Убиквист — 'Труба'

Эта ночь выдалась особенно тихой. Без звезд и ледяным бархатным небом.

Вместо городской иллюминации, где по дешевым бистро и роскошным магазинам бродит, сейчас возможно, масса людей, — здесь маленький серый осветитель, заключенный в перипетии какой-то кривой, тонкой проволоки. И красная стена заводской трубы. Она мертва и холодна. Но скоро "комель" ее будет обрызган жаркой живой кровью ... Сюда пришел самоубийца свести счеты с бессмысленным существованием...

    Молодой человек постоял, как застыл. Ему казалось сама судьба " благоприятствовала" ему сегодня. Сегодня, наконец, должно все закончиться. БЛАГОПОЛУЧНО ЗАКОНЧИТЬСЯ. Он не войдет ни шагом назад в прежнюю жизнь. Уйдет в спокойное, тусклое небо.

    Молодой человек вынул бутылку джина из ветровки, он выпьет ее на смелость и бросит с вершины трубы в пропасть смерти, и КАК ТОЛЬКО услышит дрязг ее, отпустит руки ... БИПЛАН ЛИЛИЕНТАЛЬ.

    " С альтруистической точки зрения, самоубийство — героично..." Где-то так прочел он. Но только ему просто (да-да просто) надоело жить, и он хотел бы уйти.

    Из другого кармана вынул банку PEPSI — откупорил, отпил. ЧИСТЕЙШИЙ ЯД!

Если б не гибельное настроение — погиб. Но подло и пошло жив ...вот, сколько уже ненужных дней. Четыре ночи назад он пробовал порезать вены в ванной, но струсил. Представление, что хозяйка квартиры, кроме итак заносимого им постоянно мусора, будет в диком состоянии от МУСОРА ТАКОГО МАСШТАБА — трупа в рыжей воде, — представление того, как злобно, измученное мигренью, исказится ее лицо, и что она собственно не удивится данному исходу, и как потом его ГОЛОГО будут вытягивать из воды ... — не устраивало суицидента.

    Молодой человек поставил ополовиненную в желтых причудливых лепестках банку со сладкой шипучей водой у трапа ... трубы. Начало пути последнего.

Он взял мужество, так легонько оно поддалось, и вспрыгнул на лестницу.

ОН вспрыгнул ловко и почувствовал в теле, глубоко под рубашкой, игру сильных, крепких мышц. Чрезвычайно неприятно! Ловкость он тут же "погасил" тем, что несколько разжал пальцы левой руки. Но нужно было лезть вверх, а не

завалиться беспомощно и неуклюже под безразличный комель заводской трубы...

Его безразличие 100 против любого безразличия 0,1 самого мертвого предмета, окружающего его здесь сейчас. Как ЖАЛЬ, что это еще кому-то надо доказывать! Жаль себя немного...

    Так сложилась никчемная цепочка жизни...

    Молодой человек сделал парочку движений вверх в одутловатую плоть жестяного неба.

    Так сложилась жизнь. Был мальчишкой, как все. Играл в казаки-разбойники, в войнушку, гонял футбол, учился в школе, потом ПТУ ... Мать бедствовала, он подрабатывал на ремонте несложных радио, магнитофонах. У него не было

указательного пальца на правой руке, потому так смешно дрожала вся рука, если кто-то пристально глядел на его работу... Особенно девчонки. Им не нравилось это. Глупые костлявые особи, они лезли сюда. А ведь, в общем, он был симпатичным парнем. Так сложилась жизнь.

    Подъем вверх очень не нравился. Но делать это хладнокровно — вопрос чести.

    Так сложилась жизнь — мать оказалась прескверной пьяницей, еще и после цирроза отца, она изощренно бесконечно пила. Она обожала отца?

    Сложилась так жизнь — Славик (имярек) пристроился на завод в сборный цех. Мизерная оплата монотонного восьмичасового изнуряющего дня. Люди не люди — вражьи хари. Искусственно приспосабливающиеся к надуманной жизни.

    ... Однако! Однако, чем выше, тем теплей и еще тише. Как НА САМОМ ДЕЛЕ там, у основания трубы было крайне шумно... что ждет впереди? Но он сделает необходимое мгновенно-необратимое телодвижение: сегодня или никогда. Это обадривало.

