Игорь Славин — Солдат, голод совести

ГОЛОД СОВЕСТИ (СОЛДАТ), ЗАПИСКИ ВОЙНЫ

Небо крыльями накрою ...

Что-то сгорбилось, сломилось ...

Люди-боли, Вам любовью,

Всё дарю ...

Зашевелилось ...

Псом на горло! Ангел рвётся ...

Режьте крылья! Не даётся ...

И отмаялась душа.

Закружилась не спеша,

Завлеклась поганым в дали,

Где пытали и сжигали .

Где блевали и рожали ,

Где рождаясь, умирали

И себя осознавали ,

И себя обожествляли

Человеческие твари ...

***

Мы ждали и Это пришло. Небо падало на землю. Свертывалось и падало, проносясь мимо угольного солнца, продолжавшего освещать страх, мечущийся под ним. Кровавая луна, оскалившаяся пиявочными кратерами, бывшая мать оккультизма и развращённая лампада влюблённых, катилась разделяющей немощью между нами и бездной Сидящего на престоле, видом похожего камню япису и сардису, протягивающего Агнцу книгу Жизни.

Окружавшая престол радуга, сияющая смарагдом, накладывала лёгкие сотканные блики на двадцать четыре престола.

Данное Богом забиралось Богом.

***

Пришло время собирать камни .

Апокалипсис .

Меня нет и я жив .

Я под бомбами и пулями в городах Чечни , я в сгоревших автобусах Израиля , в разрушенных домах Вефлиема , я теку в пылающих небоскрёбах Нью-Йорка .

Я не жертва , я рядом , я СОЛДАТ.

Я солдат всех армий, религий , национальностей , потому что у солдата нет армий , нет религий , нет национальности.

У Солдата есть приказ

Я смотрю на истекающую светом пасть могущественного раскалённого шара , грозящего останками чёрных лучей всадникам , проносящихся между чопорных и дряхлых скал , собирающих жатву человеческого мяса и мне смешно .

Лопнуло сумрачно-жёлтое облако включённых ламп , обволакивая меня тоской и болезненной грустью .

АФГАНИСТАН .

Руки , я мою Вас , смывая прошлую кровь и она не уходит .

Что-то умерло во мне ещё не рождённое , зачатое и нужное , до боли нужное , до той самой боли , что смотрит на меня глазами полевого морга , где лежат привезённые из Джелалобада солдаты и мне смешно, но я стараюсь сделать печаль формой своей .

И я курю , и зарываю окурок в песок , как учили меня , и я запомню их тела на всю жизнь, но во мне нет сожаления и нет ничего .

Мне равнодушно .

Мне хочется артистически крикнуть и обратить внимание текущих мимо меня вместе со временем , но я молчу и молчу .

Вчера , нет , неделю назад , нет , я не помню , я вру Вам , всем вру , что я помню , но я с ним ел или не ел , но он был хороший парень , и я знал его , долго знал , он летел .

Есть такие люди, они летят, они песня , и их убивают , и его убили , и он просил курить , и дыры переливались в руках и ногах его .

Песней и флейтой , и он был флейтой , нашей флейтой , мы бинтовали руки и ноги , мы бинтовали дыры , мы пеленали своего Господа , слышите Вы !

Своего Господа!

И он пел , мелодией выплёскивая кровь на наши тела .

Я плакал , меня боялись там , в другой жизни , за дверью комнаты , меня было много , и я сильный , и я плакал .

Я не хотел умирать , я не хотел быть флейтой , я не хотел быть барабаном , ни горном , никем , я просто хотел быть человеком , обычным человеком , и не хотел идти в горы , я не хотел умирать, и я знал, что пойду , мне нельзя было не идти .

Страх .

Он уходит , он крадётся по раздавленным глиняным кишлакам и возвращается , и уходит , и снова возвращается , и он спираль.

Он та спираль , что похожа на время .

СОЛДАТЫ измеряют время страхом .

И когда страх уходит и время ложится в пулемётную ленту — чик — патрон , чик — пуля , тогда приходит сон , тело выключается , и я сплю , и мне снится курица, жареная курица , и кусочек торта , и я ем их , ем ...

