В вечерних сумерках, под треск цикад,
спит безмятежно яблоневый сад.
В него распахнуто твоё окно,
а в комнате уютно и темно.
Блаженство летом — лёгкий ветерок,
когда очередной прошёл денёк,
наполненный жарой и духотой.
И хочется истории простой.
А может и загадочной немножко…
её сейчас расскажут кот и кошка…


Давным-давно, в сказочной стране Лямуррии, столицей которой является славный город Киттириж (да-да,тот самый, со знаменитой на весь кошачий мир Муррфелевой башней), в маленькой промяуванской деревушке Синекотц, жили-были МуррИ и ТимуррИ. Душа в душу жили, песни мурчали, кошачий вальс играли, кошачье танго танцевали.

И работали сообща — варили знаменитый промяуванский сыр, по секретным бабушкиным-дедушкиным рецептам. Но зависть чёрная стелилась по славным улочкам Синекотца. Дело в том, что все жители деревушки были чистокровной синей муррбританской породы, а белая и пушистая МуррИ — приезжей. Многим матронам перебежала она дорожку, заполучив знатного кавалера Тимурри, оставив ни с чем их незамужних синешёрстных дочек.

И однажды, под покровом ночи, из одного домишки выскочила чья-то хвостатая фигура, побежав в строну Кацваальдского леса. Там, в избушке на пёсьих ножках жила страшная колдунья КиссАн МурргА Приняла она узелок с подарком от неизвестной завистницы и принялась за дело своё тёмное. А наутро ТимуррИ как подменили — тоска его грызть стала, хворь навалилась непонятная, да соседская облезлая куцехвостая МассИн в снах являться. Опечалилась МуррИ, не знает, что и делать с бедой такой. Разлюбил её, видать, суженый.

Вышла МуррИ за калиточку, села на лавочку в раздумиях. Мимо шла, ковыляя на левую заднюю лапку, старушка ЛиссАн.

— Что ты плачешь, МуррИ, что горюешь?

— Как же мне не горевать, котаушка, разлюбил меня мой ТимуррИ…

— Не грусти, бела котица, это КиссАн МурргА твоего суженного околдовала. Иди к ней, может смилостивится. Али дар ей, поболее соседкиного, приподнеси.

Поблагодарила котица котаушку ЛиссАн, угостила её сыром, да призадумалась. Нечего ей было предложить КиссАн Муррге. Вспомнила она про заветный сундучок, в котором лежали Котленбургский пуховый платок, фарфоровая статуэтка Жоан Муарк,и рецепт промяуванского сыра(но последним делиться было нельзя — как потом в глаза ТимуррИ смотреть?!). Завернула МуррИ статуэтку в платок, глянула на спящего любимого, и отправилась в Кацваальдский лес.

Нашла котица избушку колдуньи.

Вышла к ней КиссА МурргА, замяукала насмешливо:

— Знаю, зачем пришла ты, бела котица. Так уж и быть, оставь здесь и платок котленбургский, и статуэтку Жоан Муарк — как задаток. Перестанет ТимуррИ во снах видеть МассИн, облезлую и куцехвостую. А чтоб я порчу сняла — добудь мне молоко молодильное из-под чёрной коровы ведьмы Ахыг-Ахыг, коттедж которой в Кальпах.

И отправилась МуррИ в Кальпийские горы. Немало дорожек избегала, но нашла заветный коттедж. А рядом паслись тучные чёрные коровы. Грозные и рогатые.

Не подступиться к таким. Ахыг-Ахыг пасёт их. Увидела ведьма МуррИ, мявкнула грозно: — Зачем ты явилась сюда, бела котица?

Рассказала МуррИ о беде своей. Пожалела Ахыг-Ахыг её, молвила:

— Коли сумеешь молоко добыть — бери.

Пошла котушка к коровушкам, а они врассыпную. Один раз, два, три, пыталась поймать их,но не получалось.

Запела тогда, замяукала МуррИ:

— Ой, вы, чёрные коровушки,

от меня не разбегайтеся,

молочка немного надо мне

для колдуньи КиссАн Муррги.

Как отдам его ей — с милого

снимет порчу, заживём опять

мы с любимым сладко, счастливо

Заслушались коровушки, подошли к МуррИ. Надоила она в ведёрко белоснежного молодильного молочка. Отнесла ведёрко ведьме Ахыг-Ахыг. Та бидончик молоком наполнила. Поблагодарила МуррИ ведьму, и отправилась в обратный путь. Помогали ей коты да кошки добрые, подвозили на тележечках. Вернулась Мурри к КиссАн Муррге,иотдала молоко.

Улыбнулась старая колдунья, отхлебнула из бидона чуток, выгнула спинку.

Мяукнула:

— Хорошо, бела котица, сниму хворь с твоего ТимуррИ. Но, чтоб тоска не грызла его, принесёшь мне листочек валериановый, растущий в саду у Грозного Барса.

— Да где же я сад тот найду, КиссАн МурргА?

— На острове Мяулия.

Загрустила МуррИ, пошла к Синему морю.

Увидела бела котица на берегу рыбаков и попросила доставить её на Мяулию. Не хотели рыбаки идти к Грозному Барсу, отговаривали котушку, а она им свою историю рассказала.

И вот, самый старый рыбак решился отвезти котицу на остров.

Долго ли ,коротко ли, бросало лодочку по волнам, да прибило к острову. Пообещал рыбак подождать котушку на берегу, а сам лодку втащил на песок и присел отдохнуть под пальмою.

А МуррИ отправилась вглубь острова, и вскоре набрела на владения Грозного Барса. Огорожен высоким забором был дивныцй его сад. Ароматы оттуда неслись необыкновенные. Позвала котица хозяина, громко-громко, постучала в ворота. Но не слышал Барс этих писков и шебуршания.

Заплакала бела котица. Услышали её дикие кошки, живущие в джунглях, пришли и спросили о причине печали. Рассказала МуррИ о своей беде. Замяукали хором дикие кошки, застучали вместе лапками по воротам. Вышел Грозный Барс, разогнал кошек.

Осталась одна МуррИ. Не испугалась грозного вида Барса, рассказала о своей беде. Усмехнулся в усы хозяин острова, впустил котицу, да сказал:

— Коли найдёшь среди разных кустов валерианы тот самый, можешь сорвать один единственный листочек. Но запомни, у тебя одна попытка.

Ходила котица по саду, нашла кусты валерианы, но не торопилась с выбором. Как вдруг увидела гусеницу —мерзкую и противную, грызущую листики. Миг — и гусеница превратилась в прекрасную бабочку.

Подивилась котушка такому преображению, да сорвала лист с того куста. Отпустил МуррИ Барс, хоть и с сожалением. По нраву пришлась ему эта котица. А она, поблагодарив хозяина острова Мяулия, ушла.

На берегу МуррИ встречал старый рыбак Базиль. Отбыли котица и кот обратно, в прибрежную деревушку Синекотц.

Заглянула МуррИ домой, бросился к ней опечаленный ТимуррИ, стал выспрашивать о том, где была. Отпускать не хотел. Но выскользнула котушка к КиссАн Муррге, отнесла лист валериановый.

А КиссАн МурргА, молодая уже, пожевала лист да красавицей стала. Замурчала:

— А что, МуррИ, может забрать себе твоего ТимуррИ?

Кинулась на колдунью котица, чуть глаза не выцарапала.

Оттолкнула её колдунья, замяукала весело:

— Ступай домой, бела котица, к своему суженому.

А тут и суженый навстречу идёт, не утерпел.

— Куда ж ты бегаешь от меня, моя МуррИ? Вечно тебя дома нет! Али другого нашла?!.

Милые бранятся — только тешатся. И наши котики помирились. И живут они с тех пор душа в душу. Сыр промяуванский варят.

А МассИн, соседская, куцехвостая и облезлая, да маманька её — как сквозь землю провалились.

                                    Котец


П.С. потрясающая картинка вверху принадлежит авторству Рины Зенюк



2018 год

Далеко-далеко, в сказочной стране Лямуррии, недалеко от знаменитого Киттирижа с его не менее знаменитой Муррфелевой башней, в славной промяуванской деревушке Синекотц жили-были Тимурри́ и Мурри́. Хорошо жили, не тужили. Дружно, по-котицки, как положено — песни муррмявные распевали, танцы мяумуррные танцевали, варили вкусмуррный промяуванский сыр.

Но вот неожиданно наступила зима, аккурат в мявкабре. А у Тимурри́ шуба ну никуда уже не годится. Мурри́ свою давно обновила, ходила беленькая и пушистенькая — любо-дорого глядеть. Нежные кудряшки белоснежных барашков рамбулье пошли на зимний наряд котицы. Все котэ Синекотца шеи выворачивали, провожая Мурри́ горящими взглядами. Котицы и матроны шипели на своих благоверных. А Тимурри́ смурной     походил день-два, да и отправился в Киттириж за новой шубой. Да и Мурри́ с ним — куда ж им друг без дружки?! Останься котица одна — а вдруг какой соседский наглец заглянет в пряничный домик, сметаны к творогу попросить? Отправься Тимурри́ один в Киттириж — и какой-нибудь борзой котице захочется завлечь в свои сети такого бандеросного мяучо.

Сказано-сделано. Гуляли котэ и котица по Муррмартру и Мяусейским полям, любовались Муррфелевой башней, и пирамидой Мяувра. А на Мяусейских полях, от самого обелиска на площади Коткорд и до начала авеню Мяунз-Элизе растянулся самый популярный Хогмяунский рынок Киттирижа. Выстроенные в ряд многочисленные шале предлагают огромный выбор всякой всячины. Над яркими пёстрыми лавочками витают ароматы горячего шокмуррлада и мяунтвейна, вкуснейших мруассанов и мурршмеллоу.
Но Мурри́ и Тимурри́ торопились в одну из знаменитых меховых лавочек "la Toison d'or", принадлежавшую мадемуазель Шуппе́т Мурргельфельд, расположенную около церквушки Сен-Жермен-де-Мурр. В этой лавочке заправлял усатый и важный мусьё Мурзе́н Лага́р. Этот бодрый пузанчик был явный любитель муркнуть винца и поторговаться, а его ухоженным вибриссам позавидовал бы сам Муркюль Муаро. Впрочем, наша история не только о нём.
    Когда в меховой лавочке появилась белоснежная пушистая Мурри́, она показалась Муррзену ангелом во плоти — зазвенели в его голове муррждественские бубенцы и грянула праздничная песенка:

Муррждество, муррждество, муррждество грядёт!
Бубенцы звенят, и скоро Новый котогод!
Под омелой танцевать будем, неспеша,
До чего же ты, муррмилка, дивно хороша!

Лагар вышел из-за прилавка навстречу прелестнице, приглаживая пышные усы и обнажая белоснежную улыбку, сразившую не одну котицу. Но вслед за Мурри́ зашёл Тимурри́, и свет для Лагара померк, и заныло где-то внутри. Оглядев старую поношенную шубку соперника, Мурзен усмехнулся и приосанился, а сам развел в стороны верхние лапки как бы для дружеских объятий:
— Друзья мои, в добрый час вы зашли сюда — наши шубки самые лучшие во всём Киттириже! Рамбулье! Прекас! Меринос! Выбирайте, какую душеньки пожелают!

— Нам бы синюю шубку.

— Нахур, бхарал, куку-яман! (словно колдовское заклинание произнес Мурзен)

И стал расхваливать товар мусьё Лагар, блеща красноречием и бросая исподтишка томные взгляды в сторону Мурри́, а та как будто и не замечала, зато Тимурри́ всё видел и посмеивался втихую над Мурзеном. А Лагар, почуяв игнор со стороны котицы, заломил цены на добрый товар, чтобы Тимурри́ выбрал шубку попроще, в которой и мездра лысая да грубая была бы.

Да только выбрали уже кот и котица отличный покров благородного промяуванского синего окраса, теплый и пушистый, и пошла торговля бойкая, спорная. Тимурри́ сбивал цену, Лагар кочевряжился. И хотелось Мурзену оставить промяуванца ни с чем, и в азарт вошёл, и заработать надо было. Да и перед хозяйкой как потом отчитаться? В лавку-то ещё посетителей прибыло, как бы не вспугнуть торговую удачу. Но и Тимурри́, сбивая цену, качал головой и сетовал, что мездра в шубе не звенит, да видать сделана из тех, кто в подполе живёт да корки хлебные грызёт. Подошёл к Мурзену помощник его, Кискис Кагот, вроде как помочь, потому как не ровен час, разбежатся покупатели в другие лавочки — ой, как тогда ясноокая Шуппет разозлится, муррждественской премии обоих лишит! Делать нечего, сдался Мурзен, продал шубку Тимурри́ по оптовой цене, лишь бы тот скорее покинул лавочку.

Печальным взглядом проводил Лагар белоснежного ангела, но работа отвлекла его от грустных мыслей об одиноком муррждестве.

Веселые и счастливые Тимурри́ и Мурри́ взобрались на Муррфелеву башню, поужинали в стеклянном кафе, любуясь красотами Киттирижа с высоты. А потом отправились в котель, чтоб назавтра вернуться в родной Синекотц. Совсем ненадолго отлучилась Мурри́ припудрить носик, и вдруг пропала...
Весь котель поднял на уши Тимурри́, поминая пап и мам персонала. Вызвали ажанмурров, да те не приехали, сказали, что работы перед Новым котогодом невпроворот, а котица могла уйти погулять сама по себе, и искать тогда лишь будут, как семь суток пройдёт.
Ох, рассердился Тимурри́, зарычал, мол, "Найду управу на всех, дойду до верхов!"
Да только толку-то?!

                                               ***

А тем временем котица Мурри́ очнулась в каком-то подвале, без окошек, света белого не видя, не зная, пришел ли новый день, или ночь ещё не подошла к концу.
На ощупь изучила Мурри́ свою темницу и узнала, что та небольшая и что ведёт из неё лестница наверх, а там наверху может оказаться выход. И впрямь сверху раздался скрежет, Мурри́ едва успела юркнуть под лестницу. Отворилась дверь и в проёме показалась чьи-то темные фигуры, едва озаряемые сумерками. А затем прозвучал чей-то вкрадчивый скрипучий голос:
— Она там. Как договаривались. Только шкуру не портить, оглушите и тащите сюда.

Мурри́ приготовилась — так просто она никому не дастся, покажет чужакам остроту клыков и коготков. Тут ей и приемы, которым обучил Тимурри́ ой как пригодятся! Стоя под лестницей Мурри́ ждала, а два котэ неспеша спускались, предвкушая лёгкое развлечение. Едва один, а затем и второй, достаточно спустились, Мурри́ схватила передними лапками за задние лапы шедшего вторым и из-за всей силы дёрнула. Ох и закричал котэ, ох как заверещал, когда повалился на первого и оба-двое котобандитос шмякнулись на бетонный пол подвала. Со стоном бандитосы поднялись, но и Мурри́ не дремала, а вскочила на лестницу и рванулась у выходу.

                                                ***

А тем временем Тимурри́ отправился бродить по Муррмартру, показывая всем фото Мурри́ и расспрашивая о том, не видел ли кто его котицу. Заодно прошел по всем местам Киттирижа, где они успели побывать, ведомый предчувствием. Так Тимурри́ добрался и до меховой лавочки, в которой торговал Мурзен Лагар. Увидев Тимурри́, Лагар встопорщил усы и зашипел. Но и синекотец зашипел в ответ, и оба, забыв о приличиях, схватились в клубок и ну кататься туда-сюда по лавочке, тумаками друг друга награждая да выкрикивая обвинения несуразные. Ах, наглец-продавец украл котицу радимую! Ах, синекотцкий гад не достоин такой белоснежной красы!
А потом клубок распался, и котэ оказались сидящими на пороге лавочки. Изрядно помятые и удручённые. Лагар не знал, где белая котица. Хотя, смутные подозрения как рой пчёлок роились в его голове. Подкрутив усы, которым позавидовал бы сам Муркюль Муаро, продавец предложил Тимурри́ пройтись до ближайшего кафе, выпить в знак примирения какао со сливками и обсудить одно дикое предположение.

                                                ***

Мурри́ слышала стоны и проклятия бандитосов, доносившиеся снизу и поднажала. Но, едва она достигла двери, как та распахнулась. И, сделав последний рывок, Мурри́ прыгнула на врага, выбросившись вместе с ним за порог в какую-то странную комнату, пропавшую медикаментами. Раздалось дикое скрипучее верещание, перешедшее в визг, когда похититель лишился части уха. Но негодяй в свою очередь вцепился в Мурри́, пиная её в ответ.
— Кагот, немедленно отпусти нашу гостью, тупица! — как гром среди ясного неба прозвучало чьё-то недовольное мурлыканье. — Что за болван! Ничего доверить нельзя.
— Моя госпожа...
Заискивающе проскрипел Кагот, но получил по морде хозяйской лапкой и был вытолкан бандитосами за дверь. Судя по возмущенным воплям, бандитосы его немного попинали.
А Мурри́ недолго радовалась неожиданной помощи. Вскоре она оказалась привязанной к металлическому стулу, в окружении двух бандитосов и незнакомки в белой седеющей шкурке. На голове котодамы была бордовая шляпка с серебристой вуалью, скрывавшей мордочку.

                                            ***

— Ох и красотка она была, право слово! Весь Киттириж лежал у её лапок. А я что, котёнок ещё, у которого молоко на усах не обсохло. Сейчас, конечно... Но тогда...

О, этот взор, волнующе-прекрасный,
Пьянящий как божественный шартрэз!
И белоснежной шубки обманчивая мягкость...
Прелестница Шуппе́т, вы — чудо из чудес!

А потом годы то берут своё. Котята мужают, кодамы стареют... Сначала у Шуппет появилась мания — менять шубку каждый сезон. Только, видать, ни руно белоснежных мутонов, ни золотые колечки долли больше не привлекают кодаму, одержимую вернуть утраченную свежесть.

— А быстрее нельзя?
— Да уже всё. Теперь можно тише. На этих складах хранится товар, но с недавних пор Шуппет увлеклась какой-то шаманщиной, велела расчистить пару помещений, поселив там странных котэ, похожих на ярмарочных шутов — в пестрых одежках и с бубенцами. И вот тогда стали пропадать в округе котицы...
— Надеюсь, твоя догадка верна (Тимурри́ был в отчаянии, ведь если Лагар ошибся...), и с чего ты грешишь на свою хозяйку?
— Грешу?.. когда-то мы были близки...я так долго о ней мечтал, и был счастлив одно время, но, когда она нашла другую игрушку, рад был остаться при своих, просто продавцом в лавочке. Я знал Шуппет недолго, но увидел насквозь, и увиденное мне не понравилось.

Два хвостатых силуэта крались к складам, подбираясь всё ближе. Вдруг неподалёку вынырнул ещё один, крадущийся навстречу первым.

                                           ***

— Ненавижу таких, как ты, глупых, наивных деревенских дурочек! Живёшь в своём тихом углу и ни пса не понимаешь, для чего нам блестящая шёрстка, белоснежная шубка и молодость!
— Если вам нужна шубка,возьмите, только отпустите, мадам, я никому про вас не скажу...

Шуппет рассмеялась надрывно:
— Шубок и у меня полно, самых элитных, самых экзотичных, самых невероятных окрасов и оттенков. Нееет, мне нужна твоя шёрстка, мне нужны твои девять жизней! И я их получу! Эй, вы, варганы, чтоб на этот раз все вышло как по нотам!

Тут-то Мурри́ заметила ещё пару персонажей навалившегося кошмара — двух пёстрых котов в нелепых тряпичных облачениях. В лапках у тех были небольшие блестящие штуковины, которые коты неожиданно засунули в пасти. И тут раздался мелодичный звук, вибрирующий и сладостный, плавный и манящий, от которого хотелось то ли танцевать, то ли заснуть и не просыпаться.
Вот и бандитосы улеглись у двери и сладко захрапели. Незнакомка в вуали захихикала и стала пританцовывать. А Мурри́ почувствовала, как внутри трепещет душа, словно пытаясь вырваться из тела. Но зачем? И куда?
***
— Тсс...мусьё Лагар...Лагар...
Услышали Мурзен и Тимурри́ чей-то дребезжащий шёпот, а затем навстречу им откуда-то выполз Кагот. Лагар, увидев помощника, не удивился — этот скользкий тип наушничал хозяйке на продавцов, и давно метил в управляющие. Но сейчас он выглядел потрепанным и более жалким,чем обычно. Кагот поднял вверх лапки и быстро зашептал:
— Не бейте... Я вас проведу одним тайным лазом. Только тихо. И, когда все закончится, отдайте её мне, эту облезлую гадкую дрянь!..

                                           ***
Чарующая музыка обволакивала сознание Мурри́, тело котицы обмякло. Пока один из варганов не прекращал играть на своем жутком инструменте, второй плавно приблизился к стулу, к которому была привязана Мурри́, отвязал её и бережно уложил на пол, рядом с телом Шуппет. Затем достал из складок одежды обычный белый мел и нарисовал вокруг котиц круг, звёзды и несколько странных значков. Один варган играл. Другой варган замурчал что-то заунывное и непонятное, но переплетающееся с музыкой в единое целое. Над телами Мурри́ и Шуппет появились маленькие облачки, белое и серое, которые плавно поменялись местами и снова растворились в телах.
Мурри́ открыла глаза и визгливо засмеялась от счастья.
Получилось! У нее получилось опять стать молодой, красивой и...
Мелодия вдруг оборвалась, потому что откуда-то появился Тимурри́, который треснул играющего варгана кулаком по башке. Варган упал ничком в обморок, выронив из пасти инструмент.
— Что за?! О, дорогой, это ты?
Мурри́ зарыдала и, спотыкаясь, побежала к Тимурри́, упав в его обьятия.— Наконец-то ты пришел! Забери меня отсюда! Здесь так ужасно! Эти странные котэ, они напугали меня...отвези меня в котель, только чтоб пять звёзд, и балдахин над постелью как у Киттиризады...
Котица что-то ещё жарко шептала на ухо Тимурри́, он крепко держал её, но не отрываясь смотрел на тело старой Шуппет, лежащее неподвижно на холодном полу. Мурзен Лагар встретился с синекотцем глазами и кивнул. А потом схватил второго варгана, сидящего неподвижно возле Шуппет и прошипел:
— Верни обратно их души, иначе будь твоя проклята навеки.

