Нина Роженко — Стрела безносого Амура

А вы в судьбу не ве-е-ерите! (шутливо грозит пухлым пальчиком с

острыми гелевым коготком цвета переспелой сливы) Я прочитала это

по вашему лицу. Вы думаете, я такая глупая и старая, что ничего уже

не замечаю? Милочка, мое ремесло требует замечать все. И еще на

метр глубже. Я все про вас поняла в первую же минуту. Вы только

переступили порог в своей невообразимо эффектной алой блузе, а я

уже все про вас поняла.

( закуривает длинную черную пахитоску в янтарном мундштуке). В

молодости я была такой же яркой и независимой. Алый цвет очень шел

моему лицу. Теперь мне к лицу ефрейторские морщины и гипертония.

Но я не жалею. Всему свое время. Кстати, как вам мой, хм, прикид?

Забавное словцо. Я позаимствовала его у внука Якова Моисеевича. Это

мой сосед по лестничной площадке. Он немножко скуповат, но так мило

за мной ухаживает. Вчера подарил ситечко для чая. Хотя на черта мне

ситечко, если я пью чай в пакетиках? Кстати, этот великолепный глаз

на моем балахоне я нарисовала сама. Масляными красками. Я купила их

в магазине для художников. Я сказала, что собираюсь написать

триптих. Мне очень нравится это слово, есть в нем что-то птичье. Как

говорит внук Якова Моисеевича — в магазине я при-ко-ло-лась.

Любопытный язык у нынешних молодых. В нем тоже есть что-то птичье.

Очень выразительный глаз получился, не правда ли? Я ведь шпионю за

Судьбой, выведываю и продаю ее тайны. Так что третий глаз мне

просто необходим.(Усмехается, стряхивает пепел в пепельницу

черного хрусталя в виде вскрытого черепа. Замечает мой насмешливый

взгляд.) Согласна, пошлая вещица, но клиенток впечатляет.

Впрочем, на вас эта дырявая голова впечатления не произвела. Вы

курите? Нет? Бережете здоровье? Хотите жить до ста лет? Похвально.

У вас, видимо, железная сила воли. А вот я не могу отказать себе в

милых, глупых слабостях. Хорошая сигарета, бокал хорошего вина. Те

немногие радости, что все еще доступны мне. Я уже стара для романов

с мужчинами, теперь у меня роман с моей старостью. Довольно

противно, но, увы, неизбежно. Знаете, что меня больше всего бесит? Я

не знаю своего будущего. Обхохочешься! Гадалка не может себе

погадать. Вам — могу, а себе — нет. Я не могу взглянуть на себя со

стороны, бесстрастно, чужим взглядом, и поэтому мое будущее закрыто

для меня. Ирония Судьбы. Иногда мне кажется, что это не я, а Судьба

подсматривает за мной, следит своим пронзительным всевидящим оком.

И только и ждет момента, чтобы нанести смертельный удар. В один

унылый день, такой, к примеру, как сегодня, войдет некто, совершенно

мирный и добродушный: прыщавый разносчик пиццы, или пьяненький

слесарь, или грустная девица ...в алой блузе. И никто в целом мире не

догадается, что явился карающий меч Судьбы. Явился по мою душу. (

Хрипло смеется смехом провинциальной актрисы на трагических ролях.

Достает из стильного кожаного портсигара новую пахитоску, вставляет

в мундштук, закуривает. Движения не спешны, изящны. Забавная

дамочка. Пожалуй, ,она мне нравится). Но кто бы ни явился по мою

душу, его ждет разочарование, я прожила ее, как проживают

наследство неразумные дети. Никогда не отличалась практичностью.

Издержки профессии, знаете ли. Некая богемность — непременное

условие моего ремесла.

Забавное у вас сейчас выражение лица. Вы мучительно

соображаете,чего это я тут с вами разоткровенничалась, чего я от вас

хочу? ( Что ж, для гадалки она достаточно проницательна). А

ничего мне от вас не надо. У меня сегодня настроение напиться в хлам.

Я отменила всех своих клиенток, и устроила себе выходной. Вы не из тех

дурочек, что приходят сюда. Вы не верите в судьбу, мистику и прочую

чушь. Слушайте, перестаньте таращиться, словно я стащила у вас

кошелек. Вас удивляет мой цинизм? Милая моя, да разве с моим

ремеслом можно сохранить наивность? ( Хмыкает, постукивая

коготком по пахитоске. Ее глаза, глубоко проваленные в глазницы, по-

совиному круглые, обшаривают меня, словно ощупывают. Не очень

приятное ощущение, ,будто меня выворачивают наизнанку. Да еще

этот выпученный глаз на балахоне. Поневоле поверишь в чертовщину.

Если она и облапошивает своих клиенток, то делает это ловко. Нет, она

положительно мне нравится). Вы пришли ко мне не гадать, а с

поручением от моей старой знакомой, можно сказать, подруги, хотя

женская дружба — это изобретение дамских писательниц.

Неустроенных толстых теток, которые дымят «Примой», как заводские

трубы, и сочиняют слезодавилки про женскую дружбу. К чему это я?

Ах, да! Человек вы посторонний и независимый от меня. Как попутчик

в поезде. Как раз то, что мне нужно. А мне в моем запое просто

необходима компаньонка и слушатель. Вы идеально подходите на эту

роль. Хотя, есть в вас нечто. Не берусь сформулировать, но я чувствую в

вас скрытую угрозу. Мне кажется, вы погубите себя. В вас бушуют

страсти. Как я об этом узнала? Блузка, милочка, блузка алого цвета. А

может, это просто игра моего воображения. Зачем я вам все это

рассказываю? А вы всегда знаете, зачем вы поступаете именно так, а

не иначе? Молчите? Вот то-то же!

Послушайте, как звенят мои браслеты — их ровно тринадцать! Можете

пересчитать! — я купила их в хозяйственном магазине. Забавно, правда?

Вы суеверны? Плюете через плечо, завидев черную кошку? Я тоже. Но

13 — счастливое число для меня. Кстати, сегодня 13-е января. Старый

Новый год. Вы любите этот праздник? Я — очень. Есть в нем что-то

порочное, выпадающее из правил. А я люблю, когда за рамки.

