Джина — Танцуй, Джина, танцуй!

Как выстрел мозг пронзает звук открывающегося замка. Лязг ключей и резкий стук металла о дерево. Сердце делает кульбит и начинает биться у горла. Слаще этой боли нет почти ничего. Он пришел, он дома.

Я вылетаю в коридор. Вот он. Небрит, явно замерз и устал, но глаза спокойные, добрые. Я обожаю его глаза, огромные, бездонно-голубые и такие честные. Он никогда не врет, никогда. ОН может смолчать, уйти от ответа, лукаво перевести тему, но соврать никогда. Я люблю и ненавижу его за это. Я вижу как смягчается его взгляд, когда он смотрит на меня.

— Джина, милая, чашку кофе, умоляю! — голос чуть хрипловат. Немудрено, пол вечера просидеть под дождем.

— Да конечно — я улыбаюсь.

Я засыпаю в его руках положив голову ему на плечо. Он обнимает меня и дышит мне в шею.

Алые цветы. Они расцветают на Ее груди, один за одним, повинуясь его ударам. Сколько можно…Пять, десять, пятнадцать. За что? Я не знаю Ее, я не вижу его. Но Ее я запоминаю хорошо. Светлые волосы, золото. Алое на золотом и белом. Ее белое платье расцветает. Я чувствую боль, ее боль, а она улыбается. И он. Его улыбка, как оскал. Он скалиться и смотрит на Нее. Отходит, любуется. Ей все равно. Он всегда оставляет ей еще пару минут. Он всегда дает ей возможность смотреть в его глаза, но я не вижу его глаз. И она отводит взгляд. Я вижу Ее и его, как бы из Ее. Все подергивается вязкой дымкой, Она тонет. Тонет в алом и золотом. Я слышу его смех…

— Что такое?! Ты опять видела плохой сон? — его глаза сонные, волосы всклокочены, взволнованный голос.

— Да — я слышу свой голос, как со стороны, чужой голос.

— Это только сон, не бойся! — он обнимает меня. Крепче, еще, и еще чуть-чуть и я задохнусь.

Эти руки. Я знаю что они могут. Ласкать, успокоить, работать. Убивать. Его работа. Я замужем за киллером. Что сделать. Мне никогда не бывает страшно. Я знаю Криса. Он никогда не убьет молодой девушки, ребенка, невиновного юнца. Все его клиенты — важные шишки, которые не задумываясь отправили на тот свет достаточно народу, чтобы заслужить свою смерть. Да, ее тоже следует заслужить. Можно умереть от удушья ночью, можно подавиться рыбной костью, отравиться, упасть из окна, когда его моешь. А смерть от руки Криса, это другое. Я стараюсь не думать об этом, иначе начинает казаться, что я лишь себя утешаю. Я готовлю ему завтрак, он любуется мной со стороны. Я стараюсь все делать быстро, он спешит. Все в порядке вещей, жена готовит мужу завтрак, он опаздывает на работу. Все как обычно, но… Он спешит убивать и от того, как долго я варю кофе ничего не зависит. Даже если из-за его опоздания план сорвется, это ничего не изменит. Работа будет сделана в любом случае. От меня ничего не зависит. Или мне хочется так думать. Я люблю утро. За то что, что ночь позади. Утром не бывает снов, они кажутся миражом и Ее боль и кровь смываются вместе с пеной от зубной пасты в раковину, когда я чищу зубы. Я никогда не принимаю душ по утрам без Криса. Это ритуал. Может быть поэтому я люблю утро. Но скорее за другое. Утро — это имитация жизни нормальной семьи. Можно даже представить, что он пойдет в офис и будет сидеть до шести вечера, как это бывает в нормальных семьях. В семьях тех, кого Крис презирает до глубины души. Я могу заставить себя поверить в нормальность наших отношений. Могу, но не хочу, я не люблю себе врать. Я научилась от него этой сложной науке — не врать. Это просто лишь на словах, ведь уже полгода я не могу сказать Крису, что вижу по ночам. Но сейчас утро и никаких снов. За ним закрывается дверь. На столе недопитый кофе, два глотка. Я выпиваю их, чтобы понять его мысли. Как всегда бесполезно. Мне не узнать о чем думает самый родной, самый любимый, близкий, но такой далекий человек. А ему никогда не узнать моих. Такая ирония. Я наверно единственная женщина, которая не любит вспоминать, как познакомилась с будущим мужем. Но это надо помнить, что бы никогда не забывать, что…Я могла бы быть на Ее месте.

