santehlit — Десять дней до приказа

    Довела ты моряка, как огонь лучину

    Душу мою грешную погоди не рви

    Не везёт мне в службе — повезёт в любви.

   Держал начполитотдела слово — прислал замену! Ещё до приказа прислал. «Добро» получили с границы, и личный комментарий от радиста ПСКа-67: «Гладь, Антоха, брюки — замена ждёт». Я, как Таракан-первогодок, по мостику суечусь, всё в ТЗК норовлю зыркнуть — где он мой родной, дорогой, молоденький….

   Но сначала было построение, и мичман Беспалов докладывал старшему лейтенанту Переверзеву итоги десятидневного похода — граница на замке, ключ в кармане. Потом Белов наехал:

   — Запасные форсунки есть? Отдай комплект на 66-ой.

Задержался Зё у стенки — давно должен был грозить надменному соседу: приказ получен. Что-то с двигателем у него, с форсунками…. Но мне сейчас на всё плевать! Где мой молодой? Где смена моя? Этот? Какой щупленький, ушастый…. Ничего, откормим. Давай, пацан, краба. Схватил парнишку новенького, потащил в кубрик. Вот гамак, вот рундук…. Здесь будешь спать, сюда вещи…. А это Петька, твой начальник. У-у-у, сука!

   — Ну, давай, рассказывай — откуда родом, как там на гражданке?

   Замену звали Витей Кутеповым. Был он осенником. Навигацию промыкался на «Шмелях». Теперь сюда….

   — Здесь лучше, Витёк. Какое сравнение! Рассказывай, родом откуда?

   Земляк, оказывается. Из Троицка. Это 35 км. от родной моей Увелки. Ёкараный бабай! Дай я тебя обниму. Коренной троичанин? Предки из Табыньши? Ёлы-палы, да мы не родственники часом?

   Оказалось — родственники. Первой женой старшего брата отца, Фёдора, была Фенечка Кутепова. Из Кутеповского рода. Ну, как же, помню я её. Во-от таким пацанёнком встречал. Вам расскажу то, что Витьке не стал озвучивать.

   С Фёдором расставшись, жила Фенечка в поломойках у попа при церкви Петровской. А как батюшка сбежал, и приход закрыли, стала побираться. В божественные дни на кладбище, в будни у магазина. Баба Даша, жалеючи, пригласила в баню, а помывшуюся спросила:

   — Ладно, ли? Вот и хорошо. Ты приходи кажный раз, как топить станем. Тепла не жалко, воды в достатке…. Да, не чужие, чать ….

   В тот день, вернее спозаранку уехал с дедом за грибами. Потом хрюнделя давил. Бабушкино выражение: правильно — спал, отсыпался от раннего подъёма и лесного блукания. Бабулька воды в баню натаскала и затопила. А как встал, сели грибы мыть. Баба Даша ворчит:

   — Пойти надо глянуть — не готова ли баня. Ты-то попроворней будешь — сбегай.

   — А как узнаю — готова или нет?

Тут калитка открылась, и старушка согбенная — шарк, шарк — двором на огород.

   — Баба, кто это?

   — Фенечка. Тётка твоя, вот кто.

   — А куда она?

   — В баню.

   — Ты что ль звала?

   — Давно звала, теперь кажин раз сама приходит.

   — А как узнаёт?

   — Так ить, Антош, блаженная. С архангелами знается, они и нашептали…. А баня, внучок, готова — и бегать не надо. Фенечка всё знает.

    Засиделись мы с Витюхой до темна. Чайку попили вечернего, и опять за тары-бары. Ну, будто родиной пахнуло….

   Петька Старовойтов бежит: проблемы у Шлыка и серьёзные — до сей поры из базы уйти не может.

   — Ну, пошли, родственник, глянем.

   Ходовой двигатель ПСКа-66 не запускался. Вернее схватывались один-два цилиндра, а потом хлопок во всасывающем коллекторе и…. тормоз. Все специалисты БЧ-5 с трёх катеров во главе с Беловым — словно борзые у лисьей норы — вокруг двигателя с высунутыми языками. Разобрали оба коллектора, сняли головку блока, проревизировали поршни, собрали — а он, собака, не заводится.

   — Что случилось, Лёха?

   — Что, что…. Форсунки твои трёпанные. Поставил, и вот….

   — А раньше?

   — Заводился, только чихал….

   — А теперь — не чихает и не заводится?