Ненавижу ограничения. Как вам нравится мой парик? Да, милочка, этот

парик , мне подарила знакомая костюмерша из ТЮЗа. Мы с ней вместе

ходим в сауну по пятницам. Этот парик играл то ли Бабу Ягу, то ли злую

колдунью. Похоже, да? Вообще-то весь этот колдовской антураж —

чушь. Декорация. Но положение обязывает: дамы трепетно относятся к

декорациям. Дамы требуют исключительной достоверности, словно все,

поголовно, учились у Станиславского. Выйди я к ним в халате и простых

кудряшках, они же мне не поверят. И посчитают меня шарлатанкой. А

я не вру свои клиенткам.

(-Никогда? Я задаю ей этот вопрос, как на театре подают в нужное

время нужную реплику. И с удовольствием жду ответа. Мне интересно

ее слушать. Конечно, как все старухи, она болтлива, но она не

утомляет, а развлекает меня.) Никогда, милочка, никогда! Врать —

это пошло. Но и правды не говорю. Правда никому не нужна. Люди не

хотят знать правду. Люди боятся правды. И вы боитесь. Я просто четко

дозирую информацию. Вот сейчас у вас на языке вертится вопрос, не

опасаюсь ли я, что вы расскажете о моих откровениях моим клиенткам,

и я потеряю свой бизнес? Угадала?( Да уж, бойкая старушенция,

просчитывает меня, как первоклашку. Хотя она не так уж стара, как

хочет казаться .Это парик и макияж прибавляют ей лет десять. Сколько

ей на самом деле? Полтиник? Может, чуть больше.) Нет, дорогая моя,

я не боюсь. Я вполне могу удалиться на покой. Я достаточно

обеспеченная женщина. Могу уехать в какую-нибудь теплую страну, и

до конца жизни греть свои косточки на берегу теплого моря. Но я же

сдохну от скуки через месяц. Знаете, что дает мне мое ремесло? (Деньги!) Деньги — это само собой, но не они главное. Главное — это

безраздельная власть над мятущейся человеческой душой. (Ай, да

Мефистофель в кудряшках! Кто бы мог подумать!) Да, деточка,

власть. Они приходят ко мне испуганные, с дрожащими руками. Они

потеют и заикаются. Они искательно заглядывают мне в глаза. Они

панически боятся моих слов и в то же время страстно хотят услышать

то, что я скажу. В эти минуты откровения они в моей власти. Да, моя

власть недолговечна, эфемерна, но до чего же это сладкое, ни с чем не

сравнимое ощущение. Власть, деточка, — это самый сильный, самый

волшебный, самый ядовитый наркотик. Первый раз я испытала это

восхитительное чувство полной, неограниченной, власти в семнадцать

лет. Да, да! Возможно, если вы останетесь, я расскажу вам эту

занимательную историю. Именно тогда я поняла, как легко управлять

людьми. Как беззащитен в общем-то человек. Особенно, человек

порядочный. Ну, что? Остаетесь? Будем пить и болтать о том, о сем .

Вас прислала Агния Николаевна. Я обещала ей новое средство от

морщин. Очень милая женщина, хотя картавит. Скажу вам по секрету,

она думает, что картавость ее молодит. Самое невероятное

заблуждение, с которым мне приходилось сталкиваться. (Встает из

кресла, раздвигает плотные шторы, неверный молочный свет от

выпавшего снега проникает в комнату, рассеивая мрак). Сейчас мы

разожжем камин, сразу станет уютней. Да вы не робейте! Что вы

топчетесь у двери, как бедная родственница? Подходите к столу. Судя

по ослепительной блузе, вы не из робкого десятка. Алый цвет — это

вызов, это почти объявление войны. С кем вы воюете, моя дорогая?

Надеюсь, не с мужчиной? Воевать с мужчиной — такая же глупость, как

говорить то, что думаешь. Я всегда говорю то, что думаю. Я могу себе

позволить делать глупости. Но вам не советую. Вы красивы, вы должны

нравиться мужчинам. Но у вас слишком умные глаза. Милочка, это

плохо, это мужчин отпугивает. Глаза женщины должны сиять

великолепной глупостью. ( «О ваших глазах этого не скажешь», —

возражаю я). Голубушка, я давно уже не женщина, я — гадалка. Где-

то даже ведьма. Кстати, у вас очень знакомые глаза. И очень

красивые.( Некоторое время молча разглядывает меня). Очи с

поволокой. Мне кажется, я уже видела эти глаза. Мы с вами не

встречались раньше? Нет? Значит, ошиблась.

Садитесь вот в это кресло у камина. И я пересяду поближе к вам.

Устраивайтесь поудобней. Вы любите смотреть на огонь? Я люблю. Он

завораживает. Если счастье есть, то оно должно обжигать и

завораживать, как огонь. Вы когда-нибудь были счастливы? Молчите?

Не огорчайтесь, счастье — не манная каша, которую каждое утро

подают к завтраку. Счастье — редкая птичка, не каждому охотнику по

плечу. Хотя поймать ее мечтает каждый. Не возражаете, если я включу

музыку? Не пугайтесь, ничего шаманского.(острый коготок клацает по

кнопке музыкального центра) Узнаете? Это Свиридов.

Божественный романс к пушкинской "Метели". Какая страсть, какая

трагическая сила! Вот здесь, где скрипка жалуется и рыдает, у меня

всегда случается маленький сердечный приступ. Вы думаете, скрипка

оплакивает несчастную любовь? Ерунда! Любовь, даже несчастливая

— это огромный, невероятный подарок. Надо не плакать, надо

хохотать и благодарить Судьбу. Вы, как и все молодые женщины,

уверены, что мир создан для счастливой любви. И в чем-то вы правы. Но

я не удержусь и добавлю свою старую ложку дегтя в вашу молодую

бочку меда. Я скажу вам одну умную вещь, а вы лет через тридцать

оцените ее мудрость. Господь создал этот мир , голубушка, просто для

жизни. Конечно, он творил его с любовью. И, видимо, всю любовь и

вдохновение, не скаредничая, потратил на птиц, зверей и цветы.

Потому они так прекрасны. А когда дошла очередь лепить человека,

Господь понял, что не рассчитал силы, устал, да и любви осталось так,

чуть-чуть, на одну понюшку. И получилось, как в пошлой песенке: я его

слепила из того, что было... Потому человек и оказался таким мерзким

пакостником: подличает, завидует, злобствует. Конечно, Господь мог

раздать любовь, как колбасу по талонам, чтобы досталось всем. Пусть

по два грамма, но в каждые руки. Но, мудрый, Он поступил иначе.

