Обратно в ад.
От авторов...
Начинать всегда сложно. Делать первые шаги может лишь крепкий, закаленный годами и опытом, человек. Либо глупец, способный в одночасье разрушить всё нажитое и сотворенное. Но ещё бывает и так, что в неизвестность отправляется личность, загнанная туда пережитым горем.
Как наш герой, о котором мы сегодня расскажем. Именно душевная травма подтолкнула его на столь… нет, мы не беремся охарактеризовывать его действия. Это уже твоя, читатель, забота. Наша же обязанность — просто рассказать тебе новую историю, посланную свыше.
Итак…
***
Казалось, дождь шел вечно. Будто сам господь Бог вновь решил смыть гигантской волной всемирного потопа плод трудов своих неудавшихся. Холодные капли спешно падали на грязный, усыпанный лужами асфальт, текли по беззащитным листкам деревьев, красивших дворы города. Били по стеклам стоящих в забытье машин, чьи хозяева давно уже дома, сидят за кружкой теплого чая и смотрят телевизор. Улица пустовала. Как только тяжелые тучи приплыли из-за горизонта, бабушки похватали своих внуков, мамаши — вывешенное на просушку белье, старики — газеты, алкоголики — закуску. Все спрятались от стихии, и город замер, будто пережив бомбежку.
Где-то слышался барабанный бой стучавших о подоконники капель, где-то пробивали стену ливня мчащиеся в никуда машины, но тут, среди угрюмых серых пятиэтажек, стояла тишина. Такая томная, безликая, нагоняющая грусть.
По дороге, смотря под ноги, шел мальчик. Ветер покачивал его худое, насквозь вымокшее тело. Но юноша не сдавался, даже наоборот — прибавлял ходу, пытаясь поскорее уйти от этой проклятой непогоды. Она не бесила его, не заставляла думать: «Я простужусь». Просто мешала. Мешала, как назойливый комар портит нервы сладко спящему человеку. Настолько этот юноша был погружен в свои мысли, что даже дикий, необузданный гнев природы вызывал у него лишь недовольство, в то время как другие, разинув рты, дивились могуществу туч, тихо бормоча: «Вот так хлынул!».
Перепрыгнув очередную лужу, юноша, наконец-то, спрятался под навесом подъезда. Поправив черный капюшон на голове, и отряхнув кожаную куртку, он приблизился к стене ливня и аккуратно выглянул из-под укрытия, осматривая место, в котором оказался.
Далеко в небо уходила высокая и тонкая, как струя дождя, двенадцатиэтажка. Сложенная из красного кирпича, она, будто знатная барышня, возвышалась над низенькими домиками, заселившими квартал. Они беззвучно восхищались её грациозностью, покрываясь от зависти едкими надписями озорной молодежи. Вместо того, как она, стояла чистая и нетронутая бесконтрольной рукой шаловливого неформала.
Юноша вытер с лица ледяные капли, уже казавшиеся ему чем-то сродни яда. Какие они подлые. Как мерзко заползают под одежду и холодят кожу. Противные капли. Вредный дождь.
В сером сумраке проснулся кремень зажигалки. Вспыхнул огонь, и мягкий, успокаивающий дым лениво пополз к бетонному потолку. Парнишка кашлянул, но сигарету не выбросил. Затянулся, прислонившись к стене. Всё смотрел на дождь, будто надеясь прочитать средь капель рецепт нужного ему лекарства. Но лишь пустота была в небесных слезах.
Лишь пустота.
Не докурив, мальчишка выкинул сигарету в лужу, выпустил дым, ещё раз громко кашлянул и нырнул в пугающий полумрак открытого подъезда. При входе он не бросил взор на небо, не остановился и не подумал ещё раз над своей спешной затеей. Решительно и гордо, он отправился во тьму. Будто был там уже много лет.
Его старые кроссовки оставляли на грязной лестнице однообразные мокрые следы. Эхо разливалось по бетонному строению, наполненному тишиной. Стены слушали песнь дождя и безмолвно ждали чего-то страшного, необратимого. Под толстым слоем камня заурчал вызванный лифт. Со скоростью катафалки он ехал за пришедшим сюда.
Юноша встал на половик, лежащий перед квартирой. Облокотился на стену, не шевелился. Вторая рука игриво теребила промокшую ткань серых джинсов. Тишину никто не прогонял. Даже ветер, завывающий на первом этаже, перестал издеваться над скрипучей дверью. Притаился.
Наконец, палец коснулся кнопки звонка, и где-то за стеной послышалось искусственное птичье пение. Мальчик набрал воздуха в грудь, и постарался стоять ровно. Однако полностью скрыть хмельное состояние все-таки не удалось.
Послышались шаги. Домашние тапочки, резво шаркая по полу, вымахнули откуда-то издалека, и теперь приближались. Скрип железного замка, звон цепочки, дверь открылась. Подъезд осветился мягким коридорным абажуром. В ноздри юноше ударил запах дома. Каждый раз он иной, в каждой квартире уникальный, но есть в нём нечто такое, что можно называть родным. Близким.
— Коля?! — изумленно пропела стоящая на пороге шестнадцатилетняя девочка. Пару секунд она смотрела на пришедшего, сжимая края своего бирюзового, усыпанного цветками, халата. — Чего тебе? — грубо бросила она, отряхнувшись от легкого шока.
Юноша смотрел на неё молча. Все слова, которые он собирался оставить здесь, на половике, вдруг прекратили свой путь, застряли где-то между сердцем и глоткой, ожидая, предугадывая.
Взгляд девочки оценивающе пробежался по одежде юноши, и вдруг остановился на странном медальоне: обычное бритвенное лезвие на цепочке висело на груди. Но для вышедшей в подъезд девочки оно многое значило, многое навивало.
— Выкинь эту дрянь, — произнесла она, с отвращением глядя на бритву. Юноша опустил голову, проверяя, на месте ли цепочка.
Снова тишина.
— Ну, что? — с легким оттенком жалости пропела девочка. — Так и будешь здесь стоять?
— Лен, я…
— Ты, что пьяный? — нахмурилась она, учуяв запах пива.
— Да, пьяный, — вызывающе бросил он.
Девочка с обиженным видом попыталась захлопнуть дверь, но Коля остановил её, шагнув вперед.
— Лена!
— Ну, что?!
— Объясни мне всё, — жалобно проговорил Коля, держась на ручку.
Лена вздохнула. Не находя слов, она длительное время смотрела вниз, на свои розовые пушистые тапки. Однако молчание продлилось не долго. Придя к некоему умозаключению, девочка заговорила.
— Я пыталась быть с тобой. Правда. Но… — она поджала губу. — Мы такие разные. Нет никакого будущего у наших отношений. Я, может быть, что-то чувствую. Может быть, что-то чувствуешь и ты, но кроме любви должно быть ещё и понимание. Но я тебя не понимаю. Ты какой-то… чужой, какой-то замкнутый, вечно летаешь в своих мыслях, что-то ищешь у себя в голове и совсем обо мне не думаешь. Не желаешь меняться и становиться таким, каким ты был бы мне вдвойне приятен. Ну, а последние твои выходки я вообще боюсь комментировать. Да, что там комментировать! Я тебя то стала бояться! Ты это осознаешь?! Я не могу так больше. Хватит!
Девочка закачала головой.
— Но ты же сказала…
— Я сказала лишь то, что ты хотел тогда услышать. Я сказала, что буду с тобой, для того, чтобы спасти тебя, чтобы ты, как дурак, не резал себе вены прямо на уроке! — голос Лены срывался, постепенно переходя на крик.
— Я люблю тебя, — губы юноши дрожали.
— Прекрати, — устало бросила она.
— Но… неужели нет никакого шанса? — выдохнул Коля. — Ведь так нельзя. Всегда можно попробовать начать всё сначала…
— Ты говоришь, как герой телесериала, — раздраженно заявила она. — Коля, мне холодно. Прекратим эту глупую…
— Значит для тебя это глупость?! — взъелся юноша. — Пойми, я не могу без тебя жить! Мне ничего больше не надо. Я…
— Уходи, — Лена начала медленно закрывать дверь. Коля уже не пытался остановить её, молча стоял и видел, как свет, подаренный темному подъезду, уходил. Точно так же, как и его надежды. Глухой стук двери объявил об окончании разговора. Над юношей сгустился мрак. Непроглядный одноцветный мрак, который не могла победить даже тусклая лампочка на потолке. Прошла секунда, за ней проковыляла вторая. Коля не мог сдвинуться с места.