   — Послушай, Зё, хорош трепаться: если знаешь как, помоги, если нет — шиздуй отсюда, не хрен изгаляться.

Лёха на взводе. За такие проколы Атаман легко и запросто сдирал лыки и классность отнимал.

   — Заводи.

   — Лёха покрутил флажками насоса маслопрокачки и стартера. Двигатель заворчал недовольный, хрюкнул пару раз, оглушительно хлопнул и затих. Из всасывающего коллектора потянуло дымком.

   — И всё?

   — Всё, — подтвердил Шлык обречённо.

   — Нет, я спрашиваю: только форсунки поменял, и всё? И такая хренотень?

   — Всё! Всё! Всё! Задолбал! — Лёха швырнул промасленную ветошь к моим ногам.

Я взял ключ и стал отворачивать гайки крепления форсунки.

   — Видишь? — показал снятую форсунку. — Видишь?

   — Что видишь-видишь? Ну, вижу. Что вижу? Форсунку вижу.

   — Дурашлёп ты, Лёха. Форсунка без уплотнительного кольца.

   — Да ставил я.

   — Ставил? Посмотрим. Дай отвёртку потоньше. Опа-на!

На конце отвёртки болтались три уплотнительных кольца.

   — Все? Или ещё есть? Ну, Лёха, ты клоун. Ох, заплачут китаёзы, как дембельнёшься.

   — Вали ты в баню…! — прозвучало оптимистично. Лёха кинулся сворачивать форсунки.

   — Пойдём, братан, — позвал наверх Петьку Кутепова.

   Мы курили на юте, Вадим подошёл, показал мазутные руки:

   — Душ работает? Холодной не отмыть.

   — Найди Петьку, запустите вспомогач, включите горячую воду командиру, — приказал я родственнику.

Кутепов ушёл, и в этот миг запустился ходовой на 66-м.

   — Как у тебя всё легко и просто получается, — вроде бы посетовал Белов своей профессиональной недогадливости.

   — Да-а, флот моя стихия, — прямо скажу, похвастал. — А после дембеля изучу ракетные двигатели, и космос покорится.

   — В любом деле голова нужна.

66-ой отвалил от стенки, взломал лунную дорожку на водной глади и растаял в подступившем мраке.

   Никто не спал после отбоя — слушали Кутеповские откровения об Анапе и гражданке. Свежий человечек-то…. Вадим с палубы окликнул в открытую дверь. Я поднялся.

Белов:

   — Пойдём по маленькой дерябнем — Василий угощает.

Мазурин заступил обеспечивающим. Две бутылки водки на столе в каюте ПСКа-68. Одна початая. Васька ворчал на жену:

   — Подлюга! Сама на свадьбу хвостом вертеть, а мне откупную — служи, Васенька.

В откупной ещё были сыр и колбаса. Пируем!

   Мазурин продолжал хулить жену:

   — Брал её пигалицей несовершеннолетней — одни глазищи во всё лицо, коленки худые. А теперь в такой танкер разъелась, на пять тысяч тонн водоизмещения. Пройтись с ней стыдно, тьфу! Наливай!

И мы наливали, чокались, пили и закусывали….

   Голос в люк Витька Иванова:

   — Антоха, ты здесь? Покажись.

Поднялся на палубу. У комендора проблема: в самоволку сердце рвётся, к любимой, да дежурный на пути встал — Захар. Санька понять можно — не нужны ему проблемы под дембель. А у Вити любовь через край. С кем бы Вы думали? Да со Светкой Рожковой. Проводила Бербазу и к Витюхе на грудь прямым ходом. Хотя зря я, наверное, о названой сестре таким тоном…. Они, как увидели друг друга, разом ума лишились, стыд и совесть потеряли. А что поделаешь — любовь….

Витька рассказывал.

   Встретились в парке средь бела дня. Он — самовольщик поддатый, она — безумно красивая. Сели на лавочку целоваться. Потом…. Потом любовью занялись…. Средь бела дня, тут же, на лавочке. Люди ходят, оглядываются, детишки смотрят.

   Витя:

   — Я люблю её, а она в ухо шепчет: «Да кончай ты быстрей, стыдно ведь…»

Кому другому за сестрёнку писон бы оторвал. Но Витька — парень зашибатьельский, и похоже, всё у них серьёзно.

   Захару говорю:

   — Саня, пусти под мою ответственность.

   — Далёко ль собрался? — Вадим Иванову. — Пойдем, провожу.