Варган пожал плечами, дорисовал ещё несколько значков на полу, достал свой инструмент из складок пёстрого тряпья, и заиграл другую мелодию.
"Мурри́" в лапах Тимурри́ попыталась вырваться, но хватка котэ была железной, а взгляд неумолимым и жёстким.

Мелодия играла, "Мурри́" тонко пискнула и заплакала, теряя сознание, а потом серое облачко отсоединилась от нее и поплыло к Шуппет, а от той белое облачко поплыло к белой котице.
   
                                    ***
Через четверть часа ажанмурры ворвались в здание, связали проснувшихся бандитосов и упирающуюся Шуппет. Кодама шипела, плевалась и изрыгала проклятия на головы Лагара, Тимурри́ и Мурри́, но была засунута в отдельный колицейский джип и отправлена за решётку.
Варганы куда-то испарились. Меловые рисунки на полу были затёрты.

Вскоре склад закрыли, как и лавочки "la Toison d'or" на Мяусейских полях. Впрочем, руном барашков и овечек торговали и другие, у которых теперь появилась возможность раскрутиться, потому что главная конкурентка отправилась куда-то далеко и надолго.

А Мурри́ и Тимурри́, попрощавшись с мусьё Мурзеном Лагаром, поблагодарили его за помощь, и отправились домой — в родную и милую промяуванскую деревеньку Синекотц.

В белом снегу — дом и вишневый сад,
Звёзды сияют, утихла метель...
Тихо снежинки кру́жатся и летят...
Скачет на барсе старик Мурр-Муррель...




                                        ***
1Муркварь
2Мурфель
3Мяурт
4Мяврель
5Муррмай
6Мяунь
7Мяуль
8Мявгуст
9Муррсябрь
10Мурртябрь
11Мяубрь
12Мявкабрь
**************
Мурр-Муррель — кошачий Дед Мороз
Хогмяуни — кошачий Новый год
Муррждество — один из зимних праздников котэ и котиц, отмечаемый перед Хогмяуни.

Старый подержанный внедорожник трясло и подбрасывало на каждой колдобине, но водитель упрямо вёл авто сквозь серую завесу дождя. Пара жителей городской окраины, выглянувшие из окон своих тёплых домишек, с удивлением и усмешкой подумали про глупца, спешащего не пойми куда в такую непогоду.
А холодный осенний дождик лил, лил, лил...
За рулём сидела молодая девушка, худосочная шатенка в сером клетчатом костюме. За стеклами круглых очков в роговой оправе зелёные глаза водителя казались огромными, как у стрекозы. И эти глаза вглядывались в размытые очертания строений, в таблички-адреса.

Наконец-то внедорожник подъехал к аккуратному бревенчатому домику на "Романтиков, 257". Помимо таблички с номером, на фасаде здания висела доска, возвещающая "Здесь жил и творил художник-сюрреалист Яким Вардов".

 Придерживая руками полы плаща, девушка выскочила из машины и взбежала на крыльцо. Дверь открыла среднего возраста дама, вдова художника.



— Ну что же вы, милочка, так долго? Я ведь могла и передумать!..
Хозяйка дома поджала губы, выказывая недовольство, но махнула рукой, приглашая гостью зайти. И та поспешила за вдовой, взволнованно приговаривая:

— Елена Ивановна, ну что вы... Уверяю вас, я напишу такую статью, что все просто ахнут! Поклонники творчества Вардова толпами будут осаждать эти стены, чтобы любоваться работами великого художника!

Молодая девушка, Катенька — корреспондент небольшой газеты, выпускница школы искусств, не одну неделю созванивалась с вдовой Вардова, уговаривая дать интервью, и, когда та наконец-то согласилась, приехала несмотря на непогоду, даже не предупредив на работе. Хорошо,что день выходной, суббота.
Хотя, если бы ее спросили, к чему такая спешка, девушка не смогла бы ответить. Просто ей ну очень-очень хотелось написать статью о картинах Вардова, а ещё больше — увидеть их, прикоснуться к полотнам...
И вот она в доме самого Вардова, беседует с его женой.
Со стороны женщины выглядели полными противоположностями. Вдова — крупная дама бальзаковского возраста, с внушительным бюстом, однако не лишённая привлекательности. Катенька не без грусти подумала о своих незавидных формах, и о том, что когда-нибудь она всё-таки станет известной журналисткой, бросит печататься в местечковой газетёнке и уйдет в более известное издательство, а там уже заработает на пластическую операцию...
А пока вот приходится ей общаться с такими дамами, как Вардова, лебезить перед ними, уговаривать, выслушивать всякий бред.

Женщины стояли в зале, на стенах которого висели картины, на окнах были плотные шторы, а в левом углу — большой золотистый образ с теплящейся лампадкой.  
— Мой гениальный муж оставил после себя много картин, которые достойны лучших музеев мира — вещала вдова, скорбно и не без пафоса.— к сожалению, при жизни Яким был не понят, его работы не ценили как должно...

Вдова глубоко вздыхала, отчего её грудь вздымались, а Катенька злилась, но любезно улыбалась и кивала в ответ, записывая на диктофон дифирамбы Якиму Вардову.

"Жуть редчайшая эти картины — это точно!" — думала девушка. "Особенно автопортрет — кривобокое нечто всех цветов радуги, из которого торчат какие-то ёлки-палки. Мрак полный, но почему-то притягивающий, завораживающий...".

Но вслух она, конечно же, спросила:
— Елена Ивановна, а что вдохновляло вашего великого мужа на столь необычайные в своем роде шедевры?
— О, разумеется его непревзойденной, единственной и неповторимой музой была я, но он черпал вдохновение и из высших сфер, ну вы же понимаете...
                         
Вот в таком духе и прошло интервью, а за окном осенний дождик не кончался, а перешёл в ливень с грозой, потемнело, загрохотало. Засверкали молнии в мрачных небесах.
Катенька уже не раз пожалела, что поспешила приехать именно сегодня, и ее расстроенный вид не мог ускользнуть от внимания Елены Ивановны. Поэтому, когда вдова предложила отужинать и остаться до утра, девушка согласилась. На ужин были голубцы, и вдова расписывала пользу капусты для женской фигуры, снисходительно поглядывая на Катеньку, отчего та опять натужно улыбалась и с усердием налегала на блюдо, мечтая о том, когда у неё будет шикарный бюст.
                       
Комната, предложенная корреспондентке хозяйкой дома, была уютной, однако и там на одной из стен висело огромное полотно работы сюрреалиста. Вардова показала гостье ванную комнату, и удалилась в свои апартаменты. С удивлением, Катенька услышала тихий щелчок замка, но не придала этому большого значения.


                   
Катенька проснулась ночью от ощущения, будто плывёт. Попытка встать обрушила на неё мутную волну тошноты. Глубоко дыша, девушка уставилась на висящую над кроватью картину. Мрачные хаотичные линии, кривулины и загогулины показались Кате зловещими, и, к ее изумлению, складывающимися в узнаваемый, но ухмыляющийся, образ бывшего хозяина дома.
Сделав пару глубоких вдохов, девушка попыталась встать. Спотыкаясь, добрела до кухни. Долго, взахлёб,  пила воду.  Наверное, выпила слишком много воды и та полетела из Катеньки фонтаном, забивая нос до сих пор непереваренными голубцами. 

Обессиленная рвотой, девушка сидела на полу. Её пустой желудок раз за разом продолжали выворачивать чудовищные спазмы, а в голове билась тупая мысль, что она никогда больше не сможет есть капусту. Перед глазами поплыли зелёные пятна, которые быстро сменила темнота.
                         ***

— Ты прав, как всегда, — у поглаживающей раму дамы уголок рта дёрнулся в подобии улыбки . — Для чего им жить, всем этим молодым поклонницам, журналисткам, музейным работницам, мчащимся сюда как мотыльки на свет? А краски с каждой смертью всё ярче и ярче...

А за окном что-то гремело и шуршало. Но это были не последние раскаты грома перед рассветом. Запасливые и хозяйственные соседи вдовы разбирали на запчасти старый подержанный внедорожник.

7-й день отдыха

За окном закукарекало. Лучи жаркого южного солнца тщетно пытались проникнуть в спальню сквозь завесу штор. Прогнав остатки сна, я потянулась, вытащила себя из постели, и подошла к окну. Украдкой выглянув в щель между занавесками, увидела наскучивший за долгое время пейзаж — море, пальмы и Лео, качающегося в гамаке.
Снова раздалось кукарекание. Мой персональный будильник поднял голову, повернувшись в сторону бунгало, уставился туда, где за плотным щитом штор пряталась его хозяйка. Да, за немалые бабки не только закукарекаешь, поэтому Лео честно отрабатывал жалование, ни разу не опоздав с побудкой.

Вздохнув, я поплелась в ванную, приводить себя в порядок. В зеркальной дверце шкафчика отразилось уставшее от долгого отдыха заспанное лицо, торчащие в стороны лохмы и печальный взгляд, умоляющий о побеге из райского местечка под названием Жирдэгэ Жэннэт.

Надев закрытый купальник цвета индиго, выскочила из бунгало и побежала к пляжу, но меня догнали паж-корзинщик и паж-зонтичник, не отставая ни на шаг. Сзади послышались кашель и сопение девушки-ковроносицы. В молчании мы одолели сто метров , остановившись лишь тогда, когда ноги коснулись мягкого тёплого песка. Лейла, девушка-ковроносица расстелила коврик, положив по его углам камешки, заботливо вынутые из карманов платья, больше похожего на какую-то робу с множеством этих самых карманов, кармашков, карманчиков.

Паж-корзинщик (кажется, его зовут Киро) поставил на коврик корзину со снедью. Паж-зонтичник, угрюмый и молчаливый Геро, воткнул зонт в песок, сверившись предварительно с компасом, надетым на правую руку на манер часов.
Подождав, когда я усядусь поудобнее, троица отошла в сторону шезлонгов, стоящих недалеко, и тоже расположилась с «видимым» комфортом.

Первый акт сценки «Поход на пляж» завершился. Будто из-под земли, рядом появились музыканты и, как обычно, запиликали на скрипках. Я махнула рукой — подбежала Лейла и, достав из карманчика беруши, положила их в мою руку. Поблагодарила девушку кивком, заткнула уши и, вытащив наугад из корзины сливу, вгрызлась в сочную мякоть плода.
Музыканты отработали полчаса и ушли в сторону отеля.
Вынула беруши из ушей и заслушалась музыкой моря (вот что не надоест никогда и ни почём), его шёпотом и шорохом волн, набегающих на берег и отползающих обратно.
Из воды показался бородатый «незнакомец», с волосатой грудью и в красных плавках. Он шумно плескался, фырчал и заразительно смеялся, показывая всем своим видом довольство и безграничную радость от пребывания здесь и сейчас. Помахала ему рукой, поймав в ответ белозубую широкую улыбку. И вопрошающий жаркий взгляд. Почему бы и …нет? Кивнув в ответ, достала из корзинки спелое наливное яблочко и томно стала надкусывать его, больше не посмотрев в сторону «незнакомца». До вечера подождёт. Какой сегодня день? Пятница? Забавно, значит вечером сыграем в робинзониаду.

Поднявшись с коврика, я побрела по кромке прибоя, даже не оглядываясь, зная точно, что моя свита идёт по пятам.
Поплескалась немного в море, не обращая внимания на ребят-плавунцов, кружащих рядом и бдительно следящих за тем, чтоб я не утонула (или не была утащена на дно каким-нибудь ктулхо). Один из плавунцов был довольно мил, вполне подходя на роль Субботы (или Понедельника, если я не сбегу отсюда в ближайшие дни).

Выйдя на берег, неспеша пошла в сторону бунгало. С ближайшей пальмы раздаллсь «ку-ку».
— Кукушка, кукушечка, сколько мне осталось лет?
Ку-ку! Ку-ку!..
Кукушка заученно прокуковала 70 раз и, захрипев, свалилась с дерева. Луи, брат Лео, отвесил мне лёгкий поклон и, кряхтя, снова забрался на пальму.
Скууучно! До обеда ещё пара часов, а время убивается со скрипом. От отеля ко мне спешат обеденщик, опахальщик, собеседник, спорщик, художник, музыканты, пажи-носители (сумконосцы, корзинщики, ковроноски, зонтиконосцы, рукомассажисты и прочие скрашиватели отдыха).
Это же Жирдэгэ Жэннэт, земной рай, здесь всё всегда включено. Приехал — пользуйся благами и услугами, без возможности выключения их. Ни шагу без сопровождения. Специально разработанный и согласованный заранее с вами режим дня (без права внесения изменений или переписки). Всё — с заботой о вас. Оплачено — живи и радуйся.


28-й день отдыха…

Прокукарекало. Открыла окно и бросила на звук нож. Выглянула наружу. Гамак качается. Лео лежит под ним и пищит, виновато показывая, что всё в порядке. Из его головы торчат нож и какие-то шестерёнки.

Прокуковало. Второй нож скрылся в листве пальмы. Сверху упал Луи. Его глаза вращались со скоростью звука, а изо рта слышались то крик чайки, то шорох волн.

Девушка-ковроносица не успела подкрасться сзади и набросить на меня коврик — я развернулась и треснула её ногой по корпусу, а затем, вырвав из рук Геро зонтик, остриём ткнула сначала Лейлу, а после зонтиконосца. Попала точно в кнопки, расположенные в грудной части их тел.

Киро медленно подошёл и протянул мне корзинку, застыв на месте и сложив руки по швам.

Я открыла корзинку, наощупь и не спуская глаз с андроида. Достала пульт управления и нажала на все три кнопки разом.

Заиграли заунывно скрипки, а потом затихли. Погасло неоновое освещение отеля и всех бунгал. Мои помощники, те, которые были на виду, один за другим, прекращали функционирование, сообщая об этом словами прощания.

У кромки воды лежал красавец Пятница, бородатый,в красных плавках и с волосатой грудью.

На воде качался плот с алым парусом на мачте.

Вдали, у входа в бухту, стоял кораблик, ожидая моего прибытия на борт.

Прощай, земной рай.


Ку-ку…

Я, с удивлением, обернулась























14-07-2019 02:38

Приземлилась в поле. Шла по карте в поисках ближайшего жилья. Стрелка компаса вела себя странно, постоянно меняя направление, поэтому прибор вернулся обратно в рюкзак.
Карта казалась более надёжной. Ориентируясь по ней, вышла к реке и надеялась вскоре отыскать переправу. Следуя берегом, я должна была уже давно наткнуться на мосток, но проплутала до вечера и оказалась на краю смешанного леса. Поставив палатку на опушке, перекусила сухпайком и включила будильник на мобильнике. На внутренние часы надежды не было, всё-таки не дома.

Ночью проснулась. Сперва не могла понять, где я и что делаю в этом самом «где».
Снаружи палатки кто-то ходил, что-то то ли бормоча, то ли причитая. Быстро достала из рюкзака нож и стала ждать. Но ночной гость, побродив ещё немного вокруг да около, не ворвался в моё хлипкое убежище, а просто ушёл. Вслушиваясь в звук удаляющихся шагов, сначала не могла поверить, что всё обошлось, сидела с оружием в руках и ждала-ждала-ждала…

Очнулась резко. Лежала на спине и глядела в чистое ясное небо, по которому плыли пушистые белые облака, пыталась что-то вспомнить.
Палатка! Где моя палатка?!
Я вскочила на ноги, но не пробежала и двух шагов, как споткнулась о рукоятку ножа, воткнутого в землю. Упала на рюкзак (хорошо, что там не осталось острых предметов, одни тупые). Черт!

— Тётенька, а что это вы тут делаете? Потерялись? А хотите, в деревню отведём, за компас? У вас же есть компас?
— Ээ… еээсть, а вы здесь откуда?

На меня смотрели две пары любопытных глазёнок. Их обладатели, пара чумазых вихрастых ребятишек, перебивая друг друга, звонкими голосками предлагали помощь, уверяя, что идти-то тут всего-ничего, да только «не знаючи», заблудиться легко. Что ж, пришлось довериться негаданым провожатым. И пожертвовать компасом.

— А это здорово, что вы сегодня у нас заблудились! На гуляния как раз.
— А что, праздник какой-то?
— Правда не знаете? Шутите?

Ребятишки засмеялись, так заразительно, что невозможно было не вторить им. Шла за мальчуганами и удивлялась. Странным рубашонкам и штанишкам, какие сейчас в городе и не носят. Может, живут иначе, может деревня староверов каких-нибудь. Понадеялась, что не из буйных, и на месте найдутся добрые люди, будет где отдохнуть и кто-то подскажет путь дальше.
Ну вот и лесок позади, за ним — деревянный мосток, а там и деревня нашлась. Суета. Все к чему-то готовились, перешучивались, радовались. Куда-то спешили. И ребятки туда же меня повели.. Вроде как по главной улице, по сторонам которой ладные деревянные домики. Похоже, со староверами угадала, или нет?

Неужели пришли? Я оказалась на площади, среди массы незнакомых весёлых людей. Впрочем, они не походили на неорганизованную толпу, и стояли, ходили, двигались по кругу, оставляя центр места действия не заполненным собой. Почему-то на ум пришло сравнение с бубликом. Глупое сравнение. Потому что в центре площади горел костёр. Самый настоящий, не какой-нибудь там костерок туристов.

А люди уже, взявшись за руки, соединялись в кольца и водили хороводы, затянув плавную тягучую песню. Я тщетно попыталась запомнить слова, но они ускользали, оставляя в душе печаль. Меня кто-то толкнул, потом схватил за руки. И вот уже закружилась в одном из колец. А потом тоже подпевала, втянувшись в грустные мотивы. И загрохотало, загремело вокруг. Словно земля под ногами затряслась, задрожала. Грянуло. Не гром ещё, а только снова песня. Но какая весёлая, задорная. От неё ноги сами в пляс запросились.
Глядь, а деревенские уже не хороводы водят, а скачут да притопывают. Эх, какой-то парень разбежался да и прыгнул через костёр.

Мать честная, это ж рекорд мировой! Такие в книгу Гиннеса заносят. На три метра вверх не каждый спортсмен без шеста сиганёт. Стало любопытно до жути. Или жуть, как любопытно. Или просто жутко. Потому что за первым второй прыгнул, потом третий… затем парочки скакать через кострище стали. А после и все остальные, даже бабульки-божьи одуванчики.
— Ну что стоишь?! Прыгай, прыгай смелее! Желание только не забудь загадать.

Что на меня нашло, до сих пор не могу понять. Вроде, хотелось развернуться и убежать прочь, подальше от этих ненормальных, а вышло наоборот. Ноги сами понесли к костру, взяли разбег и перенесли меня через бушующее пламя — на другую сторону площади.

— Ну вот и славно!
— Вот и умница…
Тот же голос раздался рядом. Или два голоса. Оглянулась. Пара бородатых вихрастых мужичков стоят неподалёку, хитро подмигивают. Симпатичные такие, высокие, по косой сажени в плечах. В странных несовременных рубахах и холщовых штанах. Босые. Загорелые. Голубоглазые.

Опять загремело, загрохотало. И пролился с небес дождь. Как будто огромные бадьи воды разом опрокинули. И под струями люди, мокрые и весёлые, продолжали плясать и радоваться.
Мой мир потихоньку сдвинулся с орбиты и ухнул в океан бредопредставления.


Утро. Я лежу на траве. На спине. Смотрю на белоснежные пушистые облака. Встала, озираясь. Палатка недалеко. На месте (а терялась ли она?). Ножик воткнут в землю по самую рукоять. Тоже рядом. Между двух берёзок, на привязанной к ним верёвке, висят трусы. Обгорелые. А вокруг тишь да гладь, да благодать.

У вас было ощущение, что вляпались, причём тогда, когда повернуть обратно поздно, да и никак? И во всём виновата она.
Вообще Кира сасная, но с пулей в голове. И сегодня тот самый день. Или почти ночь. Окей, го сначала.
— А давай на реку двинем, моржевать?
Я аж редбуллом подавился. Может ещё яйца, пасхальные, покрасить?
Оценив молчание как знак согласия, она продолжила, аж захлёбываясь от эмоций:
— Да ты чо, Дэн, там народу ща завались, все в прорубь сигают. Говорят, кайф улётный, ну и модно ваще.
Я не собирался поддаваться на провокации. Нырять в ледяную воду, чуть не нагишом, вылезая в куче пупырок, на глазах у толпы. Но упасть в глазах Кирки, которая то в горы за каким-то фигом лезет, то на чёртово колесо по десять раз за раз, то с парашютом прыгает (я за малым не обделался, когда рядом летел) не хотелось. Перед ней я из себя строил долбаного Кларка Кента, прикидывающегося ботаном.
— Дэн, я всё равно пойду, пусть и одна.

Тот самый момент, когда я почувствовал, откажусь —— и тогда в отношениях появится трещина, которая разрастётся со временем до Большого каньона.
— Ну чо ты, зая, го за полотенцами.

Кира обняла меня, взъерошив волосы на затылке, целуя взасос. В тот момент почувствовал себя дураком, но счастливым дураком.

Скоро мы прибыли на место. Всё, как и ожидал. Проруби крестами. Стар и млад сигают в ледяную воду, в купальниках и плавках. За малым вся станица собралась. Нас сразу зазвали к себе друзья, подруги Киры. Весёлые от горячительного и бурных эмоций. С чего такая радость, никогда не понимал. Рациональность веры явно преувеличивают. Чо за кайф можно словить с массового помешательства, вообще не врубаюсь. Эти, друзи, налили нам чего-то по стакану, и , со смешками стали подначивать. Не первый раз такая муйня творится, и всякий раз слово себе даю не вестись.

Оказался у проруби (иордань, по-научному), запоздало вспомнив, что на мне плавки с Микки маусом (убиться тапком в общем). По пояс (твоюжемать), по шею. Нырнул. И вечность накрыла меня с головой, будто покрывалом. А вода, сначала пробирающая ледяным хладом до самых печёнок, вроде бы потеплела. В ушах раздался звоночек, пора выныривать. Но тут меня будто схватили за ногу, потянув вниз со страшной силой. Приятели киркины шизанутые точно. Я им не нравился, потому что для них никакой не Кларк Кент, а ботан и есть. Попытался дрыгнуть ногой, получилось. Пробкой меня вышибло на поверхность.