В тот вечер мне было скучно. Отчаянно скучно, на вечеринке у ближайшей подруги. Мишель уже достаточно напилась и танцевала на столе стриптиз. Опять перепутала отдых с работой. Лучшая подруга — стриптизерша. Хотя и я была точь в точь такая же, чего же хотеть? Но я никогда не путала работу с отдыхом. Застегнута на все пуговицы, в темных джинсах и черной водолазке. Я пью шампанское, хотя хочу виски. Я наблюдаю за Мишель. Она красива, тоненькая, вся, словно змея и танец ее напоминает змеиный, не хватает только заклинателя с дудочкой. Хотя вот он, ее заклинатель и пляшет она под его дудку. Деньги. Как я ненавижу их. Без них нельзя прожить, но так просто сдохнуть.

Мишель вскидывает голову, волосы волнами спускаются и прикрывают ее маленькую, но очень красивую грудь. Я вижу, что она очень пьяна и возбуждена. В этом вся Мишель, когда она танцует, возбуждается сама больше других. Поэтому ее танец такой чувственный. Когда танцую я, это как будто делает только мое тело, разум улетает далеко, он занят совершенно другим. Мне противно смотреть по сторонам, и я предпочитаю смотреть внутрь себя.

Я чувствую как на мой диван кто-то садиться, но мне все равно я не хочу реагировать ни на что. Я до такой степени отключаюсь, что не замечаю, как кладу голову ему на плечо и он дышит мне в шею. Я не свожу глаз с Мишель.

— Ты лесбиянка? — шепчет он, Крис.

— Пусть будет да — отвечаю я.

— Я бы тоже ее любил, будь я женщиной — серьезно говорит он. Иногда и по сию пору, я не понимаю, шутит он или говорит серьезно.

— А что мешает полюбить ее мужчине?

— Нет, мужчине это нравиться не может!

— Ты и правда так считаешь? А вот им, — я киваю в сторону этих жирных уродов, что пускают слюни, глядя на Мишель, — очень нравиться.

— Я не назвал бы их мужчинами. Мужчину делает дело! — роняешь ты туманную фразу.

— Чем это мешает любить красивое женское тело?

— Женщине не обязательно раздеваться, чтобы ее хотели.

— В самом деле? Так почему же так много стриптиз — клубов и их поклонников?

— Ты не понимаешь. Ты тоже стриптизерша?

— Да

— Станцуй мне! Она закончила, станцуй — настойчиво просит он. Мишель и в самом деле слезла со стола и, накинув халатик, присела на колени одного из этих мужиков.

— Извини, я не на работе! — отвечаю я.

— Не раздевайся. Просто танцуй, для себя, не телом, разумом, чувством! — он повторяет это, как заклинание и я повинуюсь. Делаю шаг от него и, игнорируя стол, начинаю танцевать рядом с ним. Ловлю удивленный взгляд Мишель. А Крис смотрит на меня, как будто он ученый, а я загадочная молекула. Его взгляд СЛИШКОМ открытый и потому слишком волнующий. В нем нет ни похоти, не азарта, лишь тихое откровенное любование. Так на меня еще никто не смотрел. Я чувствую, что пьяна, я начинаю чувствовать себя как Мишель. Но мне ВСЕ РАВНО. Я вижу только его глаза, спокойные и волнующие. Музыка замолкает и я сажусь у его ног, кладу ему голову на колени. Он гладит мои волосы. В этом жесте нет никаких намеков, ничего, просто успокаивающий жест. Ловлю уже второй удивленный взгляд Мишель. Он берет меня за руки, сажает на диван рядом. В моей руке появляется бокал с виски. И как он угадал…

— Вот видишь… Твое тело почти наглухо закрыто, а я уже знаю о нем все, я знаю, что стоит погладить тебя по голове, по твоей пояснице побегут мурашки…Я много знаю о тебе. Я хочу тебя, так же как и все они. Тебя хочет даже Мишель. Но я не позволю себе ничего, я лишь хочу увести тебя отсюда. Даю тебе две минуты, чтобы соблюсти приличия! — он тепло улыбается, он все решил. А я как послушная собака иду выполнять приказ. Я что-то говорю Мишель, она лишь рассеянно кивает, ее щеки раскраснелись от желания. Я вдруг наклоняюсь к ней и целую в губы. По-настоящему. Губы Мишель соленые от слез. Я ловлю ее последний удивленный взгляд и возвращаюсь к Крису.

