Джедай — Dum Spiro, Spero. Глава 2.

Кадзе отложил книгу. «О вере и деяниях» Кимера Стилхейвенского он читал уже второй раз. Пусть это не помогало вернуть память, но зато помогало вернуться к внутреннему равновесию.

Прошло всего несколько дней с поры их последнего разговора, но Кадзе заметил, что начал постепенно привязываться к Кайри. Многие вопросы и недопонимания мучили его, но все это отлетало куда-то на второй план, стоило послушнице только появиться в его палате. Да и другие обитатели монастыря заметили, что она чаще стала заходить к нему.

Солнце уже начинало покидать зенит, когда дверь в его палату распахнулась. Кадзе, улыбаясь, развернулся, ожидая, что снова, как и всегда, войдет его подруга, но… Вместо Кайри вошли двое мужчин — страж в проклепанной кожаной кирасе и какой-то старик в бело-голубых одеждах, расшитых серебром. К здешним стражам он уже успел привыкнуть с их серьезными и подозрительными лицами, а вот спутника стража никогда раньше не видел. Но почему-то это не вызывало никакой настороженности. От убеленного сединами старца веяло спокойствием, мудростью и невероятной силы волей, вызывая уважение, страх и радость, сливая все в единую форму благоговения.

— Оставьте нас, — обратился старик к стражнику.

— Вы уверены, отче?

— Да.

Страж поклонился и вышел, затворив за собой дверь. И тут старик заговорил с Кадзе. Его глубокий голос не мог не найти дорогу даже к самому, казалось бы, глухому существу в этом мире.

— Как чувствуешь себя?

— Спасибо, пока хорошо. Но кто вы?

— Меня зовут Альвер. Я — настоятель сего монастыря.

«Настоятель?! Стойте… Ну конечно! Отец Альвер! Кайри рассказывала о нем».

— Прошу прощения, отче. А… могу ли я узнать, где сейчас Кайри?

— Сестра Кайри сейчас отправилась по моему поручению. К тому же, я решил, что будет вернее, если я сам навещу тебя.

— Чем обязан такой чести?

— Ты единственный среди наших больных, страдающий амнезией. В нашей практике целительства такого не было лет пятнадцать, не меньше. Поэтому мы ведем столь пристальное наблюдение за тобой. Что-нибудь смог вспомнить?

— Нет. Ровным счетом ничего.

— Ничего. Память никогда не возвращалась быстро. Порой на это требуются даже годы, но быстро — никогда.

— Настолько у меня все плохо?

— Выводов поспешных делать не торопись, — отозвался Альвер. — Пока ничего еще сказать нельзя. Мы делаем все, что в наших силах. Но у каждого восстановление памяти идет по-своему. Так же и у тебя. Поэтому твоя задача сейчас — отдыхать, лечиться и восстанавливаться.

— Спасибо за заботу, отче, — Кадзе поклонился. — Простите, а… что было при мне, когда я сюда попал?

— Кроме твоей одежды, ничего не было. Хотя, постой… Тебя тогда, видимо, обобрали, но кое-что осталось.

— Что это? — глаза Кадзе загорелись.

— Твой меч. Вернее, то, что от него осталось — рукоять с обломком клинка.

— Могу ли я взглянуть на него?

— Кузнец хотел переплавить его на гвозди, но я попрошу его повременить с этим. Может быть, это тебе поможет…

«Не помню, было ли у меня оружие, но я должен взглянуть на него…».

— Я бы хотел его увидеть.

— С удовольствием, — улыбнулся Альвер.

Дверь в палату снова распахнулась. Тот же самый стражник. Похоже, что на сегодня аудиенция окончена, подумал Кадзе. И не ошибся.

— Отец Альвер! Думаю, Вам пора идти, — мягко, но настойчиво сказал страж. — Вас ожидают.

— О, я совсем забыл, — охнул старец. — У меня сегодня назначена встреча с делегацией из Стилхейвена. Но, думаю, это не последняя наша встреча, юноша.