Чо за дела? В воде плавают какие-то мохнатые мячи. А на песчаном берегу, растут пальмы. Всё, приплыли.

--Ула-ула!
С берега махали аборигенки в листьях. Подумал, что нечего выхухолем в воде торчать, выбрался и был подхвачен десятком красоток, понёсших меня куда-то на руках. Несли осторожно, сквозь дебри, хорошо, что недалеко. А то неудобно как-то. На широкой поляне стояли плетёные хижины, горели костерки, пахло одуряюще смачно. Вот где кайф.
Идиллию нарушил голый мужик с перьями на голове, вождь наверное. Ткнув в мою сторону обглоданой костью, завращал глазами. Вокруг появились другие мудаки. Тыкая в бока, подвели к колодцу, показав куда нырять.
Их было много. Прыгнул.

— Дэн, ты как?
— О'к.

Каждый сам кузнец своего счастья. Что накуёшь — то и будет. Знай себе — куй, куй, куй...
Клара не раз за этот год задумывалась о том, что было бы, если...
Если бы поехала тогда в Москву...
Если бы поступила как надо и куда надо...
Если бы, осмелев, попросила бы адресок у того парня, с которым познакомилась в том походе...
Если бы не бросилась, сломя голову, замуж за однокашника Сидорова, а потом за подполковника Штокмана, а потом за профессора Иванько...

— Если бы да кады бы, во рту выросли грибы, и это был бы и не рот, а целый огород.
Как мантру пробурчала Клара Захаровна, сердито стуча спицами. Вязание зашло в тупик. Пятка носка никак не удавалось. С упорством осла и выдержкой мула, любящая бабушка своими руками создавала подарок Андрюшеньке. Когда лицевые и изнаночные петли наконец-то приняли округлую форму пятки, связанная часть была уже похожа на кишку представителя крупного рогатого скота. С удовлетворением, Захаровна отложила работу в корзинку.
Само собой, к вручную и с любовью связанным носкам, под ёлочку для Андрюшеньки она подложит джемпер от "LC Waikiki", новый смартфон и коробку с конфетами.
А пока посмотрит про бразильские страсти. Готовясь окунуться в переживания о судьбе мужественного дона Педро Луиса Рамоса и прекрасной Анны Марии Хулианы Кончиты Марианны Консуэллы Беттины Кристобаль, Захаровна включила телек, но там на весь экран красовалась заставка с яркими квадратами. Переключила на другой канал — та же история. И на третьем, и на пятом,и на сто кто знает каком — квадраты, квадраты.
— Караул! — закричала Захаровна, — это ни в какие ворота! Триста с гаком каналов, а будто в прошлом веке — ни черта не посмотреть! Вот я вам устрою!
Кому и что собралась устроить Клара, осталось без ответа, потому что вдруг поперёк экрана возникло сообщение :






— Ну и шо за приколы от Мыколы? — удивилась Клара Захаровна, при этом ища на пульте заветную кнопку. Но той самой кнопки не было. Зато на экране телевизора исчезли все надписи, кроме одной

— Ну это ж совсем другое дело!
Обрадовалась Клара и, подойдя к экрану, ткнула пальцем в надпись. Стекло подёрнулось рябью, покрылось мелкой сетью и снежными точками, а потом неведомая сила засосала даму в плоскую диагональ телевизора.
Очнулась Захаровна у стойки бара, на песчаном пляже. Вокруг было шумно, людно и солнечно. В руках — штука похожая на бокал из кокоса, наполненная каким-то ароматный пойлом. А рядом — ооо! — мужественный загорелый и бородатый дон Педро Луис Рамос, пожирающий её глазами. Вот же нахал, куда только Кончита смотрит?!
— Моя дорогая, Анна Мария Хулиана Кончита Марианна Консуэлла Беттина, когда же ты наконец дашь мне свой окончательный положительный ответ? О, моё сердце готово разорваться в клочья при мысли об отказе! Ни дня, ни ночи, не проходит, чтобы я не думал о тебе, мечтая о нашем ранчо, и жарких объятиях и поцелуях! О,...!
"Вот свезло, так свезло! Я теперь Кончита. Ну держитесь, покажу вам такие страсти! А то мусолят уже тыща двухсотую серию, издеваются!"
Повернулась Захаровна к Педро, бросилась ему на шею и утонула в крепких объятиях, растворяясь в закате бразильского зноя.
Очнулась Клара в симпатичном халатике, на уютном диванчике, в прелестной комнате, в тысяча двухсот второй серии, пятнадцать минут которой голос за кадром пересказывал события предыдущих серий. Оттуда героиня узнала, что провела с доном Педро ночь в отеле, после чего любовник отвёз её домой. К ней.
— Вот жеж монтаж!
Из уст героини фраза прозвучала, как ругательство. Клара, то есть Кончита, осмотрелась и решительно вышла из комнаты в коридор. Захаровна услышала звонок, и поспешила за ним, как за белым кроликом, оказавшись в гостиной. Телефон трезвонил на журнальном столике. Клара подняла трубку и произнесла :"Алле!"

— Клара Захаровна Каменская?
— Я за неё (неуверенно сообщила Захаровна)
— Через пять минут к вам подъедет чёрный бумер под номером KZ059K, ждите звонка.

Вот так поворот! Гостиная поддёрнулась уже знакомой рябью, и наша героиня очутилась у окошка на небольшой кухне, между плитой и столом. Сзади кто-то заурчал, задребезжал, и , оглянувшись, Клара увидела белоснежный холодильник. За окном тоже раздалось дребезжание, которое всё больше нарастало, приближаясь. Повернувшись обратно к окну, Захаровна отдёрнула занавеску и , как есть, в махровом халате, выскочила из кухни в прихожую. Позади раздались звон разбитого стекла, треск и грохот кирпичей, фырчание мотора. Чёрный бумер, протаранив стену квартиры, застрял в темном кухонном пространстве. Из машины вышел крупный мужчина в чёрных очках и байкерском прикиде. Взяв с сидения автомат, он громогласно произнёс:
— Клара Коннар, мне нужны твоя жизнь и ключи от квартиры, где деньги лежат!

— Мама!
Заорала Клара, возясь в замке. Наконец, тот поддался и женщина выскочила в подъезд, выбежала на улицу и помчалась прочь, желая побыстрее покинуть жуткое место. Мужчина с автоматом последовал за ней, громыхая так, будто состоял не из плоти и крови, а как минимум, из цистерны с гайками и шурупами. Раздался взрыв, и из пылающего дома вышел киборг в обрывках байкерского прикида.
Во дворе железный дядька отобрал у какого-то парня мотоцикл и помчался за ускользнувшей Кларой.

А она тем временем забежала в бутик за новой одеждой. Повезло, что в кармане оказалось несколько тысяч долларов, а то так бы и бегала по улицам без платья и туфель. В одном махровом халате.

Через несколько минут из дверей чёрного входа бутика выскользнула фигура в элегантном бежевом костюме-тройке, соломенной шляпке и солнечных очках. Через плечо Клары Захаровны была перекинута чёрная дамская сумочка,в цвет туфель-лодочек. Пройдя несколько кварталов, женщина зашла в кафе и заказала латте. Она заняла крайний от окна столик и задумчиво разглядывала рисунок в чашке. Незаметно за столик подсел мужчина в чёрном пальто и шляпе.
— Клэр, не пугайтесь, но я хочу лишь предупредить. Карл давно жаждет украсть кораллы, оставленные вам бабушкой. Этот подонок нанял медвежатника. Завтра в полночь ваш сейф в особняке будет вскрыт.
Ничем не выдав удивления, Клара произнесла трагическим шёпотом:
— А в каком из моих особняков произойдёт чэпэ?
Собеседник ответил, недоумевая:
— Ну разумеется в том, который на Малой Звёздной, что на соседней улице. И, если вы добавите к обещанной сумме несколько лишних тысяч, я найду бравых ребят, которые отучат Карла Карлсона зариться на чужие кораллы. Кстати, правдивы ли слухи, что когда-то вы украли чей-то кларнет?
— Ничего подобного! Злосчастный кларнет мне подарил милый Чарли Чарлин, с которым мы познакомились в походе. Столько воды с тех пор утекло...
— Забавное совпадение, не так ли? Карл Карлсон, Чарли Чарлин — вам ни о чём это не говорит? Нет? Вы уже обдумали моё предложение, насчёт ответного хода?
— Я отвечу вам завтра, после второго завтрака.
— Тогда до встречи, мадам Иванько.
И незнакомец, надвинув шляпу на глаза, вышел из кафе.
Оплатив счёт, Клара Захаровна покинула кафе и отправилась на Малую Звёздную, не задумываясь о том, как будет искать там свой особняк. Зато в голове родились мысли о Карле Карлсоне. Проходя мимо зелёной кованой отрады, женщина остановилась, увидев яркие неоновые стрелки, а затем и мишень на воротах. "Мне сюда",— догадалась мадам Иванько, решительно подойдя к цели. На воротах были кнопка и окошко. Клара нажала на кнопку, окошко отворилось и оттуда выглянуло молодое веснушчатое лицо, так похожее на андрюшкино, что Захаровна всплеснула руками и спросила:
— А ты почему не на паре, внучек?
— Пароль не верный. Попробуйте снова, мадам Иванько, если это реально вы.
— Какие страсти-мордасти!
— Ответ верный. Проходите.

Лицо в окошке исчезло. Окошко затворилось. Ворота отъехали в сторону. Клара Захаровна проскользнула во двор. Ворота плавно закрылись.
Взору мадам Иванько предстал скорее готический мини-замок, чем особняк. Он был окружён мини-рвом, через который перекинулся мосток.
Величаво и гордо Клара Захаровна пересекла небольшую аллею с вязами, мосток, и вошла в распахнутые двери, которые затворил за ней бледный дворецкий во фраке и перчатках.
— Добрый вечер, мадам. Кушать подано в малой столовой, все ждут только вас.

Дворецкий вопросительно глянул на хозяйку, и она, догадавшись, подала ему шляпку и сумочку. Приятные ароматы подсказали Кларе верное направление, и она отправилась в малую столовую. Войдя туда, Захаровна уже не удивлялась. За большим столом в форме бублика, сидели не только дочь Танечка с зятем Сержем и внуком Андрюнником, но и усатый дон Педро, железный киборг-преследователь из боевика, незнакомец из кафе (всё в том же плаще и шляпе), а ещё неизвестный импозантный седой мужчина средних лет, похожий на Шона Коннери (который вдруг ей подмигнул).
Сложив "2×2" , мадам Иванько поприветствовала сидящих улыбкой, сакраментальным "Здрасьте" и села на свободное место рядом с седым "шономконнери".
В молчании раздавался стук вилок и ножей. Потом горничная принесла пунш, и, вместе с ним, потихоньку полились разговоры. Внучек Андрюшка горячо спорил с железным дядькой, обсуждая технический прогресс и нерентабельность человекоподобных машин. Зятёк задавал каверзные вопросы дону Педро, о Бразилии и серьёзности намерений увезти тёщу в страну диких обезьян. Дочь вела светскую беседу с человеком в чёрном. А Клара и Карл (да-да, тот самый) вспоминали юность, поход, и песни у костра.

Часы пробили полночь.
Кукушка стала куковать.
На двенадцатом "ку-ку" погас свет, а когда зажёгся снова, то посреди комнаты, в дырке от бублика-стола, уже стояла небольшая пушистая ёлочка. Под ней — мешок. А рядом — кто-то с бородой, в красном махровом халате, шапке и сапогах.
— Хохохо! — произнёс бородатый.— а сейчас каждый получит своё,а что — зависит от того, как кто вёл себя в прошедшем году.
Гость открыл мешок и бросил в дона Педро ананасом — бразильский мачо поймал фрукт как мяч и превратился в смуглого парня в спортивной форме. Второй подарок, в виде букета роз, полетел в сторону Татьяны, которая лихо приняла подачу, на пару с Сержем (они держали букет и улыбались). В сторону Андрюнника полетели ключи, но поймал их железный боевик, мотивировав это "Ещё ты на права не сдал, о юный падаван". Поэтому бородатый для Андрюшки вынул из мешка утешительный приз — новый айфон. Человек в чёрном плаще получил гитару и тотчас набрал на ней пару аккордов в стиле десперадо.
А Кларе и Карлу бородач вручил билеты в оперу.
Радостные и счастливые все обнимались, поздравляли друг друга, и закричали:"С Новым годом!"

Снова погас свет.
Часы пробили ровно час.
В возникшей тишине раздался зловещий шёпот:
— А теперь поиграем в прятки. Кто не спрятался — я не виноват...
Плеча Захаровны коснулась холодная рука, а шеи — чьи-то сухие губы.
— Карл, ну какой же ты торопыга!–страстно пробормотала мадам Иванько.— может, сначала выйдем отсюда?
— Не вопрос, детка,— хрипло хохотнул кто-то над ухом.
— Мама! — заорала Клара и, под аккомпонимент её вопля, рядом возникла вихревая воронка, засосавшая женщину в своё нутро.




— Мама! Спите что ли? Новый год на носу, а вы тут сериалы смотрите! Гляньте, какие я бульдыжки на холодец припёр! А какая кура...








19.12 — 28.12.2019

Чуб выскочил из подъезда и рванул к песочнице, наперерез лохматому чёрному псу. Тот опешил от такой наглости и присел, глядя ошалевшими глазами на рыжее недоразумение. Из окна ближайшей высотки вылетела шляпа и, спикировав вниз, упала как раз между псом и котом. Но в этот раз всё будет по-другому. Чуб схватил шляпу и побежал в ту сторону, куда обычно скрывался лающий нахал.

Это ж надо, целый месяц переживаний, дум, догадок, и всё без толку! Каждое утро из окна высотки пикирует шляпа, из подъезда выбегает пёс, хватает её и убегает. И что же?!

Кот прописался на подоконнике, смену караула сдавая попугаю Рокки, в перерывах на еду, сон и лоток. Но пёс не возвращался в подъезд, а утром всё равно выбегал за шляпой. Чуб и Рокки гадали, и не могли понять — когда и как хвататель шляп возвращается в соседний дом?
Чего хотел добиться кот, он и сам не знал. Наверное, просто спрятать или выкинуть подальше шляпу. Так она ему за месяц надоела! Глаза намозолила — век её не видать бы. Чуб бегал кругами вокруг высотки в поисках места захоронения шляпы. А за спиной раздавалось тяжёлое дыхание преследователя.
— Ггау, кот, подожди! Хххр… верни шляпу!

«Как же, разбежался!»— злорадно смеясь про себя, думал Чуб.
Правда, он несколько раз чуть не уронил добычу. Всё-таки кот не собака, а от шляпы ещё пахло нафталином и почему-то горелым молоком.
— Стой, рыжий, а то худо будет!
«Ну же, ну же, Рокки, где ты?»

И помощь пришла. Сверху на пса спикировала белая птица, отвлекая внимание на себя, кружась перед собачьим носом и ловко, а главное — вовремя, уворачиваясь и взлетая. А Чуб тем временем заскочил в подъезд, ринулся вверх по лестнице (и почему в этих старых высотках нет лифта?). Озарение пришло неожиданно. Чуб летел к точке икс, в странную квартиру, из которой швыряются шляпами. Сзади его преследовала лишь тишина, пёс видимо отстал.

Поднявшись на верхнюю площадку, кот растерялся, но тут дверь нужной квартиры приоткрылась, будто приглашая. Чуб, слегка колеблясь, осторожно зашёл внутрь. Обычная прихожая. Коридор. С дверями. Ориентируясь по запаху котлет, кот двинулся в сторону предполагаемой кухни. Но почему-то кухня на кухню была не похожа. Посредине комнаты стоял стол. На нём какие-то стеклянные штуки разных размеров и форм. А посреди стола — вещь, похожая на зеркало. Только странное (хотя что не странного ждать от нехорошей квартиры?) — вся поверхность стекла искрилась и сверкала молниями. Ещё пара таких же зеркал стояли в двух углах комнаты.
Чтоб рассмотреть поближе , Чуб зашёл в комнату, но тут услышал стук , дверь захлопнулась за спиной.
— Попался который игрался?

От неожиданности кот выронил шляпу и зашипел. И был подхвачен чьими-то руками. Как раз вовремя.
Из зеркала выскочил лохматый чёрный пёс , спрыгнув со стола (при этом две склянки упали на пол и разбились), возмущённо залаял:
— Док, этот наглый комок шерсти, ргау, украл шляпу.
— Успокойся, Бах, как украл, так и вернул. Ну-ну, тише. Давай лучше угостим нашего гостя котлетами.
Док, держа на руках Чуба, пересёк комнату, вошёл в одно из зеркал и они наконец-то оказались на кухне, впрыгнув в неё. И да, человек и кот вышли туда из зеркала, висевшего на стене. За ними выскочил пёс, на голове которого была шляпа.

Спустя час, сытый и обалдевший Чуб по-дружески беседовал с Бахом, на самом деле воспитанным и приличным псом породы уникальная дворняга. Оказалось, что док — непризнаный гений, решивший проблему перемещения в пространстве с помощью зеркал. Не вдаваясь в подробности (чтоб у бедняги Чуба «моск не взорвался»), пёс объяснил, что Док не только в квартире, но и по всему городу в разных местах установил зеркала-порталы (становящиеся такими благодаря особым свойствам особого вещества, разработанного тем же Доком). Как ему это удалось остаётся только гадать. Вот к этим зеркалам каждое утро и бегает Бах, проверяя на работоспособность — запрыгивая, заходя, путешествуя по разным местам города. А в конце концов через некоторые порталы возвращаясь в дом, не заходя в подъезд. Это своего рода тест, или квест. Ргау.
Боится ли он? Не, это весело. Однажды Бах попал через портал в одно кафе, а там был такой замечательный торт, огромный, белый-белый, вкууусный.
— А хочешь к нам, в команду? Однажды героем станешь, потом.
— Не, я бы с радостью, но никак. Понимаешь, Бах, график у вас такой строгий — с утра до вечера трудиться, не покладая ног. Работа опасная — а вдруг с другой стороны тётка с веником? Да и как я Рокки брошу, хозяева так вообще без меня пропадут, совсем.
— Эх, жаль. Ладно, давай я тебя провожу. Обычным способом добираться будем или…?
— Обычным, тут недалеко — всего-то вниз по лестнице на первый этаж, из подъезда во двор, а там и до дому рукой, тоесть лапой подать.
Они вышли из подъезда, лохматый чёрный пёс и пушистый рыжий кот.
— Пока, дружище!
— Пока, Бах!

И Чуб поспешил домой, поделиться с Рокки разгадкой тайны.

Клара Захаровна отдыхала на даче одна. Дочь с зятем умотали на моря, а внучок Андрюша с утра отправился на рыбалку и обещал вечером вернуться с богатым уловом. Наварив пятилитровую кастрюлю борща, пожарив пару кило котлет, бабуля напекла ещё немного оладушек для любимого внучка — небольшую горку, как говорится «на Меланьину свадьбу».

    Около пяти вечера, даже не попив чаю, Захаровна начала волноваться. Выйдя за околицу, она ходила вдоль забора, пока не приняла верное решение — заняться поисками Андрейки. Вернувшись в дом, Клара Захаровна взяла ружьё и патронташ, а после, затворив на замок всё, что можно было затворить, вышла в сторону реки.
    Ещё издали ей стали слышны песни и девичий смех.
«Никак Андрушенька с девками познакомился. А они окаянные задурили голову парню, домой не пускают» — подумалось Кларе, и она бегом бросилась на выручку внуку.
    Но на берегу реки Молочаевки сидели странные зелёные девки и плели венки из трав и цветов.



Захаровна моргнула несколько раз, даже ущипнула себя за руку. Зелёные девицы никуда и не подумали исчезать. Ещё и рассмеялись звонко, махнули Кларе, приглашая будто присоединиться — венки плести.
    — А ну молчать! Живо отвечайте, где Андрюша, внучок мой родненькииий…
       Переглянулись русалки, забулькатели, побросали травяные венки в воду, а Захаровне подали один, из цветков золотых сплетёный. Одуванчиковый.
        Надела Захаровна венок на голову и услыхала речи русалочьи:
— Паренька ищешь? Такого, в рубашонке клетчатой и коротких штанишках, натянутых по самое не могу? Так он ещё днём удочки вооон там, в кустах оставил, и ушёл в лес.
— Как в лес? Зачем — в лес?
— Знамо дело зачем — сегодня ночь дивная, купальская. Парни да девицы папоротника цветок ищут.
— Ах, Андрюнюшка, и чего ж это он удумал, окаянный?!
    Заголосила, запричитала Клара Захаровна, поблагодарила русалок, и побежала в лес. С ружьём наперевес. С патронташем. И венком одуванчиковым на голове.

— Ау! Ау, Андрюшенька, отзовись, внучек!
Из-за дерева тут выскочил мужичок, в лаптях, штанах полосатых и в рубахе с горохом красным на белом фоне.
— Ты чавой разоралась тут? Думаешь, раз в лесу — так и шуми—не хочу?
— Ой, мущщина, а чего вы из кустов выпрыгиваете, дам пугаете?
    Захаровна сдвинула венок набекрень и, с ружьём наизготовку, двинула на мужичка. Тот не испугался, а рассмеялся лишь и цыкнул:
— Охолони, Захаровна, нешто не признала, лесничий я тутошний, Тихомир.

Вроде признала Клара мужичка. Ну конечно же, не раз в дачном посёлке видала эту бородатую физиономию. То со Степанычем ( это тот, который через три дачи живёт) в картишки на завалинке перекидывается, то к одинокой вдовушке Дуське захаживает ( неприменно с букетом из каких-то полевых цветиков для Дульсинеи), или с кем-то из соседей разговоры у забора ведёт. Только звали его Тихоном вроде бы, или нет?
— Беда у меня приключилась, Тихомир.
И поведала Клара Захаровна о пропаже горячо любимого внука Андрюшеньки. Лесничий выслушал, посочувствовал, поругал вместе с бабушкой молодёжь непутёвую. И вызвался помочь отыскать Андрюника.


