Хозяйка МГ — ' АНГЕДОНИЯ'

Алкоголь не простил меня,

Он вернётся опять горло мне обжигать,

Алкоголь, твою мать…

1

Попыток уклониться от похода к наркологу я не делала, рассуждая при этом так: бить меня там не станут, пытать, связывать и удерживать насильно тоже, если будет невмоготу — просто встану и уйду восвояси.

То, что со мной творится что-то неладное, пока было не слишком заметно для окружающих, и я надеялась как-то сгладить ситуацию, прежде чем она проявит себя во всей красе. Я осознавала, что пью гораздо чаще, чем следовало бы: от скуки, с горя, на радостях, за компанию, по праздникам, для храбрости, назло кому-нибудь…

Авось этот профессор сможет дать дельный совет, прежде чем я стану посмешищем для всего института. Этого нельзя было допустить ни в коем случае.

Кодироваться или вшивать торпеду я не собиралась, уж чересчур радикальными казались эти методы.

Доктор оказался ещё не старым, любопытствовать, как же я докатилась до жизни такой, не стал, ограничился общими вопросами типа «как давно пьёшь?», «что предпочитаешь?», «в каком количестве?»

Выслушав подробный отчёт, он разразился речью, целиком состоящей из сугубо медицинских терминов: «толерантность», «дизартрия», «частичная амнезия», «актуализация влечения», «симптом утраты количественного контроля»…

Незадолго до этого мне подвернулась брошюрка о вреде избыточного потребления спиртосодержащих продуктов, я её прочла и легко могла вникнуть в суть дела без переводчика. Вкратце его слова обозначали, что сейчас я могу выпить больше, чем несколько лет назад, в средней степени опьянения у меня заплетается язык, случаются провалы в памяти, тяга к выпивке волнообразная — может ослабевать или усиливаться под влиянием разных внешних факторов, меры в питье я зачастую не знаю. Был вынесен вердикт — «надо срочно приступать к лечению, пока не стало хуже.

Курс иньекций решили не проводить из-за моей врождённой аллергии на многие препараты, считающиеся вполне безобидными, накупили про-про-тена и прочих лекарств за бешеные бабки (для уменьшения тяги к алкоголю, нейтрализации его остатков в организме, плюс седативные пилюли, витаминные добавки…)

Кроме того, полагалось ездить к нему на сеансы психокоррекции три раза в неделю.

Рядом с клиникой находилось здание психдиспансера, там жили те, от кого отказались родственники — кто из-за нехватки денег, кто из-за того, что ужиться с больными в одном помещении было невозможно (неизвестно ведь, как поведёт себя шизофреник в следующую минуту).

Зрелище было удручающее — один высовывался из зарешёченного окна и спускал вниз мешочек, ожидая денег, другой постоянно заунывно пел «Жёлтые тюльпаны», от этих звуков хотелось зажать уши и бежать, не разбирая дороги.

Зима, снег, хлюпающая под ногами смесь из воды и грязи, переполненные трамваи действовали на нервы, тянуло бросить это дело к чертям собачьим, но мамик догадывалась, что я замышляю, и поэтому сопровождала меня туда и обратно.

«Сеанс» состоял в следующем — я сидела на колченогом стуле в течение получаса и ощущала себя натуральной кретинкой, врач топтался у меня за спиной, делая пассы и монотонно бубня «жизнь может быть гораздо лучше без алкоголя» — остальные фразы почему-то стирались из памяти.

Некоторые из таблеток давали эффект только при условии полного отказа от выпивки. Естественно, это оказалось мне не под силу — проглотив все рекомендованные порошки/настойки/капсулы, я собиралась и шла на пары. Денег мать мне почти не давала, справедливо полагая, что я их пропью, и приходилось стрелять трёшки у кого попало. Выхлестав на перемене пару бутылочек ром-колы, я усердно жевала «орбит» до конца занятий, и являлась домой относительно спокойная.

В этот период я увлеклась рисованием (если можно так назвать те бездарные каракули, которые появлялись на бумаге в результате моих творческих мук), выдавала в день по пять-шесть «произведений», от идей прямо голова распухала, успокаивалась лишь тогда, когда изображала очередной плод своего больного воображения — вроде быка с туловищем осьминога.

