santehlit — Волчий вой

   Давно лежит. С того памятного визита к Смотрящему за областью.

   Я боюсь цеплять его на руку. Боюсь…. нет, ни воркотни, нравоучений виртуального друга, а очень недружественной акции. Боюсь, он отключит моё сознание и умыкнёт из Зазеркалья. Это для него — порядок вещей, и никаких комплексов по поводу моих мнений и желаний. Он лучше знает, что мне надо. Тиранит своим оптимизатором, водит, как малыша на помочах. Попробуй, поспорь.

   Но ведь я знал, что однажды решусь на это — сниму серебряный браслет и буду жить самостоятельной жизнью. Буду принимать и переваривать пищу, уставать на работе и огорчаться непогоде, кричать на подчинённых и радоваться успехам, как мальчишка. Жить нормальной жизнью смертных людей. Бояться простуды и киллеров, любить жену и изменять ей с секретаршей (нет, лучше с замом по кадровой политике). К чёрту бессмертие, если оно не даёт полного и красочного мироощущения. На весах — бесконечная череда вялых, безыскусных, бесцветных лет, и короткая, но яркая, как падение звезды, жизнь. Куда склониться?

   Выбор очевиден. Но чего-то не хватает. Может быть, аргументов оппонента?    

   Это стало ритуалом.

   Каждый вечер подниматься в кабинет, открывать стол, доставать оптимизатор и вести бесконечные дискуссии с, увы, бессловесным собеседником.

   — Прости, Билли, ты был хорошим другом, а я нет — всегда спорил, поступал наперекор и только твоя мудрость, твой такт и терпение выручали меня из многих передряг. Вправе ли вот так с тобой расстаться? Наверное, нет. Наверное, это не честно и не порядочно, но извини, ты сам дал повод. Разве не ты встал между мной и зазеркальными Никушками? И Любу оттолкнул от меня. И…. и Мирабель ты погубил, заставив отдать мне оптимизатор. Ты распоряжался мной по своему усмотрению — направлял стопы, давил желания. И теперь у меня есть все основания не доверять тебе, ибо на сей момент не совпадают наши устремления, и расходятся пути….

   Без оптимизатора я состарюсь и умру?

   — Но меня не страшит смерть — достаточно лет за плечами, и дел. Я не хочу пережить Катюшу, а мечтаю отплясать на её свадьбе и передать дела зятю. Растить внуков. Открывать им основы мироздания. Ведь это так умильно, когда забавные крошки смотрят на тебя, открыв ротики, и внимают с доверием каждому слову. А потом…. Потом можно и приказ отдать — всем долго жить….

   Не поспешил ли с отказом от бессмертия?

   — Сколько мне лет? Страшно подумать — здешние люди столько не живут. А вдруг моё тело, лишённое поддержки оптимизатора, стремительно постареет? Начнут забиваться кровеносные сосуды, отмирать клетки, органы общения с внешним миром прекратят жизнедеятельность. Глухой, слепой…. Проснётся однажды Наташа, а рядом…. Нет, не труп даже — прах. Удручающая картина. Только к чему такие крайности?

   Это эксперимент.

   — Только эксперимент. С оптимизатором я и здесь жил, как там, полубогом (ну, богом-то ты, Билли). А вот без него, без серебряного браслета на запястье — по сути, без поддержки реального мира — смогу ли выжить и состояться в Зазеркалье? Вот в чём вопрос. Согласен — рискованно, опасно, с адреналином через край, но надо. Спросишь, для чего? Для удовлетворения честолюбия? Может быть. А может и не быть. Я сам не знаю. Пусть будет эксперимент без первоначальной цели. Прости, что не согласовал с тобой, но тем интересней будет поделиться результатами. Мы обязательно сядем в грозу у камина и всё детально обсудим на предмет, как относиться к параллельным мирам, и можно ли извлекать из них пользу для нашего, реального….

   А вдруг случится непоправимое?

   — Но разве может что-то случиться, если оптимизатор вот он, только руку протяни. Мы всё легко вернём на исходные позиции. Билли, конечно, простит (а куда ему деваться?) и продлит мою грешную до бесконечности. Как это картинно: на смертном одре, в окружении рыдающих домочадцев, последняя воля умирающего — принесите оптимизатор. Щёлкну на запястье и дёрну вместе с Билли к звёздам — в наш реальный земной рай. Да, именно так — проживу теперешнюю жизнь всю без остатка и вознесусь, когда уже нечего будет дать этому миру кроме бренных останков….

   А как же близкие?

   — Здесь, в Зазеркалье, бушуют грозы, родившиеся над океанами, извергаются вулканы, и трясётся земля. Людские страсти, как непокорные стихии, вырвавшиеся из берегов бытия, захлёстывают сознание и интеллект, побуждают убивать, грабить, насиловать. Я не имею права оставить без защиты близких людей в этом клокочущем недобрыми страстями мире. Перенести их в реальность, райскую действительность? Подарить бессмертие? А почему нет? Там, под защитой оптимизаторов, в обществе нормальных людей мы будем жить вечно. Катюша вырастет, у неё появятся дела и друзья. Она выйдет замуж и подарит нам внуков. Мы с Наташей будем им рады. А потом они вырастут, и у них родятся наши правнуки. И мы с Наташей будем им рады. Так будет продолжаться вечно….

   Итак, в ящике стола лежит оптимизатор.

   А я дышу, живу, работаю и люблю.

   И ненавижу — свои слабости, и борюсь — с ними же….

   Мне очень не хватает Билли — его критики, советов. И физической поддержки оптимизатора.

   Я стал уставать.