— Надеюсь на то, — кивнул Кадзе. — Сочту за честь и радость увидеть Вас снова.

— Значит, до встречи, — усмехнулся Альвер и, встав, направился к выходу.

На миг на его робе заиграли искрами солнечные пятна, отражаясь в расшитом серебром орнаменте. Юноше показалось, что старца окружает какая-то непонятная аура. Он еще не успел толком сообразить, в чем дело, а дверь уже захлопнулась, оставив его наедине с ветром, по-прежнему гулявшим по палате.

Остаток дня прошел у него за принятием очередных лекарств, облучением маной и чтением той же «О вере и деяниях».

«…Мы — то, что мы есть. Мы делаем себя от самого рождения и до самой смерти — а иногда и после нее. Делаем себя деяниями, намерениями и мыслями нашими. Но всякому деянию противодействие есть, и это есть суть жизни каждого существа. Научиться обходить камни по течению наших рек мы учимся всю жизнь. Однако не каждый выходит в море, сходя на берег или разбиваясь о камни. Ловите ветер, умело гребите, и пусть ведет вас ваша вера. Хорошо обдумать эти слова надлежит. Тот, кто, подобно моряку, может держаться курса и в штиль, и в бурю, достигнет всего, к чему стремится — с верной рукой, держащей весло-умение, крепким парусом-духом и компасом — сердцем, исполненным веры…».

Вечерело. Солнце почти село, и читать было уже трудно. Кадзе закрыл книгу и, встав с кровати, подошел к растворенному окну. Только сейчас он заметил, что монастырь находится в отдалении от города. С холма, на котором он стоит, был виден небольшой смешанный лес. Чуть дальше, у моря, виднелся город, который уже начал зажигать огни. В небе начали загораться первые звезды, обрамляя молодой серп луны. Заходящее солнце бликами отражалось в воде, отчего вода отливала легким багрянцем, а вездесущий бродяга-ветер все играл с волосами юноши.

Откуда-то из часовни послышался разноголосый мужской хор. Время молитвы. Кадзе не мог разобрать слов, но каждая нота, каждая кварта, квинта или октава, исходившая от поющих, каждый раз тянула за какой-то незримый рычаг в душе юноши. Пение монахов хотелось слушать бесконечно…

Бдения больного нарушила открывшаяся дверь, потревожив благоговейную тишину.

— Кадзе, верно? — окликнул его мужской голос.

Кадзе развернулся на зов и увидел одного из послушников в белой подпоясанной сутане, расшитой черным орнаментом. На вид ему было около двадцати пяти лет. Коротко стриженный тэндзин держал в руках какой-то сверток.

— Да, это я.

— Отец Альвер наказал мне передать тебе это.

— Что это?

— Не знаю. Открывать мне не велели.

Кадзе неуверенно принял сверток из рук монаха.

— Он сказал, что это важно для тебя, — молвил тот.

— Благодарю, — поклонился юноша.

Послушник, найдя свой долг исполненным, распрощался и ушел, тихо шелестя монашеским одеянием.

«Что же отец Альвер просил передать мне? Это то, что я просил, или что-то другое?..».

Кадзе медленно начал разворачивать грубую ткань, в которую это нечто было завернуто. В уходящем свете дня через тряпицу что-то блеснуло. Вскоре его взору предстал меч, сломанный почти у самой рукояти. От клинка осталась короткая неровная полоска металла с косым разломом, но эфес был еще удобен. Пальцы легли на обмотанную кожей рукоять того, что когда-то было мечом. Юноша недоуменно глядел на крестовину гарды, выполненной в виде отведенных в сторону кожистых крыльев.

«Это и было моим мечом? Не помню, чтоб я вообще носил оружие…».

И вдруг — как будто молния перед глазами. Отброшенный невидимой оплеухой, Кадзе схватился за голову.