Я ем еду человека.

Я ем её в мыслях, солдату не положено есть еду человека по настоящему , у солдата есть рацион и трофеи ,трофеи и рацион ...

Я ем её сутками , мне нельзя её не есть , мне станет тогда страшно и горы сломают меня , и не будет сил идти , и спать по три часа в сутки ...

Я ненавижу Вас люди, я ненавижу всех , я любил Вас , я все — таки любил Вас , и я помню это .

Мне было легко и страшно потерять любовь , она предала меня и ушла .

Крадутся .

Их много , они крадутся , они пахнут оружием , они с любовью и они все ползут ко мне , ползут по мне , обтирая о камни любовь к своему Богу и ненависть к моему Богу .

Я сплю , просто сплю .

И я не сплю , не сплю , я пост , я лежу в яме с водой , дождевой водой и рядом тела ..., тела ..., тела ..., взвод , рота , полк , дивизия , армия , и мы дышим , мы Солдаты .

Где-то внутри гуляет грань , уставшая как и я , вымотанная , измученная грань между явью и сном .

Я вижу , всё вижу , теперь бегут крысы , и их много , и они текут серым ковром , надо плеснуть водой в лицо ,

Вот я иду по Вашим городам , и Вы спите тоже , и я теку серым ковром , и вместе со мной течёт Война .

Я впускаю её в Ваши дома , я вхожу вместе с ней в улицы , и Вы не видите войны , вы видите меня , я пришёл с ней за плечами, я принёс Вам в подарок смерть.

Я прихожу на кладбище и разговариваю с мёртвыми , я стою солдатским пеплом подле человеческого пепла, и нас разделяют несколько шагов , и я один из них , я хочу быть одним из них , я хочу стать хоть кусочком человека , пусть даже обгоревшим .

Я грань , я та грань , что ломаясь и клубясь хватает живых людей и переносит их по другую , свою солдатскую сторону , и я остался в ней , и я не перенесён , я иду в её тумане , и хватаю вас руками , и втягиваю в себя , и вышвыриваю обратно , оставляя на Вас частицы солдата и выпрашивая у вас взамен молекулы человека .

Лента каравана взрывается , плешивые

верблюды , глупые , клочковатые куски мяса падают , падают , и кричит раненый сержант , и я бегу , меня качает , я тоже верблюд , и я везу на себе судьбу сержанта , и он материт меня ,

и ему больно , и он не хочет плакать , и он плачет .

Снимите с меня кожу , поменяйте мне кожу , поменяйте мне плоть , глаза , я не тот , кто я был , верните мне меня , верните .

И я вижу сон .

Я вижу последний день последней Войны , и танки , и они не должны пройти , и у меня мина , в моих руках последняя мина , и я иду к мосту по которому должны пройти танки , большие серые и зелёные танки , и я понимаю , что у меня всего одна мина и много , много танков , и я уже ползу , я уже ранен , и я всё же ползу , и я я взрываю этот проклятый мост , и взрываю себя , и взрываю танки , все танки к чёртовой матери , у меня приказ , и что-то ещё , я не понимаю что , но я пойму потом — это я устал от войны , и не хотел Войны , даже ценой своей жизни не хотел , но это всё потом .

И госпиталь .

Нет , госпиталь был долго , он был целых двадцать лет в моей жизни , он был после моста , после взрыва , а я не помнил его , я был без памяти , двадцать лет без памяти , и доктор дал мне зеркало , и я смотрел на бородатого себя , и на бородатого доктора , и понимал , что я потерял двадцать лет , и я плакал , и я плакал наяву , и во сне я плакал , и я просил отдать мне мои двадцать лет . Они были мои , и я не хотел дарить их ни Войне , ни приказу , ни доктору , никому , я очень хотел мои двадцать лет назад .

И подушка была мокрая .

Я проснулся , и подушка была мокрая , и я понял , что сон — это не сон .

И был другой сон .

Была крепость , и поле , и мой взвод лежал на поле , лежал перед этой крепостью , и поле было вспахано железом и свинцом , свинцом и железом , и мой взвод , он тоже был вспахан , и я полз , и кричал , и лил дождь , и я знал . что я доползу , и убью всех , я убью крепость , и всех кто в крепости , потому что я сильнее , и я очень жалел мой взвод .

