Цок! Цок!
Ровные бесконечные шаги по бульвару…
Стук каблуков…
И тут вдруг «Чванк!»….
…И целая трагедия мирового масштаба
разыгралась на глазах у спящих уличных фонарей...
«Тьфу ты, черт!» — возмущенно провыл Антон Павлович, смотря на свои новые лакированные ботинки. Он попытался оттереть ботинки от собачьих фекалий об траву, но тщетно. Говно прочно засело между протекторами совершенно новых ботинок. «Но, как же так?!? Я же очень спешу! У меня же чрезвычайно важная встреча! Господи, что мне делать?» — вопрошал к самому Богу Антон Павлович.
Антон Павлович отыскал какую-то веточку, положил дорогой кожаный портфель на траву в стороне от тротуара, и сев на него стал веточкой выковыривать ошметки продуктов жизнедеятельности собачьего рода. «Ох, ну как же так! Ведь опаздываю я! А что будет, если я опоздаю? Ох, даже страшно подумать!», — сокрушено качал из стороны в сторону головой Антон Павлович, — «Ведь это равносильно апокалипсису для меня. Тогда уж точно все будет кончено… Ни тебе денег на оплату квартиры, ни сапожек женушке новых, не детишкам леденцов…. Да, что там говорить, жена, наверное, и вовсе уйдет от меня! На кой черт ей сдался такой неудачник, который опоздал на самую главную сделку своей жизни только потому, что вступил в говно… Впрочем куда я только не вступал… Но сегодня!!! За что, Господи, за что мне все это?!?»
Тут как будто на зло, к Антону Павловичу подбежала собака и стала его обнюхивать, явно намериваясь справить свою малую нужду на ногу Антона Павловича, очевидно приняв эту ногу, обернутую в новенькие брюки и лакированные ботиночки за молодое деревце. Антон Павлович от такого нахальства пришел в ярость, и, вскочив на ноги, замахнулся кулаком на бедного пса. Но промазал. Собака, почуяв опасность, ловко увернулась в сторону, отскочив в сторону. Тогда Антон Павлович, явно не ведая, что делает, снял лакированный ботинок и швырнул ботинком в нерадивого пса. Пес же и на этот раз увернулся. И вот тут произошла воистину умопомрачительная вещь: псу приходит в голову страшная мысль — схватить этот самый новый лакированный туфель на лету и бежать со всех ног к себе в подворотню, виляя своим грязным хвостом. Антон Павлович заорал на весь бульвар:
— Господа, да посмотрите же наконец! Что ж это такое происходит? Собаки стали ботинки красть средь бела дня? Куда смотрит санэпидем станция?!? Расстрелять бы всех этих сук шерстяных!
К Антону Павловичу подошел какой-то незнакомый мужчина из нескончаемого людского потока и сказал:
— Но позвольте, вы же сами ему отдали этот ботинок!
— Что? — недоуменно спросил Антон Павлович.
— Ботинок… Вы сами его кинули собаке! А теперь хаете бедное животное…
— Какого черта?!? Да я вам сейчас как дам больно в ухо! — заорал Антон Павлович яростно, затем, вскочив на ноги, он бросился, размахивая кулаками, на незнакомца.
Мужчина не ожидав такого поворота событий, рефлекторно в целях самозащиты двинул нагой в живот Антону Павловичу, как заправской сэнсэй. Антон Павлович тут же упал на траву, закрыл руками лицо и зарыдал, глупо сотрясая своим упитанным телом. Незнакомец же, обозвав Антона Павловича сумасшедшим, быстро удалился, смешавшись с безразличным к горю Антона Павловича, людьми. Антон Павлович хотел было зашвырнуть в порыве ярости и досады, в мужчину оставшимся ботинком, но отчего-то передумал.