На тусовки мать старалась меня не пускать, да я не больно-то и рвалась туда. Отдушинами были поездки к Шурке «учить информатику». Этот предмет в ближайшем будущем предстояло сдавать, а я (спустя полгода, в течение которых нам его преподавали) даже не умела включать компьютер. Занятиями я пренебрегала — ну что за толк сидеть, глядя на экран как баран на новые ворота и чувствуя себя безнадёжно отсталой, когда другие бойко лупят по клавиатуре?

Надо сказать, от таких визитов знаний у меня не прибавилось — вместо того, чтобы осваивать премудрости компьютерных технологий, мы заправлялись пивом и садились резаться в «балду».

А информатику я всё-таки сдала (не заплатив ни копейки) при помощи наглости и природного обаяния.

Накануне 31-го декабря позвонил Дэн (конченый приятель Шурки), поссорившийся со своей девкой — это они проделывали с пугающей регулярностью, чем изрядно всем надоедали. Вместе с ним мы приговорили полтора литра водки, утро я встретила в обществе товарища Сухова, обозлилась и вытолкала их из дома.

Через 15 минут они вернулись, отпоили меня моей обожаемой «Балтикой» и напросились отмечать

Новый Год у меня дома.

Я привыкла планировать подобные мероприятия заранее, поэтому их затея вызывала у меня раздражение, но отказать было как-то не с руки.

До вечера мы мотались по городу как электровеники, на ходу опустошая всё новые и новые банки пива и собирали людей, которые ни о чём не подозревали, и, естественно, не были готовы.

Они метушились по комнатам, судорожно пихая в пакеты что надо и что не надо, я же, устав переживать по поводу того, что из этого экспромта ничего путного не выйдет, тупо на них смотрела.

В итоге мы оказались дома около шести вечера, я предупредила всех, что раз они заварили такую кашу, то пусть теперь сами её расхлёбывают. Абстрагировавшись от хозяйственных хлопот, я вырядилась в вечернее платье и расхаживала туда-сюда.

Пока остальные откупоривали банки с соленьями, мазали бутерброды и расчищали пространство для танцев, я путалась у них под ногами и думала о том, что в течение следующих 365-ти дней необходимо:

— бросить пить как сапожник и впредь пить умеренно (обязательно);

— бросить курить (если получится);

— хотя бы периодически посещать тренажёрный зал, сауну и бассейн;

— наконец-то освоить компьютер;

— накопить денег на мобильный;

— ездить к родителям по крайней мере раз в месяц, не реже;

— устроиться в автошколу;

А ещё не помешало бы записаться в танцевальный кружок, досрочно сдать сессию, пореже употреблять ненормативную лексику…

Забегая вперёд, скажу, что ни одному из этих благих начинаний не суждено было свершиться.

Пробили куранты, все сожгли припасенные загодя бумажки с заветными желаниями, бросили пепел в бокалы с шампанским…

Когда выпили всё, что имелось в наличии, Машка сверзилась в ванну с ледяной водой (перед этим там охлаждали бутылки, которые не влезли в морозилку, а потом поленились вытащить пробку).

Дэн & девка поругались, и он собрался посреди ночи идти на площадь.

Какая-то сволочь сослепу сунула маринованную селёдку в торт-мороженое, короче, праздник удался.

Примета «как встретишь Новый Год, так его и проведёшь» сбылась на все сто процентов, «миллениум» прошёл на редкость безалаберно.

2

Пройдя собеседование в «Интернэйшнэл Хаузе» (языковом центре), я успела отметить Рождество в шикарном клубе вместе с остальными учащимися.

Пока они смотрели шоу-программу, я намертво приклеилась к барной стойке и спорила с барменом, утверждая, что знаю больше рецептов сногсшибательных коктейлей, чем он. Бармен принялся доказывать мне мою неправоту. Возвращаться домой пришлось на своих двоих по гололёду, вследствие чего кожаные штаны за сотню баксов изрядно пострадали.

