Vetrof — Метро

Напротив тоже сидит юноша, только ему, наверное, в институт, а не на работу. Он красив. Пожалуй, в чем-то умен, молод, приятное пальто идет к его приятным внимательным глазам.

Рядом с умным студентом с довольной физиономией восседает делец в короткой прическе, костюме, блестящих башмаках и банальной сиреневой рубашке, которые второй сезон носят все подряд, но ему простить, конечно, можно, ему не до вкуса, как впрочем и всем другим, которым тоже не до вкуса, не до красоты, не до чего. С банальщиной бы разгрестись, разобраться, разодеться как-нибудь, где уж до всего остального, остальное как-нибудь потом, как-нибудь прожить и ладно.

Справа от меня, читая книгу на французском или вроде того, разместилась страшненькая женщина лет сорока с гордым лицом, здесь уже с изысканной одеждой, мудрыми волосами и без кольца, но в этом случае ей уже можно простить, потому что она судя по всему эстет, и ей в свою очередь уже не до банальщины, скукотищи и прочей суеты. У ней своя суета, искусственная.

Дополняет картину женщина что слева, типичная московская хозяйка, одета не особо интересно, но не так уж и дурно, мятые пакеты висят на руках, сумочка что всегда при ней, непроницаемое лицо, не сказать что Гордое, куда уж до эстетов, но такое знаете ли горденько мещанское, самодостаточное. И яркий журнал с телевизионными картинками, без него никуда. Она увлекательнейшем образом изучает фигуры, наряды и слова талантливейших людей из отечественных сериалов и никого и ничего не замечает вокруг, как и француженка кстати. А мы со студентом напротив интересуемся всем, молоды, знаете ли, и смотрим мы не только на женщин, но и в целом еще интересуемся миром, в отличие от тех кто постарше и у кого забот побольше, но, впрочем, даже делец хоть и напускает на себя равнодушный отрешенный вид, все же за всем присматривает, на то он и делец, уж поверьте мне эти люди стараются ничего из виду не выпустить, по себе знаю.

И, наконец, сижу я, весь такой умный, уверенный, успешный, с франтоватыми брюками в клетку и красивым взглядом не выспанных зеленых глаз. Я тоже эстет, да еще с таким гонором, что не читав Достоевского ко мне не подходи.

И здесь то, в душном вагоне с сытыми и недовольными людьми появился человек, человечек, который всем или почти всем спутал карты.

Она была низенькой, потому что сильно сгорбленной, согнутой в пояснице, была грязной потому что не знала где ей можно помыться, была спокойно упрямой и, пожалуй, самой уверенной среди нас потому что ей терять в этом мире ханжей было нечего. Да, я говорю о нищенке, о бездомной, что ходят в нашем подземелье и портят и без того подпорченные настроение и аппетит. Она не жила как мы в мире иллюзий и самых разнообразных желаний, она была реалисткой. Исходя добрую половину метро и в тысячный раз проходя по вагону, она неумолимо приближалась к нам. На ее тусклых глазах люди съеживались, прятались в ресницы, быстро засыпали и мы с сопутчиками не стали исключением. Студент стушевался оперативней всех, француженка кинула быстрый взгляд на гостью и еще усердней занялась чтением, и даже делец, на лице которого не дрогнула ни одна мышца, весь поднатужился, и взгляд у него от напряжения помутился. Что же до меня, то я хотел было дать сколько-нибудь денег ей, но постеснялся, я же в плане эстетическом и умении жить изящно выше всех здесь присутствующих, а они ее не замечают, и мне уж тем более совсем совестно ее увидеть, хотя я ее видел конечно. Да, стыдно быть хорошим, как говорил поэт.

А между тем, бедная женщина уже вплотную приблизилась к нам. И вдруг, мещанская и глупая домохозяйка оторвалась от киношного глянца, подняла глаза и с неподдельным удивлением увидела бездомную, резко сунув руку в сумочку, которая всегда была при ней, вытащила кошелек. Мельтишащими пальчиками отсчитала некую сумму и просто протянула ее просящей, с сочувствием глядя на нее, та спокойно взяла, немного кивнула всем телом и прошла мимо нас. Женщина слева снова стала наивно разглядывать картинки.

Студент сидел и смотрел по сторонам, делец смотрел прямо, я смотрел в пол, француженка в искусство.