Стал уставать от нагрузок. В конце особо напряжённых дней донимают головные боли. Чтобы не прибегать к лекарственным средствам, пересмотрел распорядок дня в пользу физических зарядок и психологических разрядок. Возобновил утренние пробежки — в одних шортах, начиная с ранней весны и до лютых морозов, купался в пруду до ледостава. А зимой в проруби. Без оптимизатора процедура не из приятных. Хотя нет, когда выскочишь из воды, да разотрёшься полотенцем, да хлебнёшь горячего чаю…. И, эх! Жизнь становится прекрасной!

   И когда бежал с голым торсом навстречу снежной крупе, стиснув зубы, превозмогая обжигающий холод и боль в суставах, твердил, как заклинание — я буду долго жить, я буду жить счастливо.

   После пробежки и купания, как Нарцисс у водной глади, вертелся перед зеркалом, выискивая морщинки и складки на коже, звёздочки на венах — свидетельства грядущей старости.

   Вечерами вчетвером (семья и Лёвчик) ездили в бассейн. Там однажды встретил Борисова, и он затащил в свою компанию — по выходным грэсовская элита гоняла футбол, теряла в сауне вес и нагоняла пивом.

   Накатав сопернику полные закрома голов, после финального свистка стянул майку мокрую от пота — раньше такого не бывало — и огорчился: старею.

   Подошёл Борисов:

   — Где так классно научились играть?

   — На зоне.

   — Вас, наверное, Эдуард Стрельцов учил?

   Невдомёк очкарику, что перед ним чемпион планеты всей и лучший форвард мирового первенства. Конечно, не та сноровка молодого тела, и оптимизатора нет, но понятия остались.

   Пот, пот — где ты раньше прятался? Или копился эти годы, чтобы на склоне лет бежать по мне ручьями?

   Ночью, после близости, Наташа:

   — Ты не заболел — весь мокрый? Иди, прими душ — я сменю простыни.

   С оптимизатором на руке таких упрёков не слышал. Теперь, приезжая на обед, каждый раз менял рубашку — всё от него, липкого.

   Другая проблема — появился лишний вес.

   — Слушай, брюхо растёт, — пожаловался жене.

   — А мне нравится.

   Ей всё во мне нравится — она любит меня.

   — Нет, правда, руку положишь, а у тебя что грудь, что живот — всё твёрдое. Пусть будет мягоньким.    

   — Э, кончай, кончай…. Кончай меня закармливать. Нужна какая-то диета.

   — Я вот без диеты, — Наташа покрутила задком. — Или не нравлюсь?

   — Ты — другая конституция: у тебя должны быть мягкие места.

   — Где — здесь, здесь…? — прелестница берёт мою ладонь….

   Финал анатомических изысканий предсказуем — я беру жену на руки:

   — Где Катюша?

   — В детской мультики смотрит.

   — Тогда, прошу панночку в кабинет — на экзекуцию.

   Лучше бы наказать её в гостиной или прямо здесь, на кухне — тяжковата становится ноша, когда с ней по лестнице на второй этаж. Чуть было пыл свой не оставил на ступенях.    

   Ещё беда — бессонница.

   Казалось бы — утренний кросс на десяток километров, день белкой в колесе, вечером бассейн — всё, организм отдал положенное, пора на покой, восстанавливающий силы. Когда читаю Катюше сказку на ночь, свинцовые гирьки смыкают веки, уставший язык несёт околесицу — кажется, уснул бы рядом.

   Но это только кажется.

   Жена пощебечет перед сном воробышком, потрётся носиком о плечо и, глядишь, затихла. Вот тут она и подкрадывается, бессонница проклятая. Лежу, таращу в потолок глаза, а сна в них ни грамма. Поворочаюсь с бока на бок, тихонько встану, не потревожив Наташу, и в кабинет. Достаю оптимизатор.

   — Билли, завтра трудный день, важные встречи — надо соответствовать форме, а у меня будут круги под глазами и заторможенность мышления. Ты это понимаешь? Ни черта ты не понимаешь! Лежишь, молчишь, на ручку просишься. Вот тебе «на ручку»!

   Кажу фигуру из трёх пальцев серебряному браслету.

   Кто бы видел со стороны.    

   А жизнь за пределами моего кабинета, дома и нашего Н-ска катилась себе, катилась и докатилась….

   В Новогоднем обращении к стране Президент приказал всем счастливо жить и отрёкся от престола. За полгода до истечения полномочий. Он сослался на здоровье, но то была политика.

   Большая политика.

   Воры в законе Смотрящие за Россией понуждали его назвать приёмника из их среды. То-то был бы нонсенс — урки в Кремле. И думаю, случись такое, народ бы выбрал наперекор рассудку — Сталина, Сталина вам не хватает, буржуи проклятые!

   Президент собрал всё мужество — знал, чем рискует, подписавшись на сотрудничество с бандюками — и сказал: всё, хватит, ухожу, пусть попробуют другие.

   Другие….

   Никто — ни Дума, ни Сенат, ни отдельные политики — никто не заикнулся о досрочных выборах. Всем потребовалось время.

   Время на осмысление шага Президента — что за новая фортель от сумасброда?

   Время на обдумывание собственной позиции — как подхватить брошенный скипетр?

   Время на переговоры, уговоры, сговоры.

   А у власти остался и. о. Главы государства — премьер, последний из череды возносимых и топимых бесшабашным гарантом конституции. У него была фора перед другими соискателями кремлёвских апартаментов, и он не преминул ею воспользоваться. Пока политики, считавшие себя достойными президентского кресла, излагали народу платформы и программы, он шаг за шагом укреплял вертикаль власти.

