alisa-ancelevich — 300 лет Тишины

— Анжелика, Руфь, Никола — как же тебя зовут?

— И Анжелика, и Руфь, и Никола.

— Так как же тебя называть?

— Можешь называть меня вечностью.

— Ты не устала жить?

— Нет.

— Ты боишься не жить?

— Не знаю, может быть.

— Но чего-нибудь ты боишься? Одиночества?

— Нет, одиночества я не боюсь. Я боюсь вечного одиночества.

— Разве ты еще не научилась говорить с Вечностью?

— Вечность не понимает моего языка. Ее слова — тишина.

— Значит, ты боишься тишины?

— Нет, тишины я не боюсь. Я боюсь Вечной Тишины.

1. Инга

Настоящая бомба. Помнит ли она? Гибкое тело без стеснения, без кокетства, обнаженная красота без наготы. Стоит ли его фотография на ее столе? Кто бы не стал ее рабом в разноцветном полумраке клуба? Видит ли его лицо во сне или оно стерлось, подобно многим, из ее памяти? Нежный цветок с уверенностью кобры завораживал и приковывал. Жива ли ее душа или умерла вместе с ним? Девушка владела залом и понимала это. Знает лишь вечность да морские волны.

Легче любого наркотика звезда клуба поражала сознание и случайных посетителей, и завсегдатаев. Ее тело, блеск ее глаз в темноте — все принадлежало всем и — никому. Она танцевала каждый вечер по несколько часов подряд, и казалось, могла еще столько же. Про то, что она делала вне клуба, знали очень немного, про нее саму — еще меньше. Пожалуй, самым верным было лишь то, что ее звали Марго и она обладала одним из редких талантов — если она хотела, то становилась незаменимой. Может быть, поэтому, несмотря на то, что у хозяина клуба глаза полезли на лоб, когда он узнал, какую она потребовала зарплату, он не скупился на нее никогда. Поговаривали, что она тоже в долгу не осталась, но подтвердить этого не мог никто.

Некоторые ее побаивались и считали «темной лошадкой», но ничего «темного» о ней не знали, это оставалось на уровне слухов. Только раз она была вовлечена в скверную историю.

Однажды в клубе после выступления она разговорилась с симпатичным барменом, и слово за слово — в общем, из клуба она возвращалась не одна. Утром она собралась и ушла. Но уже вечером к ней пришли двое и предъявили удостоверения. Оказалось, что бармен приблизительно в то время, что она находилась у него, был убит. Веских улик не было, поэтому ее отпустили. На улице ее ждала администратор клуба, которой хозяин велел выяснить в чем дело: репутацией своего заведения он очень дорожил. Девушки сели в машину, а когда они отъехали на приличное расстояние, Инга, администратор клуба, стала расспрашивать. Марго все рассказала и, посмотрев на нее, заметила:

— Вы ведь недавно разошлись, у тебя и ключ еще от его квартиры, наверно, остался. Тебе видней, кто мог его убить и почему.

— Я с ним спала, а не расспрашивала про друзей-приятелей.

— Это точно, — улыбнувшись, сказала Марго, — с тобой он только спал.

— Ты это к чему?

— К тому, что вас таких у него много было.

— Ты хочешь сказать: нас таких. Ты тоже в лодке, подруга.

— Ну, не скажи, — Марго показала правую руку, на которой красовалось недешевое кольцо. — Вряд ли за те полгода, которые вы встречались, он подарил тебе что-то подобное.

Лицо Инги исказилось, и она на полной скорости набросилась на Марго. Борьба продолжалась недолго, но бывшая возлюбленная успела прокричать достаточно, чтобы сомнений в том, кто был убийцей, не осталось. Инга впилась пальцами в шею Марго и, может быть, задушила бы ее, если бы машина, не сбрасывая скорости, не врезалась в черный BMW, который от такого мощного столкновения в свою очередь протаранил джип. Но этим не кончилось: дорога была оживленная, так что семь машин были серьезно повреждены. Были и пострадавшие. Но даже когда машина Инги разбилась всмятку, она крепко держала Марго в своих руках, пока не услышала странные слова:

— И что ты собираешься делать? — спросила ее Марго, спокойно глядя ей в глаза.

— Убить тебя, сука, — прошипела Инга.

— Ну, попробуй, — Марго даже не пошевелилась. И сколько Инга ни старалась, она не меняла своего положения. Жертва явно не хотела убиваться.

Наконец, Марго со скучающим видом разжала пальцы Инги и с легкостью отшвырнула ее к разбитому окну. Потом она сказала, что Инге не удастся ее убить.

— Но ты — другое дело, — металлическим голосом произнесла Марго. В ее руке появился недлинный, с сиреневым отливом кинжал, и, прежде чем воткнуть его в горло Инги, она рассказала ей, почему сегодня был не ее день.

2. Кинжалы

Было еще темно, но ночь была чистая и ясная. Лили стояла у окна и провожала взглядом редкие машины. «Так ты любишь холодное оружие?» — «Да», — не поворачиваясь, ответила Лили. «Хочешь, я тебе его подарю?» — «Хочу». Лили не нужно было оборачиваться, она знала, что на постели никого не было. Все-таки она повернулась, посмотрела на несмятую кровать и, постояв минуту-две, подошла к красивому ящику, стоявшему на столе. Ее пальцы проворно пробежали по секретным замкам, и крышка бесшумно открылась. Тысячи огней засверкали на ее лице. Она приятно пожмурилась, провела рукой по сверкавшему металлу и взяла один недлинный, с сиреневым отливом кинжал. Лили провела рукой по его лезвию, задержала указательный палец на самом кончике и поднесла кинжал к горлу лезвием к себе. «Это не для тебя». — «Знаю». Лили не нужно было оборачиваться, она знала, что на постели никого не было.

В остальное время, за исключением чистых, ясных ночей, Лили направляла свои кинжалы исключительно на других. Уже полгода в составе французской труппы она работала в московском цирке. Лили метала кинжалы. Пожалуй, это был самый красивый и самый зрелищный аттракцион. Можно сказать, убийственный номер. У Лили была ангельская внешность: аккуратные золотые локоны обрамляли ее красивое открытое лицо, ярко-синие глаза с длинными ресницами были глубокими и ясными, как прозрачная вода ручья на Елисейских полях. Очаровательная и живая, в первый раз выходя на арену, она заметно волновалась. Ее грудь лихорадочно поднималась и опускалась. Ее белоснежный костюм подчеркивал заалевшие щеки. Если бы не темно-коричневый отлив кожи, Лили казалась бы ангелом, сошедшим с какого-нибудь старинного панно. Она грациозно обвила себя канатами и взмыла в воздух. В противоположном конце зала прожектор осветил двух юношей: один был привязан к висевшему в воздухе кругу, другой — немного ближе к Лили, на одной линии с первым, — держался лишь на двух пружинящих канатах, привязанных к его рукам. Внезапно круг, к которому был прикован первый помощник, начал вращаться. В тот же миг в руке Лили что-то блеснуло, и, яростно рассекая воздух, у левого запястья ассистента в деревянный круг впился кинжал. Молодой человек чуть заметно вздрогнул. Кинжалы, словно по волшебству, появлялись в руке Лили, каким-то чудом не разрезая канатов второго ассистента и не вредя первому, прикованному к кругу. Когда просвистел предпоследний кинжал, помощник, висевший на двух канатах, резко подался вниз. Один разрезанный канат спружинил вверх. И хотя Лили никогда не позволяла себе перерезать второй, не только зрители, но и члены труппы, если не были заняты, с ужасом ждали завершения номера. Когда аттракцион заканчивался, она с легкостью голубки оказывалась на арене и, раздав воздушные поцелуи, тут же исчезала, как будто ее и не было.

