Druid — Там, где кончается джаз.

— Подожди! Дождь скоро. Может, зонт возьмешь? — я почему-то представил ее идущую совершенно одну по темной улице под ливнем. Не знаю сострадание ли это или банальное желание позаботиться о человеке, с которым ты живешь уже не первый месяц? А тут как раз в рюкзаке под руку попался зонт, привезенный еще из Портленда. Ребекка на долю секунды замерла у входной двери, но даже не обернулась, чтобы посмотреть на меня.

— Обойдусь, — сухо ответила она и ушла. Как всегда. Я ее совсем не понимаю, ничего о ней не знаю. Лишь только то, что эта женщина работает барменом в пабе неподалеку, а в свободное время Ребекка читает газеты под джаз на очередной виниловой пластинке, которые она умудряется не пойми откуда принести. Ничего более. Она никогда не пытается заговорить со мной, не приводит друзей, более того, я вообще не уверен, что они у нее есть. Сколько ни пытайся вывести ее или пробудить какие-то иные эмоции — все тщетно. В итоге это просто надоедает, и ты оставляешь ее в своем молчании. Сегодня мне особенно нет до нее дела. Доза — только она способна спасти меня. Однако ни гроша в кармане, совершенно. Сейчас я готов принять любую веру, любого Бога — всего за одну дозу. Но внезапно меня осенило, что не надо ни о чем просить Господа, когда можно просто сдать что-нибудь в ломбард или комиссионный магазин. Во мне словно проснулись ранее спящие силы — второе дыхание. Одним резким движением вскочив с матраса, я принялся обыскивать помещение на наличие чего-нибудь ценного. Даже дорожная сумка Ребекки, где она хранит личные вещи, не осталась без внимания. Нижнее белье, кое-какие футболки, предметы личной гигиены — все, что продавать не имело смысла, безжалостно летело из сумки на пол. Тут я наткнулся на что-то большое, металлическое и холодное. Какого же было мое удивление, когда в руке у меня оказался Кольт. Причем заряженный. Вот тут-то мне стало совсем не по себе. С кем, черт возьми, я живу? Зачем ей огнестрельное оружие? Когда я наспех засунул все вещи Ребекки обратно в сумку, мне в голову пришла новая идея — почему бы не продать граммофон? Вот тебе и деньги, и никакой вечно однообразной музыки. Не долго думая, я в безумии буквально вышвырнул из граммофона виниловую пластинку, схватил его, несмотря на достаточно приличный вес устройства, и радостно потащил пытаться сбывать.

Наконец-то! Будут деньги — будут наркотики. Спускаясь по лестнице, я задумался, куда же лучше идти с этой штуковиной, и не заметил, как на площадке чуть не врезался в Ребекку, которая зачем-то возвращалась обратно. Она окинула меня холодным взглядом.

— Отнеси прибор обратно, — выдала женщина.

— А чего это ты не работе? Плевать я хотел, что ты там говоришь: раз не хочешь ни трахаться со мной, ни едой делиться, так катись нахрен с дороги. — Почему-то в тот момент во мне кипела такая злость, что она может испортить весь мой план, лишить меня смысла жизни.

— Поставь. Быстро, — ее голос был спокойным и твердым. Просто хотелось подчиниться, что я и сделал. Как интересно она узнала о моем желании продать граммофон, зачем вернулась? Однако стоило только устройству коснуться пола, как мне резко стало больно. Словно вспыхнула обжигающая искра где-то в районе солнечного сплетения, а все попытки вздохнуть оборачивались неудачей. Ребекка на этом не остановилась. Видя мое беспомощное состояние, она нанесла второй удар в челюсть, от которого я чуть не рухнул. В этом было нечто ужасающее. Нет, вовсе не избиение, а то, с каким лицом она это делала — абсолютно спокойным. Лишь лобная мышца иногда сокращалась, но ни криков, ни гримас — ничего. Довершением серии стал удар лбом в мой нос, который тотчас же начал сильно кровоточить. Однако от первого удара я уже отошел и попытался стукнуть ее об стену, схватив за горло, что у меня даже вышло. Только через секунду мое тело уже катилось вниз по лестнице от одного мощного удара ногой. Ребекка стояла на лестничной площадке, пытаясь отдышаться, с все тем же безразличным выражением лица, которое лишь слегка покраснело после драки. А я валялся этажом ниже, перепачканный кровью из носа.

Не знаю, сколько мне пришлось лежать на бетонном, оплёванном полу, прежде чем наконец-то появились силы встать. Ощущение, будто меня не просто избили, а предварительно полили грязью. Интересно, а, если бы на моем месте был кто другой? Какой-нибудь здоровый амбал, вместо еле передвигающего ноги наркомана, то сделала бы она то же самое? Наверное, да. Как же стыдно быть избитым худощавой женщиной с вечно дрожащими руками, а еще не могу вспомнить, по какой такой причине я только что оскорбил ее. Все разом вылетело из головы, после падения. Да, первое время, действительно, были попытки затащить Ребекку в постель, но они заканчивались полным крахом: на намеки и откровенные предложения она не возмущалась, не отказывала, а просто игнорировала все: отвлекшись на минуту от газеты, переводила на меня презрительный взгляд и молча продолжала читать, словно я вовсе молчал. Она жила так, будто меня не просто не было, а вовсе не существовало в этой Вселенной.

