Изабелла — Возвращение

Природа Армении красива в своей неприступности. Смотришь и понимаешь, почему все армяне — гордые. Бесконечность горных массивов, сменяющих друг друга. Горы встают из-за спины, как в детской книжке, при открытии которой картинка поднимается из ее глубин и словно оживает.

Когда едешь по серпантину, среди этих самых встающих гор, ощущение такой микроскопичности себя и, в то же время, такого парения того, что внутри, что хочется затаить дыхание и уловить даже тоненький голосок птички, что, как камикадзе, самоотверженно и беспричинно пролетает прямо под колесами машины, словно что-то успев подобрать с дороги.

Туман тут не стелется. Он либо зависает на расстоянии метров так десяти от земли, и будто в невесомости замирает, либо горы начинают выкуривать его из своих недр, словно миллион гномов выкачивают его из прощелин и пещер, чтобы не задохнутся самим, и он, туман, стремительно обволакивая каждую сосенку, изливается бурными потоками, поглощая, и делая невидимой, очередную огромную и неприступную гору.

Прямо на дороге, где-то опять-таки в горах, кладбище. Стройно в ряд стоят аккуратные могилки с грустно высеченными именами на черном мраморе, а напротив, справа от дороги, течет холодная горная река и вокруг опять горы. Зеленые. Хвойные. С мелкими невзрачными домами — светлыми вкраплениями человечины на склонах.

Река местами пенится, а где-то лежит — притаившись, даже почти не шумит.

Впереди еще один длинный серпантин. Старушка и старичок, в национально черных старческо-деревенских одеждах бодро идут вверх. Куда — непонятно. Вокруг ни души, даже намека на обитание здесь людей.

На каждом крутом повороте в большом почерневшем котле варится ярко-желтая, вкуснейшая кукуруза. Еще подальше, в кастрюлях, в холодной прозрачной воде плавают большие коричневые, словно бархатные древесные грибы. Купи, путник, долго будешь помнить их вкус!

Водитель пытается обогнать идущую впереди нагруженную то ли картошкой, то ли еще чем, дряхленькую, но черную и чистую волгу, но нас не пропускает довольно взрослый и упрямый старичок, который из-за маленького роста почти не виден за рулем. Зато хорошо видны его пучковатые белые нахмуренные брови и узкие, плотно сжатые губы.

Справа от дороги вдруг, словно из-под земли вырастает замок. Нет, пригляделись, конечно же, не замок, а недавно построенный отель. Он стоит на крутом берегу все той же реки, построен в виде старинного неприступного жилища, весь из камня, с башенками светло-серого цвета. Вот где бы хотелось проснуться! В белых одеяниях встать у окна и впитать всю суровость и, в то же время, мелодичность всеговорящих армянских гор…

Здесь, внизу, в ущелье, среди гор, на берегу реки, чувствуешь себя настолько высоко и свободно, что хочется остаться тут навсегда!

Одиноко высоко в небе парит птица. Она не делает взмахов, она самодостаточна и идеальна, как и все вокруг.

Местечко это называется Алаверды. Это слово многим знакомо и в русском языке его используют совсем в ином значении, не представляя, сколько красоты вложено в него природой и как тут божественно и спокойно.

Остановились попить кофе. Кушаем гату — очень вкусная, сладость армянская. Из поколения в поколение готовится нашими бабушками, затем мамами. Скоро и мы, будем готовить ее нашим детям в дорогу…

Кофе терпкий, вкусный, настоящий. Аромат разносится и уносится бурлящей рекой, ознаменовав нашу остановку.

Угостили бутербродом водителя. Обрадовался так, словно ему налили коньяк, с выдержкой лет этак в 100. Про себя думаю, что в следующий раз, когда буду с ним ехать, обязательно возьму ему в подарок коньяк. На душе всегда светло, когда что-то ценное даришь просто так простым людям. На взятки отдавать частичку родины не хочется!

Столик, на котором стоят чашки с кофе сильно шатается. Мы возмущаемся. Сколько вылилось драгоценного напитка! Официантка, с простым лицом нам на это отвечает, что стол не при чем, это камень под столом кривой, и победоносно удаляется.

Сраженные ее логикой, допиваем остатки. Река теперь бурлит и жалуется. Лысые мокрые камни торчат то тут, то там. В середине реки, совершенно невозмутимо, против всех правил физики, несмотря на бурное течение, стоит местный житель в высоких резиновых сапогах, и гармонично сливаясь с природой, умиротворенно ловит рыбу.