В труппе Лили очень любили и всячески оберегали. Она вносила какое-то приятное оживление, даже когда глаза слипались и не хотелось ни на что смотреть. Только она умела так говорить с девушками, что они забывали о том, что Лили им конкурентка. Она была, скорее, как сестра. Мужчины не могли не видеть ее красоты, но и здесь Лили умудрялась обеспечить себе только братское или отеческое расположение.

Лили было около восемнадцати, но она стала одним из самых ярких членов труппы. Она была профессионалом, и вряд ли кто-то мог сравниться с ней на ее территории. Впрочем, не только на ее. Когда одна гимнастка стала подтрунивать, что ее кинжалы — это что-то феминистское и “совсем не сексуальное”, Лили так изогнула свое тело, что гимнастка по сравнению с ней была казалась неуклюжим куском фанеры, замороженным на дне Северного Ледовитого океана. Ей легко доверяли кормежку хищников, и никто не удивлялся, когда видел, как она летает с воздушными акробатами под куполом. Она любила все, что было связанно с цирком, и, казалось, умела все. Лили объясняла это тем, что по линии отца она — потомственная циркачка. И, несмотря на многочисленные расспросы, большего от нее нельзя было добиться. Даже Андреас, любитель брюнеток и по совместительству воздушный акробат, не преуспел в этом деле.

Черные кудри и жгучие черные глаза открывали ему многие двери, преимущественно — женские. И хотя неудача с Лили его огорчила, он быстро забыл про это, потому что она была «не в его формате». Правда, не замечать ее было довольно трудно, и Андреас волей-неволей поглядывал на нее. Но самое интересное было в том, что Лили он, казалось, не только не интересовал, но она даже общалась с ним как-то снисходительно. Как будто он был маленький мальчик или глупый зверек. Андреаса это сначала забавляло, потом — удивляло, но с каждым днем это все больше напоминало раздражение. Он не мог понять причины такой незаслуженной нелюбви к себе и готов был поверить в то, что она — лесбиянка или что-то вроде того.

Однажды он увидел, как Лили подкармливала льва: хищник сидел смирно и ждал мясной добавки. Андреас подошел сзади и шепнул Лили на ухо о том, какое у нее странное общество — кинжалы и дикие животные и что лучше бы она ходила на свидания с мальчиками. Лили повернулась к нему и тоже шепотом ответила:

— Мне нравятся мальчики, такие, как этот лев: сильные, уверенные в себе и находящиеся на безопасном расстоянии.

— И в чем тогда интерес?

— В том, чтобы не стать их обедом.

3. Je t’aime

Андреас уже решил, что Лили даже спит со своими кинжалами, пока однажды не увидел один из них. Впрочем, этот кинжал был сделан из плоти и крови и выглядел вполне аппетитно. Эффектный темноволосый парень активно пытался попасть в цирк, объясняя дежурной, что ему нужно видеть Лили. Андреас, пришедший во время этой жесточайшей осады, вызвался сказать ей о посетителе. Лукаво улыбнувшись, Андреас не утерпел и сходу заявил, что Лили дожидается поклонник. Она спокойно ответила, что работает, а поклонники пусть приходят вечером. Андреас еще немного пококетничал, но Лили осталась невозмутима.

Вечером того же дня, после представления, у входа Лили ожидал шикарный букет белоснежных роз и не менее шикарный кавалер. Она улыбнулась, поблагодарила и — упорхнула. Парень был несколько озадачен, но очень недолго. Через пять букетов белоснежных роз Лили захватила его с собой.

С этого дня Андреас заболел. По крайней мере, так говорила его сестра, тоже воздушная акробатка. Молодой человек не мог понять, как «нормальный парень» — тот эффектный брюнет — мог из гепарда, которым он был, прорываясь со служебного входа, превратиться в большеглазого котеночка рядом с Лили. Но гораздо важнее для него был вопрос, как она может проходить мимо такого парня, как он. Его ум не мог этого постичь, а глаза не могли перестать сверкать при появлении Лили. Но она не замечала или не хотела этого замечать, и Андреас с каждым днем становился все мрачнее, работал через «не хочу», бесился от своей слабости, ничего не мог с этим поделать и снова бесился.

Наконец, Франсуаза, его сестра, решила поговорить с Лили и мимоходом намекнуть на состояние брата. Но, к ее удивлению, Лили намека не поняла и тут же куда-то заспешила. Франсуазе оставалось лишь смириться с минорным настроением брата и песенками в стиле «Je t’aime» , которые Андреас периодически наигрывал на своей гитаре по вечерам. Впрочем, играл он неплохо, так что она даже научилась под них засыпать.

4. В слоях воздуха

«Родители узнали и не узнали меня», — сказала Анна. «Ведь прошло десять лет». — «Да, для них прошло десять лет, а для меня — месяц». — «Что они сказали?» — «Что я — самозванка. Мне пришлось уйти. Но знаешь, что интересно: уходя, я поняла, что сделала бы то же самое». — «Ты прогнала бы собственную дочь?» — «Если бы она выглядела так же, как десять лет назад — несомненно».

Лили давили воспоминания. Может, потому что они касались ее нормальной, человеческой жизни, когда все воспринималось так свежо и чисто. Сейчас ее воспоминания укладывались слоями «по жизням», и хотя Лили, или Анну, или еще кого-нибудь это начинало ужасно злить, она понимала, что по-другому нельзя. Так сказал он. Наверняка, можно было жить как-то иначе, но она не хотела, а, может быть, уже не могла. Несмотря на то что золотистые кудри так же вились на ее голове, внутри нее слои становились все многочисленнее, а взгляд ясных глаз — все проницательнее.

Хорошо, когда человек находит себе дело, дело своей жизни. У Лили оно было, и она не уставала в нем совершенствоваться. От этого зависела ее безопасность, и даже жизнь. Только название ему еще не было придумано. Да и вряд ли оно скоро появится. Сложно назвать то, что можно лишь чувствовать. Быть тенью, но не вызывать подозрений, быть понятной, но так, чтобы никто не догадался, кто ты на самом деле.

Но было бы наивным думать, что окружающие глупы и ничего не понимают. Пусть смутно, но некоторые люди чувствовали подвох. И хотя не было на свете человека, который знал бы тайну Лили и был бы жив, попытки разгадать ее время от времени предпринимались. Мать Андреаса Шарлотт не могла не почувствовать, что она не так уж проста. Шарлотт уже не выступала, но ездила со своими детьми и присутствовала на репетициях. Когда она узнала о влюбленности сына, то почти сразу сказала ему, что «эта женщина» умнее его. Андреас пытался отшутиться, ссылаясь на своей большой опыт, но Шарлотт ответила, что Лили не по его зубам. Но даже себе она вряд ли могла объяснить, почему она так на этом настаивала.