И я не дополз .

Они применили кислотные снаряды , и я не дополз , а потом они выпустили псов , и смотрели как псы рвали то , что осталось от моего тела , моего разъеденного кислотой тела , а я сжимал гранату , и полз к крепости сквозь псов , и сквозь мой взвод , и шептал , что я доползу .

И было очень больно .

Я проснулся и было больно , сон ушёл , а боль осталась .

И я понял , что это тоже не сон .

Падают маленькие осенние кругляшки листьев , кругом большое дерево , и кругом дом , и кругом мама , и кругом рояль , и кругом музыка , и кругом сестра .

Сестра красивая и она невеста .

Рояль катится , катится , на своих маленьких как листья колёсах и давит , дом , и маму , и сестру , и большое дерево , и превращается в танк , и он стреляет , и рвёт мои перепонки , и я кричу , я кричу в этот момент , я кричу , что я не хочу Войны !

Дайте мне большой нож, дайте , я буду резать Вас и искать в Вас правду .

Я прошу , дайте мне нож сами .

Это должен быть Ваш человеческий нож .

Правду превращения солдата в человека .

Вы знаете её , Вы тоже были солдатами или будете солдатами и Вы будете болезнью , и Вы будете искать в себе человека , а может быть Вы уже нашли .

Отдайте мне тайну превращения .

Вам страшно , Вы не верите в солдат , Вы не верите солдатам , Вы не верите Войне .

Мы не проходим так просто , как болезнь и поэтому Вам страшно и я пишу Вас с большой буквы не потому , что вношу в Вас своё унижение , нет , я презираю Вас— не прошедших Войну ,у шедших от Войны , но так надо и это надо .

И качаются , качаются зелёные каски , чёрные каски , жёлтые каски , белые каски , красные от крови каски и ржавые каски .

Мы не бросим Вас , мы умираем за Вас , за Ваших детей , и мы больны , и она заразила нас эта Война , другая Война , любая Война , и её тлен он на нас , как проказа , и мы не излечимы , и мы нужны ...

Дайте мне руку , Вашу руку , я протяну её в своё сердце и оно напоёт Вам , оно тихонько качается и поёт , и я не такой каким Вы меня видите , я тоже слаб , и тоже переживаю , и плачу над глупым и сентиментальным фильмом .

Так не положено , но я плачу , и плачет мать того сержанта , она смотрит на безногого сына и жалеет его .

Мне не жалко .

Мне не ЖАЛКО !

Почему ! ?

Почему меня убила Война ! ?

И качаются медали на груди моей , и качаются ранцы за спинами идущих после меня, моей дорогой .

Стойте , да постойте же , мне надо сказать Вам самое главное .

Не ходите .

И дети , качаются мёртвые дети , и женщины , и старики , и это надо , и это война , и это просто щепки , и нет там ничего за нами , и за ними , и не ищите в нас грязи — мы грязь , и нам нужна грязь , она помогает спастись от пули и вшей .

И мня ведут вдоль моря .

Какое большое и глупое море .

Я иду по хрустящему песку , и каждая песчинка это жизнь , и давлю её , и не могу раздавить .

Не могу или не хочу ?

Глас трубный , голос трубный , взываю , взрываю , взираю .

Тщетно !

Я шёл по своим и чужим откровениям в извечной борьбе за существование , шёл и не находил .

Себя искал , потерянного в книжных полках приключенческих книг и военных книг , добрых книг и злых книг , теплых книг и холодных книг и книг , выпивающих меня по глоткам , дням , годам , моим вечностям .

Выжиравшим человека во мне и меняющим ребёнка на СОЛДАТА .

Орган , там , за стеной .

Звук загоняет меня в угол , сжимает .

Я кокон , я беззащитный кокон , я засыпаю и я вижу начало ...

Я снова ЧЕЛОВЕК ...

...И качаются, качаются зелёные каски, черные каски, желтые каски, белые каски, красные от крови каски и ржавые каски. И мне жалко Вас каски.

