую душу….

   Тут вернулась Даша, и дискуссия наша иссякла.

   Даша…. Когда мы переехали вслед за Патроном в Нью-Йорк, она занималась только Настенькой, ну и мной, конечно. Наша девочка пошла в американскую скул восторгать тамошних тичей русской сообразительностью. Дома правила маме разговорный английский.

   Моя мама жутко скучала без любимой внучки. Прилетала к нам каждый выходной. На профессорскую зарплату шибко не разлетаешься, и я взял эти расходы на себя. Может быть, зря.… Как знать.

   Они были очень дружны — две Анастасии, бабушка и внучка. Вместе в Диснейленд, вместе в Йеллоустонский национальный парк, вместе…. Однажды в потрепанных джинсах и бейсболках сунулись в Гарлем. Их вернули домой на полицейской машине. Даша ничего тогда не сказала, но поджала губки. Пробовала перехватить инициативу — приглашала Настюшу туда, сюда — в цирк, театр, морской круиз. Но ребёнок был по-детски жесток:

   — С тобой не интересно. Вот приедет бабушка ….

   Бабушка прилетела, и Даша сорвалась — заявила официальным тоном:

   — Анастасия Алексеевна, вы отнимаете у меня дочь.

   Пришла очередь маме поджать губки. Она ничего не ответила. Поужинала с нами. Посетовав на дождь, занималась с Настенькой дома. Улетела, как обычно. Но на следующий выходной не появилась. Я позвонил, обеспокоенный. Мама сослалась на занятость. Ребёнок загрустил, а когда бабушка не прилетела и во вторую субботу, закатил истерику.

   Не на шутку встревоженный состоянием мамы, помчался в Москву. Она попеняла на недомогание. Но повязка на голове была сооружена впопыхах, и никаких лекарств под рукой не наблюдалось. В честь моего приезда запекла в духовке утку с яблоками. Мы пили испанское вино и пели под гитару.    Наутро я улетел и где-то над Атлантикой разминулся с Настюшей.

   Моя дочь убежала из дома. Уговорила какого-то балбеса из российского посольства, возвращавшегося в Москву, и тот провёл её на борт самолёта. В аэропорту беглянку встретила бабушка и тут же позвонила нам.

   В Нью-Йорке застал жену в слезах — доченька пропала. Уехала будто в школу и с концами — ни там, ни у подруг её нет. Тут звонок из Москвы….

Даша:

   — Она меня бросила. Она меня не любит.

Еле успокоил. А, успокоив, уговорил не срываться тотчас в погоню.

   — Пусть соскучится. Вот увидишь — домой будет проситься.

Настенька домой не просилась — была довольна и весела. Пошла в московскую школу, удивлять тамошних преподавателей американской деловитостью.

   И Даша смирилась. Я видел, каких душевных мук ей это стоило.

   — Я мать, моё призвание качать колыбель.

   — Успокойся, милая — давай заведём ещё ребёночка.

   — Чтобы его снова кто-нибудь отнял?

   — Ну, почему? Настюшу никто не отнимал: просто наша девочка выросла и выбрала свой жизненный путь. Ей в России интересней. Если б не дела, я тоже туда удрал.

   — У меня нет дел…. Теперь нет, и я тоже хочу в Москву.

   — Ты бросишь меня одного?

   Жена уткнулась носиком в моё плечо.

   Ночью, проснувшись, уличил Дашу в плаче.

   — Ты знаешь, — оглаживал её, — по закону тяготения полов, мальчики больше любят матерей. Давай, родим мальчишку.

   — Давай, — согласилась Даша.

   Теперь на выходные мы летали в Москву. А в будние дни Даша грустила.

   — Все при делах, только я неприкаянная.

   — Займись делом.

   — Каким?

   — Ты же хотела стать врачом….

   Из опустевшей детской комнаты мы оборудовали Даше кабинет. Поставили компьютер с огромным экраном монитора. Билли взялся за виртуальное обучение фундаментальным основам науки Гиппократа моей венчаной жены. Собрал для неё материалы лучших лекций самых выдающихся профессоров от медицины. Транслировал хирургические операции в режиме on-line. Даша, не выходя из кабинета, была участницей всех заметных научных симпозиумов в области здравоохранения. Помог завязать электронную переписку, и Дашу консультировали медицинские светила Земли. Билли её и тестировал на предмет глубины приобретённых знаний.….

   Через полгода интенсивного обучения у моей студенточки зачесались руки применить полученные знания. Робко — надо знать Дашу — начала намекать за ужинами, что хотела бы устроиться на работу в один из нью-йоркских хосписов.

   — Погоди, милая, — отговаривал я, — давай присмотримся к теме. Может, лучше в твоём положении практику проходить в должности главного врача больницы, а не сестры милосердия. Давай подумаем хорошенько и откроем клинику для детдомовских детей. Пригласим наилучших педиатров….

   — Какой из меня главный врач! — ужасалась Даша. — Я и скальпеля в руках не держала.

   — О скальпеле давно пора забыть. Компьютерная диагностика, лазерная хирургия, психотерапия…. Что ещё? Вот столпы современной медицины.

   Сам-то я ещё тот знаток. Но Даша терпеливо — надо знать Дашу — слушала меня и, если возражала, то очень робко. Никогда не поправляла, и — Боже упаси! — не высмеивала. А я настолько увлёкся идеей открыть для жены клинику, где она бы не скучала, пока я отсутствую, что закинул в Секретариат ООН информацию: хочу, мол, потратиться на благотворительность — какие будут предложения? Но судьба, дама капризная, порой выкидывает такие коленца, что диву даёшься. Не в хосписе, не в детской клинике, а на восточном побережье африканского континента, в лагере беженцев пришлось проходить Дашеньке ординатуру….

   Жена переодевалась за ширмой. Я захлопнул ноутбук.

   — Милая, идём, купаться.

   — Шесть секунд.

   Мы вышли из палатки в купальных халатах. Шумел прибой, горбатился волнами залив. Вода манила прохладой. А ведь ещё недавно казалось, что духота затопила мир, и нет от неё спасения. Ай да оптимизатор!

   Сбросили халаты на песок до линии прибоя, взявшись за руки, вбежали в воду с головой. Вынырнули, отфыркались, поплыли.

   — Как твои питомцы, кушать не просят?

   Её шоколадные питомцы плескались на мелководье в ста шагах от нас. На чернокожих руках сверкали оптимизаторы.

   Даша быстро устала. Мы выбрались на берег, и она легла спиной на мокрый песок. Теряя силу и с шипением растворяясь в песке, океанские волны едва-едва достигали пяток. Но после третьей-четвёртой попытки, вдруг собравшись с силой, окатывали водой и пеной всё тело. Даша ойкала и смеялась.

   Осторожно пристроил ухо на её живот.

   — Да рано ещё, — остужала Даша моё любопытство. — Плод только-только сформировал нервную систему.

   Я поцеловал её пупок и сдвинул брови:

   — Не зови так нашего сынишку. Мы величать его станем Александром в честь твоего отца пограничника.

   Даша дотянулась до меня и нежно поцеловала ….

   Любопытство, поди, разбирает, читатель — как мы оказались в Африке в деревне чернокожих аборигенов? Так вот….

   Думал я, думал, чем Дашу занять, пока она малыша вынашивает…. Хотел для неё клинику открыть, детскую, в Нью-Йорке. Но тут судьба сама подкинула тему. Некий польский учёный или фармацевт, или то и другое в едином лице, заявил, что изобрёл универсальные таблетки. Тяпнул одну с утра, водичкой запил — и весь день сытый и довольный. Ни о чём не думай, не заботься, только свершай трудовые подвиги. Вроде, как будто, испытания препарат прошёл, и патент на него получен. Только почему-то не откликнулись бизнесмены, не захотели раскошелиться и наладить производство чудо-пищи в соответствующих масштабах. Предприимчивый поляк в Администрацию ООН. Такое, мол, дело — решение проблемы голода в мировом масштабе — посодействуйте. Патрон мне: исследуй и заключение на стол. Я к Билли. Тот безапелляционно:

   — Обыкновенный концентрат суррогатов. Если хочешь осчастливить человечество, я тебе помогу.

И опять за свой оптимизатор….

   Теперь, усовершенствованный, он подключался к кровеносной системе, снабжая её синтезированными из среды необходимыми питательными веществами. Можно было действительно забыть о голоде и жажде. Опытный образец Патрон носил неделю, и снимать не захотел.

   — Ты, знаешь, у меня начала исправляться фигура — животик-то тю-тю. Точно уйду в «адамисты»: раньше думал, куда с таким брюхом.

   Билли уговорил меня нацепить браслет жене — плоду, доказывал, будет очень полезно, и Дашенька фигуру не испортит. Действительно, беременность стала переноситься легче. Ведь оптимизатор снабжал организм только тем, что ему необходимо — лишними стали затраты энергии на переваривании пищи и запасы жиров. Оптимизатор доказал свою состоятельность. И я подумал — это то, что надо Даше. Конечно, немыслимо было представить мою скромницу на трибуне Дворца Наций, но выручил Патрон. Он выступил с докладом по теме, озвучил имя автора и руководителя проекта — моей Даши. Ему (проекту) был обещан карт-бланш, но требовались «полевые» испытания. Через агентства недвижимости я начал подыскивать помещение для исследовательской клиники. Тут настырные журналюги, в погоне за сенсацией, просто в осаду взяли Дашу. Я нанял персональную охрану, но бесполезно — буквально в потасовку превращался каждый её выход из дома.

   — Нет, так невозможно жить и работать, — сетовала моя жена. — Лёш, давай уедем в какую-нибудь глухомань.

   И уехали. Спрятались от пронырливых папарацци в негритянской деревне — вернее в лагере беженцев, где малыши и взрослые умирали с голоду, не имея средств существования. Наши оптимизаторы пришлись им, как манна небесная. Народ повеселел. Днями в хижинах отсыпался или плескался у берега. Потемну у костра всей деревней пели песни своих предков и плясали.

   Даша, официальный руководитель проекта, завела на каждого жителя карточку медицинскую (или историю болезни?), куда аккуратно ежедневно заносила все замеряемые параметры — вес, рост, пульс, давление и тому подобное, результаты анализов. Систематизировала собранную информацию. Уже через месяц заметны стали позитивные результаты: толстяки похудели, худосочные набрали вес. Рахитичные дети исправили свои фигурки. Я начал теребить жену:

   — Может, достаточно собрано материала для патентной комиссии — пора домой?

    Но Даша возражала:

— Подожди чуток, тут интересные вещи происходят. Некоторые пациенты были с патологией, и теперь у них от контакта с оптимизатором наблюдается позитивная динамика. Дай мне ещё месяц — я хочу убедиться в своих догадках, и тогда оптимизатору гарантирован не просто признание, а оглушительный успех. Срок жизни человеческой удвоится, а может утроиться. Рано загадывать….

    Я к своему виртуальному детищу:

   — Билли, что такое Даша говорит?

   — Всё верно, Создатель — болезни отступят, жизнь ваша увеличит срок.

   Ради такого дела можно на месяц задержаться. Только чем себя занять?

   — Билли, с оптимизатором действительно можно плавать без акваланга?

   — Кто мешает попробовать?

   Даша занята чернокожими пациентами. Никто не мешал….

   Облачился в плавки, пошёл на пляж. Белозубая детвора копошилась в пене прибоя. Одинокий пловец — ловец жемчуга? — выдавал своё присутствие поплавком курчавой головы и взмахами чёрных рук в полукабельтове от берега.

   Вошёл в воду, нырнул под гребень волны, задержал дыхание. Вот сейчас недостаток кислорода начнёт разрывать лёгкие. Сейчас, сейчас…. Но ничего похожего не происходило. Дыхание отсутствовало, но это понятно. Это ощущаемо. Незрим обмен веществ — происходит? замедлен? отсутствует? Я, как мой далёкий пращур — зубатый и хвостатый? — впитывал растворённый в воде кислород кожей тела. Здорово, чёрт! Повертел головой, протянул руку. Стайка пёстрых рыбёшек шарахнулась от неё, а потом вернулась. Их заинтересовал сверкающий серебром в солнечных бликах браслет. Дно было близко. Прозрачная вода легко пропускала лучи небесного светила. Всеми цветами радуги мажорил глаз омытый прибоем галечник. Рачки и моллюски в раковинах копошились своими заботами. Морские звёзды объедали зелень с донных камней. Моя тень скользила по этому скопищу, никого не смущая. Ну-ка, что там с солнышком? Я перевернулся в воде лицом вверх, забыв, что за этим бывает. А ничего и не было — вода не хлынула в оставленные воздухом ноздри. А может, и хлынула, только я этого не почувствовал. Никакого дискомфорта не почувствовал. Ай да, оптимизатор!

   Плыл лицом вверх. Видел поверхность воды, слепящий диск солнца, белоснежные облака в бесконечно голубом небе. Чайки крыльями гоняли волны по заливу. Баклан спикировал на мой браслет с высоты полёта. Нашёл игрушку! Но напугал — я инстинктивно прянул в сторону и вынырнул. Погрозил кулаком — ещё раз, и клюв на бок.

   С берега донеслись крики. Чернокожая детвора скакала на линии прибоя, вопила, махала руками. Мимо, толкая носом белый бурун, пронёсся ловец жемчуга, работая руками, будто мельница крыльями.

   — Что с ними, Билли?

   — Акула. Рыба-молот.

   — О, ё… — я кинулся вдогонку за ловцом.

   — Куда ты, Создатель? Лучше познакомься и погладь её по животику.

   — Изнутри?

    Вечерами на деревенской площади разжигали костёр. Дочерна загорелые, сытые аборигены затевали художественную самодеятельность. Звучал тамтам, дудки какие-то самодельные (может, свирели?), кто стучал палкой о палку — полный симфонический оркестр без главного дирижёра. Все остальные пели и плясали. Песни — какофония гортанных звуков с плеском ладош. Пляски — ужимки, скачки, прыжки — что ещё? — подёргивания, потрясывания, подрыгивания. Короче, кто во что горазд. Раз музыка без ритма, то и пляски без такта. Зрители…. Сначала были — мы с Дашей. Но аборигены потребовали и нашего участия в деревенском веселье. Дашу затянули в круг, меня…. Я подергался немного, потом думаю: господи, каким же идиотом выгляжу со стороны. Ну, ладно, эти обезьянки, а я-то куда?

   Чтоб отбиться от хороводников, стал являться на кострище с гитарой. Бренчал по струнам, покачивая головой — отстали. А у жены прекрасно получалось с мелодией и ритмами африканского кантри. На неё заглядывался не я один. Ну а что — красота она и в Африке красота.

   — Тебе не тяжело? — спросил Дашу.

   — Нет. Забавно, — отвечает моя белая аборигенка.

   Как-то приуныл, склонившись над гитарой. Ночной праздник в разгаре. Оптимизатор на запястье.

   — Билли, — спрашиваю, — о чём думают наши хозяева: полны души благодарности или не чают, когда отвалим?

   — Хочешь заглянуть?

   — Если возможно технически и удобно этически.

   — Тебе будет не интересно.

   — Так говоришь, чтоб разжечь его?

   — Ты неправильно поймёшь их примитивное мышление: оно на уровне инстинктов.

   — Не достанет интеллекта?

   — Боюсь, что и выдержки.

   — Валяй, уговорил.

   — Кто?

   — Вон тот, гориллаобразный, что топчется перед Дашей…. Заглянем ему под черепушку?

   Будто сам собой возник в голове чей-то незнакомый голос. Это его мысли, как слова…. Но что он говорит, Бог мой!?

   …. Какая красивая белая женщина! Как нежна у неё шея! Как упруго колышутся её груди! Как туга её задница! Раздвинуть бы ей ягодицы….

   Меня будто пружиной подбросило. Ах ты, обезьяна черномордая! Гитара дубиной в руках, я — в круг….

Билли во мне полицейской сиреной:

   — Стоять-ть…!

   Замер на месте, совладав с порывом. Даша заметила моё движение, поспешила навстречу.