Они ушли к флотскому КПП. Мазурин горевал: водка кончилась, собеседники разбрелись…. А главное — где-то на свадьбе крутила «хвостом» его благоверная.

   — Пойдём, нагрянем, — предложил я.

Мазурин ухватился за мысль.

   — А что? Пойдём и нагрянем. Не уличим, так выпьем. Верно говорю?

Выпросил у Захарки свитер водолазный для командира, сверху регланы: холодны сентябрьские ночи. Потопали берегом. Идти надо было в Астраханку. Далековато. Я ему: командир, командир…. Он мне:

   — Отставить «командира», зови Петром.

Зову Петром. На пляже у купалок по нужде приостановились. Я к дощатой стенке пристроился, а Мазурин внутрь шмыгнул:

   — Эх ты, бескультурщина.

Выскочил оттуда, меня за колпак и прочь тянет. Насилу вырвался:

   — Дай отлить-то. Ты, Петро, чего так испугался?

   — Там, понимаешь, парень девку того этого….

   — Да ты что?! Пойдём, разгоним. Он наверняка не по согласию, а мы уговорим.

   — Нет-нет, мы на свадьбу идём.

И пошли на свадьбу. Женихи, Ешкин кот!

   Веселье уже закончилось, бабы мыли посуду. Степенные старики с окладистыми бородами сидели вряд под образами, пускали по кругу ковш с пенной брагой и вели неспешный разговор. На нас ноль внимания. Впрочем, Петро-Василий пропал куда-то. Мною заинтересовалась пышная шатенка лет тридцати пяти. Пышная не только причёской.

   — Какой трезвенький! Выпить хочешь? Закусить?

   — Брагу не буду, — буркнул и отвернулся. Отвернулся, потому что женщина не привлекала. Но её этот факт не обескуражил. Возможно, она и не заметила моего пренебрежения. На край стола сообразила початую бутылку водки с гранёным стаканом и тарелку ассорти, где куски торта соседствовали с колбасой, селёдкой и останками курицы. А я что? Я навалился. Хлопнул полстакана, набил рот и ещё налил. Покосился на стариков — как они? Сидят, судачат, по барабану им моё соседство.

   — Поел? Пойдем, проводишь, — затормошила шатенка.

Куда проводишь? А, всё равно. Пошли. Вышли в тёмные сени, потом в дверь, в какой-то абсолютно непроглядный чулан. Женщина притиснула меня к стене, впилась мокрыми губами в рот. Руки, полные руки её рвали с меня брюки в тщетной попытке найти ширинку. О-пана — а нет её! Клапан нашла, расстегнула пуговицы — поползли вниз флотские штанишки. Женщина выпустила изо рта мои губы.

   — Да ты целоваться не умеешь, — сказала и поцеловала рвущуюся на волю плоть.

Вот так точно не умею. Эхма, прощай моя девственность…!

   Мазурин так и не нашёлся. Брёл один обратною дорогой — хмельной, усталый, изнасилованный — ломал голову, пытаясь понять, что это было: романтическое приключение или несчастный случай. На пляже захотелось искупаться — смыть с тела отпечатки потных рук. А может утопиться? Настроение — в самый раз. Не удалось ни то и ни другое. Иглы с колючками впились в босые ступни, едва ступил в воду. Да, не май месяц. Мне и купаться расхотелось, и топиться. К черту порушенную девственность. Ни о чём не стоит думать, кроме близкого дембеля. Готовиться надо. Впрочём, что я — альбомчик готов, форма пошита. Флотский асс швейной машинки завернул клёши из гражданского материала — внизу 40 см., тренчики в виде якорей, мотня на две бляхи (мода такая). На беску едва «краб» (кокарда) входил, ленточки ниже лопаток. Галанку приталил, все нашивки из цветного пластика. Таким петухом, ясный перец, за ворота не пустят. Но покрасоваться-то хотелось. Ещё летом списался с сестрой двоюродной в Челябинске, договорился отправить ей посылку с дембельской формой. Одёжка готова, вперёд — на почту!

   В отсутствие Атамана Переверзев гнул свою линию воспитания личного состава. Нам вдруг были объявлены увольнения. По правде сказать, издевательства над организмом — с обеда и до 20-00. Это я о времени вольношастанья. В городском парке (летом) в это время ещё танцы не начинались. Где ж с девчонками знакомиться? Годки сразу сказали: нет — бойкот таким культпоходам по героическим местам. И не ходили. И я не ходил. Но тут особый случай. Отнёс посылку к флотским на КПП, получил увольнительную и вперёд — на почту. Посылку отправил без приключений. А потом начались….