«ТАК ТЫ НЕ ПОМНИШЬ? КАК ТЫ СМЕЕШЬ ЭТОГО НЕ ПОМНИТЬ?!»

Новая вспышка. В глазах рябило, голова тяжелела и раскалывалась, как если бы от нее откалывали по кусочку, а непонятный голос продолжал сверлить его мозг.

«Кто ты? Что тебе нужно от меня?»

«ОТКРОЙ ГЛАЗА, ИДИОТ. И ТЫ УВИДИШЬ».

Кадзе приложил огромные усилия, чтобы поднять налившиеся свинцом веки.

И он увидел.

Жаркое пламя ударило ему в лицо, а искры танцевали вокруг, хаотично и неуловимо. Рев пламени и треск горящего дерева перекрывал откуда-то доносившиеся крики, захлебывавшиеся болью. Вспышка — и он видит это зарево откуда-то со стороны. Снова — и кровь брызнула ему в лицо.

«ТЫ ПРОСТО НЕ ПОСМЕЕШЬ ЗАБЫТЬ…»

Дальше пришло забытье. Кадзе снова проваливался в трясину из беспамятства, непонимания и немоты.

«Что это? Опять… Не хочу беспамятства!..»

Тело переставало слушаться. Он попытался осмотреть себя, но с ужасом понял.

«Меня нет?!»

Громкий крик разрезал его сознание. Кадзе не мог различить ни голоса, ни откуда он. Только спустя мгновение он обнаружил, что лежит у себя на кровати. В своей палате. И что кричал он сам.

Вокруг было все то же. Те же стены, тот же потолок, та же кровать… И тот же голос.

— Кадзе! — донеслось тревожное.

Юноша повернул голову. Да, это она. Кайри склонилась над ним.

— Ты в порядке? Что с тобой?

Больной огляделся. Никого. Только они вдвоем…

…и сломанный меч, лежащий на полу у окна.

Кадзе опустил голову и бессильно рухнул на кровать. Он не знал, что это. Не знал, что с этим делать. Он ничего не знал…

Вокруг была ночь. Прохладный воздух, стрекот сверчков… и рука Кайри, успокаивающе гладившая его плечо. Теплая…

Ты просто не посмеешь забыть.

* * *

— О, боги, это закончится когда-нибудь?!

До выпускных экзаменов оставались считанные дни, а бдения Алессы и блуждания из лаборатории в лабораторию только прибавлялись. Ночные занятия, хоть и редкие, выбивали из колеи, все формулы и значения смешались в некое подобие каши, а сил на все было уже все меньше. И снова лесная эльфийка была похожа на вяленую рыбу. От слова «вялый».

Еще одна склянка взорвалась, не дойдя до конца реакции. Осколки колбы едва не задели Алессу, а в ее комнате установился приторный запах того, что должно было быть зельем огненного щита.

Нет, она ничего не перепутала. Все компоненты в нужном количестве и соотношении. Просто стоило ей отвлечься на древесного лисенка, что забрался в ее комнату и, устроившись на столе, начал уплетать кусок сыра самтаара, и колба с раствором перекалилась больше нужного. Виновник происшествия бросил и до половины недоеденный сыр и с писком выпрыгнул в окно.

«Ну, вот… теперь и без сыра осталась…».

Сыр-то, конечно, не проблема. А вот комната будет проветриваться весь оставшийся день, ибо запах алхимических реакций довольно устойчив. Алесса открыла нараспашку окно и дверь и, покашливая, вышла на улицу.

— Опять что-то взорвалось? — раздался мужской голос откуда-то справа.

Алесса насторожилась. Нет, это не Стианар. Голос не такой низкий. Девушка обернулась на голос и увидела стражника в серебряных пластинчатых доспехах и зеленом килте. Видимо, совершал обход. И почему ему нужно было появиться именно сейчас, когда последствия ее неудачного эксперимента будут портить легкие всех окружающих на расстоянии ста шагов? Она редко проводила опыты у себя в комнате, но, если они заканчивались очередным взрывом, последствия их не давали спокойно жить в течение нескольких часов. А иногда и больше. Местные блюстители порядка уже успели привыкнуть к таким «ошибочкам», а вот соседи по ветви жаловались, а кто-то даже грозился спустить с дерева. Правда, дальше угроз дело не пошло.

