Радуга — Двое. Жара

— Ты опять вернулся поздно.

— Сама понимаешь, работа.

Конечно, понимает. Ни один нормальный человек не сидит в офисе до полуночи, если он не японский трудоголик, а нормальный русский мужик. Она скользит взглядом по профилю, достойному Брюсса Уиллиса, загорелой необъятной шее, естественно, увенчанной цепью. Крепкие плечи, играющие на солнце мышцы. Хозяйский взгляд из-под опущенных век. Это его мир. Его небо, солнце, жара. Женщина. Узкая и высокая, он значительно ниже. Мостится у нее под мышкой, щурится.

— Слишком много работаешь.

Она не шарит в его телефоне, как подруги. Зачем? Прекрасно видит, как он смотрит на девушек: задумчиво, оценивающе, не таясь и не стесняясь. Повторяет: «Они — это «тело», а живу я с тобой», вероятно, полагая, что делает этим счастливой. Мадам Ревность тут же целится своим колким зонтиком, подыскивая место поранимей. Мисс Благоразумие напоминает, что он впустил ее в свой мир, поделился с наивной девочкой из окраинной хрущевки, уступил и подвинулся. Позволил. Кивает в сторону окна их новой квартиры, за которым веселый светофор из маленьких «жучков»: красный, желтый, зеленый. Ее — красный автомобильчик, остальные — подруг. Они ставят их рядышком, на строго определенных местах, зеркало к зеркалу. Солнце запускает в салоны своих зайчиков. В их тенистом дворе оно ласково и игриво, а здесь, на берегу жарит неимоверно. И чего привязалось?

Капелька пота не успевает спуститься вниз извилистой дорожкой, высыхает. Он устраивается удобней у нее на груди, ласково прижимаясь щекой. Ему нравится стоять вот так, обнявшись, не обращая ни на кого внимания. Смотреть на воду, чувствовать прикосновение женской кожи. «И все-таки моя жена — умная женщина!», — удовлетворенно то ли думает, то ли произносит вслух мужчина с профилем Брюсса Уиллиса.

С жарой соперничает ветерок. Самозванец, прилетает ниоткуда, баламутит воду. Подхватывает шляпы, пакеты и прочую пляжную мелочь. Уносит в никуда ромашковые лепестки еще не зародившихся желаний: чашка кофе… новая машина… ледяное пивко… нежность… дождь… прохлада… вместе… ребенок…

Солнце хмурится: «Не понять этих людей. Особенно, если их двое».

* * *

Разноцветный мячик, играя с ветром, залетает под пляжный зонт. Женщина поднимает голову. Мужчина, улыбаясь, посылает непослушный радужный шар хозяйке с мокрыми косичками в смешной панамке.

— Помнишь, как мы купались на рассвете?

— Тогда мы еще жили в однокомнатной квартире.

— Кондиционера не было, солнце занимало нашу старенькую софу уже в пять часов.

— Ту самую, купленную со свадебных денег?

— Точно, она сейчас на дачном чердаке, развалюха, а рука не поднялась выбросить.

— На ней были «задуманы» наши дети.

Мужчину совсем не портит седина. Даже наоборот. Он с удовольствием наблюдает, как на его жену все еще засматриваются мужчины. Особенно здесь, на пляже. В то время, когда они купались на рассвете, он готов был убить каждого.

— Мы просыпались от жары или оттого, что были рядом, потные, без одежды? Потому, что солнце ломилось в окно, птицы пытались докричаться, сообщить что-то важное? Утренний мир будил и звал.

— Да! Мы наскоро одевались и шли на речку. Та была тихой, прохладной. Солнце вставало у горизонта, дорожкой спешило к берегу. Смотришь вниз — и видно дно.

— И стайки мальков у берега!

— И мы были одни.

— Рыбаки в камышах — не в счет, они на нас не смотрели.

— Пляж был только наш.

— И небо!

— И солнце!

— И вода, по-утреннему чистая и бодрящая.

— А какой была ты в воде!

— Как это была?! А сейчас?

Она сердится с веселыми глазами. Видит чужие взгляды, от которых уберегает ее он. Смеется над его требованием надеть закрытый купальник. Они еще будут плавать на рассвете. Все будет, пока есть этот мир, жара, солнце, живущее в их сердцах. Пока воспоминания — СОвместные, как яркий мячик, который они кидают друг другу.

* * *

— Ты меня любишь?

— Люблю.

— А ее?

— И ее.

— Так бывает?

— Выходит..

Жемчужинки на лице. Брызги воды. Солнце знает, что речка тут не при чем. Это обида рвется наружу, через заставу «нельзя», повинуясь уставу «надо». По этому неписанному закону необходимо: ждать звонка, бежать по первому зову. Молчать. Довольствоваться. Любить. Скрывать. Не спрашивать. Вот так, на людном пляже — нельзя. То, что они здесь вместе сейчас — помутнение, жара.

— Ты говорил, что тебе все равно, было бы где спать и что есть?

— Говорил.

— Что изменилось?

— Многое.

— Тебе удобно так жить? Молчать месяцами с одной. Проводить время с другой?

Ему очень удобно. Есть семья, уют, комфорт. Есть любовница, понимающая с полуслова, готовая ублажить, пожалеть, выслушать. Он не врал. По-своему, вернее по-разному, он любил обеих, и лишаться кого-то из них не планировал. Ему нравилась, и не приходило в голову, что рядом — две несчастные женщины. А как быть с тем, что одна чувствует, подозревает, а другая — знает, что есть соперница, он не задумывался.

— Пойти утопиться?

— Я думал, тебе здесь нравится.

Она подхватывает разноцветный мячик, прилетевший ниоткуда. Улыбнулась, бросает ему. Он откланяется, и шарик летит мимо. Падает в воду, качается на волнах и медленно плывет по течению, все дальше и дальше, подгоняемый ветром.

* * *

— Понимаешь, мы работали весь световой день, в такую жару.

— Это как?

— А вот солнце встает в пять часов, и мы поднимаемся. Быстро перекусим, и на работу. И пашем, пока не стемнеет.

— Ты бы пил поменьше, жарко.

— Так это ж пиво!

— А я лимонадику. Представляешь, я думала, она мне подруга, а она…

— Запомни, женской дружбы не бывает.

— Ну да!

— Поживешь с мое, узнаешь.

— Эй, третья бутылка уже!

— Вторая. Так вот, мы, как придурки, пахали, а он до сих пор не заплатил. Скрывается, трубку не берет.

— А я ей говорю, знаешь, мне такие подруги не нужны. Она мне завидует, говорит, что из-за меня на нее никто не смотрит.

— Ты у меня красавица. Кто скажет обратное — морду набью!

— После этой бутылки ты всему пляжу набьешь!

— Все под контролем! Я в норме! Пляжу не буду, я другу своему, который не заплатил, накостыляю. Найду его, не сомневайся!

— Я купаться хочу! Косы уже высохли!

— Подожди чуток, вот мама наша придет, искупаемся.

— Пап, так вон она, нас ищет! Ой, мой мячик в воду улетел, держи его, уплывает!

* * *

Так какого же цвета жара? Знойного дня или душной ночи? Любви, или обиды? Цвета вездесущего солнца или игривого ветра? А, может, того радужного мячика, что качается на волнах летней реки?