Пришелец — Сервиз на 6 персон

Под белую лесенку титров семейство Петровых-Кузнецовых с полусонными прощальными репликами стало расходиться по комнатам.

— Прелестный все же сервиз нам подарили коллеги. Всю жизнь о таком мечтала… — расслабленно роняет Анна Федоровна.

— Да, дорогая. Кто, как не педагоги, по-настоящему ценит семейный уют и тонко чувствует его детали, — поддержал Олег Палыч.

— А у меня каемочка кривая, — вертя в руках чашку, — заметила Света.

— А у меня блюдце с какой-то пупырышкой, — задумчиво сказал Ваня.

— Явно второй сорт, в уцененке брали, — кривая усмешка застыла на Машиных губах.

— Брак, брак, брак! — хохотнул Игорь.

Анна Федоровна молча поднялась, взяла блюдо и вазу и направилась в сторону кухни. Усталый глава семейства погладил по русой головке дочь Свету, потом легонько подтолкнул в сторону кухни:

— С посудой-то помоги маме управиться.

Света, словно очнувшись, бросилась с готовностью санитарки на поле боя. Она сгребла чашки на поднос и стеснительным полушепотом, оглядываясь на отца и его новую жену, пролепетала:

— Что вы, что вы, Анна Федоровна… Идите отдыхать, я сама все уберу и вымою.

Ваня дернулся было помочь ей, но Олег Палыч пожал ему плечо и шутливо сказал:

— Да ну, Ванюш, баб у нас в доме, что ли, мало? Вот мы с утреца с тобой в гараж пойдем, резину на зимнюю менять будем. Иди, отдыхай… сынок.

— Оставь на столе, Светочка, чего уж на ночь глядя, и так вся мойка посудой забита, — с ласковой усталостью остановила падчерицу Анна Федоровна. — Воскресенье ж завтра.

***

Под томное шуршание засыпающей газеты, доносящееся из родительской спальни, Маша прошлепала в ванную. Там она приняла душ, коротко остригла ногти над раковиной, затем прошлась под мышками маминым сухим дезодорантом. Расчесывая непокорные мокрые волосы перед большим шестиугольным зеркалом, Маша изучала свои курносые формы и капризный разрез тонких губ. «А ведь глаза у меня не меньше, чем у нее, и если б не ее махровая тушь и ланкомовские тени…». Она надула воздуха под губы, они показались пухлее и чувственнее.

В дверь постучали, покашливание выдало Игоря, нового брата. «Вот так всегда теперь будет, очередь в ванную? Ох, и надоел этот Игоряша со своими многозначительно дрочливыми глазками, сосунок прыщавый. Да пошел он!»

— Ну, ты долго, Маш?

— У тебя спрашивать буду.

— Ну, ты ж уже помылась, небось в халате… Мне только зубы почистить.

«Небось-небось. Небось стоял под дверью и дрочил, братец тоже мне».

— Отвали, я тебе не мешаю, когда ты в сортире свой порножурнал мусолишь.

Кашель прекратился. «Кажется, ушел». Маша открыла мамин шкафчик, достала крем, накладные ресницы, тушь, тени, пудру, помаду. Все это быстро и неумело легло на покрывшееся испариной лицо. Правой рукой она еще подводила контур губ, а пальчики левой уже пощипывали соски. Приятное покалывание внизу живота тяжело обвалилось на закрывающиеся веки, и, роняя помаду, пальцы заскользили по животу. Средний и указательный привычно быстро увлажнились. Маша присела на край ванны. Она представила, как Он ежедневно стоит здесь под душем, намыливает мощные плечи и мохеровую грудь, потом вытирает вон тем синим полотенцем интимные места…

Как это так — отчим? В голове не укладывалось. Как может мужчина ее мечты ложиться в постель с ее матерью, ласкать целлюлитные бедра, провисшую грудь, целовать кольца на шее? Почему он всегда ходит в ванную в пижаме, как-то украдкой? Она ему, что ли, велела не смущать?… «Сука, такого мужика отхватила. Лебединая песня стареющей разведенки. И ведь на свой банкет не пошла, только чтоб не оставить нас в квартире вдвоем! А ведь какая редкая возможность была… Ванька со Светкой в кино поперлись, а Игорек в спортзале по вечерам…»

Маша задрала голову, как всегда, когда подступало, судорожно зажала рот рукой, размазав помаду, шумно выдохнула. Потом приподняла антрацитовые жалюзи ресниц и другой, уже мокрой и потной, рукой открыла кран. Отклеила накладные, все смыла, положила на место. Когда открыла дверь, Игорь делал вид, что ищет в полутемном коридоре щенка. Маша завязала пояс халата и, не глядя на Игоря, пошла в комнату, где крутилась перед зеркалом сводная сестра Света.