— Перекалила колбу, — отозвалась Алесса.

— Опять по невнимательности?

— Если бы не одно маленькое вороватое создание, что съело половину моей порции сыра, я бы не отвлеклась, и все бы прошло, как надо.

— Пора бы привыкнуть уже, — страж пожал плечами, лязгнув наплечниками. — Ты же знаешь, древесные лисицы любят воровать, что плохо лежит. У Невилла, друга твоего, один лисенок ухитрился своровать ключ-амулет, так потом дней пять искали!

— Помню-помню, — кивнула алхимик. — Потом нашли его мертвого — подавился амулетом. И так их хорошо кормят, что им еще надо?!

— Такой уж у них характер. Воруют или из любопытства, или когда есть хотят. Так что держи ухо востро.

— Да уж…

— Кстати, — вспомнил стражник и вынул из заплечного мешка какой-то сверток. — Это лежало у тебя под дверью несколько дней назад, но ты не подобрала это вовремя. Сверток лежал у нас в казарме. Несколько раз мои сменщики заходили, чтобы отдать, но не могли застать тебя на месте. Сегодня, похоже, повезло.

«О, боги! А я думала, что его уже украли…».

Алесса приняла сверток, и стражник, попрощавшись, пошел совершать обход дальше…

…а над кронами жилого дерева Академии все гулял ветер. Бродяга-бездельник, которому все равно, где быть и что делать. Как и тысячи лет тому назад…

Прошло несколько часов, пока запах взорвавшегося зелья не выветрился окончательно, и можно было зайти. В этот раз все было на месте — видимо, из-за крепкого духана в комнате воришка больше не отважился залезть за оставшимся сыром. Эльфийка положила остатки на подоконник. Теперь — сверток.

Закрыв дверь, девушка села на кровать и медленно начала разворачивать завернутое в ткань нечто, что ей передали. Мгновение спустя ее взору предстал кожаный пояс. Коричневые кожаные жгутики были причудливо соединены в ленту шириной с ладонь, и венчала все серебряная пряжка, выполненная в виде какого-то летающего существа, вытянувшегося стрелой. Алесса никогда в жизни таких не видела. Да и веяло от пояса чем-то… От него исходила какая-то непонятная энергия. Почему-то в памяти начали всплывать какие-то заклинания, хотя девушка и не ставила себе цель вспомнить все, чему ее научили. Были и те, которые были совершенно незнакомы. Что-то насторожило эльфийку в этом поясе. Немного подумав, она решила надеть его.

Как только пряжка застегнулась, Алесса почувствовала, как что-то кольнуло ее в голову. Во всем теле ощущались какие-то струящиеся потоки, даже в зубах отдавало. Как будто вдруг открылся новый резерв сил, и сейчас они требовали выхода. Девушка направилась к окну и начала что-то высматривать в ветвях. И вдруг поразилась.

«Что это за сияние вокруг? Я вижу ауру? Но… но как?.. У меня всегда с этим было туго…».

Что-то заинтересовало ее еще. Она вернулась к своему столу и решила повторить эксперимент. Налив раствор маны в колбу, она зажгла горелку и произнесла, кидая компоненты в раствор:

— Маанен страйо проксима!

Раствор полыхнул, и оранжевые язычки пламени заплясали в колбе. Так, клык медведя, пять ягод из земляной корзинки и щепотку тертых дурных отползней…

— Агни превентаи наар мандат!

Смесь начала закипать, а внутри колбы начался водоворот. Цвет из оранжевого стал ярко-красным, а вскоре и вообще багровым с красноватыми переливами.

— Айомэ!

