santehlit — Вперёд, Россия!

   — Ты — человек, тебе свойственно жить чувствами, тесня разум.

   — У меня давно не было таких эмоций.

   — Это от молодого тела. Помнится, кто-то хотел нейронами заняться и обучить клетки омолаживаться. Не пришло время?

   — Нет критической массы желания. Может, ещё куда смотаемся?

   — Смотаться оно, конечно, можно, только всерьёз опасаюсь за твою психику — выдержит?

   — А что с ней станется?

   — Из прошлого променада тебя силой вернули. Инструктору перемещений сдиагностировали вывих челюсти и сотрясение мозга.

   — Опасная, оказывается, профессия.

   — Смейся, паяц!

   — А ты, Билли, в следующий раз не объявляй: «Занавес!». Подкрался твой инструктор, щёлк контактором — и эксперимент окончен.

   — Так и сделаю.

   …. За что не люблю вокзалы? За суету, наверное, за многолюдье и толчею. За спящих на баулах. Но главный отврат — запах немытых тел. Он присутствует даже в пустых залах ожидания. Это неистребимый аромат, тут уж, как говорится….

   Сколько дней в пути эта милая девушка? Личико за чемоданом, на спине гроздья тоненьких косичек. Таджичка? Но как бела кожа стройных ножек намного выше колен оголённых мятым платьишком. Спит, сердешная.

   Проследив мой взгляд, старушка-соседка ревниво одёргивает подол. Не свой — её. Девушка поднимает заспанное лицо. Боже мой, Даша!

   — Даша!

   Девушка встаёт, тревожно оглядывается, смотрит на меня.

   — Мы знакомы?

Да, конечно же. Ты моя жена, мы венчались в церкви. У нас родилась дочка Настенька. Неужели не помнишь? Нет, не помнит. Не узнаёт даже.

   — Что ты здесь делаешь?

   — Мы приехали с мамой.

   — А где Надежда Павловна?

   — Вы и маму мою знаете?

   Ещё бы не знать! Тёщу-то.

   — Ты документы у него спроси, — советует старуха. — Мало их тут в Москве мошенников.

   Похлопал по карманам, достал паспорт, подал. Старая цапнула его и зашелестела страницами.

   — Мама звонить ушла. Мы не можем никуда устроиться — на вокзале третий день.

   — У вас нет угла в Москве? И негде остановиться? Так поехали ко мне. У меня большая квартира в центре — всем места хватит.

   — Прописка московская, — подтвердила старуха. — А мне уголочек не сыщется, сынок?

   — Ты кушать хочешь? Вон бар — пойдем, поднимемся.

   — А вещи?

   — Бабушка посмотрит. Бабушка, посмотришь? А мы тебе куриную ножку принесём.

   — Так зубов нет, милой.

   — Тогда, суфле.

   Даша из параллельного мира, как и моя милая Дашенька, напрочь была лишена женского духа противоречия и легко уговорилась на обед.

   Сверху нам были видны скамейка с баулами, бабка на ней. Потряхивая таджикскими косичками, Даша уплетала за обе щёки.

   — Вы почему ничего не едите?

   — Я кофе попью и на тебя полюбуюсь. Можно?

   — Странный вы.

   — Давай на ты — мы ведь почти ровесники.

   — А вы знаете, сколько мне лет?

   — Мы знаем про вас очень многое.

   — Ой, мама пришла. Пойдём.

   Мы спустились из бара в зал ожидания.

   — Мама, вот этот молодой человек всё про нас знает.

   — Здравствуйте, Надежда Павловна.

   Вдова пограничника строго взглянула на меня.

   — Вы кто? Вы от Георгия? Он звонил вам из Пянджа?

   — Да и просил приютить. Где ваши вещи? Поехали.

   — Куда?

   — Ко мне домой. Поживёте, пока решите свои дела.

   Вот так в моей холостяцкой квартире поселились две женщины.

   — Я так понимаю, вы футболист? — Надежда Павловна кивнула на пару бутс, висевших в прихожей на оленьих рогах.

   Если б там висели боксёрские перчатки, я был бы боксёром.

   — Да, я зарабатываю на хлеб ногами. Это как-то меняет ваше мнение обо мне?

   Но Надежде Павловне было не до рассуждений о детских увлечениях, перерастающих в профессиональную деятельность. Она была врачом и безуспешно искала в Москве работу по специальности. Ещё они куда-то ездили с дочерью, с кем-то консультировались, где-то записались в очередь. Из обрывков фраз понял, что Даше надо лечь в клинику на обследование, у неё какие-то проблемы со здоровьем.