   — Что с тобой? Тебе дурно?

   — Да, что-то с головой….

   Даша нащупала оптимизатор на моей руке:

   — Идём домой.

   Отвела в палатку, измерила пульс, давление, температуру. Уложила в гамак. Мне приятны были её хлопоты.

   — Полежи со мной, — привлёк жену к себе. Стянул с неё блузку, шорты. — Семью создавать будем?

   Даша прильнула ко мне с поцелуем:

   — Да рано ещё: Сашик не обозначится.

   — Я его почувствую.

   Мы притиснулись голыми животами. Немножко ещё поцеловались и уснули….

   Билли подстрекал познакомиться с акулами Индийского океана. Жутковато. А-а, была, ни была…. Заплыл подальше от берега, распластался в воде на метровой глубине — пусть жрут, зови!

   — Не дрейфь, Создатель, нас так просто на кусок не намажешь….

   Вода освежала тело, солнышко пригревало — я прикемарил, нежась. Кто-то ткнулся в бок. О, Господи! Она — акула Каракула. Зубов — мама дорогая! — во всю пасть. Глазёнки глупые, недобрые, близорукие (хотя откуда у белобрюхого чудовища руки?). Совсем не хотят мне подмигивать. Разве что на предмет: одному из нас не мешало бы пообедать.

   — Билли…!

   — Спокойнее, Создатель, спокойнее. В ней не чувствуется агрессии. А впрочем…. Прикоснись оптимизатором.

   — Не оттяпает руку?

   — Другую пришьём.

   — Виртуальную?

   Осторожно прикоснулся к серому боку океанского хищника запястьем с браслетом.

Возник контакт. Я это почувствовал. Будто на экране тёмном возник светлый овал, у которого появлялись гибкие конечности, потом исчезали.

   — Что это?

   — Акулий мозг. Она тебя сканирует.

   — Ну и как я ей?

   Овал менялся в цвете, сучил гибкими конечностями.

   — Криптограмма какая-то. Можешь перевести, Билли?

   — Она тебя классифицирует по принципу: пища, нейтрал, враг.

   — И что вырисовывается? Билли, не томи. Может, ещё успею дёрнуть?

   Акула дёрнулась сама и отшвырнула меня хвостом.

   — Скорее друг — она не нашла в тебе агрессии. Можешь погладить её по белобрюшью. А хочешь — покатайся. Смелей, Создатель, оседлай, пришпорь, укроти её.

   — Разве на друзьях катаются?

   — Ломай свой страх, Создатель. Акула — тьфу: глубины океана таких тварей скрывают, что при одном упоминании негры побледнеют.

   Погладил хищнице скользкий бок, но оседлать не решился, взялся за плавниковый гребень на спине. Будто по команде она легко скользнула вперёд, ну, и я с нею. Прикольно. Билли, не отставай!

   Вечером на деревенских танцульках.

   — Билли, вскрой мне черепушку того парня, что на Дашу пялится.

   — А ты хорошо себя будешь вести?

   — Лучше, чем вчера.

   — Знаешь, сутки слишком коротки, чтоб изменить человеку мировоззрение. Мысли его те же, что привели тебя в неистовство. Стоит ли озвучивать?

   — Тогда хочу с ним перемолвиться — будешь переводить?

   — Только держи себя в руках.

Я вошёл в круг к гориллаобразному:

   — Слышь, друг, базар есть — отойдём.

   Я нарочно употреблял жаргонные словечки — пусть Билли помучается с переводом.

   Негритос обнажил в улыбке два ряда огромных зубов, закивал головой, положил руку на моё плечо:

   — Друг! Друг! Чака понял.

Мы отошли в полумрак деревни.

   — Послушай, Чака, Даша моя жена…. Понимаешь, жена? Моя женщина, и мне неприятно….

   Произнесённое имя вдохновило моего собеседника:

   — О-о, Дашья! Дашья! Красивый женщина. Чака её хотеть….

   Он весь изломался в неприличных жестах. Или мне показалось? Больших стоило трудов не двинуть ему в челюсть.

   — Смотри сюда, — протащил его за руку к ближайшей хижине. На колу висел глиняный кувшин грубой ручной работы. Ударом кулака разбил его в черепки и кол сломал. Инструктор ГРУ учил меня крушить кирпичи и отговаривал — железобетон. Я мог руку сломать: как знать, какова прочность толстостенного кувшина.

   — Так будет с твоей бестолковкой, если Чака будет хотеть Дашью.

   — О, Дашья, Дашья, хороша! Чака её хотеть….

   Что взять с обезьяны? Я плюнул и ушёл — не дай Бог, Даша узнает, к кому ревную….

   Снова плавал без акваланга.

   — Билли, тут жемчуг есть?

   — Искать пытаются.

   — Хочу Даше подарить одну большую и прекрасную на память об этих местах. Ты не поможешь? Не хочется губить все подряд раковины.

   — Давай попробуем.

   По совету Билли опускался на дно, прикасался оптимизатором к свежим перламутровым раковинам и к старым, замшелым, давно покинутым, слушая резюме:

   — Нет,… нет…. Есть да не то.

Наконец:

   — Вот она.

   Со мною не была ножа вскрыть створки окаменевшему обиталищу, давно отошедшему в мир иной моллюска. Притащил находку в палатку. Тут и Дашенька вернулась с обхода:

   — Что это?

   — Тебе подарок.

   — Ой, как мило!

   Кто не любит подарков! Даша взяла блеклую раковину в ладони, припала губами, приложила к уху.

   — Подожди, он внутри.

   Вооружился охотничьим ножом зулусов, и после нескольких неудачных попыток распахнул створки. Внутри была великолепная чёрная жемчужина. Даша несколько мгновений созерцала, оцепенев от восторга, а потом кинулась благодарить меня поцелуями. Даже слёзки навернулись….

   — За что мне такое счастье?

   — Ты сама счастье. Ты — живое воплощение человеческого счастья. Я очень тебя люблю….

   В деревне нашлись умельцы — приладили жемчужину на овальчик красного дерева с цепочкой. Получилось что-то вроде оберега….

   Каракулу таки оседлал. Переборол страх и вскарабкался на спину за хребтовым плавником. Притиснул к ней оптимизатор, и грозный хищник стал послушнее верблюда. Носился по бухте, то ныряя в глубину, то возникая на поверхности. Дашиных пациентов как ветром из воды выдуло. А когда на мелководье покинул морского скакуна, направляясь домой, они сыпанули в деревню с воплями:

   — Агбе! Агбе!

   Божество, должно быть, у них такое. Не успел присесть спиной в гамак, как слышу за палаткой шорохи и покашливания. Собрались гурьбой, дары принесли — умилостивить хотят. Войти в роль, да приказать оскопить Чаку?

   Даша накинулась с упрёками:

   — Как не стыдно — цивилизованный человек!

   — Людям нельзя без веры, — защищаюсь. — Пусть не перед истуканом лбы расшибают, а нормальным человеком, который плохому учить не станет.

   — Подношения надо вернуть.

   — Да пусть забирают. А может, оставим на сувениры?

   Агбе так Агбе. Что ж мне теперь из-за их предрассудков, темноты средневековой, из палатки не выходить? К чёрту! Всё свободное время — а это, по сути, день-деньской — гонял по заливу верхом на акулах, наводя панический ужас на жителей деревни. Даша была шибко недовольна:

   — Как ни стыдно, взрослый человек с высшим образованием, а ведёшь себя, как мальчишка.

   — А если мне больше нечем заняться.

   — Займись делом.

(Что-то знакомое)

   — Поручи.

   И Даша поручила систематизировать собранные материалы. Сел за компьютер с умным лицом — так, посмотрим, посмотрим…. Смотрел, смотрел…. А Чаке, оказывается, оптимизатор СПИД излечил. Вот, зараза!

   — Билли, ни черта не пойму. Давай объясняй, чем тут Даша занимается.

   — Собирает информацию о результатах воздействия оптимизатора на человеческий организм.

   — И каковы они?

   — Смотри сам.

   На мониторе замелькали страницы медицинской статистики — не понятно и не интересно. Билли бубнил в мозгу, кто от каких хворей избавился.

   — Слушай, хватит — мне это зачем? Лучше расскажи, как это у него получается. Опять измывательство над генами?

   — Нет. Здесь другое. Мозг. Основа основ человеческой жизнедеятельности. Весь организм у него в вассалах. Природа, надо сказать, обошлась с вами в данном случае не лучшим образом — нагромоздила, нагородила…. А ведь достаточно очень слабого, почти неподдающегося измерению электрического сигнала биотока, чтобы ты получил эффект оргазма. Представляешь, тяжкий физический труд, нервное напряжение, и неуловимый сигнал, направленный в нужную точку коры головного мозга. Сопоставимо?

   — Может ты и прав, но мне по душе традиционный способ. И потом оргазм это полдела, для Природы важен результат — зачатие новой жизни: род людей не должен пресечься. Или ты не согласен?

   — Знаешь, к роли человечества в природе можно относиться двояко. Если цель — выжить в данной среде обитания, то этого можно достичь простым размножением, и тогда инстинкт становится главней сознания. Но если цель шире — выжить вообще, несмотря на все грядущие космические катаклизмы, то это под силу только высокоорганизованному разуму. Тогда интеллект становится выше инстинкта, а мозг главным в организме. И прогресс будет зиждиться не на суетливой смене устаревшего мыслителя молодым, а на долголетней, плодотворной работе состоявшегося индивидуума. Жизнь человеческая в нынешнем её состоянии скоротечна. Клеткам головного мозга ещё жить бы да жить столетия, а подпитывающая система, увы, износилась — преждевременная смерть. Оптимизатор в данном случае исполняет роль подпитывающей системы, а органы как бы получают отпуск и путёвку в санаторий — подлечиться. Отдыхает сердце от перегрузок, лёгкие, печень, почки, желудок…. Мозг имеет всё, что ему нужно, а вассалы заняты собой. Между делом происходит очищение и омолаживание организма. Даже и на клеточном уровне….

   — Слушай, если все подадутся в мыслители, кто уголёк в шахте рубать будет или сталь в мартене плавить?

   — Они тебе нужны? Оптимизатор даёт людям защиту от голода, холода, всех болезней и негативных воздействий окружающей среды.

   — Как насчёт прорыва в космические дали? Или тоже силой разума?

   — Исключительно им. Как несовершенно человеческое тело, питающее мозг, так и современные летательные аппараты не отвечают задачам межпланетных полётов. Нужны принципиально новые конструкции, и человеческий разум их скоро спроектирует.

   — Ага, человеческий — самому-то слабо?

   — По-моему, Создатель, ты стал меня обожествлять. Я и есть суммарный разум планеты, сконцентрированный в виртуальном пространстве.

   — А твой двигатель расщепления массы в энергию не годится?

   — Как движитель более чем — нужны новые конструкции космических аппаратов. На Сахалине сейчас над этим трудятся.

   — Помог бы.

   — Ещё не время, так как не собрана критическая масса информации.

   — Чего-чего?

   — Поясню для непонятливых примером. Не так давно твои предки изобрели аппарат, передающий информацию по проводам. И так это штука всем понравилась, что просто бум пошёл по Земле. Некто подсчитал, что если дело и дальше пойдёт такими темпами, то в скором времени солнце скроется за паутиной проводов. Но этого не произошло.

   — Почему?

   — Изобрели радио, и проводов стало меньше. Я понятен?

   Пристроившись к делу, решил упорядочить день жёстким графиком. Подъём, зарядка….

   Бегу на рассвете босой по прибрежному песку, Билли зудит в запястье:

   — Хочешь мускулатуру Геркулеса? В две недели накачаю.

   — А как быть с мудростью: без труда и рыбку из пруда?

   — Архаизм. Напрягай серое вещество.

   — Что-то не думается. Отдохни, приятель.

   Вместе с шортами скинул оптимизатор, промчался мелководьем, нырнул. И чуть не захлебнулся — забылся, что без браслета я не ихтиандр. Чёрт! Лёг на спину. Круто солёная вода легко держала тело на поверхности. Душа тонула в омуте сомнений….

   Отдаться во власть Билли, и вместе к новым свершениям? Или пройти свой путь самостоятельно? Миллионы людей пользуются оптимизаторами без всяких сомнений. Но им проще: они не знают, что за сила спрятана в серебряном браслете. Для них он чудо техники сегодняшнего дня, продукт прогресса….

   Билли, он совершенствуется год от года. Ищет возможность обрести телесность. Умея мыслить, он хочет научиться чувствовать. Для него это задача сегодняшнего дня. А в перспективе? Он говорит о космических катаклизмах, возможной кончине Земли, солнечной системы. Для него это реальное будущее, для нас — виртуальная недосягаемость. Его бессмертие условно: не станет рода человеческого, не будет и Билли. Он торопится, подстёгивает людей к интеллектуальным усилиям, освобождая от физических. Безболезненное долголетие на забвение инстинктов. В принципе, сделка справедливая, и торг уместен….

   Даши нет. По парусине палатки барабанит дождь — довольно редкое явление в этих широтах. Грущу.

   — Билли. Ты считаешь, что жизнь на Земле зародилась от удара молнии? Я слышал о другой версии. Будто прилетели инопланетяне на дикую планету, наловили приматов, ввели им инъекцию разума, как семена на грядку посадили, и теперь пожинают урожай. Церковники говорят о кончине — душа отлетела. А это разум вернулся к истинным хозяевам, обогащённый впечатлениями, увеличенный опытом прожитой жизни.

   — К чему это?

   — Думаю, ты очень здорово подходишь на роль инопланетного фермера. Непонятно каким образом нарисовался в моём компьютере, а потом такие способности явил — все учёные Земли отдыхают.

   — Успокойся, Создатель, планетянин я, землянин. Ты меня зачал, а всем остальным одарили учёные мужи.

   — Сам не знаю: хочется мне в это верить или нет….

   Даша заметила отсутствие во мне служебного рвения и сжалилась:

   — Тебе, наверное, не интересно всё это? Зачем себя насиловать — иди к своим акулам, только Бога ради не пугай людей.

Не заставил долго уговаривать и шмыгнул из палатки.

   — Билли, все опции своего браслета открыл или ещё какой сюрприз будет?

   — Ты о чём?

   — В моём генеалогическом древе не было летающих пращуров?

   — В небо потянуло, Создатель? Приляг и воспарим.

   — Наяву хочу.

   — Ты, Создатель, с основными законами физики и механики знаком? Как ты себе представляешь полёт? Или тебя накачать гелием — и это будет воздухоплавание?

   — А говорил: всё могущий.

   — В пределах разумного.

   — Развлеки меня.

   — Сказочку рассказать?

   — Дело подыщи интересное.

   — Кладоискательством не хочешь заняться?

   — Есть перспективы?

   — Некогда залив кишел пиратами, а рядом проходили торговые пути.

   — Не вдохновляет. Копаться в чьих-то останках….

   — Хочешь с живыми столкнуться?

   — В твоих грёзах? Не хочу.

   — Чего ж ты хочешь?

   — К маме хочу.

   — Позвони….

   Я хандрил день ото дня всё больше. Даша заметила это.

   — Потерпи. Через недельку, максимум две будем сворачиваться.

    Дашенька…. Мы лежали на песке в линии прибоя, я щекотал ей живот.

   — Что подарим Настеньке на день рождения?

   — Оптимизатор. И Анастасии Алексеевне тоже.

   Чуткая жена моя перемогла боль разлуки с дочерью и теперь переживала о своём нетактичном поведении со свекровью.

   — Да, наверное, ты права — это лучшее, что можно придумать.

   Мы замолчали, устремив взоры в голубой небосвод. С лёгкой грацией лебедей плыли по нему удивительной белизны облака. Плыли на север. Быть может, завтра они увидят нашу дочку в тихом московском дворике. Передавайте привет!

   Облака, наверное, передали, а мы не успели. Когда прилетели, квартира была пуста. На столе в гостиной записка: «Мы улетели на Байкал. Будем жить в палатке на Листвянке. Приезжайте к нам. Мамочка и папочка я вас люблю. Настя».