По человечески жалко...

...Кто из вас знает, Что такое ВОЙНА?

Скажите, где Вы видели ВОЙНУ?

Я просыпаюсь ночью и трогаю руками погоны…

Погоны, вросшие в кожу…

…Я ушёл туда чужим. Я шёл через неровные порезы судьбы, пропастями расплывающиеся в кровавые раны совести и жил.

Я просто жил одной из многих жизней нашей «Великой» Родины.

Кавычки умеют закрывать и раскрывать. Кавычки умеют покрывать.

Они покрывают вагоны замороженного солдатского мяса. Они покрывают совесть.

Раскрываются и закрываются почки наших организаций. Мы не умеем торговать и зарабатывать деньги, мы умеем ходить.

Ходить на ногах, костылях и протезах.

Мы ходим в атаки и ходим по коврам, на которые нас вызывают, и там мы умираем чаще.

Ковры убивают нас.

Нас убивают большие и малые ковры, нас убивают владельцы этих ковров, и мы барахтаемся в нищете, мы кладем, срезанные стебли цветов на сгнившие кости шагавших рядом с нами по грязи Войны и мы учимся плакать.

Непривычно смотрю на бронепоезд, застрявший среди рельсовых полос.

Зелень усыпанная розными пятнами камуфляжа, матерясь сплёвывает мне в след, и в след вопросу, моему вопросу: «Что там?».

Война, там Ссука — ВОЙНА.

Защитный рефлекс ответившего на вопрос боится меня больше чем войны, я из мира прошлого. Из мира, куда ушедшие на Войну не возвращаются.

Он ещё в будущем тот мир и он уже в прошлом.

У нас нет будущего, мы доживаем послевоенный перерыв.

Война, на гармошке сыграйте это слово, с надрывом сыграйте.

Она не сожрала меня, я ещё считаю ордена на своей и чужой парадной ткани, и я ещё по ту сторону это сволочи Войны, и я ещё могу трогать её руками.

Потом не смогу…

Потом я буду блевать дешёвой и дорогой водкой на свои чужие ступени мирного времени, потом я буду сидеть и решать.

Я буду решать большую и чужую задачу, втискиваясь в попытки объединения всех ветеранов.

Господи, зачем ты принес на землю это слово — ветеран.

Пыльное, уставшее слово, там плавает осколок ветра и заунывных речей стекающих со всех губ на свете.

Губы неслышно жуют это слово и носят его по новеньким креслам Управления Внутренних Дел.

Я смотрю на сменяющийся ряд висящих рядом лиц, проплывающих по сценам чередным праздником, оживляясь и стуча по ладошам.

Глина, она врезалась в ладоши и что-то острое так мешало через каплю пота смотреть на сволочь не приславшую вертолёт, сволочь, доставшую меня в мирной суете, на совсем другой земле, на земле, в которую я вернулся.

Я должен был стать , я не получил , но Вы, все те, которые мне не дали мне этого, вы не отняли у меня другого, вы не отняли у меня совесть.

Вы жрёте взятки и вам не подавиться, вам никак не подавиться, но вы никогда не купите моих мук.

У меня ничего нет, вам не дано и этого.

Вы смеётесь надо мной, я смешён, но и это не дано вам.

Я равен с тем, несущим крест на Голгофу, а вы рядом. Вы просто рядом, вы в толпе.

Бок бронепоезда, какой ты тёплый. На пуговице нитка, влажная мерзость шапки, стекло смотрящее серой зеленью в небо.

Запомните меня, все Вы большие и малые предметы, запомните меня. Запомни меня Чечня. Запомни меня сволочь, ибо никогда более не смогу я равнодушно купить в грязных павильонах местного рынка моего города, у лиц кавказкой национальности и на рубль продуктов.

Посмотрите на меня обладатели России.

Я не умею торговать.

Я не умею торговать людскими судьбами и Родиной.

Не надо говорить мне о честных заработках и больших мозгах.

Я не смог научиться торговать.

Эпитафия:

На этом месте должна была быть статья.

Статья о формировании нового поколения и взаимодействии с Советами и Органами.

Я похоронил её.