   Дамы своими заботами не делились. Всякий раз прерывали разговор при моём появлении и переключались на общение в формате «два плюс один».

   Они следили за чистотой в квартире, хозяйничали на кухне. Мне оставалась задача набивать холодильник продуктами. Впрочем, скоро я и от неё стал отлынивать — просто оставлял на столе деньги под предлогом позднего возвращения с игры или тренировки. Уговорить их не тяготиться этой акции большого труда не составило.

   Однажды, за вечерним чаем, Надежда Павловна заявила:

   — Алексей, намеченные в столице дела решаются слишком медленно. Мы остались без средств существования. Надеяться нам не на кого, обратиться не к кому. Загостились у вас, но просим потерпеть наше присутствие ещё.

   — Надежда Павловна, вам не надо продолжать этот тягостный разговор — квартира в полном вашем распоряжении. Я не коплю на машину — то, что мне платят в клубе, берите, пользуйтесь. Жду серьёзных изменений в карьере, и тогда мы вернёмся к начатой теме и закончим её.

   Принёс все финансовые сбережения и сунул в ящик кухонного стола:

   — Без стеснений.

   Ладно, оставим на потом Дашины загадки — расскажу о себе. Вернее перескажу то, что мне Билли поведал. Этот Лёшка Гладышев знаниями в школе не блистал, зато первый футболист во дворе. Однажды, после очередного разбитого окна, отец взял его за ухо и отвёл в спортивную школу «Спартака»:

   — Хоть пользы никакой не вижу, зато и вреда от тебя не будет.

   Вот тут он ошибся, благоразумный наш папашка. Спортивную школу мой двойник из параллельного мира закончил лучше, чем общеобразовательную. Нашлось место в дублирующем составе клубной команды. Здесь заметили и пригласили в молодёжную сборную страны. Как раз чемпионат мировой подоспел. Ну и что? Поехали, разодрали всех в пух и прах. Алексея даже в лучшие бомбардиры записали. Ну, а как же — если всех больше мячей заколотил врагам. И пусть не лезут. По возвращению сразу в основной состав «Спартака». Но не это имел ввиду, намекая Надежде Павловне на некоторые изменения спортивной карьеры. Разговоры пошли, а до меня (теперь уже до меня) слухи — главный тренер национальной сборной приглядывается, вроде как пригласить хочет. Ну, так приглашай, родной, чего раздумывать? До открытия мирового первенства меньше месяца, сборная уже вся на спортивной базе в Подмосковье. И вот звонок….

   — Гладышев? Алексей? Тебя приглашают на спортивную базу сборной страны. Завтра день открытых дверей — приезжайте с родителями, женой, невестой. Автобусы отправляются…. — и площадь назвали.

   — Билли, — спрашиваю, — где мои родители?

   — Не заморачивайся, — говорит. — Не увидишь ты их в этот круиз.

   — А что с ними? Где они?

   — Тебе край неготивчик нужен?

   — Ладно, замнём для ясности.

   За вечерним чаем.

   — Грядут выходные. Надежда Павловна, приглашаю вас на спортивную базу. Там, говорят, отличный пляж, баня, сауна…. Массаж можно сделать. Вообщем отдохнуть.

   Дашенька с мольбой смотрела на мать.

   — Хорошо, — сказала Надежда Павловна. — Будем отдыхать.

   …. Автобусы вытянулись в линию. Посадкой руководил администратор команды. Мы с Дашей вертели головами.

   — Смотри, смотри — Аршавин. А вон Кержаков, Акинфеев. Какие люди!

   — Ой, Юля Началова.

   Администратор, которого футболисты запросто звали Митрофанычем, добрался до нас.

   — Гладышев? Кто с тобой — знакомь.

   — Даша Смоленцева, моя невеста. Надежда Павловна, её мама.

   — Очень приятно. Садитесь, садитесь, занимайте места.

   Мы устроились в последний автобус. Здесь были только родственники, и они тут же затянули «Катюшу». И ещё массу патриотических песен исполнили, пока катили до спортивной базы. Футболисты жили в главном корпусе в двухместных номерах. Гостей разместили в финских домиках, ютившихся средь могучих сосен. Сначала был общий обед, а потом Митрофаныч затеял экскурсию. Пытался собрать всех, но любопытными оказались только новички вроде нас. После ужина у костра — гитары, шутки, смех. Рядом на танцплощадке дискотека. В одиннадцать общий отбой. Утром нас подняли в семь часов. Гости ещё дрыхли, вдыхая полной грудью сосновый аромат, а мы бежали кросс по пересечённой местности. Потом работали на снарядах. Семь потов сошло до завтрака. Зато аппетит разгулялся! Разве что мне оптимизатор не дал проголодаться, да и устать, и пот пролить.