— Я умру… — тихо договорил он, касаясь мокрым лбом холодной стены.
Душа рвалась от переизбытка чувств, вопросов и тут же приходящих ответов. За внешним спокойствием юноши пряталась бурная внутренняя борьба, результатом которой и стала дикая мысль, проскочившая в голове. От мысли этой крошится камень, гниёт плоть и испаряется вода. Но лишь в этой мысли была истина. Лишь эта мысль дала решение.
Коля, отойдя от двери, сбросил с себя кожаную куртку. Одежка упала на пол, звякнув замком. Пусть она лежит тут, в нескольких шагах от её квартиры. Пусть Лена, когда пойдет в школу, или в магазин, увидит эту вещь, и ужаснется, поняв, кто виновен в случившимся.
— Может быть, ты что-то осознаешь, — прошипел мальчишка, подойдя к лифту. — Поймешь, что такое любовь, и что ты наделала.
Юноша нажал на кнопку вызова, она загорелась. Через некоторое время прибыл послушный лифт. Коля подождал пару мгновений, то ли надеясь на что-то, то ли собираясь с силами. Потом он вздохнул и шагнул в тесную кабину.
— Надеюсь, это не страшно, — подумал мальчик, касаясь кнопки двенадцатого этажа. — Впрочем, чего мне боятся? Ведь я давно уже умер. А самоубийство лишь погрузит меня в вечный сон. Тело полетит далеко-далеко вслед за душой. Побыстрей бы.
Двери лифта со скрипом сомкнулись, заперев юношу и потащив его наверх. Он мирно стоял в тесноте и ожидал своей участи.
***
Его тянуло ввысь, неспешно, будто бы наигранно. Прислонившись к исписанной стене, Коля не знал, о чём думать. Последние попытки отговорить самого себя от чудовищного решения канули в небытие, и вот лифт вздрогнул, прибыв на нужный этаж. Двери открылись.
Здесь царствовала ночь. Не важно, утро на улице, или сумрак. Одинокая лампа за углом горела всегда, ибо померкнувший свет неба, ныне полного туч, не доходит, не мог прорваться сквозь подъездную полумглу. Лишь разведка боем в союзе с этой лампой. Наверное, была открыта форточка, потому что паутина, висящая под потолком, вздрагивала и порой рвалась от легкого ветерка, просачивающегося сюда. А в остальном — обычный этаж, обычные окурки на заплеванном полу, запах мусора, могильный холод.
Коля бережно коснулся цепочки с бритвой. Без смысла и умысла юноша снял её, повесил на выпирающую кнопку этажа и вышел из лифта. Забавно. Его взгляд окинул стену — цифра «12» была «усовершенствована» легким мазком краски. Получилось корявое «13». Поглумившись над надписью, мальчик пошел по коридору, направляясь к повороту.
Однообразные квартиры, все с похожими деревянными дверьми, будто раскопированные ленивой рукой строителя. Коля не обращал на них внимания, шел, склонив голову и выкрикивая в мыслях: «Прыгну! Прыгну! Прыгну!».
Главное — отключить разум, оставить размышления, иначе они приведут тебя к перемене мнения, дадут неуверенность в собственном выборе и действиях, которые ты совершаешь. Требуя от себя решимости, Коля преодолел ещё один поворот, скрипел зубами, никак не находя этого дьявольского окна. Где же оно? Ну, где же?!
Повороты. Снова повороты. Когда же кончатся эти изгибы?! Ведь это…
Коля остановился. Развернулся и посмотрел на пройденный им путь — над потолком грустила полупогасшая лампочка, квартира, дверь, поворот направо. Взбесившись, юноша кинулся обратно и… оказался в тупике.
Подобное состояние трудно описывать, имея скудный запас характеризующих чувства слов. Огромный колокол оглушил разум диким звоном, выбив оттуда и прошлое, и будущее, и хорошее и плохое. Одно лишь смятение успело чудным образом остаться в душе. И теперь оно преобразилось в какой-то животный страх перед необъяснимым, невиданным, мистическим.
Юноша кинулся бежать. Бежать без оглядки, без смысла, без надежды. Он летел вдоль поворотов, и вскоре двери, неразличимые при скорости, слились со стенами. Его бег ускорялся, как ускорялось и понимание того, что он оказался… где? Вот вопрос века. Бесконечный лабиринт: ни лифта, ни окон, ни почтовых ящиков. Только двери и стены. И больше ничего.
— Я заперт, — подумал юноша, — Я в гробу.
В отчаянии он начал стучать в двери, но ни одна из них не ответила ему хотя бы звуком спрятанных за нею шагов. Звонки, которые мальчишка нервно вдавливал, молчали. А в воздухе уже звучало незримое пение страха: «Обречен! Обречен! Обречен!».
И снова бег, сравнимый с бессмысленным блужданием слепца средь поля. Снова повороты, длинные коридоры и тупики, что встречали юношу за углом. Попадая в них, он разворачивался и бежал назад, хотя про себя давно уже понял, что это место лишено выхода. Обессилив, Коля прислонился к стене и, тяжело дыша, съехал по ней на грязный пол.
— Хх… Хххх… Хх… — замученные легкие разгоняли своей мольбой тишину. — Ааа…
Мальчишка вскочил и со всей силы ударил ногой в ближайшую дверь, но та даже не скрипнула старыми петлями под его отчаянной атакой. Ещё удар…
Однообразная картина дрогнула. Неожиданно свет одной из ламп погас. Далеко-далеко. Возле поворота. Стремительно и резко мрак окутал часть подъезда.
Коля замер, забыв всё свои попытки пробить дорогу в квартиру. Унимая дрожь в руках, он вгляделся в образовавшуюся тьму, будто бы надеясь узреть там притаившегося врага. Мальчик сделал шаг, и тут же ещё одна тусклая лампа прекратила свой жизненный путь, отдав стены, потолок и пол во власть тьмы. Юноша вздрогнул, и, сам не понимая, почему, сделал ещё один шаг в сторону угасающих ламп. Как по приказу, следующий светильник выключился. Будто мальчишка, дурачась, наступает на кнопки управления этим светом.
Ещё шаг — и снова гаснет свет.
Нет предела изумленью. С юношей кто-то играет. Кто-то невидимый и страшный следит за событиями, пряча во тьме злой оскал. А страх мальчишки — это его пища. Пища, слаще которой нет, и не будет.
На этой раз лампа погасла сама по себе, уже не отвечая на робкие шаги вспотевшего юнца. Сердце Коли забилось, минуту назад юноше казалось, что он угадал некую закономерность в поведении этого страшного места, а теперь…
Ещё одна лампа погасла. И ещё одна. И ещё. И ещё…
Свет уходит, будто песок сквозь разжатые пальцы. Юноша очень четко представил в мыслях руку и золотистые струйки, что беззвучно сыпятся вниз. А что же на ладони? Что скрывает слой песка?
Неведомое чувство по-дружески пояснило юноше — не надо проверять это, прыгая во мрак. А ведь он уже близко, лампы гасли и гасли, набирая скорость.
Коля развернулся и побежал.
Угасающий свет устроил за ним феерическую погоню. Тьма стремительно затапливала подъезд, и горе тому, кто окажется в ней.
Мальчик свернул направо и тут же остановился, видя, как вдалеке потухает лампа. Не долго думая, он кинулся налево, пробежал несколько метров и вновь свернул. Опять та же картина. Вдалеке улетучился свет. Коля чуть слышно взвыл и бросился обратно, ища коридор, где ещё горели лампы. Его зажимали в кольцо, охотились, настолько он был ценен. Как зверек, занесенный в красную книгу, как обладатель ценной мягкой шкурки, которую всегда можно выгодно продать.
Юноша рычал, вырисовывая у себя в голове образы демонических мясников, раздельщиков, дьявольских браконьеров, что прячутся в пугающей тьме.