Ни для кого не было секретом, что Андреас был очень красив, далеко не глуп и, не углубляясь в подробности, просто «ого-го». Вряд ли нашлась бы женщина, которая могла спокойно пройти мимо него. Тем более такая молодая, как Лили. Но все оказалось не так просто, и Шарлотт кожей чувствовала, что это не тот случай, что стремление ее сына добиться этой девушки может навредить ему.

Она несколько раз заговаривала с Лили, и снова ее посещало странное чувство, хотя выразить его она бы не смогла. Но особенно ее поразило поведение девушки, когда ей пришлось заменить Франсуазу. У нее была серьезная травма, она не могла продолжать выступать. В такой ситуации номер бы наверняка сняли, но поскольку Лили чуть ли не каждый день тренировалась с воздушными акробатами, то решили, что, если она согласится, можно сделать замену. Лили согласилась, и репетиции начались. Андреас сразу же изменился. Он начал дурачиться, шутить и поддевать Лили. Она ничего не говорила, но, когда это поставило под удар исполнение номеров, она громко попросила всех акробатов остановиться. По ее просьбе убрали страховку, и тогда Лили молнией взмыла в воздух и, рассекая его своим гибким телом, заставила всех прийти в восторг и ужас одновременно. Она выполняла без страховки сложнейшие трюки, а кое-что из того, что она делала, никому из акробатов никогда не суждено было повторить. Наконец, она скользнула на площадку к Андреасу и сказала:

— Сможешь повторить, веди себя, как хочешь, не сможешь — не смей рисковать чужими жизнями. — Лили не читала нотаций, она произнесла это так просто, что Андреас при всем желании не смог бы обидеться, поэтому, оценив все проделанное Лили, он покорился. Никаких трений больше не было. Труппа только лишний раз получила повод уважать Лили, которая сумела, не оскорбив Андреаса, привести его в чувство. Он больше не пытался поразить ее, и до возвращения Франсуазы воздушные акробаты успешно выступали.

Часто именно Лили спасала трюки в последний момент. Однажды Андреас был явно не в форме, несобранный и вялый, поэтому не было ничего удивительного в том, что выполняя сложный прыжок, он не смог правильно рассчитать и уже летел мимо рук Лили. Страховка была натянута, но трюк был сложным, на него требовалось много сил, а тот день был явно неудачным для акробатов. Со второй попытки сделать его было бы почти невозможно. Андреас внутренне уже ругал себя непечатными словами, когда Лили скользнула вниз и, держась лишь ступнями, подхватила его. Это было настолько неожиданно для Андреаса, что ей пришлось подтолкнуть его, чтобы он успел перебраться на другую площадку. Потом Лили очень хвалили и радовались, что все прошло удачно.

Шарлотт тоже была рада за них, и на этот раз ей, наконец, удалось понять свое странное ощущение. Она видела за свою жизнь множество акробатов, и совсем молодых, и не очень. Лили, несмотря на свою молодость, обладала уже по-взрослому уверенным телом. Тогда Шарлотт и поняла, что за ангельским личиком она увидела взрослую женщину. Она боялась за своего сына и была права.

5. Любовь

Если бы на месте Лили оказалась другая девушка, Андреас вполне бы мог рассчитывать на победу. Но ее сердце было давно и прочно занято. Слишком давно. Ее вряд ли можно было назвать однолюбкой, но любовь Лили была именно такой, о которой поэт эпохи романтизма мог бы написать неплохую поэму. Это чувство срослось с ней. В ее памяти многое стерлось, побледнело, и это чувство было единственной ее опорой, тем, благодаря чему она не потеряла себя, не забыла, кто она на самом деле.

Ее ангел-хранитель очень удивился, узнав об изменениях в судьбе своей подопечной. Но, видимо, должны быть такие люди, которые вопреки всему меняют течение жизни, не церемонясь с желаниями других. Несмотря на то что они расплачиваются за это своей жизнью, последствия их «творчества» необратимы. Лили встретила такого человека, и он перевернул ее жизнь. Только даже тогда, когда его глаза навсегда потеряли способность отражать ее лицо, вряд ли он мог подумать, что и Лили вторглась в течение его жизни и по своему усмотрению изменила ее. Вряд ли об этом знала и сама Лили. И если один такой человек разрушил бы свою жизнь, изменив чужую, то когда встретились два таких человека, случилась аномалия: они оба выжили, но каждый по-разному. Лили и физически, и духовно, а он — только духовно. Он стал ее неотделимой частью, но перестал был тем, кого она знала прежде. Лили могла говорить с ним, могла чувствовать его, но не могла видеть его, прикасаться к нему. Это мучило ее. Его смерть стала для нее катастрофой. Он был для нее особенным существом, и ей потребовалось очень много времени, чтобы как-то с этим сжиться.

6. Семья

Несмотря на то что его голос звучал как эхо и с каждым годом это эхо звучало все тише, память Лили заботливо сохраняла все, что было с ним связано, а с ним связано было не мало.

Если бы скучающий историк заинтересовался ее жизнью, он смог бы написать совсем немного.

…Анна дю Валло родилась в 1698 году в России в семье русской дворянки и французского подданного. Вскоре после рождения дочери семья переехала во Францию. Когда Анне исполнилось семнадцать лет, отец решил выдать ее замуж за знатного, уже немолодого аристократа Франсуа де Ренье. В том же, 1715 году, Анна дю Валло (по одной из версий, из-за ненавистного брака) бежала из родного дома. Сведений о ее пребывании не сохранилось. По всей вероятности, Анна дю Валло умерла, так и не решившись возвратиться в отцовский дом…

В общем, биограф мог бы написать множество жалостливых слов, но даже его богатому воображению не под силу было представить то, что произошло в действительности. Несмотря на заботу родителей, благодаря которой на захолустном кладбище появился серый надгробный камень в знак того, что дочь для них больше не существует, настоящей могилы Анны дю Валло не появилось ни через пятьдесят, ни через сто лет. Причина этого происшествия была до банальности проста: Анна не умирала.

7. Побег

В 1715 году Оливье дю Валло, прагматичный политический деятель и по совместительству любящий отец, решил выдать свою юную дочь за тридцатилетнего Франсуа де Ренье. Он был хорош собой, к тому же занимал важное место в обществе. За две недели до свадьбы Оливье дю Валло решил, что дочери пора готовиться стать женой, поэтому пришло время узнать о предстоящем торжестве. Радости дочери не было предела. К тому же, супруг был очень недурен, особенно для тридцатилетнего мужчины. Дочь была так потрясена, что после ухода отца не выходила из своей комнаты пять дней. На шестой день дверь решили взломать. Взломали. Внутри никого не было. Оливье дю Валло был взбешен. Беситься, конечно, было от чего: за семнадцать лет он не сумел разглядеть свою дочь. Его ярость была вызвана крайней неблагодарностью дочери за «такого порядочного жениха». Поиски ни к чему не привели, поэтому гнев любящего главы семейства излился на жену и сына.

Назвать Анну дю Валло бунтаркой было бы, по крайней мере, неуважительно. За ангельской внешностью и рано развившимися формами скрывался проницательный гордый ум и тот еще характер. При отце она была холодна как сталь. Манеры, манеры и еще раз манеры. При матери заботлива, скромна и… манеры, манеры, манеры. Но Жан дю Валло, ее младший брат, видел ее другой. В 1715 году ему было только шесть, но он был неглупым мальчиком и многое понимал. Самыми легковесными определениями его сестры были «вздорная девица», «та еще особа», «темная лошадка». Эти определения в основном принадлежали представительницам женского пола. С мужской половиной общества у Анны никогда проблем не было. Она просто делала с ними все, что хотела. Конечно, «более достойным особам, чем эта русская выскочка», это нравиться не могло. (Ведь француженки славятся потрясающим шармом и женственностью.)