Мы выходим на улицу, идем к его машине. Вдруг от нее отделяется женская фигура. Невысокая рыжеволосая девушка. Когда-то давно в ранней юности у меня были такие же волосы, с возрастом они выросли почти до талии и потемнели.

— Амели? Что ты тут делаешь? — говорит он.

— Это ты должен мне объяснить, почему я должна уезжать? Это все они, да? Я знала, знала! Ты закончишь свои дни за решеткой, понял Робэртс?! — кричит девушка. Я смотрю на Криса, вижу, как нервно дернулся его глаз. На моих глазах разворачивается какая-то драма, но я не понимаю ничего.

— Садись в машину, Амели, на заднее сидение, быстро! — говорит Крис.

Девушка неодобрительно смотрит на него, но затем поворачивается спиной и делает шаг. В тот же момент я вижу, как ее рыжие волосы становятся бурыми. Звук выстрела я словно не слышала. Я оборачиваюсь и вижу в руках Криса пистолет. Он нацелен мне в голову.

— Прости! Я киллер! — говорит он. Я молчу. Мне все равно. Неправдоподобно, но мне и правда все равно.

— Молчишь? — он словно сбит с толку. А по моим расчетам я уже должна быть мертва.

— А что я должна сказать?

— Ну, что ты никому не скажешь если я не убью тебя.

— Скажу. Как только ты отпустишь меня, я побегу в участок, — просто говорю я, — но ты меня не отпустишь.

Его очередь удивляться. Он опускает пистолет, берет меня за руку, ведет в машину и вот мы уже едем. К нему домой и там я провожу лучшую ночь в своей жизни. Спустя неделю Крис делает мне предложение.

Эта девушка Амели. Как долго она не давала нам покоя. Я чувствовала, что он любил ее. Эту чертову куклу, эту идиотку, которая удумала грозить киллеру полицией. Что она понимала? Но она прочно засела в его голове. В постели со мной он думал о ней и ничего не мог. Я злилась, ночевала в другой комнате. Но я знала так же, что когда он убивал кого-то, он каждый раз представлял вместо очередного клиента ее, Амели. Он убивал ее каждый месяц, а она не желала умирать и возвращалась. В ту пору я впервые увидела свои кошмары, которые стали нормой жизни. Я ненавидела Амели. Я никогда не узнаю, что у них было с Крисом и почему он убил ее. Я догадываюсь но не хочу этого знать наверняка. И тогда я стала говорить о ней, говорить каждый день. Стоило Крису переступить порог квартиры, как я начинала говорить о ней. Я выясняла все подробности их жизни, их отношений, их любви и близости. Я чувствовала, что Крис начинает меня ненавидеть за эти расспросы, но врать он не позволял себе, а отвертеться от темы я не позволяла. Я изживала Амели, я убивала ее в тридцать раз чаще, чем Крис, я убивала ее каждый день. Я могла бы простить ее. Но я не прощала ей одного — Крис не мог спать со мной. Она совершила свою глупость, мне очень жаль ее, я бы очень хотела, что бы она была жива, вдали от нас с Крисом. Но пережить ее в своей постели я не желала. И наступил тот день, когда Амели умерла. Я выпила с Мишель за упокой ее души и в ту ночь все повторилось, как и в первую, в день ее физической смерти. Какая мерзость… Но это я…

Алое на белом. Все повторяется. Все возвращается. Я ненавижу ночь. Ночь это сны, ночь это мой ужас, мое наслаждение, и моя боль. Чертовски больно сидеть на балконе и ждать его, ждать, когда повернется ключ в замке. Он войдет, усталый и замерзший. И несколько часов, до наступления ночи я буду счастлива рядом с ним. Мы даже может, встретится с друзьями, они есть у нас. Своеобразные конечно. Его лучший друг налетчик Джим и моя Мишель. Я не могла ей больше позволить быть тем кем она была, я слишком любила ее. Наверно мы все-таки немного были лесбиянки. Чуть-чуть. А Мишель кроме мужчин любила деньги. Им она верила. А налетчик Джим — мужчина и мужчина с деньгами. То что нужно Мишель. И ей, как и мне больше не придется демонстрировать свою плоть всем подонкам общества. Но после клуба все равно наступает ночь. Темная, страшная, словом как всегда…