   Своей власти.

   Разболтавшиеся донельзя губернаторы вдруг почувствовали — есть оно, давление, которое помимо атмосферного…. И артериального тоже. Быстро забыли о самостийности и собственных валютах — тут бы у кормушки усидеть. Досидеть и уйти. Досидеть и не сесть.

   Однако, почин остался за олигархами.

   Набив карманы и банковские счета, новорусские Нувориши считали Россию должницей перед ними. Ведь это они — олицетворение процветающей страны, её чемпионы, краса и гордость. Им царить и править в государстве. И. О. так не считал — посадил пару-тройку самых амбициозных, остальные притихли, кто-то бросился в бега.

   В жарком июне в назначенный день народ сказал — какого рожна? какие выборы? вот он президент — и проголосовал убедительным большинством.

   Репрессии хорошо — реформы лучше.

   Новый Глава государства внёс на рассмотрение Думы законопроект, по которому её состав формировался исключительно из представителей одномандатных округов — партийные списки не оправдали себя: списочники не только не имели реальной связи с народом, они на работу ходили через раз не каждый раз. Партийную фракционность в Законодательном Собрании отменили — никто, и ничто не может влиять на депутата кроме мнения его избирателей. Сами политические движения и союзы лишались законодательной инициативы и становились, по сути, дискуссионными клубами — никакая общественная организация, сколь многочисленной она ни была, не имела права навязывать (рекламировать) свою идеологию населению.

   По его предложению Верхняя палата формировалась автоматически из лидеров регионов. Приехал, обсудил-принял закон и дуй обратно — исполнять. Сенаторы жили на губернаторскую зарплату и помощников себе нанимали за счёт областных бюджетов, сэкономив немало средств казне.

   Таким образом, профессионалами от политики остались только думцы. Они-то после жесточайших дебатов приняли, а потом продавили через Верхнюю палату новую инициативу Президента — об административном обустройстве страны. Предлагалось отменить все автономии и республики, края и округа, оставив единый административно-территориальный субъект — губернию, с равными правами и обязанностями перед государством. Дотационные регионы лишались госсубсидий, но получали льготы по налогообложению или полное от них (налогов) освобождение. По сути, превращались в оффшорные зоны, куда, по мнению аналитиков, будет стекаться капитал и развивать местную экономику, повышая благосостояние населения.

   Следующим шагом стала реформа избирательной системы.

   Кандидатами в депутаты законодательных собраний всех уровней могли стать граждане, собравшие в заявочные списки определённое количество подписей высказавшихся за его выдвижение и регистрацию. Агитацию в предвыборной кампании кандидаты проводят на собственные средства или пожертвования населения. Выборы проходят в один тур, и победителем признаётся кандидат, набравший наибольшее количество голосов. Депутаты в ЗС всех уровней (и в Думу в том числе) избираются бессрочно и складывают свои полномочия: по естественным причинам — болезнь, старость, смерть; отзывом — в связи с утерей доверия избирателей (процедуру весьма упростили); уголовным преследованием. В этом случае в округе проводится новая кампания, регистрируются кандидаты, победитель занимает освободившееся кресло. Такая система кроме сбережения средств обеспечивала политическую и экономическую стабильность государства.

   Разобравшись с законодательной властью, Президент взялся за исполнительную.

   Предложение было поистине революционным — только-только победив на выборах, обеспечив себя, как минимум, на пять (с учётом русского консерватизма — все десять) лет практически не ограниченными полномочиями, он выходит с инициативой преобразовать Россию в парламентскую республику с премьер-министром во главе исполнительной власти. Казалось бы — нет логики. А она была. Был дальний прицел — повальсировать с властью не десять лет, а двадцать, тридцать или — Бог даст — сколько сил хватит. По сути, те же функции, обязанности и полномочия. Пусть будет не ежегодное послание к Законодательному Собранию, а годовой отчёт перед сенаторами и депутатами о проделанной работе. Как бумагу не назови, реальность одна — с депутатами легче договориться, чем с Законом.

   Думцы вдохнули не полной грудью — им судить, решать, принимать, и выдохнули — пусть будет: Сам захотел.

   Снежный ком, толкнутый из Кремля, накрыл лавиной губернаторов и муниципальные власти. Их заменили сити-менеджеры, нанимаемые и контролируемые депутатскими Собраниями на местах.

   Сенаторские полномочия перешли к спикерам губернских собраний.

   Огромную армию чиновников оставили не у дел «виртуальные администрации».     Компьютеризация и электронная связь упростили получение справок, регистрацию собственного дела и прочие бюрократические хлопоты — всё стало возможным на дому у экрана монитора, и оплата в том числе. Для этого разработана общегосударственная программа «Интернет в каждый дом».

   Под масштабные сокращения попало министерство внутренних дел. На смену постовым и патрульным пришли добровольные народные дружины. В каждом микрорайоне, в местах массовых скоплений людей — танцплощадки, парки, рестораны, клубы и кинотеатры — создавались опорные пункты общественного порядка. Гаишников в кустах заменили камеры видеонаблюдения и фиксации. И это был не приказ сверху, а инициатива снизу. Как только Дума приняла закон о местном финансировании органов правопорядка, налогоплательщики быстро смекнули, что купить-установить камеры или добровольно подежурить гораздо выгоднее, чем содержать штат профессионалов-взяточников.

   Опустели тюрьмы и трудовые колонии. За решёткой остались социально опасные элементы — убийцы, педофилы и т. п. нечисть. Осужденные за экономические преступления, административные нарушения и прочие арестанты отпущены на свободу с поражением в правах или ограничением свободы перемещения, под электронное наблюдение. Проще: от пятнадцати до пожизненного — на зоне, остальные под домашним арестом.