Оценив ситуацию, Анна решила, что ей нужно что-то менять. План был прост: укрыться на некоторое время там, где ее не будут искать, а потом, пообещав громкий скандал отцу, вернуться на своих условиях. У Анны были хорошие шансы на успех, пока не произошла одна неприятность.

«Выскочка из варварской России» решила, что лучшим местом для нее будет публичный дом. Укрытие, конечно, было шумноватым, зато ее отцу не пришло бы в голову искать ее там. За хорошую сумму Анна договорилась с хозяйкой и снимала у нее небольшую комнату с большим замком. Учитывая особенность своего места пребывания, Анна выходила очень редко, стараясь слиться со стенами заведения. Она считала, что у нее довольно неплохо получалось, пока не столкнулась с одним улыбчивым месье, который значительно ее осмотрев, сказал хозяйке:

— Вот эта подойдет.

Отцовский характер тут же проявил себя: бешенство разлилось по телу Анны. Но она была русско-французской смесью, поэтому легко повернула свою аккуратную голову и ответила в тон месье:

— А мне этот не подойдет.

Месье рассмеялся и тут же спросил:

— Что, недостаточно красив?

Может быть, именно в тот момент Анна научилась так просто и ясно говорить о неудобном.

— Скорее, недостаточно проницателен.

Она повернулась и вспорхнула по ступенькам. Она заметила, что месье был очень красив, и не хотела выдать своего румянца в такой неприятный для нее момент. Если и было что-то, чему она научилась у своей матери, кроме вечных манер, так это вести себя с мужчинами.

Видимо, хозяйка объяснила нахальному месье положение Анны под своей крышей, потому что, когда она решилась снова открыть дверь, первым, кого она увидела, был именно он. Небрежно оперевшись на перила лестницы второго этажа, месье стоял к ней спиной. Анна уже хотела закрыть дверь, когда он, не поворачиваясь, выдвинул назад ногу, так что момент, чтобы незаметно исчезнуть, был упущен. Месье повернулся. На его губах играла усмешка.

— Мадемуазель, за что же такое пренебрежение? — Анна выразительно на него посмотрела. — Да, я помню свою оплошность. Позвольте попросить у вас прощения, как умею, — месье галантно достал из-за спины букет белоснежных роз.

— Не стоит, я вас прощаю и прощаюсь, — сказала Анна, закрывая дверь.

— Приветствую, хозяйка! — раздался с первого этажа вежливый голос. — Мне бы месье де Луи.

— Не знаю такого, ничем не могу помочь, — отрезала мадам Родель.

— Неужели? — настаивал вежливый голос.

— Мадемуазель, простите и вы меня, — сказал, не дожидаясь шума с первого этажа, нахальный месье и, подхватив Анну, нырнул в ее комнату.

— Что вы делаете? — возмутилась Анна.

— Если будете шуметь, боюсь, ничего хорошего. — Месье открыл окно и, перевесив одну ногу, сказал:

— Вам придется пойти со мной, здесь вам угрожает опасность.

— Позвольте отказаться, — сказала Анна и, подбежав к окну, толкнула месье вниз, но тот не растерялся, прижал Анну к себе, и через две секунды он лежал на мостовой, а она на нем.

— Мне тоже приятно, но продолжим после, — приземлившись, сказал месье, затем встал и помог подняться Анне.

— Вы в порядке? — спросила она, смутившись.

— В полном.

Так Анна дю Валло встретила нахального месье, который представился Робертом де Луи. Так навсегда изменилась жизнь обоих. Только через десять лет Анна попыталась восстановить связь со своими родителями, но они выгнали ее, назвав самозванкой. К тому же, сказали они, «дочь для них умерла десять лет назад». Возможно, так и было. Анна никогда бы уже не смогла быть прежней, жить той жизнью, которой жила.

Она была очарована молодым человеком, но она всегда знала свое место и место других, поэтому решила как можно скорее покинуть подозрительного красавца. После исчезновения из публичного дома Анне нужно было найти новое укрытие. Тем более что все ее вещи остались там. Роберт настойчиво советовал за ними не возвращаться, но на вопрос «почему» ответил лишь что-то вроде «это долгая история, давние счеты, опасные люди». Временно он предложил остаться у него, на чердаке одного заброшенного дома.

— Хотя это нелегко, буду тише ягненка, — с лукавой улыбкой обещал Роберт. Несмотря на сомнительность места встречи с ним, Анна видела в нем ум и, конечно, манеры, поэтому, предварительно купив рыбный нож, согласилась.

Однажды ночью она проснулась от близкого шума. Анна протянула руку к подушке и вытащила нож. Обернувшись, она увидела спокойное лицо Роберта, стоявшего у окна рядом с лежащими на полу осколками бокала.

— Мило, — сказал он, но без своей обычной улыбки.

— Взаимно, — серьезно ответила Анна.

Повисла легкая тишина. Роберт словно задумался и забыл о разбитом стекле. Он молча, застыв в своей позе, смотрел прямо в глаза Анны. Она в первый раз увидела его настоящие глаза. Красивые не только своим жгучим блеском, который так обжигал женщин, но и своей тишиной, покоем, разлитыми в них. Ночью все всегда кажется другим, но то, что Анна увидела, ей понравилось.

— Если вам захочется произвести впечатление на умную женщину, смотрите на нее именно так, — спокойно произнесла она и, убрав нож, легла.

— И только? — послышался далекий голос Роберта.

— И только, — сказала Анна и закрыла глаза. Перед тем как открыть их вновь, она подумала, что ей хотелось бы, чтобы Роберт стоял там же, на своем месте, и все было, как вчера. Анна открыла глаза, и, хотя утреннее солнце разлилось по комнате и все уже не могло быть прежним, Роберт стоял на своем месте. Его взгляд был таким же, как ночью. Осколки бокала так и лежали на полу. Он, кажется, и не заметил, что она проснулась. На секунду ей вдруг захотелось засыпать и просыпаться под взглядом этого мужчины. Только на секунду.

— Упражняетесь? — Роберт вздрогнул и вопросительно посмотрел на Анну. — Упражняетесь очаровывать женщин?

— Не могу отказать себе в удовольствии, — слегка улыбнулся Роберт, и задумчивое выражение слетело с его блестящих глаз.

8. Встреча

Роберт, как и обещал, был тише ягненка и вел себя очень учтиво. Его чердак был совсем не так плох, как ожидала Анна. К тому же он делал все, чтобы приспособить свое одинокое жилище к присутствию в нем женщины. Но всего Роберт предусмотреть не мог, поэтому Анне пришлось однажды выбраться из своего укрытия. Все деньги, что были при Анне остались в ее комнате у мадам Родель, поэтому ей пришлось воспользоваться галантным предложением Роберта одолжить у него. Это было досадно, но другого варианта не было.