— Ааа…
Выскочив из-за поворота, мальчишка налетел на только что образовавшуюся тьму. В тот же миг всё лампы в подъезде погасли, хороня юношу в непроглядной тьме. Мальчик затих.
Стены рвались, время расступалось, разум открывал картины минувших лет, и вот…
— Коля! — разлилось по подъезду. — Коленька, стой! Сыночек, подожди!
Захлебываясь слезами, ребенок выскочил из квартиры и побежал по коридору. Схватившись за перила, он поскакал по лестнице. Где-то вдалеке послышались поспешные шаги. За ним гнались, но это был не страшный монстр, а его родная мама. Она хотела помочь, но маленький мальчик всё равно лил слезы. И бежал, перепрыгивая ступеньки. Дальше, дальше, дальше. От этих подлых образов, от этой боли, грусти, потери. Он всего живого, что хоть отдаленно напоминало о ней…
В темном подъезде всегда страшно. Воображение рисует неведомую угрозу, что притаилась в тени плохо освещаемых углов. И даже шум лифта порой сродни дикому рычанию голодного чудища. А скрип! Скрип старых дверей — это когти людоеда, который всё отдаст за одного лишь маленького вкусного мальчика. Бесконечное шарканье предупреждает об опасности. А иногда на этажах нет света, и во тьме вот-вот вспыхнут два зеленых огонька. Обыскивая мрак, взгляд зверя ищет детей, которые не слушаются родителей. И когда находит…
Коля ещё крепче сжал колени. Он сидел, спрятавшись за мусоркой, и не хотел глядеть вниз, туда, где через несколько шагов начиналась площадка этажа с выкрученной кем-то лампой. Мальчик дрожал, слезы уже высохли. Так хочется позвать маму, но вдруг крик привлечет чье-то внимание. Вдруг придет кто-то нехороший и…
— Ыыы… — маленький Коля вновь заплакал, опустив голову на колени.
Страшный подъезд.
Гнусный подъезд.
Бесконечный мрак.
— Коля.
Тихий, безмерно нежный голос коснулся его ушей. Он разогнал притаившихся во мраке чудищ, будто вспышка света, порожденная заклинанием доброй феи.
Мама подошла к своему сыну, склонилась, взяла за руку.
— Пойдем домой, маленький, — жалобно проговорила она. — Вставай. Не хватало ещё простудиться.
Коля обнял её. Крепко-крепко.
Теперь он ничего не боялся.
Картина расплывалась, воспоминание растаяло.
Во тьме вспыхнул красный огонек. Небольшой, чуть приметный. Парень вздрогнул, заметив краем глаза странное сияние. Вокруг царил непобедимый мрак, он сковывал движения, не позволял даже как следует вздохнуть, но вдруг этот крошечный красный свет ослабил хватку темноты. Коля боязно пошевелился.
Он лежал на полу, придавленный своим же собственным поражением. Беготня по лабиринту кончилась неоспоримой победой гаснущих лампочек, и вроде бы вся эта кошмарная история подошла к концу, как вдруг… красный огонек.
Коля прищурился, пытаясь понять, что же светится. Во тьме вырисовались очертания треугольника.
— Лифт!
Мальчишка затаил дыхание. Чуть отошел от радостного ступора и начал медленно ползти к огню.
Холодный пол заставлял тело дрожать, но юноша все равно уверенно переставлял руки и ноги. Вот и стена. Огонек над ним, наверху. Пальцы нащупали кнопку, юноша без раздумий вдавил её.
Зловещая тишина рухнула, скрипучие двери открылись, и яркий свет ослепил мальчишку. Закрыв глаза, Коля заполз в лифт и вжался в угол. Двери шумно затворились, мальчик оказался в западне.
Биение сердца замедлилось, будто самолет, паривший в небесах с немыслимой скоростью, сел на землю и постепенно тормозил, приближаясь к аэропорту. Стук в груди утихал, мальчик, тяжело дыша, попытался открыть глаза и осмотреться.
В первый раз ничего не вышло: как только веки приподнялись, гадкий свет ударил. Коля поджал под себя ноги и зажмурился. Да так сильно, что, казалось, самое противное и самое убогое, что есть в мире, лезет к нему в голову, пробиваясь сквозь веки. И как бы сильно он их не закрывал…
Вторая попытка увенчалась успехом: Коля поморщился и через секунду привык к яркому освещению. Но тут же вновь замер, вжавшись в угол. Сердце начало набирать обороты — страх подгонял его, хлестав огненной плетью.
Все стены, пол и потолок были замазаны кровью. В суматохе мальчишка не заметил, что его руки испачкались, что они липкие и скользкие. Теперь он понял, в чём дело. Кровь стекала вниз тонкими струйками, вырисовывая на стенах однообразные узоры, на потолке она уже высохла, а на полу разлилась, создав лужу. Коля начал вытирать руки об джинсы, брезгливо морщась и пытаясь остановить подпирающую к глотке рвоту. Ещё чуть-чуть и он дополнит эту лужу содержимым своего желудка, но тут…
Взгляд мальчишки упал на кнопки этажей. Вернее — всего одну кнопку, ибо по непонятным причинам, другие отсутствовали. Не выдраны, не выжжены, а просто не существовали. Их нет, а та единственная без номера. Но сверху, над ней, красовалась вычерченная кровью фраза:
«Обратно в ад».
Коля замер. Не в силах больше что-либо делать, он уставился на надпись и боялся пошевелиться. Вдох-выдох, вдох-выдох — подбородок задрожал, и первая слеза поползла по грязной щеке. Что это? Почему всё это происходит?
На голову бедного юнца свалилось страшное испытание: вначале любовь, полная ошибок, затем смерть, до которой всего шаг, а теперь… Теперь происходит что-то непонятное. Что-то страшное и дикое. Лишенное смысла. И как быть в такой ситуации? Ведь каждый шаг здесь — потенциальная ошибка. Тем более, ты один. Впервые. По-настоящему.
Коля плакал. Тихо сидел в углу, и, опустив голову на руку, плакал. Зловещая тишина безмолвно глумилась над ним, смотрела сверху вниз и смеялась над слезами мальчишки. Ах, как легко было его сломать, как просто сделать из этого юноши ополоумевшую жертву. Но, приглядевшись, тишина нахмурилась — в душе мальчишки ещё кто-то жил. И этот самый «кто-то» помогал жертве, рисуя в её голове дальнейший план действий.
Шмыгнув носом, Коля поднял голову. Двери закрыты и теперь его дом — это четыре вымазанные в крови стены. Но есть кнопка, на которую даже смотреть страшно, не говоря уже о прикосновении. Но страх не всесилен. Он могуч, порой громаден, но все же смертен. И мы обязаны его убить.
Юноша подполз к стене, вытянул руку и робко вдавил кнопку. В шахте послышался звук мотора, лифт вздрогнул, заскрипел и… поехал.
Обратно в ад.
Его движение чуточку успокаивало. Коля расслабился и, оперевшись на стену, ждал новых ощущений. Именно ощущений, потому что теперь не угадать, какое приключение ждет впереди. Здесь нет писаных законов, здесь нет ничего, что есть в нашем мире. Здесь другая жизнь. Хотя можно ли назвать жизнью весь этот ад? Ад, в который везет мальчишку вымазанный в крови лифт.
Толчок!
Резкий и жесткий!
А затем — удар! Коля вскочил на ноги, но тут же грохнулся на пол. Стены задрожали, будто кабина лифта катилась с холма, ударяясь о камни. Ещё один толчок. Мальчишка упал и больше не шевелился. А стены всё дрожали и дрожали, словно кто-то бил по ним стальной кувалдой.
Парень пришел в себя довольно быстро. Он вовсе не терял сознания, просто пытался успокоиться, и вроде бы получилось, но когда он встал, то изумление снова пришло к нему. Впрочем, жизнь юноши теперь — одно сплошное изумление.
Он лежал на стене, рядом с ним была та самая кнопка, приглашавшая обратно в ад. Тот пол, что вымазан в крови, — теперь стена. И потолок — стена. Лифт до сих пор ехал, но всё в нём поменялось местами. Не успел мальчишка задаться вопросом о смысле всего этого, как стены вновь задрожали, и кабина подбросила измученного юнца вверх, затем перевернула, швырнула в пол и чуточку успокоилась. Лифт остановился, свет в нём погас.
