Выдрина Эльвира Александ — Клоун и балерина

Тихо и пасмурно было на проспектах большого города после девяти вечера обычного рабочего дня, когда история любви смешного клоуна Чарли и юной балерины прекратилась, и время пришло расставанью.

Клоун и балерина сидели на крыше и смотрели на блестящие звезды. Внизу, по шоссе мчались машины, освещая дорогу желтыми фарами, и витрины большого города мерцали бесчисленными разноцветными названьями. Балерина молчала, а клоун понимал, что случилось какое-то несчастье. И он знал о нем.

Он смотрел на нее и думал, что же сказать в утешенье. Наконец, он решился нарушить молчание:

— Послушай, скоро утро, и новый день принесет другие мысли,— сказал клоун Чарли.— Не думай о том, что тревожит тебя сейчас. Поздняя ночь уносит все печали прошедшего дня. Взгляни, какое небо сегодня, точно персидский ковер, такое необыкновенное! А звезды-то какие блестящие! Загадай какое-нибудь желание сегодня,— и оно непременно сбудется!

— Да, Чарли,.. но все мои звезды падают вниз, все мои мечты разбиваются вдребезги, Чарли.

— Не плачь, милая балерина, в мире все непросто. И если сегодня для тебя выпало плакать— завтра ты будешь смеяться.

— Может быть. Но… он больше не любит меня. Ты не понимаешь.

Балерина смотрела на клоуна, и по ее лицу текли голубые слезы, она стирала их руками, размазывая косметику. Клоун подошел и сел у ее ног, опустив голову на ее колени.

— Он не позвонит тебе, не жди, — ведь это же очевидно,— сказал ей Чарли. — Его телефон недоступен, потому что он отключил его. Если человек, который очень дорог тебе, не любит тебя и отключает телефон от твоих звонков,— значит, ты ему не нужна. Как много людей в городе, и как легко затеряться среди людей, хотя бы даже в метро, и, в суете быстро планировать завтрашний день, не связывая его со вчерашним, пока мчится поезд, унося твои мысли прочь.

Но девочка не верила его словам:

— Нет, ты не знаешь,— уверяла она,— он прекрасный человек, он не способен на предательство.

— Он бросил тебя! Неужели ты не понимаешь?!— разозлился Чарли. — Ведь у него таких, как ты, знаешь, сколько? Я сам видел, сколько номеров в его телефоне таких же балерин, как ты! Неужели тебе еще не понятно, что он за человек? Эти столичные ловеласы все такие! Я знаю их! Они все одинаковые подлецы!

— Да, но почему же тогда он ходил по улицам один пьяный с бутылкой пива и постоянно курил и изменял своей любимой жене с каждой встречной?

— Послушай, милая балерина. Я не умею лгать тебе. Я знаю его. Такие, как он… Его стимул— престиж, у него титул, дворянская фамилия, деньги, другой статус, другое сословие, уважение несмотря ни на что. Поэтому он не останется с тобой. Ему все прощается. Любое… преступление… Назавтра он уже не вспомнит про тебя, и опять поедет гулять по городу на золотистом «Ягуаре», дарить комплементы и цветы красивым девушкам по пути. В его манере уехать в Париж просто на выходные прогуляться по набережной Сены (ведь он изучал французский на частных уроках у лучших преподавателей), завтракать в ресторане «Неаполь», а ужинать — уже в Лондоне. Его друзья— лучшие столичные пижоны, такие же, как и он, из того же круга, из круга «золотой» молодежи; их везде ждут, их везде знают, им всегда рады, а они— могут выбирать, отвечать им на приглашение или нет. Выйти на улицу не в блестящих лаковых ботинках— для них недопустимо. А о своих «лишних» случайных знакомствах они говорят шутя и недолго.

— Подожди, замолчи. Не говори ничего! Я ничего не хочу больше слышать! Знаешь— лучше молчи! А я еще ничего не знаю про таких людей. И лучше бы мне вообще не знать о них. Зачем это все? Как в старых романах… Несчастье.

