bolev — Будьте, как дети!

Он был доволен своей судьбой:

Украл, попался, назначен судьей.

Бежал позорно с поля сраженья;

Был пойман, судим, получил повышенье…

(Михаил Кудинов. «Несостоявшаяся эпитафия»)

Все, что любил, все то, чем с давних пор

Так дорожил, все это в миг единый

Вдруг рухнуло. Под корень бил топор.

Шел пятый акт трагедии старинной…

(Михаил Кудинов. «Пятый акт»)

Над нами заря небывалого цвета,

в просроченных красках — остывший мятеж.

Сегодня — не время великих поэтов,

а время великих утрат и надежд…

(Глеб Горбовский. ***)

Даже стихотворение, посвященное Великой Отечественной:

Что важнее — быть или казаться?

Связан был с отрядом партизанским

человек, казненный поутру.

В рясе черной на веревке белой

на виду он у деревни целой

чуть покачивался не ветру…

(Владимир Савельев. «Казненный поп»)

— не произвело впечатления, какого ждешь, когда поэт обращается к такой теме.

Но всех «переплюнул» Андрей Вознесенский (имя!) с поэмой «Рапсодия распада»:

— и так далее (вся поэма размахнулась аж на четыре страницы).

Но, невольно поставив их мысленно рядом со своими собственными «виршами», бесконечно близкими и дорогими для меня, «исторгнутыми» моими сердцем и умом, я поразился, насколько стихи второстепенных «настоящих» поэтов отличаются профессионализмом по сравнению с моей самодеятельностью! Однако же, припомнилось мне, есть много стихов, что не чета приведенным выше, самобытных, ярких, которые «цепляют» сразу и притом «крепко», не оставляют равнодушным, не «скользят по поверхности» мыслей и чувств, хотя написаны никакими не «профессионалами от литературы» — написаны детьми. И не маленькими Андрюшами Вознесенскими. Приведу в качестве примера (потому что оно того заслуживает, а не потому, что не надеюсь на просвещенность аудитории) больше всех в свое время поразившее меня стихотворение девочки из Варшавского гетто Нати, которое Александр Галич использует в цикле «Кадеш»:

Я кораблик клеила

Из цветной бумаги,

Из коры и клевера,

С клевером на флаге.

Он зеленый, розовый,

Он в смолистых каплях,

Клеверный, березовый,

Славный мой кораблик.

А когда забулькают ручейки весенние,

Дальнею дорогою, синевой морской

Поплывет кораблик мой к острову Спасения,

Где ни войн, ни выстрелов — солнце и покой.

Я кораблик ладила,

Пела, словно зяблик,

Зря я время тратила,

Сгинул мой кораблик.

Не в грозовом отблеске,

В буре, урагане –

Попросту при обыске

Смяли сапогами…

Но когда забулькают ручейки весенние,

В облаках приветственно протрубит журавль,

К солнечному берегу, к острову спасения

Чей-то обязательно доплывет корабль!

И, как подтверждение этой мысли, почти в самом конце журнала, на 79-й странице (спасибо редактору, выделил-таки полторы странички!) обнаружил прекрасные стихи (приведу наиболее понравившиеся):

В театре

Кружилась девушек метель

под вздохи зала.

На сцене плакала Жизель

и… умирала.

Я в третьем ярусе сижу –

под самой крышей.

Я на Жизель в бинокль гляжу:

лежит и… дышит.

Так, значит, мама не права:

грустит напрасно.

Я видела: Жизель жива,

И все прекрасно!

(Вита Ивченко, 8 лет)

Прощание

Зачем я стерла с бабочки пыльцу?

Она неуловима, как мгновенье.

Но взгляда твоего прикосновенья

Еще скользят по моему лицу.

Твои слова, укрытые в дожде,

Лишь я одна на свете различаю

И навсегда с тобою разлучаюсь,

Чтобы навеки умереть в тебе.

***

Прости меня, что я невнятна.

Опять по крыше дождь стучит.

Сливаются косые пятна

В туманный занавес обид.

И все, что видится на сцене,

Невероятно, как в бреду,

И словно бы немые тени,

Обнявшись, мимо нас идут.

Мне кажутся чужими будто

Машины, окна и дома,

И серое, как слезы, утро,

И мы, и ты, и я сама.

(Вика Ветрова, 10 лет)

И я сделал для себя вывод: будьте, как дети, во всем, и в поэзии — в первую очередь! Непосредственность и свежесть восприятия, присущая детям, способна искупить недостаток профессионализма, но профессионализм без них годится лишь для заполнения журнального объема стихами, которые никто не будет читать, которые, сколько их ни перечитывай, не затронут чувств, не подарят радость, не заставят задуматься.