Тишина. Она снова пытала мальчишку. Непредсказуемость, неопределенность, непонимание. Чья-то безумная рука вычертила эти слова на стенах лифта, писала их в воздухе, делала разводы на крови. Коля поднялся и тут же ударился головой о потолок. Затем он сел, поджав под себя ноги, и начал ждать очередного кошмара. Но ничего не происходило, и юноша позволил себе понадеяться, что всё кончилось. Надежда пришла, вернулась, села рядом и прошептала совет.
Внезапно в памяти всплыла статичная картина. Когда юноша в первый раз открыл глаза, он, уже закрывая их от яркого света, подметил на потолке аварийный люк. Этот люк должен был быть где-то рядом, ведь потолок теперь — это стена.
Юноша пошевелился, встал на колени и пополз направо. Вот он, выпирающий замок. А вот щели. Проведя по ним, Коля соединил руки, получился прямоугольник. Мальчишка отполз назад и со всей силы ударил ногой по замку. Люк выстоял, но дверца всё равно вздрогнула. Коля ударил ещё раз — получилось.
Перед ним предстала шахта. Свежий воздух ворвался в тесную кабинку, разгоняя запах пота. Он коснулся мокрого лба мальчишки и, будто мама, успокоил. Коля вылез из лифта. Во тьме проглядывались очертания туннеля. Здесь было холодно и страшно, но, не смотря на это, юноша пополз, оставляя позади тесный лифт, надпись и кровь, что так нагло впиталась в одежду.
Колени болели. И руки устали. И мокрые джинсы прилипали к телу, сковывая движения, отбивая прыть. Но юноша старался не замечать всех сложностей, молча полз по шахте, боясь встать и удариться головой. Лифт уже скрылся во тьме, забытый и брошенный, будто куртка мальчишки, оставшаяся там, на полу возле квартиры. Тяжелое дыхание наполняло шахту, вздохи и всхлипы, стоны и еле слышный шепот, полный проклятий, адресованных темноте. Странный гул, бродящий вдоль стен и колышащий тросы. Гул этот усилялся.
Коля остановился и замер, прислушиваясь. Тишина. Лишь вой ветра и холод, пропитавший душу. Юноша нахмурился, напрягая всё свои чувства — ничего. Однообразная пустота, извечная и нерушимая. Подождав несколько мгновений, мальчик продолжил нелегкий путь, конец которого не виден и не понятен.
— И действительно… — подумал Коля. — Куда я ползу?
Гул. Он приостановил внутренний диалог мальчишки, разрастался, приближался, усиливался. Коля обернулся и прищурился. Шестое чувство шептало ему: «Подумай! Ну же! Давай».
Но мысли уплыли, заморожены проклятым холодом, и гул, странный и необъяснимый, он изгнал их, придавил своей…
Коля замер. Воздух застрял в легких.
Лифт!
И будто подтверждая умозаключение юноши, в темноте послышался скрежет. Сквозь мрак пробились искры, металл соприкасался с металлом, и ветер… вот откуда ветер. Лифт ожил и поехал вверх. На мальчишку.
Коля изо всех сил бросился ползти вперед. Быстрее! Быстрее! Быстрее! Лоб взмок, и мышцы напряглись от невозможности работать спешнее. Юноша вновь обернулся и увидел, как из мрака выплыла кабина. Они двигалась на него, и нет шанса спастись, уйти, спрятаться. Нет шанса бежать, нет возможности двигаться. Лишь страх, он, как цемент, замуровал всё, что жило в мальчишке. Последний миг статичен — ты ничего не можешь сделать перед надвигающимся роком. Разве что…
Молится.
Коля не знал молитв. Поэтому лишь ахнул и закрыл глаза. Лифт остановился, затащив под себя что-то податливое и мягкое. Искры исчезли.
Осталась лишь тьма.
***
Он пришел в сознание, разбуженный холодом. Противным и вредным, липким и неугомонным. Последнее, что помнил мальчишка, это выскочивший из тьмы лифт и ещё, кажется, была кровь, которая хлынула из носа. Тут картина собственной смерти так отчетливо пронеслась в памяти, что Коля аж вздрогнул, будто пережив свою кончину ещё раз. Однако слух уловил биение сердца, да и воздух так же спешно выходил из легких — значит, жизнь ещё есть. Она не ушла.
По его волосам стекали холодные капли… нет, не крови. То был дождь. До боли знакомый и надоедливый, как муха, которую сложно поймать. Порой он сопровождался внезапными громовыми раскатами и молниями, что резали пустоту, будто бритвы.
Коля встал на колени и огляделся. Изумленный и замерзший, он не знал, где найти объяснение всему тому, что происходит с ним. Ответы затерялись во тьме, утонули в многочисленных лужах, коими посыпан был здешний асфальт.
Мальчик посмотрел на небо, и тут же вспышка света показала ему прятавшуюся во мраке панораму какого-то здания. Юноша нахмурился, вытирая с лица влагу — эта картина… она где-то уже была. В далеких закоулках памяти образы перебирались и вот то, что искалось, было найдено.
Школа. Его родная, пропитанная смехом и ленью детей, школа. Один лишь взгляд на старое, а теперь ещё и обветшалое здание заставил Колю перебрать в голове многочисленные случаи, когда учителя становились жертвами безобидных шуток. Но одна история, которая не должна была всплывать из памяти, вмиг согнала улыбку с лица мальчишки. И тогда он встал, отбросил всё свои сомненья и пошел к входу, будто там, за старыми дверьми, было лекарство, что очистит память от единственной грустной истории, которую без внешней помощи не забыть.
Почему школа стояла, не понять. Ей давно уже пора осесть придавленной временем, но она не обрушилась, существовала, минуя атаки жизни, хотя камень сыпался, обои отлипали и стекла исчезали, оставляя осколки на подоконниках. А ещё здесь были странные дыры, украшавшие стены. Они пробивали крышу и пол, соединяя этажи. Сквозь них сыпался дождь, и вода текла по коридорам, нарушая тишину.
Мальчишка робко прикоснулся к дверной ручке, будто та могла быть накаленной. Но металл оказался холодным от льющейся с неба влаги. Резкий и противный скрип растекся по зданию, тонкая полоса серого света проникла в темный склеп, забытый и брошенный, пыль по углам встрепенулась, глядя на нового гостя. Коля дрожал, однако, уже не от дождя. Страх новой волной обрушился на него, выскочил из темных щелей старой школы и оскалил зубы. Но мальчик, минуя смятение, зашагал вперед, дарую эхо мрачному коридору.
Отверстия на потолке приносили сюда тусклый свет ночи, разгоняя по углам прижившийся мрак. Пение дождя скрашивало унылую картину забытья, и гром, он часто напоминал старому камню, что жизнь ещё плещется, ещё цела. Коля прошелся по коридору, с каждым шагом узнавая знакомые места: вот раздевалка, вот арка в столовую, а вот лестница на второй этаж. Звонок на стене покрылся пылью, прошлогодние листы с оценками двигались иногда, потревоженные ветром. Ещё один знакомый поворот, ведущий…
Коля отскочил к стене, сжав мокрые кулаки.
По коридору шагал призрак.
Полупрозрачный завуч нёс в руках папку с отчетами, спеша на приём к директору. Он проскользнул мимо мальчишки, ничего не заметив. Из-за поворота вышла уборщица. Старая, но всё ещё трудолюбивая Маргарита Матвеевна тащила за собой грязную швабру, ворча что-то про окурки в туалете. Юноша съехал на пол, не в силах больше выносить возложенные на него испытания.
Школа наполнилась призраками. Как-то совсем незаметно они населили помещение, вначале один, затем — второй, третий, четвертый. И вот теперь десятки знакомых лиц кружились в дикой пляске повседневности, не обращая внимания на Колю. Ученики, учителя, другие работники — каждый занимался своими делами.
— Неужели все они умерли? — подумал Коля, робко поднимаясь с пола. — Нет. Это невозможно. Я сошел с ума! Хотя… им всем, определенно, стоит умереть — они это заслужили.
Резкий крик прервал размышления юноши. Он, будто выскочив из-за угла, напугал мальчишку, но не внезапность была причиной нового напора страха. Воспоминание — вот что заставило Колю замереть и застучать зубами.