Водитель машины травит байки о том, как он за три часа проехал неописуемое расстояние и страшное ущелье. На активную жестикуляцию стали собираться люди. Водитель распетушился и ребячливо продолжал хвастать. В любой другой ситуации, это могло бы вывести из себя, но здесь, среди гор и рек, среди зелени и запахов кофе, шашлыка, и домашнего, исключительно по-деревенски уюта и тепла, хотелось слушать именно такие сказочные истории и ни о чем не думать.

Дружно собрались, поехали дальше. Вспомнили про припасенные персики! Почти что с криками «ура!» достали их и надкусили!

Вы когда-нибудь пробовали армянский персик? Он настолько совершенен, что описывать его вкус, это все равно что объяснять человеку значение молитвы. Это очередное чудо, которое Бог подарил армянскому народу вместе с абрикосом. Приезжайте в Армению и попробуйте эти фрукты!

А серпантин все продолжается. Слева обрыв метров на сто. Страшно, а смотреть вниз хочется. Там, внизу осталась река Дебет. Отсюда она кажется серебристой луговой змейкой.

Проезжаем деревушку Дзорагет, что переводится как «река в ущелье».

Водитель включил какую-то пронзительно-мелодичную грузинскую мелодию и у меня все смешалось: ощущения, воспоминания, хачапури, лагмаджо, Бабаджанян, Катамадзе, храмы православные, григорианские, католические…

Представьте, что может переживать человек, довольно впечатлительный, возвращающийся из Израиля (кстати, впервые там побывавшего) через живописную Грузию в любимую и теплую Армению.

Гроб Господен перед глазами, лампады низко-низко, трепет и нереальность происходящего. Толпы туристов мешают сосредоточится, и вдруг…серные бани на Мейдане, и будто парящая у тебя над головой царица Тамара, строго и свысока смотрящая на тебя. И мозаичное панно на полу в Храме Господнем, где изображены все и ныне существующие церкви Армении, и армянская надпись прямо над трещиной в столбе вне храма, куда из-за распрей монахов однажды снизошел священный огонь. И армянская речь на земле обетованной, и вдруг православный эфиопский священник, и египетская часть, которая ведет в подземную пещеру, с озером, где раньше монахи хранили пресную питьевую воду…

И тут же фуникулер в Тбилиси, видный отовсюду, манящий яркими лукавыми огоньками, чем-то похожий и, в то же время, такой непохожий на Эйфелеву башню. И мы, с российскими паспортами, армяне, проходящие под укоризненным взглядом таможенников, словно мы изменники родины, грузинско-армянскую границу…

Нам недовольно ставят в паспорт визу, и мы платим непонятно за что! Нет, понятно. Хочешь вернуться на родину? Плати. Плати за то, что ты больше не ее гражданин. Плати за измену и унижайся! Вот, примерно, настроение на таможне.

И вдруг аэропорт Бен Гурион, где службы безопасности потрошат твой багаж, трогая и проверяя металлоискателем даже нижнее белье. И приветливые лица израильтян, повсеместная русская речь вокруг, словно ты и не выезжал из России, а пребываешь где-то там, где собрались люди, чем-то ей недовольные, но все же русские ментально.

И пляж в Тель-Авиве, где рядом ходит с какой-то круглой штукой в руках человек и ищет бомбы и взрывчатки. Причет ищет он это с таким лицом, словно он просто подбирает окурки и пустые бутылки.

И ласковое теплое спокойное Средиземное море, в котором не боишься плавать даже ночью. И потрясающе освещенная романтичная набережная Тель-Авива, с низко летающими над головой самолетами …

Все смешалось. Закрываю глаза. Открываю. Снова Армения. Моя. Уже пошли города. Приближаемся к Еревану. Везде надписи дублируются на русском. Приятно. В Грузии такого мало где встретишь.

Мимо идут толпою дети с большими темными счастливыми глазами и едят мороженое.

Детство, мороженое, игры во дворах, поедание чужого винограда с чужих же гаражей, обливание всем двором ледяной водой из краников, что на улицах, босые ноги, бегущие домой, чтобы успеть посмотреть единственный мультик, который идет в определенный час по телевизору, казаки-разбойники, разговоры в сумеречной беседке, ощущение полноты жизни и ежесекундного счастья — где все это? Тут. Внутри меня. Во мне. И никто этого у меня не отнимет. Это мое, и оно со мною навсегда.