Я зубами буду сжимать память о всех убитых на моей Войне.

И это единственное что я умею после боя.

Но я не умею торговать

ЧЕЧНЯ

Я умирал у горевшего танка.

Я подыхал у орущего танка.

Я завывал как солдат, как собака.

Расстрел. Там так просто. Нас убивали.

Нас жгли. Всю колону. Нас там добивали.

Мне было больно, было мне жутко.

Куталась трупами площадь Минутка.

Корчился воздух горело — палёным.

Раздайте нас сытым, раздайте голодным.

Продайте вторично ценой преисподней,

Иуды, харкнувшие крест новогодний.

Примерьте нас мясом на праздник победы.

Консервные цинки народ на обеды,

Сожри и сблевнув, оботри морду ёлкой,

Шарами, хлопушками, водкою горькой.

Где стыд твой, Великий, где марши протеста.

Трясёт меня, праведный. Алым уверься.

Смотрите и жмурьтесь, мы плотью от плоти.

Замёрзшие туши под масками крови.

В вагонах морозных молчим штабелями.

Оскалившись инеем, держим плечами

Поганую правду командущих сук.

Одервеневшими пальцами рук

Прощаясь с узнавшими нас матерями.

За рефрижераторными дверями

Скрывалась и пряталась тайна предавших.

Дробила на бросивших, павших, пропавших.

На неопознанных, непогребённых,

На неподобранных, брошенных, мёртвых.

На тех, кого псы пожирали ночами.

Мы верили высшим и рядом лежали.

У танков горевших, молясь и сдыхая.

Венками терновыми страшного рая.

1) «Иуда Искариот»

www.stihi.ru/...

2) «Протоколы»

www.stihi.ru/...

3) «Путин»

www.stihi.ru/...

4) Стихи

www.stihi.ru/...

ПОСЛЕСЛОВНЫЕ МОТИВЫ, ССУКА ВОЙНА:

Я на линии плеч, у шинели прирос

Струны, тонких рек, в коже льда.

Пусто мне, холодно, мёрзну я братцы.

Чёрный друг мой осенний — вода в никуда.

Танцы бледные, тихие пальцы.

Я на линии плеч, у шинели прирос.

А как зябко берёзке в воронке.

Звездопады безумных, огромных колёс,

По глазам, до небесной сторонки.

Жадно красное бьёт, на рожденье луны,

Всё врастаю в планету родную.

Облака снежной солью кидают цветы.

На войну, на такую чужую.

Я иду, раздвигая поля — небеса,

Я всё вижу, теперь я всё знаю.

Расчертила меня, на куски, полоса,

Я солдат, и ещё… умираю.

Умираю я просто, за так, не спеша,

Побежит на атаку атака.

Кони тёплые всхлипнут, соломой шурша,

Да завоет в овраге собака.

Ах ты жизнь моя, сука, паршивая дрянь,

Вот, упал, на уставшем параде.

"Встань, солдатик"-,сестра шепчет:"Встань",

И встаю, и иду, как к награде.

Я ползу, матерясь, в бога, чёрта и мать,

Ангел — девочка, метр с сапогами.

Мы с тобою часть мира и нам наплевать,

Нам бы выжить, вцепившись зубами.

***

Зарубили меня шашкой на пустом бегу

Зарубили меня шашкой на пустом бегу.

Никуда я, братцы с Вами больше не уйду.

Никуда мне с Вами птицы больше не лететь.

На земле лежу убитый, некому реветь.

Голова моя уткнулась в рыжую траву

И глаза мои, два солнца, покатились в тьму

Я родился на ухабах, снегом по земле.

Мной осаживали слабых, судьи по себе.

Мной бродили и рядили, мучили и жгли.

Мной клеймили и давили, вешали, секли.

И плясали и смеялись, жили с Божьих дум.

Заклинались от темницы и чурались сумм.

Ах, какой же я хороший, словно пёс в ногах.

Непогожий и похожий на метель во снах.

Тёплым саваном стелила яблоня постель,

Уходил, а в след мне ныла тихая свирель.

***

Дед плешивый с обочинной паперти

Дед плешивый с обочинной паперти,

Грязный, русский, замызганный дед.