   У гастронома встречаю Снегиря в водолазке под регланом — за гражданского косит.

   — Что, — спрашиваю, — мнёшься?

   — Водчонки смышляю. Не поможешь?

   — Давай деньги.

Подошёл к первому попавшемуся:

   — Возьмёшь, дядя?

Он посмотрел мне в лицо, на погоны бушлата, ленточки бескозырки, тяжко вздохнул и протянул заскорузлую ладонь:

   — Давай. Сам таким был.

   Минут через десять вышел с двумя бутылками в руках. Я к нему навстречу. Тут какой-то тип в гражданке выруливает. Водка у меня в руках, а мужик сдачу делит.

   — Что это вы тут делаете? — полюбопытствовал прыткий незнакомец, пожирая глазами товар.

Мой благодетель просёк ситуацию, засуетился:

   — Сейчас, сейчас, сдачу….

   — Оставь себе, — я попробовал отступить.

   — Капитан Глухов, — напирал незнакомец. — Представьтесь, старшина.

   — А я уж подумал: контр-адмирал, — спрятал бутылки за спину, подальше от хищного взора. — Не предъявите удостоверение?

Снегирь сзади подскочил, цапнул пузыри и наудёр через кусты. Назвавший себя капитаном ринулся за ним и натолкнулся на мою грудь.

   — Да ты приятель борзой, — рассердился я и двинул ему коленкой в пах.

Бессильная злоба сочилась из его глаз, по щекам, а задница покоилась в пыли. Подниматься не торопился, лаская что-то между ног. Может, и правда капитан? Да чёрт с ним…!

   Потом встретил радиста, Игорька Найдина с девицей.

   — Антон, идём с нами. У Лизы есть подруга, мы тебя познакомим.

У Лизы оказалось три подруги, только ни одной дома не застали. Так и пришли, помыкавшись, втроём на пустой пляж. Присели на лавочку, любоваться холодным тёмно-синим цветом сентябрьской воды. Кончилось курево. Вдали парни жгли костёр, сидя в кругу.

   — Пойду, — сказал, — стрельну, а вы пока целуйтесь, если при мне стесняетесь.

   — Откуда, приятель? — спросили костровые, угощая сигаретами.

   — Из Челябинска.

   — О-пана! А мы летом метро вам строили. Ну, метро не метро — подземный переход. Да и строители мы таксебешные — бери больше, кидай дальше. Короче — стройотряд.

   Широка страна моя родная! Парни живут в Камень-Рыболове, учатся во Владике, а на целину едут на Урал. Хорошие ребята! Ещё и угостили. Не скоро вернулся к влюблённым. Выкурили с Игорьком по сигарете. Он засобирался к костру:

   — Пойду, стрельну….

   — А вы пока целуйтесь, если при мне стесняетесь, — закончила Лизавета и, как только Игорь отошёл, прильнула к моим губам.

А я ответил на поцелуй. Ну, а как бы Вы поступили? Девчонка симпатичная…. Я к ней не приставал, ни о чём не просил…. Вы бы оттолкнули? Ну, а я нет — слаб душою: не могу прекрасному полу отказать. Губы наши сплелись и запутались. Её рука что-то шарила на моей груди, звеня орденами и медалями (значками и знаками). Это что, позыв? И я полез к ней под курточку. Что обнаружил там? Да ничего особенного, что нельзя было бы не найти под курточкой семнадцатилетней девушки. И не загорелся. Может, мне страсти в тот миг не хватало? Может, сил мужских лишила ночная шатенка? Может, вина перед Игорьком…? Только подумал — вот он перед нами, сигаретку протягивает. Я закурил. Лизавета его утешает:

   — Ну, что ты, что ты, обиделся? Дай поцелую….

Самое время, думаю, убраться. Только поднялся, рука за бушлат — сидеть! Её рука. Сел, жду, что дальше.

   — Нравится тебе моя шея? А грудь? — это она Игорьку. — Так целуй сюда, целуй.

Губы освободились и сразу ко мне. Вот и получился из нас клубок — не размотать, не распутать. Э-эх, грехи тяжкие….

   Может быть в другое время, с другой девушкой, в другой обстановке всё это могло показаться верхом распущенности — но нам не казалось. Нам было хорошо. И руки Игорька, то и дело встречающиеся на её теле, отнюдь не вызывали раздражения.