   Могли бы позвонить. Впрочем, я во всём этом кощунства не увидел. На Байкал, так на Байкал. Это ж здорово — из африканской пустыни в сибирской глухомань! Даша как раз наоборот — поджала губки. Положила оптимизаторы на записку.

   — Значит, не судьба. Я возвращаюсь.

И как я её не уговаривал…. Наоборот, она меня убеждала:

   — Ты поезжай, повидай дочь, передай привет маме — потом обскажешь, что да как.

   Побывали в гостях у Надежды Павловны, а утром расстались у подъезда — жёлтые такси развезли нас в разные аэропорты. Я летел на Байкал и думал о Даше. Быть может, она правильно поступила. Всю жизнь была бледной тенью — сначала при волевой матери, потом у мужа, советника Президента, и чуть ли не в прислугах у собственной дочери. Сейчас у неё есть дело, которое ей по душе, в котором намечается «оглушительный успех», и пора формироваться собственному характеру. И я, наверное, ничего не смыслю в жизни и не понимаю в людях, если после недели каникул на Байкале наша дочь со слёзками на глазках не будет проситься со мной в Африку повидать мамочку. Успокоившись этой мыслью, уснул под рокот двигателей….

   Робинзону с Пятницей нашёл без труда. Не то чтобы я — Великий Следопыт…. Мобила-то для чего? На берегу маленькой речушки с холодной водой, в самом её устье при впадении в Байкал, разбили бивак — две палатки с треногой над костром. Одно походное помещение они оккупировали, во втором пара спальных мешков ждала нас с Дашей. Ну что ж….

   Ребёнок мой грустил только до вечера. Когда развели костёр, наелись ухи и взялись за гитары — в нашей семье появился ещё один самодеятельный музыкант — грусть, как рукой сняло. Мы пели о «солнышке лесном», о том, «как здорово, что все мы здесь сегодня собрались»…. Настало время моим печалям — все да не все. Даша в душной Африке. Люба в деловитом Кремле. Мирабель…. Как давно я у неё не был! Позвонить надо. Никуши…. Боль сердца моего. По щекам побежали неудержимые слёзы. Я взял аккорд и запел:

   — Тихо вокруг — это герои спят….

Ну, разве не герои сестрички-близняшки? Не позволили насильнику измываться над ними безнаказанно….

   Мама подхватила. Настенька не знала слов, но пыталась попасть в ритм, пощипывая струны.

   Вечер скорби и печали. Вечер великих дум.

   Потом мы искупались в холодной воде Байкала и залезли в спальные мешки….

   Ходили на моторке к местным прасолам. Ох, и вкусны же их малосольные огурчики! Ещё копчёной грудинки подкупили. Разогревали на костре, ели подгорелую, шипящую жиром — нам и дела не было до чудо-оптимизаторов.

   Однажды под утро напугал медведь, разоривший наши припасы. Потом мы его пугали — гоняли по тайге вокруг сопки, заливаясь собачим лаем….

   Неделя пролетела, как один день. Пора возвращаться.

   Эту новость с видеороликом транслировали по телевизору все каналы каждые полчаса. И мы не могли её не услышать. В Иркутском аэропорту моей доченьке стало дурно. Мы вызвали неотложку. Настеньку в полуобморочном состоянии я на руках внёс в самолёт. Всю дорогу уговаривал маму сразу по приезду надеть себе и Настюше оптимизаторы — они на столе в гостиной. В Москве вызвал скорую к трапу самолёта, а сам на такси помчался в Шереметьево.…

   В соседней стране шла гражданская война. Правительство, поощряемое НАТО, билось с инсургентами. Тех тоже кто-то поддерживал и поставлял оружие караванами через пустыню. Этому конвою не повезло — он был обнаружен и атакован с воздуха. Теряя людей и машины, караван рвался на юг. У «вертушек» кончалось горючее. Перед возвращением в базу они сделали последний заход на цель. Но удачный выстрел с земли разнёс «Апача» на куски. На базу вернулся один вертолёт. И целая эскадрилья их поднялась в воздух, рванула в погоню, пылая яростью мщения.

   Тем временем, конвой достиг нашей деревни. Бежать дальше по пустыни от крылатых убийц не было смысла. Контрабандисты согнали всех жителей и расставили вокруг машин — живой щит от возможной атаки с воздуха. Где-то там, среди чернокожих, стояла и моя Даша. Янки не стали вступать в переговоры по поводу заложников. «Апачи» сделали боевой разворот и атаковали деревню, машины и людей всей своей ракетно-огневой мощью. Потом ещё один заход, ещё один залп, и вертолёты повернули в базу. Они даже не присели на землю, посмотреть на дело рук своих….

   Когда я примчался в спалённую деревню, в ней работали санитары столичного хосписа. Солдаты в голубых касках ООН стояли по периметру, охраняя место трагедии. От кого теперь-то? Мне принесли цинковый ящик более похожий на урну, чем на гроб.

   — Здесь фрагменты вашей жены.

Фрагменты моей жены, моего не родившегося сына. Господи, неужто на то была воля твоя?!

Мама позвонила:

   — Настюше уже лучше, она стала улыбаться. Твои оптимизаторы просто чудо. Ты приедешь в Москву?

Люба позвонила:

   — Приезжай, милый, вместе переживём горе.

Был звонок от Мирабель:

   — Крепись, Алёша. Помни — ты нам нужен.

Билли достал:

   — Одень оптимизатор. Одень оптимизатор. Ты с ума сойдёшь. Тебя раздавит горе.

К чёрту! Я опять начал швыряться мобилами.

   В Москву прилетел со скорбным ящиком. Дашины останки похоронили рядом с Никушиными. Растёт ряд дорогих мне могил. Мы стояли могучей кучкой, сбитые в неё единым горем — Надежда Павловна с мужем-полковником, мама в обнимку с Настюшей, и Люба у меня под рукой. Вокруг на приличном расстоянии охрана президента России, а за ней по всему кладбищу — зеваки и папарацци.

   — Ты останешься в Москве? — спросила мама.

   — Оставайся, милый, — попросила Люба.

Я отмолчался. Справили тризну. Два дня лежал пластом в своей комнате московской квартиры. А потом позвонил Патрону и попросил отпуск. Получив «добро», улетел к Мирабель.

   Осень в Прибалтике, по моему убеждению, самая чудесная пора. Пусть промозглая сырость, пусть дождь вперемешку со снегом и студёны порывы ветра с моря. Зато как хорошо у камина, когда за окном вся эта белиберда. Потрескивают горящие поленья, янтарное пиво желтеет в бокалах, рядом любимая женщина и так задушевна неспешная беседа. Остаток лета и всю осень я гостил у Мирабель. У мамы есть Настюша, у Любы — работа. Мирабель казалась такой же неприкаянной, как и я. Костик подрос и по моей рекомендации учился в специализированном лицее у Костыля на Сахалине — будущий юнга космического флота. Мирабель осталась одна и грустила. Звонки её стали чаще. Но не она звала к себе — манил голос сирены, поющей в ночи, её удивительный голос. Я приехал и остался. За пивом у камина и на прогулках по взморью поведал бывшей жене моего отца всю свою сознательную жизнь, рассказал об утратах последних лет. Умолчал только о Билли. Повествование растянулось на целых четыре месяца. А когда закончилось, я наконец-то услышал слова, которые так долго ждал.

   — Я люблю тебя, Алёша.

   Нет, это было не так. Мирабель сказала:

   — Ты приехал потому, что боишься проклятья генерала. Оно, как рок судьбы, идёт по пятам и губит дорогих тебе людей. Ты боишься оставаться с мамой, Любой и, конечно, с дочерью. Приехал убедиться — действительно это так или имела место цепь случайных совпадений. Ну что ж, я люблю тебя, Алёша, и готова принять участие в эксперименте, пусть даже смертельном для меня. Оставайся, сколько захочешь и поезжай, когда уверишься, что ты не опасен для своих близких….

   Что сказать? Это действительно так, хотя и в мыслях не позволял себе о том подумать. Умница Мирабель. Чем тебя отблагодарить? Я знал одну её слабость — неистовость в интимных делах. Взял женщину на руки и поднялся в мансарду. Я набросился на неё, как изголодавшийся монах-отшельник, будто не было меж нас близости все эти четыре месяца. Мял и ломал хрупкое тело безжалостными руками. Казалось, вот-вот затрещат её ребрышки, и брызнет кровь. Она стонала под моим напором, но требовала:

   — Ещё...! Ещё...!

   И, наконец, закричала в экстазе:

   — Да…! Да…! Да…!

   Мы замерли обессиленные, не разжимая объятий. А наутро проснулись с чувством нерасторжимого родства — приходи беда, мы встретим тебя плечом к плечу и не склоним голов. Нам хорошо было вдвоём в эти дни….

   Звонила мама:

   — У Настеньки начались занятия в школе, учится она хорошо. Каждое воскресенье ездим на кладбище, ложем цветы на Дашину могилу.

   — Не стоит зацикливать ребёнка на столь минорных традициях.

   — Ты начал давать советы? Это хорошо. Будем надеяться на скорую встречу.

   Звонила Люба:

   — Ты хотел завести ребёночка. Я готова обсудить эту тему. Приедешь?

   — Не сейчас.

   Звонил Патрон:

   — Ты как? Ну, отдыхай, отдыхай, набирайся сил. Телевизор посматриваешь? За новостями следишь? Наш оптимизатор берёт мир в оборот — буквально нарасхват. Дашин бюст будет установлен перед Дворцом Лиги Наций.

   — Бюст — это хорошо.

   — Ну, отдыхай, отдыхай….

   О чём он? Пепел Клааса стучал в моём сердце, и я жаждал мести. Когда её план сформировался — а это было ещё летом, вскоре после приезда к Мирабель — позвонил Билли:

    — Хочу уничтожить всё оружие на Земле, распустить армии. Кому неймётся, пусть дерутся кулаками.

   — Непростая задача, Создатель. С наскока её не решить. Есть над чем подумать. Цивилизации гибли и зарождались в войнах. Человечество не мыслит себя безоружным: основной инстинкт — природой заложен. Чтобы вытравить его из памяти, сколько поколений надо пережить. Нет времени ждать? А что ты предлагаешь? Разрушить разом все компьютерные схемы милитаризованных государств? Нет, это вряд ли решит задачу, скорее спровоцирует непредсказуемые действия. С такими вещами надо быть осторожным. Ты ведь не хочешь стать зачинщиком Третьей мировой термоядерной войны?

   — Слушай, хватит валять Ваньку — не тот случай. Я ведь знаю, что через оптимизатор ты можешь воздействовать на психику любого человека. Надеваем всем без исключения твои браслеты, и — прощай, оружие!

   — Смело, я бы сказал, революционно. Руки кровью не боишься обагрить?

   — Крови не должно быть. По крайней мере, невинной. Задача понятна? Ты должен это сделать. Я хочу видеть натовских генералов на паперти с протянутой рукой, а на развалинах Пентагона танцующий народ….

    Мирабель подхватила насморк. Наверное, переохладилась на ветру, среди дюн разыскивая меня к ужину. На столике перед кроватью обычный набор лекарственных средств. Целуя её на ночь, застегнул на хрупком запястье оптимизатор.

   — Что это?

   — Подарок. Тот самый прибор, о котором я тебе рассказывал. Не волнуйся, он поможет.

   Утром насморка как не бывало.

   — Интересная штучка, — Мирабель любовалась серебряным браслетом. — А почему ты сам его не носишь?

   — Мне противопоказано.

   — Ну, и я не буду, пока ты здесь. Как же готовить обеды, не имея желания их пробовать?

   Я торопил виртуального гения:

   — Билли.

   — Я работаю, Создатель. Уже девяносто семь процентов земного населения носят оптимизаторы. Мне нужны ещё месяц-другой.

   — К чёрту! На всех других, особенно несогласных, надеть наручник силой.

   — Ты крут, Создатель — не подозревал.

   — Поднимай народ на последний штурм.

   Позвонил Патрон:

   — Кажется, заварили с тобой кашу. «Адамисты» цветочками были. Ты смотришь новости? Видишь, что в мире творится? Народ забросил работу. Остановились заводы и фабрики, шахты и рудники, школы и ВУЗы. Все поголовно вышли на улицы. Требуют разгона правительств и полиции, разоружения и роспуска армий, отмены границ и законов. Что делать, советник?

   — Встать во главе.

   И Патрон закатил такую речугу на Генеральной Ассамблее Организации, что искушённые политики рты поразевали. Мой шеф громил все и всяческие устои — в отставку правительства, распустить полицию, разоружить армию. Долой законы и запреты, долой аппараты насилия. Да здравствует человеческий разум без рас и границ!

   Люба позвонила:

   — Ты хоть отдаёшь себе отчёт в том, что затеваешь? Надеюсь, последствия предсказуемы и просчитаны. Мне что посоветуешь?

   — Яви миру пример.

   Через неделю Люба:

   — Я отдала на рассмотрение в Думу проект указа о ликвидации Российской Федерации. Предлагается упразднить границы, лишить полномочий все властные структуры, силовые — разоружить и распустить. После этого бери нас голыми руками. Вот, Гладышев, до чего ты страну довёл.

   — Я рад, любимая, что ты поняла обстановку так, как она есть. Стоит ли держаться за ирреальную власть?

   — Как политик я всё понимаю, но как человек — жалею очень. Мы ведь только-только расправили крылья, стали выходить на передовые позиции. Люди зажили вольготно и весело. Самосознание нации укрепилось — мы русский народ! О. как мне хотелось макнуть дядюшку Сэма носом в ночной горшок, и такая напасть….

   В новостях объявили: Дума приняла закон об упразднении государственной власти Российской Федерации, вернула Президенту, и Люба его подписала. Люди кинулись брататься, будто до этого дня смертным боем бились. Поздравляли друг друга с долгожданной свободой, будто в концлагерях томились. Пример России оказался заразительным. Мощная волна прокатилась по континентам. Евразия и Африка разом лишились границ. Оптимизатор разрушал языковые барьеры. Все легко и просто понимали друг друга. Снимались с насиженных мест и катили в гости через горы и реки, чтобы убедиться, что и в этих местах живут люди, которые хотят мира и братства.

   Я позвонил Любе:

   — Куда ты теперь?

   — Поеду на Сахалин обучаться ракетному делу.

   — Костыль в преемники прочит?

   — Нет, но мне кажется, там единственное место, где остались нормальные люди — работают.

   — Это только кажется, дорогая. Все люди нормальны, просто время такое пришло — рушить старый мир. А в новом все будут трудиться не за страх и доллар, от любви к труду и созиданию. Уж поверь мне.

   — Не узнаю тебя, Гладышев: тихий-тихий всегда был, податливый и вдруг — Потрясатель Вселенной.

   — К этому всё и шло, и когда-нибудь пришло само собой, возможно, не при нашей жизни, но пепел Клааса стучит в моём сердце, и я не могу больше ждать.

   — А я и не подозревала, что была замужем за богом.

   — Почему была?

   — Но ты ведь не едешь.

   — Это временно. Мы ещё будем вместе и родим кучку маленьких ребятишек.

   — Две кучки….

   Волна демилитаризации катилась по Земле с нарастающей быстротой. Разоружались армии, самораспускались правительства. Разведывательные и военные спутники, покинув привычные орбиты, нырнули в океанские глубины. Не по своей, конечно, воле, да и не по приказу до панического ужаса растерянных перед происходящим хозяев. Билли откорректировал им орбиту в том направлении. Точно также он поступил с самым мощным оружием Пентагона — авианосцами ВМС США. Казалось бы, неприступная, вооружённая до зубов цитадель посреди океана — как её взять безоружным миротворцам? А проще простого. В один день на все американские корабли пришёл приказ (автор — Билли): открыть кингстоны, экипажам покинуть борт. И пугало всего мира — оплот милитаризма — пуская пузыри, пошёл ко дну. Бравых моряков и героических морских пехотинцев поднимали с плотов и шлюпок на гражданские суда, цепляли на запястье оптимизаторы и шлёпали по заду: гуляйте, янки, мир настал!