Липким снегом по уличной скатерти

Манной мокрой на жалкий обед.

Сирота безымянная, лысая,

Фронтовая забытая вошь,

Блеванула тобой Кремль хитрая,

Плюнув в лацкан медальную брошь.

Я бы танк подарил, тебе, Сталинский,

И снарядов с десяток добыл.

Чтобы жил на Москве выдох Разинский,

Когда ты Мерседесы давил.

Обокрали тебя суки сытые,

Поливай их свинцом, не жалей.

Камни площади Красной разбитые,

Щедро кровью гражданской залей.

А потом на последнем дыхании,

Когда сердце устало сожмёт.

Прошепчи о безмерном страдании,

И что любишь российский народ.

Не осудит тебя Боже праведный,

Примет тело родная земля.

Дед плешивый, обочинный, папертный.

Кто в Отчизне святее тебя.

***

КРИК

Ложь моя в огне судится,

Отдайте небо Богу.

Пуля в теле с душой крутится,

Я вижу дорогу.

Кто даст мир молящимся?

Истины такие разные.

Вскройте глаза кающимся,

Слышите, Вы — несчастные!

За пушки, цепляясь, катится,

Ребёнка убитого череп.

Чья Вера мается?

Чей твёрд берег?

Святыни страхом вечности

Плавят в себе праведных.

Где занять человечности

Для людей каменных?

***

Падал снег, с кусками мяса. Шла Война

Падал снег, с кусками мяса. Шла Война.

Звоном, болью за фугасом. Тишина.

Белым саваном, туманом, от реки.

И цепляются руками. Помоги.

Мне сегодня очень страшно,

Медсестра.

Юля, Наденька, Наташа…

Из вчера…

Окруженье, окруженье,

Руки подняты.

Нет нам брошенным прощенья,

Мы не поняты.

Нет нам сломленным победы,

Мы уставшие.

Взгляд вопроса, злят ответы,

Нам бы в павшие.

Спят герои по покосам,

Холмик, звёздочка.

А по нашим папиросам,

Слёзы досыта.

Там на линии огня,

Открываются глаза.

Там над танками заря,

И с осколками роса.

Там в историю и небо,

Души тают остывая.

Там так любишь жизнь и лето,

Пыль скрипящую глотая.

Там так хочешь,

Так мечтаешь,

Там над трупами хохочешь,

Сном издерганным стихаешь.

Там мгновения решают,

Там минуты слаще года.

Там зверями завывают,

Там военная работа.

И небритые шинели,

И уставшие шинели,

И патронов не жалели,

И снарядов не жалели.

И не впитывала глина,

Грязь из мяса, грязь из крови,

И как знамя, взрывов грива,

Всадников хлестала боли.

Каждый выживший и павший,

Всех закрывший, всех пославший.

Каждый бешенный и падший,

Веривший и обречённый,

Отрешённый, изумлённый…

Был безликой ротной массой,

Был безликой ротной мессой,

Был святой и личной правдой,

Был солдатской горькой пьесой.

Был взнесённый и сгноённый,

Был погасший и зажженный.

И делила на изгоев,

И делила на героев,

Чья — то жёсткая рука,

Чья — то твёрдая рука.

Раздавая ордена,

Отправляя в лагеря,

Заставляя пить до дна,

Миску горькую ссудя.

Злого повара Кремля.

Вашу мать, ити о, бля...

***

ВОЙНА СОЛДАТСКАЯ.

Он сидит на дне окопа,

Спину пьет сырая глина.

Заключён в шинель без срока,

И за миной рвётся мина.

Рядовой страны России,

»За Отвагу», копоть каски,

Его год войною били,

А ему бы бабьей ласки.

Голова в тисках мозолей,

Руки клещи, он контужен.

Рвёт кудрявую от болей,

Он простужен, он окружен.

Впереди четыре года,

С кровью землю замесили.

И в огне том нету брода.

В той заре людей калили.

***

СОЛДАТКА

Нет ворот. Как пролежни две ямы,

И столбы с молитвой унесли.

На дворе гадюки, да бурьяны,

И твоё чуть слышное,”Прости”.