До занятий дело так и не дошло — прикатили родители, не на шутку встревоженные тем, что я всё чаще отвечаю на их звонки совершенно нетрезвым голосом.

На 5 оставшихся сеансов я не ходила, за них было заплачено вперёд, и выбить эти деньги из эскулапа не удалось. Если бы папик как следует рявкнул, стукнул кулаком по столу и пригрозил в случае отказа сделать из него отбивную с гарниром, то отдал бы тот как миленький всё до копейки, но… Родители были людьми интеллигентными, привыкли все вопросы улаживать цивилизованными путями, и почуявший это доктор стал в позу.

Мысленно пожелав ему подавиться нашими финансами, мы отправились в другую клинику. Там нас встретил нагловатый чернявый врач — по документам доцент, а по роже видно, что он недавно слез с трактора. С еле уловимой ноткой превосходства в голосе (типа «вы в гамне, а я на коне») он предложил лазерную терапию. Терять было нечего, кроме содержимого кошелька, и мы согласились.

Полагалось укладываться на воняющую медикаментами кушетку и наматывать на руку что-то наподобие аппарата для измерения давления. На голову надевали наушники и доносящийся из них голос призывал расслабить каждую мышцу тела, представить себя на лужайке в лесу… и т.д и т.п. Пройдя весь курс, мы решили, что этого будет недостаточно и какое-то время посещали зав. отделения, который вёл со мной душеспасительные беседы.

С.В был уникальный в своём роде человек, при разговоре с ним не возникало чувства неловкости, и я без всякого стыда живописала свои былые «подвиги». На его лице ни разу не отразилось ни малейшей тени брезгливости или негодования, он не пытался меня поучать и давить авторитетом.

Конечно, С.В немало повидал на своём веку разных асоциальных личностей, поэтому ещё одна юная маргиналка его не удивляла. Пациентов у него было хоть отбавляй, он не мог выслушивать мои слюнявые разглагольствования так часто, как мне хотелось.

Умом я это понимала, но чувствовала себя обделённой, мне требовалось изливать душу подолгу и не ждать под кабинетом, пока подойдёт моя очередь.

Оплатить услуги частнопрактикующего специалиста, распоряжающегося своим временем по требованию клиента мы бы не смогли, я раскапризничалась — дескать, от этих дозированных свиданий толку с гулькин нос, хватит!

3

Жизнь относительно наладилась, и порой на меня накатывало состояние покоя и умиротворения: как хорошо, что я здесь, в этом городе, в этом универе, на этом факультете, в этой группе, в этой аудитории и за этой партой!

Иногда у меня дома собирались драпокуры-однокурсники — траву привозили из Новомосковска, и качество у неё было превосходное. После нескольких тяг начинался разброд и шатание — кто-то лакал пиво, устремив взгляд в пустоту, кто-то плясал ча-ча-ча, кого-то пробивало на хавчик, кого-то глючило, а дилер как правило заводил нескончаемый рассказ о том, что конопля должна быть уж если не легализирована, то хотя бы декриминализирована.

В недобрый час я встретила старого знакомого, огорошившего новостью: «а ты знаешь, что наше любимое кафе собираются снести, и сегодня мы идём туда в последний раз». Я не могла это пропустить, и, поручив Шурке присмотреть за квартирой, поспешила на площадь — обругать буржуев, решивших от избытка денег выкупить именно этот участок.

Вернулась я заполночь, расхристанная, с волочащимся по земле шарфом, из карманов косухи выпирали чекушки водки… открывший дверь Шурка чуть не упал обратно в тамбур.

Зайдя внутрь, я сползла по стене вниз и смогла внятно выговорить только одно: «их посадят!» После этого заявления я замолчала, и принялась пить, курить и рыдать одновременно.

Мои бывшие друзья то ли кого-то ограбили, то ли отлупили, а может, сделали и одно, и другое сразу — никто ничего толком объяснить не мог. Была версия, что шум подняли потому, что этот (или эти) пострадавшие имели влиятельных родственников/знакомых.

Поехать к их предкам и разузнать всё досконально я не могла — адреса не знала, да и не стали бы они меня слушать, вытурили бы... Не было возможности ни передать им что-то, ни приехать — кто бы пустил левого человека?