Как только она оказалась у входной двери заброшенного дома, в котором они укрывались, Анна услышала непривычный шум и, боясь неприятной встречи, повернула назад. Перед ней стоял высокий мужчина. Мгновение — и он крепко сжал ее горло. В глазах Анны потемнело. Страх залил ее голову, она почувствовала себя беспомощной и глупой девчонкой, сбежавшей из хотя и ненавистной, но надежной крепости. На улице светило солнце, но дом был наглухо заколочен, и свет не проникал в него. Анна, как ни вглядывалась, не видела того, кто стоял перед ней. Она лишь молилась, чтобы это был кто-нибудь из посланных за ней отцом. Но небесные жители, видимо, были заняты чем-то поважнее.

— Мадемуазель, — тихо, но отчетливо произнес вежливый голос, — месье де Луи дома?

В горле был камень, Анна не могла сказать ни слова, поэтому она лишь отрицательно качнула головой.

— Не возражаете, я подожду его с вами, — произнес тот же голос, и, продолжая сжимать горло Анны, увлек ее вверх по лестнице. Она задыхалась и чувствовала, что выбраться ей не под силу. Она проклинала свое легкомыслие, из–за которого отправилась вместе с Робертом в этот дом. Ей было сложно дышать, перед глазами плавали разноцветные круги. На секунду Анна потеряла сознание. Видимо, она все–таки не зря платила своему ангелу-хранителю, потому что он успел шепнуть ей в этот миг о том, что могло спасти ее.

…Той ночью, когда Анна, испугавшись, вынула нож, Роберт сделал свои выводы. На следующий день они вместе отправились в город. Проходя по одной из улиц, он спросил:

— Так ты любишь холодное оружие?

— Да, — ответила Анна.

— Хочешь, я тебе его подарю?

— Хочу.

Тогда они не сговариваясь решили обращаться друг к другу на «ты». На другой день они также негласно отменили это правило. Роберт подарил ей недлинный, с сиреневым отливом кинжал. Анна удивилась такой дорогой вещице:

— Неожиданный подарок для юной девушки, — заметила она.

— Я пытался быть банальным, преподнес цветы, — с лукавой грустью ответил Роберт, — но юной девушке это не пришлось по вкусу.

…Слова Роберта вихрем пролетели в голове Анны. Онемевшими руками она нащупала рукоятку кинжала и, сжав его до боли, с силой воткнула в шею незнакомца. Он застыл, и его пальцы дрогнули. Не в силах устоять, Анна упала на перила и еле удержалась, уцепившись за них ослабевшими руками. В полусне она спустилась с лестницы и чуть не упала снова. Она не знала, что с тем человеком. В ее голове лишь стучала мысль о надежде на милосердие Божие и другие слова, которые вспоминают люди, изучавшие когда-то богословие, но никогда его всерьез не воспринимавшие. Наконец, уверовавшая вдруг во Всевышнего мысль с грохотом взорвалась в ее голове. Тело Анны обмякло и медленно опустилось на пол. В полузабытьи она слышала чей-то знакомый голос, может быть, голос ее слишком увлеченной манерами матери, который говорил, что все будет хорошо, должно быть хорошо. Обязательно.

9. Тайна

В жизни Марго было так много всего, она видела, чувствовала, делала столько, что хватило бы на жизнь нескольких поколений граждан небольшого государства. Она старалась не оглядываться, боясь увидеть пустоту позади, хотя назвать свою жизнь пустой не могла. Она никогда не была одна, но она была одинокой, такой одинокой, какой не был никто и, возможно, никогда не будет. Марго этим не тяготилась, но это ощущение, ощущение вечной Тишины, впиталось в каждое ее движение, стало ее тайной, к которой не было доступа никому. В ее жизни был только один человек, которому она могла бы довериться, но он умер слишком давно, чтобы она могла сохранять утешительную иллюзию, что он рядом с ней или наблюдает за ней. Он был гораздо ближе — внутри нее, но, если бы Марго обладала такой силой, она бы вырвала его из себя, потому что даже для нее это было слишком.

Не то чтобы Роберт недолюбливал женщин, но, когда он вошел в свое укрытие и увидел внизу Анну, он был, мягко говоря, не в духе. Он надеялся, что был достаточно убедителен, когда говорил ей, чтобы она никуда не ходила. Войдя с залитой солнцем улицы, он не сразу разглядел, что Анна была полужива. Когда она с трудом спустилась и упала на пол, Роберт увидел, что они не одни. На середине лестницы спиной к нему стояла мужская фигура. Холод обдал Роберта, и он стоял как прикованный. В горле мужчины торчала рукоятка кинжала. Вдруг он упал на колени. Роберт мгновенно оттаял и, подняв на руки бездыханную Анну, исчез за входной дверью.

Он не знал, куда шел. Его мысли были где-то далеко. Роберт понимал, что с такой ношей ему далеко не уйти, поэтому, подойдя к стоявшему неподалеку экипажу, он сунул кучеру в карман несколько монет и сел в него, бережно поддерживая Анну. Она была очень бледна и не приходила в себя. Роберт назвал кучеру улицу на окраине города, и карета побежала по дороге. Его беспокоило состояние Анны, но остановка была невозможна.

Через четверть часа он с полуживой девушкой на руках стоял перед хозяином одной трущобной гостиницы. Тот не стал задавать лишних вопросов. Комната, если помещение, в котором оказался Роберт, можно было так назвать, имела вид конуры, в которой почило не одно поколение собак, но его это меньше всего интересовало. Он положил Анну на свой плащ, расстеленный на кровати, и стал проводить по ее лицу руками, нажимая на некоторые точки. Затем он принес воды и влажным полотенцем отер ей лицо. Туманные, как будто ничего не видящие глаза Анны открылись. Она с трудом повернула голову и вновь прикрыла их, но по дыханию Роберт понял, что она пришла в себя.

— Как себя чувствуете, мадемуазель?

Анна медленно открыла мутные глаза и вопросительно посмотрела на него.

— Тот человек,.. — хрипло произнесла она. Ей было больно говорить.

— Его здесь нет, — быстро ответил Роберт.

Глаза Анны медленно закрылись. Как сквозь сон, она слышала слова Роберта:

— Анна, — он в первый раз назвал ее по имени, — запомните, если когда-нибудь вы встретите того человека снова или людей, напоминающих его своим поведением, возьмите что-нибудь острое и воткните им в горло так, как вы это сделали сегодня. Вы слышите? — Анна не отвечала. — И еще: кровь, пролившуюся из раны, — Роберт остановился на секунду и приблизил свое лицо совсем близко к уху Анны, но тут туман вновь охватил ее голову. Возможно, он говорил что-то еще, но потрясенное сознание девушки, робко поразившись последним словам, растворилось в горящей голове.

10. Лихорадка

Анна очнулась только на следующий день вечером. Несмотря на то что в захудалой каморке было душно, ее сильно знобило. Она закуталась в одеяло, но холод не проходил. Роберт сидел на стуле, боком к Анне. Увидев, что она зашевелилась, он повернул голову в ее сторону. Роберт был чем-то смущен. Он продолжал сидеть. Вдруг в его руках что-то заблестело. Он мягко поднялся, подошел к кровати Анны и положил рядом с ней рыбный нож.

— Средства наши невелики, — улыбнувшись, сказал он, — но я подумал, что вы будете скучать по оружию.

Анна хотела сказать «благодарю», но тут же захлебнулась воздухом. Из горла раздалось лишь хрипение.