Совсем короткие темные волосы, рот заклеен лентой. Лента душит ее всхлипы. Ей очень страшно, слезы рекой текут по щекам. Он улыбается. Снова оскал. Она дрожит всем телом, она ждет удара, она свернулась на полу. Я чувствую, как ей больно. За что? Не знаю. Я чувствую его дыхание. На ЕЕ, нет, на своей шее. Я чувствую резкий удар в ребра. Хочется кричать, но мешает липкая лента на губах. Я — это Она. Нет, я снова вижу ее, но продолжаю чувствовать боль. Ее руки уже не стягивает эластичная веревка. Они свободны. Беги, зверек, беги, но это тоже часть игры. Игры, в которой ты никогда не выиграешь, потому что он меняет ее правила, как хочет. Его руки смыкаются на ее шее, сильнее и сильнее. Она вцепляется в его руки ногтями, отталкивается, но лишь приближает конец. Свой или мой? Я чувствую удушье. Нечему дышать, легкие вопят, мечтая о глотке воздуха, все тело сводит судорога, я хочу кричать, кричать, кричать….

Я кричу и просыпаюсь. Он смотрит взволнованно, его левая рука лежит на моем горле, я отшатываюсь и вжимаюсь в спинку дивана.

— Малыш, ты что? — он ошарашен, пытается обнять меня, но я шарахаюсь. Мне наконец-то страшно. Мой муж не киллер, все хуже.

— Дурной сон, ты же знаешь! Все нормально.

Я вру. Все совсем не нормально, но я не могу сказать этого в слух. Он не знает о чем я думаю и не узнает. Он убьет меня, если узнает что я разгадала его. Крис обнимает меня, а я с опаской смотрю на его руки. В них были ножи, топоры, ножницы. Чем только Он не убивал Ее в моих снах. Мне страшно, мне кажется, я умру просто от страха. Я никогда так не ждала утра.

Я почти выгоняю его утром. Остатки его кофе я выливаю. Не хочу я знать его мыслей. Мне вполне хватает действий. Я включаю ноутбук и выхожу в Интернет, я знаю что там искать. Я помню Их всех до одной. Я знаю Их имена, которые все сливаются в Одну. Я быстро нахожу искомое.

Девять девушек убиты, три из них изнасилованы. Но все они убиты с извращенной жестокостью. Почему я знаю их всех? Почему я вижу всех их? Потому что я — Следующая? Есть лишь один способ проверить. Никогда я так не ждала ночи. Я встречаю его и делаю вид, что больна. Он заботливо укладывает меня спать раньше, послушно ложится рядом. Я думаю, что когда нибудь так же ласково он уложит меня в могилу…

Огонь. Я всегда любила огонь. Она любила огонь. Ей холодно и страшно, ее бьет дрожь. Ее глаза прикрыты чем-то. И вдруг он срывает повязку. Глаза не сразу привыкают к свету, но она видит первым его глаза. Жаль я их не вижу. Ей не больно, но сердце сжала ледяная рука ужаса. Он наклоняется к ней, целует ее шею, она передергивается, и он наотмашь бьет ее по лицу. Она летит вместе со стулом, к которому привязана. В его руке блеснул нож. Что такое больно? Это когда сотня клеток замкнулась в одном месте, в том где режет лезвие. Темнеет в глазах. У меня. Я не вижу снова. И Она не видит снова. Пахнет чем-то. Она не узнает, а я не слышу, просто знаю что запах есть посторонний. Ее руки свободны, мои руки свободны. Беги, зверек беги. Он всегда оставляет пару минут для побега. Только сбежать не удастся, она видит его улыбку. Его оскал. Ее окатывает чем-то холодным. Не вода. Она узнает этот запах, она понимает что это значит. Один большой рыжий цветок вырастает из Нее. Из груди вырывается вопль, но она нема. Она не может даже кричать. Я не могу даже кричать, я чувствую его руки у себя на плечах, у Нее на плечах и до сих пор я чувствую, что он целовал мою шею. И тут на меня обрушивается боль,… Она горит заживо. Цветок горит, превращая Ее в золу, а крик рвется из Ее груди, а вырывается из моей… Его оскал…

— Это совершенно невыносимо! Малыш, что тебе сниться?! — Крис не на шутку встревожен.

— Мои кошмары! Но для меня они только кошмары, а для кого то жизнь! — говорю я в отчаянии. Я не могу врать, он отучил меня. Отучил ради этого, что бы так легко понять, когда главная жертва будет готова.