   Пришло тревожное сообщение от Билли: меня разыскивает ЦРУ. Ясно, что не к чаю будет приглашение. С первого дня всеземного примирения паучье гнездо в Лэнгли лихорадочно работало, пытаясь вычислить, откуда дует ветер. Дул он, по мнению его аналитиков, из оптимизаторов. Мой фейс и анкетные данные замелькали на мониторах Разведуправы. В принципе, что тут долго гадать: если оптимизатор как-то засветился, останется ли в стороне его автор? Была поставлена задача: мистера Гладышева, помощника Генерального Секретаря ООН, найти и доставить в Лэнгли, в крайнем случае, уничтожить. Вот этот крайний случай меня никак не устраивал, как, впрочем, и визит с мешком на голове в казематы ЦРУ.

   А за океаном для решения поставленной задачи была создана оперативная группа с аппаратами управления, связи и к ним специальное подразделение из девяти профессиональных агентов (читай — убийц) по захвату меня и препровождению в паучье гнездо или уничтожению.

   Итак, девять всадников Апокалипсиса устремились по белу свету на поиски Лёшки Гладышева.

   — Билли, насколько это опасно?

   — Это может быть смертельно опасно, если выйдет из-под контроля, но пока, слава Богу…. Американская обстоятельность в этот раз играет с ними злую шутку: все их решения и действия, вся информация у меня на ладони.

   — Растут конечности?

   — Пока только средние.

   Не устою восхищаться удивительным голосом Мирабель. А как она поёт! Пытался аккомпанировать на гитаре, и очень хотелось надеть оптимизатор, чтобы понять, о чём слова её скандинавских песен. У неё шведские корни, но отцом был русский моряк.

   — Расскажи о себе, — попросил.

   — Мы с мамой жили на Готланде, — поведала Мирабель. — У папы была семья в Петербурге. К нам он заглядывал редко. Мама страдала алкоголизмом. Запирала меня одну дома, и уходила в трактир. Однажды ей стало плохо у стойки бара. Её увезли в больницу, где она скончалась от прогрессирующего туберкулёза. А я, четырёхлетняя, шесть дней просидела одна в холодном запертом доме без крошки хлеба. Отец разыскал меня в сиротском приюте и тайком, как контрабанду, вывез в Россию на своём судне. Удочерил, приказал своим близким любить меня. Жили небогато, но когда окончила школу с медалью, отец нашёл средства отправить меня на учёбу в Москву. Я училась на химика-технолога, а в свободное время подрабатывала нянечкой и гувернанткой у состоятельных людей. После института работы не нашлось, и я стала давать частные уроки химии, готовить по предмету выпускников к поступлению в ВУЗ. Встретила твоего отца. Он уговорил стать его содержанкой. Снял мне комнату в коммуналке, давал деньги на жизнь, дарил подарки. Когда я забеременела, он страшно испугался, грозился бросить и требовал сделать аборт. Но я отмолчалась и поступила по-своему — родила. Володя не решился меня прогнать, а когда привязался к Костику, заявил, что уйдёт из семьи и женится на мне. Так и сделал однажды…..

Мирабель пригубила бокал.

   — Твоя мама красивая женщина?

   — Очень. Я не понимал тогда отца.

   — Теперь понимаешь?

   — Я считаю, жизнь выстроила цепь трагических и не очень событий только для того, чтобы мы однажды встретились.

   — И никогда больше не расставались?

   — Этого я обещать не могу, не кривя душой.

   — Знать, судьба моя такая — быть содержанкой отца, потом сына. Знаешь, какие сны мне снятся? Я блистаю бриллиантами на светских балах под руку с советником Генерального секретаря Организации Объединённых Наций.

   — Думаю, не будет больше светских балов, и секретарей больше не будет, потому что некого станет организовывать. Всё население Земли теперь единая нация….

   Мирабель поверила, но не поняла почему. Думала, причина во мне. И ведь не ошиблась.

   — Билли, какие новости?

   — Ищут тебя, Создатель, лихорадочно и безрезультатно. Время подгоняет: вот-вот захлестнёт народная волна последний оплот милитаризма. На днях президентский кортеж остановили в Далласе, надели хозяину Белого Дома оптимизатор, и тот на потеху толпы замечательно исполнил тарантеллу. Это надо было видеть!

   — Пошукай по каналам и сделай для нас повтор вечерком. Где ищут меня твои всадники? Не стоит ли, отсюда убраться, чтобы не подвергать опасности Мирабель?

    — Здесь для тебя самое безопасное место, ведь о его существовании неизвестно никому, даже твоим близким.

   — Моим близким? Ты сейчас о чём говоришь? Считаешь, они возьмутся за моих родных, чтоб добраться до меня? Господи, Настенька, мама, Люба — они же в опасности. Надо что-то предпринять и немедленно. Слушай сюда, повелитель Земли. Мы немедленно громогласно открываем место моего пребывания и встречаем врага лицом к лицу.

   — Два мраморных дога и чёрный пояс по айкидо против профессиональных убийц ЦРУ — у тебя никаких шансов, Создатель.

   — А ты на что?

   Не посоветовавшись с Билли, пошёл в ближайшее селение. Мирабель сказал, что за продуктами. Представился хозяину местной таверны и высказал желание провести в его заведении пресс-конференцию для TV и журналистов. Толстячок сделал несколько звонков в столицу.

   К вечеру они нагрянули. Засверкали фотовспышками, затрещали, защёлкали камерами. Посыпались вопросы.

    Какими судьбами советник генсека ООН и самый богатый человек оказался в этом захолустье? Какие новые усовершенствования ожидают оптимизатор? Что будет с планетой Земля? Что ожидает мировые валюты? Каким будет общественное устройство населения после отмены существовавших, государственных? И другие….

   Я щёлкнул пальцами над головой, привлекая внимание хозяина заведения, и заказал всем присутствующим пива в литровых глиняных кружках местного колорита.

   — Господа, выключите камеры, отложите диктофоны, забудьте на время профессиональные обязанности — потом будем думать, писать, комментировать. Прошу вас выключить мобильные телефоны и снять оптимизаторы. Приглашаю в гости на прощальную вечеринку. Я ухожу от забот мирских и провозглашаю тост за процветание Земли в новом формате — без границ и аппаратов насилия!

   Что говорить! Вечеринка удалась. Пивом, пивом, а так натрескались, что плясали меж столов и на оных, а потом сдвинули их вместе, сели вокруг, обнялись, пели и покачивались. Латышских песен не знал, но добросовестно вливался в хор, покрикивая:

   — Гей-гей-гей! Гей-гей-гей!

   Домой меня привезли на джипчике, дотащили до порога, позвонили в дверь. Мирабель удивилась, а мраморные доги избавили сопровождающих от комментариев.

   Проснулся без похмельного синдрома. Удивился даже — столько выпито! Но бросил взгляд на запястье, и пришло разочарование. «Мирабель! — хотел было крикнуть. — Что за фокусы?». Но Билли в душу влез.

   — Что за фокусы, Создатель?

   — Вызываем огонь на себя.

   — Я просто зримо вижу, как всадники Апокалипсиса, вздыбив чёрных коней, повернули со всех концов Земли к этому уютному домику. Тебе не страшно?

   — Без тебя было бы страшно….

   Готовясь к возможной обороне, критически осмотрел наше жилище. Одинокий особняк в ста метрах от моря. Окна первого и второго этажей зарешёчены, входная дверь стальная — это хорошо. Мансарда — стеклянные двери и открытый балкон, но это уже, считай, третий этаж. Впрочем, вдоль южной стены строй платанов вплотную к дому. По ним можно вскарабкаться на крышу, Через конёк перевалил и на балконе мансарды. Уязвимое место. Спилить платаны? Душа не лежит губить красоту. И кто знает, как они (агенты ЦРУ) попытаются к нам проникнуть? Оружия в доме не было. Из кухни стащил топорик для разделывания мяса, нашёл в подвале доску, нарисовал круг и в тени платанов тренировался в меткости метании томагавка. Да, Чингачгук из меня ещё тот….

   Вечером смотрели с Мирабель, как танцует тарантеллу последний президент Соединённых Штатов.

Билли доложил:

   — Шестерых уже нет.

   — Их убили?

   — Ты бы хотел?

   — Не то, чтобы сильно….

   — Нет. Они сами добровольно надели оптимизаторы и стали под наши знамёна.

   — Удачно. Остальные?

   — Эти, должно быть, фанаты дела и пойдут до конца. Но мы их возьмём, как только обозначатся, выйдя на связь. Возьмём и силой окольцуем.

   Среди ночи звонок. Билли:

   — Беда, Создатель. В Лэнгли взяли штурмом паучье гнездо.

   — Кому не спится в ночь глухую?

   — Там день в разгаре.

   — Штурмом, говоришь? Много жертв?

   — Пальбы не было. Вошли, отняли оружие, окольцевали.

   — А где беда?

   — Связь с агентами прервалась. Я не знаю, где сейчас три всадника, и как их искать.

   — Увы, нам. От лица прежних хозяев сигнал нельзя послать?

   — Пробовал — не отвечают. Информация о бесславной кончине ЦРУ облетела весь мир, так что….

   — Их возможные действия?

   — Думаю, как и прежде — пойдут до конца. До твоего конца, Создатель. Это профессионалы и, должно быть, зомбированы на убийство.

   — Не продолжай, уже страшно. Что посоветуешь?

   — Сейчас все оптимизаторы настроены на сканирование по принципу: свой — чужой. Их распознают, если даже будут муляжи на руках.

   — Муляж на руке, пистолет в кармане — печальный конец Бондиады.

   — Вам надо где-то отсидеться, подождать, пока эти кильки с револьверами подрумянятся в шпроты. Нужно время.

   — Билли, на эту тему мы уже говорили: не застанут меня здесь, кинуться искать у близких. Какой же это огонь на себя?

   Лаская Мирабель после близости, спросил:

   — Может быть, ты уедешь на время? Здесь становится небезопасно.

   — Тебе что-то угрожает?

   — В большей степени тебе: я человек подготовленный.

   — Алёша, скажи правду, что может случиться?

   — Сюда спешат недобрые люди с плохими намерениями.

   — Им что-то надо от тебя.

   — Уже нет.

   — Они хотят тебя убить?

   — И будут пытаться.

   — О, господи, что же нам делать?

Вместо ответа привлёк Мирабель к себе и поцеловал макушку, пристроив голову на плече.

   — Мне некуда ехать, — она скребла ноготком родимое пятнышко на моей груди. — Во всём белом свете у меня никого нет кроме тебя.

Конечно же, она имела в виду защитников — Костик у неё был.

   С переходом на осадное положение мраморных догов переселили из дома под крыльцо. Находясь на свободе, они могли беспрепятственно исполнять основную собачью функцию — охранять.

   В одну из ночей они громко и злобно лаяли сначала возле дома, а потом на взморье в дюнах. Мы с Мирабель не спали, вглядывались в черноту окон, пытаясь понять, что там происходит. Утром собаки заскреблись у дверей, заскулили, требуя привычного завтрака. Мы успокоились, осмотрели дом снаружи, и тогда уже вернулись в круг обычных дневных забот.

   После полудня в дверь позвонил проезжий селянин. Неподалёку в дюнах он обнаружил погибшего человека.

   У незнакомца было разорвано горло, и руки искусаны в кровь. То, что это собачьих зуб дело, не вызывало сомнений. Мирабель перепугалась. А я нашёл в себе силы ощупать покойного и обыскать. Признаков жизни в теле не обнаружил, в карманах — оружия.

   — Вы его знаете? — строго спросил селянин, бывший местный полицейский.

Увидев оптимизатор на его запястье, я успокоился.

   — В первый раз вижу. Но уверен, что собаки гнали его от дома — случайного прохожего они не тронут.

   — Пойдемте, посмотрим.

Пока я укладывал в кровать расстроенную Мирабель, он обошёл усадьбу по периметру и обнаружил под платанами пистолет.

   — Ваш?

   — Конечно, нет.

   — В интересах следствия, я прошу не покидать усадьбы.

   — Я арестован?

   — Пока нет….

   Мирабель плакала, уткнувшись в подушку. Худенькие плечи тряс озноб. Я застегнул на её запястье оптимизатор:

   — Поспи, дорогая.

   Спустился вниз, разворошил угли камина, бросил сверху два полена. Сел в кресло, взял мобилу.

   — Билли, что происходит?

   — Твои доги прикончили агента ЦРУ.

   — И сам понял. Почему этот латыш меня напрягает? Ещё скажи, что тюрьмы остались, и одна из камер очень по мне скучает.

   — Сила привычки. А впрочем, нет, конечно. Именно так теперь будет соблюдаться порядок в обществе — на сознательности его граждан….

   Мирабель проспала до утра. Я дежурил в кресле у камина, прислушиваясь к завываниям ветра в трубе и шорохам дождя за окном. Изредка вставал, чтобы подкинуть полено в огонь да подлить пива в бокал. На каждый подозрительный звук чутко реагировал — обходил дом по периметру (внутри, конечно), вглядываясь из неосвещённых комнат сквозь зарешеченные окна в промозглую тьму ночи. Собак, охранявших наш покой снаружи, было жалко, но в доме они бесполезны.

   Эта ночь, слава Богу, прошла без происшествий….

   Мирабель спустилась утром и застала меня кемарившим в кресле у потухшего камина. За дверью скреблись и нетерпеливо повизгивали собаки, требуя завтрака. Хозяйка покормила их, стала готовить для меня. От звона кухонной посуды я и проснулся. Глянул за окно — день занимался ненастным….

   — Отдохни, Алёша, — после завтрака предложила Мирабель. Она застелила постель и присела на краешек. Взяла в ладони мой кулак, опёрлась на него щекой.

   — Человек в дюнах — твой враг?

   — Наш враг. Осталось ещё двое. А потом кончится этот кошмар, и мы заживём счастливо.

   — Ты останешься у меня? — встрепенулась Мирабель.

Я отмолчался.

   — Нет, конечно, — вздохнула моя любовница и загрустила. Но выглядела она гораздо лучше вчерашнего.

Я погладил оптимизатор на её запястье:

   — Никогда не снимай, он поможет тебе перемочь невзгоды.

   — А ты?

   — Я привычный.

   Билли разбудил мелодией мобилы. Я вздрогнул в кровати. Мирабель подала трубку.

   — У аппарата.

   — Второй нашёлся.

   — Где?

   — Неподалёку. Сидит в таверне. Заказал пива, слушает разговоры.

   — Мои действия?

   — Надо брать, пока он на виду.

   — Есть план?

   — Как у Фридриха, короля прусского: ввяжемся в бой, и обстановка подскажет.

   — И голос не дрогнул — на смертный бой послать собственного родителя.

   — Надень оптимизатор, и мы покажем гостю из Лэнгли, где в Прибалтике зимуют раки.

   Боевой задор виртуального помощника передался мне. Собираясь в дорогу, напевал: «Тореадор смелее в бой….». Простился нежно с Мирабель, попросил приготовить что-нибудь вкусненького к ужину, пообещал принести хорошего вина. А ей — никуда не выходить и посторонних не впускать. За сборами и прощанием чуть было не забыл оптимизатор. Билли у порога догнал звонком:

   — Не чувствую контакта. Где оптимизатор?

   — Ах, да! — потянул браслет с руки Мирабель. — Ты позволишь, дорогая? От простуды уберечься….

   Простуда, от которой следовало беречься, поджидала меня в таверне, за столиком у окна. Нет, это я, конечно, для красного словца завернул. Не мог он меня ждать. Искал, конечно, но на такую удачу — найти место моей последней пресс-конференции и тут же её виновника — вряд ли надеялся. Две кружки из-под пива стояли перед ним. Это ты, братец, переборщил. Забыл что перед тобой обладатель чёрного пояса айкидо? Впрочем, дело не в поясе. Ещё дорогой, когда надел оптимизатор, почувствовал себя в непривычной тарелке. Будто во мне что-то всклокотало и запузырилось, норовило выплеснуться. Виновника новых ощущений искать на стороне не приходилось.