— У вас есть ко мне пара вопросов, — небрежно сказал Роберт. — Я с удовольствием отвечу, но позже. Вам нужно поправиться.

Анна сделала нетерпеливое движение, пытаясь протестовать, но Роберт, не заметив его, вышел из комнаты.

Она постоянно впадала в полузабытье, ее сознание проваливалось в бездну, а сил выбраться у нее пока не было. Иногда Анна вдруг выталкивала себя из этого состояния, но, даже проснувшись, долго не могла понять, видит ли она окружающее на самом деле или это продолжение ее мутного сна. Ей становилось страшно, она боялась засыпать. Анне казалось, что незнакомец, напавший на нее, ждет ее на границе реальности.

Роберта в комнате почти никогда не было. Иногда, когда Анна открывала глаза, она видела его сидящим на стуле напротив своей постели. Его мысли блуждали где-то рядом, но ей почему-то не хотелось разгадывать их. Он словно боялся оставаться с ней надолго. То, что произошло, изменило его отношение к ней, и это беспокоило Анну. Но через мгновение она снова проваливалась в тот заброшенный дом, где встретила того человека. Его пальцы вновь обвивали ее горло. Становилось тяжело дышать, Анна задыхалась. Однажды она с усилием проснулась, но горло по-прежнему было в огне. Чугунная цепь сдавила ее шею. Она провела рукой по ней, и ее тело дрогнуло. Анна почувствовала на своем горле человеческую руку. Она быстро открыла глаза. Два черных зрачка холодно смотрели на нее.

— Где он? — прошипел голос. Перед Анной стояла рыжая длинноволосая девушка. Ее пальцы сильнее сдавили горящее горло. Тело Анны выгнулось дугой. Плечи начали подергиваться. Это были последние минуты. Вдруг за входной дверью что-то упало. Рыжая девица мгновенно исчезла.

В коридоре неподвижный взгляд хозяина гостиницы наблюдал необычную картину. Правда, он вряд ли мог оценить ее, так как был уже пять минут как мертв. А зрелище все-таки было занятным. Знакомый Анны, которого она так часто вспоминала, живой и невредимый, сидел верхом на лежащем на полу Роберте и старался как можно глубже вонзить недлинный с сиреневым отливом кинжал в горло Роберта. Рыжеволосая девица медленно подошла к ним.

— Готов к встрече с родственниками? — спросила она Роберта низким, немного надломленным голосом. Залитое кровью лицо Роберта исказилось. Красивые глаза потемнели.

Наверное, ангел-хранитель Анны был действительно неплохим парнем, потому что, когда рыжеволосая девица оставила ее умирать, она передумала. С большим трудом она встала с постели, с которой не поднималась больше недели. На ватных ногах Анна сделала несколько шагов. Жар охватил все ее тело. Глаза заволокло. На ощупь она кое-как добралась до двери. Когда на секунду Анне удалось увидеть происходящее, она автоматически оперлась на стену. Но ей тут же пришлось отдернуть руку. Стена была раскалена от висевшего на ней светильника. Анна не чувствующими ничего руками отломила раскаленные сальные свечи и бросила на пол. С трудом ей удалось подтолкнуть одну из них ближе к зловещей троице.

Пожар вспыхнул мгновенно. Загорелось платье Анны, но она все равно пошла вперед. Рыжеволосая девица тут же кинулась на нее, но Анна со всей силой, которая оставалась у нее, ударила ее канделябром в голову. Девица покачнулась. Анна, не удержавшись, упала как подкошенная. Полуживой Роберт откинул дрожавшей в предсмертной судороге ногой живучего незнакомца.

Глаза Анны больше не хотели открываться, она готовилась умереть. Лишь кто-то внутри постоянно что-то бормотал. На миг она прислушалась: «Запомните, если когда-нибудь вы встретите того человека снова или людей, напоминающих его, возьмите что-нибудь острое и воткните в горло,.. кровь, пролившуюся из раны,.. вы должны ее проглотить…» У Анны не было больше сил, она просила лишь одного — быстрой смерти. Но кто-то внутри не давал ей покоя. И она, не вставая, подтянулась к содрогавшемуся телу Роберта. Она легла рядом с ним на пол, ухватилась за рукоятку кинжала и дернула на себя. Тело Роберта странно сжалось, но Анна видела только одно. Она видела бледное лицо незнакомца, залитое кровью, видела рукоятку кинжала, торчавшую из его шеи, а еще странные глаза рыжеволосой девушки. Перед глазами Анны все плыло, коридор раскачивался во всевозможных направлениях. Кроме горячего вкуса крови во рту, она уже не могла ничего чувствовать. Ей только показалось странным, когда ее тело охватил обжигающий холод. Ей не было больно или страшно. Анна вздохнула свободно: она умерла.

11. Жизнь после жизни

Когда человек не может объяснить, почему случилось именно так, как случилось, он говорит что-нибудь вроде «не судьба». Что-то вроде этого случилось с Анной. Ее планы резко изменилось, причем без ее ведома. Анна готовилась предстать перед Божьим судом, но не тут-то было. Может быть, у высшей комиссии было и так дел по горло, может быть, по другим причинам, но в этот день ей не суждено было умереть.

Анне вновь пришлось открыть глаза на этой грешной земле. Чувствовала она себя очень живой. Рыжеволосая девица также пристально смотрела на нее своими огромными глазами, а хозяин гостиницы давно лишился своего дохода. Но изменения были: вежливый незнакомец неподвижно лежал на полу с кинжалом в горле, а Роберт активно подавал признаки жизни. Наконец, девице, похоже, надоело стоять и впиваться взглядом в Анну, и она поспешила удалиться. Ни Анна, ни Роберт не стали ее упрашивать остаться на ужин.

В этот день Анна дю Валло прекратила свое существование. Родился кто-то другой, пока не имевший имени. Но сама Анна об этом не догадывалась. Она поднялась и удивилась легкости во всем теле. Не было и следа болезни. Анна удивленно посмотрела на Роберта и замерла. Кожа на его шее была гладкой, без единого пореза. Лицо также было чистым, словно и не утопало в собственной крови секунду назад. Роберт странно смотрел на нее, как будто видел ее впервые. Он снова и снова осматривал ее с ног до головы.

Анна взглянула на незнакомца, лежавшего на полу, и подошла к нему. Он был залит кровью и не двигался. Анна не слышала его дыхания. Она нагнулась и осторожно перевернула его. Разглядеть его черты было трудно, но они были правильны, и Анна решила про себя, что он, должно быть, был красив.

— Он умер, — сказал Роберт. — Его звали Жак. Он не такой, как другие люди. Лора, та, что была с ним — тоже…. И я, и теперь — ты.

— А какая я теперь?

— Я скажу тебе, но нам лучше отсюда уйти.

Роберт пошел к выходу из гостиницы. Анна пошла было за ним, но потом остановилась. Она присела около тела Жака и, отвернувшись, резко потянула на себя кинжал. Он вышел легко. Она достала платок из его кармана и обернула окровавленный клинок. Даже спустя многие годы Анна не могла объяснить себе, зачем она это сделала. Она словно предвидела, что кинжал ей еще пригодится.