   Надежда Павловна нашла себе товарку, сторожила здешних мест, и под её руководством занялась оздоровлением организма — тренажёры, баня, сауна, бассейн, массажный кабинет. Мы с Дашенькой на пляж. Искупавшись, грелись на песке. Она поведала.

   Вчера к ней подошли футбольные матроны.

   — Ты чья?

   Даша растерялась.

   — Я с Лёшей Гладышевым.

   — Это новенький, из молодёжки.

   — Фигурка вроде ничего. Слышь, как тебя? В проспекте будешь сниматься?

   — В каком проспекте?

   — В обыкновенном — наши ребята в игровых моментах, и мы на обложке в футбольной форме с обнажённым бюстом, без маек и бюстгальтеров.

   — Нет, — сказала Даша. — Я не буду сниматься без майки и бюстгальтера.

   — Да и правильно — тут смотреть не на что.

   — А её Гладышева то ли возьмут в ЮАР, то ли нет.

   — А если возьмут, то в запасе просидит весь чемпионат.

   Последние реплики меня не тронули.

   — Как это смотреть не на что? — возмутился и поцеловал Дашину грудь, ту её часть, что неприкрыта купальником.

   Она накрыла мои уши ладошками, заглянула в глаза.

   — Что ты делаешь?

   — Люб…. буюсь. — почувствовал прилив страсти. — Жарко, искупаемся?

   — У нас в домике прохладно. Идём.

   Даша встала. Я задержался.

   — Билли.

   — Слаб ты, Создатель. Все чувства на виду.

   В двухместном домике действительно не было жары. Пахло сосновой хвоёй или смолой. И ещё духами.

   Даша вертела в руках тюбик с кремом.

   — Мама на массаж пошла.

   — Давай я тебе сделаю. Это что за мазь? Ложись на живот.

Освободил спину от бретелек бюстгальтера и полупрофессионально размял её, втирая крем.

   — Позволишь? — потянул вниз резинку плавок.

Даша без слов приподняла таз. Касаясь её ягодиц, бёдер, лодыжек, не испытывал вожделения — Билли чётко контролировал организм. Закончив со ступнями, попросил:

   — Повернись.

   — Ой, — Даша повернулась и закрыла глаза ладошками.

   Но руки её мне тоже были нужны — я их размял, растёр, разогрел.

   Даша лежала передо мной в первозданной красе, пряча девичий стыд под дрожащими ресницами. Я массажировал ей груди, живот, низ живота, наслаждался её доверчивостью и был рад, что не завожусь от страсти.

   — Всё, — сказал, поцеловав большой пальчик её восхитительной ножки. — Ты жива?

   — Иди сюда, — Даша протянула ко мне руки….

   А вот теперь, Билли, отдохни. Отстегнул браслет с запястья и прильнул к любимой. Мне хотелось целовать её всю-всю. Но Дашины ладони вновь и вновь возвращали мою голову на исходную позицию — наши губы встречались и не расставались, покуда в груди хватало воздуха.

   — Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя, — шептала Даша как заклинание, отдавая тело моим ласкам.

   Вдруг в какой-то момент она застонала, закатила глаза, выгнулась дугой, захрипела. Потом и хрип прекратился, только конвульсии сотрясали тело.

   Бог мой! Дашенька, что с тобой? Встряхнул её за плечи, пытаясь вернуть сознание. Вытер ладонью кровавую пенку с губ. Потом вспомнил про оптимизатор. Билли, выручай! Едва серебряный браслет обвил запястье, окаменевшие мышцы расслабились, и Даша рухнула спиной в кровать. Слабый стон сорвался с её губ, и грудь заволновалась от глубоких вдохов. Слава тебе, Господи!

   Даша открыла глаза.

   — Лёша, прости меня.

   — Что это было?

   — Прости меня, прости, — Даша уткнулась лицом в подушку, и плач сотрясал её тело.

   — Успокойся, успокойся, — шептал, целуя её плечи, спину, ягодицы.

   — Прости меня, я подлая. Я хотела, чтобы у нас всё получилось, и чтобы ты на мне женился.

   — Ну что ты казнишься? Я хочу на тебе жениться.

   — Это всё из-за квартиры, из-за зарплаты твоей. Нам негде жить и не на что. Мы с мамой решили окрутить тебя.

   — Ну что ты говоришь? И квартира твоя и зарплата. Ведь я же люблю тебя.

   — А я-то люблю другого!