***

Олег Палыч Петров и Анна Федоровна Кузнецова хоть и знавали друг друга давно — он директорствовал, она завучем, в школах одного района — сошлись как-то внезапно, на конференции в районо, потом за чаем в кабинете заведующей. На брак решились без рефлексий, одномоментно. Педколлективы искренне одобрили и восприняли союз как должное.

Олег Палыч давно вдовствовал, растил шестнадцатилетнего сына Игоря и дочь Светлану, двумя годами младше. Анна Федоровна развелась со своим алкоголиком три года назад. Воспитывала Машу, семнадцати лет, и сына Ванечку, пятнадцати. Вскоре после скромной свадьбы — только для своих — подвезло с вариантом квартирного обмена. Из двух двухкомнатных получилась четырехкомнатная, почти в центре, кухня просторная, балкон с квашеной капустой, кладовка с вареньями, раздельный санузел. Полноценная гостиная, наконец, комнаты для мальчиков, для девочек, родительская спальня. Новая мебель, новый компьютер. Съезжались весело, дружно — дети, казалось, рады полной и большой семье. Сами придумали дежурство по кухне. На радостях родители позволили даже щенка завести. Иногда только очередь в ванную раздражала. Но что поделать, не строили раньше квартир с двумя санузлами. Хорошо хоть, что раздельный.

***

Игорь запер дверь ванной и повернул кран. Одним махом спустил треники с трусами. После первого же поглаживания довольно ощутил в руке напряженную плоть. Придирчиво повертел, снял прилипший волосок с головки. Потом открыл люк стиральной машины. «Вот они, розовенькие!» Он извлек женские трусики — это были Машины шелковые трусики, он не мог ошибиться. Игорь разложил их на верхней панели «Аристона» и нежно разгладил.

«Эта сучка с буферами даже не глядит в мою сторону, только кривится насмешливо. Небось о дядьках крутых мечтает, когда пальцем думает…». Он скомкал трусики и прижал к носу. Другая рука кольцом обхватила поршень и заработала ритмично, как двигатель внутреннего сгорания. Клапан сорвало через пять минут. Игорь едва успел подставить под струю из покрасневшего шланга розовый шелк, который аккуратно затолкал затем к дальней стенке барабана.

Мелкая дробь в дверь застала врасплох. Игорь успел выдавить перед зеркалом прыщик на виске, схватил было зубную щетку, но стук настойчиво повторился, и он отпер дверь.

Мачеха вошла решительно, посмотрела пристально и как бы невзначай запахнула неслучайно раскрывшийся на груди пеньюар. Игорь окунулся в душное парфюмерное облако и опустил глаза. «А ведь мать ее сучка, нахлебается с ней папаша».

— Проходите, проходите, Анна Федоровна, я уже, — и выскользнул, неловко задев отставленный обнаженный локоть мачехи.

***

Анна Федоровна бросилась к зеркалу, достала из шкафчика пузырьки и тампоны. Она еще не привыкла класть и смывать макияж на глазах у нового мужа и его детей. «Олег — хорошая партия, положительный мужик, надежный. Но в постели… Этот складчатый животик, дряблая задница… Это томительное ожидание, пока он сосредоточится в своих подъемных манипуляциях и наконец решится войти…». Она массировала шею. «Агрегат, конечно, очень ничего, но рабочее состояние… Да, амортизация дает себя знать. Эх, лет двадцать назад бы… Каким он был, по Игорьку видно». Влажный тампон мягко прошелся по векам. «Красавчик мальчонка, стройный, спортивный, рельефный. Эти сбитые на сноуборде коленки так бы и целовала. Небось и размеры от отца унаследовал...»

Анна Федоровна нагнулась, прижалась щекой к кафельному экрану и выпростала руку под ванной. Уверенно нащупала у стены пластиковый пакет и достала любимую резиновую игрушку, издевательский подарок бывшего супруга. Затем обмыла дилдо теплой водой с мылом и легла на спину в ванне, широко расставив бритые ноги.

Еще когда Олег представлял детей, Анна запала на Игорька. Этот хмурый подросток, с забавно ломающимся голосом и смущенно теребящий кадык, был все-таки идеально сложен. «Скорей бы лето! Чего бы ни стоило, но распихаю детей по бабушкам, мужа отправлю на дачу. Когда Игорек войдет ко мне в спальню…» Кончая, она до боли укусила четыре пальца, засунутые в рот.