Зачем раздавать любовь всем подряд? Пусть она достанется

избранным, тем, кто сумеет ее завоевать. Или отнять. Вот и наломали с

тех пор человеки дров и судеб. Настоящая-то любовь встречается

редко, как радуга зимой. А все остальные просто живут и жуют

поддельные чувства, как корова жвачку. ( Ну, она-то, конечно,

принадлежит к избранным. Интересно, в кого она была влюблена?

Неужели кто-то целовал ее? Шептал нежные слова? Хотя Яков

Моисеевич, кажется, делает ей авансы. Забавно!)

Тогда о чем рыдает скрипка? — спросите вы. О любви, которая дается

избранным. О любви, которая могла случиться, но не случилась. Я

думаю, это плач о несбывшемся. В моей жизни многое не сбылось:

любимый человек не сбылся, муж, ребенок. Чего теперь сожалеть? Как

сложилось, так и сложилось. Поэтому, я не часто его слушаю этот

романс. Слишком много воспоминаний он пробуждает. ( Господи! Как

она вообще может это слушать? Похоронный марш! Хотя, чего я

удивляюсь? Вполне в ее стиле.)

Вы читали "Метель"? Жаль! У вас лицо читающего человека. Я не могла

ошибиться. Это рассказ о роковой судьбе, хотя вы в судьбу не верите.

Метель трагически изменила жизнь женщины. Если бы я сочиняла

женские романы, я бы сказала, что в моей жизни тоже случилась

однажды роковая метель. Правда, стояло лето, и не снег, а белые

лепестки отцветающего жасмина осыпались, кружились, ложились на

землю. Чем не метель?

Знаете ли, я очень одинока. Несмотря на то, что целый день вокруг

меня толпятся люди. Но, как известно, одиночество особенно остро

ощущаешь именно в толпе. Я одинока, как ложка дегтя в бочке меда.

Не помню, кто это сказал, но остроумно! Хорошо, что именно вы

пришли сегодня. Сейчас мы с вами напьемся. Правда! Мне нужна

компания. А вы, по-моему, идеально подходите для этой цели. И потом

эта ваша замечательная алая блуза так гармонирует с моей черной

меланхолией. У меня есть бутылка отличного коньяка. Знаете, я ни

черта не понимаю в коньяках, и признаться, не люблю их. Предпочитаю

шампанское. Но шампанское — напиток любви и праздника. А у нас с

вами вроде как тризна. Водка более подходит к случаю, она хороша,

когда надо быстро надраться. Но не могу же я молодой даме

предложить водку. Придется пить коньяк. Между прочим, французский,

настоящий, без балды. Это мне одна благодарная клиентка задарила.

Смеетесь! Не верите в благодарных клиенток, или не верите в

настоящий коньяк? Вот сейчас мы с вами опрокинем по рюмочке, и я вам

расскажу занимательную историю. Лимончиком закусывайте! Вот так

лучше, правда?

В семнадцать лет я была чертовски хороша собой и очаровательно

глупа. Как раз тот набор, который так нравится мужчинам. Только не

подумайте, что я признаюсь вам в недостатке ума. Сейчас-то я умна,

как вся адвокатская контора Якова Моисеевича — это мой сосед по

лестничной площадке, я вам про него уже рассказывала — и мудра, как

черепаха Тортилла. Но в семнадцать лет все девочки, даже самые

умненькие, глупы. От недостатка жизненного опыта. Опыта у меня

быть не могло — я выросла в приличной семье, мама учительница, папа

инженер — откуда мог взяться жизненный опыт? Была я начитанной

восторженной дурочкой, мечтала, естественно, о большой любви, о

капитане Грее. Вам это имя что-нибудь говорит? О, как приятно иметь

дело с образованным человеком! А чего ж тогда "Метель"пропустили?

Хотя, не все ли мне равно? Давайте— ка еще по рюмочке за Александра

Сергеевича — и я продолжу. За какого Александра Сергеевича?! За

Пушкина, конечно! Динь-Динь!

Итак, я влюбилась. Без памяти. С точки зрения мудрой черепахи,

совершенно по-дурацки. Я расскажу, как это было.

Я родилась в пригороде, на Придаче. Вы бывали там? Нет? Ничего не

потеряли. Из окон нашего дома виднелись золотые купола Свято-

Троицкого храма и черепичная крыша областной больницы. Купола

мне нравились, они так празднично сияли под солнцем, обещая чудо.

Тогда я еще не верила в Бога и ничего не знала о его существовании.

Сейчас я все также ничего не знаю, и также ни во что не верю: ни в

Бога, ни в черта. Пожалуй, я верю в Судьбу. А может, Судьба — это и

есть Бог? Да-а-а, так вот в этой соседней больнице и завязалась моя

романтическая история. Целый квартал — между улицами Рабочей и

Советской — занимал больничный городок. А как раз наискосок от

нашего дома, через дорогу, располагалась хирургия. В старинном,

дореволюционной постройки, двухэтажном особняке. Этот особнячок

пережил своих хозяев, хотя это как раз не удивляет. Но он пережил три

войны! И вот это конечно удивительно. Ко времени моего

повествования домик обветшал, стены облупились, толстенькие

амурчики в нишах над окнами утратили свои толстенькие пальчики и

носы и стали удивительно походить на некоторых обитателей

особнячка.

( Смеется тихим шелестящим смехом. Я молчу, ожидая продолжения,

но она замолкает, откинувшись в кресле, закрыв глаза. Словно уходит

из этой прохладной сумеречной комнаты в свои далекие воспоминания.

Некоторое время в комнате стоит тишина. Наконец, она

«возвращается», разливает по рюмкам коньяк, отпивает глоток и

продолжает рассказ). Мальчишки с нашего двора с каким-то

садистским удовольствием обстреливали амурчиков из рогаток. Глупцы!

Они и знать не знали, что рано или поздно придет отмщение.

Сердечные раны, нанесенные Амуром, вылечить невозможно, они

саднят и болят всю жизнь. Видимо, и меня сразила стрела безносого

Амура.

Ну, как вам коньяк? Понравился? Я знала, что вы оцените по

достоинству! И рада, что доставила вам удовольствие. К сожалению,

наша жизнь как-то не очень располагает к удовольствиям. Не

возражайте. Я старше вас, я знаю, что говорю. Мне понадобилась

целая жизнь, чтобы научиться ценить даже самые крошечные ее

подарки. Я открою вам секрет, который знают только старые люди:

счастье — это жизнь. Именно в такой последовательности. Молодым

этого не понять. Когда жизни остается всего на один глоток, только

тогда ты начинаешь ощущать ее аромат, ее букет, ее вкус. И только

тогда ты делаешь самое горькое открытие: ты вылакал свою жизнь, как

горький пьяница бутылку элитного вина, не разобрав, что пил. А теперь

трясешься и дрожишь над этим последним глотком. Что? Я нагнала на

вас тоску? Ну, вам-то до последнего глотка далеко. Я знаю, что говорю.