   Меня как обухом по голове. Опять Жека-инвалид, достал ей-бо.

   А Даша продолжала:

   — Там на заставе у папы солдат служил — Максим Кравченко. Мы с ним и сейчас переписываемся. Прости меня, Лёша, ладно?

   Оптимизатор продолжал действовать — Даша совсем успокоилась, утёрла слёзы кулаком, потянула простынь, прикрыть наготу.

   — И что мне делать?

   — Не знаю, — Даша всхлипнула, вздохнула тяжко, потянула к себе одежду. — Отвернись.

   Я вышел. И ушёл. Не знаю, что делать. Не знаю.

   Когда спала жара, на футбольном поле состоялась игра — основной состав против скамейки запасных. За два тайма по тридцать минут закатили нам четыре безответных мяча. Очень хотелось отличиться, да видно не мой день, и оптимизатора не было. Я видел ухмылку главного и недоумённое пожатие плечами второго тренера — смотрели они в мою сторону. Погодите, господа, ещё не вечер.

   Вечером провожали гостей. Расстаёмся теперь до конца чемпионата, если конечно не вылетим на ранней стадии. Дашенька была грустна, а Надежда Павловна встревожена — всё посматривала на нас.

   Даша сжала мою ладонь:

   — Прости меня, Лёша.

   Собрав всю твёрдость духа, заглянул ей в глаза:

   — Наверное, не вернусь домой. Хочу отличиться и получить приглашение в какой-нибудь закордонный клуб.

   — Это из-за меня?

   — Так или иначе, квартира ваша — можешь вызывать своего Максима в Москву. Ты позволишь? — отстегнул с Дашиной руки оптимизатор.

   — Что это?

   — Магнитный браслет. Нервы успокаивает.

   — Я почувствовала.

   — Прощай, Дашенька. Будь счастлива.

   — Я буду думать о тебе, Алексей.

   И на том спасибо — хотелось сказать, но промолчал.

   Даша с Надеждой Павловной вошли в автобус, а я подался в жилой корпус. Долго после отбоя не мог уснуть. Ворочался. Сосед по камере Санёк Анюков зарычал:

   — Ты спать думаешь?

   — Думаю не спать.

   — А не пошёл бы ты…. на природу.

   Так и сделал — цапнул с тумбочки оптимизатор и выбрался из корпуса. Ноги принесли к домику, где ночевали Даша с Надеждой Павловной, где мы чуть было не стали близки. Где услышал горькую правду — у неё есть другой. Сел, спиною привалясь к мачтовой сосне. Один-одинёшенек на всём белом свете — не любый даже милой.

   Бедняжка — шептала хвоя, — испей смоляного аромата.

   Луна дула щёки — в дураках, герой, остался.

   Что вы понимаете? Надел оптимизатор.

   — Поговори со мною, Билли.

   — Хотел без меня все дела сделать?

   — Без тебя не получается. Что такое с Дашей?

   — Астма. В тяжелейшей, между прочим, форме. Девочка чуть не задохнулась.

   — Ты спас её, спасибо, Билли.

   — Я её вылечил.

   — И ей не надо ложиться в клинику?

   — Теперь нет.

   — Это хорошо. Плохо то, что она меня совсем не любит.

   — Думаешь, этого солдатика сразу полюбила, как увидела? Нет, поухаживал он, побегал. И тебе придётся.

   — Нет, Билли, её сердце уже выбрало — третий лишний.

   — Лишним должен стать Максим Кравченко.

   — Мне не понятна твоя позиция. То ты не даёшь сблизиться с Никушками, то толкаешь на бой за Дашу.

   — Тебя толкаю, а сближаться будет Алексей Гладышев, чьим телом ты временно владеешь.

   — А нужна ли суета? Не проще довериться судьбе?

   — Ты хочешь, чтобы родилась Настенька? Хочешь…? А впрочем, это темы будущего — впереди у нас чемпионат.

   Через две недели мы улетели в ЮАР.

   А до того были тренировки, игры — основняк на скамейку. Спуску мы им не давали, так как знали, что не все здесь присутствующие попадут на чемпионат — будет отсев.

   Исполнил коронный дриблинг и вкатил пузырь в нижний угол под растянувшегося на газоне Акинфеева. Второй тренер со скамейки подскочил. А импортный брылы отвесил и мне после игры:

   — И что ты хотел этим изобразить? Запомни, сынок, футбол — игра коллективная.

   Итак, мы в Южно-Африканской республике.