/А в это самое время горячо любимый внук, протаскавшийся полдня по лесу, уставший и голодный, вернулся на дачу и обнаружил, что там никого нет.
— Бабуль, ау!
Парень облазил домик до самого чердака, но бабка как сквозь землю провалилась. Пропали и ружьё с патронташем. Подтянув штаны чуть не до подбородка, Андрюник принял важное решение. Отправился искать Захаровну к соседке. Но, разбудив честной народ, бабушку в гостях не нашёл. Зато соседка, вдовушка Евдокия и её друг сердешный, Тихон Макарыч, посоветовали позвонить в милицию и предоставили в пользование свой стационар. Милиция, задав по телефону пару вопросов, посоветовала не волноваться, а перезвонить через три дня — загуляла, мол, бабушка и скоро вернётся, от какого-нибудь дедушки.
Андрюник пожелал соседям доброй ночи и вернулся на дачу. Положил в авоську батон хлеба, тетрапак с кефиром и бумагу «Богатырь», взял с собой ещё и фонарь с коробкой спичек, и отправился к лесу. Ну куда ещё могла деться бабуля, как не пойти искать внука?/


Захаровна и Тихомир шли через лес, в котором было на удивление не так уж и темно. В небе светила полная луна. То тут, то там, летали, сверкая как звёздочки, светлячки. Даже цветы в траве поражали красочной палитрой. На одним из кустов папоротника порхали то ли маленькие пёстрые птички, то ли сияющие неоновые мушки.

— А почему Дуська-то — Дульсинея, она ж по паспорту — Евдокия вроде?
Спросила Клара у Тихомира. Тот, помолчав чуток, ответил, что очень ему книга Сервантеса нравится. «Причём тут сервант?» — подумала Клара Захаровна,« или у него там одна книга всего?»
Мысли путались, тропинки петляли, светлячки летали вокруг, вырисовывая в воздухе то ли созвездия, то ли очертания причудливых животных.     Клара потеряла счёт времени, но не ощущала усталости — наоборот, идти было легко и даже весело.
— А куда мы спешим, Тихомирушка?
Спросила Захаровна лесника. Тот вроде опешил, но ответил :«Как куда, Кларушка? Цветок искать, который на папоротнике цветёт. Найдёшь, да и желание загадаешь — авось исполнится»
Что-то не то почудилось в словах проводника женщине, но что именно было не ясно, и вспомнить не получалось.
Но вот деревья расступились и взорам путников открылось озерцо, по берегам которого росли огромные папоротники, в которых без труда мог спрятаться взрослый человек. На одном из кустов Клара увидела цветок и подбежала к нему. Высоко. Пришлось Захаровне тянуться к цветику, встав на носочки (а она обладала отнюдь не миниатюрной фигуркой и имела рост больше среднего). Оказавшись в руках, добыча стала переливаться всеми оттенками красного, поражая чёткостью и плавностью линий, и дивным благоуханием. Клара воткнула цветок в венок из одуванчиков, и подошла к глади озёрной, полюбоваться красой неземной.

— Ай, какова! Хороша!
Воскликнул Тихомир, цокая языком. Надо же, совсем забыла о своём попутчике Клара. Как некстати он напомнил о себе.
— Дай хоть подержать цветочек, поглядеть на него...
Ох, как нехорошо загорелись глаза лесника, когда он молвил эти слова. Сам на себя не похож стал. Черты лица будто заострились, а нос и то больше клюву хищной птицы уподобился.
— Да зачем тебе этот цветок, Тихомирушка, неужели другой не найдёшь? Где один, там и другие небось цветут. Глянь, и вправду — вооон там, поотдаль — чуть не на каждом кусте красуются.
Завертелся лесник, закрутился, озираясь, будто пытаясь разглядеть те самые цветы.
«Нешто и впрямь не видит ничего?»— удивилась Клара Захаровна, пятясь обратно к деревьям.
А Тихомир повернулся к ней и умоляюще проблеял:
— Сорви и для меня цветок папоротника, Кларушка.
Охнула женщина и побежала через лес, а за ней по пятам помчался лесник, воя и стеная.
— Отдааай цветооок! Отдай!


/— Ау, Захаровна!
— Ауу, бабуляааа!
Надрывались соседи и внучок Андрей, фонарями подсвечивая тропинки. Тихон Макарыч вёл на поводке здорового породистого пса повышенной лохматости, ищущего следы Клары Захаровны./


Оглянулась Захаровна, а не лесник уже мчится за ней, а здоровенный зверь. И не волк, и не собака, а чёрте что. Чупакабра какая-то. Бежит, надрывается, а догнать не может, башкой в деревья бухается. Словно эти самые деревья движутся и дорогу чудищу заступают, а перед Захаровной расступаются. Но всё ближе и ближе окаянный, спасу нет от него.
— Да сгинь, пропади ты, нечистая сила!
В сердцах рявкнула Клара, сорвала с головы венок одуванчиковый , в который цветочек папоротника воткнут был, и бросила им в зверя, почти догнавшего её.
Занялось огнём чудище, а в пламени том корчился уже Тихомир, тщетно пытаясь спастись.

На шум прибежали какие-то люди, в ужасе глядя на жуткое зрелище. А мужик один, как две капли воды похожий на Тихомира, и вовсе бухнулся на колени и креститься стал. Отчего «лесник» взвыл ещё истошней, треснул по швам и вместе с пламенем исчез, как сквозь землю провалился. А на том месте, где был, обугленный клочок земли остался.

— Бабуль, а что это? Как это?
Спросил Клару Захаровну потрясённый внук. Внучек. Андрейка. Андрюник родименький.
Бросилась на шею внуку Захаровна, заголосила. Нашлась пропажа. Жив, здоров и невредим. Увалень высоченный. Косая сажень в плечах. Жениться ему пора, а он всё в шортах на подтяжках ходит. Клады ищет.
А это кто с ним? Ба, так вон она соседка, Дуська. И ейный хахаль, Тихон. Сидит, прислонившись к дереву, рассказывает что-то своей Дульсинее. А над деревьями солнышко красное встаёт. И где-то недалеко петухи кукарекают

— … брат-то мой всё клад в лесу нашем искал, с лопатой ходил, с компасом, с какими-то картами. Бывало с неделю пропадал, а то и больше. Возвращался злой, потрёпаный. Слова ему не скажи — ничего слушать не хотел. И папоротник тоже искал, в сказки верил. А однажды пропал Тихомир. Всем селом искали. Из города милиция приезжала,с собаками. С вертолётами. Ни следа. Двадцать лет уже минуло…

                                        ***
Продала Клара Захаровна дачу. Купила внуку квартиру в городе. Авось женится скоро, правнуки пойдут.

Тихон Макарыч и Евдокия Федотовна поженились и переехали в село. У жениха там добротный дом и яблоневый сад.

После того, как дочка с зятем приехали с морей, Захаровна отправилась в санаторий, познакомилась там с полковником в отставке, и вскоре тоже вышла замуж и переехала к мужу, в Ольховский район Волгоградской области. Говорят, там чудные места…

geo-storm.ru/...


27.07 —— 5.07.2019

То ли правда, то ли ложь, ни черта не разберёшь,
Только люди в старину в сказку верили одну —
В ночь Купалы каждый лес полон всяческих чудес.
Нечисть балует, шалит, зверь и птица говорит,
Даже листья и цветы шепчут что-то.. веришь ты?

Просто так, а может спьяну, но поспорили Иваны
На Купалу в лес пойти, диво дивное найти,
Да красавице Марьяне в дар его преподнести.
Только раз в году бывает — папоротник расцветает,
И сорвавшему цветок помогает сам Даждьбог,
Всё живое понимать и затворы отворять.
Принцы или дурачины были эти два детины —
Разницы как будто нет. Отыскать в лесу жар-цвет
Можно ль, если захотеть?

— Да бред это всё, что кусты цветут! И спор ваш зряшний, ни с чем вернётесь. Дураки одним словом.
Подытожила Елька. И чего только увязалась. Разве что посмеяться над братцем-оболтусом, да над дружком-соперником его закадычным. И что нашли в Марьянке этой Ваньша и Иванко? Уу, у приезжей и косы не золотые, как колосья пшеницы, и глаза не цвета неба, а чёрные как смоль. Да наряды пёстрые, одна юбка другой ярче. И песни поёт уж слишком развесёлые. И пляшет босиком. Ведьма одним словом, задурила головы брату Ваньше и Иванко, раздор между ними посеяла.

— Вот и шла б до дому.
Буркнул незлобливо брат, зыркнув на малую изподлобья.
Раздосадован Ваньша был не на шутку. Иванко как сквозь землю провалился, небось уже далеко к Анчуткиной гати ушёл, а он тут еле тащится, ещё и мелкая прицепилась. Хотя Елька и не помехой была, с её-то даром — с малку везло девчонке, удачу притягивать. Так, по толике. То в земле копается лопаткой да монетку старющую найдёт. То за грибами-ягодами в лес пойдёт с подружками — у всех корзинки полупустые, а у неё полнёхонька. А ещё любят её все в деревне, никто с ней ни разу не сва´рился. И не сказать, чтоб покладистая была, но… Елька она и есть Елька, что тут ещё скажешь. Только с Марьюшкой у них отчего-то сразу дружба не случилась. Так и зыркают друг на дружку, когда у колодца встречаются, разве не шипят как кошки.
Вот и брели по лесу, каждый о своём думая.

Смеркалось.
Впереди, между деревьями летали огоньки-светлячки. Над лесом поднялась бледноликая луна. А ещё огонёк показался. Вышли Ваньша и Елька на берег Анчуткиной гати, бывшего озера, а там возле костра и Иванко сидит — рыбу, насаженую на прутья, жарит. Глянул на друга, ничего не сказал, а Ельке улыбнулся и подмигнул. И то право — смешная она, Елька, взлохмаченная, на взъерошенного котёнка похожая.
Сидели, молчали, ждали непонятно чего. А потом на небе звёзды разом погасли, словно по волшебству и луна как будто больше стала. А сияние её, отражёное в глади Анчуткиной гати, легло серебристой дорожкой через эту самую топь.

— Ну, пошли что ли?
Первым поднялся Иванко, за ним Елька и Ваньша. Друг за дружкой ступили они на лунный путь и отправились по нему туда, где по рассказам стариков, в самой серцевине Анчуткиной гати, бывшей когда-то озером, находится островок, поросший диковиными деревьями и растениями. Там, раз в году, на Ивана Купалу, цветёт жар-цвет. А охраняют его птицы дивные.
Долго ли, коротко ли стелился путь до чудесного островка, неведомо, но оказавшись на нём, ребята с изумлением ахали да охали — среди деревьев со светящейся листвой росли неведомые цветы, похожие на огоньки. Летали птицы, чьё оперенье казалось пылало огнём-пламенем. И светло на острове было как в ясный день.

— А ну штаять! Хто такие, жива атвечать!
И откуда только взялись эти странные создания, окружившие молодых людей? Одетые словно папуасы, лохматые, носатые и вислоухие, они потрясали пиками и тыкали своим грозным оружием в сторону непрошенных гостей.

— Мы из соседней деревни, — ответил Иванко, — услышали о вашем прекрасном острове, вот и пришли посмотреть на чудеса.

— Ишшь ты, чудеса им наши падавай, а ну с нами вооон к тем кипалиптам, жива бегом.
Для пущей ясности, говоривший, ткнул мохнатым пальцем в сторону двух здоровущих деревьев, между которыми стояла изба. Обыкновенная такая, на кривых птичьих лапах.
                                                ***
— Значица за жар-цветом припёрлися, кхе. Ну и шта с вами делать? За просто так показать да отдать? А вот фигушки! Испытания пройдёте. И кто покажет себя, тому и цветок достанется.

— Давай свои задания, Ядвига Берендеевна (это Иванко вызвался)! Мы готовы хоть в огонь, хоть в воду, хоть… (а это Иваньша поддакнул)

— Вот жеж мо´лодеж, и откуда вы такие прыткие только берётесь?! Значица так, перво-наперво нате вам два сита, вот в ту бочку воды бегом набрали штоб.

Иванко повертел сито и так и эдак в руках, а потом набрал травы, выстелил им дно и из озера сьал черпать и к бочке бегать. Ваньша думал-думал и, походив туда-сюда вокруг избы, потыкав носком лаптя землю, наковырял откуда-то глины и замазал свою посудину. А потом тоже стал бегать от озера к бочке и обратно.

— Вот жеж оболтусы! Али умники? Ты-то пошто за ними увязалась, Еленка? Нешто остаться туточки решилась?
— Баба Ядвига, приезжая у нас появилась…
— Знаю, всё знаю. Да только зря на девку зуб точишь, ревностью маешься.

А тем временем оба молодца уже яро спорили у полнёхонькой бочки, кто ж первым заполнил её.
— Таак, робяты, хватит лупцевать друг дружку! Заданьице номер два — вон на ту высоченную сосну надо забраться и достать из гнезда жар-птицы перо, да принести его сюды.
И парни бегом ринулись к сосне.

— Зачем только людям цветок заветный, коли не знают они силы его? Ну пойдём штоли чайку попьём, с орешками?

Хорошо в гостях у бабы Ядвиги. Это снаружи изба кривая да неказистая, а внутри у ней светло и просторно. Скатерть самобранка на столе. Самовар большой, сияющий, пышущий паром. Плюшки, орешки да баранки. Вареньице клюквенное да смородиновое — в странных глубоких блюдцах. На печи котофеич чёрный как ночь, с глазищами зеленючими.
— Елька, а Елька, а хочешь сказку?
— Неа.
— Ну тогда быль слушай: как полезли два добра молодца на древо высокое, облака кроной пронзающее. Лезли, лезли, лезли, одёжу да кожу на себе обрывая, а вершина всё не кажется. Ужо и силы на исходе. На каждой ветке отдыхают, а ветви всё тоньше. И облака ближе, а вершина над ними где-то. Расступились облака и увидели молодцы гнездо жар-птицы. Обрадовались, рванулись из последних сил к заветной цели. Да оступился один из храбрецов и повис между небом и землёй. Едва успел второй его за руку схватить. Только не удержать дереву обоих.
Выбежала Елька из избушки, споткнулась на порожке, перекувыркнулась через голову и обернулась птицей огненной.


Полетела ввысь, увидала двух неказистых отроков человеческих, подхватила одного за рубаху, ринулась вниз со своей ношей. Не долетев до земли, бросила на траву-мураву. Снова вверх метнулась, да поймала второго на лету, чуть с мясом одёжу не вырвала, и этого отпустила у земли. А потом исчезла.

— Ну, готовы ль к третьему испытанию?
Пророкотала Ядвига. — Али обождать треба?

— А где Елька? Где сестра моя? — всполошился Ваньша.
— А нету Ельки, лес позвал её.

                                                ***
Отправились Ваньша с Иванко в глубь островную, лесную. Едва передохнув о правились. Напоила их Ядвига Берендеевна отваром из целебных трав, дала две котомки с собой (с хлебом да квасом) и удачи пожелала (усмехнувшись при этом).
Но недолго молодцы искали пропажу. Нашлась Елька на полянке васильковой. Сидит на пне, косы заплетает, песню жалостливую поёт. Увидала парней, улыбнулась, махнула рукой, позвала. Ступили хлопцы на полянку, а трава под ними закачалась, волнами пошла.

Что за напасть? Ухнул Ваньша в трясину, а за ним и Иванко. Коснулись ногами дна да пошли по нему, дивясь.
Вокруг красота невиданная. Домики ладные стоят, из ракушек. Водоросли что деревья, растут ввысь, к поверхности. Кони чудные безногие носятся туда-сюда, на спинах ребятишек катают.
А невдалеке терем расписной стоит, огоньками сияет.
Выскочили из терема молодцы с трезубцами, кинулись на непрошенных гостей, да схватили их. Другие приволокли странную штуковину, похожую на большую рогатку. Подтащили к ней Ваньшу и Иванко. Запустили ими, точно камушками, из рогатки этой. Вышвырнули на поверхность по добру-по здорову.
Приземлился Ваньша под дубом, а следом Иванко шмякнулся рядышком. Ох и ругались же они, да так, что травы вокруг увяли.

Глядь, а на дубу Елька сидит, хохочет.
— Ужо я тебя! — потряс кулаком Ваньша, —слезай, кому говорю!
А сестра ему только язык показала и в дупло нырнула. Полез Ваньша за девчонкой, ну и Иванко за ним. Хотя его уже сомнения гложили — Елька ли это?
Полезли хлопцы на дерево, да в дупло заглянули. А оттуда сила неведомая взяла и затянула тбоих внутрь.
Опять упали куда-то оба-двое. А вокруг темно как в … самую тёмную ночь. Ну куда во тьме идти-то? Только вперёд. Знать бы ещё, где оно это «вперёд» находится.

— Ваньша, ты тута?
— Здеся, а ты где?
Лбами треснулись знатно, аж искры полетели. А почти рядышком ещё одни. Да не искры кажись. Огонёк мерцает будто недалече. Вот и побрели молодцы на свет. И вышли на поляну, поросшую странными кустами, доселе невидаными. А на каждом кусте по цветку, жаром-пламенем горящему.
— Иванко, иди рви свой цветок.
— А что я? Ты, Ваньша, рви его.
— Да ну, сдался он мне. Ельку вот найти, а то дома мать, отец ждут..
— И Марьянка ждёт. Рви. А Ельку вместе искать будем, только б выбраться отсюда. Небось Ядвига спрятала, а травы в чае у неё неправильные. Вот и мерещится черте что.
— А может и цветка тогда нет. И поляны нет.
— Да ну, скажи ещё, что лежим в избушке да спим.
— Ну да. А давай вместе сорвём, а там будь что будет.

Сказано-сделано. Сорвали оба-двое цветок заветный. Загрохотало-загудело вокруг. И снова земля из-под ног ушла. Да сколько ж можно-то?!



                                           ***
Горит костёр на берегу Анчуткиной гати. Возле костра дремлют три отрока. Вот заухало-заахало где-то на болоте. Очнулись ребята.
— Елька, живая!
Закричал радостно Ваньша, подскочил к сестрице, подхватил на руки и закружил.
— Елька, а ты правда в жар-птицу обращаться можешь?
Восхищённо воскликнул Иванко, улыбаясь.
— Да ну тебя, привидется же такое, пойдёмте лучше до дому.

Погасили костёр. И пошли обратно в деревню. Эх, а как теперь Иванко смотрит на неё, аж в жар бросает. Или это цветок греет, который у самого сердца спрятан?..

Леший:
Лес — мои владения, я здесь бог и царь!
Люди это ведали и боялись встарь
Приходить непрошенно и хозяевать,
Знали как по батюшке лешего назвать.

На опушках кланялись, задом наперёд
Заходили попервой, каждый в свой черёд.
Не топтали травушку, не ломали дров
Попусту, по-зряшнему, без заветных слов.

А теперь с ружьишками скачут там и тут,
И волкам с зайчишками жизни не дают,
Бьют медведя сонного, травят кабанов,
Жгут костры огромные, не щадя лесов.

Поднимайтесь, белочки, лисы, барсуки,
Росомахи, ёжики и бурундуки,
Волки, мишки, зайчики — дать пора отпор
Наглому народишку. Кончен разговор.

Просыпайтесь ёлочки, ясени, дубы,
Сосны и берёзоньки, травы да грибы!
Цаство наше славное надо защитить
И в леса заветные людям путь закрыть.

Тайны наши древние сохраним вовек,
Чтобы разыскать не мог клады человек.
Чтобы в ночь купальскую девицы в венки
Папоротнико´вые не вплели цветки.

Гляньте, собирается у реки народ,
Пляшут, улыбаются, водят хоровод.
Развели костры, опять через них скакать
Будут с громким гиканьем, праздник отмечать.

И сегодня, на Купалу, столько дураков
В лес отправятся на поиск нашенских цветков.
Эй, русалки, приготовьтесь встретить знатно их,
Рады будут прочь убраться на своих двоих.
                   

Ганка:
День с утра был распрекрасный, вечер — хоть куда!
Появилась в небе ясном первая звезда.
Я желанье загадала и сплела венок —
Пусть со мной навеки свяжет жизнь свою милок.
У реки костры пылают, шумно словно днём,
Но в лесочек прогуляться мы пошли вдвоём.
У Богдана голос жаркий, руки горячи,
А в моей груди сердечко ноет и стучит.
И трава перины мягче, аромат цветов
Так дурманит, как Богдаши моего любовь.
                   

Богдан:
Ждал я праздника Купалы, Ганке намекал,
Что во сне её, в сорочке, у реки видал,
И купались до рассвета нагишом вдвоём.
Поняла ль мои намёки, погляжу потом.
Поначалу всё сбывалось, будто бы во сне —
Улыбалась хитро девка, подарила мне,
Из травы какой-то, странно пахнущий венок.
Я надел его и с Ганкой побежал в лесок.
У девчонки голос жаркий, руки горячи…
Только кто неподалёку воет и кричит?
Филин ухает? Иль волки спрятались в кустах?
Ганка что-то хрипло шепчет на моих руках,
А потом она обмякла. И раздался храп.
Положив её на землю у еловых лап,
Огляделся я — поляна вроде хороша,
Только что-то не на месте разум и душа.
Вот берёзка наклонилась, изогнулся клён,
Ель сильнее распушилась. Может, это сон —
И деревья ближе, ближе, не спешат ко мне?
Ущипнул себя и вскрикнул. Градом по спине
Льётся пот, и сердце в пятки ухнуло. Бежать
Надо быстро, без оглядки. Ганка где? Эх, мать!
                               

Леший и чёрт:
— Слышишь, дядько, мы поймали двух людей в лесу,
Что-то там они искали в сумрачном часу.
На одном венок надет был из разрыв-травы.
— А цветка в венке том нет? И сказочной листвы?
— Нет, но может потеряли, или не нашли?
Как, войнушку отменять нам? Или поспешить?
                               