Я таки решил вернуться обратно в квартиру, абсолютно не зная, что меня там может ожидать. Ближе к полуночи жизнь в трущобе оживает: кто-то возвращается домой после тяжелого трудового дня для того, чтобы добыть какие-никакие гроши и не сдохнуть с голода в конце месяца, а у кого-то работа только-только должна была начаться. Никто не обращал внимания на перепачканного кровью наркомана, ковыляющего по лестнице. Я для них мертвец без будущего, которого они знать не знают. Парень с шестого этажа, абсолютно бесполезный, зря живущий на свете: ведь так много людей хороших, добрых, честных, но смертельно больных. Они умирают мучительно, долго, а что самое страшное, абсолютно бессмысленно, так и не успев осуществить свои мечты. У меня же их не было вообще: для счастья мне хватало всего 0,3 грамма героина. Входная дверь была открыта, а из квартиры как обычно доносились звуки саксофона. На секунду я почувствовал щемящее чувство вины вперемешку с мимолетной радостью: зачем было так обращаться с граммофоном, представляющим единственную ценность в жизни Ребекки, которая, по сути, никогда ничего плохого, как и хорошего, мне не делала? Все же здорово, что он не сломался. Ливень с бешеной силой колотил по стеклу, изредка комнату освещали вспышки молний в темном небе. Ребекка сидела неподвижно, уставившись в газету, словно статуя при свете потускневшей энергосберегающей лампы.

— Тебе звонили, — сухо сказала она, даже на секунду не переведя на меня взгляд. Ее лицо было все такое же спокойное, лишь руки тряслись сильнее, а на костяшках появились синяки — последствие драки со мной.

— Кто?

— Не знаю.

— Как понять не знаешь? Ты же говоришь, что мне звонили. Не представились что ли? — мне было немного неловко делать вид, будто всего час назад я не пытался разбить ее голову о стену.

— Звонил телефон.

— Так откуда такая уверенность, что хотели слышать именно меня?

— Мне никто никогда не звонит. Чтобы избавить себя от дальнейшей надобности отвечать: мне просто некому звонить, — она отложила газету и начала искать в карманах пачку сигарет. Однако, найдя ее, обнаружила, что коробка пуста. Не знаю, что подвигло меня на подобный поступок — я подошел к ней и протянул свои. Ребекка сначала не шелохнулась, а потом посмотрела прямо мне в глаза. Произошло нечто, чего никто не ожидал. Наконец-то она заметила меня: это был не тот пустой взгляд, проходящий сквозь меня, а лезвие, которое вмиг пронзило мое сознание. Рагнарек в моем прогнившем мире и секундное обрушение стен, сторожащих скованную льдом пустоту, во Вселенной Ребекки. Мы настолько разные, но в таких похожих ситуациях. Два физически живых тела с мертвыми душами, которые не нашли на этой земле своего места. Кто она? Как оказалась здесь? Что же такого могло произойти с ней, что все разом просто ушли из ее жизни. Я никогда не видел, чтобы Ребекка пила и уверен — она не проститутка, не наркоманка, у нее не было постоянного сексуального партнера, проще говоря парня, да и вообще интимных отношений в принципе. Этому существу подобные, абсолютно естественные для человека вещи были чужды. Откуда я это взял? Понятия не имею, словно само пришло ко мне в голову. По-моему, никто еще в жизни не интересовал меня так, как Ребекка тогда.

— Должна буду. — Прошло меньше секунды, но такое ощущение, что мир уже успел несколько раз зародиться и окончить свое существование пока я смотрел в её глаза. Ребекка все-таки взяла сигарету.

— У тебя нет ни друзей, ни родственников? Неужели никто не хочет узнать, как твои дела?

— Именно так, — она закурила, глядя куда-то в окно.

— Умерли?

— Они — нет, я — да.

— Объясни мне, — я сел напротив и пристально посмотрел на нее.

— Зачем тебе это надо? — Ребекка была все так же невозмутима, но чувствовалось некоторое напряжение — она начала воспринимать меня.

— Просто я тебя совсем не понимаю. Без понятия, зачем мне это надо. Что, черт возьми, творится в твоей голове? Мне еще с тобой жить, а у тебя кольт в сумке заряженный лежит. Что ты такое? — я слегка перегнул палку: следовало вести себя спокойнее, ведь серьезно — мало ли как она воспримет факт, что мне вздумалось рыться в ее личных вещах.

— Что ж, тогда слушай… — коротко отрезала Ребекка.