— Я знаю их. Они ходят по большому городу и находят для себя глупеньких простушек из провинции, чтобы вечер не казался слишком скучным. И каждый раз— новую. А на утро расстаются с ними… навсегда. Разве ты еще не слышала про это? Разве ты не читаешь газет? Они наобещают золотые горы и еще— вскоре им позвонить. Обязательно позвонить! В самое ближайшее время! Как только у них появится свободная минутка! Как же! Они никогда больше не звонят им! Понимаешь? Зачем ты ему рассказала все свои тайны? Зачем ты отдала ему свое сердце? Теперь ты осталась совсем одна в большом городе. Как тебе теперь не пропасть здесь одной?

— Говори, что хочешь, — закричала балерина.— Я ненавижу твои слова! Они не могут быть правдой! Потому что ты сам ненастоящий!— она плакала, и слезы катились по ее лицу, они размазали тушь и пудру на ее лице и сделали некрасивой.— Ты как мыльный пузырь: вот сейчас я закрою глаза, открою— и нет тебя. Ты — моя иллюзия!

— Пусть буду я иллюзией в твоих глазах. Но я говорю эти злые слова потому, что люблю тебя.

— Тогда, если я не нужна ему больше,— то пусть я буду для всех! Каждый вечер кто-то другой. Я буду принадлежать всем и никому одновременно. Потому что я не нужна ему. Потому что я больше никогда не увижу его. Пусть душа моя разлетится на части, чтобы больше не ждать никого…— И балерина в слезах убежала от клоуна через дорогу за переулок.

Когда Чарли понял, что он натворил и что задумала балерина, как решила она разорвать цепи отчаяния, он тот час же бросился вниз по лестнице. Клоун выбежал на шоссе, чтобы поймать такси. Шел сильный дождь, и машины проносились мимо стремительно, блестя светом фар в пелене дождя.

Чарли нервничал. Он промок до нитки, его большие ботинки набрали воды. Он стоял на обочине и напряженно всматривался в номера проезжающих машин; он искал среди них желтые цифры маршрутного такси. Но когда машина, наконец, заметила клоуна и остановилась неподалеку, прошло уже два года.

— Куда?— спросил водитель.

— На Тверскую.

… Такси резко затормозило, когда Чарли увидел красивый стеклянный отель в незнакомом переулке. Здание состояло из тысячи граней, отражающих окружающие дома.

Чарли расплатился с водителем, спросив при этом, как давно появился здесь этот отель. Но в ответ он не узнал ничего определенного, кроме того, что это публичный дом для VIP-клиентов.

Ливень все не прекращался. На город давно спустилась ночь.

Чарли позвонил в колокольчик, который был подвешен внутри красной китайской гирлянды у порога. Двери открылись. В зале Чарли увидел мраморный фонтан в окружении розового сада вишневых деревьев, среди которых он увидел свою балерину. Она сидела на лавочке, смотрела на фонтан уставшими глазами и курила тонкую длинную сигарету. Но он не сразу узнал ее: она как будто изменилась или постарела, или была излишне накрашена.

Балерина не могла не заметить его присутствия, скрытая тенью восточных деревьев. Но не поднимала опущенных глаз.

— И что на тебе за одежда такая? Где твое платье? И что ты сидишь здесь одна, в этом искусственном рае?

— Но мне уже все равно,— ответила балерина. — Ты зря пришел. Все давно не так, как прежде.

— Разве ты стала счастлива здесь? В царстве сна и забвения?

— Наверное, да,— ответила балерина, повернувшись в его сторону. — Райские птицы поют мне красивые песни, японские вишни цветут два раза в год, красивые девушки готовят ранним утром для меня колумбийский кофе, богатые гости дарят мне драгоценности и приглашают в дальние страны, где так много нового и интересного можно открыть для себя. К тому же, здесь тихо, и уже ничто не мешает мне рисовать картины и писать стихи. Да, наверное, это мой рай.