    Ему вдруг показалось, что какая-то ночная птица задела мягким крылышком его спину — но так ничтожно было прикосновение... значит показалось?

Показалось: так же вся ПРОШЕДШАЯ жизнь показалась Славику. Самовольный уход с работы и запись в новенькой, только зачавшейся трудовой — «уволен за прогулы..." КАЗАЛАСЬ не ему, а людям, вбившим себе в голову, что они так много значат в чужой неизвестной и неизведанной им жизни. Он просто был волен целых четыре дня.

    Как-то раз, в понедельник, пришла шальная мысль: денег не платят, а хозяйка требует уплаты за все три последних месяца... Есть — хлеб с нежирным кефиром и ломоть старой халвы. Но ЕСТЬ килограмм преотличной картошки. Он

спасителен и мудр! Это та картошка, та самая, что жарилась теплым весенним вечерком в бурых углях угасшего костра, та самая, что передвигал отец опаленной тростью, сосредоточенно забавно. НИКОГДА У НЕГО НЕ БЫЛО КАК В ТОТ РАЗ ТАКОГО ЛИЦА. Странный отпечаток памяти. Мать, смотрящая в груду кустов сирени, которая, замлев будто, перестала источать тошный запах. Он, Славик — совсем мальчуган, задающий пустые вопросы, не достигающие ничьего внимания.

Память — странная, серьезная штуковина...

Суицидент чувствовал, что поднялся довольно высоко и... если б ОНА была... он бы тут же рассчитался с тарабарской жизнью. Но жизнь держала, зачем-то, комично зачем, держала еще его. И он полез дальше и выше, а о НЕЙ пока за-

был.

    Смелость — ОНА. Смелость как спицы в велосипедном колесе. Не затянешь — не поедешь, а потужишься — нос расшибешь! ОНА б, кстати, сегодня была. Она, честь, презрение к жизни, грубость, решительность, противоположное —

робость, мягкотелость, лень и сила — все им поднималось сегодня на трубу.

Это все скоро, славно размозжится о грязный щебень отсыпки вокруг трубы.

    Бутылка опасно накренилась, и суицидент приостановился, чтоб поправить ее.

                                    * * *

Картошка, жарящаяся в окружении близких дорогих людей. Золотой пепел, поднимающийся к холодному, темному пространству. Так захотел и Славик тогда устроить. "Праздник души". Вот поспел такой день и что с этим сделать?

Кто-то поймет? Отказаться — значит предать самому себе... Картошка была. Был вечер. Грусть с подмесью безысходности. Возвращение домой. И мысль просветления.

    В том-то и дело, что БЫЛА МЫСЛЬ ПРОСВЕТЛЕНИЯ. Очаровательная, драгоценная мысль. По пути домой пришло в голову, как избавиться навсегда от хозяйкиной гримасы. Заодно: от наставлений мастеров, испуганных прозрачных взглядов знакомых рабочих, от грязной жизни вообще ... Надо покончить с ней.

Убить себя!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

Так просто!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

Душа вздрогнула!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

Как она устала!!!!!!!!!!!!!!!!

Хорошо и тепло прямо здесь под ногами!

Под мягким вдавливающимся грунтом. Скоро я буду там. Главное — отыскать, созреть, услыхать — не пропустить мысль просветления. И ТОГДА НАВСЕГДА ВСЕ СЧАСТЛИВО СТАНЕТ НА СВОИ МЕСТА. Навсегда.

Он был счастлив и опьянен появившемся сознанием. Это было приобретение,

раньше об этом он не задумывался как-то.

    На следующий день на работу не пошел. Обдумывал скрупулезно — каким способом будет окончена бессмысленное существование. Утопиться с перерезанными венами не подходило. Удавиться попробовал. Перевязал бельевой веревкой

ручку форточки, затянул галстук-петлю на шее. Сорвался, произвел неимоверный грохот.

    На второй день снова не пошел на работу. Хорошо выспался. "Чистая мысль"

говорила: " Когда ж ты свершишь?" Ей стала отвечать ОНА — смелость. (Кому за человека еще заступиться?) ОНА: " Я сделаю. Не спеши. Куда уж спешить?" Чистая мысль с шумом потягивала ослизлую струю воздуха в узкую щель дыхалища. Вообще, "чистая мысль" очень становилась непривлекательной. Она

навязывала, получается, самоубийство. Настаивала.