Ты не дождалась меня солдатка,

Отгоревши, тихо отошла.

Закудахчет в поле куропатка,

Обнимает дом наш лебеда.

Половицы скрипом режут тело,

Я приду к любимой на погост.

Лето распоясалось и пело,

Горе в сердце кровью запеклось.

***

ВОЕНКОМАТ

Я пришёл в военкомат.

Восемнадцать мне, ребят.

Прадед с шашкой, по гражданской.

Немцев дед пугал тельняшкой.

Бятя — тот в Афгане сгинул.

Я детдом вчера покинул.

Мать спилась. Родных как нет.

Эй,полковник, дай совет:

Мне в танкисты ,иль в пехоту?

Главно не в стройбата роту.

Дай путёвку пацану

На Чеченскую Войну.

Оттрублю с грехом и горем,

Но домой вернусь героем.

Мне и хата и почёт,

Грудь в крестах, житуха — мёд,

Девки прыгают на шею,

Сильный, ловкий, всех имею.

И братва придёт с поклоном,

Стань, мол Ваня, нам заслоном.

Или примут в ФСБ,

Тачка — мерин, весь в фирме.

Год прошёл... В военкомат

Я приехал. Пьян, помят,

На тележке и без ног.

Эй, полковник! В рот твой бог!

Я привёз тебе привет,

От ребят, которых нет,

От разорванных улыбок,

От отрезанных ушей,

Женских дроченых картинок,

От желтухи и от вшей.

От гнилой окопной грязи,

Дембелизма пьяной мрази,

От вагонов с трупняком,

Низкий, Блять, тебе поклон.

Я забился на полу,

Умираю, не умру.

Продал ты всех нас, полковник,

За баландовый половник.

За зарплату в сто зелёных,

Продал глупых, несмышлёных.

Знал ведь, сука, про войну

Правды страшную струну.

Знал и не отговорил.

План давал, на всё забил.

Я лежал в военкомате,

На заплеванном полу.

Пальцы ноют на гранате,

Я смотрел в лицо ему.

Я привёз с собой войну,

Я кольцо зубами рву.

Я — потомственный солдат.

Я убил военкомат.

***

СТРАНА СОЛДАТСКАЯ

Вся избитая,

Вся изорвана.

Ах ты Русь моя,

Непокорная.

Стоном полная,

Жалко гордая,

Властью продана,

Измордована,

Опохаблена,

Проспиртована,

Окровавлена,

Обворована,

Ошельмована,

Да оплёвана.

Только малая,

Горстка слабая.

Ещё борется,

Ещё горбится.

Ещё трудится,

Ещё грудится.

Ещё дыбится

Шерсть загривками.

Совесть высится,

За улыбками.

А по ней потом — пулемётами.

А её потом — в Чечню ротами.

И в гробы их всех — позабытыми.

Торопливо так — не обмытыми.

Суетливо так — по постыдному.

Сунув матери рубль выданный.

А пришедьшему, не убитому,

Что из юности, словно выдранный:

По мордам! По мордам!

Только боль, только срам,

Только водку и смрад,

Героин и разврат.

Только тюрьмы и грязь.

Ах ты, сытая мразь,

Словоблудная власть.

Ну за что же ты так,

Любишь Русских солдат?

Гробишь лучших ребят?

И уходят они,

Обнажив нервы, в ряд.

По дорогам войны.

И потом их простят,

В поисках тишины,

На них нету вины.

Только будет ли свят

Храм прозревшей страны...

***

ГОРНАЯ ВОЙНА

Мы шли в тумане, и в бреду.

Под кожей мышец сталь изныла.

Качался мыслью — упаду,

Но жадность жизни всех любила.

Река — гремящий вурдалак,

До боли белой стиснет ноги.

Мне перейти тебя никак,

Не обойти твои пороги.

А Вы, подснежные ручьи,

Смеясь, дороги преграждали.

Восточной прелести полны,

Каким врагам Вы угождали?

Паду ли я средь вечных скал,

Закрыв глаза в коленях ночи.

Заплачет надо мной шакал,

Смеясь в мои слепые очи.

