Pletenyov — Дневник

17 октября

За окном не переставая льет дождь. Вот уже третий день. Он и в душу ко мне пробрался. И, время от времени, переливает через край, заставляя менять капли на ресницах. Дорогой дневник, ты один можешь меня выслушать. Никому довериться нельзя. Все считают меня маленькой девочкой, а я уже выросла. Умных из себя строят: «это у тебя сложный период в жизни, скоро все пройдет». Они мне в душу залезли что ли? Что они вообще могут знать? Ненависть — вот чувство, которое меня раздирает. Я знаю, что так нельзя, но ничего не могу с собой поделать. Ладно, пойду уроки делать. Завтра опять в эту школу. Н-е-н-а-в-и-ж-у…

Шестнадцатилетняя девочка, впрочем, ее вполне можно назвать девушкой, закрыла большущую тетрадь на специальную защелку и спрятала в книжный шкаф за огромным собранием сочинений Ф.М.Достоевского. Ее русые волосы, местами прореженные красными, постоянно сползали на глаза, заставляя то и дело закладывать их за уши. Девочка-девушка стояла у окна, за которым в темноте, разгоняемой лишь редкими фонарями, царствовал нескончаемый дождь, когда из-за двери раздался голос матери:

— Настя, иди есть.

— Иду, — Настя нехотя оторвала взгляд от каплями разделенного на десятки неравных полосок окна и отправилась на кухню.

— Ну, как в школе дела? — Настина мама накладывала дочери нехитрый ужин, на готовку которого почти не оставалось сил после изматывающей работы.

— Да никак, — девушка постукивала вилкой по стакану, уставившись тем временем на скучнейший рисунок бывших когда-то желтыми обоев.

— Что значит никак? Какие оценки сегодня получила? Что с подругами — как, например, Лена поживает?

— Лена…— Настя ненадолго задумалась, пытаясь вспомнить, когда в последний раз разговаривала со своей еще пару лет назад лучшей подругой. Они давно потеряли интерес друг к другу, каждая выбрав свой, и такой разный, путь. — Да нормально все у Лены. Я с ней почти не общаюсь.

— А с оценками-то как? — мать все не унималась, не замечая того, что Настя уже начинала закипать.

— Не хочу я об этом говорить, — как-то очень спокойно сказала девушка, секунду назад готовая выплеснуть затаившийся внутри приступ истерии, но почему-то сдержавшаяся и давшая тем самым понять, что разговор окончен. Женщина, наложив еды и себе, ушла в гостиную смотреть ненавистный своей дочке телевизор.

Оставшись наедине со своим скверным характером, Настя не могла понять, откуда в ней взялось столько злости, периодически всплывающей на поверхность, отчего часто хочется кому-то нагрубить, сказать что-то очень обидное или просто закричать. Причем, если раньше ей еще удавалось сдерживать себя, гасить огонь внутри, то в последнее время этой хрупкой девочке стало все сложнее контролировать свои эмоции. И поделиться своими переживания оказалось не с кем — бывшие подруги держали большую дистанцию между собой и «ненормальной девочкой», а родители уверились в том, что вскоре она «перебесится». В общем, она сама загнала себя в угол. Поворошив вилкой еду и почти ничего не съев, Настя отправилась спать, прежде доделав кое-что из домашних заданий.

…А кое-что не доделав, и это самое кое-что по всем известному закону и вышло Насте боком — к доске решать домашнюю задачу вызвали именно ее, причем задачу самую сложную, которую сделали-то всего несколько человек, обычно не дающие списать перед уроком. От такого «везения» у Насти чуть было руки не опустились, но сказать, что ты не решил задачу и просто сесть, получив двойку, в классе считалось смертельным грехом, ведь вместо человека, в любом случае получавшего два, вызывают следующего, который вряд ли получит больше. В общем, делать было нечего: пришлось идти, рисовать что-то на доске, мямлить потом, и, в конце концов, оставаться после уроков «поговорить» с учителем, а если точнее, «послушать», что тебе скажут.