Однако и пути назад не было. СМЕЛОСТЬ человеческая ободряла: "Не бойся,

человечище: выкрутимся! Совершим мы это убийство над собой. Почему спешить?"

    Славик интуитивно понял — надо посчитать количество дней, до каких пор еще терпится. Вышло — до утра. Хозяйка подозрительно посматривала в сторону жильца, когда Славик вынужденно выходил из комнаты в туалет. Тот день он

смотрел на часы. Восемь вечера, половина девятого, без двадцати четырех...

Над головой тихонько играл телевизор. Лето сухо и однообразно.

    Убить себя током, подведенным оголенным шнуром, так, чтоб внезапно налечь спиной на провода — НЕ УДАЛОСЬ. Смелость подперла подбородок в задумчивости, состроила кваксу. НЕ ПОЛУЧАЛОСЬ? СТРАННО.

Славик не смотрел ей в глаза. ОНА сколь хочешь, выдержала б ноту нарочитой сосредоточенности, ОН НЕ ЖЕЛАЛ ДО КОНЦА РАЗОЧАРОВЫВАТЬСЯ В НЕЙ. Он еще мог верить ей — собственной смелости.

    Третий день с живущей теперь в нем неотъемлемо чистой мыслью, он решил еще побыть дома — как-день-выходной — а через день точно, безусловно, пунктуально свершить самоубийство.

                                        * * *

    Суицидент остановился. Тащиться вверх в неведомую шипящую пустоту (сверху это самое пустое черное небо становилось беспокойнее — чувство, что влазишь в чье-то владение): и здесь мешаю? Но он сейчас тащил свою Смелость

вверх, повыше так, чтоб шлепок тела был что надо! И тут же понимал, опасался, чтоб СМЕЛОСТЬ не вступила с ним в прямой последний диалог. Он оттягивал неизбежное. Ржавые перила лестницы врезались во взмокшие ладони.

                                    * * *

    Он оторвался от трубы и пошатнулся в туманную сырость пропасти, дно которой аккуратно выстелено тонким слоем асфальта и присыпкой щебня. Чрезвычайное впечатление.

    Суи усилил его, остановившись и нарочито взяв самыми кончиками пальцев перекладину лестницы. Если б не эта... привлекающая синева в мраморном небе, он бы отпустил руки.

    Ждать смерти здоровому организму смешно, нелепо. Отметишь: в такой — то час выйду из дома и направлюсь туда-то, там будет произведено то-то. Считаешь десять минут за десятью, медленно, но неуклонно проходят полчаса, час, три, подходит неуемный холодный вечер. Ты одеваешься, так: неведомо во что, лениво, невнимательно. Неопрятно застегиваешь куртку, путая

ее пуговицы с пуговицами рубашки. Модные, несуразно большие мокасины на ногах. Наконец плетешься. Путешествие длинно, ты проходишь по замирающим улицам города. Смотришь с моста, где трепещет злобная речушка. Глядишь в

погасший горизонт. Его прозрачно-мутную плевру. Там и завтра будет солнце, КОГДА уж не будет меня.

Вот и на месте, далеко за полночь, далеко от дома.

                                * * *

    Когда Суи проделал над собой опыт возбуждения, нежданно проснулась Смелость. Она рявкнула:

    — Что ты хочешь??

— Убить.

    — Что??

    — Кого — себя.

    — Ты творишь невразумительное — может, хочешь умереть от стресса? Какого черта ты выделываешь крендель?

— Убить себя — это сложно.

    — Проще нет ничего. Требуется разжать пальцы . Пальчики . Выпей водки .

    — Ведь верно ...

Суи пролез на несколько ступеней вверх. Брудершафт с трапом. Забавно. Полез за бутылкой. Водка не желала так сразу выйти. Она плотно сидела в тугом кармане. Он прорвал край кармана, чтобы вытащить ее наружу.

    Откупорил осторожно, ватными передвижениями пальцев. Живая вода — все, что из живого было здесь, на верхотуре, — живая вода терпко запахла. Он отпил глоток. Водка обожгла горло и прошла далеко вниз. Еще четыре глотка. Хмель

очень скоро ударил в голову. И лестница под ногами закружилась, зашаталась.

