Marina Rin — Момент жизни

Воздух был наполнен весенней свежестью. Мягкая, но серая от выхлопных газов трава стремительно тянулась вверх, все выше и выше. К Солнцу ли, к небу, к ветру… Не пройдет и месяца, как она полностью освоится в этом времени года. И даже будет скучать по апрельской прохладе. Да, весна.

Масе хотелось есть. В её теле билось огромное сердце, и не менее объёмный желудок. Уже второй день никак не удавалось перекусить. Люди вокруг не обращали на неё никакого внимания. Да и какая им разница до чужих проблем? Они всё спешат, спешат по делам, телам и по жизни. Не оглядываясь, не поворачиваясь, не замечая. Как лошади в шорах.

Чёрт бы вас побрал!

Эй, оглянитесь! Я здесь! Мне нужно ваше внимание, ваша поддержка — я совсем одна. Мне некуда пойти, незачем и не к кому.

Совсем.

Нет, ну, конечно, я могу и домой отправиться. Но там никого нет. Кроме самого дома. Но вряд ли он будет рад мне.

Если только не заскрипят ступеньки под мягкими шагами — и на том спасибо.

… Вспоминаю вечер двухнедельной давности. И как я только смогла прожить эти две недели с таким разочарованием?

Лиза подошла ко мне и тихо сказала, стараясь не смотреть в глаза:

— Прости, Мась, но тебе придётся самой дальше идти по жизненному пути. Мы уезжаем. Без тебя.

И ушла.

Как же всё просто! Подошла, сказала, ушла. Раз — два — три. И ни тебе прощальных поцелуев, ни слёзных объяснений. Ничего. Ушла, и даже не захочет вспоминать. Так, пустой образ прошлого. Ненужный, мелкий, размытый. Как прилипший к подошве ботинка кусочек газеты. Ну, или ещё чего-то.

Я всё понимаю. У неё, как и у всех, свои дела, проблемы.

Но что делать мне? Умереть?

Я хочу жить. Правда. Просто жить. Не нужны никакие изыски, идеалы и сказки. Ничего не надо. Жизнь — сама по себе является чудом. Так хоть пусть одно чудо у меня будет!

Почему-то у всех в головах ядовитым клещом засела мысль: каждый сам за себя.

А что делать, если у кого-то нет возможности быть за себя? Как у меня, к примеру. Нет-нет, я не жалуюсь. Я думаю.

Во мне столько нежности, столько ласки, любви и преданности! Но они никому не нужны. У каждого своя точка зрения подобных вещей. Нежность — фу, проявление слабости. Преданность — ещё хуже, боязнь одиночества. Что уж говорить о любви…

В мире осталось только большое количество планет под названием «Я», и не меньше спутников «Мои знакомые».

Я не хочу быть такой планетой. Я хочу просто быть нужной, необходимой как воздух. Хочу быть собой.

Быть другом.

У меня совсем нет друзей. Все они легко оттолкнулись от берега, и уплыли на большом бревне Самодостаточности. А я сижу одна на берегу, и не могу понять: разве для того, чтобы держаться на воде, не нужны вёсла Поддержки и Дружбы? Разве без них можно продержаться?

Ну, хорошо, пусть не на берегу, а на газоне…

Проходящий мимо тучный, потный мужчина неодобрительно покосился на Масю. А потом рявкнул:

— Чего расселась? Места, что ли, мало? Зла на вас не хватает!

После чего плюнул себе под ноги и ушёл.

Мася легко поднялась, и отошла поближе к парку, где людей было не так много. Там она снова села, и зажмурилась. Солнце садилось за горизонт, но его лучи всё ещё хватались за город своими лапами. Ослепляли всех, кто ненароком взглянул на них. Мася была из числа этих всех.

Приятно быть в числе. Чувствовать, что ты — такая же как они. Ну, или они — такие же как ты.

Снова густым облаком наплыли воспоминания.