   В связи с изменившейся геополитической ситуацией в мире была пересмотрена военная доктрина государства. Во главу угла ставилось нанесение превентивных ударов по формирующимся очагам агрессии. На первый план вышли космические войска слежения и части спецназа. Им в угоду значительные сокращения претерпели Сухопутные войска и даже Ракетные Стратегического Назначения — атомных боеголовок и носителей осталось ровно столько, чтобы отбить охоту вероятного противника поиграть термоядерными мышцами.

   Формирование Вооружённых Сил перешло на контрактную основу, при значительном их сокращении. Однако, в случае нападения и реальной угрозы потери независимости страны «под ружьё» становилось всё мужское население. Народное ополчение мобилизовалось и для борьбы с последствиями стихийных бедствий.

   Начальную военную подготовку юноши проходили в школах, колледжах, кадетских корпусах и ПТУ, продолжали на военных кафедрах ВУЗов и техникумов. Для работающих мужчин был предусмотрен дополнительный отпуск — на лагерные сборы и совершенствование военно-технического мастерства. С лучшими из лучших заключали контракт — служить в войсках стало выгодно и престижно.

   Изменились структура управления и финансирования школьного и дошкольного образования, высшего и среднетехнического — теперь это «головная боль» губернских властей. Однако, была разработана и «спущена сверху» одна общая модель системы просвещения. В частности — все региональные ВУЗы объединялись в один губернский университет с общим руководством. Кроме учебного процесса его участники — преподаватели и студенты — занимались научно-практической деятельностью, доходы от которой не только покрывали затраты системы образования в масштабах губернии, но также создавали базу поступательного движения фундаментальной науки. Наиболее интересные и востребованные разработки делали их авторов весьма и весьма состоятельными людьми.

   Среднетехнические образовательные учреждения преобразовали в техникум-заводы, техникум-агрофирмы или прочие другие с соответствующими профессиональным уклоном и материальной базой. За станками, на комбайнах, у компьютеров студенты зарабатывали не только стипендию, производственные навыки руководителей среднего звена, но и приходную часть бюджета своей альма-матер.

   Законом данные льготы по налогам стимулировали производственные предприятия на создание ведомственных ПТУ.

   После реформирования система образования выглядела следующим образом.

   Ясли, садик, начальная школа — всеобщие и обязательные.

   Выпускной экзамен для четвероклашек правильнее было назвать делительным — он дифференцировал ребят на желающих приобрести гражданское или военное образования: первые шли в общеобразовательные школы, вторые в кадетские корпуса (по окончании — в военные училища).

   После восьмилеток в зависимости от успеваемости и желания получить приглянувшуюся специальность, ребят распределяли в колледжи (и далее — в университет), техникумы и ПТУ.

   Результаты преобразований не замедлили сказаться — рванувшаяся к мировым экономическим высотам Россия не испытывала кадрового голода. Однако, без экономических реформ, обеспечивших наполнение бюджета, всё это могло остаться филькиной грамотой кремлёвского мечтателя. Главные успехи Премьера именно в перестройке промышленности и сельского хозяйства, финансовой системы. Что он там сотворил — предмет моей лютой зависти и тема отдельного разговора. Ведь предлагал Билли его пост, а я испугался шор Протокола и переметнулся к бандюкам. Думал, в Движении светлое будущее России, и оказался не прав.

   И оказался по разные стороны баррикады с интересами России, её новым лидером и Законом.

   Сразу после отставки хитромудрого гаранта конституции, Смотрящие за Россией, собрались на сходняк, озадаченные общим с политиками вопросом, — что делать? И.О. решил их проблему в свойственном стиле — решительно и без общественного надрыва: воровскую элиту повязал ОМОН. Мы, на местах, никак не могли понять, что это — начало конца Движению или объявление войны. Продолжали внедряться в муниципальные структуры и прибирать к рукам местную промышленность.

   Я ехал на собрание акционеров Н-ского ПАТО и вёз им его решение — предприятие банкротится, все активы передаются «НБЭ». Правда, с кредиторской задолженностью — но это пустяки по сравнению с мировой революцией.

   Мой «Лексус» блокировал чёрный «Рено», профессионально прижал к обочине, вынудил остановиться.

   — Засада, шеф! — Лёвчик выхватил шпалер из подмышки.

   — Спокойнее. Это не ОМОН.

   Это были не омоновцы. Двое в штатском из «Рено» предъявили удостоверения сотрудников ФСБ.

   — Господин Гладышев? Алексей Владимирович? Прошу пройти в наш автомобиль.

   Опустил стекло:

   — А в чём дело?

   — Имеем для вас несколько вопросов.

   — Задавайте.

   — Ответы нужны в письменном виде.

   — Вы меня задерживаете? Есть основания — я говорю о постановлении суда или прокуратуры?

   — Боже сохрани, никто вас не арестовывает. Мы проедем, заполним пару-тройку форменных бланков и — свободны.

   — Ну, для этих пустяков могу за вами прокатиться на своём авто.

   Они возразили:

   — Машину лучше отпустить.

   И я понял — эти просто не отвяжутся. Конфликтовать с государственной службой безопасности не хотелось, как равно — подставлять Лёвчика: не известно на что заряжены парни в штатском.

   — Поезжай домой и жди звонка, — говорю водителю. — Наташу успокой и чтоб за порог с Катюшей ни-ни….

   Мне в «Рено»:

   — Сдайте лишнее из карманов.