Голова расслабленно упала набок. Глаза медленно открылись и осоловело обвели тесноватое помещение. «Надо померить, поместится ли здесь биде. Если убрать часть стояка, как это сделали соседи, да машину чуть подвинуть…». Мечты о биде прервали несмелые постукивания в дверь.

— Кто там?

— Это я, Света!

— Уже, милочка, сейчас открою…

Светочка, крупная, атлетического сложения девочка с мальчиковой стрижкой и хитровато ускользающей улыбкой, протиснулась и заинтересованно блеснула электрическими глазами, пожирая обнаженную натуру мачехи.

— Анна Федоровна, может вам полотенце свежее принести?

— Нет, деточка, подай лучше ночной крем.

— «Нивею» в синей баночке?

— У т-тты, моя радость, уже всю косметику мою знаешь, — ласково улыбнулась мачеха, скрывая раздражение и вытирая волосы, и протянула руку. — Спасибо, Светочка.

***

Света Петрова училась в восьмом классе, где директором школы был ее папа. Из-за этого обстоятельства в классе ее сторонились. В подружках ходила только толстая Валька, дочка физрука. Все мальчишки были грубыми и подлыми и вились вокруг пышногрудой Зиночки, которой Света тайком писала анонимные письма в стихах.

Но когда в доме появилась Анна Федоровна, Света почувствовала, как предмет посвящения в ее стихах стремительно и неминуемо трансформируется в образ Прекрасной Дамы, доброй и женственной. Запах Ее духов Светочка распознала бы среди миллиона ароматов в парфюмерном магазине. А приятную полноту фигуры новой папиной жены мечталось осязать постоянно, до боли в кончиках пальцев и покалывания в промежности.

Но сегодня у Светочки пошел второй день «праздника», поэтому она не стала по ночной привычке себя массировать, а грустно подмылась, затем разорвала резким движением упаковку прокладок и присела, трепетно теребя влажное салатовое полотенце, которым незадолго вытиралась мачеха. «Ну как она может! — думала Света, прижав к губам полотенце. — Неужели она не видит, что отец ее не любит? Не видит, какой он волосатый, неопрятный, невозвышенный. Завтра же суну ей мои стихи в сумочку».

В дверь не постучали, а поскребли. «Ох, опять этот чертов Ванечка. Да определился бы наконец, ему ж с его грацией под мужиками лежать давно пора».

***

Ваня Кузнецов не был похож на пятнадцатилетнего капитана. Очкарик был хиловат для своего возраста, мальчики в классе его часто обижали. С Игорем, новым братом, ни малейших общих интересов он не нашел. Тот брезгливо смотрел поверх головы сводного брата, ничего не понимающего в пиве, футболе и телках. «Ну и черт с ним. Хотя жить с таким «братцем» в одной комнате малоприятно».

«А вот Света, сестра Игоря — натура тонкая, поэтичная». Ваня украдкой заглядывал в ее тетрадку и почитывал стихи. Они казались ему божественными и эротичными. Сочетание тонкой душевной конструкции и волейбольной фигуры, равно как отсутствие бабьего кокетства, будили Ванечкино воображение. «Светочка необыкновенная!» Он мечтал, как сводная сестра ляжет на него, придавит своим спортивным телом, грубо приласкает и прочтет стихи, посвященные ему.

Ваня умылся, потом поднялся на цыпочках перед раковиной, чтобы обмыть привставшего шалунишку, но рука потянулась к запотевшему зеркалу и машинально нарисовала контур Светочкиной мускулистой попки. Затем вспомнились ее широко расставленные накачанные ноги, когда она мыла пол… Ваня чуток испугался, когда белая струйка достигла зеркальной глади. Он оглянулся на дверь, не забыл ли запереть. А жемчужные капельки красиво стекали на щетину Светочкиной зубной щетки. Это было так символично и поэтично, когда-нибудь Ваня опишет это в стихах и прочтет Свете.

— Ванюш, ты здесь? — послышался за дверью низкий вкрадчивый голос.

Ваня еще смущался и путался, называя отчима то папой, то по имени-отчеству. «Дядька вроде не злой и не пьющий, но уж больно приторный, липкий какой-то».

— Вань, ты бы открыл… если одет…

Ваня судорожно схватил губку и протер зеркало, натянул трусы, бросил липкое полотенце в машину, потом сбросил крючок с петли. Улыбчивый Олег Палыч наклонился к уху пасынка и негромко, будто вокруг толпились люди, спросил:

— Спинку потрешь, сынок?