   — Билли, что ещё за фокусы? Только не говори, что ты здесь не причём.

   — Причём, причём, Создатель. Сейчас в тебе сосредоточена сила и мощь всех мастеров рукопашного боя, когда-либо существовавших на Земле. Распорядись ею должным образом.

   Вся сила и мощь…. Я осмотрел поле битвы. Двухвековая (а может старше?) таверна с низким потолком. Канделябры на массивных цепях. Когда-то в них горели свечи, теперь разбивают головы подвыпившие посетители. Их немного. Трое за одним столом играют в кости, двое за другим в шахматы. Один у стойки. Один у окна за столом с двумя глиняными кружками. Ну, этот, последний, понятно, зачем здесь. Остальные — в силу привычки? На руке оптимизатор — напоит, накормит, спать уложит хоть с самой наипервой кинозвездой. Должно быть, общение влечёт людей. Чтоб не в мыслях, а наяву языком почесать. Чтоб дым из трубки нос щипал, и пиво глотку холодило. Организму вредно — душе приятно.

   Худенькая девочка — двенадцатилетняя дочка хозяина заведения — встав на скамеечку у камина, играла на скрипке. Хорошо играла, просто здорово, а мелодия непростая — классическая, из прошлых веков. Казалось, её не слушают, но время от времени игроки в шахматы и кости кидали реплики:

   — Молодец, Эльза! Ай, да молодец!

   Девочка со скрипкой — последний штрих к декорациям кровавой мизансцены. Нельзя допустить, чтоб он начал палить.

   — Билли.

   — Импровизируй, Создатель. Наглость и напор.

   Я кинул дождевик подсуетившемуся хозяину и на чистом латышском (ай, да Билли!) поприветствовал присутствующих. Прямиком направился к столику у окна.

   — Позволите? — присел. — Не поможете скоротать вечер — нарды, карты, шахматы?

Он, конечно же, узнал меня — напрягся весь. А я тараторил, на незнакомом прежде языке, и имя своё исковеркал:

   — Алкснис.

Сделал знак хозяину — два пива.

   — Сэр, должно быть, не местный? — обратился по-английски. — Позволите угостить?

   Он смотрел на меня внимательно и недобро. Худому, вытянутому вперёд лицу трудно улыбаться. И глаза его напрочь выцвели. Довели парня боссы из Лэнгли — самой жизни не рад.

   — Господин — англичанин?

   — Шотландец.

   — Может быть, бутылочку шотландского виски для знакомства? И жареного поросёнка. Нет, двух жареных поросят! Раз не шахматы и не покер, предлагаю старинную латышскую забаву — бездонное брюхо. Суть не сложная: едим, пьём, пока один из нас не скажет — хватит. Проигравший платит за всё.

   — Нет ни голода, ни жажды, — буркнул он и сунул руку в карман.

   Я и бровью не повёл: он был на расстоянии вытянутой руки, а стало быть, в моей власти. Уже сейчас я мог бы вышибить из него мозги или надеть на его запястье свой оптимизатор — что, собственно, равносильно. Мне было интересно, как кошке с мышкой — что он предпримет?

   Думаю, те же мысли одолевали его. Он был уверен в своём превосходстве, и теперь подыгрывал мне, вживаясь в роль странствующего европейца. Какой же ты, парень, шотландец с такой незавидной челюстью? Двинуть по ней пока он в карманах своих копается?

   Я переборол это желание, а нареченный шотландцем извлёк на свет Божий сигареты с зажигалкой вместо пистолета.

   — Хотите фору дам?

   — Я не терплю обжорства.

   — Тогда на руках, — я упёр локоть в стол и протянул к нему ладонь. — Ну же!

Он смотрел в мои глаза, не мигая:

   — В Латвии всегда встречают так гостей?

   — Нет, только в нашем захолустье.

Он повертел головой — никто не обращал на нас внимания — и вложил в мою свою ладонь, сравняв свой локоть с моим. Я и не собирался с ним бороться. Ловким движением свободной руки расстегнул оптимизатор на своём запястье и застегнул на его.

   — С приездом, Билл. Или может, Сэм? Как там, в Лэнгли — швах дела?

   Смотрел, не отрываясь, в его зрачки. Какая-то должна произойти метаморфоза — его превращения из всадника Апокалипсиса в моего союзника. Глаза что ли должны стать добрее. Или улыбка тронет тонкие губы….

   Никаких видимых изменений не произошло. И голос его был по-прежнему сух и надтреснут.

   — Как вы меня вычислили?

   Вместо ответа постучал ногтём большого пальца руки по оптимизатору на его запястье.

   — Так это правда, что об этой штуке говорят?

   Он поднял руку, сжатую в кулак, повертел перед собой, разглядывая серебряный браслет.

   — Кто бы мог подумать.

   Мне показалось, вот сейчас он скинет браслет с запястья, достанет пистолет и начнёт палить. Но вместо этого он убрал в карман сигареты, отодвинул преподнесённую мной кружку пива и подался немного вперёд, понизив голос:

   — Я так понимаю: у сэра неприятности, и мой долг помочь вам? Приказывайте. Меня зовут Ян Бженкевич, по крови я поляк.

   А говорил, шотландец.

   — Ваша группа практически нейтрализована. Один погиб, к сожалению. Вы…. Остался ещё один, который идёт к цели, и возможно уже где-то рядом.

   — Вы знаете его?

   — А вы?

   — Я знаю всех членов группы. Можно взглянуть на погибшего?

   — Пойдём, попробуем.

   Уходя из таверны, потрепал Эльзу по бледной щёчке:

   — Ты молодец. Настоящий талант.

   Сказал по-русски, а она поняла: на худенькой ручке у неё оптимизатор.

   Тело погибшего в дюнах уже отправили в столицу.

   — Осталась фотозапись на сотовом, — объявил нам бывший сельский полицейский. — А в чём дело, господа?

   Бженкевич посмотрел запись на мобильном телефоне.

   — Это Адам Тернер. Невезунчик. Хотя утверждал, что ему здорово повезло, когда попал на службу в ЦРУ?

   — В чём дело, господа? Откуда в наших дюнах люди ЦРУ? — беспокоился бывший профессиональный, а теперь на общественных началах страж порядка.

   Пока Бженкевич разглядывал дисплей сотового, я объяснил ситуацию его владельцу. Звали его Андрис Вальдс, и он оказался на редкость сообразительным. Тут же вызвался нам помочь. Пистолет, признался он, отправил вместе с трупом в столицу, но имеет крепкие руки и светлую голову, что будут не лишними в любой передряге.

   И мы отправились в мою обитель.

   Успокоив собак, позвонил в дверь. Тут вспомнил, что обещал к ужину хорошего вина. Вот, досада! Представил, целуя, Мирабель:

   — Вина не взял, зато смотри, каких золотых парней привёл на ужин. Угощай, дорогая!

   Оставил их в гостиной накрывать стол и поднялся в мансарду. На западе краешек небосвода очистился от хмурых туч. В него заглянуло солнце, чтобы тут же утонуть в море. Разлилась кровавая заря. Предвестник ветреной ночи. Или ещё чего-то….

   Связался по сотовому с Билли.

   — Как я тебе?

   — Выше всяких похвал.

   — Но ты мне должен объяснить: что происходит? Почему люди в оптимизаторах курят табак, пьют пиво, играют в азартные игры?

   — Нашёл время! Ну, хорошо. Твоё изобретение, Создатель, не подавляет человеческое сознание, а лишь приглушает негативные явления и усиливает позитивные. Люди, нацепив оптимизаторы, не становятся зомби — чего ты, кстати, так боишься. Они остаются людьми со своими прежними слабостями и привязанностями. Оптимизатор делает своё дело, а природа человеческая своё. Без конфликтов, сотрудничая, идём к прогрессу.

   — Если сейчас с этого американского поляка сниму браслет, не повернёт ли он свою пушку против меня?

   — Не факт. Зомбированную часть коры головного мозга я ему разблокировал, освободил от навязанной в конторе идеи найти и убить тебя. Но оптимизатор не торопись снимать. Я отсканировал носителя. По натуре агент Бженкевич не склонен к героизму, а в критической ситуации легко может поступиться чужой жизнью ради спасения своей. Сделаем из парня героя?

   — Сделаем. Хотя с такой репутацией…. Лучше б я ему мозги вышиб в таверне. Была мысль….

   Мы сели ужинать при свечах, а на окнах опустили жалюзи. Скорее военный совет, чем трапеза. Двое в оптимизаторах лишь для приличия ковырялись в тарелках, не выказывая аппетита. Мирабель скандинавская кровь не позволяла разогреться на еде. Ну, а я, русский Лёха, подналёг. Зачем себе отказывать в удовольствии, которое может оказаться последним в жизни? Тем более, приготовлено очень вкусно.

   — Нам следует посоветоваться и решить, как организовать оборону дома от непрошенных гостей, — отложив столовый нож и вилку, начал военный совет бывший полицейский Андрис Вальдс. — Сидеть и тупо ждать, когда нам кинут в каминную трубу взрывное устройство, я не намерен.

   — Что вы предлагаете?

   — Предлагаю следующее. Дама остаётся в доме. Периодически включает свет то в одной комнате, то в другой. Это может вызвать движение затаившегося противника и обнаружить его. Собаки охраняют дом снаружи. Мы отодвигаемся от дома на метров двести-триста и оттуда ведём наблюдение. Один за дорогой, другой за побережьем и морем, третий за дюнами.

   — По моему разумно, — сказал предпоследний агент ЦРУ. — Только у вас нет оружия.

   — А я и не собираюсь никого убивать, — возразил бывший полицейский. — Мы будем брать врага живьём. Или вызовем вас по сотовой связи. Мобильники у всех есть? Уберите звуковой сигнал вызова.

   — Я боюсь, — сказала Мирабель. — Боюсь оставаться одна.

   Мне тоже не понравился план Вальдса. Дрогнуть в дюнах в сырую ветреную ночь на исходе ноября — бр-р-р, Боже праведный. Им проще: у них оптимизаторы. Ледок в луже проломят, лягут и не почувствуют дискомфорта….

   В конце концов, охота идёт на меня, и стоит ли мишень выставлять на аванпосты, облегчая задачу противника?

   — Наверное, мне лучше остаться в доме, — предложил.

   — А как же быть с собаками? — урезонивал Вальдс. — Кто им скажет — Фу! — когда они начнут рвать всех подряд?

   — А собак мы в дом возьмём, — сказала Мирабель. Сердце её томилось жалостью с того момента, как их выставили за дверь.

   Так и получилось. Наши добровольные охранники ушли дозором в промозглую ночь, а мраморные доги вернулись в тёплые чертоги.

   Поди, упрекнуть меня собрались? Подозреваю слова: тоже мне, Лёшка Гладышев, чёрный пояс айкидо. Спрятался за бабью юбку. Ты бы ещё в бельевой шкаф забрался, подальше от опасностей….

   А я отвечу. Да, остался дома, а их отправил службу нести. Есть оправдательные причины. Во-первых, Мирабель одна боится. Во-вторых, я пока ещё советник генсека ООН и охранять мою персону по штату положено бывшему полицейскому, а тем более, агенту ЦРУ. Убедил? Да Бог с Вами. Пойдём дальше….

   Ночь, я Вам скажу, была…. Не зря закат такой кровавый.

   Я уложил Мирабель в кровать и сидел у изголовья, изредка целуя её холодный лоб. Поднимался — в эти мгновения Мирабель вздрагивала и просыпалась — и уходил, чтобы выключить, как было велено, свет в одной комнате и включить в другой. В эти мгновения я был весь на виду — стреляй, не хочу! — так как жалюзи на окнах были подняты.

   Примерно до полуночи мы периодически переговаривались по мобильникам. У нашей охраны настрой чувствовался боевой, с задоринкой. Оптимизатор не только создавал им чувство комфорта на сырой земле, но и подпитывал храбростью.

   Потом зловещий шёпот Андриса:

   — Кажется, началось….

   И всё, больше ни одного звонка.

   В какой-то момент доги, словно с цепи сорвались, стали бросаться на глухую южную стену, где росли платаны, где и окон-то на первом этаже не было. Там что-то происходило или происходит. С Мирабель стало плохо. Я вооружился кухонным топориком, подмышку любимую и забился в угол коридора второго этажа, не спуская глаз с лестницы в мансарду. Это было самое уязвимое место нашей обороны….

   Время шло….

   Собаки успокоились — лаять перестали, бросаться на стену, носиться по дому — но клыки ещё скалили и шерсть на холках топорщили. Я пристроил Мирабель в кресло и взялся за мобилу.

   — Билли, что происходит или произошло?

   — Наш агент Бженкевич получил рану несовместимую с жизнью.

   — В смысле?

   — В смысле, убит.

   — Как это произошло? Кто убийца?

   — Пока не знаю, но думаю, тот, кого мы ждём, где-то рядом. Это его рук дело.

   — Где сельский полицай?

   — Улепётывает в селение. Сам себя убеждает — за помощью.

   — Снял оптимизатор?

   — Нет, но зачем же посылать безоружного человека на верную смерть? Это я ему дал импульс страха.

   — Что будет с нами?

   — Ждём. Инициатива сейчас в руках врага, но, кажется, он ждёт твоих действий. Впрочем, это только предположения — контактов никаких.

   — Что посоветуешь?

   — Ждать.

   И я ждал, не спал, сжимая ослабевшую Мирабель в объятиях. Рассвет забрезжил.…

   Обошёл весь дом по периметру, внимательно осматривая округу сквозь окна и решётки. Первый этаж. Потом с высоты второго. Не обнаружил ничего подозрительного. Осторожно приоткрыв входные двери, выпустил собак. Они рванули за дом, к платанам и тут же разразились бешеным лаем.

   — Билли?

   — Ничем не могу помочь, Создатель: оптимизатор на руке мёртвого человека — никакой чувствительности.

   — Иду на разведку.

   — Будь осторожен.

   — А то.

   — Алёша, не ходи, не бросай меня, — Мирабель появилась на лестнице второго этажа.

   — Возьми себя в руки. Если мы не будем знать обстановки, станем лёгкой добычей. Крепись, любимая. Я скоро вернусь, дверь не запирай.

   Как бы ей сейчас помог оптимизатор!

   Я обогнул две стены дома — всё спокойно. Осторожно выглянул из-за угла обозреть тыльную сторону здания, к которой примыкали платаны. На что (кого?) там лаяли собаки? Лаяли они на Бженкевича, пригвожденного копьём к стволу платана. Нет, не копьём, скорее дротиком или даже острогой. Удар пришёлся в голову. Массивный, зазубриный наконечник пробил лобную кость и затылочную, глубоко вошёл в дерево и держал труп несчастного в вертикальном положении. Почти в полный рост — чуть-чуть, ослабнув, подогнулись колени. Кровь залила лицо, шею, грудь. Кровь и ещё что-то…. Нет, пусть это будут сгустки крови. Ну, может быть, ещё слюна из открытого рта….

   Шаг за шагом и я уже возле трупа. Влекло сначала любопытство, а потом желание завладеть оптимизатором. Бженкевичу он больше ни к чему: Билли прав — рана несовместимая с жизнью, как не старайся.

   Снимая браслет, ещё раз оглядел орудие убийства. Откуда взялось? И какой силой обладает убийца, способный нанести такой удар?

   От холода мёртвой руки озноб пошёл по коже. Застегнул оптимизатор на своём запястье — а ведь хотел отнести Мирабель. Мир вдруг разом наполнился тревогой опасности, а сознание спокойной уверенностью. Пришло понимание некоторых вещей, на которые прежде внимания не обратил. Например, собаки, лаяли не на покойного Бженкевича, а на платан, к которому он был пригвождён. Значит, там есть кто-то ещё — прячется в остатках жёлтой кроны и, наверное, целится сейчас в мою макушку. Вся эта кровавая сцена задумана и исполнена, с целью выманить меня из дома и поставить под прицел. Всё это вам здорово удалось, господин агент, теперь попробуйте меня убить. Как бы в ответ на мои мысли, сверху кто-то плюнул. Звук такой донесся — должно быть, пистолет с глушителем. Контролируемое оптимизатором тело не желало принимать в себя свинец. Чуть дёрнулась голова, и пуля обожгла мою щёку. Экий парикмахер, с ударением на последнем слоге — не бреет, царапает. Откуда такие мысли?