Колба через миг оказалась погруженной в столб света цвета огня. Еще несколько секунд — и столб впитался в колбу.

«Готово!».

Алесса рассмотрела зелье на свету. Затем понюхала. Вроде, все получилось. Девушка сделала пару глотков. И тут же почувствовала, как внутри нее словно вспыхнуло множество вулканов, а ее саму окружила легкая, еле видная оранжевая аура. Затем внутри как будто похолодело, но через секунду все успокоилось. Эльфийка взяла зажженную горелку и провела ладонью сквозь пламя. Пламя высветило ауру, а затем медленно впиталось в нее. Горелка погасла.

«Действует…».

Но было нечто странное в этом успехе. Во-первых, она была абсолютно сосредоточена, от начала и до конца реакции. Ничто другое ее не волновало. И как с подоконника пропала оставшаяся половина ее сыра, она, конечно, не заметила. К тому же, пламя не отразилось — оно впиталось в барьер без остатка. А она хотела зелье обычного щита. Не адсорбционного барьера. А последнее намного сложнее. И сил больше отнимает. А эльфийка не устала нисколько. Интересный пояс…

«И когда же развеется барьер?.. Ладно, подождем…».

И Алесса начала ждать.

Так прошел час.

Затем второй.

И третий за ним.

Смеркалось.

А щит все на месте! Здесь эльфийка окончательно убедилась — поясок более чем необычный. Но кто же подкинул ей такую «лютню в осоке»? Как ни старалась девушка, никакой записки к нему она не обнаружила. Только ткань, в которую был завернут пояс, была малость пыльной.

«Тряпица-то может сгодиться. Только сколько ж на ней пыли!»

Алесса взяла кусок ткани и, подойдя к окну, начала стряхивать пыль. И снова удивилась. Стряхнутые пылинки вмиг засверкали, закружились и начали собираться в воздухе вместе. Еще секунда — и в воздухе висел сложившийся из переливающейся пыли текст. На фоне листвы и закатного неба эльфийские руны смотрелись очень отчетливо. Эльфийка уже успела забыть о таких видах передачи сообщений.

«Пояс с характером. Используй его правильно».

Надпись висела в воздухе еще полминуты и, полыхнув желтоватым светом, исчезла. Алесса же наблюдала за местом, где в воздухе висел рунический текст, еще несколько минут. Еще одна странность этого пояса, подумала она. Необычный способ передачи письма, его «содержательность», да и вообще — ни тебе «здрасьте», ни тебе «до свидания», даже подписи нет. И что же за «характер» у этого пояса, что его нужно правильно использовать?

«Непонятно…».

Девушка решила, что лучше пока снять пояс. Но — пряжка не слушалась. Алесса попыталась и так стянуть его, и эдак, но безуспешно — он плотно облегал талию эльфийки. Но упрямица продолжала стараться.

«Иррас! Ты когда-нибудь слезешь или нет?!»

Вопрос, хоть и мысленно, был риторическим. По крайней мере, она так думала. Но следующее мгновение вогнало ее в дичайший ступор.

«А ты попроси».

Так, это уже что-то новенькое.

«Э-э-э… ты кто?»

«Хочешь снять меня? Так попроси, если хочешь снять».

«Хорошо. Не соблаговолит ли сей пояс слезть с меня?»

Следующая секунда заставила Алессу об этом пожалеть. Пояс сдавил девушке поясницу. Думать надо. Даже перед тем, как подумать.

«Ты же умеешь нормально разговаривать, я знаю. Ну, так скажи нормально!»

«Ладно, ладно! Извини. Расстегни пряжку».

Что-то щелкнуло, и появилась какая-то легкость в пояснице. Пряжка расстегнулась. Алесса сняла пояс и положила на стул возле кровати. Видимо, это они и имели в виду под характером.

«Так вот ты какой…».

«А ты думала, что все будет так просто?!»

Ответ пояса заставил девушку подозрительно покоситься на него.

«Ты знаешь… да, думала».

Смеркалось.