   Время увольнительной истекало. Мы проводили распутницу домой, и потопали к катерам, весело болтая ни о чём. В виду флотской части меня окликнули. То был дом Светки Рожковой, и она сама за заборчиком. Стоило зайти. Я отдал Игорьку увольнительную:

   — Если замполита нет, отдашь обеспечивающему. А если Переверзев на катерах, шилом сюда.

   Мы присели со Светкой на скамейку под окнами во дворике.

   — Уезжаешь? А зайти, попрощаться? Успеешь, говоришь? А знаешь, Тоник, все эти годы я только тебя и любила. И ты меня тоже, я знаю….

Меня будто пружиной подбросило:

   — Что ж ты со мной делаешь? Ты почему молчала — ни словом, ни жестом…? Зачем тогда все остальные? Меня сундуком тут уговаривали…. Я мог бы в Платоновке смотрителем…. А теперь что — машина запущена, и нет обратного хода. Папашка в деканате побывал — меня в институте ждут….

   — Да я ведь ни к чему-то — просто сказала, о чём думала.

В открытой форточке окна появилось девичье личико. Я знал, что у Светки есть сестра-двойняшка София, но видел её впервые.

   — Кавалер, девушка у тебя совсем замёрзла.

Я накинул бушлат на Светкины плечи, присел рядом, обнял.

   — Поцелуй меня, Тоник.

Едва наши губы соприкоснулись, за калиткой раздался голос, который в данной ситуации я менее всего хотел бы услышать.

Витя Иванов взрыдал:

   — Так вот какая ты! Налево и направо…! Нашим и вашим…!

Света даже защищаться не стала, оправдываться — уткнула лицо в ладони и затрясла плечами.

   — Послушай, — пошёл к комендору. — Ты всё неправильно понял. Светик мне как сестра….

   — Друг называется. Отвали…! — Витька развернулся и побежал прочь.

Ситуация!

   — Допрыгались, голубки — София вновь предстала, теперь уже на крыльце. — Что теперь скажешь?

Это Светке, а мне:

   — Как теперь на службу пойдёшь — он, поди, убъёт тебя?

Убить не убъёт, но положеньице не из приятных. Угораздило же нас. Ума не приложу, что предпринять.

Знала София. Она затащила Светку домой, переоделась в её халатик и вышла в моём бушлате на плечах.

   — Пошли, любовничек.

Мы пришли в беседку на утёсе. Я кликнул вахту. Приказал позвать Иванова. Тот поднялся.

   — Нет, ну вы дети малые, ей Богу, — перешла София в наступление. — Светка грозится за косы оттаскать. Ты куда умчался, кавалер? К Светке шёл? Меня увидел — убежал. Подумал, что она со старшиночкой целуется? А это я. Эх, ты….

   — Ты ведь замужем, — Витёк бросил недоверчивый взгляд на Светкину сестру, на меня.

Я плечами пожал — мол, всякое бывает. А Софочка очень правдоподобно ощерилась:

   — А ты мне кто, свекор?

   — Так это… я, — осунувшееся было лицо комендора, разгладила радость. — Я побегу…. Света ждёт.

   — Беги–беги, — сказала София и ещё раз в удаляющуюся спину. — Беги-беги….

   — Что делать станем? — спросил я.

   — А ничего: у меня муж есть и сестра…. А ты езжай себе на дембель, — и ушла в моём бушлате, который под утро принёс счастливый Ромео.

   Ещё на границе Беспалов жаловался на колики в животе. Пришли — он в санчасть. Потом его обследовали в госпитале танкистов и отправили во Владик. Там сказали: будем готовить к операции. Без командира остался наш доблестный ПСКа.

   Наши отношения с Беспаловым последнюю навигацию были почти дружеские. Приплёлся как-то вечерком навеселе да не один. Девчушка с ним такая премиленькая, любопытная. Сестрёнка меньшая. А при ней кавалер. Кто бы Вы думали? Да Джон из военного оркестра пограничного отряда. Тот самый, кто, стоя на коленях перед кроватью, в спинке которой колодилась его голова, пел:

   — Граждане я родом из Баку, дайте же немного старику….

Он отслужил, учится в МГИМО, подругу завёл.

А командира жаль….

                                                                                                                                А. Агарков. 8-922-709-15-82

                                                                                                                                                п. Увельский     2009г.