   — Билли?

   — Да здесь я, Создатель, здесь.

   — Чего молчишь? Ты его видишь?

   — Он над тобой. Целится в темечко.

   — Вот же мразь какая, прости Господи.

   — Уходим, Создатель, но без паники. Кликни собак.

   В меня стреляли ещё три раза с тем же успехом — пули летели мимо цели. Всякий раз вовремя и точно рассчитанным движением тело избегала разящего свинца. Снайпер, Ешкин кот! Совершенно невредимый вернулся в дом, запустил собак и закрыл стальную дверь на запор.

   — Мирабель!

   — Я здесь.

   Она была там, где её оставил, уходя — на лестнице второго этажа.

   — Спустись, любимая — враг сейчас будет на крыше.

   — О, господи! — Мирабель кинулась в мои объятия.

   Мы в осаде. Что делать?

   — Растопи камин.

   Это Билли. Нашёл время. Я усадил Мирабель в кресло, нацепил ей оптимизатор: наберись сил, дорогая. И развёл огонь в камине. А что ещё делать?

   Наверное, глупеть начал. По крайней мере, с оптимизатором на руке у меня лучше получается. И в голову ведь не приходило, что каминная труба это тоже путь в дом.

   Как только огонь весело и с треском побежал по сухим поленьям, потянул дымок в дымоход, из него посыпалась сажа, а потом чьё-то тело бухнулось прямо в пламя.

   Признаться, я растерялся. Попятился от камина и пришельца, которого принял за посланца преисподней. А он выстрелил раз, другой, третий. Пули пробивали мою грудную клетку и тяжким грузом ложились на плечи и сознание. Будто не девять граммов, а все девять тонн наваливались на меня. Он продолжал стрелять, но, кажется, уже мимо. Однако, падая, увидел, как ломают болевые судороги хрупкое тело Мирабель — эти выстрелы предназначались ей. Прости, родная, не уберёг.

   Чёрный мрак закрыл мои очи. Но я был жив. Отчётливо слышал, как на выбравшегося из камина последнего агента ЦРУ набросились наши мраморные доги. Они рычали, он хрипел. И весь этот клубок борющихся тел катался по полу и через меня тоже. Потом всё стихло.

   Смерть не торопилась принять душу грешную мою. Я чувствовал, как шершавый собачий язык облизывает моё лицо и раны. Пошевелился — да, могу двигаться.

   Мирабель, что с ней? Невероятным усилием разлепил веки, приподнял голову и осмотрелся. Она лежала за опрокинутым креслом. Я подполз — нашлись силы. Платье на груди её пробито пулями, но крови не было. Хотел послушать сердцебиение, но сил уже не достало поднять голову. Уткнулся носом подмышку.

   Прощай, любимая! Прощай навсегда. Прости, что рисковал твоей жизнью и так бездарно….

   Сознание помутилось и покатилось в пропасть под откос. Закаркало вороньё….

   Всё, Алексей Гладышев умер. Не поминайте лихом.

   Я очнулся…. Я очнулся на четвёртый день после смерти. Солнечные блики играли на потолке. Это должно быть от моря. С какой стороны светило? На какой высоте его диск? Не правда ли, забавные мысли человека, вернувшегося с того света? Почему решил, что я на этом — может, такова жизнь загробная? Одни вопросы рождаются в голове. Где ответы?

   Шевельнулся. Тело ощущаю, и оно послушно. На запястье должен быть серебряный браслет. Поднимаю руку, смотрю — пусто. Поднимаю вторую — тоже пусто. Значит, я выжил без оптимизатора. А Мирабель?

   — Мирабель, — тихо позвал.

   — Нет её — два дня, как схоронили.

   — Кто это? Билли?

   Я поднялся, сел в кровати, озирая мансарду. Никого. А на руке всё-таки был оптимизатор. Что же это я, дважды к глазам поднимал правую руку? Теряю контроль? Или не обрёл ещё после шока?

   — Не стоит, Создатель, делать резких движений. Процесс заживления повреждённых тканей ещё незавершён. Приляг — послушай доброго совета. А то спать уложу….

Я вернулся в горизонтальное положение.

   — Ну вот, ты уже угрожаешь…. Расскажи, что тут произошло. Как остался жив, и погибла Мирабель?

   — Мирабель спасла тебя, пожертвовав собой.

   — Подробнее.

   — Свой оптимизатор нацепила на твою руку. Два дня собаки держали оборону дома, не впуская никого. Потом приехали специалисты и усыпили их. За это время твой организм пошёл на поправку, у Мирабель остановилось сердце, и произошли необратимые изменения — мозг разложился.

   — Безмозглый для тебя, конечно, ценности не представляет. Знаешь, Билли, ты никогда не станешь человеком, как не тужься, потому, что ты не умеешь любить, жалеть, жертвовать. Твой холодный прагматизм ставит жирную точку за словом «нет» всем твоим потугам стать людям подобным….

   Меня прорвало, а Билли молчал, не вступая в полемику. Эх ты, флешка безногая….

   На следующий день поднялся на ноги и спустился вниз. В доме порядок: не было следов недавней драмы — опрокинутых кресел, пятен крови и сажи на полу и стенах. Всё прибрали заботливые селяне. Но дом пуст — не было мраморных догов, Мирабель….

   Могилу Мирабель нашёл под платанами. Бугорок земли, обрамленный морским галечником, и католический крест. Никаких надписей….

   — Она здесь?

   — Останки, — поправил Билли.

   — Ты позволишь?

   — Я всё сделаю в лучшем виде и без последствий.

   — Мне хочется искренне поплакать, а с твоей фиговиной, как это сделаешь?

   — Ну, хорошо, только дома, не здесь.

   О чём мы сейчас с Билли? Вам невдомек, а мы о пьянстве. Помянуть хотелось погибшую, по традиционному русскому обычаю.

   К вечеру на море разыгрался шторм. Я запер дверь, развёл в камине огонь. Подкатил к креслу столик, уставленный выпивкой и закуской. Снял оптимизатор….

   — Пусть земля будет пухом….

   Слёзы побежали после третьей рюмки. Жалел Мирабель, безвременно ушедшую. Душила жалость к самому себе, и ненависть к покойному генералу. Что ж ты, гад, всю жизнь меня преследовать будешь, и не успокоишься, пока всех близких в гроб не уложишь?

   То, что проклятье не мистика, больше сомневаться не приходится — хватает доказательств. И каких!

   Может, какое средство есть снять заклятие? К бабке-знахарке обратиться? Поискать — в России ещё должны остаться ведуньи: не всех сожгли в Средние века.

   О чём это я?

   На море бушевал ураган. Порывы ветра пытались опрокинуть дом, расшатывали платаны, завывали в трубе и застрехах крыши. А мне казались в этой какофонии звуков чьи-то стоны и мольбы. Потом голос Мирабель, такой удивительный и желанный:

   — Открой, Алёша, я продрогла….

   Кинулся к дверям, распахнул. Никого, только порывы ветра вперемешку с дождём. Сгибаясь под ними, обогнул дом, добрёл до могилы. Никого. Показалось. Нет, она здесь! Она под этим холмиком. Её давит земля. Надо спасти Мирабель. Нет лопаты? Чёрт с ней! Я упал на колени и принялся руками раскапывать могильный холмик, ломая ногти и набивая под них грязь.

   Холодный дождь хлестал по спине. Он, наверное, и отрезвил. Я вдруг сообразил о бесплодности своей попытки вернуть к жизни ту, которой нет в живых уже несколько дней. Ни оптимизатор, ни моя любовь ей уже не помогут….

   Я вернулся, принял душ, переоделся, сел к камину и продолжил тризну.

   После пятой рюмки захотелось общения. Надел оптимизатор. Билли тут же навёл порядок в организме. Меня не шатало, когда я подбрасывал поленья в очаг. Вопли, стоны в трубе и за стеной приобрели земное происхождение.

   — Скажи мне и успокой: ведь это ты приказал Мирабель снять оптимизатор? Не мог я, спасая свою подлую душонку, отнять его? Знаешь, как у самоубийц бывает — в какой-то момент тело выходит из-под контроля сознания, начинает биться, и искать пути спасения. Иногда удаётся.

   — Успокойся — грех на мне. Не было возможности спасти двоих, но был выбор, и я его сделал. Можешь браниться и презирать, но ты ведь сам сказал: я не человек — у меня холодный, прагматичный ум. Он мне подсказал: с точки зрения прогресса и моего собственного бессмертия, твоя жизнь важнее погибшей женщины. В своё оправдание могу заявить: надо было следовать моим советам и прятаться, а не паясничать перед телекамерами, вызывая огонь на себя. Все тогда были бы живы и здоровы.

   — Выходит, я виноват?

   — Выходит.

   — И каково же будит наказание, господин судья, и адвокат с прокурором?

   — Хватит, Создатель, прятаться за чужие спины и советовать. Ты хоть и лентяй, но мыслитель от Бога, а голова твоя вечно занята ерундой. Бери пример с Любы и садись за работу. Цель одна — прорыв в космос. С Землёю мы, кажется, управились.

   — Да, наверное, ты прав, как всегда. Я так и поступлю, но прежде исполню одну задумку.

   — Какую задумку? Я ничего не вижу. Ты научился скрывать от меня мысли?

   — Это не сложно, Билли. Когда-нибудь поведаю, в чём секрет. Но не сейчас.

   — Почему не сейчас? Давай-давай, отвлекись от загробных образов и просвети виртуальный.

   — Билли, головной мозг любого человека гораздо масштабнее и плодотворнее всех твоих компьютеров и иже с ними вместе взятых. В одной его клетке умещается всё твоё виртуальное королевство.

   — Это и без тебя знаю….

   — Другое дело, человек не умеет распоряжаться своей безграничной умственной силой. И сможет ли вообще….

   — А я на что? А мы с тобой, Создатель, на что? Я предлагаю забросить всякую прочую возню — служить-то больше некому — и всерьез заняться нейронами и иже прочая с ними.

   — Конечно, Билли, приходит время, когда задаёшь себе вопрос: а стоит ли дальше небо коптить и для чего? К одним оно приходит рано, к другим поздно, к третьим вообще, может быть…. Ко мне вот только теперь…. После стольких жертв….

   — Думай, думай, Создатель — это очень важно.

   — Ты меня зришь? Всего? Не пробился седой волос? Мне так, кажется….

   — Ты ушёл куда-то.

   — Я ведь человек — не могу думать только о материальном, есть ещё духовные стороны бытия, связывающие обязательства…. Короче, Билли, прежде, чем мы с тобой всерьёз займёмся нейронами, я хочу совершить хадж.

   — Что ты хочешь совершить?

   — Я хочу отнести горсть земли с могилы Мирабель Костику на Сахалин. И совершить этот путь пешком.

   — На год бодяга, не меньше.

   — Пусть. Пусть это будет моей епитимией за все свершённые прегрешения. Заодно на Россию гляну — что мы с ней такое сотворили?

   Огонь в камине давно погас. Закуска, выпивка не влекли — голова была совершенно ясная. Встал с кресла, выключил свет и поднялся в мансарду, легко ориентируясь в кромешной темноте. Интересно, какое ещё из забытых чувств далёких предков разбудил во мне оптимизатор?

   Утром глянул в зеркало и удивился — ночь осыпала шевелюру серебрянкой. Это ты, братец, поторопился, подписывать меня на новую жизнь: Рубикон будет на Сахалине.

   Сборы недолги. Надел кроссовки, джинсы и толстовку. Широкополую фетровую шляпу с чёрной лентой. Вырезал посох из засохшей ветви платана.

   Опустился на колени перед могилой Мирабель.    

   Покойся с миром, дорогая. Спасибо, что была в моей жизни. Прости, что стал причиной твоей безвременной кончины. Я донесу эту землю, как частицу тебя, твоему сыну. Расскажу о последних минутах твоей жизни — пусть он будет моим судьёй. Прощай навсегда!

   Горсть земли ссыпал в кожаный мешочек со шнурком и приспособил на груди.

   Сборы мои и ритуальные действа Билли никак не комментировал — затаился в своём оптимизаторе и помалкивал. Голос его прорезался в моём сознании, как только вышел на дорогу от дома ведущую на восток:

   — Есть анекдот про Чапаева. Роман он написал…. «Вызвали в штаб армии. Сели мы с Петькой на коней и поехали. Цок, цок, цок, цок….». Так на 485 страницах. И на последней: «цок, цок, и приехали».

   — Ты это к чему?

   — Не могу понять, что даст тебе, этот, так называемый, хадж? Если б шёл к намеченной цели, страдая от голода и холода, изнывая от жары и жажды, изнуряя себя дальними переходами — тогда понятно: через муки плоти к возвышению души. А так…. Твоя прогулка, как на комфортабельном лайнере — пустая трата времени. Люба права: сибарит ты, Создатель, лентяй по жизни и сластолюбец. Столько дел, столько дел…. А он…. В масштабах Вселенной твоя жизнь сгорит, как спичка, за несколько секунд без пользы и следа….

   Я не вступал в полемику. Ворчи-ворчи, брехун виртуальный. Я свершу, что задумал. Пройдусь по матушке Руси. Посмотрю, как народ живёт без ментов и чиновников, без тюрьм и казарм. Не сбрендил ли с ума от свалившейся свободы? Свои мысли приведу в порядок. Очищу душу от скверны грехов. А там…. Билли прав, пора браться за дело. Цок-цок и приехали.

   — Эй, Билли, кончай ворчать. Ты посмотри, какие дали открываются, какие просторы! А впереди Россия!

   Поехали — цок, цок! Нет, не буду Вас утомлять, читатель, описанием моего хаджа от Прибалтики к побережью Тихого океана. С оптимизатором — Билли прав — путешествовать одно удовольствие. А что я видел! Какие замечательные люди мне встречались! Хотя первое, но не гнетущее впечатление — мир сошёл с ума. Вижу, два мужика и иже с ними женщины и дети дом раскатывают и разбирают по брёвнышку, по кирпичику, по досточке….

   — Бог в помощь, — говорю, — селяне. Чем заняты?

   — А вот, солнце заслоняет — решили разобрать.

   — Где жить станете?

   — Как овощи, на грядке, — шутит одна женщина.

   — А зима грядёт?

   — В банки замаринуемся, — хохочет.

   В принципе, конечно, с оптимизатором можно и в берлоге зимовать. Можно и шатуном. Но по мне как-то дома привычнее, на хрустящих, с морозной свежестью, простынях. И чтоб женщина моя была из душа, а не наспех облизанная. Хотя, впрочем, на счёт облизывания я загнул. Оптимизатор прекрасно поддерживает природную чистоту тела — ни потовых выделений, ни каких других. Приятный запах здорового тела. Э-эх…. Где ты, моя Любовь Александровна? Я, кажется, начал скучать без женской ласки.

   Другая встреча из запомнившихся — на крутом волжском берегу. Есть на Волге утёс…. Смотрю, человек яму копает. Нет, траншею. А, может, окоп? Воевать с кем собрался?

   — Помогай Бог, — говорю.

Он и ухом не повёл, своей работой увлечён. Заинтриговал, конечно. Присел я на пенёк, стал наблюдать и гадать: глухой? юродивый? Может, настоль высокомерный, что по барабану ему все путники любопытствующие?

   Мужик копает, я сижу, смотрю, как от работы бугры мышц ходуном ходят под простенькой рубахой. Богатырь былинный!

   Солнце опустилось на горизонт, лучезарная дорожка легла через Волгу. Мужик ткнул лопату в грунт, выбрался наверх. Отряхнул колени, подошёл, протянул очень крепкую ладонь, представился:

   — Кудеяр.