***

Палыч запер дверь и включил смеситель в ванне. Пока Ваня чистил зубы, отчим медленно снимал пижаму и разглядывал одновременно астеническое тело подростка. Безволосые ноги, тонкие руки, белые обтягивающие трусики на узких бедрах, пониже длинных соломенных волос — капельки пота между лопаток.

Обнаженный мужчина аккуратно, без брызг, залез в ванну и стал намыливать в паху. При этом он не отворачивался и пристально следил за глазами подростка. Ваня впервые видел так близко развитые гениталии.

Рука Палыча, играя крайней плотью, открывала и закрывала головку, мыльно гуляла по животу, груди и под мышками. Подросток чистил зубы медленно и особо тщательно, при этом не спускал глаз с повисшего толстого члена в мыле. Он вздрогнул, когда отчим протянул одной рукой джутовую мочалку, а другой приподнял его подбородок.

— Давай, сынок, и посильней, покажи мужскую силу, — Олег Палыч присел и повернулся спиной.

Ванечка несмело заелозил по волосатой спине. Новое ощущение его волновало и возбуждало. Он представил себя на месте отчима, а спину бы ему терла Света. Хотя в какой-то момент ему показалось, что отчим сделал бы это не хуже… Ваня стал тереть изо всех мальчишеских сил, пока наконец Олег Палыч не повернулся и не потрепал мокрой рукой парня по щеке.

— Хватит, сынок, иди, отдыхай. Завтра пойдем в гараж с утра. Вот поменяем колеса, тосол, а потом я поучу тебя вождению…

В глазах Ванечки мелькнул восторг, а Олег Палыч с удовлетворением отметил про себя шевеление в трусиках и влажное пятно на белом хлопке.

— Ну… я пошел?… Спокойной ночи… папа.

***

Если в первый раз Олег Палыч женился, потому что мечтал о детях, то предложение Анне Федоровне диктовалось, во-первых, должностным положением — не век же в беспокойной школе сидеть, тем более что зав. районо скоро на пенсию уходит. А неженатый в районо это все равно что беспартийный директор комиссионки в советское время. Во-вторых, привычка к домашним борщам и пирогам давала знать себя. А в-третьих, потайных, уж больно понравился Анечкин сынок Ванюша, такой пластичный мальчик с симпатичной мордашкой.

Нет-нет, гомосексуалистом или постыдным педофилом Олег Палыч себя не считал. Ну, было, правда, пару эпизодов еще на первом курсе в общежитии, но то ж по пьяни. Но было это сладострастно до умопомрачения. Так хорошо было, что от страха поспешил Олег жениться и все забыть. Правда, проклятая школа иногда казалась пыткой, когда взгляд учителя, а потом директора Петрова, фокусировался на каком-нибудь старшекласснике. Но Палыч умел учиться на чужих ошибках, и потому в его «педагогической поэме» все биографические строфы были ровными и правильными до тошноты. Он не смел.

«Ах, это подвижное мокрое пятнышко на белых трусиках! А эта ягодичная парабола! Набухшие соски на плоской бархатистой груди. Белесый пушок над нецелованными губами…» Олег Палыч представил, как однажды на сиденьи «Жигулей» — не теперь, нет, а через годик, когда Ему исполнится хотя бы шестнадцать, — мальчик сядет на колени и обнимет за шею, и они сольются… Он кончал бурно, в содроганиях, зажав полотенце в промежности и растянув оргазм на целую минуту. Ни единого симулированного крика, как с женщинами. Подергивая плечами, он прислонился к кафельной стене с зажмуренными глазами.

После ополаскивания глава семьи вышел в коридор, по-хозяйски аккуратно расставил обувь и подобрал липкий бублик, погасил свет в ванной и прихожей и через проходную гостиную на ощупь направился к спальне. В распахнутой форточке поеживалась беззвездная октябрьская ночь.

По дороге он вскрикнул от неожиданности и боли в ноге. Это игривый щенок заскучал в темноте и вцепился ему в лодыжку. Олег Палыч не смог удержать равновесие и рухнул на журнальный столик. Поднос опрокинулся, чашки, блюдца, чайник и сахарница с грохотом полетели на пол. Олег Палыч, стоя на полусогнутых, стал искать выключатель торшера. А щенок обхватил его ногу передними лапами и самозабвенно окунулся в возвратно-поступательные движения... Из спальни послышался недовольный стон Анны Федоровны. Олег Палыч включил свет и, собирая осколки, задумался о недолгой жизни перламутрового сервиза на 6 персон, подаренного коллективом районо.