До революции в этом особняке с колоннами и лепными окнами обитал

премьер майор артиллерии Ферапонт Борисович Бухвостов. Говорят,

очень представительный был мужчина и большой ходок по женской

части. Интересно, как его дамочки называли в минуты страсти:

Ферапонтик? Ферапончик? Ферунчик? Смешно. Так вот женился

Ферапонт поздно, уже будучи в летах, взял молоденькую девушку.

Сироту. Ох, и любил же он ее! И дом этот для нее построил, для

Аделаиды. Ну и имечко, однако! Амурами дом украсил. Жасмин для нее

насадил. Чтобы все лето витали над семейным гнездом душистые

ароматы. Но неблагодарная Аделаида сбежала то ли с приказчиком, то

ли с заезжим актером. А может, ей надоело дурацкое имя супруга? И

она нашла себе Александра или Владимира... Случилось это задолго до

революции. Неутешный супруг от тоски запил по-черному. Допился до

белой горячки и однажды ночью повесился на одной из лип, аккурат

напротив окон неверной Аделаиды. Премьер майора похоронили, липу

спилили. А дом, построенный для любви, осиротел. И знаете, вот что-то

такое, трагическое, витало над этим разоренным гнездом. Я это

чувствовала. Гораздо позднее мне довелось прочитать у одного умного

человека, о памяти чувства. Там, где люди очень сильно любили и

страдали, остается память о любви, тонкий, едва уловимый аромат. Вот

поди ж ты: Ферапонт! Можно ж умереть со смеху. А какая сила страсти!

Какая всепоглощающая верность. Как я завидую этой дурочке

Аделаиде. Наверняка она не стоила такой любви. Легкомысленная

девчонка даже не смогла оценить, какое сокровище ей досталось. А

великая любовь Ферапонта не прошла бесследно, не исчезла, не

растворилась. Все вокруг: и липы, и бледное полинявшее небо, и

аромат жасмина — все было отравлено ею, этой обманутой,

нерастраченной, не изжитой любовью. Видимо, и я отравилась. Иначе,

разве я могла бы сделать то, что я сделала? Это было, как наваждение.

Помрачение ума. ( Интересно, о чем это она? Наверняка, о самом

светлом воспоминании ее жизни — о первом поцелуе с влюбленным

юнцом. Ну, конечно. Она до смерти надоела всем родным и знакомым

со своей любовной историей. А тут нашлись свободные уши.) Ну что?

Я вас заинтриговала? Не жалеете, что остались? То-то же!

В особняке не раз менялись хозяева. Сразу после революции там

открыли клуб, потом — архив. Во время войны разместили госпиталь. И

с тех пор профиль не меняли. Дворик же почти за вековую историю

сохранился в первозданном виде. Разве что лавочки расставили на

аллее, чтобы больным было где посидеть. Под окнами разрослись липы,

посаженные еще Ферапонтом, а вдоль ограды — буйствовал жасмин.

Как только пригревало солнце, больные выползали из палат погреться,

да душистым воздухом отдышаться после больничной-то вони. Так

целыми днями во дворе и пропадали. Уколются, таблеток глотнут — и

опять во двор под липы.

Помню, как я увидела первый раз ЕГО. Мужчину, который сразил мое

юное воображение. Это была любовь с первого взгляда. Сейчас-то мне

смешно: влюбиться в пациента хирургического отделения. Представьте

себе капитана Грея в старой больничной пижаме, да на костылях!

Причем, пижама ему досталась явно не по размеру, коротковатая, даже

не закрывала щиколоток. Но какие это были щиколотки! Боже мой! Как

они возбуждали мое неискушенное девичье воображение. Впрочем,

эту досадную оплошность больничной кастелянши я разглядела позже.

И костыли, лежавшие рядом, на скамье, я тоже рассмотрела не сразу. И

знаете, меня совершенно не волновало его затрапезное одеяние с

черным номером, грубо намалеванным на груди. Даже в этой

застиранной пижаме ОН был прекрасен, загадочен. Я сочиняла

романтические истории, объяснявшие его хромоту и костыли: раненный

бандитской пулей инспектор уголовного розыска, отважный альпинист,

сорвавшийся со скалы ради спасения товарища, прохожий,

вступившийся за честь девушки, разведчик, выполнявший задание.

Господи, какого только литературного хлама не накопилось к тому

времени в моей глупой хорошенькой головке. Впрочем, если бы мне

сказали, что он упал с лестницы и сломал ногу в пьяном виде, я бы и

тогда нашла ему героическое оправдание. Я была влюблена. (Хм!

Интересно. Значит, не юнец. Альпинист или сыщик. Неужели у нее был с

ним роман? )

В тот день, направляясь домой, я привычно завернула за угол и словно

споткнулась о его взгляд. Его глаза. Жгучие. Черные. Не глаза, а очи.

Он сидел, откинувшись на спинку садовой скамейки, в свободной

расслабленной позе. И смотрел сквозь ажурную вязь ограды на

дорожку, словно ждал кого-то. Вот почему я сначала увидела его

взгляд. Влюбленный, как мне показалось. И с необъяснимой

самонадеянностью решила, что этот взгляд предназначен мне. Теперь-

то я знаю, кого он так истово ждал. А тогда меня словно молнией

опалило. Сердце, как пишут в дамских романах, затрепетало. Смешно!

Но оно, действительно, затрепетало, именно в тот день я обнаружила,

что сердце у меня есть.