Роберт и Анна спокойно вышли из гостиницы и двинулись по залитой солнцем улице. Оно слепило им глаза, но они не замечали этого. Каждый думал о своем, но мысли их витали вокруг одного. Обитатели гостиницы были слишком нечисты на руку, чтобы интересоваться происходившим в коридоре. Такое здесь случалось каждый день. Анна и Роберт могли быть спокойны: за ними никто не шел. Но через некоторое время как по команде они ускорили шаг. Они шли долго. Их остановил лишь колокол собора. Он словно оглушил их.

— Этот колокол звонит по Анне дю Валло, — посмотрев вверх, как будто про себя сказал Роберт.

— Ты знаешь, это слишком страшные слова для меня, они меня пугают, — смутившись, проговорила Анна.

— Когда-то и меня пугали слова. С этим тебе тоже придется проститься, — голос Роберта был спокоен, но Анна почувствовала себя как-то неуютно.

— Ты словно хоронишь меня, — сказала она.

— Нет, рождение будет без похорон, — усмехнулся Роберт. — Скажем так: жизнь после жизни.

— Может, объяснишь подробнее, — не выдержала Анна.

— Может быть. А пока держись меня, подруга, — улыбнулся Роберт и лихо продел ее руку сквозь свою, подставленную калачиком. Анна улыбнулась. Ей было действительно страшно, как никогда в жизни, и она была искренне рада, что Роберт рядом с ней. Он был единственным звеном, которое связывало ее беззаботное прошлое и туманное будущее.

12. Два вопроса

Роберт ничего конкретного так и не сказал. Анна не могла постоянно находиться в положении блуждающего в темноте и задавала бесконечные вопросы.

— В конце концов, это жестоко, — однажды сказала она.

— Почему? — наивно спросил Роберт.

— Потому что я знаю тебя всего две недели, а меня уже дважды хотели убить. Мне страшно.

— Можешь не волноваться. Большинство опасностей, грозивших тебе, теперь исчезли. Только не увлекайся.

— Ты говоришь загадками. Кто были эти Жак и Лора? Что они от тебя хотели? Как выжил этот Жак, если я вонзила ему нож в горло? Я хочу знать.

— Тебе не нужна моя правда. Поверь мне.

— Тогда, я думаю, нам стоит проститься.

— Я не стану настаивать на обратном, но в таком случае ты вряд ли когда-нибудь узнаешь ответы на свои вопросы.

— Но ты, как я понимаю, не хочешь мне помочь?

— Пока — нет. Тебе стоит научиться правильно просить, — лукавая усмешка вновь заняла свое место на его губах.

— Так научи меня.

— Хорошо. Через день мы отправимся в Германию. Там мы обустроимся, и однажды после завтрака, когда я буду в приятном расположении духа, я отвечу на два твоих вопроса.

— Только два?

— Да. Так что выдели главное. А пока мой тебе совет: учи немецкий и подумай о том, чем сможешь там заняться.

— Благодарю за совет, но немецкий язык мне как родной, а заниматься я ничем не могу, я не крестьянка.

— Ты играешь на фортепиано?

— Да.

— Хорошо?

— Превосходно, — уязвлено ответила Анна.

— Вот и хорошо. Будешь учить игре на фортепиано. Если ты действительно превосходна, я найду нам еще одно неплохое занятие. Надеюсь, сие занятие не оскорбит твоей аристократической души.

— Это смешно, — возмутилась Анна. — Зачем мне ехать с малознакомым мужчиной, которой уже говорит мне «ты» в Германию, жить там на гроши, когда я могу остаться здесь и жить, как королева.

— Потому что твоя жизнь здесь будет очень недолгой. Убийство человека карается казнью. Для судьи ты — убийца. Впрочем, не волнуйся, знакомые Жака и Лоры убьют тебя раньше. Или, может, ты забыла об этом? — Роберт посмотрел на нее. — Похоже на то, что у вас, Анна, нет выбора.

13. Дуэт

До сих пор Анна не оценила в полном масштабе того, что она совершила. Роберт был абсолютно прав: она — убийца. Анна всегда с трепетом слушала рассказы о таких людях. Теперь она стала одной из них. Ей хотелось расплакаться и молить о прощении, но в ее сердце не было жалости. Она не знала Жака, как назвал его Роберт. Для нее он был безликой фигурой. Тем, кто пытался убить ее, а потом — человека, который спас ее, хотя мог бы бросить на произвол судьбы. Он был воплощением зла для нее. Анна боялась, что убийство, которое она совершила, пусть и в полусознательном состоянии, приобщает ее к таким людям, как Жак. Она не могла себя признать убийцей. Все, что она сделала, она делала неосознанно, почти не задумываясь, если в ее болезненном состоянии это вообще было возможно. Анна решила оставить мысли об этом. Никогда позже она не считала происходившего с ней карой за это преступление.

Выбора у нее действительно не было. Она последовала за Робертом. В конце концов ей было всего семнадцать лет, она была еще ребенком. Анна еще не успела избавиться от привычки опираться на чужое плечо и принимать какие-то судьбоносные решения. Ее побег из дома был скорее шалостью, попыткой совершить взрослый поступок. Да и взрослели в те времена гораздо позже.

Роберт ей стал чем-то вроде старшего брата, хотя он не уставал напоминать ей о возможности сближения. Анна уже не возмущалась, но на его шуточки не отвечала.

В Германии она почувствовала себя легко и свободно. По крайней мере, здесь, как ей казалось, она была в безопасности. Ее никто не знал, и она была свободна в действиях. Анна легко нашла приличный дом, в который ее взяли учительницей музыки. Маленькая фрейлейн должна была скоро приехать с родителями из путешествия по Европе. Экономка сказала Анне, что та, скорее всего, получит место, но последнее слово за фрау фон Ронштайн. Через несколько дней семья прибыла в полном составе в свой особняк.

Худенькая девочка с круглым бледным личиком явно не стремилась скорее приступить к занятиям. Но фрау фон Ронштайн решила, что лучший способ узнать уровень профессионализма учительницы — это понаблюдать за ней на уроке. Сама фрау играла плохо, но музыку очень любила, поэтому сразу почувствовала в Анне хорошую пианистку. Больше всего ее поразили в ней отточенные манеры. Как была бы довольна мадам дю Валло, увидев в тот момент свою дочь! Анна была строга, но не до жестокости, хвалила, но в меру. Фрау фон Ронштайн решила про себя, что им повезло с такой учительницей. Единственное, что ее смущало, — это весьма привлекательная внешность Анны. Но герра фон Ронштайна в то время больше привлекали карты, чем молоденькие учительницы музыки.

Роберт был доволен Анной и даже нашел где-то пианино. Оно было не новым, но зато хорошо настроено. Вечером Роберт поставил стул рядом с Анной, и в четыре руки они сыграли какой-то пустячок. Они сыграли снова, и он не уступал ей. Анна рассмеялась, встала и пропела два куплета. Вдруг Роберт остановился.

— Ты всегда так можешь? — спросил он.

— Нет, только когда у меня хорошее настроение, — улыбаясь, ответила Анна.

— Сегодня герр фон Шлих взял меня к себе в дом преподавать его детям французский язык. Через три дня у него будет вечер. Ты можешь спеть там.

— Зачем?

— Чтобы получить место получше. Тогда мы сможешь уехать быстрее.

— Снова ехать? — возразила Анна. — Но почему?

— Потому что нас может найти Лора.

— Но зачем ей мы? Зачем ей ты? Ты так и не сказал мне.

