Я проснулся рано. За окном уже щебетали птицы. Солнце только начинало вставать. В квартире было немного прохладно, потому что я забыл на ночь закрыть окно на кухне. Босиком в одеяле я протопал до ванной — самой теплой комнаты в моем доме. Ополоснувшись и почистив зубы, я решился выйти в прохладу и, наконец-то, закрыть на кухне форточку. Проверив количество воды в чайнике, щелкнул кнопку и засмотрелся в окно. Во дворе, как всегда по утрам, было тихо. Днем же здесь обычно резвились дети. Но не это привлекло мое внимание, а небо и бухта, которые виднелись вдалеке. Как всегда у воды был своеобразный синий оттенок. Он менялся день ото дня, как цвет глаз человека. А в неясную погоду бухту совсем не было видно. Ее застилал туман.
Чайник вскипел, содержимое его я вылил в свою большую кружку с красно-синей коровой. Вспомнил о времени, и что его еще предостаточно, но лучше начать собираться пораньше. Дальше по плану работа в здании театра. Кассирши как всегда сидят в своей каморке и смеются, попивая чай, они ждут, когда придут первые покупатели билетов. Сегодня показывают Шекспира и привычные декорации нужно поставить на сцену, чтобы оказаться там, рядом с ними. Окунуться в мир одного писателя, уже умершего, но подтверждающего своё присутствие на сцене. Я совершаю привычные для себя действия, даже на каком-то автомате. Я не задумываюсь. Это не так важно.
Я смотрю на актеров и актрис. Они снуют по сцене, дерутся на мечах, любят друг друга… Некоторые так вжились в роль, что кажется что ты с ними. Рядом с тем самым Шекспиром, который все это видит, все это пишет.
Я оглядываю партер и замечаю множество знакомых лиц. Кто-то из них — завсегдатай театра. Кого-то я сегодня видел у кассы. Вообще, каждый раз, когда идет спектакль, интересно смотреть на людей в зале. По выражению их лиц можно разгадать характеры, мысли, чувства. Все настоящее, дело в том, что в таком заведении, как театр, можно не опасаться чужих взглядов, ведь все взгляды прикованы к действию на сцене, и твоего лица все равно не видно, высокие спинки кресел не позволяют нарушать твое уединение в море людей.
Антракт. Тихо ухожу в буфет, из-под полы, без очереди, покупаю бутерброд и минералку. Снова смотрю на людей. Мельком замечаю осуждающий взгляд старушки, пришедшей сюда с мужем. И я улыбаюсь, как провинившийся мальчик, кивком выражая свое почтение к старости. Старушка довольна, ее взгляд говорит «то-то же» и вскоре они удаляются под руку в зал.
Третий звонок.
Я не вхожу. Отправляюсь в каморку для работников сцены и берусь за недорешенный сканворд в еженедельной газете.
Закипает чайник.
Кидаю чайный пакетик в кружку и с наслаждением смотрю, как золотистые ажурные линии чая пропитывают прозрачную воду. В театр вбегает девушка, опоздавшая на представление. Следуя правилам этикета, и указанию вахтерши, покорно садится в углу на мягкий стул.
Одиноко.