Я сразу потеряла голову. У меня появилась тайна. Моя тайна. И это

было так восхитительно. Меня тянуло к больничному дворику

непреодолимо, как пьяницу к рюмке. Я упрашивала маму посылать меня

в магазин, в аптеку, на почту, лишь бы лишний раз пройти мимо

больницы. Я часами слонялась туда и обратно, дожидаясь, когда он

появится во дворе. Еще издали я всматривалась, не сидит ли он на

скамейке. Когда она оказывалась пустой, жизнь теряла смысл. И я

готова была разрыдаться от тоски и отчаяния. Смешно! Не зная, как его

зовут, кто он, что он, я грезила о нем день и ночь. Я возненавидела

дожди. В дождь больных не выпускали во двор. Но на мое счастье

погода установилась ясная, и я каждый день встречала его. Он сидел в

одиночестве, иногда курил. А я, завидев его, готова была летать от

радости, мгновенно переполнявшей меня. Но не осмеливалась даже

посмотреть в его сторону, когда шла мимо. Зато какие картины

рисовало мое воображение бессонными ночами. Я представляла, как

подойду к нему в чем-то необыкновенно красивом и летящем. День

будет солнечным и ясным. Лепестки жасмина осыпят мои блестящие

кудри. Увидев меня, он остолбенеет, потом лицо его просияет

радостью. Он возьмет мои руки в свои крепкие ладони и скажет, глядя в

глаза: «Как долго я ждал тебя!» И мы, обнявшись, пойдем в сияющую

даль, а над нами, осеняя и благословляя нас, будет парить тень

Ферапонта Бухвостова. Словом, как вы уже догадались, чтение

любовных романов сыграло со мной злую шутку.

В один из дней мне пришло в голову, что мой возлюбленный может в

любой момент выписаться из больницы, и я больше не увижу его.

Никогда. От этих ужасных мыслей я совсем ополоумела. Надо было что-

то срочно предпринимать, и через несколько дней я решилась. В

субботу утром я проскользнула в больничный двор, укрылась в густом

кустарнике, твердо решив дождаться его. Я погрузилась в тягучие

ароматные волны цветущего жасмина. Я задыхалась, захлебывалась

этим густым пряным ароматом. Голова кружилась то ли от волнения, то

ли от цветочного запаха. Мой капитан Грей появился ближе к обеду. К

тому времени нервы у меня были на пределе. Когда, опираясь на

палочку, он вышел из корпуса и направился в мою сторону, я

почувствовала, что сейчас потеряю сознание. Изо всех сил прикусив

ладонь, чтобы не рухнуть в обморок, почти прокусив ее, я буквально

выпала из жасминовых кустов прямо ему под ноги. Все получилось, как в

моих мечтах. Ну, может, не совсем так. Летящее платье изрядно

помялось, в волосы за время ожидания насыпалась какая-то дрянь в

виде сухих веточек, жучков и паучков. На мое счастье, никого рядом не

оказалось. Но даже если бы вокруг собралась толпа, мне было уже все

равно. Словом, я выскочила, как черт из табакерки в фильме

«Брильянтовая рука», ожидая радостного возгласа. Но капитан Грей

равнодушно скользнул по мне пустым взглядом. И этот чужой взгляд

ошеломил меня. Как? Он меня не узнал? Выходит, он даже не

подозревал о моем существовании? А я-то насочиняла себе! А я-то была

уверена, что он мечтает о встрече со мной, но просто не смеет, не

решается проявить свои чувства. Нужно только помочь ему, чуть

подтолкнуть. И вдруг этот чужой равнодушный взгляд. Мир рухнул. И я

погибла под его обломками. Терять мне уже было нечего, я вцепилась в

его руку и отчаянно крикнула: «Я люблю вас!» Надо было видеть его

лицо. Если бы на его глазах я обратилась в лягушку, он, наверное,

изумился бы меньше.

— Я люблю вас! Я люблю вас! — твердила я в злом отчаянии. — Что мне

делать?

И разрыдалась. Он растерянно огляделся, усадил меня на лавочку,

протянул носовой платок. Он говорил что-то утешающее. А я не

понимала ни слова, только слушала его голос, настоящий мужской

голос, красивого тембра, и наслаждалась его звучанием. Я впервые

видела его лицо так близко. Глаза у него оказались не черными, а

темно-синими. Никогда ни у кого я не видела больше таких глаз. Вот,

разве что у вас. Он смотрел на меня участливо. Как он смел жалеть

меня! Мне не нужна его жалость! Мне нужна любовь. В тот момент я

почти ненавидела его. Он сказал, что любит свою жену, и я тут же

возненавидела ее. Он что-то говорил о моей молодости, но я уже не

слушала его. Не говоря ни слова, я поднялась и побрела прочь. Мне

хотелось умереть. Я шла, куда глаза глядят, как потом оказалось, как

раненый зверек, я забилась в самую гущу кустарника. Я сидела на

земле, машинально обрывая белые лепестки. Сколько я так просидела,

не знаю. Очнулась от звуков голосов: мужского и женского. Они

приближались. Сквозь листву я сначала увидела мужчину. Это был он,

мой капитан Грей. Рядом шла женщина. Я заледенела от гнева. Как он

смел! Как он смел любезничать с другой! То, что мой капитан Грей

любезничал, не вызывало сомнения. Опираясь на палочку, другой рукой

он бережно обнимал женщину. Старую уродину — вынесла я ей

беспощадный приговор. Хотя вряд ли его спутнице исполнилось

тридцать. С язвительностью оскорбленной соперницы я ревниво

оценивала ее мальчишескую фигурку, короткую стрижку, с вульгарной

крашеной седой прядью, скромный костюмчик. Да где он ее нашел!

Конечно, я была лучше во всех отношениях.( Я, наверное, брежу. Что

она говорит? Не может быть! Этого просто не может быть! Мне все это

снится...)

Они остановились прямо напротив.

-Как долго я ждал тебя!— он нежно коснулся ее щеки. Я

возмущенно дернулась. Мой капитан Грей произнес слова, которые

должен был сказать мне. Мне, а не этой старой калоше! Жгучие слезы

обиды навернулись на глаза, но я не смела их утереть, боясь

шевельнуться и привлечь внимание.

-Вчера, когда Дашка принесла борщ и котлеты, я чуть не умер с

горя. Я думал, придешь ты. Я так ждал тебя.

-Я вернулась поздно, даже Саньку у мамы не успела забрать. —

ответила женщина. Мне показалось, что и голос у нее омерзительный,

слишком звонкий. Наличие Саньки еще более повергло меня в уныние.

Значит, есть ребенок! Ну, что за несчастье!

-Я тосковал. Я так тосковал! Эта неделя без тебя показалась мне

вечностью — он притянул женщину к себе и поцеловал.— Они стояли в

шаге от меня. При желании я могла бы дотронуться до них.

-Как мне надоели твои командировки! Девочка моя, сладкая! —

бормотал он, осыпая ее лицо поцелуями.— Ясноглазочка моя!