   Выложил мобильник и портмоне.

   — Оружия не ношу. Не храню дома. Не прячу в тайничке. Мне оно ни к чему.

   — Не обижайтесь — для вашего же спокойствия.

   — Тогда, может быть…? — поднял кулаки и свёл запястья.

   — Пустое. Алексей Владимирович, поверьте, чистая формальность — мы зададим несколько вопросов, запротоколируем ответы, вы прочтёте, подпишите, и расстанемся.

   Однако, обманули.

   Меня привезли в управление ФСБ по городу Н-ску — небольшой офис из трёхкомнатной квартиры — и заперли на сутки.

   Ровно сутки потребовались ментам на разгром охранного агентства «Алекс», а по сути, представительства Движения в Н-ске. В город нагрянул областной ОМОН.

   Моё задержание сотрудниками ФСБ был пунктом тщательно разработанного плана.

   Я ещё почивал в объятиях Наташи, когда маски-шоу штурмом взяли офис «Алекса» — положили «рылом в пол!» дежурного и бойцов-оперативников. А потом в их расставленные сети — отвратительные щупальца осьминога — попали один за другим, практически все наши пацаны. Все, явившиеся в офис.

   Ждали шефа, но он не торопился.

   Макс в нижнем белье расхаживал по своей четырёхкомнатной квартире на третьем этаже многоквартирного дома и чихвостил жену, в очередной раз сбежавшую к маме с детьми и заначкой от него, «бабника распутного».

   В дверь позвонили.

   Какого чёрта!

   Звериное чутьё опасности остановило руку на скобе английского замка.

   — Кто?

   Голос соседки:

   — Сергей Викторович, соли не дадите?

   Это был прокол — ментам следовало знать межсоседские отношения.

   — Ага! Сейчас, сейчас, — Макс попятился от двери. — Солонку достану.

   Достал автомат Калашникова с антресолей, передернул затвор.

   — Подставляй ладони! — и пустил нескупую очередь.

   Стальные пули рикошетили от стальной двери, калеча мебель, царапая стены.

   Соседке соли расхотелось. С улицы в окна донёсся голос мегафона:

   — Максимов, сопротивление бесполезно — дом окружён. Выходите на балкон с поднятым над головой автоматом. Даю на размышление десять минут. В противном случае квартира будет затоплена пенным раствором.

   Ага, менты, сообразил директор «Алекса», этим можно сдаться.

   Но не торопился.

   По истечению назначенного времени, во двор въехала пожарная машина. Пятясь задом, ломая низенький забор палисадника, вышла на убойную позицию: её брандспойт на кабине гаубицей уставился в балконную дверь.

   А ведь затопят, сукины коты, с горечью подумал Макс, погубят квартиру и мебель. Где Татьяне жить с ребятами?

   С новой ходкой на зону Сергей Викторович смирился.

   Вышел на балкон с автоматом в высоко поднятых руках.

   Майор ОМОН, командовавший захватом, хмыкнул начальнику Н-ской милиции:

   — Ну, блин, Че Гивара.

   И поднёс к губам микрофон мегафона:

   — Бросай автомат на клумбу.

   Макс бросил и увидел дула снайперских винтовок, нацеленных ему в грудь — одно с крыши соседнего дома, два из его окон.

   Вот ты какая, тётка безносая — успел подумать, и в следующий момент к нему на балкон опустились двое на стальных тросах.

   — Рылом в землю, сука!

   Затрещали Максовы косточки в крепких руках.

   Разгром «Алекса» был полным. Пацанов, не явившихся в офис, переловили по хатам. Не так помпезно, как Макса, но вполне профессионально — никто и пикнуть не успел, ни то, что шмальнуть.

   Лёвчик, балбес, то ли СМС-ку получил, то ли брякнул кто коротенько — не разобрался в ситуации, приказал Наталье «мышкой сидеть» и ринулся в офис. И разбил нос о паркет его, выполняя команду «рылом в землю, сука!». Впрочем, не без помощи людей в масках….

   Серенькое утро веткой акации заскреблось в зарешёченное окно.

   Лежал на диване в приёмной штаб-квартиры Н-ской ФСБ и гадал, почему я здесь. Мысль о кознях властей — первая, что пришла в голову. Она логична после ареста воровских авторитетов на Большом Сходняке. Премьер не остановится, сделав один шаг, не позволит Движению ответить войной за наезд — должен последовать разгром организации на местах. И судя по всему….

   Но почему я здесь?

   Щёлкнул входной замок, обещая открыть завесу тайн.

   Вчерашние мои похитители (и брехуны):

   — Как спалось, Алексей Владимирович?

   К чёрту! Я ещё сплю. Я не выспался. Мне так хорошо на скрипучем диване.

   Но вопреки желанию подскочил с него и пожал протянутые руки. Надел пиджак, ночевавший на спинке стула, подтянул ослабленный галстук.

   — Присядем, потолкуем, перекусим. Виктор Иванович, кофейку с бутербродами, — это старший младшему.

   — Что происходит, господа? — мой первый вопрос.

   — Ничего катаклизмического — общество освобождается от криминальных экскрементов.

   — Причём здесь я?

   — Вы — как раз особая статья. Вы, так называемый, Смотрящий за городом, то есть глава местной ячейки преступной организации, именующей себя Движением. При этом вы — руководитель успешно развивающейся фирмы, молодой и чуть ли не самой крупной в городе, вполне легальной и законной. Два груза на весах Фемиды.

   — По-моему, богиня решала вопрос — виновен или нет.

   — Мы перефразируем — полезен или нет.

