Дневник Доктора Ольсена

1845 год тянулся с не привычной даже для нас, норвежцев, спокойствием и размеренностью. Казалось, что наступило время мира и благодати. Нет войны, раздора, смуты… Тёмные времена прошли. Наша Королева София Харальдсен состояла в браке с Густавом Эрикссоном, братом действующего Короля Швеции. В этот раз народ был искренне убеждён, что этот союз является ни чем иным, как настоящей любовью двух сердец.

Действительно, людям нужно только рanem et cercenses. (лат. «хлеба и зрелищ»). Какая страшная ирония. Сменился брат, а окружающим уже плевать, что по сути союз тех же стран.

Я шёл домой, отдыхать от тяжёлого дня. Сегодня пациентов было на удивление много. В конце 1843 года началась эпидемия. Все пациенты испытывали головные боли, повышение температуры, приступы тошноты, озноб, кровохаркание, лихорадку. Давление было понижено. А кожа была белее снега. Все симптомы напоминали «черную смерть». Но откуда она могла появиться в Норвегии? А самое странное заключалась в том, что она не распространяется традиционными способами: воздушно — капельным и тактильным. В основном жертвами заболевания являются богатые, обеспеченные люди.

Хотел я только зайти домой, как вдруг услышал сзади себя крик мальчишки-посыльного из замка. Моё сердце пропустило стук. Я внимательно выслушал его. Он сообщил мне, что меня желают видеть в замке Акерсхус. Я быстро пошёл за ним. Пройдя через ворота, меня встретил восьми-летний сын Королевы — Оскар. Мальчик с прекрасными золотыми волосами и карими глазами строго и сдержанно сказал мне, что нам нужно поторопиться. Его матери стало плохо. Отец покинул замок неделю назад. Когда мы пришли в покои Королевы, молодой принц приказал всем уйти. Мы остались втроём. Я подошёл к кровати женщины и присел на стул. Её дыхание было спокойным и размеренным. Она была в бессознании, но симптомы не имели свою критическую точку, которую описывал мне ранее мальчик. Потом я обратил внимание, что в руке Софии лежали три цветка.

«Жёлтая хризантема, как благодарность от всей души. Красный амарант, как неумирающая, страстная и жгучая любовь. Синий гелиотроп, как преданность всем сердцем. Каждый цветок имеет свое значение, Кристиан.»

Вдруг вспомнил я слова голландца, которого я не видел уже девять лет… Неожиданно в моей голове что-то щёлкнуло.

— Оскар, а откуда здесь эти цветы? — спросил я.

Мальчик недолго помолчал, будто решал стоит ли что-то отвечать. После чего заговорил:

— Здесь был один господин. Он появился из не откуда. Когда я пришёл, он сидел около мамы и что-то ей говорил, держа её за руку. Я не знал, что делать. Подумал, что этот человек, сделает плохо маме, и начал ему угрожать вот этой вилкой, — он указал на столовые приборы которые лежали на столе, — Тогда он встал и повернулся ко мне лицом. И, улыбнувшись, сказал: «Как же ты вырос, Оскар… Я старый знакомый твоей мамы. С Со… С твоей мамой все будет хорошо. Но лучше иди, позови доктора Кристиана Ольсена.». Не знаю почему, но… Я поверил ему. Я сходил, попросил Питера позвать Вас. А когда вернулся. Его уже не было. А в руках у мамы уже были эти цветы.., — мальчик немного потерял свой прежний пыл и тихо, будто бы моля, спросил:

— С мамой, ведь, все будет хорошо?

Я посмотрел в его чистые, детские, карие глаза и ответил ему:

— Оскар, все будет хорошо. У неё нет никаких симптомов тяжелой болезни. Надо её поить и следить за ней. Ты, ведь, будешь послушным мальчиком и позаботишься о маме?

Мальчишка кивнул, немного улыбнувшись, и поблагодарил меня. Я, дав рекомендации, покинул замок Акерсхус. Время было уже позднее. Всё люди отдыхали в своих тёплых постелях. Подходя к дому, я заметил, что на кухне горит свет. Я жил один, поэтому, естественно, напрягся. Открыв входную дверь, я почувствовал приятный аромат трав и услышал кипение воды.

— Ты очень вовремя, Кристиан, — раздался знакомый мне спокойный, размеренный, глубокий, мужской тембр, который за прошедшие годы приобрёл лёгкую, еле заметную хрипотцу, — Чай уже готов.

Я зашёл на кухню, где незваный гость разливал по чашкам зелёный, запрещённый напиток.

— Значит, ты был у Софии, — я невольно улыбнулся и сел за стол напротив высокого мужчины с тёмными короткими волосами, одетый в свитер и брюки, — Давно тебя не было здесь, в Осло, Габриэль.

— Не так уж и давно, — ответил он, присев за стол, — С того дня 1836 года я был здесь около двенадцати раз.

Слова моего собеседника застали меня врасплох. Я был искренне удивлён его откровенности.

— Но почему ты не объявлялся Софии? — спросил я.

Он усмехнулся. Нет. Не зло. Не с обидой. А с грустью и радостью вперемешку. Как-то по своему... Тогда я заметил его глаза. Исчез взгляд тех тяжёлых, холодных глаз мальчишки. Сейчас я видел лёгкий, но внимательный взор мужчины, который многое повидал.