Этот крик тревожил однажды мирное течение школьной жизни. Давным-давно он родился в одном из коридоров и приходом своим разрушил всё.
Коля помчался по школе, плюнув на кружащих всюду привидений. Крик прогнал страх, отдав место давней боли, такой дикой и жестокой, что любой испуг показался бы лишь укусом комара, притаившегося во тьме. Поворот! Ещё поворот! Мальчишка чуть не упал, проскользив по луже. И вот, наконец, он добрался до источника дикого ора.
Призраки столпились здесь, будто где-то рядом находился выход в мир смертных и дорога в новую жизнь. Конец коридора затерялся из-за пепельно-серой дымки сотен бестелесных фигур. Их притягивало что-то. Некое зрелище, отвлекшее от дел. Юноша прошел сквозь них и остановился, глядя на пол. Ноги подкосились, и мальчишка рухнул на колени, не в силах больше дышать, видеть, жить.
Огромная лужа крови растеклась по полу. Такая большая, что её невозможно было перешагнуть, лишь самый сильный способен на это. Призраки смотрели вниз, смотрели на свои отражения и шептались. Слова срывались с их губ, но Коля не слышал звуков. Да и не было их — привидения общались за некой гранью, в своём мире, поэтому фразы смятения и страха глушились, теряя смысл и надобность.
Мальчишка, унимая дрожь, потянулся к луже. Пальцы коснулись холодной поверхности, влага пристала к ним, и тут же…
Толпа народа: учителя, уборщица, завуч, школьники. Коридор освещен мягким солнечным светом раннего утра. Всюду шум, всюду непонятные вопросы, что срываются с губ и уходят куда-то к потолку. Кто-то кричит, чтобы вызвали скорую помощь, кто-то пытается помочь, а один мальчик, совсем маленький, наверное, первоклассник, так и ломится сквозь толпу, желая увидеть, что же случилось. И вот, наконец, он пролез мимо учителей и, не смотря на то, что его тянула чья-то рука, уставился на пол.
На грязном линолеуме лежала девочка. Такая же маленькая, как и он. Её черные волосы растрепались и взмокли от крови, текшей из носа. Мальчишка пустил слезы. Глаза девочки были закрыты, но она не умерла — еле заметное дыхание поднимало её грудь. Складывалось такое впечатление, что малышка боролась за себя где-то далеко-далеко. И никто не знал, чем всё кончится.
— Дашка! — всхлипнул мальчишка, пытаясь вырваться из цепкой хватки учительницы. — Дашка, очнись! Что с тобой?! Дашка!
Малыша утянули в толпу. Слева к девочке приблизилась школьная медсестра, а ребенок, уже скрывшийся среди людей, всё кричал и кричал, пугая других детей:
-Дашка! Пустите, это моя сестра! Что с ней?!
Крик чуть позже затих, кто-то прикрыл мальчишке рот.
Давняя картина расплылась, будто показана была на воде, в которую бросили камень.
Коля вздохнул. Сколько лет прошло? Семь? Восемь? Он не помнил, не хотел помнить. Но сейчас, здесь, в этом подлом и мрачном месте, воспоминания вернулись к нему и вновь начали жечь дьявольским огнем душу. Юную, ещё совсем неопытную, но уже познавшую великое горе душу. Губы мальчишки задрожали, ещё миг и он разрыдается здесь, как в прошлый раз, но ему не дали выплакаться, не дали возможности отдохнуть. Здесь он должен страдать вечно.
Тихий плач наполнил коридор. Призраки услышали его и в диком ужасе бросились прочь, огромная серая масса поползла по коридору и вскоре скрылась за поворотом. Коля остался наедине с этим новым звуком. Узнаваемым, знакомым. Плакала маленькая девочка. Где-то очень далеко и одновременно совсем рядом. В воздухе витал её незримый зов о помочи, крик одиночества и обреченности. Юноша не выдержал, вскочил и, прислушиваясь к плачу, пошел вперед, пытаясь понять, где рождается звук.
Вначале было сложно — плач то лился возле уха, то улетал куда-то, будто поняв, что помощи ждать бессмысленно. Но потом он начал давать подсказки, витая в нескольких шагах от Коли, идущего по темным коридорам школы. Мальчишка старался не расслабляться и держаться еле заметного маршрута, хотя… это было не просто — проклятая дрожь не покидала тело. Теперь ей не нужны были причины, чтобы сотрясать юношу — она уже крепко засела в руках и ногах, подбородке и зубах.
Минуя несколько поворотов, юноша остановился, увидев на полу капли крови. Непонятное чувство — незримый подсказчик — шептало ему, что это частички той самой лужи, что встречалась ранее. Коля пригнулся, надеясь, что ещё одно касание даст ему новую ниточку, по которой он все-таки доберется до ответов, но тут внимание мальчишки привлек чулан.
Обычная школьная каморка. Но что-то в ней было. И опять пареньку прошептали, что надо открыть дверь и заглянуть в темноту. Сам не зная, почему, Коля безмолвно повиновался, ведь здесь не было проверенных советчиков, поэтому приходилось полагаться на чувства. И сейчас эти чувства кричали — подойди и коснись ручки, твой путь ведет именно туда.
Юноша сделал робкий шаг в сторону чулана и дотронулся до двери. Она открылась, но предсказуемой картины не было. Вместо швабр и ведер мальчишка увидел слабоосвещенную детскую комнату. Он шагнул через порог и остановился. Глаза закрылись, и тяжелый вздох нарушил тишину.
Сколько потрясений способен вынести человек? Сколько боли может стерпеть душа? Порой кажется — что достаточно лишь одного стимула для схождения с жизненной дистанции и преклонения перед сумасшествием. Как хорошо, что это нам лишь кажется. Ведь на самом деле, человек сильнее, чем думает. И сейчас наш герой стал живым тому примером, потому что комната не была просто комнатой.
Это детская, в которой жила сестра мальчишки.
Плач исчез, выполнив свою задачу. Он довел юношу до того места, где рождался и жил. Всё здесь было пропитано памятью о минувших событиях. Везде чувствовался дух маленькой девочки. Казалось, ещё минуту назад её рука гладила разноцветных плюшевых мишек, что выстроились в ряд на деревянной полке рядом с раскрасками. И музыкальная шкатулка была открыта. Но не играла. Музыка и смех навсегда ушли отсюда, оставив лишь пустоту, пыль и томный стук дождевых капель за окном.
Коля закрыл за собой дверь и приблизился к кровати. Сил стоять больше не было. Он сел, бросив взгляд на стройную капельницу, нагло портившую прекрасный вид детского уголка. Возле постели размещалась тумбочка, на ней лежал старый рисунок. На нём — мама, папа, девочка и он — её брат.
— Нарисуй мне танк.
Маленький мальчик и маленькая девочка сидели на полу. Всюду раскиданы фломастеры и листы бумаги. Окно открыто, за ним виден покачивающийся куст сирени. Лето. Он дышало и пело, забрасывая комнату различными запахами. На улице слышался смех.
— Нет! — девочка сложила руки на груди. — Опять твои танки! Я буду рисовать лошадку!
— Ну, вот! Опять лошадь! — насупился мальчик. — Сколько можно?!
Девочка ничего не ответила, склонилась над бумагой и взяла фломастер.
Коля бросил рисунок, лег на кровать и закрыл глаза. Покой, которого так не хватало, вдруг внезапно показался, выглянул из-за угла и пронесся над мальчишкой, но не сел рядом — ещё рано.
— Дашка, — тихо произнес юноша, гладя покрывало. — Мне так тебя не хватает. Почему ты ушла? И мы даже не попрощались.
Коля заплакал. Тихо-тихо, будто боясь, что его слезы увидят. Ему так хотелось сказать кому-нибудь о своём горе, но рядом не было близкой души. Поэтому он остался один. На много лет.
Юноша долго лежал на кровати, плача и слушая пение дождя. Одно за другим воспоминания проносились перед глазами, а затем пришел дрём. Он сменился сном. Таким медленно наплывающим и спокойным. Будто невидимая рука сестры гладила мальчишку.
Коля сам не заметил, как заснул.