   — А где законность? Одна сила сломала другую и покатилась волна репрессий.

   — С волками жить — по-волчьи выть. Ешьте бутерброды, Алексей Владимирович, пейте кофе и езжайте на работу — вы нужны городу. С вашим криминальным прошлым давайте покончим в этом кабинете. Вот ваши документы и телефон.

   Выйдя за порог, позвонил Лёвчику — его мобильник был выключен.

   Взять такси? Идти пешком? Но куда направить стопы?

   Ноги сами принесли к офису охранного агентства. На финальное представление с участием маски-шоу. В четыре автозака грузили сотрудников «Алекса». Народу наползло из соседних домов…. Толпился перед оцеплением, судачил.

   — Сколь верёвочке не виться….

   — Гоголями ходили, а теперь вон как ласты закрутили….

   — Успокойся, пожучат чуток и отпустят — что им от суда откупиться. Через недельку жди.

   — Ну, нет, Премьер таким спуску не даст — ему и суд не указ.

   Протиснувшись вперёд, пытался встретиться с кем-то из ребят взглядами.

   Зачем? Ободрить? Подарить надежду на помощь? Попросить прощения?

   Именно затем, что мне этого ужасно не хотелось.

   Но люди в масках лишили такой возможности, круто заломив руки конвоируемых. Что бедолаги могли увидеть — разве только носки своих собственных штиблетов?

   Машины тронулись с гаишным сопровождением.

   Представление окончилось, но народ не спешил расходиться, продолжал судачить. Только мне не находилось собеседника. Да и ни к чему.

   Взял такси, поехал на ГРЭС.

   Перед офисом «НБЭ» ещё одно толпы творение. Наши сотрудники сгрудились у дверей, заблокированных ведомственной охраной электростанции.

   — Что происходит?

   — Да вот, не пускают.

   Подошла Елена Борисовна:

   — Это называется рейдерский захват, шеф. Нам сказали: мы здесь не работаем, а предприятие принадлежит Борисову.

   Какого черта!

   Я за мобильник. Мой компаньон не отвечал — сбрасывались все попытки связи. Позвонил в приёмную.

   — Гладышев? С вами приказано не соединять. Не звоните больше, пожалуйста.

   Похоже, зам по кадровой политике права — Борисов воспользовался моментом и подло кинул соучредителя. Ещё один удар — тот ниже пояса, а этот точно в пах. Сдержишь ли, Алексей Владимирович?

   — Товарищи, езжайте по домам — мы решим вопрос. Даже, если потребуется, в судебном порядке. Дни вынужденных прогулов будут оплачены.

   Вскоре перед парадным крыльцом остались только мы с Еленой Борисовной.

   — Вас подвезти?

   Я молчал. Тупо смотрел на неё и молчал.

   — Что думаете предпринимать, шеф? Помощь нужна?

   — Представляете, совершенно не знаю, что можно сделать в данной ситуации. Не подскажите?

   — Не заметили — отсутствовал юридический отдел?

   — Думаете, перекупил Борисов крючкотворов?

   — Думаю, да.

   Набрал номер начальника юридического отдела «НБЭ». Та же картина — звонки проходят, но их сбрасывают.

   — Чёртов жид! Поеду, придушу.

   — Тогда я с вами, а то и, правда….

   Лев Борисович Миттельман жил в «финских домиках» на соседней улице. Лужайку от порога да калитки в несколько прыжков одолел огромный бульдог — обдал стальные прутья слюной, нас громким лаем.

   Нажал кнопку домофона.

   Женский голос:

   — Кто?

   Елена оттеснила меня.

   — Софья Сократовна, Сотникова Лена, впустите на минуточку.

   — Что за дела?

   — Колье вам привезла, фамильное. Помните, просили? Продам, за вашу цену — деньги нужны, очень.

   — Что так срочно?

   — Уезжаю. С Гладышевым.

   — Так его же посадили.

   — Вот он, рядом стоит. Домой идти боится.

   — Бросил свою простипомочку….

   — Не важно. Давайте о колье.

   — У меня сейчас нет таких денег.

   — Несите, сколько есть. Остальное потом.

   — Только Лёвочке ни гу-гу….

   На дорожке красной плитки показалась дородная блондинка — Софья Сократовна Миттельман.

   — Покажите колье.

   Лена развернула свёрток, прихваченный дома по дороге сюда, открыла шкатулку — бриллианты брызнули солнечными искорками.

   — Что же вы на улице? — засуетилась хозяйка. — Заходите.

   — А собака?

   Бульдога отправили в вольер, калитку распахнули. Путь в «бункер фюрера» был расчищен. Отстранив хозяйку, ринулся в дом.

   — Софочка, кто там? — Лев Борисович стоял на лестнице, ведущей на второй этаж. Весьма удивился. — Вы?

   — Поговорить надо.

   — Поднимайтесь в кабинет.

   Мой зам по юридическим вопросам был растерян, но держался с достоинством — усадил в кресло, предложил кофе.

   — Что вас интересует?

   — Всё.

   — Есть ли у Борисова основания вывести вас из учредителей ЗАО «НБЭ»? Есть, учитывая его долю вложений.

   — В Уставе прописано: доля вложений влияет на процент дивидендов, права на предприятие — фифти-фифти.

   — Устав уже переписан.

   — Думаю, не без вашего участия.

   — Пришли мстить?

   Заглянул ему в глаза: трясёшься, жидёнок?

   — Как бывший зам скажите: есть шансы в борьбе с Борисовым?

   — За «НБЭ»? Абсолютно никаких. Можете отсудить вложенный капитал или хотя бы часть его, что я вам и рекомендую, а на предприятии ставьте крест.