«Куда ж я теперь в одном ботинке то? Что ж мне теперь делать то? И живот теперь болит!» — думал Антон Павлович, рыдая. Затем он посмотрел на свои ноги, и обнаружил, что в пса он швырнул чистый ботинок, который теперь уже наверняка исчез в пасти этого чудовища. Злость захлестнула его еще больше. «Ненавижу этот мир! Ненавижу собак! Ненавижу этот город! Так! А ну-ка Антон Павлович, соберитесь!» — начал успокаивать себя Антон Павлович, — «Сегодня необычайно важный день! Так что, утерли сопли, слезы, и бегом в обувной магазин». Антон Павлович вытер рукавом пиджака слезы, резво вскочил с земли, схватил свой портфель и побежал в обувной магазин. Он взглянул на часы, и отметил для себя, что ровно через пятнадцать минут он должен быть на месте. Условился же он встретиться с клиентами для подписания контракта в кафе, что было неподалеку. Контракт, который обещал Антона Павловича воздвигнуть на ступень выше социального развития буквально уже через каких-то полгода, а соответственно осчастливить и всю его семью. И ему еще вполне хватало времени забежать в обувной магазин, который располагался буквально в нескольких метрах от кафе, где была назначена встреча.
При входе в магазин, Антона Павловича остановил огромных размеров охранник.
— Без ботинка нельзя! — грубым басом проговорил охранник, злобно осматривая Антона Павловича своими маленькими черными глазками.
— Но я ведь как раз по этому вопросу! Мне срочно нужна обувь, — ответил плаксиво Антон Павлович.
— От вас плохо пахнет. У нас приличный магазин.
— Что значит плохо пахнет? Это просто недоразумение!
— Шли бы вы отсюда!
— Но, послушайте, мне просто необходима новая обувь срочно…
— Я сказал, пошел вон!
— Но… — начал было опять Антон Павлович.
Но охранник не стал слушать Антона Павловича, а просто столкнул его с крыльца магазина. Антон Павлович распластался на асфальте, в одном ботинке, с портфелем, источая неприятный запах собачьих испражнений. Люди же, что шли по бульвару плотным потоком, брезгливо смотрели на Антона Павловича, и обходили его стороной. Никто даже и мысли не допустил, что бы помочь подняться человеку в одном ботинке, пускай и дурно пахнущему. В таком бедственном и унизительном положении Антон Павлович еще никогда не был.
Антон Павлович решил быстро вернуться домой и позвонить клиентам, что бы сообщить им, что он тяжело заболел и перенести встречу на следующий день. Он поднялся с тротуара и побрел обреченно домой в одном ботинке, понуро мотая головой. «Какой же я все-таки неудачник! И всегда был таким. Таким и останусь. Ничего не попишешь. Уйдет жена, заберет детей. И всё! Вот она долгая счастливая жизнь! Остается только добыть веревку и мыло! Фу, какой же всё-таки омерзительный запах окружает меня. Такое ощущение, что воздух весь пропитался насквозь собачьим дерьмом. Какая гадость! Кажется, что этот отвратительный запах проникает во все поры моего тела и заполняет собой все мои многострадальные внутренности. Что ж поделаешь, такова видимо моя судьба несчастная», — сокрушенно думал Антон Павлович.
Вдруг Антон Павлович заметил, что запах становится все сильнее и сильнее, и ему даже показалось, что он слышит, как рой навозных мух кружится у него над головой. Он посмотрел вверх, и ничего там окромя неба не увидев, посмотрел под ноги и с ужасом закричал. Он увидел, как они стали превращаться в фекалии и расползаться… отваливаться кусками и падать на асфальт… С руками творилось тоже самое… как и со всем телом… И тут «Шмяк!»… и Антон Павлович расползся по асфальту кучкой говна… вместе со своей одеждой, портфелем и единственным ботинком….
Цок! Цок!
Ровные бесконечные шаги по бульвару…
Стук каблуков…
И тут вдруг «Чванк!»….
…И целая трагедия мирового масштаба
разыгралась на глазах у спящих уличных фонарей...
«Тьфу ты, черт!» — возмущенно провыла Мария Петровна, смотря на свои новые лакированные туфли…
Диалоги отвратительные, монологи тоже. "Жене — сапожки, детям — леденцы" очень подходит какому-нибудь давно почившему коробейнику.
Реинкарнация Лидусика Ермиловой.