   Опущу впечатления перелёта и экзотику страны буров. Первый матч, самый первый матч чемпионата мы играли с хозяевами поля. Жара, рёв трибун, чернокожие парни прыткие такие, загнали наших ребят в штрафную и лупили, лупили по воротам. Казалось, вот-вот…. Но время шло, а табло смотрело на игру двумя нолями. А из гостевой ложи наблюдал за матчем сам господин местный президент. Возле него кубок стоял, который — пресса сообщила — он обещал лично вручить автору первого гола чемпионата.

   У нас не было замен после первого тайма. Если тренеры рассчитывали на ничейный результат, то ребята с задачей справлялись. Кого-то менять, значит менять рисунок игры, а может, и поставленные задачи. Мы сидели на скамейке, болели и ни на что не надеялись. Но он хитрым был, наш главный из Голландии. На шестьдесят пятой минуте соскочил с места, забегал вдоль кромки поля, махая руками. Потом бросил взгляд на скамейку запасных. Второй на полусогнутых к нам:

   — Игнашевич, Билялетдинов разминаться. И ты Лёша.

   Это мне. Мы стянули трико и запрыгали по тартану, разогревая мышцы. В это время в комментаторской будке Гусев:

   — Я вижу, разминаются защитник, полузащитник и нападающий. Тактический ход или тройная замена? Если выпустит Гладышева, значит, усмотрел щербинку в обороне южноафриканцев. Ну, что ж наш главный тренер известен миру, как мастер сюрпризов. Завистники зовут его Счастливчиком, забывая, что за каждой удачей стоит тонкий расчёт….

   Главный у кромки поля ломает пальцы за спиной. Второй в полушаге, ушки на макушке — ловит каждое слово.

   Соперник поменял нападающего — давление нарастает. Трибуны ревут, требуя гола. Наши отбиваются без всякой мысли — лишь бы мяч подальше от ворот. То и дело в штрафной свалка, паника.

   Семидесятая минута. Главный бросает что-то через плечо второму. Чью назвал фамилию? Мы вытягиваем шеи — кому повезло?

   — Гладышев, — помощник грозит мне кулаком. — На поле.

   Что за жест? Попробуй, не забей — так надо понимать. Да забью я, успокойтесь.

   Боковой судья осмотрел мои копыта, вскинул флажок двумя руками, привлекая внимание судьи на поле. Оптимизатор прозрачен, иначе б отобрал, если увидел.

   Гусев в свой микрофон:

   — Всё-таки Гладышев, ну-ну…. Посмотрим, что хочет сказать этим футбольный стратег.

   Ко мне на поле подбежал Аршавин:

   — Что Гус сказал?

   — Ничего, Михалыч кулак показал.

   — Вперёд не рвись — там ловить нечего. Помогай обороне.

   Ну-ну, поучи меня играть, Андрюша.

   Семьдесят четвёртая минута матча. Гусев:

   — Я смотрю за Гладышевым — пять минут на поле и мяча не коснулся. Мандраж дебютанта? А надо ли в таких ответственных матчах проверять молодые силы?

   Алдонин рявкнул, пробегая:

   — Ты присядь, утомился, небось.

   Три подряд очень опасных удара по воротам. Один отразил Акинфеев, два штанга. Мяч выбили из штрафной, но не далеко, к угловому флагу. Анюков выцарапал его из ног папуаса, обыграл ещё одного, поднял голову, осматриваясь. У меня мурашки по спине — вот он момент! Рванул по краю. Саша, дай! И он услышал мой мысленный позыв. Или увидел начатое движение. Длинный диагональный пас. Всем за спину. Два защитника, последний оплот обороны, передо мной, несутся к тому месту, куда опустится мяч. Опережаю их буквально на мгновение и легко, одним движением, обыгрываю обоих. Футболистам известен этот приём, когда мяч носком одной ноги накидывается на пятку второй и — оп! — он летит вперёд через голову. Только я проделал это на скорости и в тот самый момент, когда он из длинной передачи опускался на землю. Два защитника остались за моей спиной и без мяча. Они столкнулись даже. Конечно, то была ошибка — не следовало атаковать обоим сразу. Расслабились — мяч во втором тайме за среднюю линию почти не выходил. Вот и поплатились.

   Дал сильный пас себе на ход. В том был умысел выманить воротчика из рамки. И он клюнул — кинулся к мячу, надеясь обогнать меня. Да где там. Я обыграл его и перепрыгнул, бросившегося в ноги с явным желанием сфолить. Путь к рейхстагу был расчищен. Вколотил мяч в сетку, подобрал и помчался с ним по кромке поля вдоль беснующихся трибун.