Суи очень долго засовывал бутылку назад в карман. Ведь надо дойти до конца.

До окончания трубы оставалось всего-то несколько метров. Он не видел, но чувствовал. Как факт другой — быстро испаряющееся время. Наверное, сейчас около двух.

    Троица нерадивых движений ... Подъем незначительный. Мозг затрубил опасность. Лестница вздрогнула, еще и еще, и отошла. Он явственно разглядел на анкере гнилой кап старого негодного раствора...

                                    * * *

    Небольшое недоразумение ... В конце концов — в чем дело?

Арматурина трапа оторвалась и натянулась наподобие тетивы. Суи на ней. Он пьян, кружится голова и сейчас самое время разжать руки. Бредовое пошатывание, невообразимое местоположение тела — на куске железной верви.

Нарочито делается опасный реверс, и одна рука качается свободно в вакууме могущего-через-мгновение-стать-мертвым пространства. Он замечает, что рука до крови, ощущения костьми фалангами пальцев ржи, впивается в перила.

И носки старых коричневых туфель с величайшей осторожностью, дрожа, перебираются по перекладине лестнички.

    — Эдак ты можешь упасть, дружище! — говорит Смелость.

    — Я пьян.

    — Самое время разжать пальцы.

    — Надо подумать ... еще немного.

Потребность решить все в ПОСЛЕДНИЙ раз необыкновенно остро ощущалась.

Стальной трап скрипнул и оторвался, на несколько сантиметров от остова трубы. Суи поскользнулся и рухнул ногами между перекладиной. Руки на мгновение перестали слушаться, ослабли, изменили... Внутренний голос замолк. И Суи почувствовал реальность Смерти. Она коснулась его взмокшей спины, и это было, так явно, как-будто какая-то мокрая, тяжелая доска упала сзади. Смерть поглаживала рыцаря-самоубийцу.

    — Надо взять себя в руки! — кратко чиркнула мысль молодого человека, и он принялся бороться с тем, к чему шел. Он старался заново ощутить угасающий тонус мышц рук. Но так сразу они не желали возвращаться.

    — Отпусти руки и ВСЕ ТУТ! — был приказ.

    — Вернись!.. — следовал еще.     — Что же?

    — Давай, ну, думай — кумекай, что делать-то?

    — Жить!!!!

    — НЕ ЖИТЬ????

    — Что?

    — Смешно, честное слово. Разве возможно отвечать так. Они сами разжимаются... Я не могу сосредоточиться на мысли, на вопросе, на Главном вопросе.

    — Жить, не жить — отвечай!

    — А что если не жить. Или жить? Какая разница? Руки-то распускаются!

    — А вот ответь сначала.

    — Ну, жить, жить, ладно. Вернись по-щучьему веленью все назад.

    — Хозяйка вряд ли поймет. Ты выставил себя так перед всеми и так "сбил" обстоятельства, что помереть тебе самый раз. Р-р-расшибис-с-сь, а?

    — Нет-нет, кажется, я точно решил жить.

    — Точно или ...

    — Да-да.

    — Ну! Моментишко и р-рр-рас-сс-шиби-сс-сь!

    — Не могу, больно и т.д.

    — Ты будешь еще крендель выделывать?

           — Нет-нет. НИКОГДА ....................... НАВЕРНОЕ.

    — Значит, выкручивайся, как знаешь! — и глас исчез.

Суи отпустил одну руку, чтоб дать ей отдохнуть, но она яростно сжимала самою себя, нелепо ногти впивались в подушку ладони. Суи теперь держался одной рукой и кое-как голенью ног за перекладины. Трап еще скрипнул и подался назад. Суицидент остался недвижим. Он почувствовал запах алкоголя изо рта.

Бутылка отчаянно билась о палицу железа, позванивала. "Она тоже борется за жизнь".

    Суи вздрогнул от какого-то внезапного прилива энергии. Сморщил лицо.

" Ко всем чертям! " Разжал пальцы второй руки и ПОЛЕТЕЛ.