— Тебе Лора хочет отомстить за Жака, а меня хотят убить за нападение на одного из его знакомых.

— Ты убил его?

— Нет, я был менее удачлив, чем ты, — Роберт сел в кресло. — Понимаешь, можно сказать, тебе не повезло. Я выгляжу на двадцать лет, но я гораздо старше. Я — уже очень большой мальчик. Мне незачем лгать. Ответы на свои вопросы ты найдешь, заглянув в себя. Скоро ты изменишься. Это все, что я могу тебе сказать.

Анна шла не спеша по улице. Мимо проходили люди, проезжали экипажи. Так же и ее жизнь все неслась куда-то вдаль, не спрашивая ее мнения. Что она здесь делает? Она даже толком не знает, кто такой Роберт, говорит ли он правду или лжет. Господь Всемогущий, она убила человека, живое существо!

Мысли заполняли Анну. Она так молода, но уже столько проблем выстроилось в очередь в умной и красивой голове. Ее сердце изнывало от обрушивавшихся на нее переживаний. Она редко оказывалась в полном одиночестве, ей никогда не приходилось принимать действительно тяжелые решения. Сейчас же от нее требовалось почти невозможное — раз и навсегда определить свою судьбу.

«Мадемуазель хочет домой?» Анна обернулась, но никого поблизости не было. Голос раздался, казалось, над самым ухом.

«Каково себя чувствовать бессмертной? Боишься?» Анна остановилась.

«Каково чувствовать себя мертвым?» — спросила она про себя.

«Какая вы злая девушка! Я всего лишь решил развлечь себя разговором».

«Нам есть о чем поговорить», — снова ответила Анна.

«Выбирайте тему».

«Тайное общество».

«Я ведь не могу отказаться от беседы?»

«Конечно, нет».

Анна вошла в комнату. Роберт сидел в кресле и что-то читал.

— Что вы решили, мадемуазель? — спросил он, поднимая голову.

— Мы решили остаться.

— Вы? С нами едет кто-то еще? — удивленно спросил Роберт.

— Да. Месье Жак любезно согласился составить нам компанию.

14. Лили

Андреас завороженно смотрел каждое выступление Лили, вглядывался в ее ангельское личико, когда в ее руке сверкал кинжал и летел, рассекая воздух. Лили обожала свои кинжалы, они платили ей тем же. Ее номер был неповторим не только потому, что она мастерски владела своим оружием. Ее номер был дикой смесью молодости и красоты, страсти и опасности. Воображение даже тех зрителей, которые уже видели этот аттракцион, всегда проигрывало в сравнении с действительностью, создаваемой Лили. Конечно, никому из них и в голову бы не пришло, что свой первый кинжал она метнула в семнадцать лет. Свои настоящие семнадцать лет, почти триста лет назад.

15. Роберт

Когда они жили в Англии, Анне было трудно привыкнуть к местному климату. Часто ночью она не могла заснуть. Однажды она лежала в своей постели и сонно смотрела в потолок. Вдруг она почувствовала чье-то прикосновение. Анна открыла глаза. Рядом с ней на постели сидел Роберт. Он провел пальцем по ее лбу. Анна не удивилась. Они уже слишком давно жили вместе. Она посмотрела на Роберта. Его глаза были такими, как семь лет назад, когда разбился бокал, а он забыл про осколки. Она очень любила, когда он так смотрел. Если бы она спросила себя, любит ли она Роберта, она сказала бы да. Но Анна была проницательной женщиной. Она видела и красоту Роберта, чувствовала огромное влечение к нему. Анна понимала, что у него было много женщин, он знал свою силу над ними, и она не хотела подчиняться. Ее свобода была ей дороже. Она боялась его как огня. Если бы Анна смогла заглянуть в его мысли, она бы тут же сбежала.

Анне было двадцать четыре, Роберту — девяносто восемь. Он знал многих женщин, и он понимал, что с Анной просто так не получится. Несмотря на свою молодость, она была необыкновенно женственна и умна. Пока она только начинала узнавать свою силу, она не знала себя. Роберт чувствовал, что через некоторое время она созреет окончательно, станет великолепным цветком. А то, что ее внешность останется прежней, ей только на пользу. Ее будут воспринимать как юную девушку, она же будет зрелой, мудрой женщиной.

Роберт провел рукой по щеке Анны и прикоснулся к ее губам. Его тонкие красивые пальцы обжигали ее, но Анна слишком его любила, чтобы позволить ему одержать такую скорую победу.

— Иди в постельку, Роберт, я хочу спать, — сказала она и отвернулась от него.

Он понял ее слова по-своему. Роберт притянул к себе Анну и лег на нее. Ее тело охватил жар. В руке Анны блеснул кинжал. Она приставила его к главному оружию Роберта.

— Как думаешь, заживет? — спросила она.

— Можно рискнуть, — лукаво улыбнулся Роберт, — но проверим лучше в другой раз.

— Сладких снов, Роберт.

— И тебе, Анна, — сладко проворковал он.

Роберт не предпринимал больше попыток «взятия Измаила» в эту ночь. Но засыпал он в отличном настроении. Он не ошибся в Анне, подсознательно он хотел именно такой реакции. Теперь Роберт знал точно: это его женщина.

Роберт умер в 1778 году. Лора сумела отомстить за смерть Жака. Роберт и Анна были вместе семьдесят три года. Этого было слишком много, чтобы Анна могла жить дальше, не отомстив за него. Марго убила Ингу, именно такое имя тогда носила Лора спустя двести двадцать девять лет. Это было нелегко. У Лоры были хорошие защитники. Они очень долго жили на земле, многое знали и умели. Но Анна убила их всех, одного за другим. Все они были внутри нее. Инга была последней.

Анну воспитали как ревностную христианку. Она верила в Бога, верила в ад и рай. Но Роберт и Анна любили друг друга слишком долго.

Лора умоляла Анну пощадить ее.

— Ты победила, — шептала Инга в разломанной машине. — Ты всех их убила. Это была моя семья, я любила их. Оставь меня, я осталась одна.

Как могла Анна объяснить ей, что она открывала глаза утром и закрывала их вечером с мыслями о нем; что ближе человека для нее не существовало; что она любила Роберта? Лора умоляла ее о пощаде, а перед глазами Анны неслись те годы, когда он был с ней. Анна верила и любила Бога, но она послала его к черту и вонзила кинжал Инге в глотку.

16. Память

Красивая темноволосая девушка села в гоночный автомобиль и надела шлем. Помнит ли она? Минута — и она уверенно летела по трассе. Стоит ли его фотография на ее столе? Она сливалась с автомобилем, так что было непонятно, кто кем управляет. Видит ли его лицо во сне или оно стерлось, подобно многим, из ее памяти? Она и ее автомобиль были одним целым. Жива ли ее душа или умерла вместе с ним? Ее красивые глаза впивались в бегущую дорогу. Знает лишь вечность да морские волны. Казалось, она не боялась никого.

Она все помнит. Ей не нужно фотографии, чтобы помнить его лицо. Каждый раз, закрывая глаза, она видит его. Ее душа жива, пока он с ней. А вечность и волны здесь абсолютно ни при чем.

[ПОДРОБНЕЕ ОБ АВТОРЕ И ПРОИЗВЕДЕНИЯХ НА http://alice-avtor.ru/ ]