   — Вот что мы хотели сказать! — рявкнул Гусев в микрофон и пустился в пляс по комментаторской кабине.

   Плясали второй тренер с врачом команды, положив руки на плечи, уткнувшись лбами. Главный вертел головой, поправляя отсутствующий галстук. Митрофаныч утирал слёзы, плакал, не стесняясь.

   Пока соперники устанавливали мяч в центре поля, Аршавин поднял руки над головой, привлекая внимание команды.

   — Играем на Гладыша, — влепил капитан кулак в ладонь. — У него пруха.

   Пруха позволила мне за четыре минуты до окончания матча вкатить ещё один гол. Получил мяч в центральном круге, и четверо наших ребят сыпанули вперёд, растягивая оборону по флангам. Передо мной остались только три защитника, которых без особого труда обыграл на скорости и вколотил пузырь в нижний дальний от вратаря угол.

   Президент ЮАР не снизошёл до меня с обещанным кубком. Но я ничуть не проиграл. Выскочила на поле чернокожая красотка, мисс Африка. Папуаска, а хорошенькая. Она вручила приз и прицелилась чмокнуть меня в щёку, а я, ловкий парень, извернулся, и наши губы встретились.

   В далёкой Москве Даша и её мама сидели у телевизора. Голы их как-то не вдохновили, а вот последний эпизод….

   — Смотри какой…, — Надежда Павловна покачала головой.

   А меня несло на волнах славы в пучину порока. Покидал поле с кубком в руке и красоткой подмышкой. Попараци насели — что да как, каковы, мол, впечатления, планы на будущее, прогнозы. А один спрашивает:

   — Что вы сейчас хотите?

   Ну, я и выдал:

   — Кубок мира и Жанну Фриске.

   Кубок понятно, но зачем я про певичку ляпнул? Не знаю. Может, думал, Даша услышит, приревнует, и всё у нас наладится.

   Даша выключила телевизор.

   — Мама, Максим скоро в Москву приедет, Кравченко. Можно он у нас поживёт?

   — У нас? — усмехнулась мудрая Надежда Павловна. — Быстро ты квартировладелецей стала.

   Групповой турнир выиграли без драматических коллизий. По накатанной схеме — полтора тайма команда изматывала противника в многоэшелонированной обороне, а потом выходил я, забивал один, два, три гола, и мы праздновали победу. Возглавил список бомбардиров и стал узнаваем на улицах. Пресса обо мне такие дифирамбы сочиняла, что…. Да что говорить, толпа без кумиров жить не может — ей надо на кого-то походить, кому-то соответствовать.

   Когда половина команд паковала чемоданы, звёзды мировой эстрады устроили в мою честь концерт на центральном стадионе столицы. Народу набежало, хотя входной билет как на финальный матч. Рыцари гитары и микрофона клялись мне в искренней любви. А я подумал, зачем мне это одному, и подался на подиум в центре поля.

   — Друзья, спасибо вам. Но в далёкой России живёт девушка Даша, которая не хочет ответить мне взаимностью на любовь. Эту песню я исполняю для неё. И исполнил. Кто в ладах был с русским, подпевали:

   — Я лишь хочу, чтобы взяла букет

    Та девушка, которую люблю….

   И все, кто выходил после меня, адресовались:

   — Милая Дашья, это исполняется для вас….

   В один вечер имя скромной девушки, приехавшей в Москву с пограничной заставы, стало известно всему миру.

   Явился в Первопрестольную Максим Кравченко. Даша занесла его спортивную сумку в мою комнату и потащила парня на улицу. Её не терпелось показать красавицу столицу. Но во дворе дорогу им преградила шпана.

   — Ты что, убогий, горя хочешь? Ещё раз увидим рядом с этой девушкой, на куски порвём.

   Максим уехал в тот же день, а Даша загрустила.

   Подруги позвонили Жанне Фриске в день открытия чемпионата. Вечером звезда добросовестно дождалась спортивных новостей у голубого экрана и выслушала мой необдуманный ответ дотошному попараци.

   — Да как он смеет? Мальчишка! Сопляк! — сказала и успокоилась. И забыла. Но когда Олег Газманов разродился на очередной эстрадный шедевр «Вперёд, Россия!», обещавший поставить по стойке «смирно» не только офицеров, но и всю страну, он сразу вспомнил эпизод. И примчался к Фриске.

   — Исполни, Жанночка — сам Бог велел.