Я была совсем крошечной, когда убежала от мамы, и попала под дождь. Настоящий ливень. С косыми струями, яркой тонкой молнией в вышине, необъятными тучами. Мои метания от дерева к дереву нисколько не помогали — казалось, вода проникла до костей, и норовит пробраться всё глубже и глубже. В голове крутились только одни мысли: всё, это конец. От безысходности и страха я легла на землю и мелко задрожала. Сколько прошло времени? Может, минута, а может, час.

Дождь понемногу утихал.

Я собралась с силами, и что есть мочи побежала домой. Мама меня встречала.

Она даже ничего не сделала. Просто молча оглядела меня и ушла.

В тот день я поняла, что в жизни каждого бывают такие моменты, которые он сам должен пережить. От начала до конца. Без помощи близких.

Эти моменты делают нас старше. Морально старше.

И умнее.

Или вот ещё один случай.

Это было уже в то время, когда я начала жить у Лизы.

Я хотела быть с ней до такой степени, что любила всех её друзей. Даже тех, кто меня терпеть не мог.

Вот уж и не надо!

Однажды к Лизе пришла её самая-самая подруга. Противная, худощавая. Не помню её имени.

Но я была в восторге от неё. Конечно, она же подруга Лизы!

Я подошла к неё сзади и слегка дотронулась. Мне хотелось выразить свою любовь этому человеку. Ведь он поддерживает мою слабость — мою Лизу.

Я приготовилась к улыбке и мягким словам, но…

Я говорила, что она была противной?

— Чёрт возьми, как ты меня напугала! Отвали от меня!

Подруга замахнулась на меня, но, посмотрев на Лизу, сникла и ушла.

Её визг до сих пор стоит у меня в ушах.

Почему, спрашивается, такое отношение?

Я не такая как все?

Но нет, я такая же. Я обычная!

Просто никто не понимает.

Вот как бывает — ты им всё, а они тебе ничего. Кроме презрения. Кроме злости. Кроме ненависти.

Что же такого тяжёлого в том, чтобы искренне показаться?

Улыбнуться, рассмеяться, расплакаться, обнять, прижать к груди? Нет же. Только ярость, слепая и бездушная. Скрутить, порвать.

Меня били. Как физически, так и морально.

Причём, и та, и та боль — это моя сила.

Тот, кто бьёт — морально слаб. Внутри он пуст и ничтожен. Его страх разбивается ненадолго в то мгновение, когда он опускает руку. Или оскорбляет.

Только вот синяки потом сходят, слова забываются — а его страх остаётся вместе с ним.

Да и к физической боли привыкнуть можно. Все к чему-то привыкают.

… Хоть и успокаиваю я себя подобными фразами, а на деле всё не так просто.

К ударам привыкнуть тяжело. У меня не получается.

Как марионетка тянусь я ко всем, надеясь на взаимность. И как злые кукловоды, обрезают они мои ниточки, снова и снова откидывая от себя.

Никому не нужна, ничем не важна.

Никому ничего не должна.

И никто не обратит внимание.

Мася глубоко вздохнула. Желудок опять заурчал.

Есть хотелось нестерпимо.

Осталась одна забота — поесть. Чтобы пожить.

Чтобы найти Лизу.

Нет, я ведь, правда, смогу её найти. Мы связаны.

Тонкий аромат жареной курицы поплыл мимо Маси. Она встрепенулась и огляделась.

Точно, так и есть.

Еда.

Палатка с едой.

Всего через дорогу от неё, от Маси.

Можно поесть, как-нибудь набить желудок.

И дальше — жить!

Она стремглав помчалась к палатке, не замечая ничего на своём пути. Запах еды смешивал в одну кучу чувства и мысли.

Она не заметила даже машины.

… Мальчик дёрнул мать за руку и испуганно затараторил:

— Мам, посмотри! Ну, мам! Смотри, там кошку сбили!

Мать недовольно поморщилась:

— Ты можешь идти быстрее, а не останавливаться на каждом шагу? — И равнодушно пожала плечами. — Какое мне дело до кошки?