   — Помогите связаться с компаньоном.

   — Сейчас это не возможно. Подождите недельку-другую, отойдите от стресса, чтобы дров не наломать.

   — Документацию подчищаете?

   Собеседник развёл руками — вы сами и ответили.

   Внизу в гостиной Софья Сократовна примеряла колье, вертясь перед трельяжем. В руках у Лены купюры. Я забрал их и сунул Софочке в карман атласного халата.

   — Сделка отменяется, — и поманил пальчиком. — Верните фамильное.

   На улице в машине, Елена:

   — Теперь куда? Может, ко мне?

   И положила голову на моё плечо….

   …. Позвонил Наташе:

   — Как ты? Катюша? Держитесь, мои дорогие, скоро всё кончится. Деньги ещё есть? Закончатся — продай что-нибудь. Нам надо продержаться — время играет на нас….

   Это я блефовал — ни черта оно нам не сулило.

   «Алекс» разгромили, а я остался на свободе — почему? — следовало ждать вопроса от бандюков.

   Борисов прибрал «НБЭ» к рукам — давно, видать, вынашивал планы, поганец, а тут такой случай.

   Мне даже вложенный капитал отсудить не светило — вливался он от «Алекса» и, стало быть, припахивал криминалом. Бывший компаньон этим ловко воспользовался и блокировал все попытки разобрать, где, чьи деньги, в судебном порядке.

   Вторую неделю мял диван в Елениной квартире — чаще вместе, но иногда один, когда мой зам уходила с поручениями или за продуктами. Приютила меня — кормила, любила и как могла, утешала. А я страдал.

   Страдал своей беспомощностью, безысходностью положения. Ломал голову в поисках выхода и ничего умней придумать не мог, как пойти и покаяться Билли.

   Да-да, я надену оптимизатор, примирюсь с виртуальным другом и переверну чёртово Зазеркалье вверх тормашками.

   Тебя, сука Борисов, в порошок сотру.

   Братков выпущу на волю, и да здравствует анархия — мать порядка!

   К дьяволу аппарат насилия, к чёрту тюрьмы и ментов. Мы создадим республику вольных лодырей. Мы объединим людей в одну великую коммуну. Я таких реформ наделаю — Премьеру на зависть. Привезу в этот мир миллиарды — сколько потребуется — оптимизаторов и избавлю его от голода, холода, зависти и страданий. Но с врагами обязательно разделаюсь, ибо пепел Клааса стучал в моём сердце….

   Вскакивал с дивана и метался по комнатам, окрылённый жаждой мести и преобразований. Находившись, плюхался обратно. Нет, не реально — Билли никогда не подбить на эту авантюру. Скорее всего, он и разговаривать со мной не станет — умыкнёт из Зазеркалья, и дело с концом. Да, так и будет — надо знать виртуального всезнайку.

   И я ломал голову, как улестить, убедить, обмануть Билли, потому что без его помощи эту гору проблем вряд ли осилить. Может, со временем — сейчас сдаться на его милость, а через какой-то срок, замирившись, вернуться сюда и исполнить всё задуманное. Вернуться надо обязательно — бог с ним, Борисовым — Наталью не мог бросить с Катюшей на произвол зазеркальной судьбы. А теперь вот Елена….

   Пили чай. За окнами смеркалось.

   Звонок в дверь.

   Елена метнула на меня встревоженный взгляд и в прихожую.

   — Кто там?

   — Нам бы Алекса…. Кхе…. Кхе…. Гладышева.

   Я понял — за мной пришли, и поднялся из-за стола.

   Елена на грудь, обвила шею руками:

   — Не пущу! Мы не откроем.

   — Они выломают дверь.

   — Позвоним в милицию.

   — И не вздумай — подпишешь нам смертный приговор. Пусти — попробую договориться.

   — Они убьют тебя.

   — Это не так просто сделать (без оптимизатора-то?).

   — Я не хочу тебя терять. Не могу. Мне не пережить этого.

   — Лена, — расцепил её руки. — Ты пытаешься лишить меня мужского права отвечать за свои поступки.

   И от порога:

   — Если не вернусь, исчезни из города — эти люди свидетелей не оставляют.

   Махнул рукой — не светись в проходе — и открыл дверь:

   — Чем полезен могу быть, господа?

   Господ было двое — два атлета с черепами от гориллы и такими же руками.

   — Спустимся, потолковать надо.

   В Мерседесе у подъезда поджидали ещё двое. Меня определили на заднее сидение и стиснули широкими плечами.

   Дело швах, подумал с тоской. А вот интересно — будь у меня оптимизатор на руке, сумел бы отбиться?

   Город наряжался в ночное убранство неоновых реклам. Чёрный мерс катил по залитым светом улицам, и тихий бит его приёмника отстукивал последние мгновения моей жизни.

   Высотки кончились, коттеджная окраина.

   Если свернуть сейчас налево, можно приехать к моему дому. К нашему с Наташей. Как она? Утром звонил — говорит, ничего, держатся с Катюшей, ждут и скучают. Спрашивала, когда приеду. А я никуда не уезжал. Разве только сейчас….

   Вырулили на федеральную трассу, повернули в сторону областного центра. К Сан Санычу на разборки? Возможно, если он сорвался от Хозяина — повязан был вместе с остальными законниками. Значит, будет разговор. Был бы приказ замочить — мочканули без церемоний.