Как будущий юрист, хоть и не шибко грамотный, я понимала, что пацанам вряд ли удастся отделаться условным сроком при отсутствии денег на взятки, положительных характеристик с места работы/учёбы — ходили слухи, что им дадут четыре года. Самое печальное было в том, что ровно три месяца назад у меня был приступ ясновидения (со мной такое происходит редко, но метко). Я предупредила их, что пора завязывать с этим полукриминальным образом жизни, или хотя бы притихнуть на какое-то время, иначе добром это не кончится. Они не восприняли это всерьёз, вот и доигрались.

Шаткое равновесие моего внутреннего мира рухнуло, я возненавидела всех — и ментов, и тех, кто так же хулиганил, но продолжал гулять на свободе.

Пила я круглыми сутками, прерываясь исключительно для того, чтобы пополнить запасы спиртного. Покупала я его совершенно бессистемно — джин-тоник, ликёр, мартини, на ценники я не смотрела, хватала то, что первым попадалось на глаза.

Шурка изрядно со мной намучился — я могла отключиться, потом вдруг подорваться, обуться, напялить полушубок и с выкриками: «я щас им всё выложу, что о них думаю!» выскочить на улицу. Он ловил меня возле самого универа и затаскивал в любое подвернувшееся кафе. Провозгласив тост «за вас, ребята, у вас сейчас такой возможности нет», я осушала пару бокалов вина и разрешала ему увести себя домой. Посетители переглядывались, но мне было по сараю.

Шурка пытался меня как-то отвлечь, даже спёр телевизор, зачем-то оставленный неизвестной личностью этажом ниже (мы поставили его возле входной двери вместо скамейки).

Довела я себя до состояния «никакейшенс» — путала день и ночь, под ногами качался пол…

Снова приехала мать — мы готовились к этому событию, и она не застала нас врасплох. Картошка была пожарена, полы вымыты, но в суматохе мы допустили промашку — сдуру вылили в унитаз рассол и вытряхнули пепельницу, в рассоле были укропные ветки, в пепельнице — бутылочные пробки… Толчок забился, и всё его содержимое стало медленно, но настойчиво выползать наружу.

Так что за свои подвиги на ниве домашнего хозяйства мы получили не похвалу, а приказ сию секунду разыскать сантехника. Шокированная открывшимся видом, мама заметила, что такие олухи как мы достойны занесения в Красную Книгу.

Я пила и при ней, отчаянно жалея себя: будущая профессия вызывает безграничное отвращение, с группой нет ничего общего, из друзей один Шурка, который надоел хуже горькой редьки своим видом роденовского мыслителя, что с пацанами — неизвестно…

Устав ловить на себе её встревоженные взгляды, я притворилась, что всё осознала, убедила её, что буду держать себя в руках и не надо за мной присматривать как за малолетним душевнобольным ребёнком.

4

«Что имеем — не храним, потерявши — плачем»… Шурка не отходил от меня ни на шаг, приносил по утрам кефир, за что получил подпольную кличку «доктор-похметолог»,я же изводила его нытьём и заявлениями «ты ничего не понимаешь!» Я связалась со Свином (человеком, который начал меня утешать), следом за ним в моём доме постоянным гостем стал его приятель Психолог.

Шурка осторожно намекал мне, что не стоит их приваживать.

Я же в ответ возмущалась: «да тебе никто не нравится! ты хочешь, чтобы вокруг меня не было ни одной живой души в радиусе километра! не лезь в мою жизнь, кто ты вообще такой?!»

Он стал постепенно отдаляться от меня, я же в своей пьяной браваде не придала этому значения и не встревожилась.

Свин с Психологом подстрекали: «и без него обойдёшься, а мы на что?» То, что я лишилась своего самого лучшего друга, я поняла гораздо позже.

Балаган был без пауз — едва продрав глаза, посылали гонца и пили шампанское из горла, потом звонили по телефону кому-нибудь из получивших стипендию и требовали принести пива…

Основным блюдом в меню стала тушёная капуста, когда все были близки к голодному обмороку, Психолог ехал в свою деревню, привозил куриц и варенье.