Они целовались, забыв обо всем, не подозревая о моем присутствии, не

чувствуя моего ненавидящего взгляда. Я закрыла глаза, не могла

смотреть на них. Это было выше моих сил. Слезы текли по лицу, и я

молча слизывала горько-соленую влагу, задыхаясь от приторно-сладкого

запаха жасмина. Мне казалось, меня сейчас стошнит то ли от этого

липкого запаха, то ли от чмокающих звуков, доносившихся с аллеи. С

тех пор я не люблю жасмин. Да и целоваться — тоже не люблю.

Когда они ушли, я выбралась из кустов совершенно разбитая. Я брела

по дорожке, уныло размышляя, что лучше: повеситься или отравиться. И

вдруг на автобусной остановке увидела ее, мою счастливую соперницу.

Она улыбалась своим мыслям, и мне захотелось стереть с ее лица

счастливую улыбку. Немедленно. Пусть ей тоже будет больно. Так же

больно, как и мне. Я решительно завернула на остановку, подошла к

сопернице и с вызовом заявила:

-Он вас не любит! Он любит меня.

Ее изумленный взгляд разозлил меня:

-Да, да! Он просто не решается сказать вам, как вы ему надоели!

Мы только вчера говорили о вас.

-Кто вы? — наконец произнесла она в недоумении.

-Я? Я его возлюбленная.

Женщина недоверчиво усмехнулась.

-Напрасно смеетесь. Это правда! Иначе, откуда мне знать, что вы

уезжали в командировку, а Саньку отвезли к матери?

Она все еще не верила мне, но что-то в выражении ее лица

изменилось. Подожди, сейчас ты мне поверишь.

-Вчера, к примеру, я пришла к нему сразу после Дашки. Мы вместе

ели борщ и котлеты, которые она принесла. Борщ — так себе. А котлеты

вкусные, хотя чуть-чуть подгорели.

Она побледнела. Я с жадным любопытством вглядывалась в ее сразу

постаревшее лицо.

-Он целовал меня и называл своей сладкой девочкой и

ясноглазиком.

Она отшатнулась, словно от удара. Ее взгляд... Умирать буду — не

забуду, как она посмотрела на меня. Не дождавшись автобуса, она

пошла через улицу, не глядя по сторонам. Засигналила машина, резко

завизжав тормозами. Но она даже не заметила, что чуть не угодила под

колеса.

Это был момент истины, момент моего торжества. Во мне все звенело и

ликовало от ощущения победы. Подошел автобус, я села и поехала, не

зная куда. Я не могла вернуться домой, я не могла справиться с новым

для меня ощущением. Ощущением власти над человеком. Как все

оказалось просто. Она поверила мне, моей нехитрой выдумке. Я была

довольна собой.

( — Как вам спалось в эту ночь? Кошмары не мучали?)

Плохо спалось. Ведь меня не любили. Но я не теряла надежды. На

следующий день, принарядившись, я пошла к больнице. Я должна была

еще раз рассказать ему, как люблю, как не могу без него жить. Его не

было. Его не было и в другие дни. Напрасно я слонялась вдоль ограды,

вглядываясь в больничные окна, в надежде увидеть его. Он не

показывался. Через неделю, измученная ожиданием, я осмелилась

подойти к санитарке и осторожно расспросить ее, сочинив какую-то

более-менее правдоподобную историю про книгу, которую мне надо

ему вернуть.

-Саша? Лебедев? — охотно откликнулась санитарка.

Значит, Саша. Александр.

Санитарка тем временем с жадным любопытством оглядела меня.

-Так его выписали еще на прошлой неделе. Тут такая история

вышла. Ужас! Жена у него погибла. Машина сбила. Уж он так убивался.

Так убивался! Эй, девушка, куда же ты?

Но я уже не слышала ее. Я опрометью бросилась со двора. В голове

звенело, и тупо билась одна мысль: я не хотела. Я же не хотела! Не

хотела! Я испугалась, что меня обвинят и, может, даже арестуют.

Наивная дурочка! Две недели я вообще не выходила из дома. Мама не

могла понять, что случилось со мной. Наконец, мне удалось убедить

себя, что я ни при чем. Никто не виноват. Никто не слышал, о чем мы с

ней говорили. Никто ничего не сможет доказать. Да и что было

доказывать? Ну, сбила кого-то машина. Мало ли, почему? Не надо лезть

под колеса.(— Она погибла по вашей вине. Вам не жаль ее? — я

старательно смотрю в окно, где снова пошел снег. Я боюсь, что если

посмотрю в ее глаза, не смогу сдержаться) Голубушка, да в чем же

моя вина? Я была влюблена. А может, отравлена любовью, как ядом.

(-И вы никогда больше не видели капитана Грея?— я все никак не могу

заставить себя посмотреть ей в лицо. Мне надо собраться с силами).

Видела ли я капитана Грея? Видела. Года два спустя после тех

событий, я , уже студентка-первокурсница, стояла на автобусной

остановке. Подошел мужчина, весь какой-то неухоженный, в старом,

порыжевшем от времени пальто, обросший. И пьяный. Я брезгливо

отошла в сторону. А пьяница, покачиваясь, стоял в стороне, что-то

бормоча. Мы встретились глазами только на какой-то миг. Я узнала его

не сразу. Но глаза! Это были уже не те бездонные очи, снившиеся мне

ночами. Они словно потухли. Боже мой! Неужели этот опустившийся

алкаш — тот самый капитан Грей? И это он свел меня с ума в то

незабываемое лето? Какое счастье, что ничего у нас не вышло.

Подошел автобус, я с легким сердцем уехала. И забыла о нем на долгие

годы. Я была занята поисками счастья. Только вот счастье мне все как-

то не давалось. А, ладно! Давайте выпьем! Все-таки, по прошествии лет

я могу сказать, что ничего романтичней, чем эта детская любовь, в

моей жизни не было. Вы осуждаете меня? Напрасно! Разве я виновата в

том, что водитель не сумел вовремя затормозить? Или, может, я

виновата в том, что капитан Грей спился? Нет! Моей вины нет. Вы

думаете, я не задавала себе эти вопросы? Задавала. Но по

размышлении поняла, что и он, и она просто оказались слабыми,

неприспособленными к жизни. За любовь, деточка, всегда надо

платить. Вот Ферапонт, к примеру, заплатил за свою любовь. И они, эти

несчастные, — тоже заплатили. За любовь.

-Вы серьезно так думаете? Но Ферапонт заплатил своей жизнью

за свою любовь, а капитан Грей и его жена — своей жизнью за вашу

любовь. По-моему, это не очень справедливо. Вам не кажется?

-О чем вы, милочка? Неужели вы до сих пор верите в справедливость?