18 октября

…И вот: стою я перед ней, выслушиваю то, что почти каждый «взрослый» считает своим долгом навязать «детям», и начинаю бояться того, что сейчас ударю ее. Причем точно знаю, что не сделала бы этого ни за что, даже если б она довела меня до грани, но все равно боюсь. Интересное чувство — такого еще раньше не было. Ну, еще и родителей ей в школу подавай. Пойду рассказывать. Пока.

— Мам, тебя в школу вызывают, — с деланным спокойствием Настя вошла в комнату, не дав матери подготовиться к этой фразе.

— Зачем?

— «Начальству» виднее. Считают меня недостаточно упорной и тому подобная фигня. Завтра в 4 вечера ждет.

— Ничего сказать не хочешь?

— Нет, — Настя тут же стала подыскивать, что бы еще такое сказать, и добавила глупейший вопрос,— а ты?

— Нет. Ладно, схожу.

— Ну, вот и отлично.

Сидя за партой, Настя как обычно размышляла о чем-то своем, не обращая внимания на то, что творится в классе. Кто-то что-то с кем-то обсуждал, но девушка, не зная о чем они там ведут разговор, понимала, что это ей не интересно. За окном происходили события куда впечатлительнее: хоть и не впервые в этом году, но первый раз этой осенью пошел снег. Крупные хлопья не спеша падали к раскаленной, по их меркам, земле, чтобы поскорее остудить ее, дав возможность летящим за ними снежинкам не очень надолго, но все же остаться в том состоянии, в котором они добрались до поверхности.

Эта картина настолько увлекла Настю, что она и не заметила, как к ней подошла ее бывшая, наверное, все-таки бывшая, подруга Лена.

— Настя,— Лена осторожно похлопала замечтавшуюся девушку по плечу, но та просто не ожидала, что кому-то вздумается подойти к ней на перемене, отчего сильно вздрогнула, напугав этим еще и саму Лену. Обе девушки посмотрели друг другу в глаза и непринужденно рассмеялись над этой своей пугливостью.

— Насть,— Лена продолжила, — у меня на следующей неделе день рождения. И я хочу тебя пригласить. Ты как, придешь?

— Эм… — этого Настя еще больше не ожидала, но ступор быстро прошел при взгляде на добродушное лицо уже не бывшей, а вновь настоящей подруги:

— Конечно, приду, — Лена искренне, по крайней мере, это так выглядело, обрадовалась и, «попрощавшись», отошла к своей парте, тем более что звонок уже собрал всех в классе.

Насте очень не терпелось поделиться этой неожиданной, но такой приятной новостью со своим безответным другом. Придя домой, девушка быстро откинула несколько томиков Достоевского, освобождая свою заветную тетрадь. Дневник легко раскрылся по закладке, но раскрылся «не там», точнее не на той странице, где Настя окончила писать. Между ее последней записью от 18 октября и той, на которой раскрылась тетрадь, был целый разворот неисписанных страниц. Но самым удивительным оказалось то, что открывшийся ей разворот не был чист — здесь был оставлен небольшой текст, причем Настиным же почерком:

19 октября

С ума сойти! Меня пригласили в гости, то есть не просто в гости, а на день рождения. К Лене. Ну, ты ее знаешь — здесь столько о ней написано. Просто не верится. Что подарить? Что одеть? Ума не приложу…

Ничего себе, только и оставалось подумать Насте. Каким образом это могло здесь оказаться? Я после школы сразу домой, да и на всех уроках была. Кроме меня это просто некому было сделать, а я не писала этого точно.

Настя в полном недоумении вырвала этот таинственный листок и сделала новую, точнее очередную запись, озаглавленную «19 октября»:

Представляешь, сегодня ко мне на перемене подошла Лена. На день рождения пригласила. Я просто в шоке. Столько времени уже не общались, да даже здоровались-то не всегда, а тут пригласила…Интересно, что у нее на уме? В чем загвоздка? Наверное, хотят меня с подругами высмеять или как-то подшутить. Ничего не понимаю.