Битва у реки
На Ивана, на Купалу, у реки народ
С песней, с плясками, водил дружно хоровод.
Вдруг из леса вышли звери и чудовищ рать,
Стали выть, стенать и громко на людей рычать.
Бабы в голос заорали — звуковой волной
Монстров смыло прочь с поляны. Мужики гурьбой где-то веток наломали, сунули в костры,
Замахали боевито. Крики, вопли, рык
Огласили всё пространство, словно грянул гром.
Черти, люди, волки, бились. Дым стоял столбом.
На холме, поотдаль, будто важный генерал
Леший в чёрной треуголке, свысока взирал
На эпическую битву , за его спиной
Дуб и граб стояли молча, скрежеща корой.
И казалось, что не будет битве той конца,
Только принесло на речку Прошку-кузнеца.
Прохор был мужик серьёзный, не любил шутить,
Всё, что смог, привёз в телеге — ворогов побить.
Похватали люди вилы, топоры, мечи.
И продолжилось сраженье страшное в ночи.

Так оно б и продолжалось, только из леска
Вышла девица нагая с цветиком в руках.
И застыли люди, звери, весь лесной народ.
Показалось им, что солнце над землёй встаёт.
Ганка, рассмеявшись, встала рядышком с отцом
И тотчас же зашептала вместе с кузнецом:
— Утро вечера мудрее, пусть разрыв-трава
Всё исправит поскорее, разнеся слова
Вдаль по свету…

Леший плюнул, треуголку прочь
Бросил оземь.
И мгновенно стала тихой ночь.

Поднялся рассвет над речкой. И очнулся люд.
Живы и здоровы. Черти подле не снуют.

Так закончился Купала. Было или нет
То сраженье. Только трое могут дать ответ.

У курицы одной из десяти яиц
Цыплята вылупились всем на загляденье,
Хотя последний получился птиц
Не то, что странный — недоразуменье.
И вроде тоже жёлтенький комочек,
Но пух-то во все стороны торчит,
И если испугается сыночек,
То ультразвучно сразу же пищит
Да так, что и на лапах перепонки
У птиц дворовых лопнуть норовят...
— Не, цэ ни кур, подсунули детёнка
Чужого в твою кладку... выгонь, мать!

А квочка над цыплятами хлопочет,
Надеясь до последнего,
А вдруг!
Уродец станет как другие точно,
Не вызывая внешностью испуг.
Но, в птичьем мире как в людском иль хуже,–
Коль в чём-то ты окажешься отличным,–
Затопчут, заклюют, насрут к тому же
На бошку или в душу...
Так привычно
Культурным птицам стало попинать,
Поддеть уродца, высмеяв пред двОром.
Да что чужие? Сёстры,братья,мать –
Внимают глупым птичьим разговорам.

И вот однажды собрался совет
Гусынь, индюшек, уточек и кур –
Решивших, что убогим места нет
Средь птах приличных.
Эта свора дур
Пред матушкою нашего ЛохПуха
Затем явились, чтоб его изгнать.
Вон, за калитку, вышвырнули, злюки.
И червяка не дав ему дожрать.

Поплёлся Лошек по дороге пыльной,
Просторы мировые покорять,
Пушистый, кривоногий и субтильный.
Пришлось ему учиться выживать:
МошкУ ловить и пить из грязных лужек,
В которых так хотелось утопиться.
— Эй,ты такой откуда странный, друже?
Окликнул как-то кто-то.
— Что за птица?

ЛохПух увидел чудную компашку –
Безухого кота с полухвостом,
Синющую как море черепашку
И с ними мышь косую, с рюкзачком.
— Четвёртым будешь в нашем балагане?
Ты вроде, как и мы. Особый тоже.
С изъяном типа. Не чурайся, парень,
Идём-ка с нами!

В одиночку может
И выжил бы ЛохПух, я утверждать
Конечно не берусь, бывает всяко...
Но вместе как-то весело шагать
И по просторам, и по буеракам.

Квартет чудной где только не бывал
И там, куда б его не заносило,
Концерты на потеху публике давал:
Так ЧереПаха по жестянкам била,
КоТс на гармонике губной играл,
МышШ на свирели, ну а сам ЛохПух
Какую-нибудь песню напевал,
Желательно негромко, чтобы слух
У слушателей вовсе не пропал.
И если обходилось, то в финале
Продуктами расплачивался "зал",
Чтобы артисты не оголодали.

Но и обратное (увы…) случалось –
Швыряли гнилью всякою в артистов,
Толпой набить им мордочки пытались,
Особенно лохматого солиста.
Но всё же хохотали зачастую
Над черепахой синей и котом
Безухим, полухвостым.
Мышь косую
Жалели и цыплёнка с хохолком.

Давали кров им в зимние морозы,
И в проливные осени и вёсны;
И в снег, и в град, и в засуху, и в грозы...
Короче, относились даже сносно.

— Чего талант наш пропадает втуне?–
В который раз КотС поднимал вопрос
И было решено уже в июне
Отправится в столицу "всяких грёз",
Которая звалася Хуллевудом.
Там ежегодно в летние деньки
Забацывали Ярмарку.
— Не худо ль
Нам раздобыть игрою медяки.
До этих пор едою всё платили,
Не спорю — сытно. Только не звенит.

И медленно, но верно, в путь отбыли
Друзья — за славой и деньгой.
Они
О мелких неприятностях забыли...

А Хуллевуд их встретил теснотой,
Неоном вывесок и шумом улиц,
И выхлопами разного авто.
Артисты поначалу ужаснулись,
Но шок прошёл, и двинули они
На поиск Хуллевудской музплощадки.
По месту самой крупной толкотни
Нашли её. И вроде всё в порядке
Сперва происходило: инструмент
Достали из мешков своих артисты
И заиграли типо до-ре-ме,
А Цыпля загорланил голосисто.

И публика в восторге вся была,
В ладоши била и вопила "браваа!"
Команда наша прямо расцвела,
Так похвалюшки им пришлись по нраву.
ЛохПух, который Цыпля, так "на бис"
Раз пять иль шесть старался для народа.
А зрители:
—Давай, зажги, артист!
Ну как поёт! Во глотка у урода!

Концерт закончился, в ведро монет
Артистам нашим много накидали
(Рублей и центов, тугриков и йен,
И даже франков парочку в финале).
Отправились артисты на постой
В какой-нибудь отель определиться,
Но не дошли. Пять человек толпой
Их на подходе встретили. Таиться
Никто не думал. Был неравен бой.
Отобрана вся выручка дневная.
Бандиты испарились. Трио в вой:
— Где наш ЛохПух девался?

КотС, стеная,
Помог МышШу и ЧереПу подняться,
И в подворотню как-то забрести.
— Придём в себя мы здесь немного, братцы,
А после надо б друга нам найти.

То в хуллевудских кинах всё так просто,
ГГ полуживые гадов бьют,
Спасают мир и на обломках после
Какие-нибудь песенки поют

А наши приуныли и не сразу
Почуяли от мусорки подвох...
Оттуда вдруг какая-то зараза
Как вылезла, в ошейнике от блох.
— Пардоньте, господа, я тут случайно
Узнал, вам помощь сыщитска нужна.
Я пёс служебный, типо на заданьи,
Но помогу, коль хороша цена.

— Кака цена?! мы сиры и убоги,
Нам даже не на что купить пожрать!
Нет денег на обратную дорогу,
К тому же друга надо выручать...

— Яплакаль, ах как грустно и печально.
Ну, ладно, помогу вам, чем смогу,
Но только прям сейчас пообещайте,
Что если мы прищимим хвост врагу,
То всё, что в логове его отыщем —
Мне за работу будет отдано.
(Я умиляюсь, что за честный сыщик,
Герой геройский будто из кино)

И острый нюх полицеймана-дога
По кличке Адов Пёс привёл друзей
Окольными путями до порога
Развалин под названьем Куллезей.
Они втихую пробрались в руины,
Где проходили тайные торги.
Там в клетках маялись зверятки дивны —
У коих третий глаз иль три ноги,
Иль тело льва, а морда обезьяны,
Иль клюв с рогами и змеиный хвост.
Короче, все, кто родилсЯ с изъяном.
На них за это был немалый спрос.
И спор за цены в самом был разгаре,
МышШ спёр ключи. Конечно, повезло!
Они ЛохПуха скоро отыскали,
Открыли клетку...
А вот тут пошло
Ну не по плану как-то. Звери, воя,
Вниманье привлекли. И кутерьма
Такая началась, что и герои
От страха чуть не сдвинулись с ума.

И бросил кто-то на солому факел.
Так запылало ярко всё вокруг!
Смешались люди, звери.
Клетки настежь
МышШ открывал в запале, жаль ж зверюг.
И прочь из Хуллезея на свободу –
Друзья и Адов Пёс, и прочий «люд»,
И зверемонстры, в общем, тьма народу.
Кто б ждал, пока пожарные спасут.

Но как это?! Наш Лошек ранен что ли?
Огнём охвачен, да не потушить.
Вопит пронзительно ЛохПух от боли,
Катаясь по земле, но всё ж горит.
Друзья его водою окатили,
Но погасить то пламя не смогли.
Лишь пепел да зола, смешавшись с пылью,
Остались от курёнка. В той пылИ
Ни клювика, ни гребешка смешного,
Похожего на странный хохолок...
Нет больше Цыпли, друга дорогого...
Винится каждый в том, что не сберёг.
Но что это? Бесформенная масса
Шевелится в пыли? Белеет кость,
На ней моментом прорастает мясо...
Невероятно!
Что вдруг началось:
Все начали в испуге разбегаться
И тут раздался голосок родной:
— Куда же вы бежать собрались, братцы!
Вы что не видите, ведь я — живой?!

–Ты ль это, Цыпля?
Верят и неверят.
Стоят и смотрят на него в слезах.
Пред ними ни цыплЯ уже теперя,
А яркий, дивный, сказочный Жар-птах!

Вот это поворот! Не ожидали?
Был ЦЫпля гадок и страшон на вид,
Но не иначе чудом как, в финале
Он оказался Феникса подвид...
Ура! Конец настал и этой сказке,
И где-то там застряли между строк
Мораль с цитатой — мол, не верьте глазкам!
Снаружи — пепел, в глУби — огонёк...

16.06.2017г.

Загрустила бабка Ёжка
немножко...
Вот сидит,глядит она
из окошка,–
Но не радуют её
ни дубрава,
Ни цветы вокруг,
ни разные травы.
Ванька с Машкой вот
решили жениться,
Василиса же живёт как царица
В чёрном замке у Кащеюшки рОдного,
Лишь Ягусенька одна
всем негодная:
И ни Леший не придёт,
ни Горыныч Змей,
Чтоб проведать,только чёрт
Лазит к ней.
Да зачем он окаяный Ягусеньке?
С пятачком, копытцами да малюсеньким...
интеллектом, поболтать о погоде лишь...
Бела света не видать. Всюду — гладь да тишь.

Но однажды пронеслась весть нежданная
Что Кащея извела окаянная,
распрекрасная его половинушка,
Эта курва и подлюка, Василисушка.
Ой да горюшко свалилось на Ёженьку,
Подкосились вмиг обе ноженьки,
Зарычала аки зверь страшным голосом:
— Отомщу и не прощу!!! Эх, попомнишь всёоооо!
Кот Баюныч с нею в погреб залезал
И котёл достать оттуда помогал
В том котле колдунском без огня
Зелье-варево кипела аж три дня
И три ночи...
                а Яга, мешая ложкой,
Бормотала заклинанья осторожно,
Монотонно, чтоб не ошибиться,
И притоптывала,с ритма чтоб не сбиться.
И слова те никому не слышны были...
На четвёртый день Яга бессильно
Повалилась оземь, отрубилась.

Вот тогда-то всё и приключилось–
Васька оказалась во столице
И на ней арап хотел жениться,
Увезти её в гарем подальше
От землицы расчудесной нашей,
В да´ли, сказкой не обременённые.
И пропала б в той стране негодная,
Да видать хранит судьба ли, фатум ли,
Василиску, гадину патлатую
Уж Ягуся все проклятья страшные
Насылала на красотку, да каждое
Сжить могло в мучениях со свету
Сволочную Василиску эту!
И нашла Яга заклятие верное,
Да не просто старое, а древнее,
То, что применял уже Кащей
К ненаглядной жёнушке своей.

Только надобно бы к ней подобраться,
Чтоб за всё навеки вечные расчитаться.
Эх, охрана у царицы из витязей!
Разве просто во дворце пред ней выползешь?!
И нашла Яга Левшу поселкового,
Чтоб со ступою её чего толковое
Сотворил кулибин этот, механикус.
–Ух! Добраться бы к тебе, окаянная,
Превращу из раскрасотки в чудовище
И скорее поселю на болотище,
Будешь там своей красой похваляться
Пред такими же лягушками кривляться!

Села в ступу, еле-еле дождалася.
Помелом на радостях размахалася,
Полетела к замку друга погубленого –
Изводить кащееву возлюбленную.
На подлёте к замку по кнопочкам
Стала тыкать кулаком безостановочно
(Позабыв советы и инструкцию,
Чуть не развалила всю конструкцию))
Невидимость быть должна ею включена,
Только видимо Ягуся тож "везучая"–
И совсем не та система сработала,
И полёт был прерван над воротами.
И со ступою Яга приземлилася,
Только ступа-то под ней развалилася.
Видит сад Кащеев, а в нём и девицу,
Пригляделась — вот она, царица...
Подкралась к дурынде сзади Ёжка,
Из мешочка вынула немножко
Порошка коричневой окраски
И на голову его Прекрасной
Василисе сыпанула много,
Прошептав: "Туда тебе дорога,
Где не ходят люди, гладь да тишь,
И колышется один камыш..."

Запищала Василиса тонко,
Обернулась мелкой лягушонкой,
И переместилась на болото.
Как была проделана работа,
Бабка Ёжка радостно заржала,
Но... вдруг на балконе увидала
Чей-то профиль слегонца костлявый
С саблей вострою в ручонке правой...
И друг дружку обгоняя, мысли
В голове у ней возникли быстро.
— Во Левша, ну мастер удружил
И каку свинюку подложил!
Получаица шта не Кащей
Наказал "её" тогда, ей-ей?!

И Яга тихонечко, ползком
За ворота ринулась. Потом
На метлу потрёпаную села
И к Левше скорее полетела.
Там перед умельцем разрыдалась
Всё ему поведала, хоть малость
Приврала, о Ваське умолчала...
Что же всё-таки Яга рассказала?

То,что ступа у неё-де сломалась
И она к Левше за тем обращалась,
Да не вышло ничего вон хорошего,
И та ступа занесла её в прошлое...
— Ну давай, Левша, выручай меня!
Чтоб сварганил что-нибудь за полдня,
И закинул обратно, несчастную...
— Речь твоя, бабуся, напрасная,
Даже суток мало для работы!
Три быть может, где-то до субботы,
С перерывом даже, день седьмой,
Как ты знаешь верно — выходной.
Там ещё хотя бы три денька
Провозиться, чтоб наверняка...

Смастерил за сутки, не спеша,
Ступу новую Яге Левша,
Дальше стал приборчик мастерить,
Чтобы в будущее ей назад отбыть.

А Ягуся, чтоб не заскучать,
На метёлке начала летать
Утро каждое. В один из дней
Увидала Ваньку на коне,
Скачущего отчего-то к лесу
За своим каким-то интересом...
–Батюшки, так это ж за стрелой
Он торопиться в болото, к той,
Что засела среди камышей.
Ну-ка, погляжу... да и вообще...

Проследила Ваньки похожденья,
С лягушонкой к папке возвращенье...
И решила свой косяк исправить —
Василису с Ванькою оставить,
Для Кощея подыскать другую,
Пусть и не такую молодую,
Но не хуже(яблок молодильных
Съесть штук пять).
Любила очень сильно,
И давно, костлявого Яга,
Он про то не ведал нифига.

Уж неделя быстро пролетела.
Выполнил Левша на славу дело:
Он в приборчик функций напихал–
Хоть в любое время, хоть в астрал,
Хоть на сказочные луны лётай
(если в том появится охота)...
И за Левше Ягуся — в дар —
Наварила травяной отвар,
От всех хворей, явных и неявных,
И секретом поделилась славным.
А потом, нажав на кнопки смело,
Счастье людям делать полетела.

Для начала — в день, когда в печурке
Сожжена была царевны шкурка...
Вжик! И вот Яга кружит над лесом,
Выжидая Ваньку, с интересом.
Приземлилась дальше, подождала,
И его "случайно" повстречала.
— Что ж, Ванюша, скачешь ты кругами,
Ну, признайся, только между нами,
На уроках географий спал,
Иль чего-то под столом пинал?
На-те компас с картой, сокол ясный,
И шуруй, следя за стрелкой красной!
Я без задней мысли помогаю,
Патамушта добрая такая...

Вот Иван-царевич поклонился,
На коня вскочил и удалился,
Прямо поскакав, к медведю с дубом...
Прискакал и видит — лесорубы,
Топорами машут, матеряться,
На Потапыча идя....боятся.

— Вы откуда, дровосеки, взялись?!
И по что к медведю привязались?
Дуб вам чем,.болезным, помешал?

Меч Иван заранее достал,
Сделав мину важную при этом.

–Дык, сундук с сокровищем Скелета
Тутычки закопан под корнями –
Сказано в ответку мужиками.
— Барин, ты один штоль али нет?

— С бабкой Ёжкой! Вон, средь туч — просвет
Видите? Колдунья там летает
И за нами с неба наблюдает.
Если кто надумает бузить,
Может сразу к ней туда отбыть!

Меж собой мужи посовещались,
И подальше от греха подались.
Подошёл к Ивану Михаил,
По-людски ему проговорил:
–Ты, Иван, не ведая былого,
Снова удивил меня немного.
Ну тебе-то и не надо знать,
Что ещё Ягуся поменять
В нынешнем смогла,.да и в грядущем,
В ступе лётая. Так будет лучше...
Не про вас, людей, такое знанье.
Помогу я выполнить заданье.

Изумленью Вани нет придела,
Только мишке он ответил смело:
–И на том спасибо!
Поднатужась,
Приподняли дуб с ведмедем дружно,
И достав сундук, обратно древо
В землю ткнули, затянув напевно
Что-то грустное, аж прям до слёз.
Глядь, а дуб уже корнями врос
Там, где надо.
Вот так чудеса!
А Иван тут за сундук взялсЯ,
Приоткрыл…
Оттуда — мать честнАя!
Лезет муть неясная такая –
Чудище со множеством голов...
Описать его не хватит слов:
Бошки всех лесных зверей на нём,
И притом при тулове одном.
Пасти скалятся, да все с клыками.
Отскочил Ванюша, кинул камень
Сдуру. Меч достал из ножен,
И кругами начал осторожно
Обходить монстряку слева, справа,
Чтоб найти на чудище управу...
И Потапыч со спины зашёл,
Снова дуб он обхватил за ствол,
Вырвал, горестно вздохнув, и сразу
Стал по бОшкам тут лупить заразу.
И царевич тоже не отстал,
Резво он мечом своим махал.
С двух сторон мутанта одолели,
И когда свалилось наземь тело,
Лопнуло с таким противным хрустом,
Словно перезревшая капуста.
А из брюха вылетела птица.
То ли перепел, то ли синица.
Но Иван уже совсем устал,
Даже лук и стрелы не достал,
Так вдогонку бросил меч той птахе,
Что ей ноги обрубило на*уй.
Вспыхнула синицеперепёлка,
Полетела вниз стальна иголка.
Шапку Ваня уронил устало,
И иголка на неё упала.
Во удача! Иль магичит кто-то,
В облаках зависнув в ступолёте?

А и впрямь, Ягуся приземлилась,
И к Ивану с просьбой обратилась:
— Вань, а Вань, отдай-ка мне иголку,
Всё равно тебе она безтолку,
Ну убьёшь Кащея ненароком,
Как бы смерть его не вышла боком...
Ладно, признаюсь, виновна я,
Мною заколдована твоя
Василиса, не при чём Кащейка...
И мечом меня, коль хошь, убей-ка...

Меч царевич опустил и плечи,
Услыхав Яги такие речи,
Сел на камень, вдумках заблудился,
А потом к Ягусе обратился:

— На тебя я зла держать не смею,
Коль не ты — не встретился бы с нею...
Если б лишь однажды не сглупил –
И сейчас бы с Василисой был.

В ступолёт они залезли вместе.
В замок, за ивановой невестой,
Прибыли. Иван скорей в темницу
Побежал, освобождать девИцу.
А Яга — к Кощеюшке — виниться.
Мол, люблю, на мне давай жениться,
Для тебя, Кощеюшка родной,
Стану я красоткой неземной,
Молодильных яблочек нажрусь,
А откажешь — в речке утоплюсь...
Повлияли ли на то угрозы–
Оба крепко обнялись и в слёзы.
Вместе чудных яблочек поели
И на двести лет помолодели.

Ну а что Иван и Василиса?
Выбрались спокойно из темницы,
Нечисти нисколько не мешая,
Вышли прочь из замка. Неплохая,
К слову сказано, была погода...
Не настал ещё конец похода.

Как же временные парадоксы?
Ведь Яги теперь уж две. Вопросом
Этим и Кащей задался тоже,
И решил, что всё исправить должен.
Но, когда он колданул, то ахнул,
Да от счастья посохом бабахнул
Так, что искры в стороны летели.
Оказалось, вот в чём было дело:

"Лишняя" Ягуся испарилась,
Не под землю словно провалилась,
А растаяла как будто сон, —
Был закон Природы соблюдён!
Почему ж та, а не другая?
Я сама того не понимаю...

А Иван с невестой воротились,
Батюшке, как должно, поклонились.
Он их заново благословил,
И устроил грандиозный пир.
Свадьбу очень пышную сыграли,
Ели, пили, весело плясали.

Этой сказке, может быть, конец...

Герои:

Баба Яга mistich.ru/...

Кощей Бессмертный
1. https://schci.ru/koshchey.html
2. https://xn----8sbfgf1bdjhf5a1j.xn--p1ai/3517-koschey-bessmertnyy-chto-znachit.html

Василиса fb.ru/...

Иван царевич https://schci.ru/Ivan-Carevich.html

Левша, медведь, разбойники — герои второго плана ))

Когда Василисе уже надоело
Костлявое слишком кащеево тело,
Она из шкатулки иголку достала
И просто, не думая долго, сломала.
А после уселась на каменном троне
Пошарить решив в своём телефоне —
Мол, что в нашем мире сегодня твориться.
Узнала, что Ванька надумал жениться
На Марье-искуснице.
            –Вот же засада!
Скорее себе возвращать его надо!