   Звезда посмотрела, подумала и согласилась. День какой-то праздничный в Москве был, да мы ещё подарок подкатили, выиграв групповой турнир — молодёжь повалила на свежий воздух. На сцене поп-дивы тусуются, внизу бескрайнее море голов. Выходит Жанна Фриске в длинном белом хитоне с обнажёнными плечами, ладонь на сердце, другая к толпе широким жестом — ну и, «Вперёд, Россия!». Благоговейная тишина внизу, а потом взрыв восторга. Нескончаемые — браво! бис! Жанна вышла ещё раз, долго кланялась — не унимается толпа. Исполнила последний куплет — народу мало. Ещё четыре раза являлась звезда на эстраду. На пятый вышел другой исполнитель. В него пустые бутылки, свист и улюлюканье. Администратор:

   — Жанна выручай.

   Фриске пела до грачьей темноты. Спас её от восторженной толпы праздничный фейерверк.

   Через пару дней позвонил ей известный футбольный меценат:

   — Сколько вам надо, чтобы исполнить желание нашего кумира? Миллион? Два?

   — Что я не русская? — возмутилась Жанна.    

   — Хорошо, — сказал Роман Абрамович. — Но позвольте оплатить ваш перелёт в ЮАР, гостиницу и ресторан.

   В тот день мы отправили в нокаут сборную Камеруна. Я только прилёг в номере после водных процедур, Митрофаныч семенит:

   — Там из спонсорского совета хочут видеть.

   Начинается, подумал, сейчас торговать будут, как раба на невольничьем рынке.

   Но ошибся. Мне вручили проспект или что-то вроде пригласительного билета в респектабельный ресторан. У подъезда ждал лимузин.

   Сам ресторанный менеджер перехватил на входе с желанием проводить к поджидавшему месту. Я шёл за ним, а пожиратели устриц и прочих гадостей вставали, приветствуя, и шлёпали в ладоши. И дамы их вставали, и шлёпали в ладоши. Последней встала Жанна Фриске за нашим столиком. Великолепная Жанна Фриске, в белом платье, с ниткой чёрного жемчуга на открытой шее. Весь вид её и взгляд вопрошали — ну, как я тебе? Ты прекрасна, спору нет. Поцеловал её руку и придвинул кресло. Угомонились, наконец, все прочие остальные.

   Рассказать, что мы ели? У вас слюнки побегут.

   О чём говорили? Обо всём помаленьку.

   Оставим эту тему, а то вам захочется узнать, что мы делали в номере.

   Утром вернулся в расположение сборной, а после завтрака вместе со всеми поехал на тренировку. Импортный наш тренер только головой покачал на мою отлучку — со спонсорами не поспоришь.

   Наш романтичный ужин не обошла вниманием пресса, и застолье показали в новостях.

   Надежда Павловна оторвала взгляд от голубого экрана:

   — Он что, совсем-совсем тебе не нравится?

   — Теперь о чём-то поздно говорить, — вздохнула Даша, ненавидя женщину с ослепительной улыбкой и чёрными жемчужинами.

   Предложения контрактов — один другого заманчивее — посыпались, как из рога изобилия.

   — Тебе нужен агент, чтоб разобрать всю эту хренотень, — посоветовал Михалыч, второй тренер.

   Председатель спонсорского совета позвонил.

   — Не советую, Алексей, спешить, — сказал Абрамович. — Станешь чемпионом, помогу определиться.

   Президент, не какой-то компании, а всей Федерации Российской позвонил главному тренеру сборной:

   — Вы смотрите там, Гладышева не профукайте.

   Премьер тоже любил футбол и был жестче в высказывании:

   — Если Гладышев останется за кордоном, вы нам тоже станете без надобности.

   В полуфинале сразились с испанцами. По-настоящему, без компромиссов. За нами долг был ещё с европейского первенства, и ребята упирались с удвоенной энергией. К моему выходу на табло горели две единицы. Удвоил наш показатель, послав мяч по очень кривой дуге, с угла штрафной в дальний верхний угол ворот, за спину их стражу. А потом возникла свалка, и какой-то Хулио наступил мне шипами на бедро. Лопнула кожа, брызнула кровь. Билли снял болевые ощущения и кровь унял. Но судья остановил игру и показал Педриле жёлтую карточку. Осмотрел мою ногу, приказал лечь на газон и вызвал санитаров с носилками. Пока обрабатывали рану, морозили да перевязывали, игра закончилась. Потомки Дон Кихота потрусили с поля битые.

   После матча сделали рентгеновский снимок — кости в порядке. Да я и без них знал. Вечером в ванной осмотрел рану — три глубокие царапины рассекали кожу, от паха до колена синела гематома.

   — Билли, что за ерунда — утратил профессионализм?

   — Если всё это уберу сейчас, доктор команды очень удивится, и пойдут нехорошие слухи. Они тебе надо?