***
Она сидела перед окном и молча смотрела на дождь. Вечно он портит все планы, непредсказуемый и вредный, будто обладающий даром предвидения. Капли падали на стекло и ползли вниз, шум ливня чуточку успокаивал, но не согревал.
Лена поежилась и коснулась руками плеч. Находиться в одной и той же позе надоело, поэтому девочка повернулась и положила голову на подоконник. О чём она думает? Даже тот, кто посылает дождь на землю, не смог бы сейчас ответить. Ясно одно — ей было грустно, и непогода, что царит за окно, словно подбрасывала в пламя душевной боли всё новые и новые охапки дров.
Легкий стук в обклеенную плакатами дверь заставил девочку выйти из состояния забытья. Она повернулась, и, будто увидев это, в комнату проникла мама.
— Скучаешь? — поинтересовалась она. Лена покачала головой.
— Если уж не получилось погулять, то хоть в комнате уберись. А то скоро с пауками жить будешь, — женщина средних лет кивнула в дальний угол под потолком.
— Ладно, — тихо произнесла девочка.
Мама ушла.
Здесь всё было, как у всех: Дима Билан и Влад Топалов улыбались со стены, валентинки наклеены над кроватью, учебники, до которых нет дела, пылились на письменном столе, топик и шорты лежали без надобности на измятой кровати. Сегодня их не получилось надеть. Но, ничего страшного — солнце выйдет завтра.
И согреет своим мягким теплом замерзшую школьницу.
Лена поставила перед собой стул, потрясла его, проверяя на прочность. Старый, но надежный. Сняв тапки и взобравшись на самодельную лестницу, девочка заглянула на шкаф и вздохнула, увидев толстый слой пыли.
Работы на весь вечер.
Дождь за окном не успокаивался. Казалось, он стал вечным, и без него теперь сложно было бы представить улицу. Шум капель постепенно слился с окружающими звуками, стал мягче и милей, нагнал романтического настроения.
Она вымыла пол, стряхнула пыль с любимых статуэток, выстроила учебники, спрятала лишнюю одежду в комод и теперь сидела на кровати, перебирая содержимое ящика стола. Много ручек и карандашей отправилось в мусорное ведро, ещё часть — на полку. Куча записок и шпаргалок лежала в рюкзаке. Что с ними делать? Тоже выкинуть?
Лена вновь забралась на стул и потянулась к шкафу. Там лежали прошлогодние тетради. Старые, грязные, но полезные на будущих экзаменах. Она бережно взяла их, спустилась вниз и снова села на кровать.
Алгебра, Геометрия, История…
Внезапно девочка остановилась. Ей в руки попала незнакомая тетрадь. В углу стояла пометка «Мой дневник». Лена отложила в сторону другие записи. Теперь её внимание полностью перешло на неожиданную находку. И тут она вспомнила, каким образом эта вещь сюда попала.
Её забыл Коля. Давным-давно, когда ещё был частым гостем в этой комнате
На первой странице почти ничего не было. Какие-то странные рисунки, чей-то номер телефона и всё. Со следующего листа начинались записи. Не датированные, но отделенные чертами.
Погружаясь в шум дождя, Лена начала читать.
И вот что рассказывала одна из первых пометок:
…
Почему она умерла? Почему мир так несправедлив и Бог так жесток? Когда я иду со школы, то вижу, как у нас во дворе дети смеются и играют, нежась в лучах солнца. Мне никогда больше не ощутить подобной радости, я один. Совсем один.
Мы с сестрой не могли разлучиться даже на минуту. Когда её не было, я чувствовал, что во мне, как в сломанном роботе, не хватает какой-то детали, но когда она возвращалась, я ощущал в себе такой заряд бодрости, что мог, наверное, перевернуть весь мир.
Дашка!
Мне часто говорят, что ты рядом. Летаешь невидимая и помогаешь мне. Но я ничего не чувствую. А значит — тебя нет.
Мне никогда не забыть того дня, когда сестра упала в обморок в школе. Затем — больница, приговор врачей и проклятая операция, на которую нельзя было соглашаться. Но мать согласилась, и я больше никогда не увижу сестру.
До сих пор в её комнате лежат рисунки. До сих пор я искренне считаю, что Дашка — лучший в мире художник. Ангел, который ускользнул. Луч свет, который угас, оставив меня одного во тьме.
Родители вскоре переехали, пытаясь убежать от воспоминаний. Бежал и я, задыхаясь в табачном дыму, в тени одиночества и затворничества.
Дашка.
Наверное, вскоре я приду к твоей могиле, и буду спать на лавочке днем и ночью, мечтая, чтобы ты встретилась мне во сне.
Я люблю тебя, мой маленький мышонок.
…
Лена перевернула несколько страниц, и вот…
…
Раньше я не обращал на Уварову внимания. Единственное, что она от меня получала, так это слово «Привет». Да и то на перемене. Но сегодня я весь урок на неё смотрел. Мне жутко нравилось, как она держала ручку, смотрела на доску, дышала, улыбалась. Интересно, Ченин, с которым она сидит за одной партой, просто так с ней заговорил, или же они встречаются? Непонятно почему, но я хочу это знать.
Хочу сидеть на месте Ченина.
Хочу общаться с Ленкой.
Странно, но сегодня я не проснулся в холодном поту, как обычно. Сегодня, я не видел, как Дашку увозят на больничной каталке в операционную.
Сегодня во сне я поехал с Леной в лагерь.
И поцеловал её на дискотеке.
Прости меня, Дашка, но завтра я подойду к ней на завтраке и скажу «Привет» совсем с другой интонацией.
Совсем с другой.
…
Лена отложила дневник в сторону, встала с кровати и подошла к окну. Когда же кончится этот дождь?
Грусть, которую почти прогнала уборка, вновь вернулась. И вновь Лена села у окна, не зная, чем же себя занять.
***
Сны. Всегда они разные, но кое-что их всё-таки объединяет — в них мы не знаем, что спим. События, проносящиеся в ночных грезах, порой настолько реальны, что нам по ошибке кажется, будто это и есть настоящая жизнь. И так было бы здорово четко осознавать, что реальный мир далеко, а это всего лишь фантазия.
Фантазия, в которой можно чувствовать себя абсолютно свободным и знать — всё сойдет с рук, как только наступит утро.
Вначале это был лишь сон. Причем, повторяющийся из года в год, изо дня в день. И в первые свои минуты он ничем не отличался от предыдущих.
За окном — ночь. Коля медленно шел по больничному коридору. Порой мерцал тусклый свет слабеющих ламп, угрожая вовсе погаснуть. Мальчик больше всего боялся, что так и будет. И вот в один ужасающий миг это случилось. Юноша окунулся в пугающую темноту, и, казалось, тени зашевелились, запах лекарств усилился, а стены начали шептать: «Смотри, щенок! Смотри на неизбежную смерть своей сестры!».
Коля хотел закрыть руками уши, но понимал, что эти голоса льются из его души. Холодный пот выступил на лбу, биение сердца ускорилось, и тут…
Коридор сворачивал. Из-за поворота вылетел гонимый ветром рисунок. Невидимая стихия небрежно играла им: подбрасывала вверх, била о землю, вновь поднимала, будто измываясь над творческим трудом Даши.
Коля сразу понял, что это её рисунок. В тот же миг юноша остановился и огляделся, широко раскрыв глаза. Ощущение забытья пропало, мир обрел четкие очертания, и контрастность красок возросла. Незаметно и плавно мальчишка выскользнул из собственного кошмара и перенесся в реальное место. Больница была та же, темнота та же, но ощущения…
Теперь паренек знал, что секунду назад он видел сон, а сейчас уже живет и всё это настоящее. Незримый кукловод препроводил его из старой комнаты сестры в клинику, где она умерла.
Ветер принес из-за поворота ещё один кусочек бумаги. Затем — ещё, и ещё. Теперь, они, будто осенние листья, кружили в воздухе, пролетая мимо юноши. А он смотрел на них с восхищением и замиранием, пока не услышал скрип больничной каталки. Секунда — и он уже бежит по клетчатому полу, сворачивает и видит, как впереди скрывается за очередным поворотом эта самая каталка. А на ней — Дашка. Белее мела. Лежит с закрытыми глазами и не шевелится, ожидая своей участи.