— Это ты о чем? Тебе приснилась лысая Мишель? — он смеется. Его улыбка. Я вижу оскал. Я метаюсь, он пытается меня держать, но я не могу. Я вскакиваю с кровати, я бегу. Беги, зверек, беги…

Это он, он, он! В голове стучит эта мысль. Это еще больнее, вчера я не думала, что это ТАК больно. Понимание того, что твой муж — твой кошмар, гораздо больнее, чем сожжение, удушье, рваные и колотые раны, пули и прочее. Нет нужды все вспоминать, я вскоре все увижу и узнаю. Он всегда догоняет. Беги, зверек, беги. Мне не выиграть, никогда. Правила не мои. А что если, как тогда? Молчать, пусть стреляет, пусть делает что хочет. Нет! Тогда мне было все равно. А сейчас мне больно и страшно. Я сама сделала полдела за Криса. Я почти готова, осталось только добить. Быть не может! Нет! Я нема, я хочу кричать, а вырывается только хрип. Я бегу по улице, потом иду и уже еле-еле. Я около каких то гаражей, я не знаю, как я оказалась здесь. И вдруг голос, точнее смех, знакомых смех. Резкая боль в плече и провал…

Я лежу на каменном полу, я не связана, я совершенно свободна. Как будто бы. Но я знаю… я ощущаю дежавю. Я все поняла. Встаю и вижу его. Он в маске, он даже не смотрит мне в глаза. Злость окатывает меня с ног до головы. Я выиграю! Я поиграю по его правилам, но я не сдамся не за что! Он мечтал умереть от моей руки. Он помнит мой танец. Я станцую по-другому, я станцую его прощальный танец. Танец смерти. Моей, Ее или Его.

Он наступает, он резко окатывает меня чем-то. Бензин. Все ясно. Он повторяется, наверно ему понравился Ее немой крик. Алые и рыжие цветы. Алое на золотом и белом, черное на черном, рыжее на черном. Будет алое на черном. В его руках зажигалка. Танцуй, Джина, танцуй! Я уворачиваюсь, я стараюсь, одно касание и все. Я бью его со всей силы в сильный пресс. Да, Крис долго качал пресс. Его тело — его инструмент, бесжалостная машина. Для работы. А это — хобби. Каждому свое. А мое хобби — танцевать, до смерти. Тут все до смерти, все до грани. Мои удары все сильнее, я чувствую, как ломается его нос, я чувствую горячую кровь. Я вижу алое на черном, его майка, его джинсы. Я получаю сильный удар в правую скулу. Нет! Секунду! Крис не левша! Пропускаю еще два удара. Он хватает Ее, нет меня за волосы и швыряет о пол. Зажигалка валяется в полуметре. Он тоже весь в бензине. Я сравняла счет, игра пошла на равных. Достать могу и я и он. И он смотрит мне в глаза, и улыбается оскалом. Но глаза…Они карие…Большие карие, и какие-то беззащитные, глупые. Я теряюсь и он хватает зажигалку. Секунда, я поняла что просчиталась. Чертова кукла, идиотка!!! Что я сделала! Рыжее на черном, больно. Предать любимого дважды больнее в сто раз. И умереть от этого. А Он скалится. И в эту же секунду его черные волосы взрывает фонтан алых брызг. Он падает, а за ним с пистолетом в руках стоит мой Крис. Мой Крис, мой муж!!! Он и Она мертвы, остались только МЫ — я и Крис, мой любимый муж!!!

— Джина!!! — он летит ко мне и хватает меня на руки. Да, у него сильные руки и тренированное тело, но это не значит что он маньяк

— Прости! Алое на черном, это же так больно, наверное…

— Не больнее, чем терять! Но я нашел тебя, милая! Прости! Прости, что я не вру и ты молчала!

Я не всегда понимаю Криса и сейчас. Он по-прежнему просит меня ему танцевать время от времени. Он по-прежнему раз в месяц уходит на дело, но я больше не хочу, чтобы он сидел в офисе и не пытаюсь себе врать, я не хочу. Я понимаю, что мой муж — всего лишь киллер, а могло быть и хуже…

P.S.

Ей хорошо тепло и прохладно. Он целует Ее долгим поцелуем. Ей больше не страшно, она не боится смотреть на его руки, и Она перестала ненавидеть ночи. Ей больше не сняться сны. Мне, то есть…