Справедливость бывает только в сказках. А вы думаете, для меня эта

история прошла бесследно? А мои страдания не в счет? Мое

разочарование в любимом мужчине, разве это не расплата? Нет,

голубушка, не надо делать из меня злодейку, я несчастная женщина. А

вас, я смотрю, задела эта история. Признайтесь, я вас развлекла.

-Вы правы. Я слушала вас, затаив дыхание. И на это есть

причины. Я расскажу вам о себе. Не возражайте, я должна это сделать.

Сейчас вы все поймете. Но сначала налейте мне коньяка! Себе тоже.

Давайте выпьем, не чокаясь. По крайней мере, это будет справедливо

по отношению к тем несчастным, о которых вы мне рассказали. Меня

воспитывала бабушка. Мои родители...Они были очень красивой парой.

Бабушка много рассказывала мне о них. Папа влюбился в маму с первого

взгляда. Заметьте, я говорю — влюбился. Это была настоящая любовь,

самая настоящая, которая только может быть. Самой чистой пробы. Та,

что дается избранным, если верить вам. Они встретились на автобусной

остановке. Отец заметил ее сразу: у мамы лет в девятнадцать

появилась седая прядь в волосах. Словно специально выкрашенная. Это

было очень необычно и бросалось в глаза. Не перебивайте меня. Я

продолжу. Отец сразу сделал маме предложение, через пятнадцать

минут знакомства. В тот же день он привел ее к бабушке и ей тоже

заявил, что собирается жениться. Бабушка, конечно, пыталась его

отговорить, падала в обморок, хваталась за сердце. А папка все

отшучивался, что ехал с мамой в автобусе в час пик и теперь, как

честный человек, просто обязан на ней жениться. И они,

действительно, поженились через месяц. Мама работала методистом в

обществе «Знание», часто ездила в командировки. А отец закончил

автодорожный институт, работал в строительном управлении. Мама не

была красавицей в общепринятом понимании этого слова. Маленькая ,

худенькая. Но, как рассказывала бабушка, мама была, если вы

понимаете, о чем я, светлым человечком, добрым и славным. Наверное,

этот свет отец и разглядел в ней. Когда отец забирал нас из роддома,

он подхватил маму на руки, — а она меня держала . И он так и понес нас

домой. На руках. Представляете? Он был очень красивый, и очень

сильный. Но сломался, когда мамы не стало. Мама погибла, когда мне не

исполнилось еще и года, попала под машину. А отец! Он так и не смог

пережить ее смерть. Последние годы много пил. Работу потерял.

Поставит перед собой на столе мамину фотографию, пьет и плачет.

Фотографию целует. И снова плачет. Голову на руки уронит и

бормочет: «За что? За что? За что?» Часами так бормотал. Все не мог

понять, за что же его жизнь так наказала. Он до самой смерти считал

себя виноватым в маминой гибели. А все потому, что в тот день, когда

ее сбила машина, она возвращалась из больницы. Он лежал в больнице

с поломанной ногой, а она его навещала. Вы побледнели? Хотите что-

то сказать? Подождите! Я еще не закончила. Он был уверен, будь он

дома, ничего бы не случилось. Просто ничего бы не случилось.

Понимаете? Он умер с ощущением вины. Сердце остановилось. Не

выдержало. Меня зовут Александра. Санька. Это имя дала мне мама.

Она назвала меня в честь отца. Лебедева — моя девичья фамилия.

-Ха! Ну, конечно! У вас глаза вашего отца. Как же я сразу не

догадалась. Как странно, что именно вы сегодня пришли ко мне.

Наверное, это судьба.

-И это все? Все, что вы можете мне сказать? Смешно! Тридцать

лет я жила с мыслью о чудовищной несправедливости судьбы. А

судьбой-то оказалась маленькая мерзавка, походя сгубившая две жизни.

Все эти годы вы должны были страдать, просить у Бога прощения,

вымаливать его. А вы даже не чувствуете своей вины. Да вы! Вы —

чудовище.

-Грубо. Хотя, наверное, в чем-то вы правы. Кто бы мог подумать,

что возмездие будет таким ослепительно осязаемым... Воистину, надо

держать язык за зубами. Впрочем, для меня это всегда было

непосильным занятием. Рано или поздно что-то должно было случиться.

( Дрожащими пальцами достает из портсигара черную пахитоску,

щелкает зажигалкой, затягивается) Ну, и что же вы собираетесь

делать?

-Хочу понять. Вы же любили. Я это чувствовала, слушая ваш

рассказ. Почему? Почему ваша любовь оказалась такой

разрушительной, убийственной? Вы так красиво рассуждали о мире,

созданном Богом для жизни. Почему же вы отняли жизнь у моих

родителей?

— Ну, зачем так прямолинейно? Все не так просто. Кто больше

наказан? Твои родители, любившие друг друга? Или я, так и не

узнавшая, что такое взаимная любовь? Кстати, сегодня ночью мне

приснилась большая куча дерьма. Говорят, к деньгам. Но мне дерьмо

снится именно к дерьму. Я дам вам денег. Много денег.

-Деньги? Хотите, я расскажу вам, как я росла?

-О нет, избавьте меня от подробностей.

-И все-таки вам придется меня выслушать. Бабушка умерла,

когда мне исполнилось десять лет. Я попала в детский дом. Вы знаете,

что такое детский дом? 

-Ну...

-Вы не знаете, что такое детский дом. Лет до двенадцати меня,

тихую домашнюю девочку, били все, кто был чуть сильнее или старше.

На мне, слабой и беззащитной, вымещали свою злость, обиды,

недовольство судьбой. Пока я не научилась давать сдачи. Однажды,

доведенная до отчаяния, я вцепилась зубами в руку моего обидчика и

прокусила ее. Помню отвратительно-соленый вкус крови, наполнившей

рот. Вкус моей первой победы. Мой обидчик трусливо сбежал, весь в

слезах и соплях. С тех пор я усвоила, что защитить себя можно и

защищать себя нужно. Я мстила всем, кто хоть раз обидел меня.

Безжалостно. Меня ведь тоже никто не жалел, и я не жалела никого. А

ведь это по вашей милости я утратила веру в милосердие Божие.

-Ой, деточка, не надо пафоса. Милосердие Божие... Не смешите

меня. Вас не жалели. И что? А кто жалел меня? Разве ваш отец пожалел

меня? Впрочем, я верю, что ваше детство было, как бы это выразиться

помягче, усыпано колючками, а не лепестками роз. И готова оплатить

ваши страдания. Только, пожалуйста, избавьте меня от этих жутких

подробностей. Мне что-то не по себе.