Но тут на экране возникла Яга.
— Ты чо проявилась? Исчезни,карга!
— Я туточки шобы предупредить.
Не смей Ваньке с Машкой ничем навредить,
А то щас явлюси к табе, тваюжмать,
И карму подправлю, устанешь латать!

Экс-жаба кивнула Яге, та исчезла
С экрана. А Васька дальше полезла
Искать по сети себе ухажёра,
Чтоб не нищеброда и не мажора,
Не среди сидельцев, законников, думцев,
Маньяков, извратов иль вовсе безумцев.
Такого, чтоб ух! Огого! Или — ах!
Ну в общем сложняк рассказать в двух словах,
Чего ей хотелось, о чём ей мечталось,
Хотя вроде это сущая малость.

Короче, чтоб был от неё без ума
И чтобы влюбилась в такого сама
По самые уши (как раньше болтали)...
Она слезла с трона, прислуге сказала,
Чтоб не беспокоили, в спальню вернулась
И снова в тырнет с головой окунулась...

А там ё-моё! Такое творится!
На ком захотел — сразу можешь жениться,
Без брака, без всяческих заморочек,
Хоть сколько!
«Фигня какая-то точно
Везде происходит, — подумалось Ваське,
Я в а*уе как изменилася Сказка!»

На авке глядишь — Ален фон Делон,
В реальности хлюпик какой-нибудь он,
Иль этот красавчик с кудрявой бородкой
Окажется вдруг грудастой молодкой.
У третьего фотки торчат на странице,
Такие, что после ночами не спится,
А сам страхолюдный как орков орда.

— Ужель не найду себе никогда
Нормального мужа иль просто мужчину,
Без всяких изъянов, не дурачину,
Красивого, умного...богатыря!
Иль я в интернете копаюся зря?

Решила отправиться на передачу,
Чтоб ей помогла Гузеева значит.
В венце, сарафане — прикид аля руссо,
Напялила кольца, накинула бусы.
С собой двух кикимор она прихватила,
Навроде подруг. Ковёр расстелили
Втроём, на него и — под облака!
Отправились Ваське искать мужика.
В столицу лишь к вечеру прилетели,
Но на передачу всё же успели.
Троих женихов подобрала Лариса
Для нашей прелестницы Василисы.

Был первый красавчик — глаз не оторвать,
Он начал глазами её раздевать,
А сам заодно выяснял про прописку,
Наследство от мужа и дальше по списку...

Второй был серьёзный, в очках и с портфелем,
На маму глядел и мямлил несмело —
Такая, мол, им хозяйка нужна,
Которая всё на свете должна:
Стирать, убирать, готовить три раза
На день, и во всём всегда без отказа,
Послушна, тиха, скромна, молчалива,
Умна, хороша, но не блудлива.
И слушаться маму, бесспорно, она
Не просто обязана, обречена...

И третий , хоть с виду вполне так обычный,
Одетый неброско, но в шмотках приличных,
А что-то в нём чуточку напрягало,
Скорей настораживало, чем пугало...
Быть может, простые бабьи капризы?
Он слишком хорош был "от верху до низу",
Хотя — в чём, неясно, подвох затаился.
А впрочем понравился он Василисе.
И замуж, и жить к себе сразу позвал,
Беречь и любить её обещал.
Хороший и скромный Абу ибн Сина,
Вполне симпатичный и сильный мужчина,
Сказал, что семья — это святое,
И будет детей у них двое иль трое,
И дом у него огромный в Марокко,
И будет ей там не одиноко,
Семья, мол, немаленькая у него.
А больше не стал говорить ничего.

Сомнения были у Васьки, но сердцу
И телу её хотелось согреться
В горячих, надёжных и сильных руках,–
Поэтому страхи все
           посланы на…
                       и далее были.
Сгорая от страсти
И чувств самых разных, решилася Васька,–
И выбрала этого ибн Сину.
Из студии вместе ушли, к лимузину
Её он подвёл, дверь открыл, влезть помог,
А дальше на Ваську упал потолок —
Тьма тмущая, мрак. Короче, она
Отправилась скоренько в царство сна...
Очнулась в постели, не бита, не мята,
А рядом жених её бородатый
И тётки, укутаные по глаза.

Абу ибн Сина "невесте" сказал:
— Вставай, Васылисушка, майо солннцэ!
Вот это ещо маи жоны, знакомся!
Мы завтра отправимся вместе домой
Всей дружной одной щасливой семьёй!

Отпад! Василиса вернулась в астрал,
Очнулась. Повсюду какой-то вокзал,
Какие-то люди вокруг, там и тут.
Под руки её "тётки в чёрном" ведут.
И будто она замотана тоже,
Как в кокон, в такую же точно одёжу.

"На помощь!"–хотелось орать Василиске,
Но крик её был наподобие писка.
Никто не поможет. Никто не услышит.
Никто никогда Василису не сыщет.

Не слышат её геройские дяди,
и даже, пардон, Паровозов Аркадий,
который детей спасает от бед.
Сейчас у героев (возможно) обед...
Но доблестный фОрумгский сыщик Одамов
Был нечистью нанят найти одну даму–
"Наружность славянская. Синие очи.
Высокого росту. Красивая очень."
Прошла информация, что "девицу"
Хотят увезти навсегда за границу
Третьей женой какого-то ибна
То ли араба,то ли талиба.

Нюх, интуиция, проведенье–
Хр*н разберёшь! Но, без сомненья,
Что-то на след навело сыскаря,
В общем работал весь день он не зря!

Вычислил. Прибыл на место. И быстро,
Не привлекая вниманья "туристов",
К ним подошёл и сказал тихо он:
–Аэропорт, господа, окружён.
Василису Бессмертных, гражданку страны,
Без выкрутасов отдать нам должны.

Бабы завыли, которые жёны.
Ибн какой-там, всполошённый,
Что-то хотел возразить, вынув нож.
Только Одамова тем не проймёшь,–
Треснул с размаху ибне по ручке:
–Блайт! Прекратить эти подлые штучки!
Йайтса тебе отобью на амлет!
Понял, небритая морда аль нет?!.

Сделал Одамов всё по заказу.
Спас Василису. За это алмазов
Пять получил и восемь рубинов.
В Марокко вернулся Абу ибн Сина.
Нечисть от счастья забацала праздник.
Всё хорошо,чудесно,прекрасно...

Только вот Ваське ночами не спится–
Видимо ей Африка снится.
Эх,не пошла она под венец...
Значит пока ещё не КОНЕЦ.





Продолжение
avtor.net/...

Иван Царевич вроде царским сыном был,
Однако чудаком среди людей прослыл
Как где-то что-то как-то приключится
Так в том Иван успеет отличиться.
                   
                            ***

И было у царя три сына переростка.
Давно пора бы мужикам жениться...
Но то ли не хотелось, то ль загвоздка
в том состояла, что не те девицы
встречались им. Или сыны царёвы
не там искали, не по тем местам
ходили и скакали? Право слово,
о похожденьях их судить не нам.

А царь был стар, и загорелся блажью
На внуков поглядеть и их поняньчить.
Потребовал сынов себя уважить,
Ребром поставив эту сверхзадачу.

— Ану-ка, хлопцы, кажный луки взяли
И по стреле пустили кто куда!
Затем помчались и стрелу сыскали,
А бабу, что найдёт её, сюда
Пред мои очи — буду всех женить!
И неча вякать! Ну! Закройте пасти!
Я царь или не царь уже?! Итить!
И спорить не могите! Труд напрасный...

Понуро в поле вышли мужики
(Недогуляли и недолюбили)
Хотя их души ныли от тоски,
Но свово батю эти парни чтили.
И каждый кто куда пустил стрелу,
А после — на коня — и от столицы
Старшой примчал к боярскому столу,
Второй поспел к купеческой девице.

А младший как? Скакал и день, и два,
Стрела сквозь землю словно провалилась...
И конь уже бредёт вперёд едва,
И на Ивана наползла сонливость.

Он зол как чорт, как тысяча чертей!
Но от усталости едва за стремя
Руками держится...и всё быстрей,
Как ему кажется, проходит время,
А уж посёлков даже не видать,
Избушек одиноких нет в округе —
Ну как скажите парню отыскать
В безлюдном месте верную подругу?

Вот в лес он углубился... нафрена?
Чутьё, верняк, иль стрелка непростая,
Иль медовуха заговорена?
(НЗ Иван всегда с собой таскает)
Что лес описывать — деревья, травы,
Мелькает живность разная средь них.
И где здесь запад, север, лево, право?
Иван невзубногой в вещах таких...

Хотя, вон мох растёт... со всех сторон
На каждом ствОле, муравьёв не видно...
Земля как будто мягче, верный конь
плетётся еле-еле... так обидно –
БратьЯ небось пред батюшкой давно
С девицами предстали, отчитались,–
А он, Иван, прям по уши, в гавно
залез, попёршись в сумрачные дали.

И лес кривей и будто реже стал,
И травы не такие всюду что-то...
Иван из думок вылез: "Во попал!.."
И впрямь — попал. Забрёл он на болото.

— Мой Буцефал, вертаемся домой!
Тропиночку отыщем и адью.
К папаше в ноги брошусь. Бог ты мой,
Ужели он кровиночку свою
Не пожалеет? Сменит гнев на милость
И даст ещё мне погулять чуток.

–Иванушка,ау!
                Перекосилась
у парня вся харизма.
                                    Из порток
он на коня чуть не взлетел со страху.
Потом опомнившись, вертеть башкой
Туда-сюда стал, в поиске девахи,
Забредшей в топь.
Не видно ни одной
               души вокруг...
–Ппц! Накрыли глюки
иль бес какой глумится надо мной?!

Под ноги глядь, а там сидит лягуха
И тычет в его сторону стрелой.



Ойюуй! Ивану стало ещё хуже,
Сбледнул с лица, слезы не удержал...
Лягушка снова:
"Коли станешь мужем
Мяне, то в руки быро-быро взял,
И прочь отседа валим поскорее!
Да, кстати, я царевна,если чо,
Вот пострадала, млин, от рук Кащея...
Ну отказала, ну назвала чмом–
Так этот остов ни на что негожий,
Обиделся и злобу затаил,
И только предоставилась возможность–
Заколдовал, в лягушку превратил..."

Царевич отхлебнул ещё из фляги,
Отцовский взгляд смурной припомнил к месту
Платочек вынув, положил бедняга
В него свою зелёную невесту,
За пазуху засунул, к сердцу ближе,
Взял под узцы коня, жених горюя,
Домой бредёт, склоняя взор всё ниже,
И перед встречей с папкою очкуя.
Ни похвалиться нечем, ни сказать
Чего-то в оправданье нет отцу
Ужель с лягушкою судьбу связать
И с ней идти, в руках держа, к венцу?

Да что ж он ненормальный иль чумной,
Чтоб жаба девки показалась краше?
А может вправду, из лягушки той
Девица выйдет? Али нет? Как страшно...

Перемотаем действия и акты:
Иван дошёл до дома и до ручки,
Ушёл в загул немного, и в антракте
Валялся в коматозе.
Неразлучно
Лягушка с ним была, увещевая:
"Погодь, Иванушка, не топни в горе".
Но братья ржут, и жёны их... и тает
Надежда на конец счастливыЙ вскоре.

Лягушка в банке спит, Иван в постели.
А тут царю очередная блажь–
Пирог с ковром чтоб к трону на неделе
Припёрли жёны. Ванька взмокнул даж.
Как? КАК?
С такими лапками хоть тесто
Месить, хоть плесть ковёр, его "жена",
Которая пока ещё невеста,
Хоть за неделю, хоть вообще должна?

Вопрос резонный, а ответа нету...
Ложиться ночью пьяный вдрибадан.
И вот, очнувшись где-то на рассвете,
Пирог увидел радостный Иван,
И прислонённый к стеночке ковёр.
Схватил и бате побежал вприпрыжку.
А там уж рты раззявил целый двор,
Пытаясь каждый уложить в умишке
Такое чудо-чудное. Никак...

Царь всем заказам произвёл сравненье,
И вот, в конце концов, и вышло так,
Что у Ивана лучше угощенье,
И коврик краше прочих во сто крат.
Доволен царь-отец, а братцы в думках–
Откуда за ночь повезло достать
Пирог с ковром младшому недоумку.

Папаша же вдруг объявляет пир
Забацать где-то дня через четыре,
Чтоб праздник получился на весь мир,
И чтоб никто не откосил от пира.

Намёк был тонок, но Иван понЯл,
Куда направлен, потому печально
В свои хоромы молча пошагал.
Ждала уже лягушка:
"Вань, пол бала
Ты будешь без меня там зажигать,
А я оденусь и намарафетюсь,
И уж к полуночи выходь встречать
И вылезти поможешь из кареты".

Иван вздохнув, махнул рукой и пиво
Из ледника достал, всего литрухху,–
Давно не веря ни в какое диво,
Залился, и догнался медовухой.

Назавтра встал, умылся, расчесался,
Почистил зубы, нацепил наряд,
И во дворец на бал Иван подался.
А там уже столы и вкось, и в ряд.

Питья и яств на них — не перечесть,
Гостей полно и шастает прислуга.
Едва нашёл Иван куда присесть,
К нему с вопросом всякий:
"Где супруга?"
Сочувствие выказывая вроде,
Но за спиною давятся смешками.
Ивану и уйти б, да не уходит.
Ах, что же так гремит за воротами?!

Как будто бы слышны раскаты грома?
Все к окнам кинулись,кому видать,
Галдят:
"Карета эта незнакома...
И что за краля в ней — не отгадать..."
Иван кричит:
"Моя то лягушонка,
Аль не признали?"
Ну все гости ржать:
–А не шикарна ль эта коробчонка
Для гопоты болотной?..

— Цыц! Молчать!-----
Уж царь не выдержал и рявкнул тихо,
Но так что все немедля замолчали,
Припомнив, что не нать будить-то лихо,
А царь хоть стар, но всякое бывало...

И входит в залу девица такая,
Что от красы той глаз не оторвать
Мужчины на пол челюсти роняют,
А женщины...
коль тут же убивать
Одним лишь взором было бы возможно,–
Бедняжка б померла уже раз двести.
Иван глядит смущённо и тревожно
(Со стороны как идиот, вот честно)
Внутри него клокочет ураган,
От верха и до самого прям низа.
Подходит к ней:
"Халлоу, айм Айван"
Включил наполную свою харизму.

— Не парься, Ваня, я и так твоя,
И до утра царевной буду вроде,
Потом придётся походить опять
Лягушкой, но недолго, где-то с годик.

К отцу и братьям подошли.
Довольный
Знакомил Ваня их между собою:
Царь был в восторге, братья и их жёны
Не очень как-то... главному герою,
Который Ванька, было лично пофуй...
А дальше танцы были до упаду,
Тут он сказал, что как-то ему плохо
И отлучился. Терем их был рядом,–
По улице бежать ну метров триста,
Лишь за угол свернуть — всего-то дел.
Иван бежал на удивленье быстро.
Домой ворвался, сразу углядел –

Лежит на стуле лягушачья шкурка.
Он — хвать её скорей двумя пальцАми,
И, улыбаясь, зашвырнул в печурку.

Во вспышке света, жаркой, словно пламя,–
Явилась перед ним его невеста,
Крича о том, что он нетерпеливый,
Не дал ей шкурку доносить, и вместо
Того, чтоб с ним жить долго и счастлИво–
Она сейчас окажется далече,
В Кащеевой неволе, аж в темнице.
А он, Иван, коль хочет новой встречи,
Должон спасать её поторопиться.

Пропала, как пригрезилась. Ивана
Опять кручина одолела, только
Куда идти, в края какие, в страны
Искать кощеев замок, как иголку
В приличном стоге сена...
иль не надо?
Он что, себе другую не отыщет?
Да около любая будет рада
И не одна, а сотня или тыща,
Красоток встанут в очередь за ним.
Но, вот уж собирается в дорогу,
В походное одет, как пилигрим,
С котомкой, с посохом...
коня б, ей богу,
Хоть взял бы штоле? Оу, сообразил!
Котомка за спину, вскочил на сивку,
Со всеми попрощавшись, он отбыл
На подвиги. Вот скачет конь ретивый.

А на пути, откуда не возьмись,–
Старушка древняя как пирамиды,
Иван издалека:
"Посторонись!"
Но толь глуха, то ль не подала виду...

Иван коня пред ней остановил
На землю слез, и подошёл поближе,
Поскольку старших уважал (и чтил).

— Никак царевича Ивана вижу?
прошамкала старуха.
— Ты, милок,
Хоть десять лет ищи свою невесту,
Пройдя иль обскакав мильон дорог,
Да не отыщешь, потому как место,
Где замок похитителя стоит,–
Поможет указать клубок волшебный...

Стал у царевича печальней вид:
— И верно, в помощь не мешало мне бы
Такое чудо где-то раздобыть.
Закис. Завис. А дело уже к ночи.

— Иван царевич, некогда грустить,
ведь у меня как раз с собой клубочек...

Старушку Ваня поблагодарил
И на коня вскочив, клубОчеК кинул,
Тот покатился и, что было сил,
Иванов конь за этой целью двинул.

А навигатор — через поле, в лес
(Мдя, всё ж коня мы взяли сгоряча...).
Гроза всех похитителей невест
Спешит за ним, и до паралича
Спугался б враг, коль в сей момент видал
ИвАнов грозный и бесстрашный вид!
ГГ наш на полянку прискакал,
А там избушка странная стоит.
И сразу не понять, в чём странность та...
Ах да, стоит она к Ивану задом.

–Эй, кто-нибудь! Не, ну вообще бардак!
А ну, избушка, развернись фасадом,
Пардон, лицом — ко мне! Ага, вот так!

Вдруг дверь избушки с грохотом открылась,
И на порожке, с фингалОм и злая,
Лохматая баб Ёжка появилась:
–Эт хто тут мне избушку повертае?!
Ща как схвачу и в печку прям с нагаме
И жеппой запихну я наглеца!

— Хозяюшка, помилуйте, бог с вами!
Иван я,мтретий сын царя-отца.
Давайте мы отыщем компромисс,
Подисскутируем, вопрос обсудим,
Ну неужели пожилая мисс
Так бессердечна и жестока к людям?

— Ты шо, больной?! Чаво мине несёшь?
Не в курсе чоль, шта я нечиста сила?
Как дам чичас! Костей не соберёшь?
Чаво припёрси на сваей кабыле?
Ну ладна, чо там у табе случилось?

— Кащей мою похитил Василису...
Лицо Ивана вновь перекосилось
От огорченья.

— Вот жеж адска крыса!
За мною подь,не бойси—истоплю
Табе я баньку,после–накормлю,
Винца аль водочки ишшо налью,
А на ночь колыбельную спою.
Кхе...кхе...шутю. Сам понимаешь,Ваня,
Живу одна вот в энтой глухомани...

И,положив клубок чудной в карман,
Пастись коня оставив на поляне
Зашёл в избушку к бабушке Иван.
А за беседою она Ивану
Поведала большой-большой секрет:

Мол, смерть Кащея на конце иголки,
Игла в яйце, яйцо то ль в воробье,
То ль в утке, утка–в зайце... ходят толки,
Что всё это запихано в сундук,
Закопаный под дубом древним очень,
А подле, на иванову беду,
На страже Бер, который днём и ночью
Глаз не смыкает. Мимо проскочить
Никто ещё не смог (и не пытались).
Но Ваня резво на коня вскочил,
На том они с Ягусею расстались.

Не буду долго вам перечислять
Препоны на пути у приключенца.
Из ямы волка он сумел достать,
Орла от коршуна спасти. Невеста
Его поди давно уж заждалась...
На берегу реки увидел щуку,
Которая сама бы не спаслась,
Без кислорода подыхала в муках –
Иван её обратно в воду бросил,
За это обещала впредь она
В любой момент откликнуться на просьбу,
Что от Ивана поступить должна(?)

И за клубком скача´, явился к дубу
Царевич — на коне, с мечом в руках.
С коня он слез, завидев мишки шубу,
Затем хозяина её...
"Нунах!
И этим биться мне сейчас придётся?!
Но что поделать, как ни жаль природу,
Другого средства в мире не найдётся,
Чтоб к дубу с сундуком добраться сходу".

И битва началась. Нет, бой неравный:
Иван — с мечом, медведь — лишь с грубой силой.
И стало скоро как-то стыдно Ване
За этот факт довольно некрасивый
(В реале сей дурак давно бы помер,
На части порван и валялся б кучей.
Но то,что это –сказка, мы ведь помним?
И потому ГГ у нас везучий).

Короче, бросил меч Иван в сторонку,
Медведю до земли прям поклонился.
И пожалел тогда медведь мальчонку
И даже умилённо прослезился.

Брехаю дальше:
            из земли, с корнями,
Дуб вырван был. Ивану бер помог.
А там, в открывшейся огромной яме
Лежал сундук, закрытый на замок.

Царевич молча почесал затылок,
А мишка рыкнул, и замок сорвал.
Когда они сундук вдвоём открыли –
Оттуда заяц, выскочив, сбежал.
Иван из лука выстрелил вдогонку,
Какое там, косого не догнать...
Но вдруг из леса выскочили волки
И тутже стали зайку окружать.

Айяй! Ушастый весь пошёл "волнАми",
Меняя облик прямо на бегу –
Ввысь селезень метнулся над волками.

Иван опять согнул свой лук в дугу.
Попал! А птицы в небе больше нету,
Уже яйцо (ну на тебе сюрприз!)
Летит куда-то, рассекая ветер...
Куда — неясно, но что точно — вниз!
Упало в реку. И Иван на берег,
Запыхавшись, скорее прибежал.
Стоит и вновь глазам своим не верит–
Ужели это всё?! Конец? Финал?

Герой геройски скинул всю одежду
И с косогора в воду сиганул,
Нырял и дно обшаривал, в надежде
Найти яйцо. Да чуть не утонул,
Когда в воде зелёные девчонки,
За ноги и за разные места,
Хватали и смеялись звонко-звонко,
Над тем, что нету у него хвоста.
Он вырвался, хоть не без сожаленья,
Но жажда жизни всё же победила,
На берег выполз. Лёжа на каменьях,
Дрожало тело и местами ныло.