— Мы с ней виделись несколько раз. Может пять или шесть.., — вдруг заговорил он, оглядывая мою простую кухню, но мне казалось, что он видел что-то иное в этих жёлтых стенах, трещинах на потолке, старых шкафах, пыльных полках, тонких паутинах свисающих с рам окон. Как неожиданно он прервался, так же резко он и продолжил:

— И каждый раз все заканчивалось одинаково. «Gå bort og kommer aldri tilbake». (нор. «Уходи прочь и не возвращайся»)

Я был удивлён, когда он процитировал слова Королевы на норвежском. Но я не мог поверить, что это могла бы сказать та женщина, которую я знаю…

— Я не понимаю, — заговорил я, — Она все эти годы ждала тебя, скучала… Я видел это. Слышал. Особенно, когда.., — я прервался, когда увидел в глазах голландца, что он все это уже знает. Горькая, лёгкая улыбка, скрывающая боль.

О, Боже… Впервые за столько лет я начал понимать этого человека…

— Кристиан.., — он начал, но запнулся, словно подбирая слова, — Она должна была это сделать.

— Но ты ведь понимаешь, что обвинение ложное? — не выдержал я и дёрнул в резком жесте рукой так, что чашка пошатнулась от страха, но продолжила смело стоять.

— Кристиан, так надо было. — резко и серьёзно выдал мой собеседник, отпив немного чая.

— At (нор. «что») ? — в невольном порыве вылетел почти безмолвный вопрос из моих уст.

— Выбор был не велик, — спокойным, размеренным темпом начал рассказывать свою точку зрения на события давно минувших дней Габриэль, — Я не убивал Оскара. Это правда. И София это знает. Да. Оскар, действительно, застрелился. Но этот факт запятнал бы не только его честь, но и всей семьи Харальдсен. В особенности честь Софии. — тут он остановился, притих. Мне показалось, что он прислушивался к звукам, исходившим с улицы. А после снова продолжил:

— Провоцировать сомнения среди подданных — вещь в высшей степени неразумная. Поэтому надо было найти виновного. Обвинить в преступлении случайного человека? Был риск, что найдутся люди, которые знают его и начались бы волнения. Тогда можно было обвинить Ламберта… Но возникли бы проблемы с судом. Так как… Кхм… У него были бы с этим некоторые сложности.

— Да, но кто тут виноват? — прервал его я риторическим вопросом.

В эту секунду я вновь почувствовал безмолвный укор в свою сторону, как девять лет назад.

— Я не обязан отчитываться пред тобой за то, что тогда произошло с Ламбертом, — холодным и колючим тоном ответил мне голландец.

Образовалась неприятная, липкая, словно ил, тишина. Я почувствовал, что задел его за живое. Мне было очень неловко. Но извиниться сил мне не хватало. Поэтому я попытался перевести разговор:

— Таким образом ты решил, что легче обвинить иностранца, который ещё и удачным образом стал свидетелем всего действа?

— Выбора иного не было.

Опять образовалось молчание спокойным, тихим оазисом в суматохе пустынной действительности. Тёплый травяной напиток распространял мимолетный жар по всему телу, даря ощущение умиротворения и ненавязчивой бодрости.

— Давно я не пил чай. — с нотками наслаждения признался я.

— Считай, небольшой подарок из Китая, — с усмешкой сказал знакомый и, словно невзначай, указал кистью руки на мешочек позади себя, — Не бойся, там нет опиума.

Невольно даже я улыбнулся.

— Но, — неожиданно продолжил собеседник, — Я не просто так к тебе пришёл, Кристиан. Прости уж.

— Почему-то я так и подумал, — с простотой ответил я.

— Не буду лить воду попусту, — серьёзно заговорил Габриэль, — Нам необходимо попасть в замок Акерсхус. Ты ведь знаешь, что София больна.

— Да, но мне показалось, что симптомы, описываемые Оскаром не совсем соответствуют действительности.

— Кристиан, отчасти я рад тому, что ты сказал. Но ты ведь сталкивался с заболеванием, напоминающее чуму. Однако имеющее существенные от неё отличия.

— Да.., — я согласился и настороженно продолжил слушать голландца.

— У Софии были те же симптомы.., — с еле видимым беспокойством сказал собеседник, — Но это не чума, Кристиан. Это настоящее биологическое оружие.

В эту секунду я ощутил как табун мурашек пробежал по коже, оставляя после себя холодный шлейф ужаса. Слова как и мысли замерли на месте, прекратив свой привычный хаотичный танец.

— Б-биологическое оружие? — переспросил я, мысленно моля, чтобы он ошибся, оговорился.

Габриэль внимательно следил за моей реакцией. В его глазах мне показалось, что мелькнула мысль или воспоминание о чем-то, что он не хотел бы вновь пережить.

— Да. И распространяется оно с помощью опиума… Я нашёл лекарство, но… Не знаю, как оно действует...

Его немного передернуло то ли от страха, то ли от злости. После чего он встал изо стола, взял с соседнего стула кожаный плащ и шляпу и направился в сторону выхода, перед этим бросив мне:

— Прости, Кристиан. Это была плохая идея…

Я встал изо стола и сказал ему:

— Я помогу тебе.

Он резко остановился, будто бы не проверив моим словам.

— Я знаю, что ты искренне волнуешься за Софию. Но ты боишься встретить кого-то из обитателей замка. В особенности Оскара…

— Спасибо. — только и сказал он, немного улыбнувшись. После чего поклонившись, он отклонился.