Jimitori — Слишком счастливые (апофеоз демократии)

— Бомбоубежища отличаются от домов только тем, что в них нет окон, — шутили раньше. А потом добавляли, — но и те там скоро появятся.

В Самой-счастливой-во-всем-мире-стране нет ничего, что не было бы создано для блага человека.

— А бомбы?

— Бомбы нужны, чтобы поддерживать безопасность нации! — кричат плакаты и агитлистовки.

Большой транспарант на главной площади говорит:

— Вступайте в ряды армии Объединенных Штатов. Если вы не хотите участвовать в боевых действиях за границей непосредственно, оставайтесь дома и пилотируйте управляемые самолеты прямо со своей персональной компьютерной системы из своей комнаты или бомбоубежища! У ВАС ВСЕГДА ЕСТЬ СВОБОДА ВЫБОРА!

Плакат срывает резкий порыв негодующего ветра, и редкие прохожие из чувства глубокого патриотизма подхватывают его на лету и водружают на место.

Телевизоры вещают:

— Помните, граждане ОША! Вы живете в самой-счастливой-и-исвободной-во-всем-мире-стране (вслед за голосом диктора появляются и исчезают, переливаясь всеми цветами, каждое из произнесенных слов). В нашей стране нет несчастливых людей. Мы ведем войну за счастье и благосостояние всего мира!

— …айте в ряды армии ОША! Вступайте в ряды армии ОША! Вступайте в ряды армии ОША! Вступ… — мерцает справа налево бегущая строка во всех видах общественного транспорта.

Корпорации тоже поддерживают правительство:

— Солдаты ОША, служащие в условиях Севера, носят только специальную утепленную форму от нашей компании!

— Армия всегда будет обеспечена горячим питанием нашей сети. На войне и у нас — горячо!

Миссис Милтон и миссис Апстед разговаривают в подземке:

— Милдред, а у тебя кто-то записался добровольцем?

— Муж уже больше месяца там, Джон, старший, отправился буквально на днях. Младший тоже очень хотел записаться, но ему не хватает два года до призывного возраста. Надеюсь, что пока ему не исполнится четырнадцать, война не закончится. Ты же знаешь, какую карьеру ТАМ можно сделать!

— Да-да. А мои на днях обещали передать мне еще одну серию фотографий с пленными африканцами.

Поезд уносится в темноту со сверхзвуковой скоростью.

Телевизор вновь рекламирует очередное реалити-шоу «Бедность есть порок»:

— Наша страна почти поборола бедность. В ОША осталась последняя пра пожилых бедняков. В правительстве было принято решение эвтаназировать их. Ты увидишь своими глазами, как государство ликвидирует бедность. Только тебе покажут последние дни этих отбросов общества!»

— Патриотическое реалити должно собрать огромные рейтинги.

— Благодаря рекламе, количество подключившихся к каналу людей выросло в несколько раз! Работа спецслужб всегда привлекала людей…

На экране один из крупнейших городов страны. Камера облетает его на вертолете, делая впечатляющие крупные планы.

— Именно в этом городе будет проходить наше реалити-шоу. В одном из его бывших бедняцких кварталов и была обнаружена эта последняя пара бедняков.

Камера, наконец, отыскивает именно этот квартал на окраине города и делает увеличение:

Маленькие, старые домики, максимум — двухэтажные, построенные в большинстве своем из промышленных отходов, но не в целях их повторного использования, а из-за банального отсутствия денег у строителей, которые и должны были заселиться затем в них, жмутся друг к другу узкими, кривыми улочками. Кое-где виднеются кучи от провалившихся бедняцких жилищ. То ту — то там мелькают железные навесы тех, у кого не хватило денег или сил даже на дом. С верхнего левого края экрана выплывает овраг полуоткрытой канализации, с обломками труб и пищевыми отходами внутри.

— Вы можете представить себе запах, я думаю, — говорит закадровый голос. — Именно в таких антисанитарных условиях и живут эти люди. Все у кого осталась хоть часть достоинства или здравого рассудка уже уехали из этих мест, ведь им были предоставлены полностью подключенные ко всем благам цивилизации дома в менее крупных городах.

— На этом месте планируют либо построить военно-промышленное предприятие, — продолжает ведущий, — либо устроить городскую свалку.

Вертолет вместе с камерой отыскивает какое-то свободное пространство, годное для посадки и начинает постепенно снижаться.

— В течение последних двух недель мы проводили монтаж съемочного оборудования около их обиталища и во всем квартале. Здесь было установлено ровно столько операторских позиций, сколько будет достаточно для наиболее полного восприятия картины происходящих событий. Кроме того, — ведущий уже успел выйти из вертолета и говорил, стараясь перекричать рев выключаемого двигателя и жестикулируя насколько это было возможно, в микрофон с большой цветной насадкой с логотипом компании, — за происходящим здесь будут следить несколько камер с воды и воздуха. Сейчас мы идем брать у них последнее интервью, после чего мы удалимся, а завтра после полудня здесь появятся спецслужбы, которые и проведут операцию по их захвату. Через два дня мы в прямом эфире будем транслировать их умерщвление, способ которого вы выберете в результате SMS голосования.