— Нет! — крикнул Коля, подлетев к телу сестры. — Дашка! — в сердцах выпалил он и попытался поднять хрупкое тело восьмилетней девочки.
Но ему не позволили — сестра оказалась невыносимо тяжелой, будто кровь её превратилась в свинец. Юноша напрягся, но ничего не смог сделать. Каталка всё ехала и ехала вперед. Из тьмы выплыли двери операционной.
— Не-е-ет! — взвыл юноша, и кинулся преграждать путь незримому духу, тащившему его сестру на верную смерть.
Стены больницы были обклеены рисунками. Когда-то их нарисовала Даша. Вдруг все они, как по команде, вспыхнули, будто факелы, и осветили коридор, разогнали мрак. Огонь в одночасье объял стены, словно те были облиты маслом, едкий дым быстро заполнял помещение.
— Нет! Нет! Нет! — Коля упал на пол и вцепился в каталку. Затем резко встал, обогнал дьявольский эскорт и попытался остановить его. Но с тем же успехом летящий по воздуху листок может остановить несущийся поезд.
Мальчишка выл, кричал, угрожал неизвестно кому, но ничего не могло помочь — его сестра медленно, но уверенно приближалась к операционной. И вот двери вдалеке открылись, стал виден кабинет. Под потолком горела лампа, скальпели мирно лежали на подносе, капельница, игла, маска для наркоза. Коля не хотел смотреть на всё эти инструменты смерти. От одной лишь мысли, что какой-то из них прикоснется к Дашке, его трясло и бросало в дрожь.
Каталка заехала в кабинет и двери начали закрываться. Мальчишка вскочил на ноги и хотел кинуться вслед за сестрой, но щель стала уже слишком узкой. В бешеном порыве мести и горя, юноша схватил стоящую у стены швабру и попытался просунуть её в проём, чтобы оставить себе хотя бы маленькую лазейку. Но дерево, будто древняя кость, хрустнуло и распалось на щепки. Щель исчезла, двери скрыли от паренька его сестру. Навсегда.
Именно это он видел в бесконечных кошмарах. Правда, ему здесь позволили хотя бы попытаться. Жаль, что ничего не вышло. Но мальчишка не сдавался, разбил локтем пожарный стенд, взял громадный топор и нанес удар по клетчатому стеклу на двери. Бесполезно. Будто это вовсе и не стекло.
Ещё удар!
Ещё!
Пламя окружало юношу и, будто дикий зверь, выжидало, когда тот ослабнет. Вот тогда наступит долгожданный пир смерти. А Коля всё бил и бил, сопя и обливаясь потом.
И вот, наконец, дверь дала трещину. Мальчишка выронил своё оружие из рук и припал к отверстию, желая видеть, что же происходит в скрытой от него комнате. Теплая струя ударила ему прямо в глаз. Под страшным напором юноша упал на пол и начал захлебываться, тем временем жидкость своей дикой силой расширяла брешь на двери и лилась в коридор.
Коля кое-как встал и попытался оглядеться. Кровь. Вот что за жидкость текла из операционной, будто кто-то резал Дашку в адских застенках, но ни криков, ни мольбы о пощаде. Лишь треск пламени и плеск алой струи.
Непонятно почему, но коридор начал затапливаться. Казалось, его конец, видневшийся за поворотом, кто-то заткнул огромной пробкой, желая избавиться от назойливого юноши, который уже подскочил к двери и колотил по ней руками. Кровь дошла до колен. Коля посмотрел себе под ноги и ужаснулся, отпрянул к стене и огляделся, пытаясь найти выход из сложной ситуации. А кровь тем временем не медлила, уже коснувшись бедер паренька.
Выжигающий гнев разъедал душу, мальчишка разбежался и ударил ногой в дверь. Но лишь сам отскочил и упал на пол, чуть было не наглотавшись алой жидкости. Он встал и отдышался. И только тут понял, чем может кончиться этот потоп.
— Надо бежать! — прозвучало у него в голове.
Всё ещё косясь на запертую дверь, юноша кинулся в обратный путь. Прошагал немного, уже по пояс в крови и вдруг обернулся, услышав странный треск.
Дверь не выдерживала напора. Та маленькая щель, которую пробил мальчишка, уже расширилась до неузнаваемых размеров и всё равно не могла выплеснуть всё, что пряталось в операционной. Появилась небольшая трещинка, вслед за ней вырисовалась ещё одна. Петли на двери скрипели, будто отсчитывая последние секунды перед…
Коля, тяжело дыша, поплыл назад, но убежать уже не смог. Двери скрипнули в последний раз и сорвались с петель. Гигантская волна крови побежала по коридору, поглощая на своём пути всё. Мальчишка в последний миг успел набрать воздуха в грудь. Стихия накрыла его с головой, потушив огонь и погрузив коридор во тьму, где больше не было ни Дашки, ни её брата-спасителя.
Он открыл глаза, но ничего не смог разглядеть. Лишь чувствовал, что тонул. Всё глубже и глубже погружалось его тело в будто бы бесконечный океан соленой крови. И не было дна, способного хоть как-то ослабить муки мальчишки и вселить в его сердце надежду. Вначале он сопротивлялся: махал руками, пытаясь плыть, но воздух уходит из легких и тяга к жизни вместе с ним. В конце концов, паренёк просто отдался своей судьбе и мирно падал вниз.
Всё глубже и глубже.
Воспоминания сгорали, сила тлела и глаза закрывались. Ждать осталось недолго.
Сквозь вечную тишину подводного мира пробился визг. Затем он перевоплотился в дикий крик, режущий уши. Коля из последних сил открыл глаза и попытался разглядеть что-либо в темноте. Страх. Он вернулся. Мальчишка почувствовал, как его сердце бешено бьется в груди, словно пытаясь выскочить оттуда и убежать от нежданного гостя — обладателя крика.
— Ммм! — заорал паренёк. Его крик глушился окружившей его кровью. Мальчишка оглянулся и увидел, как из тьмы выскочил призрачный силуэт черта. Образ действительно был именно таким, каким мы его себе рисуем, но, если в нашем воображении черт — существо немного комичное и смешное, то тут, не смотря на свой устоявшийся образ, житель ада был страшен. По-настоящему.
Что-то было в его узких, полных бешеного желания обладать юношей, глазах. И крик — он доходил до самой души и сжирал там всё самое теплое и любимое.
Черт вцепился в мальчишку своими тонкими руками и потащил его куда-то вниз. Тут мрак выкинул ещё одного жителя ада. Он тоже схватил юношу и потянул его в другую сторону. Дикая боль родилась в голове и поплыла прямо к сердцу, Коля кричал про себя, пытался вырваться из цепких мохнатых лап, но не мог. Боль усиливалась, юноша бросил взгляд вниз и увидел себя — теперь он был полупрозрачным, как и черти, как призраки, витавшие в школе.
Тьма выпускала всё новых и новых своих обитателей. Они рвали душу мальчишки на части, и тот видел, как его призрачное тело уже растягивается, угрожая в скором времени разделиться. И всё это сопровождалось дикой болью, безумной, невыносимой.
— Вот, значит, какой ты, ад, — Коля зажмурился, надеясь оградиться от страданий. — Да… Я не ожидал. Честное слово, не ожидал, но…
— Я ведь не умер! — осенило мальчишку, и от этой мысли боль немного отступила.
— Да! Я жив! Я не прыгнул! Слышите?! Не прыгнул!
Коля забился в дикой истерике, пытаясь вырваться из лап чертей. Вот одна рука освободилась, и тут же меткий удар заставил ещё одного черта скрыться во тьме. Мальчишка растолкал своих палачей и рванулся вверх, сам не понимая, откуда взялись силы. Он плыл и плыл, не оглядываясь вниз. Только наверх. Всё время наверх.
— Я не умер! — стучало в голове. — Я жив! Я только… пытался. Но это не правильно! Я…
— Я хочу жить!
Мальчишка вынырнул из крови, жадно хватая ртом воздух. Всюду была тьма.
Остатки боли скрылись в темном океане остывающей крови. Она отпустила юношу, злобно скалясь ему вслед. А он, теперь уже свободный, тяжело дышал и радовался каждой капли свежего ветра, разгулявшегося во тьме. Руки непроизвольно работали, неся измученное тело куда-то в забытье, и как бы ни старался мальчишка, разглядеть что-либо во мраке было невозможно.
