Михаил Берсенев — Как трое поросят пошли на пикник с девками

Вся компашка прекрасно отдыхала. Плясали, квасили, шкварчили на углях сочные кусочки замоченного в винишке мяса. После трапезы Ниф-Ниф и Нуф-Нуф потащили в кусты юных подруг-поросяточек. А Наф-Наф с непривычки перебрал «Мартини» и отрубился под дубом. За весельем и развратом не заметили ребята-пятачки, что темень плотной стеной оградила их от мира. Ночь. Испугались наши герои и заныкались всей толпой в заброшенную медвежью берлогу. От мурашек по спинам крученые хвостики их и распустились.

Старшие братья даже больше Наф-Нафа испугались. А меньшой-то и предлагает всем вот что: в середине леса, у старого дуба, стоит будка телефонная. Надо добраться туда и звякнуть спасателям МЧС. Те, мол, нас и вытащат из кромешной тьмы. Таков был план младшенького Наф-Нафа.

— Да ты что! — загалдели поросята, даже забыв на миг об осторожности. Потом уже Ниф-Ниф зашептал:

— Ты забыл, мелкий (так он обращался к младшему брату), что уркаган Волк понарыл в лесу ям-капканов и выстелил дно их шипами да колючками? Именно так теперь серый отморозок на нас охотится! На козлят, поросят, зайчат и оленят. А сверху те ямы он — ЧМО отпетое — ветками прикрыл. Упадешь туда, и — хана тебе, пятачку! Не ходи! Слышишь?! Не ходи туда! Мы тебе, как старшие, запрещаем!

    Девчонки-поросятки тоже стали ласково отговаривать Наф-Нафа от опасной вылазки в центр леса ночью. Но тут в душе тихого, в общем-то, Наф-Нафа взыграло вдруг дерзновение. Он гордо поднял пятачок и заявил:

— Да вы, старшие братцы, похожи сейчас не на боевых хряков, а на мокрых от страха зайчиков! Какая нам лафа на брошенной медвежьей хате ночь коротать? Учует нас здесь по запаху Волк, да пустит всех на шашлык. Линять надо отсюдова! Пойду вызывать МЧС.

— Давай не будем скоры на свинские решения! — попытался урезонить младшего брата Нуф-Нуф. — Переседим туточки до рассвета, а там и потопаем. Все капканы Волка увидим и обойдем его зловещие ветки! Не ходи, Наф-Наф! Обдерешь сейчас попку в волчьей яме!

— Бояки! — только и сжал зубы самый младший поросенок, и довольно грубо оттолкнув Нуф-Нуфа в сторону, шагнул во мрак ночи. В берлоге же воцарилось напряженное молчание. Никто из старших поросят не последовал за дерзким выскочкой.

Некоторое время гнетущее безмолвие прямо-таки давило на своды брошенной медвежьей берлоги, где прятались поросята. И тут тьму, тишину где-то снаружи рассек пронзительный поросячий визг. Девчата-поросятки невольно взвизгнули, а самый старший — Ниф-Ниф — рванулся, было, наружу, чтобы помочь младшему братцу. Но средний брат — Нуф-Нуф — удержал за распрямленный хвост Ниф-Нифа.

— Сегодня что, у всех «крыша» съехала? Сегодня никто старших не слушает? — огрызнулся Ниф-Ниф, но остановленный на выходе Нуф-Нуфом, не стал покидать убежища. Он лишь поглядел, как забились в угол берлоги подруги-поросяточки. Свет небольшого фонаря начинал затуманиваться. «Аккумулятор сдыхает», — подумал Ниф-Ниф, а остальным сказал:

— Не дошел наш Наф-Наф до телефонной будки, мне кажется. Ободрал себе попу в волчьей яме. Не видать нам спасателей МЧС…

Подруга Наф-Нафа заканючила в голос, ее тут же кинулись успокаивать подружки.

— Он ушел спасать нас! — громко причитала она. — Он ушел вызывать спасателей МЧС для нас, да только нашел кучу иголок и колючек на свою розовую задницу! Он был таким ласковым…

С тяжелым сердцем поросята слушали эти причитания. И тут Ниф-Ниф слегка прохрюкал:

— Тише! Тише!

Все в берлоге умолкли и стали вслушиваться в окружающий мир. И тут где-то рядом отчетливо послышался легкий хруст хвороста. Кто-то подкрадывался или подползал к входу в бывшее медвежье логово. Поросята в ужасе ждали появления в проеме какого-нибудь монстра, что слопает их прямо здесь, в берлоге. Но к всеобщей радости в проеме показалась голова маленького Наф-Нафа! Он был весь в грязи. Свинячьи глазки бешено вращались. Учащенное дыхание то сбивалось, то восстанавливалось. Вся попа его была в занозах, иголках и репейнике. Сей пикантный момент глазки поросят разглядели даже в мутном свете фонарика. Наф-Наф вполз в берлогу и рухнул на пол.