   — А если меня тренер не пустит на игру?

   — Всё может быть, но надежда умирает последней.

   Бразильцы были убедительны против французов, перечеркнув все надежды ещё в первом тайме. В послематчевом интервью грозились раскатать нас в сухую в финале. А меня нейтрализовать. Но я боялся импортного тренера — вот кто действительно может нейтрализовать. Доктор делал перевязку четырежды в день, и Билли к началу финального матча свёл почти всю синеву и царапины затянул. Но повязка оставалась, а тренер даже не спросил, смогу ли я играть. Ни меня, ни доктора. Однако фамилию внёс в заявочный список. И на том спасибо.

   Игра пошла под диктовку латиноамериканцев. Мы оборонялись, оборонялись…. Время шло. На табло ноли. Семидесятая минута матча. Заволновался стадион, побежали волны по трибунам. Неясный гул сформировался в многотысячный рёв:

   — Гла-дыш! Гла-дыш! Гла-дыш!

   Ребята с поля запоглядывали на скамейку запасных. Мы на главного, а тот безмолвствовал — неподвижная фигура у кромки поля.

   На берегу пустынных вод стоял он дум великих полон.

   Два тайма отыграли в ноль. Грядут два добавочных по двадцать минут. Ребят не отпустили в раздевалку, тренера на поле. Две замены он сделал, одну держал. Может, под меня?

   Надежды рухнули в первом добавочном тайме. Даже и у меня — за восемь минут бразильцы умудрились вкатить нам две безответные плюхи. Всё, мандраж утих, осталась горечь поражения. Главный уволокся на своё место и не рыпался больше к полю.

   Судья дунул в инструмент, и ребята побрели меняться воротами.

   Неясный гул возник на трибунах.

   — Смотри, смотри, — толкнул меня в локоть Дима Сычёв.

   На электронном экране под табло светилось Дашино личико. Вот чёртовы папарацци, раскопали! Даша плакала — световая слеза катилась по её щеке. А ниже строка: «Милый, забей гол, спаси Россию». Меня будто пружиной подкинуло со скамьи — помчался к главному:

   — Смотри! Смотри! Видишь? Я иду на поле.

   — Иди, сынок.

   Выходя, поцеловал оптимизатор на запястье — пособляй, Билли.

   И началась заруба.

   Латиносы, конечно, крепко подустали. Первый гол я так и забил, обогнав защитника. Мы стартовали одновременно к мячу, который катился к угловому флагу — я от средней линии, он от вратарской. Двойная фора, но я обогнал его, обыграл, втиснулся в штрафную. Уложил на газон ещё двоих. Впрочем, сами легли, бросившись под ноги — удержать меня уже не было сил. И мяч вколотил так, что воротчик проводил его безнадёжным взглядом.

   Второй Аршавин забил с пенальти, когда с меня трусы пытались стянуть и майку порвали, завалив на пяточке — вот такая борьба после двух часов отчаянной битвы титанов.

   Трибуны встали и уже не опускали седалищ в кресла, требуя по-русски:

   — Шай-бу! Шай-бу! Шай-бу!

   Я сделал это. Я забил бразильцам третий, победный гол. Виват, Россия!

   Я лежал на газоне и смотрел на воротчика. Он лежал на газоне и смотрел на меня. Мяч за его спиной катился к последней черте, и некому было преградить ему дорогу.

   Я лежал на газоне и смотрел на вратаря бразильцев. Кажется, он улыбнулся. Настоящий футболист ценит красоту игры. Да, они проиграли, но достойному сопернику.

   Игра закончена. Шёл к кромке поля и прихрамывал. Откуда взялась боль? Ах да, у меня на бедре бинт.

   — Твои проказы, Билли?

   — Так героичнее смотришься.

   Оттеснив папарацци на тартане, ко мне подошли двое. В тёмных очках, в тёмных костюмчиках. Спецлюди, то есть, нет, люди из спецслужб — не иначе. Мобилу в руки сунули.

   — С вами хотят говорить из Москвы.

   Начинается. Высочайшее поздравление?

   — Алё.

   Из далёкого далека Дашин голос.

   — Здравствуй, Лёша. Поздравляю. Ты приедешь? Мы с мамой ждём.

   Рука с трубкой задрожала, взор затуманился.

   — Билли!

   — Плач, Создатель, плач. Настеньке родиться.

   И я плакал в объективы папарацци. Таким и запомнился этому миру.

                                                                                                                                        А. Агарков. 8-922-701-89-92

                                                                                                                                       п. Увельский    2010г.