Ко мне пытались проникнуть делегации одногруппников — кто за чем, от этого потока людей я ошалела и перестала даже подходить к двери…

Часть прослышала о том, что у меня супер-движ, и хотела подключиться — им не повезло, такой наглости я не стерпела и попросила спустить их с лестницы к %баной матери, что мои собутыльники выполнили с большим рвением.

Часть приходила по поручению кураторши — сообщить, что близится аттестация, я же сделала своим девизом строчку из песни IFK «засунь в анал свой институт/работу/школу, и тебя поймут». Свин выступал в роли швейцара и вежливо их выпроваживал.

«В нашем доме пустые бутылки и черти, и никто не играет рок-н-ролл» — рядом со мной собиралась команда чокнутых неудачников, мы надрезали запястья и смешивали кровь в знак вечной преданности.

Я могла сидеть на балконных перилах, швыряла из окна табуретки, глотала антидепрессанты в лошадиных дозах…

Периодически заходил на огонёк мой бывший друг Лёха, притаскивал жратву и выпивку, опрокидывал стакан и шёл на кухню мыть посуду, после чего незаметно исчезал.

На мой прямой вопрос, накой ему это нужно и неужели здесь мёдом намазано, он промолчал и мрачно посоветовал гнать вон Свина, Психолога, и его заодно.

Лёха и раньше слыл человеком со странностями, я не стала зацикливаться на его словах, покрутила пальцем у виска и ретировалась.

Доля истины в его совете была, но больше всего на свете я боялась остаться в одиночестве, когда есть телефон, а звонит будильник, поэтому терпела этих захребетников, позволяя им устраивать из благоустроенной квартиры филиал городской свалки и по совместительству проходной двор.

Я не обольщалась и не считала себя незаменимой, знала, что нужна всем как прошлогодний снег, но притворялась даже перед собой — всё ОК, я в коллективе. Бывало, заперев их дома, я «шла, головою свесясь, переулком в знакомый кабак», чтобы не слушать бессвязный бред чужих людей.

Свин нашёл себе девку, которая практически у меня поселилась. Вели они себя как полноправные хозяева, такой бесцеремонности я стерпеть не могла и давала волю рукам.

Я бросалась бутылками и тупыми кухонными ножами, ругаясь как базарная баба, они уворачивались, подбирали их и прятали.

Недаром я не переваривала её с первого взгляда — в свой последний визит эта сучка сп%здила мои зимние ботинки (к счастью, на дворе уже весна была, а то пришлось бы босой ходить).

Пьянка набирала обороты, люди не просыхали. Иногда в ком-нибудь просыпалась сознательность и он доставал лавэ, но это случалось редко, суммы были мизерными, орава большой, пить и кушать хотели все…

Открыв загашник и вытащив из него рыжьё, я топала в ломбард, будучи уверенной, что скоро всё изменится. «Это ведь не насовсем, я их выкуплю» — самообман удавался, цацки уходили влёт: комплект с рубинами, подвеска со знаком зодиака...

А дальше то не находилось нужной суммы, то я пропускала указанный в квитанции срок — так и сгинули бесследно в недрах комиссионки почти все драгоценности. И поделом мне, нечего было строить из себя гусара.

Я вся была в неведомо откуда взявшихся синяках и царапинах, к появлению этих «знаков отличия» относилась философски, испугалась, лишь разбив нос (будучи под мухой, не вписалась в дверной проём).

Впоследствии ни в чём не повинный орган обоняния ещё раз пострадал: зависли на ночь в компьютерном клубе, сражались по сети в Counter Strike, для улучшения реакции и куражу клюкали «Десну». И где они взяли такую старательную уборщицу, до блеска натёршую пол в сортире?! Поскользнувшись на покрытом липкой мастикой кафеле, я не удержала равновесия и шмякнулась с высоты своего немаленького роста (175 см), стала походить на боксёра, которого более ловкий соперник пытался размазать по рингу.

5

Жизнь казалась тоскливой как вчерашний гамбургер.