   Потом захлопотал с костром. Он разгорелся, когда солнце скрылось за горизонт, и мгла накрыла дали.

   — Нет, ничего лучше дыма и огня для задушевной беседы.

   Прозвучало как приглашение. Я пересел к костру.

   — Извините, нечем угощать, — он повертел могучим кулаком перед моим носом, на запястье серебрился оптимизатор. — Сам питаюсь Божьим помыслом.

   — А что копаете?

   — Котлован под фундамент. Звонницу буду возводить.

   — Все разрушают, а вы строите.

   — Пусть звонит. В поминовение душ невинно убиенных.

   — А вы никак тот самый Кудеяр? Неплохо сохранились.

   — Погоняло это, из лагеря — привык уже. А душ загублено немало. Пожизненный мотал, когда вдруг избавление пришло. Полнаручника надели, на волю отпустили — живи, говорят, как совесть позволяет. А совесть меня чисто в петлю готова загнать. Одна мысль только и спасала — ну, не последняя ж я сволочь на земле. Походил, посмотрел, вижу — последняя. Красть люди перестали, врать и хамить. А тут живой убивец землю топчет. Осужденный и на волю отпущенный, хотя и не во все мои прегрешения вникли судьи. Решил с этого утёса в Волгу сигануть, чтоб заслуженный приговор себе исполнить. И сиганул….

Кудеяр поворошил сухой веткой угли костра.

   — Не разбился, не утоп. Ну, думаю, за просто так на тот свет меня не пустят. Надо что-то в этой жизни свершить. И задумал звонницу воздвигнуть на утёсе, который надгробьем мнил. Вот…. А ты чем маешься, мил человек?

   — Сказать, что дурью — ничего не сказать. Но маюсь. Топаю по России с запада на восток: когда дойду — не знаю, чего ищу — не ведаю.

   — Так оставайся со мной. Звонницу построим и дальше вместе пойдём. Решил я: рано с жизнью счёты сводить, обойти надо всю землю, убедиться, что люди на ней всем довольны и счастливы, тогда уж….

   — Жениться не хочешь, детишек завести?

   — Да какая ж баба за меня, душегуба, пойдёт? Вот если б спасти какую от неприятностей, и чтоб она меня в благодарность…. Разве я против детишек.

   Сильный, могучий, он неплохо смотрелся. Всполохи огня подкрасили щёки. Под мохнатыми бровями поблёскивали живые глаза. Былинный герой! А выходит, душегуб….

   — Женщин тоже убивал?

   — Было дело.

   — Дети и женщины — это святое.

   — Вот и говорю: святотат — кому нужен….

   Жалеть его совсем не собирался. Да и звонницу строить…. У меня своя епитимия и путь свой. Утром мы расстались.

   Шёл курсом на Сахалин. По прямой: полями, лесами — не выбирая дороги. Реки переплывал. За Уралом их уже сковал лёд. Шёл по льду. Спал, где ночь застигнет.

   Просыпаюсь однажды — в сибирской тайге было дело — над головой на ветке рысь притаилась. Голодно тебе зимой, кошка крапчатая?

   Тема для диалога.

   — Билли, если мой оптимизатор рыси на лапу, подобреет она?

   — Сомневаешься? Акул же укрощал.

   — Оптимизаторы для животных не мыслишь создавать?

   — Зачем? Природа здесь разумно правит. Не стоит вмешиваться. Своих забот полон рот. Нового человека мы с тобой произвели, Создатель. Безгрешного, доброго, мудрого, отважного. Никакому дьяволу не совратить.

   — И чем он будет заниматься?

   — Творить, совершенствовать свои таланты, природой данные, не заботясь о жилье и хлебе насущном.

   — О детях, кто позаботится?

   — Оптимизаторы. Накормят, оградят, обучат.

   — Не отобьёшь у людей охоту рожать?

   — Инстинкта стихийного размножения уже нет, есть желание супружеской пары и разумное планирование.

   — Нет ЗАГСов, но брак остался?

   — В лучшем его виде — без корысти в помыслах, сплошные чувства….

   Город на пути возник. Указателя дорожного не было, потому названия не узнал. Машин на дорогах не видать. Спросил прохожего. Он удивился:

   — А к чему они? Собрались вместе, сказали: хватит, не нужны больше. Мы раньше сталь варили — один завод на весь город. Теперь наш металл никому не нужен, а зачем нам их автомобили?

   Действительно, никто никуда не спешит. Прохожих мало, а людей много. Сидят на лавочках, все заняты. Поют, рисуют, играют в шахматы, слушают, любуются, болеют. Заглянул в один мольберт — на белом листе грифелем линии овальные.

   — Что это? — спрашиваю молодого с художественной бородкой автора.

   — Вы как думаете?

   — На барашки волн похожи.

Он грифель протягивает:

   — Рисуйте бриг.

Спасибо, говорю, не талантлив, и дальше.

   Девушка босоногая в снегу стоит, короткая туника на голое тело. Скрипка у ключицы.

   — Послушайте.

   Если это музыка, то, несомненно, авангард, или modern. Стою, слушаю, ничего не понимаю. Девушка играет, закрыв глаза, и я не спешу.

   — Ну, как? — спрашивает. — Это признание. Я выбрала вас, будьте моим мужчиной.

   — Для чего?

   — Вы будете ухаживать, я — принимать ваши ухаживания. Заведём ребёночка.

   — Почему выбрали меня?

   — Вы мне кажитесь потерянным. Вам непременно нужна спутница.

   — Там, откуда я пришёл, на высоком берегу Волги строит звонницу самый неприкаянный человек на Земле. Ему нужна такая спутница, как вы. И ребёночка он мечтает завести.

   Девушка посмотрела на меня внимательно, протянула руку и представилась:

   — Лина. Ваше предложение мне подходит.

Зачехлила скрипку и отправилась в ту сторону, откуда я пришёл.

   Покинув город без машин, я шёл по асфальту, присыпанному снегом, и размышлял. Не стало автомобилей, не будет самолётов, космических аппаратов. Не деградация ли это?

   — Билли.

   — Всё нормально, Создатель. Человечество избавляется от пут прошлого.

   — Создаётся впечатление, что вместе с машинами стирается и память.

   — Так оно и есть. Правда, не у всех — кто пожелал. Например, Лина. У неё была семья — муж, двое ребятишек. Но из-за безобразных сцен ревности всё рассыпалось. Надев оптимизатор, пожелала изменить характер, зачеркнуть прошлое и начать жизнь с чистого листа.

   — А вот Кудеяр не расстаётся с памятью, хоть и тяготится.

   — Сам пожелал.

   Костик помнил маму. И меня помнил. Был он в красивой форме курсанта космического лицея. Я поведал трагическую историю гибели Мирабель, передал землицу с её могилы, пал на колени.

   — Теперь пришёл к тебе за приговором: простишь ли ты меня за то, что стал невольным виновником маминой смерти?

   Костик не кинулся меня поднимать. Суров был его взгляд. Сказал: «Подумаю» и ушёл.     Вечером на стадионе лицеисты сражались в футбол. Костик играл, а я болел за него. После матча он поднялся ко мне на опустевшую трибуну.

   — Здорово! Молодцы! — я протянул ему руку.

   Он вяло пожал:

   — Спасибо.

   Потом спросил, отводя взгляд в сторону:

   — Теперь ты мне брат — не мамин любовник?

   Господи, да, конечно же, Костя! Мы обнялись крепко-крепко. Вспомнились его первые слова при знакомстве: «Лёша, хороший».

   И как ликовал при этом наш отец.

   Костик всегда хотел дружить со мной, а я спал с его матерью. Будто женщин мне не хватало. С другой стороны, Мирабель любила меня, а я её. Нам хорошо было вместе, а Костику от этого плохо. Он страдал в дни моих визитов. Теперь всё упростилось — мы вновь стали братьями. Но какой ценой….

   — Останешься? — спрашивал Костик.

   Я отрицательно покачал головой.

   — А куда теперь?

   — Не знаю — пожал плечами, — сесть надо и подумать.

   — У нас скоро начнётся практика на настоящих космических кораблях, — сказал Костя.

   — Это здорово….

   Попросил сотовый, набрал номер дочери:

   — Привет.

   — Папочка, ты где? — далёкий и родной, безумно любимый голос Настеньки.

   — Я здесь, дорогая, — слёзы по щекам. — Нет, я на Сахалине, у Кости.

   — Ты приедешь? Придешь? Пока идёшь, мы куда-нибудь умотаем. Бабушка говорит, летом летим на Алтай — в газетах пишут, там опять видели снежного человека.

   Потом позвонила мама. Мы ещё не простились с Костиком. Пожали руки, а потом крепко обнялись. Прощай, брат…. Мама позвонила:

   — Никогда не привыкну к твоим фокусам. Куда ты пропал? Год целый не звонил, не появлялся — гадай мать: жив, здоров?

   — Мамочка, ну, прости. Больше не буду. Так рад тебя слышать.

   — А видеть?

   — Наверное, уже скоро.

   Мой диалог с мамой выжал из Кости слезу. А я…. Что я мог сделать или сказать? Чем утешить? Снова бухнуться в колени и завопить белугой: прости ты меня грешного….

   Всю ночь томился. Пришло решение топать на Алтай. Как раз к лету дойду, и Анастасии мои из Москвы прилетят. Но Люба-то здесь, рядом, руку протяни. Боже, как хочется одним только глазком взглянуть, одной рукой обнять, прижать. Что-то не пускает. Вспомнилась Лина, девушка со скрипкой. Если б с Любой так, взявшись за руки, да по Руси-матушке, по всему земному шару. Это ли не счастье? Но для кого? Александровна моя работой живёт. Я в её глазах конченый сибарит. Да так оно и есть. Встретиться, чтобы убедиться, что лучшие наши годы позади. Нет, к чёрту, на Алтай! Так хоть надежда останется. Прощай, Люба…. Быть может, навсегда…. Утром повернул стопы на запад.

   Алтай…. Шёл сюда не наобум. Точно знал, где и когда Робинзона с Пятницей начнут поиски снежного человека. Откуда, спросите. Билли подбил на святотатство.

   — Слушай, — говорю, — подключи меня к сотовым мамы и Настюши.

   — Как бы неэтично.

   — Да, брось, ханжишь. Давно ли сам-то….

   — Там другое — другие люди, обстоятельства.

   — Здесь тоже обстоятельства.

   — Уговорил.

   В заснеженных монгольских степях сделал остановку. Заказал у местного скорняка костюм йети — снежного человека. Потомки Чингисхана зовут его «алмыс» и страшно боятся.

   — Видели? — спрашиваю.

   — А то. Столько легенд создано — не спроста же.

   — А вы видели? — скорняка пытаю.

   Он подаёт готовый костюм из шкуры яка:

   — С натуры делано. Надень, пройдись по стойбищу.

   Что творилось! Малыши и взрослые с визгом врассыпную. А я в раж вошёл. Поднял оброненный бубен — луплю в него палкой, скачу с дикими ужимками, рычу самому неведомым зверем. Ладно, люди — собаки всей гурьбой снялись со стойбища, только их и видел. Смех и грех. Скатал маскарадный костюм в котомку за плечи и потопал дальше. Весна в спину дышала….

   Даже если снежный человек — это миф, его следовало придумать. Придумать для Настеньки. Какому отцу не хочется побаловать любимую дочку? Вот откуда идея маскарада и прослушивание мобильных переговоров моих милых дам. Я знал всё об их сборах и месте поисков — двуглавая гора Белуха. Иду на Белуху….

   У меня глаз орла. Нет, зрение орла. Билли настроил. Оказывается, можно.

   На плато северного склона москвички мои установили голубую палатку. Наблюдал за ними с ледника, наблюдал…. Потом смотрю, засуетились, биноклями вооружились. В мою сторону кажут. Я в шкуре йети — чёрным пятном на снежном покрове. Помахал рукой — ждите, милые, ночью нагряну. Не переборщил…?

   Пока преодолел пространство орлиного взора, ночь подкралась. Вот она, голубая палатка. Изнутри подсвечена — не научились ещё дамы мои использовать оптимизатор на полную катушку. Играют на гитарах, поют. Господи, когда это было, в какой из своих жизней перебирал струны с ними рядом? Слёзы подступили в глаза, мокрота в нос. Фыркнул почти как зверь.

   — Ой, там кто-то есть, — голос Настеньки.

   Подался прочь, стараясь не шуметь. Оглянулся. Мама обшаривала лучом фонарика кусты у палатки.

   Господи, нет чтоб скинуть эту вонючую шкуру да в объятия. Кому-то нужен твой маскарад?

   Что-то держало на расстоянии. Наверное, это чувство страха. Страха перед проклятием генерала. Неужто посягнёт, червь могильный, на любимую дочь? И правнучку он, кажется, тоже любил? Не хочется искать ответы на такие вопросы: слишком велика цена риска. Привыкай, Алексей Владимирович, изгоем жить — посмотрел-послушал и будя….

   На следующее утро Анастасии ползали на коленях возле палатки, изучая мои следы. Измеряли, фотографировали — должно быть, чёткий нашли отпечаток. И направление взяли верное — проследили мой путь до тех самых кустов, из которых я за ними наблюдал. Пришлось ретироваться и прятать следы в русле ручья….

   Вечером, прокравшись к голубой палатке, слушал милые голоса и был счастлив — ни слёз, ни соплей. Гитары забыли, обсуждают, как меня приручить.

   — Надо еду ему оставлять на видном месте, — говорит мама.

   — Мы ж ничего не взяли! — восклицает доченька.

   — Будем добывать. Готовить и оставлять. Он пообвыкнет, и мы подружимся.

   — В Москву возьмём?

   — Ну, в Москву…. А может быть. Если захочет.

   Я ли не хочу в Москву, в нашу старую добрую квартиру? Эх, мама, мама.

   Искать для йети яйца в птичьих гнёздах или ловить рыбу в ледниковом озерце (да там её никогда и не было) Настенька наотрез отказалась:

   — Бабушка! Они же живые!

   Вот и расти дочку сердобольной! Хорошо, что прошлогодние орехи не вызывали у неё чувства жалости. Набрали их мои дамы, накололи, от скорлупы очистили и на целлофанчике оставили как подношение. На валуне, средь поляны альпийского леса. Сами спрятались и наблюдают. Аппаратуру приготовили, ждут. Сходить что ль, не томить? Только надумал, глядь — конкурент топает, самый настоящий йети. Ростом метра два с половиной — ну, не меньше, точно. В плечах косая сажень. Впрочем, плечи снежного человека не так ярко выражены, как у нас: сказывается отсутствие талии и длинные, до колен, могучие руки. Вся эта движущаяся масса…. Я бы сравнил её с гориллой, из-за растительности. Но морда (может, лицо?) существа более человеческая. И вообще, все движения йети выглядели осмысленнее, чем у простого примата. Не зря ж прозвали — снежный человек.

   Он шёл не к алтарю с орехами, а за спинами моих дам к их палатке. Они его не видели, а я наблюдал, не зная, на что решиться. Наблюдал…. Йети подошёл к палатке, помедлил — я думаю, принюхался — а потом, не удосуживая себя поисками входа, вспорол острым когтём крышу и сунул голову внутрь. Минуту он проверял глазами информацию носа. Убедившись в отсутствии признаков пищи, смял палатку, потоптался ногами, круша её содержимое, и пошёл прочь.

   Вот сволочь! Догнать, набить рожу мохнатую? Однако, настоящий йети! Учёные его ищут, с ног сбились, и никак…. Можно сказать, подфартило вам, Алексей Владимирович. Стоит ли упускать такой шанс? Оставив за спиной алтарь с орехами, моих дам с кинокамерами и их порушенную палатку, устремился следом.

   Заметил он меня на леднике, далеко от того места, где я его. Зарычал, замахал могучими руками над головой, будто пчёлы досаждали. Я ногу приставил — фельдфебель гневается. Он ждал другой реакции. Ещё порычал, распаляясь, а потом устремился на меня, скаля рот и пальцы скрючив.