Как одевался сам уже не помнил
За что-то будто зацепился взор:
На плоском камне тонкая иголка.
Взял в руку, а по ней "бежит" узор...
Та иль не та? Забыты все напасти,
Иван присвистнул — рядом, как огонь,
Чудесной, непонятной масти красной(?)
Явился тутже посторонний конь
Из совершенно незнакомой сказки.
Копытом в нетерпеньи оземь бьёт.
Скорей, Иван, взлетай же на савраску,
Скачи к врагу! Заканчивай поход!

Игла в коробочке, а та — в мешочке,
Мешочек — к поясу привязан крепко.
А под копытами — то степь, то кочки...
И приближается Кащея крепость.

Ворота. Да какие, млин, ворота!
И каменными стенами окрУжен
Кащеев дом. Попасть туда — забота
И труд нелёгкий, но пробраться нужно!

Ужель всё зря?! А конь-то под Иваном
Вдруг разбежавшись, высоко скакнул,
И так, как только в сказке и бывает,
Ворота те легко перемахнул.

А там, за воротами, пир горою,
Полным полно веселья и гостей,
Которым нет и дела до героя.
Здесь собрались злодеи всех мастей,
Да и других, не злобных персонажей,
На удивленье Вани, до хрена.
А эпицентре, всех милей и краше,
С каким-то чахликом — его жена.

Иван мешавших разбросал, как кегли,
Метнулся к паре прямо по столу,
А на бегу он, чуть ли не мгновенно,
Из закромишка вытащил иглу.
— С тобою, щуплый, не хочу я драться!
Я слабых, хоть и магов, не луплю!
Но если хочешь ты в живых остаться –
Верни мне ту, которую люблю!

— Ты что, больной?!
    Испортил людям праздник,
Припёрся в гости, без звонка, без стука,
Без приглашения! И всё напрасно,
Вертай назад!
–Ах ты, костлявый, сцуко!
Не для того я пёрся в эти дали,
Чтоб развернуться и уйти обратно,
Без Василисы! Приготовься, падаль,
Тебя и без иглы убью, понятно?!

— Остыньте, мальчики...
Вань, на два слова...
Ты слишком долго шёл сюда за мной,
Я года три назад была готова
Стать для тебя лишь одного женой...

— Как это три?
–Ванюша, ты в пути,
Счёт времени наверно потерял...
А я вот тут Кащеюшку простить
Смогла. И даже многое понять...
И не смотри, что с виду он тщедушный,
Зато не курит, и совсем не пьёт.
Не истеричный, и не малодушный,–
Как кое-кто... а ты — наоборот.
Стыдился ты, когда была лягушкой,
И брагу литрами, как воду, пил,
А как увидел, что могу быть лучше,
Не утерпел и шкурку-то спалил...
Кричишь, что любишь...
А — кого? Скажи же?
И как ты понял, вот она–любовь?

Иван стоит и взор его всё ниже...
И горько так от Василисы слов.
Он развернулся и пошёл к воротам,
Что распахнулись сразу перед ним.
И путь его, сквозь дебри и болота,
Домой лежит. Не бит и не гоним,
А всё ж с осадком на душе обратно,
К царю-отцу ведёт его дорога.
Да, может нам чего-то непонятно,
Да вот Царевич понял видно много.


Пусть он в пути стал и сильней, и твёрже,
Пусть изменился к лучшему — но всё же
Для этого сначала он от дома
Пройти три года до Кащея должен был.



Продолжение
avtor.net/...




Зы. Ээх, в угоду рифмам и настроению правила фонетики и грамматики были временно забыты. Сама в осадке хотя и рифмы тут слегка плавающие
Зыы. Публикую заново, потому что треугольник оказался «магическим» (или не лепится на место, или не снимается после редактирования)

Игорь Станиславович не спал всю ночь, в ожидании нового дня. Опять срывались съёмки передачи. Накануне неизвестные вандалы похитили из сейфа товарища Прокопенко важнейший артефакт — алмазный череп трёхглазого гуманоида. Мастерски выполненный представителями неизвестной цивилизации такого уровня, который и наши современные умельцы не повторят, и технически никакая лазерная установка не осилит, череп имел вытянутую форму, почти лошадиных пропорций. Вместо зрачков в глазницы вставлены неизвестные науке драг.металлы — красного, жёлтого и зелёного, цветов.
Полиция не нашла ни следов взлома, ни посторонних отпечатков пальцев, кроме отпечатков самого телеведущего. Сейф был тщательно вытерт жидкостью неизвестного происхождения, аналогов которой не существует в современной фармакологии. С полом в кабинете произошла та же история. Кроме следов владельца, оставленных при обнаружении кражи,и явившихся по вызову стражей порядка, чужих не было. Очевидно, пол также протёрли неизвестной субстанцией.
Потому и прибывал в глубокой печали Игорь Станиславович.

А в это время Клара Захаровна занималась икебаной. У неё получился потрясающий букетик, который тотчас был вставлен в оригинального вида «вазочку». Рядом с рабочим столом флористки стояла упаковка экспериментального чистящего средства «Доктор П »

Васька ещё раз глянул на остаток яблока и выбросил огрызок за борт. Раздался плюх. По воде пошли круги. Раз, два, три. Дед цыкнул на внука, буркнув «отжеж егоза» и опять уставился на поплавок, погрузившись в свои думы. Лодка слегка покачивалась на волнах, солнышко в небе светило, весна была в самом разгаре. Тяжко вздохнув, Васька в который раз пожалел, что отправился с дедом на рыбалку. Скукота. Сидишь в лодке, сжимая в руке удочку. Рыба клюёт вяло и неохотно. Поплавок и не думает тонуть. А деятельная натура Васьки требовала движения, каких-нибудь.событий.
Вдалеке послышался гул. Мальчишка оживился и навострил уши. Звук нарастал, было похоже, как будто кто-то включил дрель и теперь сверлил ею окружающее пространство, проделывая в нём дыру в другое измерение. Дрррррр. Громче, громче. Вот уже Васька представил, как они с дедом проваливаются в тартарары и оказываются на космическом корабле. Он —герой, вместо удочки в руках — световой меч, которым Васька налево и направо сражается со всяческими монстрами. Дрррррр. Мимо промчалась моторная лодка. Васька посмотрел ей вслед с разочарованием.
—Ээй!
Дед встрепенулся, но опять задремал. А Васька задумался, что это был за «ээй!». Он словно воочию увидел табор цыган, кибитки на колёсах, пёстрые шатры. Вот к парнишке подбежала весёлая молодая цыганка:
— Эээй, молодой, да красивый! Хочешь, погадаю!
А Васька отнекивается и зачем-то смущённо ей протягивает ромашку. Тьфу ты, привидется же такое.
Что это? В нескольких метрах от лодки Васька увидел в воде нечто странное.
—Дед, а дед! А что это за рыба?
Дед открыл глаза, прищуриваясь.
— Мать честная, сом что ли? Или налим?
Нечто мохнатое плыло прямо на них, колыхаясь на волнах. Оно было похоже на голову какого-то непонятного зверя.
«Лохнесское чудовище!» —обрадовался Васька, представляя себя на первой полосе районки. Но дед похоже не разделял его радости, а, схватив вёсла, изо всех сил
погрёб к берегу, подальше от напасти. Дррр. Давишняя моторная лодка плыла обратно, а затем рыбаков из неё окликнули:
— Эээй, вы тут ананас в воде не видели? Случайно за борт упал.
Дед с внуком переглянулись и расхохотались.





П.С.обязательное использование в тексте слов:
Ананас
Удочка
Дрель
Ромашка
Весна
Цыган

https://fabulae.ru/contest.php?id=236

№2 )ура))

Я никому не рассказывал эту историю, потому что сам едва помнил о ней. Точнее, постарался забыть, отодвинуть в самый дальний и тёмный уголок памяти. Тогда ещё я был ребёнком, и был лишь Алан и Джин Паркер, один против целого мира, а произошедшее могло оказаться только игрой воображения.
Тем жарким летним днём лучше было посидеть в прохладном кафе и съесть два, или три стаканчика мороженного. Хотя мама считала, что давать ребёнку сладкое в дальних поездках — все равно что лить в костер бензин, она купила мне огромный рожок, наполненный фисташковым лакомством. Но настояла, чтоб я съел мороженое в кафе, потому что не хотела отмывать наш фордик от липкой сладости. И я ел его так быстро, как мог, глотая холодные куски. А потом, когда мороженое уже не лезло, давился им. Потому что оно стоило денег. Потому что моя мать работала в закусочной, потому что она еле содержала нас, потому что она не могла давать мне в школу четвертак на горячий обед, потому что… чёрт возьми! Этих «потому что» было так много. Но с тех самых пор я ненавижу фисташковое мороженое.
Денег всегда не хватало, но мать продолжала курить, и не смогла бы бросить эту чёртову привычку, даже стоя на краю могилы. Я понимал это уже тогда, хотя был двенадцатилетним сопляком.
Денег не хватало, даже на новые трусы и я носил старые с заплатками, но тем не менее, в тот день мы ехали в парк ужасов, чтоб посетить «Лабиринт страха» и «Чёрный замок», остров, населенный пиратами-зомби, кладбище с ожившими мертвецами и множество других жутких и пугающих развлечений. Я давно канючил, выпрашивая у матери поездку. Многие ребята в школе уже не раз были в парке и хвастались своей крутостью, рассказывая об этом. Я канючил, канючил, канючил и получал подзатыльники от Джин, но всё же она сдалась.
И вот мы были там. Зная, что вся окружающая нас жуть ненастоящая, я ощущал себя героем, предвкушающим момент, когда сам буду рассказывать о мрачных зомби в рваных обносках, отвратительно смердящих и гремящих костями. О монстрах, пытавшихся схватить меня и утащить в мрачный склеп. Всю мистику рушила только мать, время от времени дымящая очередной сигаретой. Она уже тогда была толстой, а жара донимала её и нервировала. И тут мне в голову пришла удачная идея , я улучил момент и «сошёл с тропы» на одном из поворотов лабиринта. «Алан! Алан!» — голос матери слышался какое-то время за спиной. Но я свернул налево, потом направо, потом ещё раз налево и оказался в небольшом зале, похожем на пещеру, на другом конце которой виднелся выход в следующий коридор. На стенах кое-где были закреплены факелы. Сами стены казалось поросли мхом или лишайником. Я не сильно разбирался в биологии, но эта хрень едва светилась, то ли сама по себе, то ли от пламени. Посреди «пещеры» был какой-то небольшой водоём, что-то вроде болота, потому как от него ужасно смердело тухлыми яйцами,. Вдобавок ко всему на поверхности этой тухлятины то и дело появлялись пузыри и лопались, издавая ещё больший смрад. Я подошёл к краю водоёма, чтоб разглядеть поближе эту мерзость, но не заметил даже своего отражения на поверхности. Но зато увидел возникший рядом пузырь, который лопнул , обдав меня липкой тёмной слизью. «Вот дерьмо!» — воскликнул я, но затем заорал во весь голос, потому что появившаяся из зловонной жижи грязная образина схватила меня и потащила в болото. Ничего себе шутки! И это часть аттракциона? Я отбивался неизвестно от чего, молотил его ногами, пытался зацепиться руками хоть за что-то. Но тщетно. Я вопил, захлёбываясь криком, зовя мать и хоть кого-нибудь на помощь. Незнакомец возник словно из неоткуда, вырвал меня из рук твари и хренью, похожей на огромный тесак, отсёк той сначала верхние, а потом и нижние конечности. «Иди-ка ты отсюда, сопляк» — проскрежетал мой спаситель, одетый в рваный сюртук и такие же штаны. Левой рукой он поправил треуголку и осклабился, показав чёрный провал рта. Я не стал себя долго упрашивать и рванул в ближайший коридор, надеясь выбраться поскорей из лабиринта. Но в конце этого коридора меня ждало ещё один перекрёсток, и на этот раз я свернул направо. И оказался в комнате заполненной зеркалами. Подойдя к одному из них я увидел чумазого мальчугана в потрёпанной одежде. Руками попытался оттереть лицо и пригладит взлохмаченные волосы, но вдруг услышал смех. Оглянувшись вокруг, я никого не увидел, а затем понял , что звуки раздаются из зеркал, откуда на меня смотрело множество взъерошенных чумазых мальчиков в потрёпанных одеждах. Аааа! Не помня себя, я снова вернулся в коридор, из которого вышел, и побежал к перекрёстку, а оказавшись на месте, выбрал прямой путь. Я бежал, бежал, бежал, пока не врезался во что-то большое и мягкое, но и тогда продолжал вопить.
— Алан! Алан! — женский голос пытался перекричать мой, а затем кто-то отвесил мне оплеуху. И тогда я зарыдал от счастья, прижавшись к такой родной Джин Паркер, моей матери. После мы разумеется уехали домой, но перед этим, как я помню, мать с кем-то ругалась, грозилась подать в суд. Были ещё разбирательства, походы к психологу, влетевшие нам ни в один цент, но потом и это затихло. Просто чья-то злая шутка. Просто игра воображения. Ночные кошмары, тенями скользящие по стенам комнаты в сумеречный час.

Я никому не рассказывал эту историю, потому что сам едва помнил о ней. Точнее, постарался забыть, отодвинуть в самый дальний и тёмный уголок памяти. Тогда ещё я был ребёнком, и был лишь Алан и Джин Паркер, один против целого мира, а произошедшее могло оказаться только игрой воображения.
Тем жарким летним днём лучше было посидеть в прохладном кафе и съесть два, или три стаканчика мороженного. Хотя мама считала, что давать ребёнку сладкое в дальних поездках — все равно что лить в костер бензин, она купила мне огромный рожок, наполненный фисташковым лакомством. Но настояла, чтоб я съел мороженое в кафе, потому что не хотела отмывать наш фордик от липкой сладости. И я ел его так быстро, как мог, глотая холодные куски. А потом, когда мороженое уже не лезло, давился им. Потому что оно стоило денег. Потому что моя мать работала в закусочной, потому что она еле содержала нас, потому что она не могла давать мне в школу четвертак на горячий обед, потому что… чёрт возьми! Этих «потому что» было так много. Но с тех самых пор я ненавижу фисташковое мороженое.
Денег всегда не хватало, но мать продолжала курить, и не смогла бы бросить эту чёртову привычку, даже стоя на краю могилы. Я понимал это уже тогда, хотя был двенадцатилетним сопляком.
Денег не хватало, даже на новые трусы и я носил старые с заплатками, но тем не менее, в тот день мы ехали в парк ужасов, чтоб посетить «Лабиринт страха» и «Чёрный замок», остров, населенный пиратами-зомби, кладбище с ожившими мертвецами и множество других жутких и пугающих развлечений. Я давно канючил, выпрашивая у матери поездку. Многие ребята в школе уже не раз были в парке и хвастались своей крутостью, рассказывая об этом. Я канючил, канючил, канючил и получал подзатыльники от Джин, но всё же она сдалась.
И вот мы были там. Зная, что вся окружающая нас жуть ненастоящая, я ощущал себя героем, предвкушающим момент, когда сам буду рассказывать о мрачных зомби в рваных обносках, отвратительно смердящих и гремящих костями. О монстрах, пытавшихся схватить меня и утащить в мрачный склеп. Всю мистику рушила только мать, время от времени дымящая очередной сигаретой. Она уже тогда была толстой, а жара донимала её и нервировала. И тут мне в голову пришла удачная идея , я улучил момент и «сошёл с тропы» на одном из поворотов лабиринта. «Алан! Алан!» — голос матери слышался какое-то время за спиной. Но я свернул налево, потом направо, потом ещё раз налево и оказался в небольшом зале, похожем на пещеру, на другом конце которой виднелся выход в следующий коридор. На стенах кое-где были закреплены факелы. Сами стены казалось поросли мхом или лишайником. Я не сильно разбирался в биологии, но эта хрень едва светилась, то ли сама по себе, то ли от пламени. Посреди «пещеры» был какой-то небольшой водоём, что-то вроде болота, потому как от него ужасно смердело тухлыми яйцами,. Вдобавок ко всему на поверхности этой тухлятины то и дело появлялись пузыри и лопались, издавая ещё больший смрад. Я подошёл к краю водоёма, чтоб разглядеть поближе эту мерзость, но не заметил даже своего отражения на поверхности. Зато увидел возникший рядом пузырь, который лопнул , обдав меня липкой тёмной слизью.
«Вот дерьмо!» — воскликнул я, а затем заорал во весь голос, потому что появившаяся из зловонной жижи грязная двуногая образина схватила меня липкими щупальцами и потащила в болото. Эта тварь издавала чавкающие хлюпающие звуки, словно жевала жвачку. Воняло от неё так, что можно было задохнуться. Ничего себе шутки! И это часть аттракциона? Я отбивался неизвестно от чего, молотил ногами, пытался зацепиться руками хоть за что-то. Я вопил, захлёбываясь криком, зовя мать и хоть кого-нибудь на помощь. Но тщетно.

И когда уже в моей душе не осталось места отчаянию, появился незнакомец, словно из неоткуда, вырвал меня из рук твари и хренью, похожей на огромный тесак, отсёк той сначала верхние, а потом и нижние конечности.
«Иди-ка ты отсюда, сопляк» — проскрежетал спаситель, одетый в рваный сюртук и такие же штаны. Левой рукой он поправил треуголку и осклабился, показав чёрный провал рта, кишащий червями. Из его левой глазницы на меня смотрела пустота, из правой вылез таракан и вернулся обратно.
Я не стал себя долго упрашивать и рванул в ближайший коридор, надеясь выбраться поскорей из лабиринта. Но в конце этого коридора меня ждало ещё один перекрёсток, и на этот раз я свернул направо, оказавшись в комнате заполненной зеркалами.
Подойдя к одному из них, увидел чумазого мальчугана в потрёпанной одежде. Руками попытался оттереть лицо и пригладить взлохмаченные волосы, но вдруг услышал смех. Оглянувшись вокруг, я никого не увидел, а затем понял , что звуки раздаются из зеркал, откуда на меня смотрело множество взъерошенных чумазых мальчиков в потрёпанных одеждах. Аааа! Разве всё на этом закончилось? Двойникам видимо надоело смеяться и они, выйдя из зеркал, медленно-медленно , подобно зомби, стали приближаться ко мне, приговаривая:

За всё надо платить
За всё надо платить
Завсёнадоплатииииить

Не помня себя, я выскочил из жуткой комнаты, и побежал к перекрёстку. Позади слышался топот и казалось, что клоны скоро догонят и сомнут меня. Думать не хотелось о том, что могло произойти дальше. Но кажется преследователи отстали, или вернулись в свою обитель.
— Эй, парень, что случилось? Куда спешишь?
Меня окликнул мужчина в спецовке и кепке с надписью «Я прошёл лабиринт до конца». Обычный человек, крепкий и коренастый. На вид ему было не больше тридцати.
— Потерялся? Давай провожу к выходу.
— Я… мне…
Я не знал как рассказать о случившемся и вдруг подумал, что совсем не хочу этого делать. Может встречный и поможет выйти наружу из жуткого места, но рядом с ним страх только усилился и всё во мне вопило «Не доверяй незнакомцу!»
— Как тебя зовут?
— Питт, Питт Симмонс (он назвал имя чудаковатого пацана, с соседней улицы, вечно ходившего с лупой и болтавшего о нашествии инопланетян). Мы с классом пришли, а я отстал от группы. Но они точно не могли далеко оторваться.
— Ну пойдём, догоним твоих приятелей.
Незнакомец продолжил на ходу:
— А я, как ты заметил, работаю здесь. Халлас, Джорж Халлас моё имя.
Внутри меня что-то оборвалось (это имя в прошлом году мелькало не раз на страницах газет — имя того, кто хладнокровно убил человека, почти моего ровесника), но , словно в прострации, я тупо пошёл за проводником


(Тута ещё экшн воткнуть бы)



Я бежал, бежал, бежал, пока не врезался во что-то большое и мягкое, но и тогда продолжал вопить.
— Алан! Алан! — женский голос пытался перекричать мой, а затем кто-то отвесил мне оплеуху. И тогда я зарыдал от счастья, прижавшись к такой родной Джин Паркер, моей матери. После мы разумеется уехали домой, но перед этим, как я помню, мать с кем-то ругалась, грозилась подать в суд. Были ещё разбирательства, походы к психологу, влетевшие нам ни в один цент, но потом и это затихло. Просто чья-то злая шутка. Просто игра воображения. Ночные кошмары, тенями скользящие по стенам комнаты в сумеречный час.

Домодедово. Здание аэропорта.
— Вы не понимаете! Мне срочно нужно уехать отсюда!
— Успокойтесь, девушка, а лучше сходите в кафе, или ещё куда-нибудь…
Герде хотелось закричать от отчаянья. Как в насмешку, за окнами аэропорта падали белые хлопья снега, облепив стёкла. А ведь ещё вчера было солнечно и ничто не предвещало беды.
На днях Герда и Кай Юханссоны приехали в Москву, где проходили выставки цветов. До этого они где только ни были — и в Челси, и в Блюменкорсо, и в Брюсселе, после Москвы собирались на «Бал хризантем» в Крым, а потом — в Лимбург.
Юханссоны владели небольшой сетью цветочных магазинов в Стокгольме. Поездка прошла с пользой — в павильоне Крокус Экспо им посчастливилось встретиться с крупным поставщиком роз из Дании. Воистину мир тесен. На другой день молодожёны посетили Ботанический сад и ВДНХ. А в пятницу их ждал самолёт в Домодедово.
Августовская жара спала и первые дни сентября радовали солнышком и прохладным ветерком. В кафе аэропорта было уютно , а именно там сидели Юханссоны в ожидании своего рейса, который почему-то был отложен на час. Они болтали ни о чём , шутили, а затем Кай на минутку отлучился. Когда он не вернулся и через десять минут, Герда начала волноваться. Чья-то рука положила на столик букетик белых роз, и фрау Йоханссон радостно обернулась, но это был не её муж. Невероятно бледный мужчина, в белой тройке, с забавным цилиндром на голове, более похожим на ведро, пробормотал невнятно:
— Вам просили передать… там записка.
Герда встала из-за стола, она хотела расспросить незнакомца, но тут, будто из-под земли вырос официант и попросил оплатить счёт. Незнакомец же словно расстаял, как его и не было.
Расплатившись, Герда взяла букет и выскочила из кафе. Она развернула записку, прочитав «Милой Герде от Снежанни Линд», и сбежала по лестнице на первый этаж.
На электроном табло горела одна надпись «Москва — Хельсинки 10-15…», других надписей не было. В зале воцарился хаос, люди вскакивали с мест, кричали, ругались, стали осаждать кассы.
А потом пошёл снег. Посыпался крупными хлопьями, заваливая взлётные полосы, поле, всё вокруг. За короткое время солнечный день превратился в полярную ночь, а здание аэропорта Домодедово как будто отрезало от остального мира, завалив снегопадом.