Сидя на даче у Свина (это была попытка чуть-чуть восстановить расшатавшуюся нервную систему), я пролистывала газеты в надежде трудоустроиться. Тут были свои сложности. Никто с утра на кастинги не звал.

Идти в реализаторы на рынок мне не позволял гонор — ежели кто из знакомых увидит, это ж позорище, будут сплетничать, что я совсем обнищала.

Пополнить армию распространителей некачественной польской косметики как-то несолидно, и особых капиталов не получишь.

В официантки податься, с подносом бегать? в Италию поехать собирать виноград? в лагерь вожатой? глупо…

Вдобавок я была похожа на драную уличную кошку, надо было срочно привести себя в порядок, чтобы не отпугнуть потенциальных работодателей.

Сдать сессию безвоздмездно, то есть даром я и не мечтала, занять было не у кого, у всех были аналогичные проблемы, плюс некоторые пытались отмазаться от весеннего призыва.

Отмечание Первого мая было аховым, мы отлично понимали — праздновать нам абсолютно нечего, но старательно изображали, что жизнь прекрасна.

После третьей рюмки поругались из-за того, что я не сказала очередного бессмысленного тоста. Захотелось ушиться оттуда пешком прямо посреди ночи, но здравый смысл на сей раз одержал победу, и я дотерпела до рассвета.

По прибытию домой пришлось забыть об усталости и в темпе вальса заняться уборкой, так как от остальных было проку как от козлов молока.

Отдраив квартиру и приведя себя в относительно фотогеничный вид, мы пошли на тусовку, где мне пришлось побыть регулировщиком, а по совместительству справочным бюро, растолковывая, кто, куда и в каком направлении прошёл. Наш общий знакомый В. агитировал всех желающих срубить бабло ехать с ним в соседний город собирать люстры.

Мне было параллельно, куда — хоть на северный полюс к белым медведям, я чувствовала, что если пробуду здесь ещё, то свихнусь.

Из «командировки» я вернулась с исколотыми проволокой пальцами (люстры состояли из бесчисленных подвесок) и твёрдым намерением перебраться туда на ПМЖ.

Деканат бомбардировал родителей отчаянными письмами, к которым прилагались выписки из журнала посещаемости и успеваемости, выставляющие меня в самом невыгодном свете. Надо было не горячиться, брать преподов измором, преследовать их и канючить, но я, как всегда, рубанула сплеча. Декан откашлялся и открыл рот чтобы произнести обличающий монолог на тему «ай-яй-яй, как некрасиво игнорировать свои студенческие обязанности», мы с папиком лишили его такого удовольствия, сказав, что пришли забирать документы.

Декан подписал заявление об «уходе по собственному же…», в учебной части по первому требованию выдали нужные бумаги, и двери института с грохотом захлопнулись за моей спиной. Город, в который я так исступлённо рвалась, стал мне ненавистен. Его красивые улицы, нарядные прохожие, переходы метро — всё вызывало у меня чувство чёрной, слепой ярости, поднимавшейся откуда-то из глубин души.

Расстроенные папики утрамбовывали в необъятные челноцкие сумки мой скарб, не придавая значения тому, что где окажется (например, гитара соседствовала с веником) и грузили его в микроавтобус.

У меня всё из рук валилось, еле-еле сложила самое необходимое в рюкзак. Остановить меня им не удалось — к батарее не привяжешь, а конструктивные призывы угомониться, чтобы не наломать дров, были мною проигнорированы.

Мой поезд отправлялся поздно вечером — с помрачённым рассудком я забрела в недавно открывшийся салон красоты и выложила баснословную сумму за «стрижку в авангардном стиле». После того, как надо мной потрудился мастер, я стала походить на человека, которому на макушку сверзилась дохлая ворона.

Я спешила в неизвестность, и этот поступок должен был символизировать начало новой жизни. Я не могла сейчас оглядываться назад и критически оценивать свои поступки, хотелось отдохнуть/сдохнуть…

-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-

P.S Завтра будет скучно и смешно — это не больно,

Просто вчера был день.

Завтра будет вечно и грешно — это неважно,

Важен лишь цвет травы…

To be continued… («Бесконечная Пытка Взросленья»)