Неделя подошла к концу, а за ней наступил и день рождения Лены. Настя основательно подготовилась к нему — купила подарок и Лене и себе: Лене — невнятную безделицу, прочно занявшую дальний темный угол комнаты вновь обретенной подруги, ну, а себе — новое платье, вызывающее теперь любопытство у собравшихся за столом молодых людей.

— Ребят, — Лена стояла во главе стола, держа в ладони бокал с шампанским, по случаю шестнадцатилетия купленным родителями девочки, — я очень рада вас всех видеть. Давайте выпьем за то, что мы есть друг у друга.

— За тебя, Лен, — раздалось за столом.

Одна Настя никак не могла растянуть на лице улыбку. Ей все казалось фальшивым: этот тост, явно напрашивающийся, по мнению Насти, на ответные комплименты, эти улыбки (нет, думала Настя, ну, что во мне такого смешного? — каждый глядящий на меня обязательно расплывается в улыбке — что со мной не так?). И чем дальше, тем невыносимее ей было терпеть все эти бессмысленные разговоры, сплетни и все то, что интересует каждого нормального, не обычного, а именно нормального шестнадцатилетнего подростка. За то время, что Настя посчитала приличным высидеть, она проронила лишь несколько коротких фраз, отвечая на какие-то натянутые в своей искренности вопросы. А затем, сославшись на какое-то «дело» и вновь поздравив именинницу, отправилась домой.

А дома ее снова ждала «какая-то чертовщина» с дневником — кто-то уже написал «отчет» о дне рождении:

25 октября

Так здорово опять чувствовать себя интересной кому-то. Девушки явно завидовали моему новому платью и тому, как оно сидит на мне. Со мной даже вели разговор, натянутый, конечно, разговор, но, скорее всего, это из-за того, что в комнату то и дело заходили родители, мешая всем по-настоящему расслабиться и почувствовать себя самим собой. И почему все так стараются представить себя другими перед взрослыми? Так ли уж важно, что о тебе подумает мама твоей подруги? Важнее ведь, что ты сама думаешь о себе, ну, и мнение подруги тоже важно, а из кожи вон лезть, чтобы потом чья-то мама, моя посуду вечером, вскользь обронила «серьезная такая девочка» — не стоит это того…

И опять эта «галиматья» была написана через целый разворот аккуратного страницей за страницей заполненного Настей дневника. Девушка зло выругалась про себя, вырвала ненавистную страницу, и решила «отомстить» этой чертовщине:

25 октября

Ужасный день рождения! Фальшивые слова! Фальшивые улыбки! Вообще, фальш! Чтоб я еще раз побывала на таком вот мероприятии — да ни за что.

А тут еще и матери, как всегда в самый неподходящий момент, понадобилось узнать, как прошел день рождения. Настя лишь коротко ответила «нормально» и, одевшись, вышла в подъезд. Войдя в лифт, она нажала кнопку, но не с потертой цифрой «1», а с более отчетливым числом «16». Приехав на шестнадцатый этаж, Настя поднялась выше — туда, где обычно собираются курящие жильцы дома. Настя часто приходила сюда подумать в тишине, лишь изредка нарушаемой срабатывающим механизмом лифта. В руках она держала свой дневник, уже давно потрепанный, купленный уже и не вспомнить когда. Настя бережно отсоединила расшатанную застёжку и наугад открыла одну из станиц:

12 мая

Как он мог так со мной поступить? Я-то думала, что это любовь, а он просто самореализовывался за мой счет. Все же было так здорово. Зачем нужно было все рушить?..

Капля, едва сдерживаемая ресницей, все же сорвалась к щеке и, растеряв влагу по дороге, так и не добралась до подбородка.

— Капитан, ну, я собрал некоторые страницы, остальные, наверняка, ветром сдуло, — милиционер в штатском, прячась в воротник от снега и стараясь перекричать ураганный ветер, подошел к человеку, разглядывающему какую-то тетрадь возле края крыши шестнадцатиэтажного дома.

— Погляди, что тут в конце написано:

Ты думала, что я хороший –

Ты просто во мне ошибалась…

И мне тебя даже не жалко…

Ну… может быть, самую малость…

Февраль 2008