Ведущий улыбнулся.

— Итак, мы начинаем наше интерактивное реалити-шоу «Бедность есть порок»!

На экране появляется цветная заставка и счетчик часов, минут и секунд.

— В правом верхнем углу вы видите время, оставшееся до приведения в исполнение приговора, подписанного президентом нашей страны лично.

Ведущий уже идет через трущобы. На заднем плане то и дело появляются кучи мусора, ветер подбрасывает в воздух и уносит большие листы чего-то, отдаленно напоминающего бумагу. На ведущем специальная походная форма с логотипом компании государственного телевидения. Он показывает рукой на железный навес в конце квартала.

— Вот именно там и живут наши «бедняки».

Навстречу им на улицу выходит пожилая женщина.

— Вы счастливы? — спрашивает журналист.

— Да, мы счастливы, — отвечает женщина.

Тэд Милтон делает последний снимок рядом с обнаженными полуживыми африканками, загнанными за колючую проволоку.

— Тэд! — кричит его сослуживец. — Тут по первому каналу передают новое шоу, не хочешь посмотреть?

— Сейчас! Пару секунд! — отвечает повернувшись Тэд и нажимает на кнопку. Через секунду вспышка от взорвавшегося снаряда бомбардировщика армии ОША накрывает его полностью, вместе с уничтожаемой тюрьмой.

На экране мелькают кадры задержания. Черно-синий спецназ ведет, нагнув, со связанными за спиной руками к вертолету двух стариков, мужчину и женщину. Часы

в правом верхнем углу показывают, что до казни осталось полтора дня. Мужчина что-то яростно кричит, сосуды на его лбу вспухли, у женщины же полностью бесстрастное лицо. Она уже ко всему равнодушна.

Перерыв на рекламу.

Несколько почти плоских, вытянутых вдоль самолетов взлетают с аэродрома где-то в лесостепи. Невдалеке виднеется чья-то ферма и желтые поля вокруг.

План сменяется.

Самолеты летят высоко под облаками. Внизу появляется сначала береговая линия, а затем очертания какого-то города. Довольно крупного промышленного центра. Самолеты заходят на снижение и начинают бомбардировку. Через несколько секунд город превращается в обгоревшее пятно с серыми прогалинами.

В кадре мужчина встает из-за стола с компьютером и особого вида джойстиком.

— Он исполнил свой долг перед родиной и теперь может идти гасить другие свои долги.

Показывают размытую качающуюся кровать.

— Вступайте в ряды армии ОША!

Реклама закончилась. Видна небольшая камера с обитыми чем-то мягким стенами и такой же скамьей во всю стену. Съемка ведется из угла под потолком.

Мужчина что-то очень резко втолковывает женщине. Та лишь мотает головой. Ее лица не видно. Мужчина проходит взад-вперед. Еще раз: взад-вперед. Затем он опускает голову и садится на скамью рядом с женщиной, приобнимая ее.

Телевизор освещает лица двух людей, сидящих перед ним. Они, вероятно, находятся в бомбоубежище — вокруг не видно обычных предметов быта, зато, когда экран вспыхивает ярче обычного — освещается прочная металлическая дверь. Это муж и жена, семейная пара средних лет. Мужчина, несколько минут назад разбомбивший деревушку маленького африканского племени, беспечно попивает пиво, положив согнутую в колене правую ногу на левую. У его жены довольно грустное выражение лица и морщины.

— Что с тобой?

— Ну… они же умрут?

— Раз президент дал приказ — значит так и будет. Это такой человек…

— И тебе их не жаль?! — перебивает его жена.

— За что мне ИХ должно быть жаль? — с некоторой усмешкой замечает мужчина.

— Они же счастливы! Им нравилась их жизнь! — ведь они живут, как могут…

— Ты плохо понимаешь. Они только ДУМАЮТ, что они счастливы. На самом деле счастливы мы с тобой, а у них просто поехала крыша от их невыносимой жизни. Защитная реакция организма. Изменять что-то в них уже поздно. И невыгодно. Ни для государства, ни для нас с тобой.

Женщина промолчала.

— Ну вот, теперь-то ты поняла?

— Да.

Она вновь переводит взгляд на экран. Там как раз показывают длинный коридор к камере эвтаназии. Часы отсчитывают последние минуты. Из-за поворота выходит мужчина в военной форме. Смотрит в камеру. Оборачивается и делает знак рукой, после чего отходит в сторону. Мимо него проводят тех самых стариков. Уже без наручников. Они идут сами, их просто сопровождают без намека на враждебность два солдата. Мужчина что-то говорит жене, грустно усмехнувшись. Слов не разобрать. Только сурдопереводчики правительства смогли прочитать сквозь невыразительную жестикуляцию:

— Эмми, мы были СЛИШКОМ счастливыми для НИХ.

А Джона Апстеда в это время разорвало на куски вместе супер-теплой униформой и горячим обедом в рюкзаке от самодельной бомбы где-то на Севере.

Над его головой пролетела стая бомбардировщиков, управляемых кем-то из бомбоубежищ.