   Только подумал, мерс прижался к обочине и остановился. Водитель выключил мотор и приёмник. Стало тихо и грустно. Где ты, ярко прожитая жизнь Зазеркалья, смертный одр и строй рыдающих потомков? О, дайте, дайте мне оптимизатор! Ария умирающего идиота. Сейчас ткнут перо под локоть и выкинут в кювет. Прощай этот свет, здравствуй тот!

   Сидящий рядом с водителем не спеша опустил высокий ворот пальто, повернул узнаваемое лицо.

   — Здравствуй, Лёшенька, друг любезный, — дребезжащий и скрипучий, как несмазанный колодезный ворот, голос Смотрящего за областью. — Похоронил, небось, грешного?

   — Здравствуй, Сан Саныч. А я думаю, что за люди, чего надо?

   — Сыкнул, признайся.

   — Школу жизни я экстерном кончал, но усвоил твёрдо — не верь, не бойся, не проси.

   — Ну-ну, а ответь-ка мне, Лёшенька, где пацаны твои, расскажи, как Макса сдал.

   — Не шей напраслину, Сан Саныч, — менты всех повязали.

   — Но ведь была же сука.

   — А Большой Сходняк кто ментам слил? Кто команду дал паханов вязать? Этот наезд в Кремле планировался, и кердык Движению идёт по всей стране.

   Смотрящий за областью вздохнул тяжко и, помолчав, спросил:

   — На чёрный день припас чего? Ты у нас предусмотрительный.

   — Зачем? Кто о них подумать мог — чёрных днях? Всё, что зарабатывали, каждую копейку — в дело.

   — Общак меты нашли?

   — Не было общака. Все деньги в производственных активах.

   — Крысятничишь?

   — Зачем? Была ж команда — внедряться, развиваться….

   — Как от ментов отмазался?

   — Фээсбэшники прикрыли, сказали, городу нужен.

   — Сами что ль?

   — Сказал, что знаю — остальное догадки.

   Сан Саныч задумался. Мне показалось, напряжение спало. Может, договоримся?

   — Деньги край нужны, — заскрипел Смотрящий за областью. — Лимонов десять сможешь вытащить из дела?

   — Ни копья. Компаньон кинул. Остался за бортом, без денег, без «Алекса»….

   — Пургу несёшь.

   — Если бы.

   — Пришить суку.

   — Ничего не изменит — я потерял юридические права на предприятие.

   Кажется, он поверил — смолчал о грызунах.

   — Дом продай. Макс сказывал, зашибись хазу надыбал.

   — На десять лимонов не потянет, да и не продать его — прав собственности нет.

   — Выходит, ничего у тебя нет — гол, как сокол, — Смотрящий повертел головой. — Чем думаешь заниматься?

   — Судиться буду. Предприятие уже не вернуть — хоть деньги вложенные.

   — Долгая песня. Есть дела покороче. Пару-тройку скачков, и мы при бабле. При бабле, Алекс, и на свободе — концы обрубим и за кордон.

   — Пара-тройка? Сорваться можно и на первом. Да и не гонялся никогда за баблом — деньги делать моё призвание.

   — Ну, так сделай.

   — Время надо.

   Помолчали.

   Сан Саныч:

   — Ладно, со мной поедешь.

   — Ни щипач, ни мокрушник, ни гоп-стопник, ни медвежатник — ни какой воровской профессией не владею. Зачем я вам?

   — Сорваться хочешь?

   — Дело хочу вернуть, подло отнятое.

   — От нас, как из ЦК, обратной дороги нет — только на катафалке.

   — Все мы под Богом.

   — Не очкуешь? А если мы вернёмся и бабу твою на круг, сиськи отрежем и голой по улице бегать заставим.

   Я молчал, не зная, что ответить — а ведь могут.

   — Обеих баб и соплячку. Чего молчишь?

   — Не вижу смысла в словах и логики — с дуру, как говорится….

   — Ссученный ты — вот и вся логика.

   — Это вы напрасно, Сан Саныч. Движению я не изменял, своих не закладывал. Почему на воле? Пытаюсь понять, потому и хоронюсь.

   — Что же мне с тобою делать, Лёшенька? — после очередной паузы заскрипел беглый вор в законе. — Язык оторвать да Кудияру отправить?

   — Отпустить на все четыре стороны. Пришить всегда успеете, если вину докажите, а так есть надежда, что, скажем, через полгодика смогу выложить требуемую сумму.

   — Через полгодика? Далеко загадал. Где тебя искать потом? И где будем мы?

   — Раньше не получится. Да и этот срок весьма оптимистичный.

   — Грамотный ты, Лёшенька, а значит хитрый. Будем считать, обвёл ты нас вокруг пальца: мы тебе поверили и отпустили. А, пацаны, поверим и отпустим?

   Пацаны молчали.

   — Ступай. Дойдёшь до дома-то — уж больно не охота возвращаться?

   Я? Отсюда? В мгновение ока — вон они, огни города.

   Одна из горилл выбралась на обочину, освобождая путь наружу для меня.

   Эх, ма, неужто отбрехался?

   Сердечко сладко ёкало, и ручонки тряслись, когда подался наружу. Высунулся из автомобиля и первое, что успел схватить взгляд — звёзды, гроздья сверкающих бриллиантов на чёрном холсте неба. Где-то там, в бездонной пропасти вселенной, моя Земля, мой мир, мой виртуальный друг. Как я соскучился.

   К чёрту эксперимент! К чёрту Зазеркалье! Оптимизатор на руку, дам подмышку и домой.

Только успел подумать, страшный удар в лоб погасил моё сознание, не дав ощутить боли.

                                                                                                                                        А. Агарков. 8-922-701-89-92

                                                                                                                                        п. Увельский 2010г.