Дневник Доктора Ольсена

Пятница. Предвыходной день.

Я начал невольно замечать, что мои записи стали скуднее… Я не нахожу событий в голове, которые можно было бы подробно описать. Но тем не менее…

Хлоя сегодня принесла свежие газеты.

О, Боже. Я уже забыл о их существовании.

От этого их неожиданное появление оказалось весьма приятным. Именно по этой причине я набросился на свежие заметки, не закончив завтракать.

Посмотрим, что нового в мире….

Удивительно. Я уже успел позабыть о „нашем“ национальном самородке. После того как он уехал в Италию учится, а после и вовсе переселился в Германию.

Мир сошёл с ума. Хотя и шведов понять можно. Про нестабильно психическое состояние короля ходят много слухов. Но. Я не мог подумать, что это может оказаться правдой. Однако. Это может быть хитрая уловка газетчиков?

Я рад за Йоханна. Ему было очень не легко последние года. Лживое обвинение. Презрение народа. Отказ от сотрудничества с ним. Тяжёлая болезнь. Его подросшие дети отказались от него, оставив совсем одного наедине со всеми бедами. Поэтому я очень рад, что сейчас у него дела идут в гору. Надеюсь, что он сможет выбраться из этой ямы.

На сегодняшний день невозможно развитие медицины без опытов, в том числе и над людьми. Но это запрещено законом. Я сам знаю некоторых великих учёных, которые занимаются похожим делом, но… Да. Это даёт новые знания. Но. Обычно жертвами исследований являются трупы людей и животных. А тут речь идет о живых организмах. Не хочу даже думать о том, как они попадают туда. Рабство? Шантаж? Ужас. Человека погубит только его чрезмерное любопытство. Это правда.

Тогда я с какой-то горечью и расстройством закрыл газету. Поймав себя на мысли, что читать новостные заметки за завтраком была не очень хорошей и оптимистичной идеей.

Днём, прогуливаясь по замку и его окрестностям, я обратил внимание на то, что вновь вернулась охрана и констебли. Меня это обнадежило. В душе стало как-то спокойнее.

Так же сегодня был «литературный вечер». Там были Аманда, Оскар, София, я и Густав. Себастиан зачитывал строки из Гёте, Шекспира, старинных эддических песен, Христиана Туллана и других поэтов. Дворецкий обладал редким талантом чтения, ораторства. Он затягивал слушателя в глубины произведения вслед за собой. Его голос и интонации — инструменты, с помощью которых он дёргал струны души каждого из присутствующих. Он переживал каждое колебание эмоций автора и персонажа и пытался передать их зрителям, сопровождая текст жестами рук и мимики. Сир Хольм мне рассказывал, когда дочь короля была ещё маленькой он часто читал ей стихотворения и пьесы. Девочка просила дворецкого раз в неделю устраивать такие вечера. Сын Гарольда Харальдсена был „глух“ к такому виду искусства. А Его Величество был рад увлечению дочери. Его жена тоже любила искусство слова и театра. Но так как страна и люди сильно переменились, он не мог позволить своим детям посещать общественные, культурные места города, поэтому его сердце тешало то, что Себастиан обладал талантом прирожденного актёра и оратора и любил сию деятельность.

Оскар спокойно сидел возле своей невесты и был, явно, рад тому, что она получала удовольствие от сего действа. Однако в его взоре, всего лишь на одну секунду, я увидел грусть, когда он посмотрел на Софию. Она завороженно с горящими глазами следила за выступлением сира Хольма. Иногда её дыхание учащалось и рука невольно тянулась к подвеске с опалом на шее. Иногда её уста озаряла улыбка, которая могла резко смениться на тоску в глазах. Рядом сидящий с ней Густав Эрикссон, наш задержавшийся шведский гость, с не охотой наблюдал за происходящим. Но он продолжал держать „планку“ интеллигентного человека. После окончания чтения Аманда и Оскар направились в свои опочивальни. Густав сухо поблагодарил Королеву за приглашение и сразу отклонился. Я подошёл к дворецкому и восхищённо заговорил:

— Друг мой! Это было бесподобно! Какие эмоции! Какие чувства! Я, признаюсь тебе честно, пару раз всплакнул.

— Спасибо. Но. Что ты скромничаешь, друг? — искренне поблагодарил он, после чего с лёгкой насмешкой продолжил, — Я видел, как пол покрыла вода, а источником сего безобразия стал ты. И как мне объяснять это Жоли?

— По правде говоря, Кристиан был не единственной жертвой твоих трогающих душу чар, Себастиан, — ласковый голос Софии аккуратно втек в нашу беседу, — Ты сегодня был прекрасен.

Девушка обезоруживающе улыбнулась. Моё сердце пропустило стук. Она сейчас была настолько раскована… Обычно я её вижу такой только в компании одного человека. Хотя в последнее время она словно ожила. Стала более открытой, приветливой.

— Спасибо, Ваше Величество, — Себастиан поблагодарил и поклонился, что смутило её и заставило невольно сделать шаг назад. Дворецкий заметил свою оплошность и непринуждённо продолжил:

— Я хотел у Вас спросить. Не хотели бы Вы в следующий раз оценить творения современных поэтов? Гюго из Франции и Вергеланна, получившего популярность у нас?

Норвежка призадумалась, после чего дала согласие.

— Его Высочество Густав Эрикссон, как мне показалось, скучал сегодня.., — выпорхнули слова из моих уст. Я не знаю, почему начал этот разговор. В душе я очень жалею об этом.

София обратила на меня немного удивлённый взгляд. Вероятно, она не ожидала, что простой разговор перейдёт в эту скользкую стезю. Но взяв себя в руки, она со спокойным тоном ответила:

— Сир Густав Эрикссон — не любитель творчества. Он предпочитает точные науки и практически применимые знания. Но он очень учтив и тактичен, раз…

Девушка прервалась, опустив на мгновение глаза. Себастиан бросил на меня недовольный взгляд, говорящий, что я зря заговорил на эту тему. Через секунду она с холодным тоном продолжила, посмотрев на меня с неким оттенком высокомерия:

— Сир Эрикссон — очень порядочный человек. И в следующие разы мы предпримем все усилия, чтобы удовлетворить и его желания.

Она опять мимолетно притронулась к камню на шее. В её взоре мелькнула досада, обида и печаль. Она извинилась и посоветовала нам пойти отдыхать. После чего ещё раз поблагодарила Себастиана и, пожелав нам хороших снов, покинула помещение.