— Мне срочно нужно уехать отсюда!
— Девушка, успокойтесь, мы уже связались со службой спасения. Скоро она доберётся сюда и эвакуирует всех.

Кассир натянуто улыбалась, повторяя заученную фразу.
Герда бесцельно бродила по зданию, пока её не окликнул странный бородатый тип в кожаном прикиде, перчатках и косухе. Заговоршицки улыбаясь, он предложил (всего за три штуки зелёных) доставить девушку из эпицентра аномалии.
Пробираясь какими-то коридорами, они поднимались по лесенкам, и оказались на крыше, на удивление, не слишком заснеженной.
— Воот!
Проводник гордо показал на чудо техники,    в котором Герда опознала вертолёт. Это что-то с чем-то походило на пузатую стрекозу, окрашенную в самый жуткий оттенок коричневого цвета. На дверце, с водительской стороны был нарисован олень.
— Кай, я лечу за тобой… (прошептала Герда, когда вертолёт, пыхтя и крутя винтами, покидал Домодедово)
— Если домчишь и не угробишь, в пункте назначения получишь пять штук, как слышно?
— Окей, фрау. От винта!

— Говорила тебе — направо, направо поворачивай!.. А ты, … , всё налево норовишь. Ну и, где дорога, к какому лешему нас занесло?!

«Во баба, достала в конец! Всю дорогу зузузу в уши!»— Федька треснул со злости по рулю, резко распахнул дверь и вывалился из авто в сугроб. А затем, загребая ботинками рыхлый снег, направился куда глаза глядят. А глядели они в тот момент на мерцающий среди мрака деревьев огонёк.
Зинка оторопела от такой неслыханой наглости. И что это нашло на её всегда тихого и меланхоличного муженька?

— Федькааа, подождиии! — уже слегка испуганно прокричала она и вылезла следом. И хотя идти по проторённому пути, казалось бы, проще, за долговязым Фёдором Зинка семенила, пыхтя и отдуваясь. Вечер давно сменился сумерками, а в лесочке было всё ж темнее, поэтому она постаралась прибавить шагу.
Огонёк впереди мерцал и манил, то как будто приближаясь, то отдаляясь.

—Погодь, куда прёшь?!—остановил Фёдор,догнавшую было его бабу, заставив её вновь обиженно засопеть.

А ведь ноги уже несли на открывшуюся перед ними чудную полянку. Посреди оной стоял крепкий деревянный теремок. Из трубы приветливо шёл дымок. Пахло чем-то ароматным и таким знакомым, но давно забытым.

—Да что ж мы стоим тут, Федюнь, авось не съедят нас, пустят-то на ночь, накормят-напоят, да дорогу подскажут, — жалобно пропела Зинаида.
— Да погодь ты!—с досадой повторил муж.— … !

А навстречу уже вышла улыбающаяся старушка,всплёскивая руками:

—Да что ж вы так припозднились, гости дорогие! Уж и самовар давно на столе,мда плюшки сахарные. С утреца вас дожидаючись хлопочу.

И так искренне было бабкино недоумение и радость на добродушном морщинистом лице,что путники растерялись. Замёршие и уставшие решили войти в теремок, а там уж и выяснить насчёт недоразумения. Разувшись в сенях, супруги прошли в горницу. Внутри было светло и веяло домашним уютом. На столе стоял пузатый сияющий самовар, под вышитым полотенцем угадывался каравай, в блюдцах лежали оладьи, плюшки, рогалики, да конфеты шоколадные в ярких, блестящих обёртках.
В белоснежной огромной печи стоял горшок, который хозяйка вынула,подхватив странной приспособой с рогами на конце. Фёдор припомнил,что эта штука называется ухватом.
Даже не заметив как, Зинка с мужем оказались за столом, с деревянной расписной ложкой в одной руке, с куском каравая — в другой. А в тарелке, источая тот самый аппетитный аромат, была каша. Так много, и Зинке поначалу не верилось, что осилит её. Но, попробовав,уже не могла остановиться, и после, к своему удивлению, попросила добавки.

Кроме каши, хлеба и сладостей, приветливая старушка угощала гостей пареной репой, запечёнными бобами, тушёной морковью в молоке, печёным картофелем, салатом из одуванчиков и крапивы, маринованными грибочками …
И как-то ни Фёдору, ни Зинаиде, не хотелось расстраивать приветливую старушку, открывая глаза ей на то, что ошиблась, обозналась она, и совсем не их ждала к праздничному столу.
Да та вроде и довольствовалась односложными ответами про то, что в городе хорошо живут и приехать раньше не могли из-за разных хлопот-забот. Сетовала баба Аглая на дела, да на городскую суету, а затем, глядя на них, уже зевающих, отвела в комнатушку-опочивальню.

И снилось Зинке бескрайнее ромашковое поле, по которому она, юная, прекрасная и тонкая, как тростинка, бежит, раскинув руки, счастливая до безобразия — в объятья широкоплечего длиногривого блондинистого красавца. И они, кружась, падают в море ромашек, утопая в водовороте страстей.

Фёдору нестерпимо хотелось спать, но какое-то смутное беспокойство заставляло мужчину ворочаться на мягкой и чуждой его костлявому телу пуховой перине. Завидуя сладко посапывающей жёнке, он честно пытался сомкнуть веки, но не мог. Мысли, одна за другой возникающие в его лысеющей чернявой голове, гасли, едва наметившись, так, что он не успевал ухватить их, и от этого беспокойство Фёдора только множилось.
А сон, как кот баюн, мурлыкающий на ухо, уговаривал закрыть глаза и отправится в его необъятное царство. И так это было навязчиво, что раздражало Федьку всё больше и больше, поэтому, когда, в очередной раз он услышал всхрапывание Зинки, то откинул одеяло, и, стараясь не шуметь, встал с постели и отправился на поиски мэжо*.

Выйдя в коридорчик, гость также тихо пошёл по нему, выискивая нужную комнатушку, дивясь тому, что, с виду маленький, теремок внутри оказался больше. Коридор петлял и заворачивал, но двери на пути так и не попадались, — сплошь беленные стены, с картинами, нарисованными прямо на них. А на картинах тех — люди в разномастных, похожих на старинные одеждах: кто — в тулупе и валенках, кто в сарафанах, кто — в полном воинском облачении. А то и вовсе сказочные какие-то персонажи — с рожками, хвостами и пятаками.

Наконец-то Федька увидел дверь и поспешил к ней, радуясь тому, что хоть куда-то да вышел. Открыв её и заскочив в комнату, мужик ошеломлённо присвистнул…
Также в небольшое оконце струился лунный свет, освещая кровать, сундук в углу, и старый платяной шкаф. Также валялась на пуховой перине, блаженно улыбаясь во сне, его жена Зинка.

Весь в испарине, мужик выскочил обратно за дверь и торопливо пошёл по казалось бы не длинному коридору. Он опять сворачивал то налево, то направо, ища выход, но подойдя к возникшей в стене двери и открыв её, снова увидел знакомую комнату с Зинкой,исладко дрыхнувшей в постели.
Фёдор развернулся и побежал в обратную сторону, а, увидев, неожиданно появившуюся на пути, лестницу, радостно поскакал по ней наверх. Вбежав на второй этаж, увидел целую анфиладу комнат, но, распахнув первую же, еле сдержал крик — там была Зинка…
Впрочем, в следующих 12-ти тоже.

Вернувшись к началу этого коридора, Федька меланхолично отметил, что лестница исчезла, а на том месте, где она якобы была, красовалась сплошная стена. И картина в полный рост, на которой — ухмыляющийся дед, заросший, одетый в тёмные шкуры и показывающий кукиш.

Федька сполз по противоположной стене и крепко задумался. Откуда-то сверху к его ногам упала верёвочная лестница, вцепившись в которую,ион полез сам не зная куда и зачем. Поэтому, когда стукнулся о какую-то крышку, только и очухался. Толкнув крышку-дверцу, Фёдор вылез на пыльный чердак.

—Уху! — раздалось буквально над ухом, да так неожиданно,что наш герой чуть не свалился обратно.

— Вомля!—вырвалось у Фёдора.

— Сам мля! — ответил филин, сидящий на жёрдочке.— Ну, загадки отгадывать будешь иль взад вертаешься?

— А давай! — с вызовом рявкнул Фёдор. — Задолбался я уже по вашим лабиринтам шастать!

— Итак, первая загадка (где-то вдруг звякнул гонг):

Где находятся города без домов, реки без воды, а леса без деревьев?

Фёдор выдохнул, удивлённо:
— На карте, ясен пень.

— Вторая загадка (Дзаннннг):
Вился, вился белый рой,
Сел на землю — стал горой.

Фёдор, с ухмылкой ввпалил:
— Снег .

Третья загадка (бабаммммм):

В дремучем лесу затерялась избушка.
В избушке живет непростая старушка —
Берет помело, да в ступу садится,
И тут же над лесом взлетает, как птица!

Задумался Фёдор, да не над загадкой немудрённой, а над бедой, в которую вляпался. Прав филин, и снегу намело кругом небось немерянно, и без карты иль подсказки выхода не найти, и старушка в теремке с подвохом оказалась.

— Ну,понял наконец, куда попал?— ухнул филин.

— Чего уж теперь, только как нам от Яги-то уйти своим ходом?

— Слезай с чердака, иди к Лешему!

— Не понял…

— Дедок с кукишем на стене. Подойдёшь, скажешь : «Дядько, помоги непутёвому» и не забудь поклониться.

Федька так и сделал и даже ухом не повёл, когда старик, хихикнув, потребовал плату кровью. Достав из правого кармана джинс перочинный нож, провёл по подушке большого пальца, который приложил к картине.
Леший же, ухнув по-совиному, вышел из полотна в коридор.

—Пойдём что ли… — ухмыляясь молвил старикан.

Коридор «поплыл» и перед взором Фёдора проявилась знакомая дверь, распахнутая настежь. Только обстановочка за ней была не такая уж безмятежная : посреди огромной комнаты стоял дубовый стол , с двумя лавками по краям. На столе лежала спящая Зинка. Пыхала жаром печь, возле которой возилась колченогая жилистая старушенция.
Она деловито точила топорик, мурлыкала под нос незатейливый мотивчик и словно не замечала непрошенных к столу гостей.

— Хватай свою и быстро уходи, — тихо сказал Леший. — морок скоро развеется,а с Йаглайкой у меня свои счёты.

Федька по жизни вообще-то был не дурак, поэтому подскочив к столу, приложив усилия, ножичком срезал путы, взвалил на руки Зинку, и пошёл скоренько к выходу. Несмотря на свой немалый вес, жена на удивленье не сильно оттягивала руки. Выскочив за дверь, спрыгнув с крыльца,Фёдор со своей ношей оказался в сугробе по самое не могу. А точнее по пояс.

В теремке уже что-то хлопало,как попкорн, хлюпало и звенело. Нужно было что-то срочно делать, но как и в какую сторону бежать к машине — непонятно.

Краем сознания Федька зацепил чудной агрегат аккурат у стенки теремка, который, со скрипом и лязгом вдруг стал подниматься, обнажая озябшие синие лапенции под днищем.
В избе опять загрохотало, забряцало, завыло на разные голоса, заколошматило — да так, что домишко заходил ходуном, завертелся юлою, набирая обороты.

Зинка открыла глаза, очумело глядя на супруга и окружающую действительность. Видно она, эта действительность, настолько отличалась от ускользающих сноведений, что вся мировая скорбь отразилась на миловидном женском лице.
Не вдаваясь в объяснения, Фёдор потащил Зинку к широченной ступе. Супруга, моментально очухавшись, вместе с мужем залезла в полётное средство, ничему не удивляясь, как будто так и надо.

— А как оно работает-то,Феееедя?

Не успел муж ответить, потому как в тот момент одна из куриных лап избушкиных, задев ступу в движении, запустила её со ступонавтами в полёт.

— Йоооооо…!
— Аааааааа !

И полёт этот был стремительным, со свистом в ушах, да с матерками, но окончился почему-то быстро, и опять же в сугробе. Только теперь супруги оказались в снегу чуть не по самые маковки. Барахтаясь и чертыхаясь, Зинка с Фёдором вылезли на пригорок, который оказался краем дороги.

— Федь, наша машинка! — радостно загомонила жена. Фёдор кхекнул от радости и удивления, не в первый раз за сутки, и, прихрамывая, поспешил за семенящей к авто женой. Зинка заскочила в машину первой, молча дожидаясь его.

Ключи, как и прежде, были в замке зажигания. Так что,изахлопнув дверцу, Фёдор вдарил по газам, и жигуль понёсся по дороге, на пределе всех лошадиных сил.

И вот впереди показались огни большого, такого родного, города. Федька повернулся к молчащей, словно воды в рот набравшей, Зинке и оторопел.
Вместо круглолицей, кареглазой, пухленькой супружницы — на него, вытаращив глазюки и оскалив щербатый рот, уставилось нечто, покрытое мутной тиной. Фёдор было дёрнулся, но оно, это непонятное, навалилось на мужика, источая болотный смрад и безысходность…

— Ааааааааааа!
— Ты чо орёшь?! Ополоумел что ли? Вставай и иди ёлку разбирать. Вот, мля, придумали ж умники, праздники эти затяжные. Ничо, завтра девятое, а там и на работу. Федька, ты чо, опять спишь чо ли?..
                                           ***
— Ну что, касатик, никак сбежать удумал? Кхе…кхе… наш ты. Наш!

Тихо в лесу зимой. На белом снегу нет-нет, а пересекутся заячьи следы с волчьими да лисьими. Где-то в ветвях деревьев мелькнёт серый беличий хвост.
На небольшой, расчищенной от снега полянке, стоит крепкий деревянный теремок. Возле него — наряженная, с разноцветными шарами и в гирляндах, ёлочка. А на самой её макушке — яркая золотая звезда.

— Уху-уху-уху…!
Никак филин проухал? Вот чудеса! Ужель и днём эти птицам не спится.

На крыльцо вышел большой чёрный кот. С важным видом он запрыгнул на перильце и прилёг, подставляя мордаху зимнему солнышку.

— Феденька, кить-кить-кить, домой! Простудисся ещё, киса моя …

— В давние времена, о которых даже старики не помнят, вся эта земля принадлежала предкам нашим испокон веков. Вольно могли и стар, и млад, любого зверя ловить в благодатных лесах, а рыбу — в водах Великой реки. И границы тогда были шире, и за ними лишь земли таких же как наш, вольных народов.
Умолк старик, погрузившись в невесёлые мысли. Его изборозденное морщинами лицо казалось похожим на пропечённое яблоко, но при этом не отталкивало слушателей, стайки мальцов, рассевшихся вокруг. Чумазая, костлявая, в одеждах, более похожих на лохмотья, ребятня, разинув рты, ждала продолжения. Нипочём был и холод земли, едва подсохшей после дождя, и прохладный осенний ветерок. А старик всё молчал, перебирая в памяти истории, слышанные от деда, которому их поведал его дед. Сейчас все они больше похожи на сказки, но ведь было же время…
— И жил в те времена молодой воин, прозваный Нэпэйшни, что означало храбрый и сильный, из любого поединка победителем выходил. И не ведал он страха, а сила его была такова, что мог руками дерево крепкое с корнем вырвать и через Великую реку бросить с одного берега на другой. Одно только имя его приводило в ужас врагов, и заставляло трепетать девичьи сердца.
Но вросла в душу Нэпэйшни ясноглазая Пэпина, что прекрасна была, как виноградная лоза, растущая вокруг дуба. И была эта дева дочерью Накпэны, не зря так зовущимся ибо был старик злым и алчным. Не по нраву пришёлся отцу Пэпины храбрый Нэпэйшни, и затаил он недоброе в своём сердце. В открытую не мог отказать воину Накпэна, и потому ночью безлунной отправился к камням у подножия Чёрных скал. Там злодей всю ночь жёг траву и листья чёрного дерева мугембе, творя заклинание. Потому что был отец Пэпины колдуном.
А на рассвете, когда небо окрасилось багровыми всполохами, вернулся в селение. Когда к нему вновь явился Нэпэйшни, то Накпэна сказал, что согласен отдать ему Пэпину, но с одним условием — если смельчак отыщет и принесёт ровно сорок прекрасных белоснежных жемчужин, не больше и не меньше — для бус невесты.
«Что может быть проще?» — подумал обрадованный Нэпэйшни и, попрощавшись с Пэпиной и её отцом, собрал в дорогу нехитрый скарб, а затем отправился на поиски подарка для девушки. Но, оказавшись возле Чёрных скал, на берегу Бескрайнего моря, загрустил герой. Призадумался о том, где и как будет искать моллюсков, хранящих в себе перлы. Зашёл он в море и попытался нырнуть как можно глубже, но не смог долго находиться под водой, не то, что разглядеть там хоть что-нибудь. Опечалился ещё больше молодой воин. Вышел на берег и огляделся.
И вдруг увидел Нэпэйшни синелапых олуш, ковыляющих по каменистой гальке. И вспомнил он, что эти неуклюжие и забавные птицы — лучшие ныряльщики на свете.
Попросил герой помощи у птиц. Но те лишь возмутились — где это видано, чтоб птицы людям помогали. Но одна олуша спросила, зачем человеку нужна жемчужина, и Нэпэйшни рассказал ей об условии шамана. Сжалилась птица, согласилась помочь молодому воину. Прыгнула со скалы в море один раз и вынырнула с небольшой раковиной в клюве. Подплыла к берегу и отдала улов Нэпэйшни. Посмотрел на раковину тот — мала она, значит, и жемчужина в ней небольшая. Однако поблагодарил герой птицу, не желая обидеть. Но птица прыгнула со скалы второй раз и принесла на берег раковину побольше. А затем забралась на самую высокую скалу и прыгнула в третий раз. Долго не было олуши. Нэпэйшни зашёл в море, встревоженный. И тут птица вынырнула на поверхность и поплыла медленно к берегу, неся в клюве что-то тяжёлое. Это был огромный моллюск, которого олуша отдала Нэпэйшни.
— Как мне отблагодарить тебя, добрая птица? — спросил молодой воин, а затем произнёс,-Обещаю, что на этом острове никто и никогда не будет охотится на олуш.
Попрощался Нэпэйшни и отправился к Чёрным скалам, присев в их тени. Раскрыл Нэпэйшни ножом раковины одну за другой и сосчитал жемчужины — их оказалось ровно 39. Но не впал в уныние юноша. Кто знает, может сердце шамана смягчится?
И тут Нэпэйшни заметил кострище. Приглядевшись, он, с удивлением, обнаружил в золе незатухший уголёк.
Нэпэйшни присел рядом и, наклонившись, подул на него. Вдруг вспыхнуло пламя и из него выпорхнула огненная птица. Набросилась она на молодого воина, стала клевать, обжигая. Выхватил нож Нэпэйшни и стал отбиваться. Но чем сильнее ярился воин, чем больше сил прилагал для борьбы, тем мощнее становился противник. И вот, израненный и измученный боем Нэпэйшни упал на землю, как подкошенный. Пришло вдруг озарение к парню — не только физической силой врага одолеть можно.
Замер Нэпэйшни, заставив себя успокоиться. Огненная птица прекратила нападки и тоже замерла в воздухе над человеком. Стараясь сохранять спокойствие, Нэпэйшни стал вглядываться в своего визави, стараясь рассмотреть его как можно лучше, представить себя искрой, частью пламени раствориться в нём. Тотчас тело охватил жар, который, к удивлению парня, не сжигал, а согрел его от макушки до кончиков пальцев на ногах. По-другому уже воспринял Нэпэйшни духа огня, принявшего форму птицы. Уважением исполнился он. Поблагодарил противника, признав поражение. А, почувствовав вновь прилив сил, встал поклонился духу огня. Птица взвилась и ухнула в кострище, весело заплясав костерком.
Обнаружил Нэпэйшни, что раны его чудесным образом затянулись, снова удивился,да и домой поторопился, недобрым предчувствием охваченный.
И вот уже близко поселение, пройти всего-ничего, пару лиг — ан нет. Выскочило навстречу Нэпэйшни страшилище, подобно которому не видал он никогда, и не слыхал о таком даже. То ли гиена-переросток, то ли ящерица уродливая. Чешуйчатая, да с тремя головами. Кинулась гадина на Нэпэйшни, зубами в три ряда сверкая, да хвостом-бичом размахивая. Но не устрашился парень молодой да горячий. Выхватил верный скиннер, и бросился на тварь. Начался бой не на жизнь, а на смерть. Сильна гадина, да только человек не сдавался. Изловчился молодой воин и пырнул тварь ножом в левый глаз, да и провернул хорошенько. Аж потекла слизь из отверстия, вместе с мозгом. Отбросил в строну мерзкое чешуйчатое тело Нэпэйшни, да упал на землю. Так его и нашли охотники. Узнали. Тварь увидав, подивились и сожгли, от греха подальше. Сделали носилки из подручных средств, благо деревья да трава в округе имелись, и отнесли Нэпэйшни в поселение.
Ох, и радости ж было у Пэпины. Совсем отчаялась она своего жениха увидеть. Все дни и ночи выхаживала героя своего. Да и он уж как рад был, что позади всё оказалось. Нет, в любой бой, с любым противником сразиться готов был Нэпэйшни. В честном поединке. Но тварь та всё из мыслей не выходила.
Да только выздоровел воин, как и свадьбу сыграли. Всё поселение гуляло, радовалось счастью Нэпэйшни и Пэпины.
Одна печаль — отец невесты невесть куда пропал бесследно.


П.С. картина «Вода», Джузеппе Арчимбольдо