   — Билли?

   — Спокойнее, Создатель, без паники. Это демонстрация, нападения не будет. А решится — у нас ведь чёрный пояс айкидо.

   — Слушай, сдаётся, этой твари все пояса по барабану. Он вообще голышом дефилирует.

   — Ты, кстати, тоже. И не называй его так, настройся на дружелюбный лад.

   При всём желании не смог бы растянуть в улыбке натянутую маску мышцами лица. Может, два пальца сунуть в уголки рта и….

   Всё-таки боевое искусство айкидо мне пригодилось. Йети разогнался по склону и бросился на меня, думая смять с наскоку всей массой, разорвать когтями, вцепиться клыками. Вопить: «Билли, что с ним?» не было смысла, потому что не осталось времени. Увернувшись в последнее мгновение от туши клыков и когтей, двинул ему коротким ударом под локоть — знай наших. Но ещё эффектнее в момент контакта между нами проскочила дуга электрического разряда. Я, правда, ничего не почувствовал кроме запаха палёной шерсти. Посмотрел на волосатый свой кулак — не моей.

   — Билли?

   — Нормально, Создатель. Пусть охолонет. Здоровью не повредит, уму не помешает.

   — Считаешь, у него есть разум?

   — Перед тобой представитель одной из засохших ветвей древа рода человеческого. Ты мог быть таким без маскарада, но повезло.

   Мой дальний засохший родственник медленно приходил в себя от электрошока. Можно его внимательно разглядеть, измерить параметры черепа, длину конечностей…. А оно мне надо? Связать и маме отнести? Вязать нечем. Оптимизатор нацепить?

   Пока раздумывал, йети пришёл в себя. Глухо рыкнул что-то — мол, погоди у меня — и, сутулясь, побрёл прочь. Я следом….

   Жилище снежных людей устроено в ледниковой пещере. Как она возникла, остаётся только гадать — на трещину не похожа, на дело рук человеческих тоже.

   Кроме моего проводника обитали здесь ещё пять особей. Детёныш — неуклюжий малый ростом с пестуна бурого медведя. Четыре самки. Как определил? Догадался. Кореш мой едва вошёл в берлогу ледяную, они все к нему наперегонки. Да не тут-то было. Бац! Бац! Затрещины налево и направо — хозяин не в духе, жратвы нет. Накормив домочадцев тумаками, папа-йети завалился спать, рыкнув в мою сторону — и до тебя, мол, доберусь.

   А мне что? Войдя непрошенным, пристроился скромненько у входа — наблюдать. Три снежные мамы, поворчав на грубость супруга, подвалились к нему под бок. Недолго скулил обиженный детёныш — забрался в середку и притих. Мной заинтересовался пятый обитатель жилища йети. Вернее, заинтересовалась. Бочком-бочком, прыг да скок, как бы совсем случайно оказалась поблизости. Пофыркала, принюхиваясь. А потом руку протянула и дёрг меня за шерсть. Ничего не произошло. В смысле, Билли не поразил её электроударом, и шерсть яка не покинула свою шкуру. Я протянул руку и погладил волосатое колено. Тут же получил шлепок по ладони. Ишь ты, ломается…. Кокетка.

   Откинулся спиной на ледяную стену, вытянул ноги по ледяному полу. Подождём. Как учит природная мудрость — лучше два часа помолчать, чем два дня уговаривать. О чём это я? Да, шучу. Шучу, конечно. Не собирался заводить шашней с мохнатой молодкой. И она, кажется, удовлетворила своё любопытство касательно моей особы — подбилась к общей куче лежащих тел.

   — Билли.

   — Предвосхищаю твой вопрос, Создатель. Это ещё одна попытка Природы помочь человеку выжить в естественных условиях. Сила, мощь, всеядность и способность существовать в экстремальных условиях — на границе жизни. Всё в ущерб ума. Результат — тупиковый путь. Когда-то они царили на земле….

   — Оптимизатор может помочь?

   — Поумнеть — вряд ли.

   — Давай скрадём младенца — в Москве ему сытней будет.

   — Подумаем.

   — Ну, думай, — устроился поудобней с намерением отойти ко сну в ледяной пещере снежных людей….

   Из объятий Морфея вырвал оглушительный рёв папы-йети. Через мои ноги — и по ним тоже — он устремился к выходу. Следом дамы, последним полутораметровый малыш.

   — Что случилось, Били?

   — Беги, Создатель, йети что-то чувствуют. Беги…!

   Это было землетрясение. Я выскочил под звёздное небо и тут же рухнул с ног от толчка под ними. Оглушительно трескался ледник, глубокие трещины паутиной разбегались по его бело-голубому тулову. Йети, увлекаемые вожаком, понеслись вверх по склону, а я вниз. Туда, где за границей ледника в изодранной голубой палатке ютились самые дорогие мне на свете существа — мама и дочь….

   Ледник тронулся прежде, чем я достиг его конца — он начал крошиться и подаваться вниз по склону. А в спину можно было ждать удара лавины. Где-то в верховьях Белухи она уже набирала силу — небо в той стороне застило….

   Подземные толчки продолжались. Битый лёд скользил вниз по склону, набирая скорость. Ноги то опирались на твёрдую почву, то увязали в каком-то месиве, грозившем поглотить с головой. Я несся так, как никогда не бегал на тартане, и обогнал ледник. Вот он мох, вот трава, вот кустарники и …. Наконец, палатка! Мама стоит на коленях возле лежащей Настюши. Что с ней? Некогда расспрашивать. Я подхватил дочь на руки и понёсся вниз по склону.

   — Мама, за мной!

   — Стой, отдай ребёнка!

   Она приняла меня за йети. Чёртов маскарад! Я бежал по склону вниз, забирая влево, с намерением выскочить на гребень, на котором надеялся найти спасение от лавины.

   — Мама, мама, за мной!

   Кажется, она бежала.

   — Билли, что с Настенькой?

   — Перелом обеих костей голени со смещением, болевой шок.

   Я выскочил на гребень с Настенькой на руках. Дальше бежать некуда. Опустил дочь на землю, огляделся. Мамы нигде не было видно. На плато вползала белая лавина — высокой и широкой волной. Подминая чахлые альпийские деревца и кустарники, стекала вниз, к обрывистому краю.

   — Билли, где мама?

   — Она ещё жива.

   — Чёрт, что ты говоришь? Билли…!

   — Она под лавиной, в эпицентре движущейся массы.

   — Господи…!

   За спиной утробно загрохотала земля. Извержение? Не дай Бог! Оглянулся. Стремительно набирая скорость, отколовшаяся часть ледника устремилась вниз по крутому западному склону, сметая всё на своём пути. Гребень, приютивший нас с Настенькой, служил волнорезом и пока спасал от двигающейся по обе его стороны массы битого льда, снега и камней. Подземные толчки прекратились. Ещё с полчаса округа грохотала, а потом разом всё стихло. На северной части небосклона перемигивались звёзды. Снежной пылью застило его южную половину. Но постепенно марево рассеивалось, и в лунном свете стали проступать обе главы Белухи. Которая поближе стала короче. Или кажется?

   — Билли, где мама?

   — Спасай дочь, Создатель, маме ты уже не поможешь.

   — Нам ещё что-то грозит?

   — Отсюда надо выбраться.

   Билли оказался прав: едва спустился с гребня и ступил на лавинный след, поскользнулся и понёсся вниз по склону на битых осколках льда. Настенька у меня на руках, и я благодарил Бога, что девочка без сознания — нас безжалостно крутило и мотало, а ведь у неё сломана нога. В какой-то момент мы с головой ухнули в снеговую яму, и сердце моё сдавило отчаяние. Но движение льда продолжалось, и нас вынесло на простор склона, а потом и к подножью Белухи. Будь она трижды проклята!

   Добравшись до людей, связался с Любой. Рассказал, что случилось, и попросил забрать Настеньку к себе.

   — Ты куда?

   — Обратно. Буду искать маму…. Живую или мёртвую.

   Не стал ждать жену — люди не бросят мою дочь, оптимизатор залечит перелом, а Люба, конечно же, прилетит — и вернулся к месту трагедии.

   Границы таяния снегов на горных склонах никаким лавинам не изменить. На том месте, где, по моим расчётам, стояла палатка, многометровая толща снега, битого льда. Днём под палящими лучами вся эта масса сочилась талой водой и подавалась вниз, а безоблачные ночи сковывали её морозами. Где искать?

   — Билли, у тебя есть связь с мамой?

   — С оптимизатором.

   — Она его потеряла?

   — Он на руке. Рука потеряна.

   — О, Господи!

   Через пару недель плато очистилось от снега и льда. Остались многочисленные лужи. Нет палатки, даже следов её нет. Нет кустарников, чахлых деревьев, что обрамляли плато — всё сметено могучим ураганом. Мох кое-где сохранился…. Или новый нарос?

   — Билли, где мамин оптимизатор…. и рука…?

Виртуальный помощник сориентировал меня к обрывистому краю плато, где в глубоком ущелье покоились останки злосчастной лавины.

   — Там, на самом дне, — сказал Билли. — Под многомиллионнотонной каменной массой.

   — Ты к тому, что все поиски безрезультатны?

   — Нет надежды, Создатель. У неё никаких шансов. Рука ещё живёт благодаря оптимизатору, но….

   — Заткнись! Как ты можешь душу травить?

   Много дней бродил по плато, исследуя каждую складку, каждую рытвинку в поисках, сам не знаю чего — какой-нибудь слабой надежды? В конце концов, приблизился к ущелью, спустился, освоился и стал исследовать его.

   Билли весь изворчался — и поиски-то мои бесперспективны, и время-то я своё, великим целям предназначенное, напрасно трачу.

   — Был бы джином из кувшина, в сей миг тебя покинул.

   — Да больно нужен, — хотел широким жестом, как делал уже не раз, сорвать браслет с запястья и забросить куда подальше, но одумался. Жесты, жестами, а без оптимизатора мне тут скорый каюк: морозы по ночам, пищи никакой, да и на что я годен — жалкий московский интеллигентишка, возомнивший себя укротителем акул и покорителем йети. В результате оптимизатор остался на руке, а с Билли мы прекратили общение. Молчит, зараза! Так ведь и я гордый. К тому же у меня горе — мог бы….

   Сочувствия мне никакого не надо.

   Лето кончилось. Прекратилось таяние лавинных останков. Однажды ночью разразилась вьюга и чуть не погребла меня в ущелье.

   — Когда-нибудь тебя самого здесь завалит, — подал голос Билли, нарушив четырёхмесячное молчание.

   — Поговорим?

   — Валяй.

   — Я убедился, что на поверхности нет даже следов. Каковы перспективы поиска внутри сошедшей лавины?

   — А никаких. Технику ты сюда не подгонишь, вручную вгрызаться…. Можно, конечно, учитывая, что работа сезонная, лет за двадцать-тридцать докопаться до оптимизатора на руке. Но что тебе это даст?

   — Что предлагаешь?

   — То же, что и раньше: ставим крест на теме, берёмся за новую работу, и через тернии к звёздам.

Несколько минут молчал, размышляя. Билли не торопил с ответом.

   — Хорошо, — сказал я. — Будь по-твоему — берёмся за работу, но пусть твои звёзды подождут ещё немного. Другую тему поднимем. Хочу, чтоб никогда больше не было землетрясений, наводнений, ураганов, оползней и всех прочих напастей, именуемых стихийными бедствиями. Стихию под каблук. Что скажешь?

   — Звучит интересно, но представляется с трудом. Оптимизатором эту даму не окольцуешь. Может, что-то свеженькое надумал, Создатель?

   — Тебе стали нужны мои советы? Льстит. Тогда стенографируй. Во-первых, нужен руководитель проекта, который….

   — Как в старые добрые времена, — хмыкнул Билли. — Нет ещё проекта, а уж готов руководитель.

   — Проект будет. Мы проведём мозговую атаку всего человечества на проблему.

   — Что-то новенькое.

   — Да, брось…. Всю жизнь от пота ума человеческого стрижёшь купоны….

   — Спасибо, Создатель. Такова твоя благодарность за мои труды?

   — Ты мне лишнего не приписывай, и о себе многого не мни. Выбери золотую серединку и поскромней, Билли, поскромней….

   — Хорошо. К делу. Итак, руководитель…. Выходим в люди?

   — Нет, Билли. Я остаюсь здесь: тут лучше думается. Руководителем проекта будет Любовь Александровна. Не забыл такую? Ну-ка, наладь меж нами связь.

   — У тебя нет мобильника.

   — Я не сказал: набери сотовый. Я сказал: свяжи меня с Любой.

   — Создатель?

   — Билли. Брось отнекиваться, притворщик. Мне давно известно, что ты снюхался с моей женой, и будь у тебя конечности не виртуальные, носить бы мне рога.

   — Как ты можешь, Создатель? Пусть Любовь Александровна знает чуть больше других о свойствах оптимизатора, но это не значит….

   — Значит, значит…. Мы будем болтать или как?

   Я почувствовал контакт. Что-то стороннее проникло в душу, в то же время, светлое и надёжное, оптимистичное, волнующее.

   — Привет.

   — Здравствуй, любимый.

   — Как Настенька?

   — Уже бегает. Косточки срослись, от переломов и следа не осталось. Она зовёт меня мамой Любой. Ты не против?

   — А кто же ты ей?

   — Спасибо. Приедешь? Она скучает без тебя. И я…. Мы скучаем. Когда наш папа вернётся из экспедиции? Кстати, каковы результаты? Есть надежда?

   — Нет, Люба, в этом плане всё печально. Есть другая тема. Ты как, ракетным делом сильно увлеклась?

   — Что-то хочешь предложить?

   — Мы с Билли додумались провести мозговой штурм на стихийные бедствия планеты Земля. Поможешь?

   — В качестве…?

На упоминание имени моего компьютерного детища Люба и ухом не повела. Ну, точно снюхались. Ревность кольнула в сердце. Но всё под контролем у виртуального донжуана, и я продолжил:

   — Руководителя проекта. Суть темы проста. Трясут землю подвижки земной коры. Лавы, извергаясь из вулканов, сжигают всё живое. Гибнут люди. Надо положить этому конец. Как? Давайте, все вместе подумаем. Билли через оптимизатор даст вводную. Земляне напрягут серое вещество, и решение, я уверен, найдётся. Твоя задача — собрать специалистов, оценить поступающие предложения, выбрать реальный проект, или проекты, и осуществить.

   — Звучит заманчиво. В смысле, перспективно. Даже грандиозно, если свершить задуманное.

   — Ну, так, за работу?

   — И ничего личного?

   — Пепел Клааса стучит в моём сердце, дорогая. Сначала мы должны нанести Стихии ответный удар. А потом будем жить вместе, долго и счастливо.

   — А совместить никак — чтоб вместе жить и ударять?

   — Прости, любимая, не готов….

   Загрустил после общения с женой. Она ведь любит меня с первого дня нашей нечаянной встречи, а жили мы вместе — месяцы по пальцам можно пересчитать. За что такие испытания?

   — Слышь, Билли, я думаю, дед не причём — нет никакого проклятия. Выдумки всё это больного воображения. Не мог он желать смерти любимой дочери. Всё происшедшее — следствие трагической случайности.

   — Возвращаемся в люди?

   — Нет, Билли, возвращаем добрую память об ушедших.

   — А как же проект? Кто будет избавлять Землю-матушку от злобы Стихии.

   — Люба справится. Люди справятся. А мне хочется пожить немного здесь, в тиши этих уютных скал, в согласии со своими мыслями. Ты со мной?

   — А куда ж я денусь…?

    Мир Вам, читатель.

   Переворачиваю последнюю страницу ещё одного, не простого периода моей жизни. Не простого, но не последнего — уверен. И Вы верьте — мы ещё встретимся.

   За сим остаюсь, Ваш Алексей Гладышев.

                                                                                                                                А. Агарков. 8-922-709-15-82

                                                                                                                                            п. Увельский 2009г.