Домой вернусь, неся в груди

Эмаль Москвы и боль Героя.

Прошедший Дантовы круги

И поседевший не от горя.

***

КОЛОДЕЦ

Из колодца, из оконца,

Небу взгляд своих колодцев.

Брёвен мшелые воротца,

Делят нас на инородцев.

Связан телом, брошен в сырость,

Трут прозрачные шаги.

Злости лютой накопилось,

Чертит радугой круги.

Был из тех — кто, оставшись вышел,

Запечатав звездою рот.

Чернь вод языком вышил.

Утопили меня, вот.

Натянув рамки губ на пяльцы,

Бурых в сером, худых штыков,

Растворялись враги страдальцы,

Через тени моих грехов.

***

ЛЕСНЫМ БРАТЬЯМ

Пасмурной еловой лапы,

В плечи тяжесть, поднимусь.

Чёрный запах, иглы — драпы,

Горсть патронов, не стыжусь.

Схроны лет от сорок пятых,

Хмурой тенью по лесам.

Спит Литва землёй распятых.

Хамом оккупантский срам.

Брат за братом, под крестами,

Уходящими в борьбе.

Мы воюем. Правда с нами.

От присяги не в себе.

***

РЕКВИЕМ РАВНОДУШИЯ

Натирает глаза земля серая.

Ты прости нас, мертвый солдат.

Раздала тебя Родина щедрая,

Да подаркам никто не рад.

Ходят капли по городу Грозному,

Пепел с прахом равняет дождь,

Даром небу чужому, позднему,

Крошат ангелы грязную ночь.

Спит Кремля точка зрения разная,

У Буданова судные дни

И убитая правда солдатская,

На костях несклонённой Чечни.

***

ПУЛЕМЁТЧИК

Клетками мир заполняю поля.

Стоп в горизонт. Сгустки свинца

Крестят дожди. Палачёвая доля

У пулемётчика — смерти творца.

Выкуп поклонный, оправданных туш.

Мясо военного времени.

Щёткой по глотке великая сушь,

При живота ранении.

Сжальтесь, родимые. Вскиньте чугун

Потных загривков на чашу затвора.

Уравновесьте весы своих Дум,

Точку поставьте Чеченского спора.

***

ЗЛЫЕ ШАШКИ ЗОЛОТОМ

(на мотив «Любо, братцы, любо»)

Злые шашки золотом, солнце над затонами.

Плавали туманами ржаные васильки.

Пиками будёновок, крестами да погонами,

Лавами, летящими сходилися полки.

Жаворонка песня стоном ходит в небе,

Душу рвёт волною батька Тихий Дон.

Как же братцы славно жить на этом свете,

Как же братцы больно за родимый дом.

Сечено — не меряно, кровью умывалися.

Через тело к сёдлам рвалися клинки.

Стреляно — не считано, сотнями металися,

Без своих наездников кони по степи.

Жаворонка песня стоном ходит в небе,

Душу рвёт волною батька Тихий Дон.

Как же братцы славно жить на этом свете,

Как же братцы страшно разговор ведём.

Падало багряное, в горизонт усталое,

Выбиты, потоптаны травы по пыли.

Поле покаянное, трупами устлатое,

Плакало дождями, с ветром до зари.

Жаворонка песня стоном ходит в небе,

Душу рвёт волною батька Тихий Дон.

Как же братцы славно жить на этом свете,

Как же братцы грустно нам на свете том.

***

МОНОЛОГ ОФИЦЕРА, ПОТЕРЯВШЕГО ЖЕНУ(1919)

Я сегодня взошёл в завтра.

Я вчера остывал в сегодня.

Отлетела ангелом клятва.

Кружит с адом моя сотня.

Жесть листвы по краям лета,

Грезит теням осенних танцев.

Революция-бездна века,

Гасит свечи твоих пальцев.

Бредит тифом сыпная россыпь,

Гложет юность. Любовь, прощайте.

Через утро в безумье поступь.

Вы посланцев моих встречайте.

Хлещут шашки тела предавших.

Выкуп душ на свинцовые сети.

Не жалейте Господь павших.

Мёртвым вальсом кружу мести.