— Да? Наверное, да? Но что-то я сомневаюсь в этом. Что тебя окружает сейчас? Кто сейчас рядом с тобою танцует, создавая сюжет для твоих печальных слов? Почему ты остаешься здесь? Неужели отель согрел твою душу и заменил твой дом? Здесь ты согреваешь лишь озябшие руки возле камина в зимний холод, здесь осенью ты собираешь букеты из опавших листьев… Что счастье тебе и правда теперь? Эти блестки на твоем лице, глянец на твоих губах? Мне не верится все же. Давай уедем из дома печали и сна обратно в театр? Ты и я. Обратно в наш театр, где мы были вместе. Вспомни о прошлом, сколько позабыла ты чудес и сказок, которые окружали тебя и меня. Печаль твоя— это пропасть между нами. Давай уедем?.. Обман похитил тебя у реальности,— он протянул к ней свою ладонь.— Пойдем, я уведу тебя отсюда, я заберу тебя в жизнь…

— В жизнь? В прошлое? Но мои воспоминания не приносят мне ничего, кроме страданий, которые обессиливают… Нет, нет, я счастлива здесь, о Чарли. Поверь.

— Я ждал тебя. Ждал много лет, когда ты вернешься. Но ничего не происходило и не менялось. Скажи, почему тогда ты не улыбаешься? Ведь ты по-прежнему несчастлива. Неужели мы больше никогда не будем вместе смотреть с крыши на город в ночи с его тысячами огней?

— Чарли, все меняется, ничто невозможно остановить. И я уже не та, какой была прежде. Прости мне, Чарли. Но сейчас тебе не понять. Может, когда-нибудь позже… Ты поймешь, что грусть дождя предательски покидает нас, когда солнце выходит из-за туч. Но— на душе все еще печаль, мы не желаем солнце, мы хотим задержать дождь и сполна утолить душу. Но— время сильнее нас, оно с нами— не в согласии. Не остановить, не удержать мгновенье…

— Что же теперь остается между нами, если нет больше прошлого?

— Ничего. Одна— иллюзия. Но и память— непостоянна. Многое забывается.

Клоун нахмурил брови, задумавшись о чем-то серьезном. Ему теперь казалось, что яркий наряд его всегда выглядел нелепо и только поэтому все смеялись над ним, а не потому, что находили его шутки остроумными и смешными.

Чарли понимал, что сейчас он должен уйти. Сейчас он должен покинуть дворец из красного стекла, потому что все, о чем говорила балерина, было правдой. И, наверное, она действительно уже не смогла бы стать такой, какой была прежде.

«Она говорит, что счастлива здесь, среди диковинных сладкоголосых птиц, вишневых деревьев и дорогих подарков,— подумал Чарли.— И если бы я заставил ее отрицать свои слова— то это было бы ложью».

Он поднялся с места и посмотрел на балерину:

— Что ж, балерина, наверное, мне пора. Прощай.

Балерина подняла свои огромные глаза, полные глубокой печали, и ответила:

— До свидания, Чарли. Если тебе захочется поговорить о чем-нибудь со мною— приезжай. Красивые девушки будут приносить нам колумбийский кофе на тонком подносе…

Она протянула руки к нему, чтобы обнять его плечи.

— Прощай, балерина…

Клоун поцеловал ее узкую ладонь в последний раз и ушел.

На темной улице по-прежнему шел сильный ливень, и желтые фонари все так же светили на автомобильные дороги.

«Нет, теперь уже ничего не вернуть,— думал Чарли.— Все потеряно…»

Он ушел в дождливую осеннюю ночь. Ушел с разбитым сердцем из отеля, где осталась балерина среди цветов и серебряных блесток. Отель остался за спиной, когда он остановился, чтобы оглянуться в последний раз. Но, оглянувшись, Чарли увидел позади лишь нечеткие очертания стеклянного здания, окутанного пеленой дождя и непревзойденной печали.

Чарли после этого сильно заболел от нервного расстройства гриппом и долго не выходил на улицу из своей холодной не утепленной комнаты. Он укутывался в шаль, надевал две пары шерстяных носок и даже старые мягкие осенние перчатки, чтобы не мерзли руки, и усаживался в кресло. Так он проводил весь день напролет, сидя в кресле и смотря на огонь зажженных свечей, пока не наступал вечер. А вечером приходили многочисленные хозяева дома, становилось шумно, и он включал телевизор. Но через год клоун Чарли умер от тоски и одиночества.