-Опять деньги. Разве они вернут мне моих родителей? Или они

заставят меня забыть детдомовского завхоза, который напивался и

насиловал меня? У него были потные руки и воняло изо рта.

-Замолчите! Не надо, прошу вас! Меня сейчас стошнит.

-Вам неприятно? Ничем не могу помочь.

-Напрасно отказываетесь от денег. Но у вас еще есть время

подумать. Уходите! Я устала, мне надо прилечь. Что-то сердце давит.

Меня утомляет ваше присутствие. Давайте перенесем наш разговор на

другое время. Позвоните мне на неделе.

-Звонить? Вам? Да вы что? Ничего не поняли? Вы сломали мне

жизнь. И вы думаете, я возьму ваши деньги? Вы думаете вам удастся

откупиться? А заплатить все равно придется. Что это глазки у вас

забегали? Вы боитесь меня? Нет, я не стану вас вульгарно душить или

травить. Но я еще не решила, что с вами делать.

-Что вам нужно от меня?

— От вас? Ничего. Кроме одного. Я хочу, чтобы вы страдали.

Как страдала я. Как страдали мои родители. Я хочу, чтобы вы заплатили

за зло.

— Месть? Ну, конечно! Провинциальная трагедия. Ну, поймите

же, милочка, ничего нельзя изменить. Сложилось так, как сложилось.

Впрочем, я готова помочь вам. Ах, как мне не хорошо... Голова

кружится... Подайте мне лекарство, пожалуйста. Там, на столе...

Нитроглицерин...

-Нитроглицерин? Пожалуй, это даже лучше, чем я могла

предположить.

-Послушайте, как вас? Саша! Александра! Мне и в самом деле

не хорошо... Сердце...

-Я вижу. И знаете,что я думаю? Я думаю, это Судьба. Та

самая Судьба, о которой вы так красиво тут рассуждали. Что скажете?

Мне не повезло, после подонка завхоза я никого не любила. Если

следовать вашей теории, я не попала в число избранных. Мой удел —

просто жить, как овощ. Без чувств, без любви. Так ведь вы считаете?

По-вашему, я — существо второго сорта. Но это вы сделали меня такой.

И вам придется заплатить за это. Что? Страшно? Не хочется платить?

Не ожидали? Конечно, пить коньяк, морочить головы несчастным

теткам, и считать себя избранницей Судьбы, гораздо приятней. Но в

этой жизни за все приходится платить. Таков закон. Вы об этом

слышали?

— Слушайте, Саша, мы же разумные люди... разумные люди всегда

могут.. договориться... вы думаете, я боюсь смерти? да... боюсь... как

выяснилось... может, все-таки обсудим?..

-Смешно! Ирония судьбы. Вы, кто так вдохновенно говорил о

сладости власти над человеческой душой, сейчас в полной моей власти.

Мы поменялись местами. Ну и как ощущения?

-Вы сумасшедшая... вы что?.. всерьез восприняли

разглагольствования подвыпившей женщины? Хотя, чего там! Все так и

есть!.. Пожалуй, я не откажусь ни от одного своего слова... Ну, и что

вы предпримете?.. Будете душить меня подушкой?..И это после того,

как мы распили с вами бутылку коньяка… палачи раньше надевали алые

рубахи… забавно… пожалуй, я готова умереть…мне всегда казалось, я

плохо кончу… Дышать.. Трудно... я.. скажу… смешную… вещь… вы такая

же, как я.... ничем не лучше...

- Я не убийца. Я карающий меч в руках Судьбы. Помнится, вы так

определили мою роль. Вот и испытаем Судьбу. Я сейчас уйду. А вы

останетесь. Если Бог на вашей стороне, вы не умрете.

(поднимается из кресла, берет со стола нитроглицерин, подходит к

задыхающейся гадалке, склоняется над ней, сердито вглядывается в

побледневшее лицо женщины. Гадалка часто прерывисто дышит,

хватая воздух открытым ртом. Черный лохматый парик сполз на бок,

обнажив беззащитный ежик стриженых седых волос. Мелкие капельки

пота выступили на висках. Женщина в алой блузке хмурится . Клацает

кнопкой музыкального центра. Комнату заполняют тревожные

вступительные аккорды, и вступают негромкие томительные голоса

скрипок. Женщина в алой блузе нерешительно отступает).

-Я не убийца, ты слышишь? Я не убийца. В отличие от тебя.

Господи, и зачем только она увидела моего отца? Зачем ты допустил

это, Господи? Где же твое милосердие? Может, я чего-то не понимаю?

Так вразуми меня, грешную, Господи! В чем провинилась моя мать?

Почему она умерла так рано и так нелепо? Как мне не хватало ее. Ты

это помнишь, Господи? Вспомни, как я плакала под лестницей, где

уборщица держала ведра и половые тряпки. Вспомни, как меня пинали

и гоняли только потому, что некому было защитить меня. Где же ты был

тогда, Господи? Хорошо, я понимаю. У тебя были дела поважнее меня.

Я не в обиде. Хотя, когда эта лысая свинья-завхоз лез мне под юбку,

почему ты смотрел в другую сторону, Господи? Почему ты не послал ему

самую маленькую, завалященькую молнию в его поганые штаны? А мой

отец? Он-то чем провинился перед тобой? Ты ведь их наказал, Господи!

А за что? Они так любили друг друга. Ведь ты же дал им любовь.

Неужели даже ты, Всемилостивый, Всепрощающий, Всемогущий —

ничего не даешь даром? За все заставляешь платить? А что же мне

делать сейчас? Я не такая сильная и добрая, как ты. Я не могу ее

простить. Слышишь, Господи! Прости ты ее, а я не могу… Не могу! Как

же мне быть, Господи?.(Делает несколько нерешительных

шагов к выходу. Останавливается. Возвращается).

-Черт с тобой! Вот твое лекарство, держи! ( пытается

вложить флакон в руку гадалки, но пальцы безвольно разжимаются.

Какое-то время она пристально вглядывается в запрокинутое лицо

женщины, ойкает, хватает сумку и пятится к двери. По мозаичному

полу коридора испуганно простучали каблуки. Входная дверь хлопнула.

И только скрипки еще страдали и плакали, а трубы торжественно

трубили, пока мелодия не закончилась. С последним аккордом в

комнате наступила тишина. Мертвая. И лишь огромный черный глаз,

грубо намалеванный на белом шелковом балахоне, безумно таращился

в пустоту).