Но так казалось. Ничто в его теле не хотело умирать, тело цеплялось ногами, рвущимися брюками, каблуками растоптанных, видавших виды туфлями.

    Лестница лютствовала. Она выгибалась зигзагами, отрываясь, все дальше, дальше.

Со стороны это выглядело б, наверное, комично. Но Суи боролся с НЕПРЕДВИДИМЫМ препятствием. Он старался ухватиться за что-либо, найти точку опоры. Он теперь только понимал, как мало человеку требуется этой точки, хоть пол —

точки, лишь бы выжить. ВЫЖИТЬ — да, это он желал." Пока."     Ему удалось ухватиться за тонкую вервь арматурины, болтающейся произвольно от лестницы. Он, находясь в неудобнейшем положении — вверх ногами, обнял ее, прижимая к груди. Только сейчас почувствовал, как сильно трещат и горят напряженные в неимоверном растяжении ноги. Обе неестественно вывернуты.

Ему удалось подтянуться на этой арматурине и приподняться к естественному положению. Руки слушались. " На скольких десятках или сотен метров происходит этот акробатический трюк?"— мельком представил Суи. Он поднялся до нормального положения, но шея не повиновалась. Голова была еще там — внизу.

" Я возвращаюсь... "— прошипел он, — " да-да, точно возвращаюсь ". Шея с трудом давала признак жизни. Какая-то главная мышца не действовала, подсобные же — все.

Наконец, шея покорилась — а как иначе? Не подчиниться самой голове! Сколько лет последняя покоилась на этой черепахе, а теперь? Невозможно сделать невозможное. Формула. Формула: "невозможно сделать невозможное " стала витать и приближаться к здравому смыслу Суи. Он понял, что потерял, отвергал — простой здравый смысл. Ухватить здравый смысл было его насущной задачей.

    Убить себя, размозжить о плоскость тонкого асфальта — это не глупость величайшая? Расстаться с жизнью данной совершенно случайно, данной с ощущениями вкуса, запаха, слуха, зрения — не дикость? Прожить и не разу за восхищение перед громадой пустой и наполненной ДО ОТКАЗА пусть подлой жизнью,— ни разу больше никогда не поблагодарить бога за нее — это не абсурд? Убить себя так, что больше никто никогда не посмотрит, не оценит тебя, вырезать цепочку себя из общего пусть НАИПОШЛЕЙШЕГО конгломерата жизни — это не несуразица? "Малосмыслишь ты, парень, в жизни, вот что!" — так сказал он себе сам. Напряглась вена вдоль лба. "Бороться сейчас и далее..." — так постановил он.

Арматура подозрительно подрагивала, отзывалась на всякое микродвижение Суи. Суицидент выровнялся так, что мог вернуться в прежнюю позу и вытереть взмокший лоб. Его пот дышал и пах. Он был без сомнения жив. И ОСТАВАЛСЯ

ТАКОВЫМ ДО СИХ ПОР. ОН НЕ ЦЕНИЛ РАНЕЕ ЭТО ТАК КАК ПОДУМАЛ СЕЙЧАС. НЕТ НИ ГОЛОСА СВЕРХУ, НЕТ, НИ ГОЛОСА СБОКУ, НИКТО НИКОГДА НЕ РЕШИТ ЦЕНУ ТВОЕЙ ЖИЗНИ ЛУЧШЕ, ТАК КАК САМ ТЫ ЭТО СДЕЛАЕШЬ. " Я должен жить и жить действенно, как? — сам черт не знает, но я чувствую это. И ЭТО И ЕСТЬ САМОЕ ВАЖНОЕ".

*    *    *

Суи карабкался вниз, снова обдирая колени до крови, но с непреодолимым ощущение радости, гордости непонятной и навязчивой за себя, с искренней, широкой, почти клоунской улыбкой на лице. Когда он сполз с лестницы и очутился на твердой земле под прожектором ослепляющего фонаря, он отполз в сторону от трубы к раскрытой банке с PEPSI и принялся по-собачьи хлебать из нее, неуклюже, забавляясь. Захлебываясь, он принялся тихонько хохотать.

Все вокруг, повсюду как-то видоизменилось ... оставалась неизменной только тишина.

                       ТИШИНА, КОТОРУЮ ОН СЕГОДНЯ ПОБЕДИЛ.