Резкая вспышка чуть не ослепила уставшего паренька. Он закрыл глаза, не ожидавший столь внезапного появления света. Но вот, постепенно зрение начало адаптироваться к переменившейся среде, и ноги нежданно-негаданно нашли твердую поверхность. Всё ещё жмурясь, Коля выбрался на берег, прополз немного и попытался встать.
Свет тем временем стал посговорчивее — чуть ослаб и позволил мальчишке бросить робкий взгляд вперед. Юноша увидел плавающий силуэт двери. Она открылась и принесла сюда освещение. Мрачное место, где запах крови перемешался с воздухом, перестало нагонять страх.
Свет дрогнул, темное пятно заслонило его значительную часть. Оно показалось в проеме, колыхнулось и поплыло на юношу. Тот вытер рукой мокрые волосы, вытер глаза, но всё ещё не мог, как следует разглядеть то, что творится впереди. Мальчишка несколько раз моргнул, и вот, наконец…
— Дашка! — выдохнул он.
Его слух уловил мягкие шаги. Свет, что выделяла дверь, показал ему девочку лет пятнадцати. Она стояла перед ним, вся в черных одеяниях. Лицо её было незнакомым, но Коля твердо знал, кто это. То самое шестое чувство подсказало ему. Он вскочил на ноги и кинулся к сестре, плотно сжав её в объятиях.
Она — не дух. Он чувствовал, как где-то рядом бьется молодое сердце, как оно дрожит и радуется, встретив близкого человека. Тьма отступила, осталось лишь тепло, что дарили друг другу брат и сестра.
Откуда-то сверху прилетел покой. Вот он! Уже здесь, уже рядом. Уже накрывает обнявшихся невидимым одеялом. А они… им наплевать уже на весь мир. На всё миры, которые видел Коля.
— Я всегда рядом. Всегда возле тебя, — её дрожащий голос нарушил тишину. — Не слушай тех, кто говорит обратное. Слушай лишь своё сердце.
Коля посмотрел на сестру, на улыбку и на глаза, которые ничуть не изменились. А сколько лет прошло? Он не помнил. Да и зачем помнить?
— Я… — юноша плакал и улыбался.
— Тише, — Даша приставила палец к его губам. — Зачем слова, ведь я и так всё вижу. Вижу, как твоя душа чуть не погибла из-за меня.
— Почему? — Коля взял её руку и поднес к своей груди. — Почему кому-то потребовалось нас разлучить?
— Когда-нибудь ты поймешь, — назидательно пропела она. — А сейчас мне пора, нам дали всего минуту. Но прежде чем уйти, я должна передать тебе кое-что. Запомни, какой бы страшной и тяжелой ни была жизнь, мы не в праве её нарушать. Никогда и нигде.
Коля вытер слезы.
— Мне надо идти, — вздохнула она.
Юноша выпустил руку сестры, девушка развернулась и медленно зашагала к свету, который вновь начал слепить.
— Даша!
Она обернулась.
— Кто велел передать мне эти слова?
Девушка заулыбалась. Самой доброй и самой нежной улыбкой на свете. И в тот же миг, будто осенние листья, с неба посыпались её рисунки, старые, но красивые.
Темный силуэт отдалялся. Мальчишка поймал один листок и долго смотрел на него, пока свет не стал меркнуть. Дашка скрылась в дверном проеме, свет погас.
— Ты знаешь, кто передал эти слова, — прозвучало в голове у юноши.
— Нигде и никогда, — тихо повторил он, чувствуя, что уже летит куда-то. Далеко-далеко. Туда, где его ждет целая жизнь.
***
В квартире зазвенел звонок. Лена вышла из комнаты и медленно зашагала к двери. Сняв цепочку и даже не посмотрев в глазок, девочка щелкнула замком и впустила в дом противный, но чуточку свежий запах подъезда.
На пороге стоял Коля.
— Привет, — проговорил он, улыбаясь.
Лена промолчала. Не зная, что сказать или сделать, она просто смотрела на юношу, не в силах отвести растерянный взгляд. Первой мыслью было захлопнуть дверь, но что-то внутри девушки запретило так поступить. Может быть, воспоминания?
— Не говори ничего, — мальчишка выставил вперед руку. — Сейчас моя очередь.
Лена опустила глаза.
— Ты знаешь… — юноша потер шею. — Я тут подумал, что эта штука… — Коля вытащил из кармана цепочку с лезвием, — …пусть она останется у тебя. Так лучше. И ты не будешь переживать за меня, впрочем… в общем, она мне уже не нужна.
Лена приняла из его рук странный подарок.
— И ещё… — мальчишка вздохнул. — Я… я хочу сказать тебе спасибо. Спасибо за то чувство, которое ты пробудила во мне, своим появлением. Когда я понял, что люблю тебя, я даже чуточку испугался. В первый раз такое со мной произошло. Мне искренне жаль, что у нас с тобой ничего не вышло. И не надо никого винить. Мы оба совершали ошибки. Что ж поделать, такова молодость.
Я буду помнить тебя всегда. Буду помнить, как ты улыбаешься, как ты сидишь, как смеешься, как…
Я хочу пожелать тебе удачи. И сказать напоследок — ты — самый прекрасный момент, что был в моей скудной жизни.
Мальчишка развернулся и зашагал по ступеням. Лена смотрела ему вслед, а лезвие на цепочке мирно покачивалось у неё в руке от гуляющего перед дверью ветра.
Он вышел на свежий воздух, оставив позади себя мрачный мир подъезда. Дождь хлестал по земле, словно выпущенный из тюрьмы. Капли падали на асфальт, мурлыкая извечную мелодию непогоды. Коля снял капюшон, задрал голову и отдался этой стихии. Вмиг его одежда пропиталась живительным ливнем, таким прохладным, таким бодрым.
Где-то вдалеке гремел гром. Будто аплодировал беспечности мальчишки, который промок до нитки, но, возможно, в первый раз был счастлив. Паренек закружился, затанцевал под струйками воды и засмеялся. Он и стихия — теперь это единое целое. Человек и природа. Здравствуй, гармония! Здравствуй, покой!
— Коля!
Юноша огляделся и увидел, как под карнизом подъезда стоит одетая в папину кожаную куртку Лена. Девочка морщилась от холода и летящих в лицо капель.
— Коля! Дурачок, ты же простудишься!
Мальчишка вытянул руку, призывая девушку к себе. И та, плюнув на дождь, подбежала к нему.
Они стояли и глядели в глаза друг другу. Промокшие, замерзшие.
Он взял её ладонь и поднес к своей груди.
Ливень накрыл их полупрозрачной волной, спрятав от чужих глаз нежный и безмерно долгий поцелуй.
Где вдалеке прогремел гром.
В последний раз.
Вместо эпилога.
Иногда тебе хочется умереть. Просто потому что ошибки, которые ты допускаешь в жизни… их так много, что назад смотреть и противно и больно. И вот тогда в голову приходит первая мысль и самоубийстве. Неожиданно, подло, еле-заметно. Вначале ты её гонишь, но чуть позже она становится привычной, а затем — единственной, что есть в голове. После этого всего один шаг отделяет тебя от рокового решения. И самый слабый его делает.
Она ехала в лифте и плакала. Тушь растеклась по щекам, покрытые лаком ногти впились в чулки и разорвали их. В голове слышался ещё один плач. Тихий-тихий, детский. Это рыдал ребенок, которого она совсем недавно убила, боясь дать ему жизнь. Боясь мнения людей, родителей, учителей. Уж лучше так — думала она час назад. А вот теперь поняла, какой ужасный грех был совершен. И этот тихий плач, он будет преследовать её всю жизнь. Но, слава Богу, жить осталось не долго.
Двери лифта открылись, и она вышла в подъезд, огляделась в поисках окна и совсем не обратила внимания на номер этажа.
Какой-то хулиган «усовершенствовал» легким мазком краски цифру «12».
Получилось корявое «13».
Тимофей Верхов — Геннадий Бутаков(27.08.2007).
foglands.hut2.ru — мой сайт, мое творчество.