— Слава Богу, жив наш братец! Только попу себе основательно ободрал. Но целостность кожных покровов попы — дело наживное! — довольным голосом процедил Нуф-Нуф. — Давайте вернем его попке первоначальный вид!

Все поросята принялись выдергивать из тела маленького ходока до МЧС колючки, репейник, иголки. Подружка Наф-Нафа достала из кармашка сумочки стерильную салфетку с антисептиком, продезинфицировала больное место любимого, а затем все проколы покрасила зеленым цветом. Зеленкой в карандаше. Через некоторое время пострадавший стал очухиваться и попытался присесть. Но раны на «пятой точке» не позволили сделать этого. Наф-Наф так и остался лежать на животике, являя окружающим позеленевшую точками заднюю часть своего тела. Он возлежал теперь пятнистым леопардом.

Пока Наф-Наф валялся в «отключке», подружка Ниф-Нифа вселила надежду в остальных предположением, что, может быть, Наф-Наф умудрился-таки вызвать спасателей МЧС. И, если так, то спасение — лишь дело времени. И вот теперь, когда раненый пришел в себя, Ниф-Ниф сразу же поинтересовался:

— Наф-Наф! Тебе, братишка, удалось вызвать МЧС?

— Нет, — глухо выдавил Наф-Наф. — Не удалось. Хотя я ступал очень осторожно и пару раз даже миновал капканы, расставленные Волком. Но затем совсем темень наступила. Ни зги не видно. И я понял, что до таксофона у старого дуба не дойду. Стал я возвращаться сюда, обратно в берлогу, да в темноте маленько отклонился от своих отпечатков и угодил-таки в волчью яму.

— Попой на колючки! — сочувственно вставила слово подружка раненого.

— Точно. И тут, откуда ни возьмись, появился Волк! Отморозок! — при этих словах Наф-Наф повысил голос, и все поросята вне зависимости от пола и возраста задрожали от страха. — Выдернул меня из ямы этот серый зубоскал. Я и подумал, что все, мне — амба. Щас чикнет мне душегуб клыками по горлу и на шашлык замаринует. А он меня оглядел всего, повертел, даже на безмене — весы такие с крючком — завесил. Мерзкий тип: взял за шкирман меня, и взвесил как куль с салом!

— Ужас какой! — прикрыла копытцами рыльце подружка Ниф-Нифа. Но ее парень потребовал у Наф-Нафа:

— Продолжай!

— А чего продолжать-то? Отпустил он меня на все четыре стороны!

— Он что, сбрендил? Вегетарианцем обернулся? — возмутился Нуф-Нуф.

— Нет! Прорычал что-то типа «кожа да кости», — поморщился рассказчик.

— А Волк куда делся? — сузил в ужасе глаза самый мудрый и самый старший из трех братьев-поросят.

— Отвалил куда-то! Ах, как же попа моя болит! — закручинился Наф-Наф. — Надо было мне вас, старших братьев послушаться, и не переться в темный лес, а дождаться утра, как вы и толковали прежде. Теперь вот свечу всем задницей в зеленке…

Вновь воцарилась липкая тишина. Самый старший из братьев-поросят Ниф-Ниф о чем-то напряженно думал и вдруг, как громом, его осенило, и он жутким голосом провизжал:

— Уходим отсюда! Быстро! Валим на всех «катушках»! Иначе нам — кранты!

— Да в чем загвоздка-то? Объясни! — сморщился от страха Нуф-Нуф.

— Растолкуй! — взвизгнули девчонки.

— Да в том загвоздка, что серый нам каверзу подстроил! Не врубаетесь? — дико завращал глазами Ниф-Ниф.

— Не догоняем! —хором ответили поросята.

— Так вот! Волк, этот лошара, отпустил из когтей своих Наф-Нафа только лишь для того, чтобы проследить за ним и всех нас «накрыть» разом! В одной берлоге! Наф-Наф же у нас «кожа да кости»! С него проку ни на один волчий клык нету! Тощий кент с ободранной попкой!

Ниф-Ниф с горечью умолк. И в этот самый момент в проеме берлоги нарисовалась жуткая волчья морда с раскрытой пастью. Глаза хищника сверкали кровавыми алмазами. Хозяин такого взгляда явно незнаком с такими словами, как «пощада», «милосердие».

Мораль же сей басни, если так можно выразиться, такова: если вы, ребята и девчата, не слушаетесь старших и считаете себя умнее и опытнее их, то вы не только себе обдерете попу, но и навлечете погибель, «подставите» тех, кто оказался рядом с вами. Ваших родных, ближайших друзей, подружек.

Слушайтесь старших братьев и сестренок, детвора!